Чтение 15–й страницы книги ~Пленники Пограничья~

Помимо влажного хлопанья Анкино ухо улавливало однотонный ноющий гул. На памяти Анки так гудел бабушкин обогреватель, но никак не ветер, и уж явно не морской прибой.

Привычный плоский мир превратился в котел, и люди находились в его самой нижней точке. Куда ни поверни, пришлось бы карабкаться в гору. Стены «котла» плавно закруглялись кверху и терялись в полумраке. Младшей показалось, что море обмелело и тут же до дна промерзло. Из заледеневшего розового покрывала со всех сторон выперли мелкие острова, больше всего, и в самом деле, похожие на обглоданные позвонки титанического морского змея. Бесконечные цепочки невысоких, присыпанных мельчайшей пыльюсопок разбегались во всех направлениях и терялись в лиловом сумраке. По ним можно было двигаться, хотя и с большим трудом, поскольку постоянно приходилось то взбираться в гору, то, балансируя, скатываться вниз.

Но лишь одно направление было верным — то, которому следовал проводник. Анка видела в розовой пыли мощные отпечатки лап Ку Ши и вспоминала, как пес, щурясь и мурлыча от удовольствия, лакомился ее кровью.

Теперь он трусил где-то впереди, то превращаясь в мелкую черную точку, то возвращаясь сложным зигзагом среди сопок.

При каждом шаге ноги по щиколотку зарывались в грязно-розовый тальк. Пыль кружилась над тропой, оседала алебастровой пыльцой на одежде, на коже, но так же легко стряхивалась. В горле першило от сухости, слюна стала густой и горчила, но воздух при этом оставался неподвижным и холодным. Очевидно, здесь никогда не шли дожди. Позже Младшая сделала еще одно неприятное открытие. Уже в трех шагах от нее пропадал звук. Голос Марии, искаженный, словно из железной трубы, она еще слышала, а о чем впереди говорили Саня и дядя Эвальд, разобрать было невозможно.

Пушистые хвосты лиловых туч висели так низко, что, чудилось, достаточно протянуть руку — и можно вырвать клок сырой ваты. Казалось, наступил вечный сумрак, закатная минута слабо барахталась на краю тьмы, как мошка, попавшая на мороз.

Но ночь не торопилась.

Ночь осталась там, где время подчинялось ходу вселенских часов. Вдоль Пыльной тропы время металось зигзагами, словно взбесившееся или внезапно ослепшее животное. Пыльные костяные горы вздымались над окаменевшим морем. Анка так и считала море замерзшим, пока они не добрались до первого плавника.

Спинной плавник неведомой рыбы торчал из неподвижного киселя, а вокруг него, ничем не поддерживаемые, повисли сотни капель, отражая тусклый йодистый блеск взбаламученной глубины. Чем ближе подбирался отряд к плавнику, тем яснее становилось, что под водой таится совсем не рыба. Могучее костяное образование, избитое, изрезанное в схватках, возвышалось над головами людей на два с лишним метра. По форме оно скорее походило на стаксель затонувшей яхты, чем на плавник живого существа. Но существо присутствовало тут же, в какой-то дюжине метров от «позвонка» тропы, оно выгнуло вороненую пластинчатую спину, набираясь пружинящей мощи для прыжка в глубину.

Колонна замерла. В почтительном молчании все разглядывали доисторического колосса. Проследив за его вытянутой, как лезвия ножниц, мордой, Анка с дрожью осознала, что море вовсе не замерзло, а всего лишь, вода находится в каком-то ином, незнакомом состоянии. Достаточно было сделать шажок в сторону от проторенного пути, как страшные твари запрыгали бы вокруг! Где-то там вчера или миллион лет назад зубастый хищник уверенно догонял другого обитателя глубин, больше похожего на трехметровую черепаху без панциря. Пятнистая черепаха, с бешеной силой напрягая мышцы, улепетывала от челюстей гиганта. Одна из задних лап беглянки, напоминающая ковш от небольшого экскаватора, вспорола треугольными когтями свинцовое зеркало воды.

— Вот от кого брауни построили стену, — почтительно произнес Бернар. — Во время приливов они поднимаются…

— Откуда такие твари? — Мария достала из сумки бинокль, тревожно обшарила окрестности. — Вон там еще… О, дьявол! Смотрите, летят! — Она указала пальцем в сторону,куда удалился Ку Ши. — Не знаю, как вы, а у меня такое чувство, словно я угодила в пресловутый юрский период.

Анка вгляделась туда, куда указывала наездница, и невольно вздрогнула. Над розовыми пыльными барханами, ниже туч, поджав мускулистые черные, лапы, зависли четыре зверя. То, что это не птицы, Младшая поняла сразу. Даже отсюда были различимы когти на кончиках кожистых крыльев.

— В какой-то мере вы правы, — откликнулся дядя Эвальд. — Но с уверенностью говорить про определенную историческую эпоху невозможно. Вы в курсе, откуда Фэйри узнали о существовании Изнанки? Вот именно, от зверей. Разум на Земле возник не так давно, а животные миллионы лет находили здесь прибежище. Никто не проверял, как они сюда попадали, скорее всего, чисто инстинктивно.

— В минуту большой опасности? — предположил русский Фэйри.

— Очень может быть, — согласился старик. — Скажем, предчувствуя извержение вулкана или наводнение, не находя другого выхода, наши неразумные братья включали органы чувств, которых мы уже лишены.

— Это мы лишены, а у вас все в ажуре, — изображая обиду, протянула Мария.

— К сожалению, как видите, у нас тоже не все в ажуре, — вздохнул старик, имея в виду свою забинтованную спину.

— Бернар, я боюсь… — тихонько пожаловалась Анка. — Мне кажется, они вот-вот сорвутся с места.

— Не сорвутся! — Парень впервые привлек Младшую к себе, обнял и погладил по плечу. — У Черных пастухов отменное чутье. Иначе они не смогли бы пасти волшебный скот.Он всегда найдет тропу вне хода времени.

— Только по следу Ку Ши! — строго подтвердила тетя Берта, и Анка поняла ее даже без переводчика.

— Как они… как они тут под землей живут? — озвучила, наконец, свое изумление Младшая.

— Они не под землей, — помотал головой Бернар. — Это для удобства так говорится про нижний мир. Дядя Эвальд называет Изнанку «альтернативной геометрией вселенной».

— Геометрией? — вслух задумалась Младшая.

— Мне тоже непонятно. Я могу только объяснить, как я это чувствую. В Изнанке нет дна.

— Так не бывает! А на чем же тогда весь этот океан под нами? Он же не висит в космосе!

— Не висит… Он как бы замкнут на себя, понимаешь?

— Он круглый? Как целиком планета, да?

— Нет, не круглый, — виновато улыбнулся Бернар. — Чертеж очень сложный, я не смог бы нарисовать. Зато география в чем-то отражает нашу географию. Мы были в Ирландии и сейчас возвращаемся назад, только что пересекли пролив. Теперь надо преодолеть Британию, там будет новый пролив с материковой сушей, то, что французы наверху называют Ла-Манш.

Анка, закусив губу, производила мучительные расчеты. После путешествия с Марией в Индию она начала по-другому воспринимать планетарные расстояния.

— Но тогда мы окажемся во Франции, а до России придется ползти еще несколько месяцев! Или в Изнанке тоже ходят поезда?

— Мы не пойдем во Францию. Если мы достанем коней и если нам удастся уговорить духов, то срежем путь по Хрустальному мосту через пролив и сквозь владения кобольдовпроскачем к землям славян. Очень быстро.

— Угу… сквозь кобольдов, — Анка незаметно ущипнула себя за ногу, уже в шестой раз. — Очень быстро.

— Я не могу точно объяснить… Дядя Эвальд говорит, что в Изнанке до минимума свернуты и искривлены три привычных измерения, а за счет них свободно развернуто время. То есть это мир внутри нашего мира. Здесь можно найти такие же континенты, реки и горы, но свободный ход времени меняет пространство.

— И потому ты не чувствуешь дна?

— Ухх… Наверное, я не слышу дна, потому что… Ну, например, если бы у нас был батискаф, то потребовалось бы слишком много времени для того, чтобы достичь дна. Мы бы опускались все ниже и думали бы, что плывем ко дну, а на самом деле вынырнули бы здесь же. Ушло бы так много времени на погружение, что пространство успело бы искривиться…

Младшая решила больше не расспрашивать, ей уже было худо от всех этих искривлений. Зато она обнаружила страшно увлекательное свойство тропы. Если долго всматриваться вперед, затем резко оглянуться назад, то хитрый пейзаж всякий раз дергался, как будто не успевал спрятать свой обман. Бернар сказал верно — сильнее всего тропа походила на позвоночник исполинского морского змея, уснувшего и навечно вмерзшего в лед. Барханы розовой пыли вздымались удушливо тоскливыми синусами на высоту примерно в пять метров, затем снова начинался пологий спуск. Под пылью кроссовки ступали по очень твердой поверхности. Возможно, это была кость. Обман заключался в том, что ноги постоянно шли в гору, мышцы побаливали, дыхание сбивалось. И блестящая, идеально ровная поверхность припорошенного льда изгибалась вверх вместе с барханами. Но стоило обернуться, как оказывалось, что не взбиралась два часа в гору, а наоборот, спускалась, и находишься в самой нижней точке.

Здесь было полно живности, но ни в одном фильме или книге Младшая не встречала описаний таких монстров. Впрочем, однажды она разглядела торчащие из воды морды белых медведей, ничем особо не выдающиеся. В другой раз слева из тумана выплыл айсберг, похожий на обглоданный исполинский клык. На его уступах, поодиночке и гроздями, расположились сотни пингвинов. Впрочем, от привычных пингвинов их отличало более сухое туловище и явная способность к полету. Некоторые пикировали в воду, некоторые возвращались, горделиво таща в клювах жирных лососей. У Младшей было ощущение, словно ее привели в музей зоологии.

Далеко впереди, прячась в изгибах низких туч, поднимал фонтанчики пыли Черный пастух. Пес невозмутимо трусил, не уставая и не оглядываясь, переваливал с бархана на бархан, оставляя после себя цепочку следов, каждый — размером с большую сковородку. Иногда он замирал, настороженно поводя ушами, приподняв одну, серую от пыли, лапу, и мог внезапно сменить направление.

Даже если маневры Ку Ши казались глупыми и приходилось повторно тащиться в пяти метрах от собственных следов, никто из взрослых не высказывал раздражения. Даже вечно недовольная Мария примолкла, поскольку успела убедиться, как опасно отклоняться от маршрута. Однажды наезднице пришла в голову идея кинуть в сторону пуговицу. Всего лишь пуговицу от нагрудного кармана. Мария привязала кусочек пластмассы к леске и забросила в сторону, словно собиралась удить рыбу.

Пуговица повисла на высоте полутора метров над водой, и никакой силой нельзя было выдернуть ее обратно.

Тучи хлопали над головой, как влажные простыни. Иногда Бернар указывал Анке на воду. Она вглядывалась и вздрагивала: на нее из туманного зыбкого студня смотрели остекленевшие буркалы, или виднелась разинутая треугольная пасть с тремя рядами крючкообразных зубов.

После сто первого привала, когда Младшей уже мнилось, что они вечно будут блуждать в мире уснувшего времени и умрут тут без воды, откуда-то внезапно потянуло дымком.

Подъем закончился.

Горизонт вновь опрокинулся вниз, облачность взметнулась в зенит, в просвете появились две неразлучные подружки-луны. Море измельчало, покрылось щетиной засохшегокамыша, плавно переросло в болото и вдруг ожило. Запахло тиной, птичьим пометом и ржавой застоявшейся грязью. За полосой волнующейся осоки, за полем лишайника из тумана выступал столетний дубовый лес. Тропа продолжалась и дальше, но превратилась теперь в наезженную дорогу посреди жирной чавкающей равнины. Черный пес, усердно сопровождавший экспедицию несколько часов, помаячил на горизонте и исчез в молодой дубовой поросли.

Первыми встречающими на британском берегу оказались скелеты. Их было штук шесть, человеческих, или принадлежавших иным расам гуманоидов, но точное количество учету не поддавалось. Выбеленные дождями черепа скалились из болотной травы, позеленевшие пряди волос игриво мотал ветер. Остальные кости валялись поодаль, полузасыпанные песком, и выглядели так, словно несчастных путников прожевала мясорубка. Никто из взрослых не произнес ни слова, но Младшей показалось, что у стариков шевелятся губы. Черепа улыбались, Фэйри творили молитву. Отряд выбрался на сушу.

Глава 16

ТАБАК И УЗДЕЧКА

Тысячелетние дубовые леса Слеах Майт… Задрав голову, Младшая разглядывала желуди размером с лимон. К счастью, они еще не созрели, но покачивались на десятиметровой высоте довольно угрожающе. Дубовые внучата, вытесненные своими мускулистыми дедами, толпились вдоль опушки, мешая заглянуть в сумрачную чащу.

Смуглый зеленый молодняк настырно цеплялся за кочки, охватывая болотистое побережье, словно крадущиеся партизанские разведчики. Вблизи встреча зелени и болота походила на две равносильные армии, окопавшиеся в глубоких позиционных боях. Где-то болото прорвало оборону и жадным языком трепало и гноило махровый ковер травы, подтаскивая вослед свинцовые воды пролива, а где-то, напротив, дубки отважились на контратаку и тащили за собой подкову сухой почвы. Младшая чувствовала себя все хуже.Ее мучило неприятное ощущение, как будто собиралась гроза. Или в роще ждала засада… Но в зените задумчиво фланировали несколько вполне безобидных тучек цвета разбавленных чернил, а среди раскидистых крон, царапающих низкое небо, флиртовали громадные бабочки неописуемой красоты. Они без страха порхали среди глубокой травы, садились на цветы и снова заводили хороводы. В глубине дубравы гудели невидимые пчелы и заливались на сотни голосов любопытные непуганые птицы.

Вначале Младшая решила, что ей кажется. Минут десять она напряженно прислушивалась, не отваживаясь поделиться новостью с Бернаром, чтобы не выглядеть глупо, но потом он сам с улыбкой показал ей на ухо.

Лес пел. Зыбкая мелодия налетала вместе с порывами ветерка, обволакивала вуалью слабых вздохов, Дробилась нежными пиццикато, словно тысячи малюсеньких скрипачей разом щипали крошечные струны, затем вступал невидимый хорал альтов, и тут же рассыпался на отдельные партии, слишком похожие на голоса дроздов, славок и малиновок…

Пыльная тропа проваливалась в изумрудный лес, как шомпол в сумрачный ствол винтовки.

Тропа не заканчивалась, она лишь слегка сужалась, обрастала по обочинам болотником и осокой, а под сенью дубов оборачивалась элегической дорожкой, усыпанной шуршащими листьями, за каждым поворотом которой Анке мнились загадочные беседки и домики на курьих ножках. А еще к основной дороге примыкало множество натоптанных узкихтропок, но те, кто их протоптал, не высовывались. Либо ушли на работу, либо у них наступил тихий час.

Однажды Саня указал на следы лошадиных копыт. В каждый след Анка без труда могла уместить обе ноги, еще бы место осталось. В другой раз Бернар заметил в сторонке черную проплешину от кострища, окруженную бревнышками, но дядя Эвальд сурово крикнул, чтобы даже не вздумали туда ходить. Хитрый пастух Ку Ши, как былинный богатырь, трусил где-то впереди и показался лишь дважды, когда на Пыльной тропе намечались развилки.

Деревьев таких размеров Анка никогда не видела и даже не могла представить себе, что подобные великаны существуют на ее родной планете. За каждым морщинистым стволом можно было спрятать грузовик. На метр от земли массивные стволы покрывал коричневый мох, скорее похожий на верблюжью шерсть. Во мху клубились корни, каждый толщиной со взрослое дерево, между корнями темнели глубокие расщелины, скрытые травой. Траву хотелось смять в руках, собрать в пучок и провести по щеке, такая она была мягкая и нежная, вот только неясно, какого цвета. А лес пел все громче…

Первое дупло заметил Бернар и указал на него остальным. Сначала Анка не разобрала, что там такого примечательного среди переливов теней и бесконечного трепетания листвы. Дупло находилось на высоте человеческого роста, над ним зияло следующее, а над нижней, поросшей лишайником веткой тускло поблескивала бронзой самая настоящая дверь, такая, как рисуют в сказочных мультиках.

— Мать честная… — всполошился Саня. — Да тут город целый, вы гляньте! И позади нас, и всюду… Сложили! А ну как разом выбегут?!

Добрые Соседи собрали совещание, Анка невольно прижалась к Бернару. Ни одна из сказочных дверок, запирающих входы в стволы, не распахнулась, ни один посторонний звук не потревожил тишины. Сосредоточив внимание на ветвях, Младшая заметила то, что раньше укрывалось от ее взгляда. В некоторых местах от одной дверцы к другой были перекинуты мостки; по спирали, вокруг стволов, вели вырубленные в коре ступеньки и едва заметно раскачивались веревочные лесенки.

Потом Мария углядела ловчую сеть. К счастью, сеть была натянута не над главной дорогой, а в стороне и замаскирована искуснейшим образом. Чтобы увидеть произведениеохотничьего искусства, Анке пришлось улечься на землю и вслед за Бернаром проползти несколько метров в высокой траве. Узенькая тропка приглашала путешественника насладиться отдыхом на пригорке, но Бернар указал на прижатые к стволам ветви и умело замаскированные растяжки. В любую секунду кокон был готов вихрем подсечь неосторожную жертву и вознести ее на двадцатиметровую высоту…

— Неужели древесные пикси? — усомнился дядя Эвальд.

— Ты не помнишь, что-то мы им должны за проход? — озабоченно наморщила лоб тетя Берта.

Наконец, порешили, что стоит подвесить на ближайшей ветке пучок травы Ахир-Люсс, которая, по мнению ведьмы Камиллы, являлась в Изнанке чем-то вроде универсальной валюты. После этого постановили, что никто никому не должен и серьезной опасности обитатели дубравы не должны представлять. Бернар убеждал Анку, что дядя Эвальд непременно бы насторожился, если бы почуял агрессию. Младшая кивала, а сама вспоминала скелеты на берегу. Возможно, те путешественники тоже не насторожились вовремя.

На обочинах тропы встречались горки свежего оленьего помета, раза три Бернар указал Анке на убегающих косуль, а однажды очень близко прозвучало хрюканье и показалось многочисленное семейство диких свиней. Отряд выбрался на полянку, земля здесь была перекопана, как будто потрудилась армия гигантских кротов. Мария схватилась за пистолеты, но кабаны стремительно ретировались. Анка заметила, что близко к Пыльной тропе ни один зверь не приближался, словно они ощущали в ней нечто чужеродное…

Цвет здесь менялся ежеминутно.

Младшая никак не могла привыкнуть, что окружающие предметы и растения то начинают нестерпимо ярко сверкать и переливаться, словно умытые дождем, то приобретают нездоровую угреватую окраску.

Цвет в Изнанке напрямую зависел от того, что происходило на небе. За последний час светило дважды пряталось за фиолетовыми изодранными тучами, тем возвращалось по сложной траектории с совершенно неожиданной стороны. Дядя Эвальд принялся убеждать всех, что никакой тайны нет, напротив, присутствует явная закономерность: луна плывет по расширяющейся спирали, а когда спираль достигает максимума, выглядывают звезды и наступает ночь.

— Почему тогда две луны? — хитро осведомилась Анка.

— Интерференция, — выдал умное слово Саня.

Анка напрягла мозг: кажется, в школе этому не учили…

— Лично я, верь-не-верь, не сомневаюсь, что луна одна, — Саня галантно протянул Анке горсточку земляники. — Либо нас запутывает хитрое атмосферное явление, оптический обман, либо…

— Либо?

— Либо, как сказать, все гораздо сложнее…

— Утешить ты умеешь, — сквозь зубы процедила Мария. С каждой минутой она становилась мрачнее, несмотря на кишащую радостной жизнью чащобу. Вероятно, наездница, как и Анка, до сих пор дулась на новоявленного ухажера за то, что усыпил ее в пещере. Она трижды отвергла собранные им букетики полевых цветов и ладони, полные ягод.

— Я не физик, извиняй, ежели глупость какую брякну, — с ухмылкой повинился русский Фэйри. — Одним словом, ковыляю я, и всю дорогу, как сказать, кумекаю, как оно могло так выйти, чтоб в одной и той же точке две вселенные друг на друга наложились. И что ты думаешь — пусть дурную идейку подкину, зато собственного разлива!

— Ну подкинь, — уныло откликнулась наездница. На дорогу она почти не смотрела, все ее внимание приковывали нижние ветви дубов. Анка подумала, что там, в густой тени, действительно может спрятаться кто угодно, но Бернар непременно почует врагов раньше.

Она сама не понимала, откуда взялось такое убеждение, что поблизости может скрываться что-то злобное. Так привольно голосили пташки, так вкусно пах настоянный на медоносах воздух, так добродушно кряхтели столетние красавцы, и все органы чувств смеялись над глупой интуицией.

Младшая нашла верное слово. Слишком.

Здесь было слишком хорошо, даже для сказочной Зеленой страны.

— Есть такое мнение, верь-не-верь, что каждой точке Евклидова пространства, ей же соответствует точка этого… как сказать… альтернативного пространства…

— Впечатляюще, — похоронным голосом одобрила Мария.

— Например, пространство Лобачевского, изогнутое до предела, — не сдавался кудрявый Саня. — Но описывающая его формула может быть совсем иной, ее еще не создали. Я ведь как думаю… если этого… наблюдателя посадить в кресло, равно удаленное от обоих пространств…

— Что невозможно! — обернулся идущий впереди дядя Эвальд. — Ты только что сформулировал условия. Если пространств всего два, куда же мы усадим наблюдателя?

— Ишь как! Стало быть, их больше, — элегантно разрубил «гордиев узел» Саня. — Нам же нужна точка отсчета, хоть какая-то система координат, верно? Сторонний наблюдатель, как сказать, увидит словно бы холст с голографической картиной, но сбоку. Он нормально сможет наблюдать только одну вселенную, потому что вторая, верь-не-верь, никогда не будет идентична во времени…

— То есть либо Изнанка, либо Верхний мир исчезает в боковой грани холста? — заинтересовался дядя Эвальд. — Идея неплохая, но не может быть, чтобы геометрия оказалась столь убогой.

— Конечно же, нет! — замахал руками Саня. — Я понимаю, что начиркал двухмерное пространство, но иначе не объяснить, как выглядит время. Благодаря координате времени, как сказать, один из миров приобретает объем…

— А если наблюдатель смотрит из Верхнего мира? — отважилась на вопрос Анка.

— Он видит, верь-не-верь, именно то, что мы видели наверху каждый день, — Саня выставил указательный палец. — Он видит не край холста, а точку, но думает, что не видит ничего! Просто эта точка… как сказать… исчезающе мала. А жители Изнанки видят Верхний мир точно так же, исключение составляют… кто? — Саня уставился на Анку, но за нее ответил Бернар.

— Ведьмы, такие, как Камилла, ..

— Ведьмы, а также эти, как сказать, сущности из тонких миров, которые мы в просторечье зовем демонами. А кроме ведьм, наверху Запечатанные двери способны заметить многие животные, те же кошки, например…

Русский Фэйри по расщепленной отвалившейся ветке полез на дерево и все продолжал разглагольствовать, но Анка быстро потеряла нить рассуждений. Всякий раз, когда упоминалось время, она мысленно проваливалась в тоскливый колодец и безнадежно звала брата. Время шло и, несмотря на увещевания стариков, Младшая никак не могла поверить, что наверху все свернулось в точку с заклинившими навек будильниками…

А луна тем временем зашла на максимально широкий виток; она катилась среди листвы, по самому краешку далеких холмов, и смутные тени совершали вместе с ней непрерывный одуряющий хоровод. Младшая смотрела под ноги, как зачарованная, наблюдала за собственной тенью, кружащей вокруг нее. Ветер тоже вел себя крайне странно. Внизу онбарахтался, прочесывая каждую травинку, щекотал ноздри резкими ароматами, а выше, по словам Сани, забравшегося на ветку, налетал короткими, пропахшими медом рывками.

Русский Фэйри спрыгнул и доложил, что дубовые заросли тянутся до реки, моста поблизости нет, река широченная и очень быстрая, зато в сотне метров выше по течению находится пристань, там качаются на воде лодки. А на той стороне реки явственно просматривается продолжение тропы.

— Дым идет, и мяском тянет! Верь-не-верь, на месте перевозчики, — увлеченно поведал Саня, — вот только радости особой на бережку том нету… Заместо приличного лесапарят болота угрюмые, и гуси грязные какие-то…

Берта и Эвальд, вместо того чтобы искать способ переправиться, яростно заспорили, что за река впереди. Мария предложила не тащиться вдоль берега всем вместе, а послать к перевозчикам парламентера. Остальным же разбить пока лагерь на берегу, разжечь костер и разогреть консервы. А еще лучше — до условного утра, то есть до восходажелтой луны не рыпаться, поскольку дети уже клюют носом. Тем более что Саня заприметил на самом берегу хижину, до крыши заросшую цветами, там можно выспаться и спрятаться от возможного дождя.

— Замечательно, дети там отдохнут, а мы пока осмотримся, — кивнул дядя Эвальд. — Бернар, ты разве не замечаешь, что у Анны болит нога?

— Я ее спрашивал, но она…

— Мужчина не должен задавать много лишних вопросов, — отрезал Эвальд. — Она молчит, потому что стесняется, а потом нам придется нести ее на руках. Чтобы этого не случилось, помоги ей. Сам найди нужные средства…

— Я знаю, что делать, дядюшка…

Анка покраснела. Глава септа, в который раз, ради нее нарочно разговаривал на русском языке и нарочито строго обращался с Бернаром.

Сверху прилетела холодная капля и ударила ее по щеке. Вторая такая же капля забралась за шиворот…

«…Ан-н-аа… Ан-нна-а…»

Младшая встряхнула головой, как будто ей в уши попала дождевая вода, затем подозрительно оглянулась, но все были заняты своими делами. Бернар и не думал ее разыгрывать. Шепчущий голос растворился в шуме листвы, спрятался в стрекоте трав.

— Гроза будет, — дядя Саня указал на иссиня-черный клубок, разматывающийся над лесом. — В грозу переправляться явно не стоит…

Дядя Эвальд посоветовался с тетей Бертой. Анка подумала, что если ее сейчас положат на дорогу, она уснет прямо так, не раздеваясь, без одеяла и подушек. Оказывается, она жутко устала, до крови стерла пятку, вдобавок у нее ныли плечи и лодыжки. Нечего удивляться, что голоса начали мерещиться…

— Я и Саня пойдем к перевозчикам, — заявил дядюшка. — Попробуем арендовать лодку…

— Эви, это я пойду с Саней, а ты тоже останешься и отдохнешь, — уперлась тетя Берта. — Во-первых, здесь я командую, а, во-вторых, ты и так потерял много крови…

Не прошло и минуты, как ожидаемая река стала явью. Младшая даже ойкнула, когда за очередным изгибом тропы глубокими искрами засияла поверхность воды. Тетя Берта тихонько засмеялась, Мария потянула носом воздух. Анка тоже почуяла свежесть; она начинала привыкать, что в Изнанке смены пейзажа и климата происходили чрезвычайно резко. Только что их окутывала дремотная пахучая меланхолия, но уже осели на щеках брызги росы, и ударил по ушам ни с чем не сравнимый плеск бегущей воды. Медлительнаяполоса цвета индиго, вспоротая по центру несколькими, стоящими дыбом валунами, а чуть ниже по течению обрывающаяся с грохотом в трехметровую пропасть. А еще ниже в знойной дымке скапливались фиолетовые тучи и мелькали далекие молнии. «…А-н-на-а… Аа-ннн-аа…» На сей раз она от неожиданности чуть не прикусила язык, но решила покане жаловаться. И без ее глюков забот у взрослых было предостаточно. Кроме того, вкрадчивый мужской голос произносил ее имя с таким ласковым мелодичным придыханием,что Младшая даже и не подумала испугаться.

…Она решила, что, скорее всего, шалят эти… как их… древесные малыши, что живут в дуплах…

Добрые Соседи заспорили на своем певучем языке, во все стороны указывая руками.

— Священные духи, это же Клайд… — удивился Бернар. — Анка, представляешь, это Клайд, только здесь он совсем другой, он более узкий, и скорость течения бешеная…

Младшая понятия не имела, где находится другой Клайд, но касательно течения парень явно не ошибся. Пыльная тропа упиралась в обрывистый берег, застревала среди вздыбившихся корней и растерянно растекалась по обрыву. Из пенных водоворотов торчали огрызки свай, но мост, видимо, рухнул в незапамятные времена. Анка посмотрела на грязно-коричневую кромку противоположного берега и разом испытала два противоположных чувства. Обрадовалась и огорчилась. За рекой, за болотами, в колышущейся ультрамариновой кисее вздымались силуэты гор. Где-то там, у подножий, жили люди, сдававшие внаем волшебных коней, без которых не одолеть Хрустальный мост. Все именно так, как обещал дядя Эвальд, но горы казались чудовищно далекими…

Анка чувствовала, что никогда больше не возьмет в руки книжки сказок. Сейчас она с радостью ухватила бы за шкирку Люиса Кэррола и надавала бы ему тумаков за то, что описал Зазеркалье столь уютным и милым. В Зазеркалье нет ничего уютного, убить здесь могут самым настоящим образом, и синяки тут жутко болючие, от них слезы наворачиваются.

Младшая покосилась на Бернара. Если бы впереди ждало что-то плохое, он бы уже заволновался. Однако Бернар ей только улыбнулся и ничего не сказал. После церемонии с кошками он вел себя очень замкнуто. Остальные Добрые Соседи тоже затихли, оглядывая ревущий простор.

Никто их не атаковал, но что-то здесь было не так. У глинистого обрыва, хранящего сотни ласточкиных квартир, действительно притулились две полуразрушенные хижины. Их стены из грубого камня так густо поросли вьюном и лишайниками, что издалека домишки можно было принять за камни, покинутые отступавшим ледником. Собранные из соломы и сучьев крыши почернели и прогнулись, пропуская внутрь свет сквозь множество дыр.

Младшей хотелось спать, но поддаваться усталости было нельзя. Саня с Бернаром вовсю обсуждали прелести предстоящей ночевки, а Младшая уже знала, что не заснет ни за какие коврижки. Особенно в этом кошмарном сарае.

Сарай таил опасность.

«…А-ан-нн-а…»

Нет, она уже не была уверена, что сарай опасен. Это всего лишь кучка камней с прогоревшим очагом в углу. Но как же сладок зовущий трепетный голос…

— Все верно, — тетя Берта улыбнулась, сверившись с не видимой никому картой. — Камилла не обманула. Без тропы, сквозь рощи Слеах Майт мы пробирались бы несколько недель.

— А кто там перевозчики? Люди или?.. О, дьявол… — Мария не договорила, потому что перевозчики внезапно объявились сами.

Это были коренастые женщины, росточком чуть пониже брауни, одетые в мужские грубые куртки, чулки, сапожки со шнуровкой и красные кожаные передники. Остриженные «под горшок», с плоскими негроидными носами, с прическами, спрятанными под грубые колпаки, они корчили злобные рожи И сразу напомнили Анке коварных гномов из какой-то детской книжки.

Гномки бесшумно поднялись из низких кустарников, сразу со всех сторон, отрезая пути к отступлению, угрожающе потрясая миниатюрными луками. Их оружие лишь поначалуказалось игрушечным, но на заостренных концах стрел поблескивал металл и, кроме того, около двадцати таких же свирепых матрон свесились с ближайших веток.

— Стойте очень тихо, — краем рта прошипел дядя Эвальд. — Их стрелы намазаны сильным снотворным…

Мария застыла, растопырив пальцы над засунутыми за ремень пистолетами. Анка с перепугу позабыла, как дышать. Спиной она скорее чувствовала, чем слышала шустрые перемещения в гуще листвы. Тетя Берта запела, но первая попытка прошла неудачно. Эвальд сквозь зубы подсказывал что-то хранительнице, но сам вступать в диалог не решался. Гномки хмурились, переглядывались, но не размыкали кольца.

— Штук сорок… — выдавил Саня. — Не считая тех, что наверху…

И вдруг — о, чудо! После того как хранительница издала, с точки зрения Анки, совсем уж невнятное клокотание, мелкие женщины разом заклокотали в ответ. И сразу же, словно по команде, опустили луки.

— Надо же, язык Холма! — подпрыгнул Бернар. — Так это не пикси, это Клури Каун! Вот здорово!

«Очень здорово, — подумала Анка. — Просто здоровее не бывает! Непонятно, чего он так пляшет! Еще одна такая гостеприимная встреча, — и впору памперсы заказывать…»

В метре от дороги, на ближайшем дубе зашевелился мох, и с тихим скрипом приоткрылась в коре потайная дверца. Младшая успела заметить плавно изгибавшийся вниз сводчатый коридор, освещенный гирляндой желтых фонариков. Из дверцы с важным видом выпрыгнули четверо низкорослых мужчин с раскрашенными лицами и острыми бородками. Слуги раскатали на траве цветастый коврик в форме шестигранника, в центре водрузили резное кресло с подушечками и с молчаливыми почестями приняли на руки седовласую полную даму. На лунообразном, в нездоровых старческих пятнах личике тряслись два подбородка и росли редкие усы. Окруженные морщинами глазки изумленно смотрели сквозь треснувшие очки в железной оправе. Толстуха дождалась, пока придворные укутают ее распухшие ноги покрывалом из беличьего меха, и произнесла низким контральто несколько булькающих фраз.

— Вторая принцесса септа Клури Каун позволяет нам охотиться на земле ее предков, — перевела тетя Берта. — Этикет требует, чтобы глаза наши ниже глаз Ее высочества располагались.

Вслед за Добрыми Соседями Анка плюхнулась в пыль. Теперь круглая тетка в рыжей выцветшей мантии могла наслаждаться своим главенствующим положением. Вторая принцесса носила на шее шесть рядов бус, а на сморщенных пальчиках — несколько перстней с драгоценными камнями, но от этого сходство Ее высочества с печеным, слегка подгнившим яблоком не уменьшалось.

Берта говорила довольно долго, иногда путалась, и дядя Эвальд приходил ей на помощь, но делал это вполголоса, не поднимая низко опущенной головы. Бернар и Саня вели себя точно так же, будто в чем-то сильно провинились. Младшая тоже хотела изобразить стыдливость, но тетя Берта вдруг прервала речь и потребовала, чтобы Анка и Мария кивали и улыбались.

— У них матриархат, ядрить их в душу, — не поднимая покорно склоненной головы, подал голос Саня. — Улыбайся, дочка, а то эта калоша решит, что мужики вас угнетают, изахочет вас освободить…

Младшая немедленно изобразила самую широкую улыбку, которую были способны выдержать ее челюсти. Краем глаза она увидела, как сбоку, на другом дубе, переместился кусок коры, и из дупла выглянули три совсем крошечные девчушки. Дети лесного народца не желали соблюдать придворный этикет, они пересмеивались и показывали на страшных гостей пальцами.

— Путников милостиво встречает Вторая принцесса… поскольку у Ее высочества Первой принцессы наступило время сна… а подданных нельзя оставлять без лучезарного руководства… — отрывисто переводил Бернар.

— Неплохо задумано, — усмехнулась Мария. — Круглосуточное присутствие монарха, фиг расслабишься!

— Ее высочество благодарно за нижайшее подношение. Трава Ахир-Люсс высоко ценится лекарями и пользу окажет, однако, нет ли у отважной принцессы из мира Измененныхнемного табаку? Аня, кивни, это тебя спрашивают! Ну, кивни же!..

Младшая истошно закивала, чувствуя себя пупсиком на ветровом стекле автомобиля. Одновременно она чувствовала себя грязным головастиком, потому что дождь поливал все сильнее, и сидеть уже приходилось в раскисшей колее. Подданные Второй принцессы благоразумно попрятались в своих дубовых квартирах, а четверо ближних лакеев развернули над колпаком царственной особы четырехугольный тент. Ее высочество никуда не торопилась, по Пыльной тропе бежали ручьи, и очень скоро гости изрядно подмокли.

— Бернар, скажите же ей, что я никакая не принцесса!

— Тсс!.. Она считает тебя Первой в нашем посольстве, потому что ты — самая молодая из женщин. По понятиям Клури Каун, ценности септа передаются по материнской линии, и, стало быть, табак должен быть у тебя.

— Табак здесь — огромная редкость, большинство местных понятия не имеют, как выращивать это растение… Ух ты!.. Ее высочество говорит, что несколько ее храбрых подданных шесть лет назад поднимались в Измененный мир и добыли много табака, но теперь запасы подходят к концу…

— Стало быть, пробираются, бесенята! — сварливо проворчал Саня. — А мы-то гадаем, откуда полтергейст берется…

— Аня, покажи ей горизонтально один мизинец, — всколыхнулся вдруг дядя Эвальд. — Это будет означать, что ты готова насыпать в табакерку на такую глубину…

Младшая выставила палец. Принцесса немедленно сложила четыре пальца, собираясь, видимо, долго и со вкусом торговаться. Дядя Эвальд застонал, хранительница Традиций кланялась и говорила извиняющимся тоном.

— У Берты нет столько табака… — простонал Бернар. — Чертова Камилла, не могла предупредить!

— У меня есть сигареты, — неожиданно вспомнил Саня. — Непонятно зачем таскаю с собой, вот и пригодились!

Он уже полез в карман, но глава септа его решительно остановил. Кажется, тете Берте удалось достигнуть компромисса, и вскрытая пачка ее любимой отравы перекочевалана коврик лесной атаманши. Та приложила щепотку черных листьев к сплющенному носу и закачалась в своем креслице, изображая экстаз.

— Ее высочество разрешает тебе убить в пищу одного оленя и взять для переправы одну из больших лодок, кланяйся! У них женщины — главные, с нами даже не будут говорить!

— Кланяйся и улыбайся! Улыбайся, но не смейся! Кланяйся, но не вставай! Не вставай, но делай вид, что приподнимаешься!