Чтение 22–й страницы книги ~Сеятель бурь~

– Но ведь это разумно! – возражал Конрад.

– Здесь можно окончить войну одним сильным ударом, может быть, за считанные дни, от силы – неделю! С топтанием же на месте на это уйдут месяцы, а возможно, и годы.

– Ну уж годы!

– Александр Великий осаждал Тир двенадцать лет, – напомнил я.

– Это было давно, – Борис Антонович наконец вставил трубку в зубы и полез за огнивом, – к тому же Тир стоял на острове.

– А нынешний Александр, сказывают, уже взял Иерусалим, – вставил один из присутствующих гусарских офицеров.

– Если базилевс Александр придет сюда, то победу необходимо будет делить с ним, – начал ротмистр Багратион.

– А победу, как женщину, – теребя ус, перебил его невысокий гусар с седой прядью в темно-каштановых волосах, – мы ни с кем делить не намерены.

– Что же вы предлагаете, Денис Васильевич? – поинтересовался у лихого подполковника князь Четвертинский.

– Отбить командующего, не будь я Денис Давыдов! – Лейб-гусар стукнул кулаком по столу.

– Ну, так вы себе лишь кулаки отобьете! – радея за ценную мебель, вставил Лис. – Шо делать-то надо?

Я слушал перебранку офицеров, вспоминая события иного времени и иного мира.

…Это было неподалеку от Форт-Невилла, когда войска генерала Корнуолиса, ловким маневром отрезав штаб армии и один из полков континенталов от основных сил, замкнули окружение, грозя полностью уничтожить наш крошечный отряд. На счастье, континенталы, обычно не склонные терпеть лишения в продолжительных осадах, на этот раз держались весьма достойно. Но и они приуныли, узнав, что части, посланные нам на подмогу, рассеяны войсками племенного союза шошонов.

Чудом выбравшись из рук индейцев, канонир, добравшийся до форта, рассказывал, как на марше колонну атаковали тысячи краснокожих, и большая часть бригады волонтеров корпуса Лафайета была уничтожена, не успев даже перестроиться. Среди захваченных в плен был и командовавший артиллерией юный полковник Бонапарт. Новость о разгроме деблокирующей группы повергла континенталов в шок. Они все еще стояли у бойниц и стреляли в сторону англичан, однако не надо было иметь прорицательские данные Калиостро, чтобы понять: в головах недавних фермеров засело накрепко заковыристое и противное, точно сколопендра, мрачное слово «капитуляция».

Патроны и заряды к орудиям были уже на исходе, генерал Корнуолис, должно быть, готовил свой напудренный парик для свежих лавров, когда вдалеке показались мундиры волонтеров и… украшенные перьями боевые наряды шошонов. Пытаясь разгадать, что же за войско движется к Форт-Невиллу, английский военачальник потерял драгоценное время. Мы ударили в штыки и с фронта, и с тыла. Диковинную армию вел побратим вождя, грозный воин с загадочным именем Раздвижной Глаз или попросту Наполеон Буонапарте…

Однако сейчас обстоятельства складывались иначе. Перед нами были турки, а не индейцы, а их, как выражался Лис, привести к единому знаменателю было куда сложнее, и подзорной трубой здесь было не обойтись. Между тем споры не унимались ни на миг.

– …А если по-казачьи, на бурдюках ночью между фортами в бухту пробраться? – горячо рубил Денис Давыдов.

– Малым числом смысла нет, а коли многие пойдут, то стража на стенах враз углядит, – остужал его пыл Борис Антонович. – Вот ежели бы отвлечь их…

– Можно, скажем, камышинки использовать да под водой проплыть, – недолго думая предложил Роман Иванович Багратион.

– Положим, что так, – вмешался Конрад, спеша возвратить спорщиков из-под босфорских вод на твердую землю. – Возможно, в крепость некоторое количество добровольцев и проберется, но где искать командующего?

– Где-где! Конечно же, в султанском дворце! – не задумываясь, рубанул Денис Давыдов. – Где же ему еще быть?

– Во дворце следует искать султана, – покачал головой я, с сомнением глядя на высящиеся над стенами минареты Айя-Софии.

– Капитан, а Конрад дело говорит. Не зная броду, соваться в воду – шо на морозе топор лизать. Начать можно, а вот дальше проблем не оберешься. У нас сейчас два варианта.Первый: доложить начальству, шо объект попал в силок и все его планы накрылись медным тазом.

– Ты же понимаешь… —тут же начал я.

– Понимаю,– прервал меня Сергей. –Тогда человечек внутри нужен, причем желательно с большими завязками.

– У меня такого нет. Да и откуда?

– Ой, беда-невзгода злая. —Лис деланно сглотнул горючую слезу. –Это ж надо такому случиться! Шо ж ты загодя не подсуетился? Надо было султана вербануть – щас бы горя не знали!

– Ну-у…

– Ладно, вернись к жизни. То, шо у нас в отсутствии, у других, может быть, вполне даже в наличии. Остается лишь равномерно перераспределить блага в нужном отечеству порядке. Короче, вызывай Елипали. Быть того неможет, чтоб у ломбардских банкиров в таком рыбном месте не сидел какой-никакой рыбачок.

Честно говоря, меня не особо радовала перспектива вновь слышать напутственные речи стационарного агента, однако в словах Лиса действительно был резон. При всей внешней непримиримости христианского Запада и мусульманского Востока тайная связь между ними не прекращалась ни на день. А если не прекращалась торговля, то и негласные представители ведущих банков наверняка должны были обитать в столь крупном центре мировой экономики, как Стамбул-Константинополь.

– Ну, что тому вас? —как обычно, нервно отреагировал резидент на канале связи.

– У нас, вашими молитвами, все в порядке. А вот у Наполеона большие неприятности.

– То есть? —напрягся финансист.

– Его захватили в плен турки.

– Что-о?!

– Османы поутру сделали вылазку и захватили Бонапарта, —повторил я, понимая, что столь шокирующая новость скорее всего повергла диспетчера европейской политики в состояние глубокого ступора. –Мы пытались отбить его, но попали под обстрел и были вынуждены отступить.

– Проклятие! —Барственно-вальяжный в обычное время банкир смачно выругался по-итальянски, нимало не заботясь о том, что система «Мастерлинг» исправно переводит его замысловатую ненормативную лексику. –Впрочем,– он на минуту замолчал, –может, это и к лучшему. У нас в Палермо говорят: «Нет человека– нет проблемы».

– А у нас утверждают, что автомобиль с мертвым водителем опаснее, чем автомобиль с живым. Организация, созданная Наполеоном, а возможно, даже и не им, обладает сегодняогромными силами. Неужто вы полагаете, она растворится точно призрак, если ее лидер вдруг по какой-то причине исчезнет?

– Не ваше дело, что я полагаю!

– Да, целиком не мое. Но рассудите сами, у стаи появится новый вожак, и у него будут свои задачи, свои цели. Сейчас, потратив целых полгода, мы приблизились к сердцу тайного союза почти вплотную, а что будет завтра, если Наполеона вдруг не станет?

– Проклятие! —снова выругался сеньор Умберто. –Чего же вы хотите от меня? Вы что же, полагаете, СелимIIIзахочет отпустить столь опасного врага за выкуп?

Я молча подивился бредовой мысли финансового воротилы. Честно говоря, мне она даже в голову не пришла.

– О выкупе речь не идет, —заранее утешил я скаредного банкира. –Я хочу узнать, есть ли у вас доверенный человек в Константинополе? Нужно ли пояснять, что мне необходим кто-то с хорошими связями, а не просто клерк.

– Вы понимаете, что это большой риск?– после минутной паузы вновь заговорил Палиоли.

– Конечно! —кратко ответил я, удивляясь, что в кои-то веки начальство заинтересовала наша участь.

– Если вдруг связь нашего человека с вами будет раскрыта, его ожидают большие неприятности.

– Учту,– саркастически усмехнулся я. Мир снова сел на ось, и Земля не сошла с орбиты. Конечно же, резидента беспокоила судьба представителя ломбардского банка, а вовсе не наша. –И все же я вынужден настаивать.

– Хорошо,– нехотя отозвался Палиоли, –вы получите имя этого человека. Но помните, этот агент на вес золота, вы не должны подвергать его опасности.

– Мы будем дорожить им как собой,– двусмысленно пообещал я. –Итак, дон Умберто, его имя?

– Это Эфраим бен Закрия, ювелир с Пшеничной улицы. Его лавка находится под вывеской с двенадцатью золотыми полумесяцами.

– Огромное спасибо,– закончил я сеанс закрытой связи.

– Но помните, вы обещали его беречь!

– …Здравствуйте, я ваша тетя! С какого перехмурья белые евнухи станут нам помогать? Это они до того были греками и черкесами… – Фраза Лиса прервалась на полуслове, он обвел собравшихся хитрым взглядом своих темно-зеленых глаз, и на губах его появилась усмешка, не предвещавшая будничного развития событий. – Ребята, кажется, у меня родилась мысля!

ГЛАВА 26

Если гора не пошла к Магомету, это хороший повод, чтобы сровнять ее с землей.Наставления по газавату

Пылкая речь моего напарника вдохновенно звучала под крышей старинной виллы, помнящей, возможно, еще времена последних византийских Палеологов, и чем ярче живописал мой друг вероятный ход операции, тем больше вытягивались лица видавших виды лейб-гусар.

– Конрад, – Сергей окинул внимательным взглядом боевого товарища, – явно не попадает в число претендентов на звание мисс Стамбул, поэтому будет евнухом.

– Что-о?! – взвился с места щепетильный в вопросах мужской чести адъютант командующего.

– Да ты не мандражируй! – поспешил утешить его Лис. – Отрезать тебе ничего не будем. Ты, главное, рта не открывай: типа, ты не просто евнух, а немой евнух. Наденем халат, под халат примотаем штуки две подушки, в них спрячем пистоли – и готово дело! Молчи и кланяйся, пока шефа не освободим.

– А если ваш человек в Константинополе не сможет провести тебя в зиндан[30],где томится его сиятельство? – Младший Багратион внимательно поглядел на Сергея, затем на меня.

– В таком случае, – резонно ответил я, – нам предстоит обнаружить его самим. И, согласитесь, будучи внутри столицы, это сделать куда проще, чем находясь за ее стенами.

– Опасно! – Гусар с седой прядью обвел глазами присутствующих. – Чертовски опасно!

– Да, но… – попытался вновь заговорить я.

– Но это ж замечательно! – не дал мне высказаться Денис Давыдов. – Я согласен. Если Кутузов даст добро…

– Я тоже иду с вами. – Молодой князь Багратион расправил плечи и подался вперед.

– Хорошо бы еще хоть одну девушку, – оглядывая добровольцев, вымолвил я. – А не то, кроме немого евнуха, у нашего аги будет и немой гарем.

Период деятельной подготовки к назначенной на следующее утро операции был краток и оттого весьма насыщен делом.

– Что ж это вдруг вы решили запрашивать отставку? – разглядывая мое прошение, настороженно поинтересовался генерал Кутузов. – Нешто при мне состоять много хуже,чем при графе Бонапартии?

– О том судить не имею возможности, – склонил голову я. – Быть может, что и лучше, но волей судеб я числю сего человека среди друзей своих, у вас же, русских, издревле ведется «живота не пожалеть за други своя».

– Это верно, – грузный полководец, опираясь на стол, с кряхтеньем поднялся с места, – так и говорится. Но и то разуметь надобно, что на верную смерть идете.

– О том Господу лишь ведомо, на его милость уповаем.

– У Господа милости безмерно, но ведь и разум у человека должен наличествовать. – Кутузов протянул мне исписанный лист с прошением об отставке. – Помилосердствуйте, батюшка. Что ж мне в столице-то скажут? Мало того что свои ухари-гусары очертя голову в самую шайтанскую прорву лезут, так еще и кесарский посланник заодно с нимижизни себя лишить норовит. Уж вы, граф, сделайте любезность, заберите эту цидулу.

Я молчал, хмуря брови.

– Не желаете? – Кутузов по-стариковски покачал головой. – Под монастырь меня подвести хотите! Ну да что тут поделаешь, Господь с вами. Коли живыми вернетесь – то, стало быть, вам слава и почет, а ежели головы сложите, – генерал сокрушенно развел руками, – не обессудьте. Все, что сделать для вас могу, так это письмецо ваше покуда без движения сохранить и, ежели все добром разрешится, вам назад возвратить. А теперь, господин полковник, ступайте, пожалуй, с Богом! Мне, старику, покой нужен.

На вилле австрийской миссии кипела работа. Гусарские офицеры, получившие от командующего добро на проведение диверсионно-спасательной операции в лагере противника, веселились от души, примеряя обновки и упражняясь в цветистости восточных славословий.

– Дайте свету! – возмущался Лис, старательно выводивший на листе веленевой бумаги арабскую вязь. – Шо вы меня обступили, как дети елку! Не видите, что ли, запорожцы в моем лице пишут салям турецкому султану. Не путайте с салями, его они в моем лице не пишут. И нечего гоготать, а то я щас такого накарябаю, шо нас с этой залипухой ни в одной аптеке не обслужат!

Конечно же, познания Лиса в турецком языке ограничивались тем, что предоставлял в его распоряжение «Мастерлинг», но, кроме того, он мог пользоваться практически неисчерпаемым объемом информации Базы. Сейчас перед его внутренним, так сказать, сокровенным взором аккуратно вырисовывались цепочки арабской вязи, переснятые с посланий Ибрахим-Паши, сына повелителя Египта. Лису оставалось только старательно воспроизвести загадочно витиеватый почерк неведомого писаря, что он и делал, от старания высунув между зубами кончик языка.

– Кажись, так! Ну шо, печать разогрели?

– Разогрели, – ответил кто-то за моей спиной.

– Значит, делаем следующее: аккуратнейшим образом поддеваем ее бритвой… По самой бумаге ведем, не дай Бог вам сургуч повредить! Ну шо, Вальтер, щас пересадку органов печати совершим – и можно ехать в гости. Ты как, уже с нами или, типа, не при делах?

– С вами, – кивнул я.

– Ну, вот и славно. – Хитрое лицо Сергея расплылось в улыбке. – Тогда команда играет в полном составе.

Остроносая фелука[31]по-кошачьи бесшумно кралась между тяжеловесных линейных кораблей эскадры адмирала Ушакова, стараясь не вызвать лишнего интереса у дремлющих на каждом из кораблей вахтенных начальников. Нанятые за немалые деньги контрабандисты прекрасно знали свое дело. Не ведали они лишь одного: опасность, с которой было связано проникновение в осажденный город, была минимальной, едва ли не призрачной.

Дувший с берега ветер заставил мореходов убрать паруса и пробираться на веслах. Любо-дорого было глянуть, как тихо входят в темную, покрытую трехбалльной рябью воду длинные весла и как появляются они вновь, роняя клочья пены без плеска и малейшего звука. Высокий худощавый ага в огромном тюрбане стоял близ фок-мачты, едва ли не у самого бушприта, и шептал нечто, со стороны, должно быть, казавшееся очередной сурой Корана, но до меня сбегающий по холмам к морю бриз все же доносил обрывки его «молитвы»: «…А ветер как гикнет, как мимо просвищет, как двинет барашком под звонкое днище…» Все десять весел фелуки поднимались точно невидимым механизмом, и по бортам суденышка уже виднелись ощетинившиеся пушками бастионы турецкой столицы. «…Так бей же по жилам, кидайся в края, бездомная молодость, ярость моя…»

Дальнейшие строки я уже не слышал. Нервной утренней птахой серебристо зазвенела боцманская дудка на мрачном утюге линейного корабля «Три святителя», и пушечные порты обращенного к нам борта начали открываться безжалостно-злобными глазами дремлющего чудовища. Залп! Многофунтовые ядра с грохотом и воем рванулись вслед за остроносым суденышком и рухнули впереди него, взметнув к едва светлеющим небесам фонтаны соленых брызг. Второй залп – и вода по левому борту закипела от новых взрывов.

– Быстрее, быстрее греби! – во все горло заорал ага, выхватывая из ножен кривую саблю и взывая к гвардии шайтана с требованием обратить в прах чересчур бдительныхгяуров. Надеюсь, ни сам шайтан, ни его подопечные, однако, не слышали цветистой ругани Лиса, хотя бы по той причине, что горбоносый ага, чья переносица в силу жизненных передряг напоминала латинскую букву «S», не был мусульманином.

Нам грех было жаловаться на канониров адмирала Ушакова, скорее уж дивиться их мастерству. Со стороны, вероятно, казалось, что маневрирующая под обстрелом фелука лишь милостью Аллаха Всеблагого уворачивается от прямых попаданий. Жены аги, дотоле составлявшие компанию «мужу» в созерцании утренней бухты, опрометью бросились вниз, чтобы, не дай Бог, не попасть под случайные осколки. Им бы полагалось убегать с визгом и душераздирающими воплями, но какой визг могли издать Денис Давыдов, Роман Багратион и ваш покорный слуга, каким воплем огласить напряженно следящую за исходом «боя» округу?

Но вот критический рубеж был пройден, и тяжелые крепостные орудия босфорских фортов басовито вступились за храбрецов, посмевших нарушить морскую блокаду.

– Фух, кажется, пронесло! – Лис едва удержался, чтобы не осенить себя крестным знамением. – Крошки мои, вылазьте! Злые люди отгребли к шайтанской бабушке, никто вас больше не тронет!

Я с невольной ухмылкой поглядел на возвышенно-нежное лицо самозваного потомка янычар. Впрочем, запорожские корни моего друга позволяли предполагать всякое. Быть может, кто из удачливых предков Лиса прихватил в качестве трофея из заморских краев луноликую Зейнаб, а может, какой осман на долгую память оставил дитя черноокой Оксанке, но из песни слова не выкинешь. Профиль моего друга чертовски напоминал известный портрет Сулеймана Великолепного – поэта, султана и полководца. Хотя кто знает, ведь супругой именно этого султана была землячка моего напарника, знаменитая Роксолана.

Вход в гавань был перекрыт массивными цепями. Мы уже видели, как суетятся на берегу турки, опуская под воду этот своеобразный шлагбаум, как строятся у причальных тумб бдительные левенды[32],готовые принять неведомых гостей.

– Салям-алейкум, братья мои! – во все свое луженое горло орал Лис, приветствуя собравшихся в гавани. – Да продлит Аллах ваши дни, как бороду возлюбленного султана, благоуханного макового цветка пред очами его, могущественного и необоримого Селима III. – Такую заковыристую галиматью Лис мог нести бесконечным речитативом, нимало не смущаясь ее содержанием. – Да раскинет над вами удача крылья линялого кречета, точно небесная ширь – лазурь благословенного небосклона.

На непривычную к подобной декламации публику речи Сергея оказывали почти магическое воздействие. Минут через пять непрерывного прослушивания этой стремительнойтарабарщины иные начисто переставали осознавать, где они находятся, прочих же мучила занозистая мысль: что, собственно говоря, они здесь делают?

Но вот швартовы накрепко соединили легкое судно с турецким берегом, и осанистый ага, поправив тюрбан, ступил на кинутые с твердой суши дощатые сходни.

– Зульфия, Зухра! Гюльчатай, – этим имечком Лис наградил меня, – не отставай! Аллах не приведи, в воду свалишься! Тут знаешь какие ужасные крокодилы водятся? Как у нас в Ниле, тока в три раза больше. Касым, гляди, чтоб никто не потерялся!

Касым фон Мюнхгаузен, стараясь двигаться по возможности медленно и плавно, чтобы не тревожить примотанные к телу подушки, молча сложил перед собой руки и послушно склонил голову.

– Так, кажется, все на месте. Жены любимые, слушай сюда! Провожу инструктаж, два раза повторять не буду! Чадры не поднимать, с незнакомцами на улицах не разговаривать. Увижу, не приведи Аллах, кто лодыжку из-под фериджей покажет, или вдруг замечу, шо с какими-то янычарскими мордами заигрываете, – немедленно секир-башка. А ну-ка быстренько все тут же вспомнили мою четвертую жену Фатиму! Она уже допоказывалась! Теперь «фати» отдельно, «ма» отдельно. – Лис для устрашения положил руку на усыпанный драгоценными каменьями эфес персидской сабли. – Чувствую себя почти холостяком. Кстати, надо будет об этом здесь настоятельно подумать. Так, – мой напарник закончил смотр «гарема» и наконец повернулся к встречающим. – Ну-ка, кто старший?

Офицер левендов, молча наблюдавший представшую его взору картину, выступил на два шага вперед:

– Кто вы, почтеннейший?

– Я Ахмад Акбар ибн Батик, сын принцессы Нури, узбаши бастанджи[33]осиянного славой и овеянного неисчислимыми победами Ибрахим-Паши, старшего сына и наследника Мухаммада Али, великого правителя Египта. У меня срочное донесение от моего господина вашему султану. По велению осиянного славой и все такое прочее я должен его доставить своими собственными ногами в его собственные руки.

Мюлаземи– эввель[34]морского батальона в своем вызывающе красном мундире и белом, хлопающем на ветру плаще смотрел на старшего по званию со смешанным чувством недоумения и восхищения. Чтобы прорваться в осажденную крепость под носом у врага, требовалась недюжинная отвага, а уж тащить с собой гарем мог человек, как выражался сам объект восхищения, абсолютно бескрышный.

– Султан в Диване, он не сможет вас принять.

– В лучших домах Каира и Иерусалима принято говорить «на диване», – не замедлил поправить его дальний потомок Сулеймана Великолепного. – Тогда чего стоим? Где у вас тут дежурный визирь или хотя бы уж какой-никакой трехбунчужный паша? Я не вижу должного уважения! Я посланец великого правителя или так, за рыбой в море вышел? Либо мне тут щас незамедлительно начнут оказывать соответствующие почести, либо я разворачиваюсь и ухожу по морям, по волнам, куда Аллах ишаков не гонял. Но тогда вы не узнаете, шо наши разгромили базилевса Александра и уже идут сюда… я вам об этом ни за что не скажу! Да преклонятся колени у всякого, слышавшего о доблести славнейшего из сыновей, зерцала правоверных Мухаммада Али. Чего ждешь?! – Лис выхватил из-за пазухи скрученный фирман[35]. – Я шо-то не ясно сказал? Султан занят – веди к визирю! А вы, курочки мои, погуляйте часок-другой по городу, прикупите там золотишка, жемчугов, рубинчиков… в общем, шо я вас буду учить! Касым, за подруг моего сердца отвечаешь тем, чего у тебя уже нет.

Саженного роста немой евнух сложил руки на груди и старательно поклонился в пояс не на шутку разошедшемуся повелителю.

– Капитан, —зазвучал в голове спокойный и хладнокровно-собранный голос Лиса, –держись на связи, если шо – я на тебя рассчитываю!

– Да уж можешь не сомневаться,– усмехнулся я, зыркая из-под чадры по сторонам.

Кавалерийская походка с характерным шаркающим по земле шагом – хорошее подспорье, когда пытаешься изобразить закабаленную женщину Востока. Как еще ходить, если не желаешь потерять остроносые туфли без задников и каблука? В сопровождении широкоплечего стража нашей скромности мы двигались гуськом по заполненным народом улицам Константинополя, выискивая ювелирную лавку с дюжиной полумесяцев на вывеске.

Объемная карта древнего города, предоставленная в мое распоряжение Базой, демонстрировала и наше расположение, и неведомую Пшеничную улицу, и возможные маршруты движения в лабиринте узких кривых улочек и закоулков. Это было неоценимое подспорье для прогулок в огромной столице Османской Порты с застройкой не менее витиеватой, чем строки арабского письма. Однако никакая карта не могла учесть поставленной среди узенького пешеходного русла между двумя высоченными заборами груженой арбы, толпы ямаков[36],сооружающих баррикаду, а то и просто галдящей банды торговцев, наперебой пытающихся всучить «красавицам» трубку с длинным чубуком вишневого дерева, фунт прекрасного опиума или же опаловые бусы «из дворца Крым-Гиреев».

Нам то и дело приходилось сворачивать, уклоняясь от кратчайшего пути, чтобы затем выискивать нужную дорогу, петляя в грязной паутине бесконечных переулков. Иногдамы останавливались, точно прицениваясь, но, молча оглядев выставленные товары, шли дальше. Неизвестно, снарядили ли местные «органы контрразведки» за нами соглядатаев, но пренебрегать мерами конспирации все же не следовало. Мы плелись по городу, усиленно шаркая ногами и сожалея о том, что среди нас нет хотя бы одной настоящей женщины, чтобы банально попросить воды у бойкого уличного разносчика. Наконец, вдосталь находившись по улицам, мы достигли «явочной квартиры».

Ювелирная лавка с двенадцатью полумесяцами в круглом зеленом щите располагалась в череде десятков подобных торговых заведений, опаляющих непривычные взоры блеском дешевого золота и самоцветных каменьев. Только непосвященный европеец мог счесть константинопольскую ювелирную лавку обычным магазином драгоценностей, какихмножество в любой цивилизованной точке земного шара. Местные лавки одновременно с прямым назначением являли собой весьма странную помесь дома свиданий, конторы менялы и курительных комнат, навеки пропахших опиумным духом.

– Чего пожелаете? – засуетился любезный, точно сахарный, хозяин, быстро оценив богатство нарядов посетительниц. – Вино, шербет, халва, кальян?

Торговля драгоценностями в осажденном городе шла не лучшим образом, но все же в лавке Эфраима бен Закрии толклись, кроме нас, еще человека три. Бессловесный Касым фон Мюнхгаузен очень внятно ткнул пальцем в каждого из наличествующих в лавке ротозеев, затем на дверь, после чего столь же вразумительно звякнул в воздухе увесистым кошелем.

– А, понимаю! Да-да! – засуетился сообразительный хозяин. – Извините, уважаемые, если желаете купить что-то – покупайте, а нет – так я сейчас закрываюсь.

Недовольные любители ювелирных изделий, не склонные, впрочем, тратить ни аспера[37]на их приобретение, недовольно бормоча, отправились в другую лавку. Затем дверь, закрывшаяся за спинами ушедших, была заперта на засов. Как бы ни ругались выдворенные посетители, такое поведение ювелира было делом вполне обычным и могло означать лишь одно: высокородные дамы желают потратить сегодня неприлично большую сумму денег на побрякушки и украшения. Мнимый евнух, ни слова не говоря, обошел помещение лавки и, убедившись, что, кроме нас, в ней действительно никого нет, стал у двери на страже.

– Господин Умберто Палиоли велел кланяться вам и напомнить о тех дружеских чувствах, которые он к вам питает. – Я отбросил покрывало, дотоле оставлявшее открытыми только глаза.

Любезный торговец, собиравшийся выпалить очередную медово-приторную тираду, замер с открытым ртом, увидев вместо прекрасной черкешенки суровое мужское лицо.

– Пойдемте-ка лучше в курильню, – смиряясь наконец с тем, что я не порождение опиумных паров, выдавил хозяин лавки. – Это вы одна такой? Или же все, на горе вашего мужа?

Из– под ближайшей чадры послышался смех князя Багратиона. Кроме меня, он единственный из присутствующих свободно понимал турецкую речь.

– Значит, таки все, – сокрушенно заключил Эфраим бен Закрия. – Я прошу вас, идемте подальше от окон, мне не нужны лишние неприятности, точно также, как и вам. Итак, господа, – продолжил он, когда мы оказались за плотными занавесями, отделявшими торговую часть заведения от приватных помещений. – Как я понимаю, вас не интересуют серьги и браслеты, и колье вам тоже ни к чему. Чем же я могу быть полезен? Очень хотелось бы верить, что деньгами, – не давая вставить слова, тоскливо вздохнул он. – Потому что ежели нет, то за что такое несчастье на мою седую голову в такой светлый день?

– Вы не спросите, кто мы? – несколько обескураженный приемом поинтересовался я.

– Упаси Бог, зачем мне лишняя головная боль? Вы друзья моего доверителя, этого вполне достаточно, чтобы я решил, будто вы честные люди и не хотите зла старому Эфраиму, у которого в жизни и без того было так мало того, что хотелось бы вспомнить. Скажу только одно: мне отчего-то кажется, что вы больше похожи на тех, кто стоит по ту сторону крепостных стен, чем на тех, кто сидит по эту.

– Верно, господин бен Закрия, – согласился я, усмехаясь экстравагантной манере представителя «Банко ди Ломбарди» изъяснять свои мысли. – Вы правы, мы офицеры союзной армии. Нам очень нужна ваша помощь.

– Давайте попробую угадать! – едва дождавшись завершения моей фразы, с неизъяснимой грустью проговорил ювелир. – Вы бежали из плена и хотите перебраться к своим.

– К своим нам действительно нужно перебраться, – утвердительно кивнул я. – Но чуть попозже.

– Это можно, – обрадованный, должно быть, незначительностью предполагаемого ущерба, затараторил ловкий торговец. – Кому же придет в голову идти среди бела дня? Яповеду вас ночью…

– Речь не об этом! Мы должны освободить из плена нашего товарища.

– Ну да, – безрадостно кивая, вздохнул Эфраим бен Закрия, – как я мог надеяться на лучшее? Вчера по небосклону катилась алая, точно кровь невинно убиенного, луна, а сегодня поутру у самых дверей лавки разлеглась большущая черная собака! Как я мог надеяться? Что я себе думал? Ну, да что говорить, господин Палиоли столько сделал для меня, что я много ему обязан. Будь по-вашему, назовите имя того несчастного, которому надо помочь, и мы вместе подумаем, что можно сделать.

– Генерал от артиллерии граф Наполеон Бонапартий, – отчеканил я.

– Я спрашивал, кто этот несчастный? – всплеснул руками торговец драгоценностями, должно быть, проклиная день и час, когда он познакомился с доном Умберто Палиоли. – Неужто я мог быть так слеп?! Этот несчастный – я! Лучше бы вы уже взяли город и не вешали мне на шею такие заботы, как ваши хлопоты. Ладно, хорошо! Раз Эфраим бен Закрия сказал полновесное слово, то из этого слова можно чеканить монету, и ни один кади[38]не сочтет ее фальшивой! Я не буду говорить, что все сделаю, но скажу вам так: попробую. Сейчас я уйду. Ради Бога, не беспокойтесь, не ходите зря по лавке, не открывайте никому двери. Если я смогу быть вам полезным, открою их сам, а нет, – он развел руками, – мне не хочется об этом даже на минуту подумать. Но ежели вдруг к вечеру я не вернусь, можете передать дону Умберто, что я ему уже больше ничего не должен.

– К нам могут еще присоединиться люди, – предупредил я.

– Если вас тут целая армия, чего ж вы мучаете одного бедного торговца, пусть даже не самого бедного? Идите на штурм, кричите «Ура!» и размахивайте саблями. Я такое уже видел несколько раз. Как вспомню, так вздрогну, как вздрогну – так мороз по коже.

– Нам очень нужна ваша помощь, – вновь настойчиво повторил я.

– Ох как я не хотел слышать эти слова. – Любезный хозяин печально махнул рукой и направился к выходу. – Ладно, собирайте у меня в лавке свою армию, не щадите здесь ничего! Что вам судьба и жизнь какого-то иноверца? Но все-таки помните, что я вам сказал, и уж как могу, я постараюсь сделать все, на что изъявит согласие Царь Небесный.

Между тем путь Лиса по турецкой бюрократической лестнице закончился в покоях главного визиря. Тот сидел на подушках, уютно поджав под себя ноги, а грозного вида эфиопы в высоких шапках, алых шароварах и расшитых золотом жилетках на голое тело сторожили его покои, сурово держа перед собой двулезвийные топорики с далеко выдающимися острыми копейными наконечниками.

– О благословенный свет мудрости! – Лис распластался ниц перед визирем, с наслаждением вытягивая ноги на мягком персидском ковре. – Сияние, исходящее от посещающих вас небесно-возвышенных мыслей, слепит мне глаза. Позвольте я буду продолжать говорить, не поднимаясь.

– Зачем же? – Визирь Селима III, впитавший наряду со вкусом к турецким славословиям и роскоши глубокое почтение к французскому этикету, был несколько смущен раболепством моего друга. – Садитесь рядом со мной и расскажите все подробно.

– Ну вот,– обреченно вздохнул Лис на канале связи, –отлежаться не удастся, а я так надеялся. У меня от местных тапочек ноги гудят, шо труба архангела в последний день. Это ж, мама дорогая, как они здесь ходят?!

– Желаете чаю или кофе, уважаемый Ахмад Акбар ибн Батик? Или, быть может, трубку?

– Кофе, трубку и чего-нибудь поесть! А то ж с утра без маковой росинки… – Лис осекся. – Ну, в смысле, не ел ничего.

Визирь хлопнул в ладоши, и дожидавшиеся сигнала молчаливые слуги быстро уставили ковер перед собеседниками угощением, от которого в моем животе возмущенно началиворочаться кишки.

– Нам передали ваши слова, из которых мы узнали, что храбрейший Ибрахим-Паша наголову разгромил армию недостойного французского мятежника Александра Дюма, именующего себя базилевсом.

– Да-а! – радостно взорвался Сергей, торопясь блеснуть воинственным красноречием. – Это было у стен Кейсарии. Армия французов двигалась по направлению к Хайфе, стремясь захватить этот важнейший порт и тем самым обеспечить переброску войск к Сирии. Батальоны зефиров[39]двигались по холмам, отделяющим побережье от возвышенной части страны. Они пытались заранее углядеть, когда появятся наши храбрые мамлюки, но Аллах отвратил их взгляды. Мы каждую ночь, пока французы двигались от Яффо к Кейсарии, гнали поблизости от их охранения табуны кобылиц, чтобы приучить врага к постоянному топоту копыт. Но вот когда генерал Дюма был возле старой крепости, мы обрушили на его голову свои острые сабли, как неумолимые молнии, которыми Аллах испепеляет бесчисленное воинство шайтана.

Мы сбросили нечестивцев в море и даже самозваного базилевса не смогли затем отыскать между раненых и убитых. Видевшие говорят, что он сгинул в морской бездне, как иподобает бунтовщику и злодею. Теперь армия победоносного Ибрахим-Паши в неисчислимой силе идет на помощь отцу правоверных. И когда б не корабли французского гяура, адмирала Перри, заставившие меня сменить палубу шебеки на седло коня, а затем – вновь на палубу корабля, я бы еще позавчера был здесь. Стало быть, не успеет солнце трижды взойти над холмами Стамбула, как зеленые флаги пророка будут видны на горизонте.

– О храбрейший узбаши, весть, принесенная тобой, драгоценна, точно волшебный эликсир для смертельно больного! – Визирь радостно ухватил рукав Лисова халата. – Нынче же вы самым подробным образом представите ваши вести пред солнечным ликом несравненного Селима III. Поверье, султан щедро наградит вас!

– Любая награда величайшего из великих неоценима и щедра! – гаркнул Лис так, что телохранители визиря невольно вытянулись по стойке «смирно». – Аллах свидетель,я готов драться за него, как лев!То есть спать по шестнадцать часов в сутки, жрать, как не в себя, и посылать за хавчиком кого-нибудь другого. Кстати об охоте! Вы там с этим Беном шо-нибудь накопали?

– Агент Палиоли не слишком обрадовался нашему вызову, но сказал, что поможет, —сообщил я. –Сейчас он пошел разведывать обстановку…

– И обещал вернуться, шо тот Карлсон,– не дал мне договорить Сергей. –Ладно, я так понял, вы пока сидите, ждете возвращения Будулая, и это правильно. Надеюсь, мне сейчас в честь дня победы какую-никакую жилплощадь выделят, и я тут же мотнусь за вами. Заметано?

– Заметано,– согласился я.

– Тока ж– жди меня, и я вернусь.