Чтение 19–й страницы книги ~В сердце тьмы~

— Гренадеры, — сказал Гермоген.

— Да, гренадеры. Звучит неплохо. Я не хочу, чтобы они разочаровались в императрице. А они определенно разочаруются, если я рухну или меня вытошнит.

Все поднялись вместе с императрицей. После того как она ушла, провожаемая в свои покои Антониной, большинство остальных тоже отправились по спальням. Вскоре в комнате остались только Ситтас и Антоний Александрийский.

— А ты не идешь спать? — спросил полководец, наливая себе еще вина.

Епископ улыбнулся ангельски.

— Подумал: стоит ненадолго задержаться. В конце концов возможность появляется только раз в жизни. Я имел в виду посмотреть, как ты делаешь гимнастику.

Ситтас поперхнулся и расплескал вино.

— О, да, — продолжал Антоний. — Уверен: это дело времени. Конечно, чудо. Но чудеса сегодня вечером — обычное дело. Разве я не видел сегодня вечером, как императрицаФеодора поднимала тост за доверие?

Ситтас заворчал, налил себе еще один кубок. Епископ посмотрел на амфору.

— Я был бы осторожен, Ситтас. Оно вполне могло превратиться в воду.

На следующее утро императрица не разочаровала свой новый полк. Нет, совсем нет.

Она появилась перед ними в полном императорском одеянии, к трону ее проводили Антонина, Ситтас, Гермоген и епископ Антоний Александрийский.

На наблюдавших за ней крестьян-гренадеров Феодора произвела впечатление. Как и на их жен, которые стояли рядом с ними, гордясь своей формой помощниц.

Конечно, впечатление на них произвели императорские регалии. И, конечно, сопровождающие императрицу лица. Однако в основном на них произвел впечатление трон.

Одежда — это все-таки одежда, несмотря ни на что. Да, на императрице были одежды из шелка высшего качества. Домотканые. Но крестьяне — люди практичные. В конце концов все вещи снашиваются, независимо от того, что ты на себя напяливаешь.

Конечно, тиара оказалась для них новшеством. Не имелось никакого крестьянского эквивалента этому великолепию. Они ее раньше не видели. Но все знали, что императрица носит тиару. Производит впечатление, как они и ожидали.

Даже сопровождающие императрицу лица не вызвали у крестьян слишком сильного благоговения. Молодые сирийцы уже видели этих людей, узнали за последние месяцы. С тесным знакомством пришло уважение. На самом деле глубокое уважение. А в случае Антонины и Антония Александрийского — обожание.

Но трон!

Крестьяне раздумывали, что это за штука, пока ждали появления императрицы. По шеренгам пробегали слухи. Пехотинцы из регулярной армии Гермогена, которые служили их инструкторами и временными командирами, пытались гневными взглядами заглушить шепот, но им это не удалось. У гренадеров и их жен имелись свои взгляды на воинскую дисциплину. Построение ровными рядами казалось крестьянам разумным — очень римским, очень солдатским, — поэтому их ряды никогда не нарушали этого построения. Выполняли все в точности. Но поддержание полной тишины они считали очевидной чушью, поэтому гренадеры не колебались, высказывая свои мысли вслух.

На какое-то время показалось, что по полю прошел слух о языческих ритуалах. Некоторые гренадеры были уже на грани неподчинения, так как они не сомневались: странныйпредмет — это алтарь, предназначенный для языческих жертвоприношений.

Но появление епископа избавило их от этого страха. Снова возник другой слух, главный конкурент исчезнувшего. Предмет предназначается для каких-то соревнований в военном деле. Подразделение против подразделения, или представители от каждого, чтобы выбрать местного Геркулеса, который сможет поднять эту штуку. Или, может, даже сдвинуть на фут или два.

Поэтому, когда наконец Феодора опустила свою императорскую задницу на трон, то с удовлетворением отметила волну благоговения, пронесшуюся по молодым лицам.

— Я говорила тебе, что его стоило тащить сюда, — победно прошептала она Антонине.

Хотя лицо ее этого никогда не показало, на Феодору произвело впечатление то, за чем она наблюдала следующие два часа.

В некотором роде сами гранаты. Она слышала о пороховом оружии, которое малва ввели в мир. Феодора не совсем верила в них, но она по натуре была скептиком. Затем, когда ее скептицизм развеялся после демонстрации, она все равно не испытала благоговения. В отличие от большинства людей того времени, Феодора привыкла к машинам и всяким хитрым приспособлениям. Ее муж очень любил такие штучки. Большой Дворец в Константинополе был наполнен хитрыми приспособлениями.

Да, гранаты оказались мощными Феодора видела их военный потенциал, даже не будучи солдатом.

Феодора правила империей. И как и все люди, достойные звания правителя, понимала: не оружие поддерживает трон. Только люди, которые используют это оружие.

Поэтому гренадеры произвели на нее большое впечатление.

— Как вам это удалось? — прошептала она, склоняясь к Антонине.

Антонина скромно пожала плечами.

— В основном я брала сторону крестьян в каждом споре с солдатами. По крайней мере во всем, что касалось их жизни. Я не вмешивалась в чисто военные споры. В любом случае таких возникало немного. Сирийские парни счастливы, узнавая истинные хитрости ремесла, и они никогда не спорят с Маврикием. Они просто не терпят глупостей.

Феодора наблюдала, как взвод гренадеров продемонстрировал еще один маневр. Шесть человек бросились вперед, за ними следовало такое же количество помощниц-женщин. Гренадеры быстро укрылись за баррикадой и стали выпускать гранаты из пращей в направлении дальнего сарая, который служил их целью.

Вскоре сарай превратился в щепки. Но Феодора обращала мало внимания на его разрушение. Ей было гораздо интереснее наблюдать за гренадерами, в особенности за той эффективностью, с которой женщины-помощницы готовили гранаты и — всегда — обрезали и поджигали запалы.

Наблюдая за направлением ее взгляда, Антонина усмехнулась.

— Это была моя идея, — тихо сказала она. — Конечно, с полководцами случился припадок. Но я на них надавила. — Она фыркнула. — Глупые мужчины. До них не доходило, что единственные люди, которым эти крестьяне доверят свои жизни, — это их женщины. Никто больше не может обрезать запалы так коротко и одновременно не взорвать своих мужей.

Новая партия гранат отправилась в сторону остатков сарая, от запалов отлетали искры.

— Смотри, — сказала Антонина. — Смотри, как точно все рассчитано. Дело в длине запалов.

Взрывы прозвучали практически одновременно с прибытием гранат к цели. Последние остававшиеся целыми доски разлетелись.

— Это искусство, — заметила она. — Если запал обрезать коротко, то граната взорвется, пока еще остается в воздухе. Слишком коротко — взорвется в руках у гренадера, пока он даже не успел отправить ее в полет. Но если оставить его слишком длинным, то у врага будет время бросить ее назад.

Она излучала удовлетворение.

— Жены гренадеров — настоящие мастера в этом деле — Антонина усмехнулась. — Даже Ситтас наконец прекратил ворчать и признал это, после того как сам попробовал бросать гранаты.

— Что случилось?

Антонина улыбнулась.

— Вначале все гранаты, которые он бросал, возвращались назад и били его по голове. К счастью, он использовал тренировочные гранаты, которые вместо взрыва только громко хлопают. Но он все равно прыгал, подобно жабе, пытаясь от них уклониться. Наконец он очень расстроился и обрезал запал слишком коротко — Она улыбнулась. — Слишком коротко.

— Он пострадал?

Антонина широко улыбнулась.

— Не сильно. Но несколько дней пришлось поднимать кубок левой рукой. Не мог держать его в правой из-за бинтов.

Тренировка закончилась большим маневром, изображающим полномасштабное сражение. Весь полк сирийских крестьян и их жены встали боевым порядком в центре, рассредоточившись на нужное расстояние между бойцами. Подразделения пехоты Гермогена заполнили проемы, выступая в качестве щита для гренадеров на случай ближнего боя. Маврикий с катафрактами, в полном вооружении и на лошадях, охраняли фланги от вражеской конницы.

Ситтас отдал приказ. Гренадеры отправили партию гранат. Выпущенные из пращей гранаты взрыхлили пустой участок земли в ста пятидесяти ярдах. Пехота прошла вперед на десять ярдов, их щиты и мечи блестели. Подразделения гренадеров тоже пошли вперед, жены подготовили следующие партии гранат. Бросок. Снова земля взметнулась вверхв хаосе. И снова пехота прошла вперед. Снова гранаты.

По флангам рассредоточились катафракты. Словно зубы в акульей пасти.

Ситтас повернулся в седле и улыбнулся императрице.

— Выглядит великолепно, — прошептала императрица Антонине. — Но как это пройдет в настоящем сражении?

Антонина пожала плечами.

— Наверное, будет бардак, как я предполагаю. Ничего подобного этому аккуратному выступлению. Но меня это не беспокоит, Феодора. Враг будет не в лучшей форме.

Феодора посмотрела на нее скептически.

— Расслабься, императрица. Вспомни: мой муж — полководец. Я все знаю про первый закон битвы. И его следствие.

Феодора кивнула:

— Это хорошо. — Холодная улыбка. — В особенности раз ты у нас теперь — новый командир этого полка. Кстати, как ты его собираешься называть?

Антонина открыла от удивления рот.

— Ну, ну, подруга. Это элитное подразделение. У него должно быть название.

Антонина хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Что ты имеешь в виду? Командир? Я не солдат! Я… — Она начала причитать: — Я — женщина, ради всего святого! Кто когда-либо слышал, чтобы женщина…

Императрица показала пальцем на гренадеров. Палец напоминал скипетр.

— Они слышали, — объявила она. Феодора откинулась на троне, очень довольная — Кроме того, Антонина, я не могу больше никому доверить этот новый полк. Это новое пороховое оружие слишком мощное. Вы будете моей последней надеждой, моей секретной силой, когда все остальное потерпит неудачу. Я никогда не доверю свою жизнь мужчине. Никогда снова.

Императрица встала.

— Я поставлю в известность Ситтаса. Конечно, он заблеет, как потерявшийся ягненок.

Потом добавила холодно и мрачно:

— Пусть. Я обстригу его до самой кожи.

Странно, но Ситтас блеять не стал. Совсем не стал.

— Я думал, что она так сделает, — признался он Антонине. Ситтас стоял рядом с ней, наблюдая за реакцией толпы на объявление, которое только что сделала императрица. — Умная женщина, — сказал одобрительно.

Антонина подозрительно посмотрела на него.

— Это совсем на тебя не похоже, — пробормотала она. — Ты — самый реакционный..

— Чушь! — ответил Ситтас весело. — Я совсем не реакционер. Я просто ленив. Я ненавижу все новые идеи потому, что обычно от меня требуются какие-то действия. В то время, как это…

Он широко улыбнулся крестьянским гренадерам. Некоторые неуверенно улыбнулись в ответ. Однако большинство стояли, уставившись на нового командира. На невысокую женщину с пикантными формами. Мужчины смотрели округлившимися глазами. У жен глаза практически вылезали из орбит.

— Наслаждайся, девочка, развлекайся, — тихо сказал Ситтас. — Я лучше вернусь к своим обычным занятиям, где я не особо перенапрягаюсь. Я могу вести катафрактов в атаку и во сне.

Ситтас отвернулся к склонился к Феодоре.

— Я думаю, нам следует назвать их Когортой Феодоры, — объявил он.

— Это прекрасная идея, — согласилась императрица. — Прекрасная.

Этим вечером, когда старейшины деревни собрались в большом зале усадьбы, где чувствовали себя неуютно, то дали ясно понять, что совсем не считают ситуацию прекрасной.

Совсем нет. Ничто в этой ситуации.

Они не возражали против названия. Название с их точки зрения роли не играло.

Они возражали против всего остального.

— Кто будет обрабатывать землю, когда мужчины уедут? — стонал один. — Деревенские жители начнут голодать.

— Не начнут, — заявила Феодора. Она возвышалась над небольшой толпой старейшин. С большими усилиями ее трон перенесли внутрь здания. — Они совсем не будут голодать. Как раз наоборот. Каждый гренадер из Когорты Феодоры станет получать ежегодное жалованье в двадцать номисматов. Я также предоставлю десять дополнительных номисматов в год на оборудование и форму. Жены — помощницы — будут получать половину этого.

Стоявшие за спинами старейшин представители молодых гренадеров и их жены возбужденно стали переговариваться. Ежегодный доход из двадцати номисматов — это был греческий термин, обозначающий солид — в два раза превышал доход от хозяйства сирийского крестьянина. Причем процветающего хозяйства. Десяти дополнительных солидовболее чем достаточно, чтобы обеспечить солдата необходимым обмундированием. Если включить сюда еще и жалованье жен, то каждая крестьянская семья, включенная в Когорту, на самом деле только что утроила свой годовой доход.

Старейшины потрепали бороды, подсчитывая.

— А что с детьми? — спросил один.

Заговорила Антонина.

— Дети будут сопровождать саму Когорту. Императрица также согласилась обеспечить наем всех слуг, которые потребуются.

Объявление принесло еще один благодарственный шум от гренадеров. И в особенности от их жен.

— Конечно, во время сражения дети будут оставаться позади, в безопасном лагере.

— Какое же это безопасное место, если их разобьют? — указал один из старейшин.

Наконец один из стоявших позади гренадеров потерял терпение.

— Сами деревни не будут в безопасности, если мы потерпим поражение! — рявкнул он. Его товарищи согласно заворчали. Как и их жены.

Старейшины потрепали бороды. Подсчитывая.

Попробовали новый подход.

— Неподобающе, чтобы командовала женщина, — старейшина, который произнес эти слова, гневно посмотрел на крестьянских жен. — Девчонки начнут воображать, — предсказал он.

Чтобы подтвердить его предположения, жены разочарованно посмотрели на него. К еще большей его досаде. Их мужья рассмеялись.

Вы видите? — пожаловался он — Они уже…

Императрица уже собралась его оборвать, но ее перебил другой голос:

— Да будьте вы прокляты, сатанинские дураки!

Вся толпа была ошарашена и замолчала, услышав этот голос.

— У него это очень хорошо получается, не так ли? — пробормотал Антоний Александрийский.

Обладатель голоса вошел в зал из боковой двери.

Старейшины отпрянули назад. Молодые гренадеры за их спинами и их жены склонили головы. Даже Феодора, сидя на высоком троне, поняла, что ей тяжело не склониться перед этой фигурой.

Ястреб. Пустынная хищная птица.

Михаил Македонский подошел и уставился в лицо жалующегося старейшины.

— Значит, ты мудрее Христа? — спросил он. — Более уверен в воле Бога, чем Его Сын?

Старейшина затрясся от страха. И это неудивительно. На участках сирийской сельской местности, где в основном жили монофизиты, постановления православных советов ничего не значили. Здесь даже презрительно смотрели на щипцы и инструменты инквизиции. Но никто не насмехался над святыми людьми. Монахи-аскеты, живущие в пустыне, вглазах простых людей являлись истинными святыми, служителями Бога. Говорили голосом самого Бога.

Михаилу. Македонскому стоило только сказать слово, и жители его же деревни закидают старейшину камнями.

Когда. Михаил наконец отвел безжалостный взгляд, старейшина чуть не потерял сознание от облегчения.

Теперь его товарищи отпрянули от взгляда хищника.

— Вы на самом краю ада, — объявил Михаил. Тихо, но его слова достигли всех уголков зала. — Молчите.

Он повернулся и посмотрел на гренадеров и их жен.

— Я благословляю этих молодых людей, — объявил он. — И так же благословляю их жен. В особенности их жен, поскольку они только что доказали, что являются самыми преданными из женщин.

Он опять гневно посмотрел на старейшин. И добавил каменным тоном:

— Так вы и сообщите людям. Во всех деревнях. Публично.

Головы старейшин затряслись, как поплавки в раскачиваемом корыте.

— Вы также объявите и кое-что еще, — приказал он. Теперь монах смотрел на императрицу и стоявшую рядом с ней Антонину. Он пал ниц. За его спиной крестьяне резко вдохнули воздух.

— Боже праведный, — прошептал Антоний Александрийский в ухо Антонине. — Он никогда в жизни этого не делал. — Епископ сам едва не хватал ртом воздух. — Именно поэтому он отказывался от всех многочисленных приглашений в Константинополь. Ему пришлось бы пасть ниц перед императором или открыто восстать.

Михаил встал. Крестьяне прекратили шептаться.

— У меня было видение, — объявил он. Теперь воцарилась мертвая тишина.

Монах показал на императрицу. Потом на Антонину.

— Бог послал их нам, как послал Марию Магдалину.

Он повернулся и собрался уйти. На полпути к двери остановился и в последний раз посмотрел на старейшин.

Ястреб, дающий обещание зайцам.

— Осторожно, фарисеи.

Он ушел.

Ситтас выдохнул воздух:

— Дело сделано, — объявил он. — Подписано, пропечатано и доставлено.

Он склонился к Феодоре:

— А теперь, Ваше Величество, с вашего разрешения?

Феодора кивнула.

Ситтас шагнул вперед и посмотрел на гренадеров. Развел в сторону огромные ручищи. Широко улыбался.

— За это надо выпить! — прокричал он. — Бочонки ждут снаружи. Ваши товарищи — все деревенские жители — уже начали праздновать! В то время как мы, бедняги, вынуждены бороться с жаждой, — кабан гневно посмотрел горящими глазами на сжимающихся старейшин и обнажил клыки.

Но старейшина всегда остается старейшиной.

— Затраты, — пожаловался один.

— Я прогорю, — застонал другой.

Ситтас заткнул их:

— Нечего бояться, вы, дураки! Я — богатый человек. Я плачу за это все!

— Не уверена, что еще смогу долго это выдерживать, — прошептала Феодора, наблюдая за тем, как крестьяне с готовностью покидают зал. — Определенно, еще одно чудо —и я умру.

Она покачала головой.

— Талисман Бога. Посланцы из будущего. Магическое оружие. Новые армии. Женщины-командующие. Святые разгуливают вокруг.

Она хмыкнула.

— А теперь еще — щедрый Ситтас. Что следующее? — спросила она. — Что следующее? Разговаривающие лошади? Звезды падают с неба?

Она встала.

— Пошли, — приказала. — Мы должны присоединиться к нашей новой армии и выпить за их успех. Быстро. До того, как вино превратится в воду.