Чтение 18–й страницы книги ~Пленники Пограничья~

Он уже готов был поверить, что люди Атласа продались американцам, что ученых оживляли для зловещих подводных разведок, что Тхол-бочонок мог разорить полмира. Но в голове никак не укладывалось, что плохого в строительстве выпаса для маленького Эхуса, который мог стать папашей для целого выводка живых реаниматоров. Все это послушное стадо Валька планировал безвозмездно передать людям. Но у Сергея Сергеевича на этот счет имелось свое мнение.

А в результате Старший оказался в стане врагов. Сергей Сергеевич не требовал денег. Если бы толстяк завел речь о двух миллионах евро, Старшему бы стало намного проще. Он, не рассуждая, согласился бы заплатить в казну государства налоги, сколько насчитают, лишь бы не сажали в тюрьму. Но Сергеевича и молодоженов из соседнего номера не слишком занимали недоимки.

Без стука возник Слава, выдернул из розетки телефон, вместо него подключил другой, упакованный в маленький чемоданчик в комплекте с парой наушников. Когда черная трубка истерически задребезжала, Валька чуть не подпрыгнул на кровати. Слава послушал, положил трубку, затем захрустел фольгой, отправил в пасть батончик «сникерса», задумчиво прошелся по комнате, отпирая дверцы шкафов, одновременно набирая чей-то номер по сотовому. На Вальку он обращал внимания меньше, чем на комара. Тот следил за жующим мучителем, не в силах оторвать от него взгляда, как загнанный на ветку кот следит за сворой псов внизу.

В дверь поскреблись, Слава глянул в щелку, впустил Наташу. Валька вытаращил глаза. Андреева «супруга» из делового костюма успела переодеться в молодежную рвань, изтемной шатенки стала прилизанной блондинкой и нацепила очки. Она принесла с собой плоский чемоданчик, которого в полете рядом с ней не наблюдалось, и уединилась в ванной.

Чем-то позвякала там, потом был звук, словно разорвалась ткань, и снова тишина. Когда у Славика тренькнула трубка, Наташа выглянула, утвердительно кивнула. Старший к их тихой беседе не прислушивался, он смотрел на Наташины руки.

Ее рукава были засучены до локтей, а кисти рук оперативница затянула в резиновые перчатки. С перчаток на палас капала вода. Вальке в голову полезли всякие неприятные мысли. В памяти моментально всплыл медицинский столик в «кабинете» Сергея Сергеевича, накрытый белой марлей.

Наташа явно затевала в ванной какую-то гадость. У Старшего мучительно заныл живот.

— Давай, звони! — лениво произнес Слава.

— Мне в туалет надо…

Наташа хмыкнула и защелкнула за собой дверь с изображением душевого раструба.

— Успеешь, — Слава приложил к левому уху наушник. — Там тебе нечего делать. Свожу тебя в соседний… Звони!

Валька вытер вспотевшие вдруг пальцы о простыню и принялся набирать номер Николая. За месяцы общения с кнопочным телефоном он отвык пользоваться дисковым, и набордважды сорвался.

— Да! — закричал Николай. — Ты, что ли, раненый пионер?! А где старшие? Куда подевались?! Я, блин, в гостинице на ступеньках ночевал!

У Вальки на секунду отлегло от сердца, и сразу же стало еще хуже. Николай его ни в чем не подозревал. Валька чувствовал себя полной мразью. Отчетливо вспомнилось, как парень спасал его от «санитаров» Лелика в метро, как тащил бегом вверх, на руках, по вентиляционной шахте, как укрывал своим телом…

Рядом внушительно сопел Славик, приложившись ухом к мембране.

— Лукаса арестовали, — сказал правду Старший. — Я прилетел один и не знаю, где он.

Славик нажал кнопочку на своем сотовом, но ничего не сказал, а только слушал.

Валька зажмурился и представил, как где-то, в комнатке без окон, крутятся магнитофонные бобины, а шустрые парни в штатском уже запрыгивают в джипы с хитрыми номерами.

— Ты из отеля звонишь? — прокричал Николай. — Сиди, никуда не вылезай, мы за час подъедем! Только из номера — ни ногой, понял, пионер?!

Эфир ехидно разразился гудками. Старший вытер пот со лба и выпустил из рук скользкую трубку, вдруг ставшую похожей на ядовитого скорпиона.

— Ну-ну, пионер, не бздеть, — изящно пошутил Славик.

— Что там? — выглянула из ванной Наташа.

— Как по нотам, — кивнул бритый напарник. — Далеко они, на той стороне реки.

Вальке всерьез захотелось умереть. Только что он подставил тех, кто его когда-то спас от неминуемой смерти. Николай и остальные ребята были наделено засекречены; Валька краем уха слышал, что в Сибири все работали под мощным прикрытием, изображая сотрудников международной компании. Час назад он полагал, что руки коротки были у Сергея Сергеевича их достать. А теперь он понял, что Николая с друзьями, вероятнее всего, даже не будут арестовывать. Проследят дорогу к пещере, где атланты прячут Тхола, а затем пристрелят.

Ужасный вариант, но еще ужаснее был шум льющейся в ванной воды. Возможно, Наташе просто доставляло удовольствие чистить зубы в чужом номере, да еще в резиновых перчатках, но Старшему представлялись совсем иные картины.

…Им ничего не стоит заставить человека говорить.

…Им ничего не стоит накачать Николая химией, и помощник Маркуса сам приведет врагов к боевому Тхолу.

…А потом с улыбкой вскроет себе вены. Или выбросится в окно, оставив вполне вразумительную записку о неразделенной любви к десятикласснице.

Старший чувствовал, что теперь, сохраняя остатки чести, он должен был сам выброситься из окна.

— Пионер, в сортир не передумал?

— Передумал.

Славик, мурлыкая, щелкал пультом телевизора. Валька встал и отдернул занавеску. По комнате закружился солнечный пылевой торнадо. Бросаться было некуда, номер располагался на втором этаже. Внизу — крыльцо, несколько такси и две частные легковушки. Вальке пришло в голову, что для слежки в тайге одних Славы и Андрея явно не достаточно. Скорее всего, подопечных Сергея Сергеевича тут намного больше. Может быть, вот этот, в белом «скорпионе»? Или, скорее, вон та парочка в салоне джипа, делающая вид, что играет в шашки?

На стоянку зарулила серебристая «девятка». Старший напрягся, но из машины вышли две низенькие женщины с букетом цветов.

Старший нервно прикидывал, сколько прошло времени после звонка. Если верить шпионским фильмам, соратники Андрея уже могли «сесть на хвост» Николаю. Теперь его невозможно предупредить. Они прикрепят жучок к его машине и поедут на расстоянии, чтобы никого не спугнуть.

…А может быть, не станут никого колоть наркотой? Может быть, спрячутся и позволят Николаю увезти Вальку в тайгу?

А когда машина окончательно остановится, они поднимут вертолеты, а то и самолеты. В прошлый раз вызванные предателем Шпеером штурмовики не успели, и Тхол умчался, спасая умирающую черепаху. Но зимой в саянских горах была Мария, настоящий наездник, она умеет воевать. Сейчас расстановка сил изменилась. Каким бы ловким ни был наездник, пригнавший Тхола, боевому кораблю атлантов не позволят взлететь. Скинут вниз сотню, а то и тысячу десантников. В пещере «бочонок» уязвим, взвод охранников не справятся с ротой десантуры…

Жучок…

Старший похолодел, проклиная себя за тупость. Посланцам Сергея Сергеевича нет необходимости преследовать по тайге джип Николая. На сто процентов, следящую аппаратуру вшили ему в куртку или в брюки, пока дрых под гипнозом!

— Я по большому хочу, — заявил Старший.

— Ты издеваешься? — Славик оторвался от «Муз-ТВ», кряхтя, поднялся и сопроводил Вальку к себе в номер. — Живо только, не рассиживайся!

В туалете, не вполне сознавая, что делает, подвывая, словно угодил в яму с пауками, Старший принялся лихорадочно стаскивать с себя джинсовую куртку. Он вывалил скудное содержимое карманов на кафельный пол и стал прощупывать швы. Опять же, как это делали разведчики в кино. Вроде бы пусто. Непонятно. Это ничего не значило. Оставались джинсы и кроссовки.

Позади скрипнула дверь. Старший выронил куртку и повернулся на ватных ногах.

— Загорать собрался? — Слава одним взглядом оценил все — и разбросанную по полу мелочевку, и вывернутые рукава куртки, и занавеску на окне. — Ну-ка, живо оделся, ичтобы мне не пришлось повторять!

Подтверждались худшие подозрения. Либо в номере заранее запрятали телекамеру, либо аппаратура агентов позволяла чувствовать, даже когда он просто снимал куртку.

Он ожидал, что Славик ударит или вывернет руку, но тот лишь молча подтолкнул Старшего в коридор. Вывести этого носорога из себя было невозможно.

В дальнем углу фойе, возле поста администратора, крутился крепкий молодой человек с чемоданом. Пока Славик запирал дверь, Валька узнал в очередном командировочномодного из подручных Сергея Сергеевича. Одного из «санитаров», не добитых в прошлом году…

В номере Славик запер дверь и снова развалился на кровати. Не находя себе места, Валька еще раз выглянул в окно и заметил Андрея. Тот попивал пиво из горлышка и внимательно разглядывал газеты в киоске. Простой сибирский паренек, русый, неприметный и беззлобный. Не задумываясь, придушит шнурком или утопит в ванне.

Сбоку к гостиничному крыльцу подрулил грузовик. Четверо мужиков в синих комбинезонах готовились вытаскивать на ремнях внушительный деревянный ящик, из которого торчали опилки. Еще один такой же ящик уже занесли внутрь, было слышно, как где-то в глубине здания ругаются на лестнице. Валька вспомнил, как в похожей таре к ним в школу привезли пианино. Это было сто тысяч лет назад. За стеной захохотали, потом принялись материться, где-то очень близко хлопнула дверь. У Вальки внезапно возникло скверное чувство, словно на шее затягивается намыленная веревка. Он застыл, схватившись за занавеску, не в силах оторваться от подоконника.

Что-то назревало, словно вспухал нарыв.

Славу подкинуло на кровати. Внезапно его неловкие сытые движения сменились леопардовой грацией. Он сунул в рот пластинку «дирола» и, медленно пережевывая, скользнул в прихожую. Из ванной высунулась Наташа. Валька окончательно примерз к подоконнику, заметив в руке женщины пистолет. Славик сунул руку за пазуху, повернул ключ в скважине. Что-то там тащили вверх по лестнице: Валька слушал, как горничная спрашивает, не скатать ли ковровую дорожку, и представлял, с каким удовольствием разбил бы о бритый затылок Славы стеклянный графин, стоящий на тумбочке. Потом он услышал, как щелкнул замок на соседней двери, и хриплый мужской тенорок спросил, куда заносить. Слава что-то невнятно пробурчал, треугольным торсом загораживая проем. В коридоре топали башмаки, густой прокуренный голос советовал заносить левым углом вперед.

— Проваливай, вечером поставишь! — сказали за дверью.

Валька непроизвольно кинул взгляд в окно. Да, на этаже копошились те самые грузчики, что выволакивали из чрева грузовика громадные сундуки. Но не пианино, это точно. Фургон все так же прижимался распахнутыми дверцами к ступенькам, шофер покуривал в кабине. Валька не видел, торчит ли еще у газетного киоска Андрей, потому что между киоском и стоящим на разгрузке «ЗИЛом» как раз попытался втиснуться высокий импортный микроавтобус. Вроде бы «мерседес». Он потолкался на узкой дорожке и застрял в опасной близости от клыкастого бампера грузовика. Шофер высунулся из кабины и стал кричать водителю «ЗИЛа », чтобы тот сдал назад.

Сквозь стекло Валька не слышал, но, видимо, парень в синем комбинезоне ответил грубо, потому что из боковой двери застрявшего «мерса» вылезли двое и полезли на подножку грузовика. Похоже, затевалась драка, но Старшему было абсолютно наплевать на чужие уличные разборки. Он уже отвел глаза, как вдруг, в самое последнее мгновение, снова увидел Андрея.

Или ему только показалось… Наверняка показалось, потому что быть такого не могло. В короткую секунду, пока пассажир «мерседеса» и шофер «ЗИЛа» размахивали руками,еще двое пассажиров микроавтобуса закинули мужчину в светлой рубашке к себе в салон и задвинули дверь. Это произошло так быстро, что Старший даже не сразу осознал, что там было у них в руках — большой мешок, манекен или тело человека.

После этого один из пассажиров «мерса» невозмутимо закурил, а второй стал помогать своему водителю размежеваться с бампером грузовика. И, как ни странно, в этот раз они успешно разъехались. Желтый автобус исчез. Водитель «ЗИЛа» спокойно читал журнал. У киоска валялась газета и недопитая бутылка; из нее, пенясь, вытекало пиво. Над автомобильной стоянкой висела дремотная тишина. Все оставалось как и раньше, только двое приятелей в джипе уже не играли в шашки. Они лежали, откинувшись на сиденья, сомкнувшись плечами, как позирующие фотографу братья. Сквозь тонировку и скольжение солнечных бликов по пыльному стеклу Старший не различал деталей.

Он видел только черную дырку в виске ближайшего шашиста, черную дельту и протоки, растекшиеся по белой футболке. Андрея нигде не было.

Обдумать ситуацию Валька не успел, поскольку дальнейшие события уложились в несколько секунд.

За дверью снова забубнили, все так же тихо, но возмущенно. Слава оглянулся. Его лоснящаяся рожа выражала крайнюю степень досады, левой рукой он полез в карман за сотовым, а правую все так же держал за пазухой. До Старшего не сразу дошло, что Слава пытается выйти и не может. Грузчики ухитрились поставить свой здоровенный ящик так, что прижали дверь.

— Убери свой гроб, живенько, — вполголоса приказал кому-то Слава.

Ему что-то ответили. Наташа скрылась в ванной. Потом Славины ноги разъехались, и «спортсмен» шумно свалился на коврик.

Валькины коленки ослабли, он тихо съехал под кровать. Сухопарый «грузчик» с седым бобриком волос и аккуратными усиками стоял на пороге и держал в руке блестящую штуковину, похожую на пистолет с укороченным стволом. Слава валялся на спине, его конечности вздрагивали, по левой брючине растекалось темное пятно.

«Грузчик» приподнял инъектор и отстрелил в ладонь пустую ампулу. Его соратник один втолкнул в комнату огромный ящик, который они только что с трудом волокли вдвоем. Соратник вместо чапаевских усов носил строгую эспаньолку, он вопросительно глянул на Старшего только один раз, как будто провел по щеке тупым ржавым ножом. Такие же глаза были у любимого Сергея Сергеевича.

Дверь ванной еще не закончила открываться, а Наташа уже падала наружу, обеими руками сжимая рукоять пистолета. Выстрела Старший не услышал, но лицо первого «грузчика» передернулось, из-под усов метнулись мелкие алые брызги, и усатый неловко упал лицом в белоснежную кровать.

Второй «грузчик» дважды выстрелил упавшей Наташе в затылок из пистолета с глушителем. Старший посмотрел на ее тонкую изогнутую спину, на вывернутую руку в перчатке, и вдруг поймал себя на дурацкой мысли. Он думал о том, успела ли Наташа родить ребенка или так и погибла за свое правое дело нерожавшей.

Судя по шумному сопению, совсем близко находились еще двое парней со вторым ящиком. Однако вместо ящика третий усатый мужчина в комбинезоне впихнул в номер «командировочного» с чемоданом; у того вздрагивала левая половина лица. Мгновением спустя парень натолкнулся взглядом на лежащую Наташу, рванулся назад и получил пулю в живот. Чемодан взвился к потолку. Сам питерский агент, сложившись, как перочинный ножик, задницей протаранил зеркало и грузно осел на пол в облаке серебристых осколков. Обеими руками он придерживал вскрывшийся живот и тонко всхлипывал. В мгновение ока Старший припомнил, как именно этот детина душил его в «клинике», а жирный Сергей Сергеевич вопил, чтобы щенка не убивали, а только отключили…

У Вальки тряслись поджилки. Маркус был жесток, но не стал бы объявлять войну российской разведке.

Второй усатый присел над дрожащим Славиком и что-то сделал. Тот дернул ногами последний раз и утихомирился.

— Полезай, — без выражения произнес третий «грузчик» и посмотрел на часы.

Второй усатый отщелкнул замки на ящике и шустро поволок Славика в уборную. Валька внезапно понял, что все это время боялся вдохнуть, уже круги черные перед глазами пошли. Он так и стоял на коленках за кроватью, не смея подняться.

Внутри стенки ящика покрывал металл, на дне лежала подушка и скомканное ватное одеяло.

— Не бойся, — улыбнулся третий усатый. Он говорил с легким акцентом. — Скорее залезай, это сохранит тебе жизнь.

Лучше бы он не улыбался, у Старшего мигом закрутило в животе. Кое-как разогнув колени, Валька заглянул в «гроб». Внутри в металле были проделаны мелкие дырочки. Вернулся второй усатый. Деловито пропустил под днищем ремни, набросил на плечи.

Старший взглянул на дверь, оценивая шансы на побег. Второй усатый выразительно поцокал языком. Третий и четвертый закинули в свободный ящик тело своего погибшего приятеля.

— Я не полезу туда…

— Мы не знаем, сколько их, — парировал «грузчик». — Этим ребятам была дана команда пристрелить тебя в случае захвата. Не бойся, стенки обшиты, внутри ты будешь в безопасности.

— Пристрелить? За что?

— Залезай! — теряя терпение, рыкнул «грузчик».

— Черт с вами, — Старший рухнул в свою новую тюрьму.

Мама, мама — набатом гремело в затылке. Мама. Кто бы ни выкрал его на сей раз, от Сергея Сергеевича можно ждать любых гадостей. Мама. Про Анку он старался не вспоминать; оставалась надежда, что Бернар ее сумеет как-то защитить.

Стрелять в маму они не будут, это им ни к чему. А вот состряпать уголовное дело или выселить ее из квартиры — вполне способны. Еще и наврут ей нарочно, что сын — преступник…

Усатые грузчики ждали, готовясь захлопнуть крышку. В дверь заглянул еще один товарищ в комбинезоне и коротко кивнул.

Куда вы меня повезете? — На ответ Старший особо не надеялся.

Именно туда, куда ты и собирался. В пещеры.

Вы от Маркуса? Кто вы такие?

Доставка покойников, — обнажил зубы второй усатый, и тяжелая крышка легла в пазы, отрезав пленника от солнечного света.

Мама, мама. Старший укусил себя за руку. «Грузчики» не шутили. Похоже, они оболгали свою работу по доставке.

Глава 20

ВРЕМЯ ПЬЯНЫХ ТРУБАДУРОВ

Таверну построили почти впритык к тропе, за пологим гребнем холма. Это был самый первый холм в ряду складок, незаметно возникавших на равнинном одеяле. Отрядные, руководствуясь одним лишь гортанным выкриком старшего егеря, выстроились широким клином и, выдвинув впереди себя пики, свернули в сторону замшелой каменной стены. Как раз в эту минуту желтая луна достигла зенита, но закатилась лиловая, и снова стало неуютно. Я так понял, что ночь продолжалась.

Постоялый двор походил на рыцарский замок в миниатюре, хотя было заметно, что заросшие вьюном стены никто никогда не атаковал. Живая изгородь из вереска и рябины широким кольцом окружала подворье, пахло паленой щетиной, кровью животных и топленым жиром, но не человеческой смертью. У меня немедленно отлегло от сердца. Здешний народ не вел войну. И в сотне кривых миль отсюда, и в тысяче представители разумных рас Изнанки не убивали себе подобных. Они охотились на зверей и сражались, но не с теми, кого породила земля.

Здесь пахло миром.

Нам навстречу откинулся широкий мост на цепях, по сторонам от которого с пиками наперевес стояли закованные в металл стражники. На концах пик крепились клетки с… живыми кроликами. Потом я увидел много таких клеток, торчащих на пиках со всех сторон замка. Подобным же образом от коварного времени защищались все деревни вокруг. К счастью, опасные изменения происходили достаточно медленно. А в подземельях Блекдауна существовал самый настоящий Центр по контролю за временем, с подробными картами за несколько сотен лет, с фронтами искажений и наиболее опасными агрессивными воронками, в которых можно было за несколько минут постареть и превратиться в скелет.

Я уже понял — без длинных, десятифутовых пик с крюками на концах здесь было не прожить. Пластичное время непрерывно смещалось вдоль тропы, а охотники предпочитали не соваться, пока не выпустят вперед собак.

Егерь Брудо охотно отвечал на вопросы тети Берты, но мне показалось, что он здорово задается. Он сказал, что ближайший городок Блекдаун, где проходит ярмарка, расположен в дне пути по тропе, или в месяце пути по болотам, или в полугоде пути сквозь леса, хотя через лес путь кажется короче всего.

Города и деревни строились в местах, где время не дергалось, как в лихорадке. Постоялые дворы приходилось периодически разбирать и переносить на новое место, если живые кролики в клетках начинали стареть слишком быстро или, напротив, застывали, как чучела.

Мы шли по узким коридорам, мимо висящих на крюках масляных светильников, по мозаичным полам, присыпанным опилками. Под ногами вертелись дружелюбные синие борзые, они засовывали любопытные морды на носилки и норовили лизнуть дядю Эвальда в лицо. Слышалось бульканье похлебки в котлах, смех и грохот игральных костей. Во внутреннем дворике женщины в красных чепцах и зеленых платьях резали серых, поджарых гусей, тут же ошпаривали и скидывали в тазы багровые шматки печени. На массивных кольях,над ароматной горящей хвоей коптились целиком три кабана и несколько десятков коз. Их распяленные шкуры сохли у костров. В клетках и корзинах бесновалась от запахов бойни домашняя птица. Мальчишки в салатного цвета камзолах шустро крепили корзины на трехосной платформе, запряженной парой длиннорогих быков. Завидев нас, слуги бросали работу и замирали, нервно шевеля кисточками на ушах. По сравнению с ними я чувствовал себя слепым и глухим. Отрядные общались практически без помощи языка и слышали друг друга на очень большом расстоянии. Их язык Долины был более внятен, чем смешное щебетание брауни, содержал множество поэтических оборотов и сальностей, не знакомых мне по домашним урокам. Они болтали так же, как их прапрадеды в Шотландии, не знавшей британской короны.

Я улавливал обрывки песен и перебранок, происходивших между мужьями, еще накануне укатившими в город, и их женушками, оставшимися здесь. Постепенно сквозь непрерывную какофонию передаваемых образов, шуток, ругательств, песенок начали проступать более дальние образы, словно общий фон, на котором строился звукоряд ближайшей деревни.

Может быть, влияла чистота атмосферы или какие-то магнитные поля, но я начинал воспринимать разумных, переговаривающихся за сотни миль от постоялого двора. В северных горах жили пикси, я радостно узнавал их по описаниям тетушки. За дубовыми рощами, в городах, я опознавал большие колонии обычных, потомков давно сбежавших в Изнанку колдунов. За широкой полосой холодной воды угадывались лесные поселения, их жители мыслили и говорили очень похоже на нас, но в чем-то резко отличались…

Вот он, Неблагий двор!

Там… там были девчонки, много девчонок и старше, и младше меня. Не две-три неинтересные мне сверстницы, с трудом отыскиваемые по всему миру, а пять дюжин разудалых девчонок, дочек фермеров и горожан, ремесленников и охотников. Я ощущал, как их созревший женский запах превращает мои запыленные мозги в бурлящую брагу. В Изнанке с воздухом происходили чудесные метаморфозы. Я чувствовал, что могу разбудить любую из девчонок одним усилием воли, находясь от нее в дне пути.

Меня обдавало то холодом, то жаром. Самые близкие кровники, и в то же время кровные враги. Фэйри, допустившие раскол септов в средние века, но упрекавшие в расколе нас. Фэйри, захватившие при побеге тайные ключи от Священного холма, и, по преданиям, владеющие заклятиями от Запечатанных дверей. Нам не было резону с ними встречаться просто так, но у них предстояло купить волшебных коней для переправы в Россию.

Меня мучительно тянуло их повидать…

Пока мы поднимались по дубовым ступеням на балюстраду, снова чувство щемящей тоски, как и тогда, на заставе брауни, схватило меня за горло.

Как никогда, я понимал, почему брауни называют Верхний мир Измененным. Как никогда, я чувствовал, что мое место именно здесь. Не обязательно среди болот и холмов, но где-то меня ждали кровники, такие же, как мы, Фэйри Благого двора, но в корне отличные от нас, потому что они не растеряли главного. Они покинули Верхний мир, когда почуяли, что он начал изменяться и что изменения несут смерть и уродства. Где-то здесь они жили, и сейчас я, как никогда, нуждался в совете дяди Эвальда. Мне казалось, что как раз об этом он больше всего и тревожился.

Что я не захочу возвращаться после того, как мы найдем…

Нет, нет, я боялся сглазить. Добрые Соседи вообще народ суеверный, а тут еще столько волшебства кругом. Я заставил себя даже не думать о том, что мы могли бы найти.

Мы шли, чтобы помочь Лукасу!

Егерь Брудо вывел нас на внешний балкон, опоясывающий угрюмое здание постоялого двора. Отсюда, с высоты, открылась столь захватывающая панорама, что на минуту я даже забыл о весе Марии у себя на плече.

За задним двором таверны, за конюшнями постоялого двора обнаружился небольшой городок, выстроенный по всем правилам позабытого эльфийского зодчества. Я сразу отыскал мастерскую, где выдалбливали под дома пни гигантских дубов. Очевидно, их привозили откуда-то издалека и складывали под матерчатым просмоленным тентом на просушку. Здесь не встречались каменные или булыжные мостовые, каждый клочок земли между домами обрабатывался и засевался саженцами кустарников и цветов. По сравнению сунылыми топями, через которые мы ползли почти четыре часа, за гостиницей начиналась полоса сплошного цветущего оазиса. Поселок окружала буйная поросль молодых серебристых берез и рябинок, сарайчики, заборы и огороды буквально тонули в волнах листвы. Я не мог понять, откуда взялась зелень; все же луны как-то иначе влияют на оборот веществ в растениях, нежели солнце.

На маленьком плацу под командованием еще одного старшего егеря тренировалось с пиками отделение парней моего возраста. Окриков командира отсюда не было слышно, но команды исполнялись слаженно и четко. Оставалось только удивляться и завидовать: Фэйри никогда не могли похвастаться военной выучкой.

Левее, за пушистыми купами вязов, просматривалась мощенная белыми и розовыми квадратными плитками ярмарочная площадь, на нее выходило здание ратуши с остроконечной крышей и еще несколько солидных строений, сложенных из темного камня. По состоянию дел на площади я определил, что скоро в городке наступит утро. Там разгружали телеги, растапливали костры, натягивали тенты, там пробовал силы оркестр. Еще ближе, за плетеной оградой, женщины возились возле рамы ткацкого станка, а мужчины вскрывали мешки с овечьей шерстью. По узким травянистым улочкам, радиально разбегавшимся от центра, приглушенно цокали копыта, пастухи выгоняли скотину; от крытых соломой крыш к небу тянулись плотные ленты вкусного дыма.

Я повернулся в другую сторону.

Там, куда закатилась темная луна, над пологими, как будто покрытыми белой и черной шелухой, холмами плясали зарницы. По холмам петляли дороги, пламенели священные огни в капищах, по проселкам неторопливо катились повозки на огромных, обитых медью колесах. Внезапно я сделал открытие: черные и белые точки, густо усеявшие склоны холмов, оказались овцами. Тысячи, возможно, что пятьдесят тысяч овец. Теперь я различал и собак-загонщиков, слышал их свирепый лай и крики пастухов…

Этот мир не был кукольной декорацией к детским сказкам, как мне показалось вначале. Пятьдесят тысяч овец могли прокормить вчетверо больше разумных. Здесь совсем иначе дышалось, не воняло бензином, резиной и противными одеколонами. Здесь пели песни на языках Долины и слагали стихи на языке Холмов. Здесь людям грозило множество опасностей, но все они меркли перед главной опасностью, что ждала наверху.

Здесь люди не уничтожали себя сами, как там.

Это был мир, в котором мне хотелось жить… и когда-нибудь умереть.

Рассветный (или закатный?) воздух над Пыльной тропой слегка дрожал и переливался. Идеально удерживая походный строй, поднимая клубы розовой пыли, в поселок возвращался еще один охотничий разъезд. Всадники волокли за собой на веревках красных оленей, у двоих из седельных сумок болтались лисьи хвосты.

Пыльная тропа изгибалась ленивой змеей посреди сонной равнины, среди снежных островков болотника, неопрятных пятен чертополоха — и растворялась на горизонте в сочно-зеленой кромке сосновых лесов. Мне удалось рассмотреть еще два постоялых двора впереди, где также можно было остановиться на ночлег. Там зажигались факелы, суетились возницы и сбивались ярмарочные караваны. К лесу, куда покатятся с раннего утра торговые экипажи, предстояло держать путь и нам. Перестук колес, женский смех, пиликанье волынки заглушались ревом испуганных коров, ржанием коней и взрывами хохота из обеденной залы.

Мне нравилось тут…

Пересеченный нами пролив отсюда виделся как сплошная иссиня-черная стена воды, как застывшее в угрожающем наклоне цунами. Ни следа розовых сопок, мрачных, прильнувших к воде туч, айсбергов с пингвинами.

Большеухий выполнил обещание, открыл тропу на время нашего прохождения. При этом он постарался максимально нам навредить…

Внутри постоялого двора нам отвели две комнаты, отдельно для женщин и для мужчин. Дядюшку положили на лавку возле камина, хозяин заведения прислал двоих работников, чтобы те сделали кровнику массаж с травяными маслами. Тетя Берта, обычно такая ревнивая в вопросах врачевания, затихла и послушно ждала, пока лекари завершат своюработу. Они все-таки лучше представляли, как бороться против тварей из плоских миров…

Сорочку и бинты со спины дядюшки снять оказалось невозможно, их аккуратно спороли ножами. Когда вместе с нижними, промокшими от мазей и крови бинтами потянулась кожа, дядюшка вздрогнул и застонал. Тетя Берта до боли сжала мою руку, Анка вскрикнула. При свете мы смогли, наконец, разглядеть, что натворил Большеухий, и заодно я оценил усилия тети Берты. Она сделала все возможное, чтобы спасти своего двоюродного брата, но волшебницей тетушка не была. Четыре царапины на моей груди ныли и кровоточили под густым слоем лечебного состава, а у дяди Эвальда вспухла вся спина, от затылка до поясницы. Кожа сваливалась лохмотьями, как будто наш кровник угодил под душ из жидкого азота.

Возможно, так и было. Ведь никто не знает, из чего сделаны демоны.

— Что с ним? Боже мой, что с ним? — дергала меня Анка. — Бернар, как он мог идти в таком виде?! Они его вылечат, да?!

…Я не находил для нее слов. Дядюшка пришел сюда потому, что тетя Берта заговорила раны, заговорила его боль.

Тем временем к лекарям присоединились еще двое в длинных балахонах и с посохами. Сообща, вчетвером, они обсыпали дядю порошком пепельного цвета, затем сгрудились вокруг и запели. Когда один из травников повернулся, свет от лампы на миг угодил ему под балахон, и я увидел, что он не из породы эльфов, хотя пахло от него так же. Затем лекарь протянул руку за своим мешком… Вместо пяти пальцев, на долю секунды, мелькнули черные когти, как у ворона…

Травники в балахонах вообще не принадлежали к человеческой расе.

Они приволокли таз, наполненный пахучей коричневой жижей, обмакнули туда холстину и укрыли ею стонущего дядю. Затем подтащили лавку, куда чинно уселись вчетвером вдоль постели раненого. Периодически кто-то из них поднимался подкинуть дров в камин. От близкого жара холст на спине дяди испарял пропитавшую его жидкость, в комнате довольно вкусно пахло травой, но было очень жарко.

Мы тоже сидели очень тихо, боясь пошевелиться. Минут через двадцать кровнику стало лучше, он открыл глаза, улыбнулся и подмигнул мне. Я подмигнул в ответ, хотя мне очень хотелось заплакать. Но плакать было нельзя, и вовсе не потому, что мужчины Фэйри стыдятся слез… Это обычные придумали, будто мужчина во всех ситуациях должен вести себя как истукан.

Просто я чуял, что все бесполезно.

Тетя Берта тоже это понимала. Садятся в ряд возле больного только тогда, когда он считается умирающим. Это древний обычай, в Измененном мире он давно считается пережитком. Обычные так не поступают, и Фэйри, чтобы не выделяться, тоже прекратили так поступать.

— Уважаемые кровники, я могу ли чем-то помочь? — Тетушка не находила себе места. — Лекарств из полей верхних и целебных трав немало с собой имею.

— Уважаемая кровница, повреждения силы жизненной невозможно целебными травами лечить, — вежливо, но так и не повернувшись, ответил седой старик.

— Ваши значат ли слова, что раны, нанесенные демоном, вашей знахарской науке неподвластны?

— Когда плоть демона глубоко проникает в человеческую плоть, — глухо заговорил один из «балахонов», — в человеческой плоти подобие урагана образуется, и в воронку урагана того силу жизненную вытягивает…

— А бывает и так, что всю плоть утянет… — заметил второй «балахон».

— А в Сомерсете парень не уследил за стаей глейстигов… Мало, что сам погиб, вслед за ним и дом втянуло, вместе с фундаментом, амбаром и скотиной… — оживился седой травник.

— Ага, яма осталась одна лишь черная…

— Аннигиляция, — шепнул дядя Саня. — Такое впечатление, будто они говорят о всплесках антиматерии…

— Антиматерия? — спросил я. — Но она же бывает только в космосе…

— А мы где? — грустно улыбнулся Саня. — Покажи мне, кто из нас не в космосе. Просто нам миры демонов кажутся двумерными, а для них наше пространство слишком тяжело.Когда возникает щель, в нее рушится все, как в черную дыру. По сути дела, это и есть черная дыра…

— И что теперь? — всплеснула руками тетя Берта. — Нам от этих заумных слов должно стать легче?

— Мы просим кровников высокочтимых покинуть комнату и не отвлекать травников, — в дверях появился старший егерь. Он сложился в полупоклоне и застыл, давая понять, что не отступится.

Нас выгоняли, хотя четверка лекарей продолжала сидеть неподвижно.

— Смотрите… — охнула Анка. — Бедный дядя Эви, он тает как свеча…

Я оглянулся от порога. От моего любимого кровника осталось не больше половины прежнего объема. Казалось, что на лавке у камина лежит худенький подросток. Вероятно, материя его тела продолжала проваливаться в дыру антимира, и никто эту дыру не мог заделать.

Не нужно было учиться на знатного лекаря, чтобы поставить дядюшке Эвальду диагноз. Глава нашего септа умирал.

Сама по себе смерть не представляется Добрым Соседям чем-то ужасным, если они успели пустить корни. Во всяком случае, так мягко втолковывала мне мама, когда я, маленький еще, доставал ее своими расспросами. Я допытывался, что означает пустить корни, пока Каролина не обозвала меня недотепой и не растолковала, что к чему. Но мама не поддержала мою старшую сестру. Она заявила, что нарожать детей — вовсе не означает «пустить корни». Этого недостаточно, надо воспитать детей так, чтобы не стыдно было вернуться к духам Священного холма.

Дяде Эвальду наверняка сейчас не стыдно. У него трое внуков и пятеро правнуков, в том числе моя бывшая невеста Джина. И помимо собственной семьи он нес ответственность за весь наш септ. Там, где дядюшка пребывал сию минуту, в щели между мирами, ему было весело и приятно; легкая улыбка перекатывалась по белым губам. Дядюшка купался в теплой воде, а мне стало худо, как никогда.