Чтение 25–й страницы книги ~Сеятель бурь~

– Погоди. – Я перебил друга. – Через пять дней свадьба!

– До тебя это только дошло?

– Послушай! – оборвал я напарника. – Свадьба – это место, где дарят огромное количество цветов. Где чей букет – не разобрать. А что, если тот гербарий, который нынче старая ведьма здесь собирала, и есть праздничный букет для нашего подопечного? – Я остановился, задумавшись. – Или для его подруги.

– Ты хочешь сказать, шо кого-то из них реально заказали? – насторожился Сергей.

– Очень может быть. Поправь меня, если я в чем-то ошибаюсь. Наполеон сейчас и сам по себе без пяти минут царь Греции, а породнившись с Александром, и вовсе обретает такую силу, какой в Европе, почитай, ни у кого больше нет. Этот факт наверняка беспокоит как цесаревича, так и его окружение. А от понимания до действия путь короткий!

– Надо предупредить Наполеона, шоб, окромя кактусов, он на свадьбе никаких цветов в руки не брал.

– Резонно. – Я зашагал к крыльцу. – Значит, так. Я, пожалуй, направлюсь во дворец. Если Бонапарта там нет, буду искать его в штабе гвардии или же в артиллерийском депо. А ты попробуй найти его в корпусе Понятовского, он вполне может быть там.

– Ясно, понял. Ну шо, по коням? – Лис быстро направился к конюшне, но вдруг остановился и повернулся ко мне. – Слушай, Вальтер, мы с тобой два умника, буквально энциклопедисты. К Понятовскому во дворец… А может, он в своем особняке?

– Полагаешь, такое может быть? – с сомнением возразил я. – Белый день на дворе, что б ему там делать?

– Готовиться к свадьбе! – четко отрапортовал многоопытный напарник. – Стоять перед зеркалом в гордой позе и прочувствованно шептать: «Мадам, в смысле – мадмуазель… Эти ясные глаза – погибель всей моей холостой жизни. Как я вообще дышал без вас и на шо ж я перевел тот кислород, который вдохнул до нашего знакомства?»

– Оставь, Лис, – поморщился я, – это политический брак.

– Когда от политического брака рождаются обычные дети, так есть подозрение, шо высокие договаривающиеся стороны чем-то не тем занимались на столе переговоров. – Сергей расплылся в улыбке, но, увидев мою нахмуренную физиономию, тут же выставил руки вперед. – Все, никаких пошлых шуточек о таком возвышенном предмете! Я ускакиваю отсюда быстрее лошади! А ты б все же съездил проверить, может, он таки дома? А то глупо получится: мы, как ужаленные бобики, носимся, его ищем, а он зеркальцу глазки строит.

– Да ну тебя, – отмахнулся я. – Хотя… Ладно, пошлю Тишку с запиской.

Наши поиски были абсолютно безуспешными. Почтеннейший Наполеон Карлович свободно мог претендовать на роль существа мистического. Он был повсюду, где появлялись мы, буквально за пять минут, полчаса, час, вот-вот… К концу дня, злые и уставшие, мы с Лисом возвратились в Брусьев Костыль несолоно хлебавши, однако здесь нас ожидал радостный Тишка.

– Все передал, как вы велели, – бойко выпалил он, встречая нас у ворот. – Уж и потомился я, покуда их высочество домой вернулись. Там, за голландкой, угрелся и придремать успел.

– Понятно, – устало кивнул я.

– И что же принцепс Спартанский? Как отреагировал на записку?

– Велел благодарить вас и кланяться. Сказал, что распорядится все цветы на свадьбу в оранжерее государыни-матушки закупить да под особливою сторожей прямиком в его палаты доставить.

– Это не выход, – поморщился я, не слишком задумываясь, что обсуждаю вопрос едва ли не общеевропейской важности со слободским подростком. – На свадьбе легко подменить один букет другим. К каждому цветку гренадера не приставишь.

– Так, ить, может быть, что никакой свадьбы и не будет, – ни с того ни с сего самодовольно заявил Тишка.

Мы с Лисом недоуменно переглянулись. В библиотеке повисла долгая молчаливая пауза.

– Ты шо, дружаня, похитил невесту принцепса?

– Не-а, – захихикал смышленый парнишка. – На что мне она? Такая девка небось в дому ни к чему не пригодна.

– Ладно, про твой дом позже толковать будем, – прервал его Сергей. – Давай колись, что ты вынюхал?

– Я, покуда его высокопревосходительство ждал, как уже докладывался, приспал маленько. Прислуга тамошняя меня, почитай, не первый день знает, потому и не тревожила. Вот я соплю, значит, себе в две дырки, а вдруг через дрему слышу, как заходит господин принцепс, а с ним еще кто-то. Мне его из моего закутка видно не было, только слышно все. Ну, сначала они о делах толковали, а потом Наполеон Карлович возьми, да и скажи: «Сигналом, мол, ко всему моя свадьба будет».

– К чему – «ко всему»? – настороженно переспросил я.

– Да мне ж почем знать? – Тишка ошалело поглядел на господ. – А только я себе подумал, что ежели правду люди говорят, что Бонапартиева зазноба у цесаревича в полюбовницах ходит, то, может, он ее похитить удумал? – Лицо мальчишки приняло загадочное выражение. – Сообщников к ней подошлет, а сам, мол, я не я, всякому ведомо, что я по той поре при многолюдном собрании в церкви Божией венчался.

– Господи, – всплеснул руками Л ис, – шо делают книжки с незамутненной душой! Тихон, где ты начитался этих глупостей?

– А что?

– Постой. – Я перебил собравшегося было надуться мальца. – Вернись-ка лучше к тому, что ты слышал. До разговора про свадьбу о чем речь шла?

– Ну-у… – Тихон задумался. – Там, в общем, какое-то дознание поминалось. Мол, у цесаревича в ближних людях что ни человек, то душегуб и лиходей, против государя Павла Петровича злоумышляющий. Ну и тот, с кем Бонапартий разговор говорил, ему, стало быть, и молвит: «Коли их в один присест в кандалы взять, то непременно великая суматоха начнется». А Наполеон ему: «Вот и держи офицеров своих в готовности, чтобы как переполох станется, так в нужный миг и ударить».

– Кого ударить? Куда ударить? – почти выкрикнул я.

– Не могу знать, ваше сиятельство, – сконфузился наш посланец, – об том они не сказывали. Только дальше молвили, что, мол, знаком ко всему будет свадьба.

Я поморщился. Источник ценной информации из парня получался, что и говорить, быстро пересыхающий.

– Еще что-нибудь запомнил? – хмуро бросил я.

– Тот, второй, еще, кажись, сказывал, что, мол, скорбно ему на верную смерть кого-то обрекать, на что принцепс возьми, да скажи, мол: «Кто жалеет фигуру, не жалеет короля». Я только не понял, об чем это он.

– «Кто жалеет мелкие фигуры, не жалеет короля», – с усмешкой процитировал я. – Это из книги «Наставления к шахматным баталиям» Отто Рациуса.

– А-а, – почтительно глядя на меня, протянул Тишка. – Стало быть, вот оно что! Не взаправду, стало быть…

– Ладно, – оборвал я парнишку, – иди-ка лучше поставь самовар.

Мы с Сергеем молча глядели вслед удаляющемуся гонцу, не зная, что и подумать.

– А что это за гнетущая тишина, Берримор? – в конце концов проговорил Лис, нарушая затянувшуюся паузу, и продолжил, не дожидаясь ответа: – Местные жители говорят, что это рыбка Баскервилей, сэр! Ну шо, Капитан, я готов к рукоплесканиям. Есть какие-нибудь соображения по поводу той пурги, которую принес на своих неокрепших крыльях этот, блин, почтовый воробушек?

Я угрюмо пожал плечами:

– Можно предположить, что Наполеону действительно удалось выйти на след крупномасштабного заговора. В конце концов, насколько я помню, это отнюдь не противоречитизвестной нам истории. Александр I был, несомненно, причастен к убийству своего отца. Тогда, в 1801-м, ему это не удалось. Теперь же, спустя пять лет, ситуация может измениться.

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Лис. – Если старина Бони уже решил пощупать их за жабры, то рупь за сто, шо он им чешую от хвоста до головы напрочь очистит.

– В этом-то, наверное, все и дело. Я действительно склонен думать, что недовольные группируются вокруг цесаревича и прочих великих князей. Поскольку император Павел дышит на ладан, к этой камарилье можно причислить и ряд сановников, озабоченных сохранением своих постов. В любом случае власти в их руках сосредоточено немало, ипросто так заговорщики ее не отдадут. – Я задумчиво потер невесть от чего занывшую переносицу. – Я, кажется, понимаю, о чем речь. Все на самом деле гениально, и, как это водится у Наполеона, проблема решается одним стремительным ударом, так сказать, генеральным сражением.

– Ты о чем?

– Санкт-Петербург хоть и столица, но довольно маленький город. Как ни пытайся здесь провести аресты одновременно, все равно где-то пойдут сбои. А среди таких «сбоев» могут оказаться влиятельные лица, имеющие в своем распоряжении не одну сотню, а то и тысячу штыков и сабель. Таким образом, если что-то не заладится, может начаться крупная бойня.

– Логично, – согласился Сергей. – Ну а свадьба-то тут при чем?

– Лис, свадьба завтрашнего царя Эллады и любимой сестры базилевса – достаточно веский повод, чтобы собрать под одной крышей весь петербургский бомонд, в том числе мятежников в полном составе. А скажем, на выходе из храма всех их одним махом взять под стражу и заключить в Петропавловские казематы.

– Обалдеть! – резко выдохнул Лис. – Ты шо, Капитан? Это ж скандал на всю Европу!

– Ha то он и Наполеон, а мы с тобой нет, чтобы обращать внимание на решение задачи, а не на скандалы. К тому же, вполне может быть, скандал ему только на руку.

– Это, типа, поляну на меньшее количество народу накрывать?

Я усмехнулся прагматичности Лисова предположения.

– Нет, я о другом. При шумном скандале куда проще добиться отрешения от власти Александра Павловича и всех разом великих князей. Павел I – государь взбалмошный, так что участие в заговоре собственных его сыновей может, с одной стороны, толкнуть его на слабо обдуманные поступки, и в этом ему, несомненно, поможет Наполеон; а с другой стороны – окончательно подорвать то, что осталось от здоровья его императорского величества. Таким образом, Бонапарт убивает всех прыгающих в округе зайцев.

Во– первых, наглядно демонстрирует божественной Марии Антоновне Нарышкиной, какое дерьмо ее возлюбленный; во-вторых, обламывает этому самому возлюбленному крылья, так что выше крепостных подземелий тому уже больше не взлететь; и, в-третьих, здесь-то как раз и складывается тот самый покер, который столь тщательно собирал все эти годы наш подопечный. Тайное послание Екатерины своему второму супругу вполне оправдывает притязания Жозефа на русский престол, и с горя Павел может признать этипритязания законными.

Вот тут– то и выстраивается занятная ось: Жозеф I, или уж не знаю, как он будет зваться, вступив на российский трон, женат на сестре Бонапарта. Сам Наполеон —царь Греции и бог весть чего еще – в самом ближайшем времени – на сестре базилевса, а тот, в свою очередь, состоит в браке с дочерью правителя Священной Римской империи. Вот такая милая семейка получается! Но я уверен, и это еще не предел. Достигнув описанных рубежей, Наполеон, по сути, только-только вырывается на стратегический простор. А что будет дальше? – Я сокрушенно покачал головой.

– Да-а, – протянул Лис, – круто завернуто! Я вот о чем подумал. Это ж приди в прелестную головку госпожи Нарышкиной, урожденной Святополк-Четвертинской, светлая идея отфутболить Александра Палыча в туманную даль и лучистым взором обласкать своего корсиканского почитателя, и спала бы себе Европа безмятежно, не зная, возможно, даже имени генерала Бонапартия.

– Вряд ли, – с сомнением произнес я. – Во-первых, он и сам по себе незаурядный полководец, и этой славы у него не отнять. А во-вторых, в любовном треугольнике вопреки законам геометрии каждый угол по-своему туп. Если бы Бонапарт не начал охоту на цесаревича, то уж цесаревич не упустил бы такой возможности. В любом случае, по-моему, в нашей версии концы с концами полностью сходятся, так что можно докладывать начальству о сути намеченных предуготовлений… – Я сделал паузу. – Знаешь что, найди-ка, пожалуйста, ту газету, которую ты подобрал у ворот дома, так сказать, в соседнем мире.

– Где ж я ее теперь найду?! – возмутился Лис. – Это ж полгода назад было! Ее, может, уже дворня на самокрутки пустила.

– Все-таки поищи. Мне почему-то кажется, что ее сюда занесло не только для того, чтоб мы дату посмотрели.

– Ага, – скривился Лис, – а чтоб мы дату посмотрели, сюда должно было отрывной календарь пригнать!

– Кто знает? У этого дома мозги Якова Брюса.

– Жуткая история! – фыркнул Сергей. – Страшусь представить, где остальные его органы! Ладно, порыскаю, но только, чур, сначала мы идем пить чай, затем на боковую, а уж потом – утро вечера мудренее.

Я с детства обожал органную музыку. Не знаю, какова сила молитв, возносимых из-под сводов храма к престолу Всевышнего, но то, что эта божественная музыка способна смягчать жестокие сердца и волшебно излечивать душевные хвори, у меня никогда не было сомнений. А потому, оставив клиру заботиться о благолепии и ортодоксальности церемонии венчания, я почти всецело погрузился в звуки музыки, наполняющей зал храма Святой Екатерины. Конечно, если строго придерживаться канонов веры, то на венчание в католический собор должно было съехаться не более четверти всех приглашенных, однако царствование православного государя-императора, являвшегося по совместительству главой католического рыцарского ордена, уже наложило экзотический отпечаток на пластичные нравы придворного общества.

На свадьбу принцепса и августы собрались люди самых различных вероисповеданий. Как мне показалось, я даже видел длинную бороду османа Мустафы, находившегося в русской столице в качестве почетного заложника, но, быть может, это была и не его борода. И все же вопреки моим ожиданиям здесь собрались не все.

Александр Павлович и братья его, в полном единодушии сказавшиеся больными, отсутствовали, и вместе с ними немалое число вельмож их свиты. Когда примчавшийся чуть свет из посольства Йоган Протвиц доложил, что шталмейстер[47]Нарышкин, а вместе с ним его троюродный брат, князь Дмитрий Волынский, командир второй бригады гвардейской кавалерии, шефом которой был наследник-цесаревич, арестованы, я немедля отправил Лиса прояснить обстановку и теперь ждал его, пытаясь хоть на время отрешиться от проблем строительства нового мирового порядка. Инструкции руководства на эту тему были кратки и довольно бессодержательны. Проверить достоверность информации и правоту моей гипотезы можно было, только дождавшись урочного часа, а потому оставалось гадать, когда институтские аналитики сложат наши два и два, чтобы получить свою загадочную цифру.

Лис появился не скоро. Я услышал его приближение по тихому шипению: «Пардон, пардон, шо вы суетитесь, без вас никто тут не женится». Сергей плюхнулся на оставленное для него место и зашептал, утирая пот со лба:

– Короче, граф, я все досконально выяснил.

– В церкви шушукаться непристойно, – оборвал его я.

– Ага, понял. – Лицо моего друга приняло умильно-благостное выражение, и у меня в голове немедля зазвучала Лисова скороговорка: –В общем, так. Аресты шуруют полным ходом! Полиция, от имени и по поручению следственного комитента пересажала хренову тучу всякого распальцованного народа, так шо где-то шо-то у нас не срастается.

– Ладно,– досадливо морщась, проговорил я, –пока докладыватъ не будем, посмотрим, как будут развиваться события.

– Да, кстати о «событиях». Я тебе газетку отыскал. Знаешь, где она была?

– Понятия не имею.

– В сапоге! У меня как-то сапоги промокли, ну, я недолго думая туда какую-то прессу набил, шоб поскорее сохли, и эта под горячую руку туда угодила. Слава богу, не сильно помялась! И так уж вышло, шо с тех пор я эти сапоги не надевал, а ныне кинулся наряжаться – и, нате, пожалуйста!

– Ну, ты даешь! —возмутился я. –Газета из иного мира, а ты ее в сапог!

– Так уж вышло, —нимало не смутился Лис. –Карма у нее такая.

– Читать-то ее хоть можно?

– Можно-можно, я ее между двумя атласами распрямил. Она, понятное дело, кое-где пятнами бурыми пошла, но в принципе разобрать текст получается без труда. И я тебе скажу, ты был прав, там есть весьма занятные вещи.

– Ну, не томи, —поторопил я Лиса, но, видно, мои неслышные для широкой публики слова разбудили дремлющих Норн[48],и они спросонья стали немилосердно дергать нити человеческих судеб, рискуя разорвать их, не дожидаясь отведенного срока.

Грянувший пистолетный выстрел разом скомкал мирное гудение органных труб, и дамы в роскошных платьях взвизгнули, пытаясь рухнуть в обморок, не измяв многочисленных юбок. Зал храма наполнился гренадерами Измайловского полка. Колеблющиеся огоньки мерцающих в церковном полумраке свеч шаловливо играли на начищенной стали примкнутых штыков.

– Принцепс Наполеон Бонапартий, – из толпы солдат выступил офицер с обнаженной шпагой, – извольте следовать за нами. Вы арестованы!

ГЛАВА 30

Я видел, какой пожар охватил Европу всего лишь из-за не вовремя поднятой перчатки герцогини.Мирабо

Возмущенные крики мужчин и женский визг в единый миг смолкли, точно кто-то захлопнул музыкальную шкатулку. Зеленые с красной оторочкой мундиры измайловцев казались столь несуразными и дикими в торжественном величии храма, столь резко контрастировали они с богатством и роскошью облачения придворных и дамскими нарядами, что все происходящее в эту минуту представлялось невероятным, невозможным.

Наполеон Бонапарт, стоявший у алтаря вместе с нареченной, едва успевшей сказать «Да!», медленно обернулся, устремляя свой тяжелый, до нутра пронизывающий взгляд наофицера. Полковничьи эполеты на плечах того невольно дернулись, точно от удара бичом.

– Да как вы смеете?!!

Гневная тирада принцепса была внезапно прервана самым бесцеремонным образом, однако среди присутствующих не нашлось бы ни единого человека, который мог сделать это по законному праву. Император Павел, исполнявший на свадьбе роль посаженного отца, дернулся всем телом и заорал срывающимся тенором:

– По чьему приказу, канальи?! Немедленно сложите оружие! Пред вами, сукины дети, ваш государь!

– По личному приказу императора Александра I! – звонко отчеканил измайловец, салютуя имени правителя шпагой. – Иных же над собой мы не числим. Потрудитесь сесть, Павел Петрович.

– Да я!!. Да я!!.

– Вот текст вашего отречения, – перебил задыхающегося от гнева монарха офицер. – Подпишите, и мы сохраним вам жизнь!

– Нагле-е-ец, – дергаясь в конвульсии, прохрипел император. Лицо его налилось багровой кровью, руки тряслись, он выхватил свернутый в трубку документ и, отшвырнув в сторону, потянулся к золотым эполетам полковника. – Солдаты, я вам приказываю…

Дождаться последующих слов государя замершим от ужаса измайловцам не было суждено. Едва выкрикнув начало команды, Павел схватился одной рукой за грудь, другой – за горжет[49]командира мятежников и рухнул на пол. Его тело била дрожь, губы посинели и зубы скрежетали, точно в час Страшного Суда. Однако странная, довольно жуткая усмешка, застывшая на его лице, и зажатый в руке знак офицерского достоинства, содранный с груди бунтовщика, заставляли думать, что рыцарственный монарх умирает со спокойной душой.

– Помогите ему! – выкрикнул Бонапарт.

– Назад! – заорал разжалованный полковник. – Солдаты – опустить штыки!

– Солдаты, не слушать изменника! Слушать меня! – попытался было перехватить инициативу принцепс Спартанский, но тут какой-то бравого вида штабс-капитан огрел егопо голове эфесом шпаги, и неистовый корсиканец, обливаясь кровью, свалился на руки кардинала Габриэля Грубера, которого весь католический люд столицы почитал как нового святого.

Вопль ужаса заставил задребезжать цветные витражи в стрельчатых окнах храма, и отъевшиеся голуби Невского проспекта взмыли к небу, разнося весть об ужасном злодеянии. Штабс-капитан, сбивший с ног Бонапарта, занес над ним шпагу, но тут его запястье было перехвачено главарем мятежников.

– Нет! Он нужен нам живой!

– Во, блин, влипли! – Лис вцепился в мою руку. – У меня с собой пара стволов, но этим здесь, похоже, не обойдешься.

– Попробуем иначе! – крикнул я, но мой голос был заглушён воплем животного ужаса, вырывавшимся из сотен глоток.

– Молчать!! – отчаянно пытался обуздать всеобщую панику командир измайловцев. – Дам прошу на выход, мы не воюем с женщинами. Не суетитесь, не создавайте давки!

Солдаты в темно-зеленых мундирах выстроили живой коридор, глядя на разодетую публику не столько грозно, сколько ошарашенно. Происходившее в стенах храма не укладывалось в их головах.

Испуганные дамы, придерживая одной рукой шлейфы и прикрывая другой обширные созвездия драгоценностей, озираясь, потянулись к царским воротам, у которых толпилосьмножество солдат и офицеров различных полков. Устоявшийся порядок мироустройства рушился, и смириться с такой резкой переменой было выше сил беззаботных светских дам.

– Все остальные будут удерживаться здесь! – кричал полковник, размахивая шпагой. – Вплоть до особого указания императора!

– Лис, – я повернулся к другу, – ждать до указания нам абсолютно не с руки. Начинаем песню о дипломатической неприкосновенности.

– Заметано, – кивнул Лис. – Щас грянем.

– Господин полковник, – стараясь придать голосу испуганные нотки, завопил я что есть мочи. – Я австрийский военный атташе! И я протестую самым энергичным образом!

– Да-да! – вторым голосом завел Лис. – Мы энергично протестуем! Ща как порвем все отношения! Тут вам такая война начнется, шо никакой империи не хватит! Слава Кесарю, идущие на смерть приветствует тебя! – Последнее утверждение к происходящему имело весьма отдаленное отношение, и все же Лисова мелодекламация произвела желаемое действие.

Крики о дипиммунитете послышались с разных сторон, заставляя мятежников воочию осознать, что угроза войны против большей части Европы – отнюдь не пустой звук и что вряд ли император Александр I будет доволен столь плачевным началом своего царствования.

– Тихо! Тихо! – Измайловец поднял руку. – Господ иностранцев также прошу удалиться. – Полковник едва сдерживался, чтобы не обрушить на головы дипломатов поток отборной казарменной брани, однако нам с Лисом до этого не было ровно никакого дела. – Отпишите своим государям, что император Божьей милостью Александр I желает продолжать с ними дружбу имир, как то было при его великой бабушке.

– Так, выбраться, кажись, выбрались, – констатировал мой напарник, когда мы наконец очутились на забитом людьми пятачке у ворот собора. – Ну, шо, командир, – протискиваясь сквозь толпу, обернулся Лис, – какие будут предложения на тему спасения дружественного отечества?

– Хорошие вопросики ты задаешь! Можно, конечно, запросить Вену, – проговорил я, имея в виду, естественно, не императорский двор Франца II, а дона Умберто, – но боюсь, пока наверху будут совещаться и принимать решения, здесь уже все определится без нас.

– Так, может, того, – Лис выразительно кивнул в сторону Аничкова моста, – попросим заезжего дядю повлиять на разбушевавшегося племянника? Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец!

– Ваше сиятельство! – Кто-то сильно дернул меня за рукав. Я резко обернулся. Передо мной в толпе зевак стоял Тишка, раскрасневшийся и возбужденный.

– Ты что здесь делаешь? А ну-ка пулей беги домой! Не ровён час стрелять начнут.

– Ваше сиятельство! – вновь повторил мальчишка. – Я только сказать хотел.

– Ну, что еще? – невольно продолжая тащить парнишку за собой, раздраженно спросил я.

– Вот тот офицер, что нынче в церкви горланил…

– Ты знаешь его? – остановился я.

– Ни-ни, чур меня, я знакомства с бунтовщиками и душегубами не вожу! – испуганно махнул Тишка.

– Что же тогда? – Я не удержался от резкого тона.

– Посторонись, расступись! – орал впереди Лис. – Блин, ну почему все мятежи начинаются с того, шо какая-то падла угоняет экипажи?! Теперь на слободу пешкодралом телёпать придется. Куда прешь, рыло свинячье?! Не видишь, хрен моржовый, дипломаты идут!

Мужик, к которому были обращены эти полные достоинства слова моего друга, отпрянул в сторону, и мы наконец очутились на Невском проспекте у самой башни ратуши.

– У-у, гоблины! – поминая невесть кого, выругался Сергей.

– …Так офицер тот, – не унимался вцепившийся в мой рукав настырный малец, – как раз и есть тот самый, который давеча с Наполеоном Карловичем разговаривал, когда я в запечке приспал.

Я внезапно остановился, опуская на смышленого юнца настороженно-удивленный взгляд:

– Ты ничего не перепутал?

– Вот как Бог свят! – перекрестился Тишка. – Я этот голос враз узнал, когда он еще у церкви роту строил. Как только он слово молвил, так меня точно молнией шарахнуло!

– Ты слыхал? – одернул я Лиса.

– Шо? – не понимая, обернулся тот. – Кого тут молнией шарахнуло? Его, что ли? Да брешет!

– Нас с тобой молнией шарахнуло!

– То есть? – На плутоватом лице моего друга отразилось глубочайшее недоумение.

– Тихон утверждает, что Измайловский полковник – соучастник Наполеона.

– Шо-то я не врубаюсь. – Лис затряс головой. – Поясни! Что ж это получается – старину Бони по голове навернули от избытка дружеских чувств?

– Бони, как ты выразился, навернул не он, а штабс-капитан. А тот, как раз, вероятно, ни сном ни духом не в курсе происходящего. Весь этот переворот – банальная провокация!

– Ляхи! – заорал кто-то вдали со стороны Литейного проспекта. – Ляхи идут!

Толпа, оглушенная происходящим, схлынула к Неве, торопясь спастись бегством от быстрых на расправу иноземцев.

– Так, – я схватил Тишку в охапку, и мы с Лисом ринулись к крыльцу ратушной башни, – игры клоунов, похоже, окончились! Вот занавес и поднят!

Вдоль Невского проспекта, опустив пики, неслись уланы в сдвинутых набок польских конфедератках[50].Бивший с Балтики осенний ветер трепал флюгерки на пиках, и воинственный клич не оставлял сомнений, для какого парада из Царского Села примчались сюда эти всадники.Сбившиеся на плацу у собора измайловцы, подгоняемые криками младших офицеров, начали было строить каре, но чересчур суматошно и без особого воодушевления.

– Обложили! – ревел впавший в панику народ, откатываясь назад от Дворцовой площади. Со стороны Невы, сколько видел глаз, двигались всадники корпуса Понятовского. С Садовой, Михайловской, Думской улиц и Екатерининской набережной, развернувшись в колонны по три, к месту венчания мчали эскадроны под алым знаменем с серебряным орлом.

– Вот это номер! – пробормотал Лис. – Вот это мы конкретно лоханулись!

Проезжающий мимо уланский хорунжий, заметив нас на ступенях крыльца у запертых дверей башни, придержал коня и, направив мне в грудь наконечник пики, резко выкрикнул:

– Кто есть той пан?

– Я граф Турн. – Моя рука отвела стальное острие в сторону. – Друг принцепса Спартанского. А это мои люди! Я требую доставить нас к маршалу Понятовскому!

Оценив уверенный тон и парадный мундир австрийского образца, улан кивнул и, приказав что-то следовавшему позади жолнеру, дал шпоры коню.

– Следуйте за мной!

Тот, к кому были обращены слова умчавшегося офицера, остановился перед нами и для облегчения понимания ткнул себе в грудь и задвигал пальцами, демонстрируя быстрое движение ног.

Маршал Понятовский расхаживал по драгоценному паркету Зимнего дворца, звеня серебряными шпорами и от волнения покусывая длинный, тронутый сединой ус. Его затянутая в белую лайковую перчатку рука уверенно лежала на эфесе маршальской сабли, украшенной головой разъяренного льва. Крест Гетайра Доблести брильянтового венка подрагивал на его груди в такт шагам, пуская зайчики в глаза офицерам свиты.

– Ваше высочество, – один из соратников наследника Речи Посполитой, сменивший нашего провожатого, вытянулся во фрунт перед командующим, – к вам просятся какие-то господа. Один из них именует себя графом Турном.