Чтение 14–й страницы книги ~Сеятель бурь~

Рука из темноты перехватила скудное угощение с противоположной стороны и попыталась отобрать сухой паек. «Священная» лепешка сломалась почти ровно пополам.

– Вкушай черствый хлеб, обыденности, чтобы навсегда запомнить, от чего тебе предстоит отказаться, – прокомментировал действо иллюминат.

Я вонзил зубы в ритуальное «лакомство» и немедля пожалел, что не согласился на предложение Лиса сбегать в буфет. Хлебец наверняка был забыт в каморке под сценой кем-то из строителей в годы возведения этого храма искусств, и разборчивые венские крысы не покусились на древнее яство.

– Запей хлеб ключевой водой, она чиста, как помыслы наши! – продолжал свое поучение адепт.

Я подумал, что с такими помыслами воду стоило бы отправить на химический анализ, но послушно хлебнул несколько глотков. Вода действительно была чистой и холодной, а главное, с ее помощью мне удалось протолкнуть в горло «черствый хлеб обыденности». Между тем скрытый все еще темнотою собеседник вещал далее:

– Покорствуя великой силе, растворяясь в ней, сам будешь силою и могуществом земным. Буде же один аки колос на ветру – сгинешь втуне, и зерна даров твоих не дадут всходов. – При этих словах он зажег от горящей свечи тонкую лучину, и с ее помощью запалил одну за другой множество таких же восковых свечей. – Будь как они, ибо совместное их сияние разгоняет тьму, в одиночестве же слабый огонек разума лишь порождает глупые фантазии о круговерти земного бытия да пробуждает духов сомнения, кружащих над этим миром в поисках слабой души, обреченной на вечные терзания. Возгорись от мудрости единой – и обретешь истинный смысл всякого дня.

– И классный секс каждой ночью! Красиво глаголет, —обрадованно сообщил Лис. –Невнятно, но красиво. Как пить дать бабла на прокорм требовать будет.

– Ну ничего, дадим. От Палиоли не убудет!

– Точно-точно! Он сколько денег наварил на информации с поля боя, пусть теперь раскошеливается.

– Нарекаю тебя братом Октавианом. – Он опустил клинок шпаги мне на плечо. – Да будет отныне всякий удар тебе – ударом всем нам! И да обнажится твой клинок в тот час, когда преславнейшему ордену иллюминатов будет грозить опасность!

Покончив с импровизированным обрядом и выслушав мое обещание свято хранить и оберегать, замаскированный воспреемник чинно снял с головы колпак, закрывавший его лицо, и представился:

– Зовите меня братом Максимилианом. Здесь я представляю Великого Просветленного главу ордена – брата Эммануила, верного преемника брата Спартака. Все, что будет нужно, вы узнаете в свое время, пока же вашему сиятельству надлежит исполнить подвиг, коего от вас ждет Великий Капитул.

– Полон внимания, – чуть склонив голову, чтобы скрыть невольную усмешку, заверил я.

– Ого, уже и общественную нагрузку доверили, буквально почти шо действительный член тайной редколлегии! Растешь в рядах иллюминаторов, брат Проктопавиан! Ты ж смотри, будут нарезать участки по карте, берем Аляску. Она тут все равно на фиг никому не нужна, но мы-то знаем, как ею по уму распорядиться! —бушевал на канале связи мой развеселый напарник.

– Нам известно, что вы близко дружны с фаворитом императора Павла генералом Буонапарте.

– Я бы не сказал, что мы близко дружны, но действительно приятельствуем.

Что ж, в таком случае вам следует поближе с ним сойтись. Нас интересует каждый его шаг. Вернее всего, он сам. Такой способный и прославленный брат, пожалуй, был бы весьма полезен нашему ордену.

– Могу я полюбопытствовать, отчего вдруг благородное собрание иллюминатов проявляет столь бурный интерес к этому генералу? Если взять, скажем, русскую армию, то вней немало военачальников, прославленных никак не менее, чем сей, несомненно, талантливый артиллерист. Вот, скажем, князь Петр Иванович Багратион…

– Сей человек неординарен, – перебил меня брат Максимилиан, не желая слушать восхваления звездам российского воинства. – Его дарования превосходят все мыслимые границы. Под благим руководством отцов нашего ордена ему суждена великая будущность.

– Бедный, бедный Бони! —смахнул невылившуюся слезу Лис. –Кто только его не хочет! Прям хоть разорвись! Алиса, девочка моя, тебе не уйти от большой спортивной славы!

– Это ты о чем?

– Бонапарт и слава – это ж натуральные близнецы-братья! Кто более матери Истории ценен?!

– Если же сей доблестный муж будет упорствовать в своей одинокой гордыне, близок час, когда грядущее царствование положит конец его успехам. А день этот близок, ибо благодетель графа Бонапартия тяжело болен, что ведомо нам из достоверных источников. Цесаревич же не жалует любимцев своего отца. Вам надлежит исподволь подготовить графа к вступлению в орден. В этом деле вам будет оказана всяческая помощь, но помните: кто, вкусив хлеб наш, изберет путь неблагодарности, сведет близкое знакомство с остротою наших клинков.

– Этого можно было не говорить, – пожал плечами я. – Но что вы предлагаете делать, если Буонапарте вдруг не пожелает сотрудничать с нами?

– Спросите его об услуге, два года тому назад оказанной новоиспеченному графу неким полковником Жаном Ландри, нашим добрым братом.

– Что за услуга? – попытался уточнить я.

– Это вас не касается! Если Наполеон откажется принять сделанное вами предложение, вы узнаете все, что следует. Ранее же это ни к чему. – Он замолк и повелительно хлопнул в ладоши. – Брат Клемент, сопроводите почтеннейшего собрата в его ложу.

Зимняя кампания 1805 года была окончена, и торжественное завершение ее заставило войска рыцарственной коалиции задержаться в роскошной Вене до самого Нового года. Однако едва уставший от праздников город погрузился в привычную дремоту, армии двинулись к местам постоянного расквартирования. Вместе с российскими войсками к берегам Невы отправлялись и мы с Лисом.

Насколько мне было известно из кругов, близких ко двору, указ о нашем с Сергеем и барона Мюнхгаузена награждении орденом Святого Георгия за спасение знамени при Сокольнице был уже подписан орденской Думой и представлен на рассмотрение его императорскому величеству Павлу I. Это было хорошее начало для карьеры военного атташе,в которой мне теперь предстояло испробовать силы. Хотя, как нам было известно, император всероссийский не больно-то жаловал ордена, учрежденные своей нелюбимой матушкой, пусть даже и пользующиеся в войсках особым уважением. Оставалось предполагать, что для иностранцев он сделает исключение.

В Санкт– Петербург мы добрались лишь к середине февраля. Зимние дороги вообще, а российские в частности, не слишком способствовали быстрой езде. К тому же армия довольно часто останавливалась на постой в крупных городах, давая бесценную возможность боевым офицерам порадовать губернских барышень и дам, а мне —свести личные знакомства с некоторыми крупными военачальниками и их окружением.

Прибыв в русскую столицу, я, как и положено, занялся представлением австрийскому послу, министру иностранных дел России – словом, всем тем, кто должен был с заученно-благосклонными церемониями принять в ряды дипломатической стаи нового волка. Закончив с официальной частью, я вернулся в особняк посольства, где нам с Лисом была предоставлена служебная квартира, в которой, впрочем, задерживаться не следовало. По роду службы я должен был иметь возможность широко принимать у себя нужных людей, а стало быть, вести образ жизни открытый и несколько барственный. Устроить подобный «мужской клуб» в казенных апартаментах из двух небольших комнаток, согласитесь, никому бы и в голову не пришло.

По моей просьбе и распоряжению Палиоли официальный представитель «Банко ди Ломбарди» в Санкт-Петербурге получил задание приобрести для нас не слишком большой, нодостаточно комфортабельный особняк. В посольстве графа Турна ждала записка, извещающая, что подходящий дом готов принять новых хозяев, для чего нашему сиятельству след прибыть в местную контору палиолиевского банка, дабы получить ключи и адрес.

Закрытый возок на полозьях, любезно предоставленный мне послом во временное пользование, стоял у ворот. Бородатый кучер в опушенных рукавицах топтался подле дышащих паром орловских рысаков, пытаясь согреться. Завидев нас, он поклонился и поднял лежащее на козлах перевитое кожаными ремнями кнутовище, демонстрируя готовность тронуться в путь. Мы с Лисом удобно разместились в посольской карете, запахнувшись меховой полостью от пронизывающего сырого ветра, как всегда, дующего с Невы.

– Н-но! Пошли, родимые! – донеслось с облучка, и норовистые рысаки, храпя, рванули с места. – Гони-гони, савраски!

– Ну шо, Капитан, вот мы и в Питере. Есть авторитетное мнение, шо не сошел еще со стапелей тот крейсер «Аврора», шо наворотит здесь дел больше, чем мы с тобой, – отвлекаясь от созерцания особняков, вытянувшихся по обе стороны Невского проспекта, заявил Лис. – Давай запомним этот город весь в белом снегу, как в больничном халате.

– Что ты такое несешь? Слушать тошно, – поморщился я.

– Как это шо я несу? Я несу свет истины, а также суровую и опасную службу нашему обществу в лице его передового отряда под названием Институт Экспериментальной Истории, так шо хочу услышать кратенький список кровавых зверств и актов вандализма, которые нам предстоит совершить.

– Сергей, на этот раз наша миссия – сидеть тихо и наблюдать.

– Ну, примерно как в Вене, – язвительно вставил Лис. – Бал по поводу твоего прибытия станем организовывать? В прошлый раз, помнится, неплохо получилось.

– Повременим. Сначала осмотримся. Кстати, что еще за дом подобрал нам ломбардский банк?

– Ну, полагаю, для тебя, меня и Конрада местечко найдется, по очереди спать не будем.

– Хочется верить, – кивнул я. – Далее. У нас на повестке дня все тот же Наполеон, вернее, его окружение. Что это за люди? Каковы их цели? Что объединяет французскую часть заговора с русской?

– Если таковая вообще имеется, – вставил Сергей.

– Полагаю, имеется, но внятной информации пока нет.

– Да, кстати. – Лис почесал лоб. – Елипали какие-нибудь новые установочные данные насчет полковника Ландри скидывал?

Я вздохнул:

– Пока ничего определенного. Полковник Жан Ландри, до 1800 года командир драгунского полка, затем был переведен в главный штаб, но чем занимался – непонятно. Чуть больше двух лет назад выставлен из армии, месяц сидел под арестом, почему, за что – снова неизвестно. Затем приказом базилевса освобожден с пенсионом в размере полковничьего оклада, но спустя полгода исчез, и с тех пор о нем ничего не слышно. Что примечательно, этот доблестный муж не прикасался к пенсионным деньгам, которые исправно начисляются ему по сей день.

– Занятный фактик, – усмехнулся Лис.

– Тпру! Стой! Куда прешь?! Холера чухонская! – раскатистым басом заорал мастер кнута и вожжей, и я услышал, как в воздухе громко щелкнул бич. – Ослепла, что ли?!

– Умолкни, – послышался резкий, почти визгливый голос.

Крики возницы немедля стихли, и мы явственно почувствовали, как неведомо от чего вдруг начали пятиться кони. Я открыл дверцу кареты:

– Что еще за черт?

– Ау, тетя! – опередил меня Лис. – Шо вы тут себе позволяете? Шо, на хуторе Левые уклоны о проезжей части еще не слышали?

Женщина, к которой были обращены гневные слова моего друга, по виду казалась почти нищенкой, однако корзинка с небольшими букетиками цветов свидетельствовала об иных занятиях нарушительницы правил дорожного движения. И все бы в происходящем виделось абсолютно заурядным, когда б не кое-какие странности. Горячие, не знающие удержу кони ни с того ни с сего пятились назад, точно от языков пламени, медведеобразный возница, глядя на них, молча хлопал глазами, а сама виновница дорожно-транспортного происшествия не сводила презрительного взгляда с возка.

Как я ни силился – не мог определить для себя, какого возраста эта облаченная в бурые лохмотья цветочница. Может, двадцати, а может, и пятидесяти.

– Мамаша, – не унимался Лис, – ты шо, хочешь, шоб тебе из этих цветочков венок сплели? Глаза травою поросли?!

– Быть вам под брусьевым костылем, – пропуская мимо ушей слова неведомого барина, с полной безучастностью проговорила торговка и как ни в чем не бывало побрела своим, ей лишь ведомым путем. Она уже скрылась за каким-то щелястым забором, а возница по-прежнему молча сидел на козлах, опустив кнут, точно вовсе забыв о нем.

– Э-эй! – Лис потряс кучера, пытаясь расшевелить. – Тум-тум заело? Кому стоим? Чего ждем?

Бородатый мужик словно завороженный медленно взялся за вожжи, раздумывая, как они здесь оказались и что с ними делать, затем, словно опомнившись, резко крутанул над головой длинный хвост бича и, едва дав нам миг вскочить в карету, погнал ополоумевших от ужаса рысаков.

– Ни хрена себе «Формула-1», – прокомментировал Лис, когда стартовавший с места возок молнией перелетел горбатый мостик, едва не улетев через перила в замерзший канал. – Сдается мне, что в конце этой формулы полный минус. Эй, птица-тройка, куда тебя, блин, несет? Эдак мы определенно крылья склеим!

Карету болтало, трясло на заснеженных ухабах, кидало из стороны в сторону, в окнах то и дело мелькали высоченные сугробы, норовящие ввалиться в салон непрошеными пассажирами.

– Капитан, шо это за сафари-стиль? – орал Сергей, уклоняясь от собственных коленей, норовящих залепить ему в челюсть.

– Мне-то откуда знать?! – возмутился я, пытаясь удержаться хоть за что-нибудь. – Это ж ты тут почти абориген!

– Полный абориген!!!

Кони встали так же резко, как незадолго до этого рванули вперед. По ту сторону кареты виднелась чугунная изгородь в два человеческих роста, между литым кружевом которой чернели деревья укутанного снежным одеялом сада. За деревьями поднимал к небу высокую башню то ли дом, то ли замок, вид которого порождал воспоминания о клановых укреплениях южной Шотландии.

Когда– то мне доводилось бывать в Чевиотских горах, навещая троюродных кузенов со стороны матери. Мак Файдены, владевшие с XIII века довольно большим куском земли, располагавшимся, правда, более вверх, чем вдаль, жили в монументальном строении, отдаленно напоминающем то, к которому принесли нас кони. В незапамятные времена их дом был неприступной крепостью, но когда Джеймс Стюарт занял английский трон, наш общий предок лорд Кевин Мак Файден попытался было придать хмурой цитадели жилой вид.Правда, расставаться со стенами, помнящими набеги соседей и осаду Монт-Роза, ему не хотелось, да и не по-шотландски выбрасывать старые вещи, поэтому он пристроил к такой вот башне некое подобие господского дома и вполне удовлетворился полученным архитектурным курьезом.

С точки зрения придирчивого лондонца дом этот походил на шотландского джентльмена, пытающегося изо всех сил продемонстрировать отсутствующее у него богатство и потому хитро прицепившего роскошные, отделанные кружевами рукава и воротник прямо к помятой в боях кирасе. Таково было и это здание. То есть нет, оно не походило на родовое гнездо Мак Файденов, но стиль, пожалуй, был один и тот же.

Мы с Лисом вылезли из кареты и начали с тревогой осматриваться. Пожалуй, сбрендившие невесть отчего кони все же не унесли возок за пределы города. По обе стороны дороги, обступая неведомый замок, громоздились какие-то домишки вида скорее деревенского, нежели столичного, но таких было немало вдали от Невской прешпективы. Дворы казались пустынны, лишь двое подростков в старых, по всему видать, отцовских армяках лепили снеговика, не обращая внимания на заезжих гостей.

– По-моему, это все же не «Банко ди Ломбарди», – глядя на истоптанный воронами снег, толстым слоем лежащий от ворот странного владения до самого дома, резюмировал я. – Для банка здесь слишком мало народу.

– Резонно, – поддержал мои наблюдения Лис. – Шеф, ты куда нас привез?

Мужик на козлах молча пожал плечами.

– Содержательный ответ, – вздохнул мой секретарь. – А как отсюда до банка добраться?

Возница хранил молчание, как зеницу ока.

– Зашибись! Куда ты завел нас, Сусанин-герой? Эй, малые! – Лис повернулся к беззаботно катающим снежные шары юнцам. – Как это селение зовется?

– Брусьева слобода, – разглядывая богатый экипаж и невесть откуда взявшихся господ, щурясь, сообщил более расторопный мальчонка.

– Как-как? – переспросил я.

– Брусьева слобода! – громче, должно быть, полагая меня тугим на ухо, крикнул малец. – А дворец этот, стало быть, Брусьев Костыль.

– Чертовщина какая-то, – прошептал я, озираясь.

– Граф, ты что-нибудь понимаешь? – нахмурился Сергей.

– А куда вам надо, господа хорошие? – Осмелевший паренек резво подскочил к нам, чувствуя возможную наживу. – Ежели что, то за гривенник я вас куда хошь выведу.

– Да, пожалуй. – Я кинул сметливому проводнику какую-то мелочь, судя по его лицу, превышавшую запрошенную сумму. – Прыгай на козлы, расскажешь кучеру самую короткую дорогу к «Банку ди Ломбарди».

– Это который до Лампады, что ли? – усаживаясь поудобней, уточнил малец. – Так это мы враз домчим. Эй, дед, чего замер? Трогай давай.

Рысаки– трехлетки как-то очень устало двинулись с места и, позабыв о недавней резвости, потрусили рысцой прочь от странного замка.

– Кажись, на ведьму наехали, – с тоскою в голосе вымолвил Лис. – Видал, как она кучера сглазила? У него, бедняги, до сих пор кишки дыбом стоят и язык во рту не ворочается. А с этим Костылем? Шо-то мне не хочется под ним оказываться.

– Пожалуй, ты прав, – согласно кивнул я, пытаясь хоть как-то осмыслить происшедшее. – Странная история. Совсем странная. Надо будет порасспросить князя Бориса Антоновича, может, он как местный житель что растолкует.

– Слушай, а что за название такое, «Брусьев Костыль»? – продолжал гнуть свое Лис.

– Да уж, необычное, – согласился я. – Однако в России глупо чему-то удивляться!

Кони наконец остановились перед массивным крыльцом длинного трехэтажного дома, вытянувшегося на берегу канала, и безучастно замерли, точно пробежали до этого пару сотен верст.

– Вот ваш до Лампады! – соскакивая на землю, сообщил провожатый. – В самую тютельку к ступенькам подкатили!* * *

Представитель маэстро Палиоли радушно принял высокого гостя, рекомендованного ему одним из совладельцев банка. Впрочем, в его медоточивом хлебосольстве чувствовалось то плохо скрываемое насмешливое презрение, которое питали финансисты былых времен к древней аристократии.

– Очень рад! Очень рад! – суетился он, приказывая слугам подать вино и закуску для немыслимо дорогого гостя. – Наслышан о вас! Дон Умберто велел позаботиться о достойном жилище для вашего сиятельства. Должен заметить, мы приобрели для этой цели замечательные хоромы. И недорого! Граф Василий Валентинович запросил чуть более половины той цены, которую мы согласны были ему заплатить! А дом воистину прелестный, вокруг парк с фонтанами да фруктовым садом. Весной, говорят, там даже соловьи поют. Асам особняк – это же не просто новомодные палаты, где людской глаз от пестроты да позолоты за день так утомляется, что и во сне кошмары видятся. Это настоящий замок. Графу Василию Валентиновичу он от деда его жены достался.

– Простите. – Я довольно невежливо прервал рекламные излияния банкира, вспоминая о виденном уже нынче замке. – Скажите-ка, будьте любезны, как фамилия этого почтенного вельможи?

– Василий Валентиновича-то?

– Его самого.

– Ну, так, граф Мусин-Пушкин-Брюс, председатель общества поощрения художников, обер-шенк[19]двора его императорского величества.

– А владение его, стало быть, именуется Замок Брюса, – начиная догадываться, вкрадчиво проговорил я. – Или по-английски «Брюс Кастл».

– Верно, верно, – заулыбался банкир. – Народ темный его Брусьевым Костылем окрестил. Ну да что с них возьмешь – дикость одна. А вы что же, о замке сем уже слышали?

– Доводилось, – вздохнул я, залпом выпивая налитый мне услужливым лакеем бокал крепкого вина.

ГЛАВА 17

Порою необходимо сделать явное тайным, чтобы на него обратили пристальное внимание.Алан Даллес

Лис дожидался меня у возка. Порою я завидовал его способности также быстро отходить после нервных потрясений, как и приходить в возбуждение. Сейчас он беззаботно разговаривал с бойким мальчонкой невесть о чем, и тот, польщенный высоким доверием важного господина, тараторил без умолку, компенсируя молчаливость нашего кучера.

– Прикинь, ваше сиятельство, – завидев меня, начал Сергей, – местечко-то, в которое нас чертова ведьма послала, ой какое замороченное. Малец рассказывает, там еще с основания города колдун-чернокнижник жил. Люди болтают, что он с Петром I город строил, а потом вдруг невесть куда делся, шо растаял. Никто его больше не видел, а только в доме с тех пор нечисто: двери хлопают, лестница скрипит, огонь в камине сам собою загорается, свечи, что ни день, новые. А ночью видно, как огоньки в темных окошках, словно так и надо, разгуливают. Короче, чудернацкое место дальше некуда.

– М-да, – процедил я.

– Вальтер, ты шо, меня не слушаешь? Или тебе неинтересно?

– Отчего же, слушаю. Внимательно слушаю. – Я поддел носком комок снега и пнул его в сторону. – Могу даже имя этого зловещего некроманта тебе сказать.

– Да ну?! – искренне поразился мой секретарь. – Ну ты даешь!

– Его звали Яков Виллимович Брюс. Век назад этот родственник шотландских королей поступил на службу к царевичу Петру Алексеевичу, будущему Петру Великому.

– Подожди-подожди! – стремительно перебил меня Лис. – Я помню, он еще артиллерией командовал.

– Абсолютно верно. Большой в этом деле был специалист, – подтвердил я. – А кроме того, сей высокомудрый царедворец исчислял ход небесных светил, по его мнению, определяющих жизнь светил земных, варил тайные эликсиры, делал механические игрушки, поражавшие воображение зрителей, короче, со вкусом проводил свободное время.

Основное поместье его, насколько я помню, находилось под Москвой, однако и здесь, принужденный жить вблизи от императора, Яков Виллимович построил себе дом, который на английский манер назвал «Брюс Кастл». Иначе говоря, Брусьев Костыль.

– Ух ты! – не в силах удержать восхищение, звонко выпалил мальчишка. – Это что, правда?

– Да уж куда правдивей. – Я шагнул к возку. – Больше того, у меня есть новость.

– Хорошая? Плохая? – встрепенулся Лис.

– Да как сказать. – Я подошел к вознице, замершему с поводьями в руках, и щелкнул пальцами у него перед глазами. – Эй, милейший, ты часом не заснул?

– Не-е-ет, – с трудом выдавил кучер.

– Что ж, уже хорошо.

– Граф, не томи, – возмутился заждавшийся напарник. – Шо за вести с полей?

– Сущая ерунда! Полагаю, банальное совпадение, – точно вспоминая о нем, вновь заговорил я. – Именно Брусьев Костыль люди Палиоли купили для нашего проживания. Он по дешевке продавался, вот премудрые кроты и обрадовались.

– Тю, я не понял, – теряя еле заметное светское напыление, возмутился Лис. – С какого перехмурья мы туда полезем? Это ж заповедник барабашек, дом-музей нечистой силы!

– Зачем ты мне это говоришь?! – возмущенно пожал плечами я. – Полностью с тобой согласен! Надо сообщить Палиоли, объяснить ситуацию…

– Во-во, объясни,– с нажимом потребовал Лис. – И добавь, шо если он этот Диснейленд не разрулит, то я здесь найду еще какого-нибудь Дрейнгофа и продам ему пасту для выращивания наличности на основе крутого бульона из яиц Калиостро.

– Что ты такое говоришь? – возмутился я.

– Ну, в смысле из яиц Феникса, подаренных мне Калиостро.

Я порадовался, что малолетний шалопай, стоящий около возка с открытым ртом, не в силах уразуметь суть разговора, да и кучер, похоже, еще не совсем в себе.

– Ладно, – отмахнулся я. – Покуда суд да дело, едем в посольство, там все обмозгуем.

– Дядь, а дядь, – услышав, что богатый клиент собирается улизнуть, всполошился наш проводник. – Вы там пока ходили, друг ваш ландринок мне обещал купить, ежели я ему о доме все, что знаю, порасскажу.

– Что купить? – переспросил я.

– Ландринок, – удивляясь моей непонятливости, повторил малец. – Ну, сластей таких. Вона коробейник ходит.

– С чего это ты так удивился? – возмутился Лис. – Мне шо, для пацана леденцов жалко? На, купи себе. – Он протянул юному вымогателю медный пятак, и тот с криком «Благодарствую!» помчал в сторону уличного торговца.

– Постой, как он их назвал? – полагая, что ослышался, переспросил я.

– Ландринки? Это леденцы такие из вареного сахара. Их еще монпансье называют.

– Ну конечно, – усмехнулся я. – Как все просто! Наверняка наш корсиканский друг тоже знает, как здесь именуют эти конфеты. Выходит, Леденец – это и есть искомый Жан Ландри! Остается выяснить, что же он такого сделал? Ладно, садись в карету.

Сергей открыл дверцу.

– Господа хорошие! – Моторный подросток уже мчал обратно с увесистым кульком. – А отсюда-то вам дорогу не показать ли?

– Сам управлюсь, – медленно пробасил начавший приходить в себя возница.

– А то я могу, – не унимался начинающий бизнесмен.

– Да это уж и медному всаднику ясно, – хмыкнул Лис.

– А вот, господин граф, ваше сиятельство, – сознавая, что источник щедрого финансирования вот-вот уйдет из-под контроля, затараторил алчный прилипала, – вещицу у меня не купите ли?

– Что еще за вещица? – досадливо спросил я, слушая, как золотой брегет призывает нас с Лисом в посольство на даваемый в честь новых сотрудников торжественный ужин.

– Вот извольте видеть, – бойкий парень запустил руку за пазуху и вытащил сильно потемневшую от пота тряпицу, – сейчас-сейчас. – Его пальцы начали суетливо разворачивать сокровище. – Глядите-ка, вещь знатная. Я ее по осени, перед самой зимой, в Костыле сыскал. Сам ходил, не убоялся! Видите, какая барская вещица – загляденье просто! Всего-то за червонец отдам.

Я взял в руки трофей юного воришки и…

– Да!

– Что да? – Лис с сомнением поглядел на меня, пытаясь осознать, в чем дело. – Да – вещь или да – деньги?

– Дай парню червонец, – выдавил я.

– А поторговаться? – возмутился Сергей.

– Дай червонец.

– Ну как знаешь. Ты начальник – я дурак. – В голосе друга слышалась оскорбленная нотка. – Держи, вольный охотник, пользуйся. Барин сегодня щедрый, у него от морозамозги застыли. Ты, значит, тут будешь антиквариат скупать, а мне потом снова отгребать за незаконные трудовые доходы.

– Лис!!! – Я протянул напарнику ценное приобретение.

– Не понял! – Мой рачительный друг уставился на серебряное кольцо с печаткой в моих пальцах. – Я этого кошачьего знаю! Это ж твой герб!