Чтение 10–й страницы книги ~Испанский поход~

Отделившись от пирса, у которого виднелся просто лес мачт, им навстречу вышли сразу четыре триеры, в которых адмирал признал корабли собственной эскадры, некогда оставленной здесь ради того, чтобы через горы идти в Македонию.

– Смотри, Токсар, они готовы к бою. А ну-ка дай им наш ответный знак, – самодовольно усмехнулся Леха в усы, – а то еще не признают с перепугу и пустят на дно своего адмирала. Они ведь недавно осаду греков отбили, а тут мы откуда ни возьмись. Да еще на похожем корабле.

Токсар подозвал лучника, и тот пустил в воздух несколько стрел, обмотанных белой тряпкой. Увидев этот некогда «утвержденный» самим адмиралом сигнал, триеры сбавили ход, но все же продолжали сближаться с неизвестным кораблем, таившим за собой еще один. Подойдя на расстояние таранного удара, скифы из морского охранения крепости окончательно убедились, что перед ними не греческий караван. Да и выглядел он, в общем, не очень грозно.

Пока происходило сближение, Ларин насчитал двенадцать триер, готовых к теплому приему. А еще вдали виднелся пирс, где стояли корабли, похожие на торговые. Рядом с ними, на отмели, Леха заметил две греческие триеры с проломленными бортами и еще одну, почти дотла сгоревшую.

– А вот и следы недавнего сражения, – кивнул Ларин, – не соврал гортатор.

Глава пятнадцатая

Гасдрубал Барка

Когда Федор во главе изрядно потрепанной хилиархии приблизился к воротам, его, кроме Адгерона, Карталона и Абды, встречал Балезор.

– Ты не теряешь время зря, – приветствовал он уставшего, измазанного кровью, но невредимого посла, – не успел явиться, как спас жизнь главнокомандующего. Хорошо еще, что сам остался жив.

– Я не умру, пока не встречусь с ним, – успокоил его Чайка, усмехнувшись, – я же должен выполнить поручение.

Приблизившись, Балезор добавил, понизив голос:

– Я сообщил ему обо всем. Он ждет тебя с подробностями.

– Немедленно? – уточнил Чайка, почти не сомневаясь в ответе.

Балезор кивнул.

– Я провожу.

– А что мне делать с остальными войсками? – спросил Федор, наблюдая, как в лагерь после сшибки с римлянами входят кельтские части, а из ворот выезжает отряд легкойнумидийской конницы, отправляясь на разведку.

– Две хилиархии ты должен оставить здесь. Солдатам уже отвели место для постоя в бараках на дальнем конце лагеря, – ответил Балезор. – Карталон знает где.

– Я укажу, – подтвердил начальник пятнадцатой хилиархии, бородатый воин с обрубленным в бою ухом.

– А три остальные пойдут с нами. Мы должны поторопиться, ведь нам еще надо добраться до города, – напомнил Балезор, которому не терпелось немедленно уйти отсюда.

– Разве штаб Гасдрубала не в лагере? – слегка удивился он.

– Здесь он тоже иногда проводил совещания в своем шатре, – сказал Балезор, поглядывая на нумидийцев, которые, покинув ворота, не спешили отправляться на задание, кружа поблизости, – но сейчас он решил встретиться с тобой в своем дворце, что в Тарраконе. Там же будут расквартированы три оставшиеся хилиархии, которые укрепят гарнизон.

Услышав, что он должен разделить силы, Федор задумался, но быстро принял решение. «Раз так, то возьму с собой проверенных, – рассудил Чайка, – мало ли что может случиться с городом».

– Тогда со мной, кроме двадцатой, пойдут еще хилиархии Карталона и Адгерона, – заявил он, – а ты, Абда, останешься в лагере. Когда прибудут солдаты Атебана, то и они встанут на постой здесь.

Командиры хилиархий кивнули, подтвердив приказание. И вскоре Федор, во главе колонны солдат, пройдя сквозь лагерь, направился в сторону ближайших городских ворот по дороге, что петляла в тылу укреплений карфагенян.

Когда они приблизились, то обнаружили, что мост через ров, в котором плещется вода, поднят.

– Предосторожности, – извинился за задержку Балезор, выступая вперед так, чтобы дозорные на башне могли его рассмотреть.

– Все в порядке, – кивнул Федор, оглядываясь на свое остановившееся войско, пыль за которым еще не улеглась, – судя по сегодняшней стычке, римляне в любое время могут прорвать оборону, и лучше, если в это время ворота будут закрыты.

Пока опускался мост, он рассматривал укрепления Тарракона и нашел их вполне приличными: мощная каменная стена, ничуть не ниже, чем в Таренте, широкий ров и множество метательных машин на стенах. Этот город было с ходу взять не так просто. Скорее захватчикам приходилось рассчитывать на длительную осаду. «Впрочем, – подумал Федор, заходя в город по опустившемуся со скрипом мосту, – браться Сципионы этого и добиваются. А я здесь для того, чтобы они этого никогда не добились. Интересно только, как там Гетрамнест, доплыл ли до Нового Карфагена? И где его войска, которые пришлись бы сейчас очень в пору. Тоже, наверное, идут по суше».

Последнее соображение пришло в голову Чайке, когда он бросил взгляд в сторону моря, где покачивались на волнах штук двадцать квинкерем. Остальной римский флот базировался чуть дальше по берегу. А у карфагенян здесь находилось всего шесть квинкерем и не то две, не то четыре триеры, плотно пришвартованные друг к другу, – точнеемешали рассмотреть укрепления, закрывавшие гавань со всех сторон. Да и вечерело уже, еще часа три и на город должна была опуститься южная ночь.

«А городишко-то все же поменьше Тарента будет, – резюмировал Федор, обобщив увиденное снаружи, и, прошагав по нескольким улицам, запруженным повозками, до казарм, что располагались в высокой части Тарракона, спускавшегося террасами к морю, – раза в два, а то и в три».

На месте их ждали командиры, предупрежденные Гасдрубалом. Прибывшие войска были немедленно размещены на постой. Приказав Адгерону, Карталону и заменявшему его Урбалу обживаться, есть и отдыхать, пока позволяет время, Федор направился вслед за Балезором, прихватив с собой Летиса и еще человек пять в качестве охраны.

Дворец Гасдрубала – а это был именно дворец, хоть и хорошо укрепленный, с колоннами, портиками и целым внутренним парком – они нашли быстро, минут через двадцать. Пройдя через многочисленную охрану, Федор был введен в небольшой зал, из которого открывался хороший вид на море, особенно если выйти на балкон. Что Федор и сделал, едва Балезор оставил его, сообщив напоследок:

– Гасдрубал велел обождать здесь.

Оказавшись на балконе, Чайка смог воочию убедиться, что блокада Тарракона с моря была полной. Если не считать римских квинкерем, запиравших порт, то за ними, чуть дальше в сторону римского лагеря он увидел еще около сорока таких же кораблей, а в глубине моря бороздили волны стаи триер. Сколько еще военных судов стоит у берега, скрытого от взгляда холмами, было не разглядеть. Чайка даже похвалил мертвых послов за то, что надоумили плыть его в Сагунт, а не пытаться прорываться сюда морем. С его силами это была безнадежная затея.

– Неужели Рим перебросил сюда весь свой флот, – сказал Федор вслух.

В очередной раз он поразился упорству, с каким обреченный сенат вел борьбу за далекую Испанию, вместо того чтобы укреплять морские границы вдоль римских земель.

– Нет, не весь, – раздался за его спиной уже знакомый, высокий голос с легкой хрипотцой, заставив вздрогнуть.

Гасдрубал, в доспехах, но без шлема, неслышно вошел в одну из боковых дверей и уже некоторое время наблюдал за Федором.

– Рим прислал сюда много кораблей, – повторил Гасдрубал, тоже выходя на балкон и осматривая подступы к городу, – но не все, к счастью. Половину отвлекает на себя мой брат в Италии, иначе мы не выстояли бы так долго.

Остановившись рядом с Федором, он вновь смерил его взглядом и перешел к делу.

– У тебя письмо от моего брата, Чайка, – напомнил он Федору, зачем тот здесь, – а потом я хочу еще раз услышать рассказ о судьбе моих послов.

Федору от звуков этого голоса захотелось вытянуться по стойке смирно. Гасдрубал был на полголовы ниже его ростом и немного уже в плечах, даже несмотря на доспехи, но в нем чувствовалось умение повелевать.

Чайка немедленно полез рукой за кирасу и вытащил из-за нее специальный кожаный мешочек, в котором он хранил драгоценное послание. Сняв его с шеи, он протянул Гасдрубалу с поклоном. А тот, взяв письмо, удалился обратно в зал, где находились большой стол и несколько массивных кресел. Сорвав печать, которую он предварительно осмотрел, Гасдрубал жадно впился в содержимое папируса глазами.

«Не доверяет, – поймал себя на мысли Федор, вспомнив историю доставки этого письма, – и правильно. Кругом одни шпионы, не поймешь, кому верить».

Он продолжал со своего места искоса поглядывать на главнокомандующего, и от его наметанного взгляда не ускользнуло выражение почти что счастья, с которым Гасдрубал закончил читать.

«Что же Ганнибал там написал своему братцу, – озадачился больше прежнего Федор, раздираемый любопытством, – не зря, видно, послов пытались перехватить. Жаль только, первое письмо все же попало в руки врагов».

И тут ему в голову пришла странная мысль. «А может, и не было там ничего интересного, в том письме, – подумал Чайка, глядя, как Гасдрубал немедленно сжег послание, бросив его в очаг, – может быть, Ганнибал доверил его только мне, а Хират уже был под подозрением и вез пустышку для отвода глаз. Если так, то Ганнибал просто гений шпионажа, все продумал, все предусмотрел».

Чайка вдруг вспомнил того человека на рынке Тарента, когда город еще находился во власти римлян, очень похожего на Ганнибала, только переодетого. Но командир двадцатой хилиархии мог бы поспорить с кем угодно, что это был он, Великий Карфагенянин, сам решивший рискнуть жизнью ради шутки, пробравшись в логово своих смертельных врагов. «Ну и семейка, – подумал Федор, едва успев подавить улыбку при приближении Гасдрубала, – один брат другого стоит».

– Ты принес хорошие вести, Чайка, – произнес пуниец, скользнув взглядом по лицу Федора, которому показалось, что собеседник видит его насквозь, – а теперь расскажи мне, как погибли мои послы.

При всем невольно возникшем напряжении и официальном тоне, которым изъяснялся главнокомандующий, Гасдрубал ему понравился. В нем чувствовался прямой стиль Баркидов, привыкших опираться на военных людей в своей политике больше, чем на помощь сенаторов. Ему хотелось верить. И Балезор явно был прав, утверждая, что армия любит Гасдрубала не меньше, чем его брата.

– Хират, который вез другое письмо, – начал Чайка, – был убит в Лилибее. Те люди, что напали одновременно на него и на меня, похоже, знали о письме и были подосланы римлянами. Хотя я не знаю, как они проникли в так хорошо охраняемый город. Наверняка им помогал кто-то из местных.

– Продолжай, – кивнул Гасдрубал. Нахмурившись, он скрестил руки на груди.

Федор вкратце пересказал стычку с бандитами на улицах Лилибея и в конце, посомневавшись, все же сообщил свои подозрения.

– Я нашел эту монету среди вещей послов. – Федор вытащил из-за кирасы еще один мешочек и высыпал на ладонь сразу две золотые «совы» с просверленными отверстиями вместо глаз. – А другую чуть раньше на месте, где ожидал найти следы предателя, по следу которого я иду от самых Сиракуз. Мне кажется, что это пароль.

О том, кого именно он подозревает, Федор пока умолчал, а Гасдрубал не стал уточнять. Зато он внимательно посмотрел на монеты, но и они не вызвали у него большого интереса. Про Хирата Гасдрубал пока тоже ничего не разъяснил, оставив Федора при своих подозрениях.

– Ты думаешь, против меня плетут заговор? – проговорил он все же, сделав несколько шагов вдоль ограждения и посматривая на улицы города, где уже появились люди с факелами. – Ты знаешь кто?

– Не знаю, – мотнул головой Федор, которому не хватало фактов для полной ясности, и решил немного обострить разговор: – Но мне кажется, кто-то из послов, быть может, даже сам Хират, был замешан. Ведь только они знали наш возможный маршрут через Сицилию.

– Но ведь он погиб? – резонно заметил пуниец. – Хотя, может быть, ты и прав. Я получал похожие сведения. Но не стоит придавать этому слишком большое значение. У правителей Испании и почти всей Италии может быть много врагов, и нужно быть готовым ко всему, если перед тобой великая цель – уничтожить Рим.

– И все же мне пришлось сохранять свои передвижения в тайне, – добавил Федор, немного сбитый с толку словами Гасдрубала. – Когда Гетрамнест сообщил мне, что плывет в Новый Карфаген, я не рискнул в ответ сообщить ему, куда плыву сам. Но выбрал курс, который сообщил мне Хират.

– Эскадра Гетрамнеста встретила на подходе к Новому Карфагену мощный флот римлян. Почти половина кораблей, что шли ко мне на помощь, были уничтожены, – неожиданно просветил его Гасдрубал, но по его тону Федор не сказал бы, что главнокомандующий был сильно опечален этим разгромом. Скорее у него создалось впечатление, что пуниец был готов к такому повороту и даже ждал этой катастрофы.

«Я все же многого не знаю, – вновь подумал Федор, удивившись тому, как быстро получил сведения Гасдрубал, и, устало вздохнув, посмотрел на море, где в последних лучах заката римские корабли спешили к берегу на ночевку, – но, печенкой чую, назревает что-то серьезное. Иначе ради этой цели Ганнибал не стал бы так просто откладыватьпоход на Рим. Впрочем, у него не было выбора, – сенат приказал».

– Ты устал, – не ускользнуло его состояние от Гасдрубала, – можешь идти отдыхать. А завтра утром мы снова встретимся и обсудим твою судьбу.

А когда Федор, задевая ножнами фалькаты резные спинки кресел, прошел к выходу из зала, Гасдрубал проговорил ему вслед.

– Я собираюсь вскоре отплыть отсюда в Африку, и мне понадобится верный военачальник для одного очень важного дела. А ты, я наслышан, предан моему брату. Ганнибал даже доверил тебе доставить это письмо, значит, могу доверять и я.

Федор обернулся, услышав наконец кое-что по-настоящему важное, но продолжения не последовало.

– Об этом завтра, – закончил аудиенцию главнокомандующий.

Но на следующее утро все резко изменилось. Едва Федор проснулся, прекрасно отдохнув после вчерашнего сражения, как к нему в казарму явился Балезор и протянул запечатанный личной печатью Гасдрубала папирус.

– Что это? – Чайка воззрился с подозрением на свиток, еще не вполне хорошо соображая после долгого и глубокого сна.

– Приказ Гасдрубала, – пояснил Балезор.

– Странно, – пробормотал Федор, вставая, – он собирался сегодня еще раз встретиться со мной, мог бы и на словах сообщить.

– Ничего не выйдет, – вынужден был вновь пояснить Балезор, – сегодня на рассвете прискакал гонец с плохими вестями – Публий и Гней Сципионы разделили свои войска. Гней вчера напал на Илерду и едва не взял ее приступом. Гарнизон иллергетов еле отбился. Гасдрубал с войсками поспешил к ним на помощь.

– Гасдрубал ушел в Илерду? – переспросил Федор, все еще сжимая нераспечатанный папирус. – А что мне тогда делать?

– Может быть, стоит прочесть приказ, – посоветовал Балезор.

Федор вскрыл послание и быстро пробежал его глазами. В нем значилось, что с сегодняшнего утра и до особого распоряжения его хилиархии поступают в распоряжение Офира, командира всех африканских частей в Испании и коменданта Тарракона.

– Понятно, – кивнул он, – значит, разговор откладывается. Где штаб Офира?

– Я провожу, – сообщил Балезор, – сам туда направляюсь.

Умывшись и наскоро перекусив, Федор прибыл в штаб командира местных африканцев, располагавшийся в нижней части города. По дороге Федор миновал двое ворот, у которых строились пехотинцы, словно собираясь на вылазку. «С этой стороны до римлян гораздо ближе, – припомнил вчерашние наблюдения Чайка, – просто рукой подать. Впрочем, им от своего вала до города тоже».

Офир оказался невысоким, плотно сбитым воякой, со скуластым лицом, спокойное, но хищное выражение которого напомнило Чайке недавно пообедавшего льва. Сейчас он был умиротворен, но едва проголодается – пощады не жди.

«Интересно только, – думал Чайка, слушая свои задачи по охране города и исподволь наблюдая за новым командиром, – он только римлян готов порвать или и своими не брезгует?»

– Слишком уж прямолинеен наш командир, – решил Чайка поделиться впечатлениями с Балезором спустя полчаса аудиенции. – Атарбал против него похитрее будет.

– Не торопись с выводами, – успокоил его Балезор, шагавший рядом по каменной мостовой, – Офир только кажется простаком. Но они друг друга стоят, уверяю тебя. Иначе Атарбал не доверил бы ему половину африканской пехоты.

– Тогда нужно держать ухо востро, – решил Федор, направляясь в казармы, откуда он должен был немедленно вывести одну из трех своих хилиархий, для которой Офир уже назначил задание.

Кроме самого Офира в штабе африканцев находился еще личный представитель сенатора Ганнона, советник по имени Асто. Федор, наслышанный по пути сюда от Балезора, чтосенаторы постоянно вмешиваются в дела Гасдрубала и шлют к нему советников, все же был слегка удивлен. Балезор рассказывал о том, что дальше Нового Карфагена они не рискуют заплывать. Этот же советник, поджарый мужчина лет пятидесяти с крючковатым носом, одетый в длинное зеленое одеяние, не побоялся добраться до самого Тарракона. Он внимательно слушал все, о чем говорилось на совещании, но не проронил ни слова.

«Да, видно, метрополия очень хочет держать руку на пульсе, – подумал Федор, осторожно скользнув взглядом по лицу советника, – раз уж он рискнул сунуться прямо в пекло, чтобы лично убедиться в том, что здесь происходит. Ведь не ровен час, тут можно угодить под римскую атаку или шальную стрелу».

Впрочем, ему было сейчас не до политиков. Первый приказ, полученный от нового начальства, предписывал Чайке выйти со своей хилиархией на усиление тех укреплений, что находились в самой гористой части обороны и почти вплотную смыкались с римскими. Само собой, это было уже вне стен Тарракона, в нескольких километрах от него.

Едва оказавшись в казармах, Федор вызвал своих офицеров.

– Адгерон и Карталон, – сообщил он последние новости, – остаются в Тарраконе и будут вести патрулирование восточной и западной стены. А я с одной хилиархией отправляюсь нести службу за стены. Я буду находиться там три дня, затем, даже если сражения с римлянами не произойдет, Адгерон сменит меня.

– Я с удовольствием пошел бы вместо тебя, Федор, – проговорил умелый военачальник с упреком, – а то с тех пор, как мы прибыли в Испанию, я только понес потери в морском бою, но так и не схватился с этими римлянами в открытом сражении. Чего не скажешь о тебе.

– Ничего, – успокоил его Федор. – Римлян здесь много, и они жаждут захватить этот город. Хватит и на твою долю. Мы не успели прибыть, а уже вступили в сражение. Приступы, как говорит Балезор, бывают едва ли не каждый день. Так что ты не засидишься без дела, как и все остальные.

Отдав все необходимые приказания, Федор построил своих солдат во дворе казармы и вывел их из города через ворота между двух огромных башен, которые располагались буквально в нескольких сотнях метров от казармы. Покинув мощные стены Тарракона, Федор Чайка свернул налево и направил свою хилиархию по указанному пути вдоль коммуникаций карфагенян.

Дорога, петляя меж скалистых холмов, шла все время вверх, огибая укрепления. Это был даже не вал, какой насыпали легионеры Сципиона напротив. Это была настоящая каменная стена, лишь в основании имевшая земляную подушку, чтобы быстрее достигнуть нужной высоты. Она, конечно, была гораздо ниже крепостной стены, но выглядела достаточно прочно. На определенном расстоянии друг от друга в ней были устроены низкие и плоские башенки и даже целые бастионы, в которых виднелись метательные орудия. Инженеры из строительных частей постарались на славу. Федор не видел с дороги, но был уверен, что перед стеной имеется еще ров и наверняка частокол. Не зря же римляне не могли взять эти укрепления уже не один месяц.

– Похоже, нам нужно будет держать часть этой стены, – смекнул Федор, заметив, что такие укрепления идут до самых вершин скалистых холмов, где смыкаются с ними и, загибаясь, уходят влево. Там внизу стоял лагерь, в котором теперь обитали две оставшиеся хилиархии. Вернее, пока одна. Вчера до самой ночи он так и не дождался гонца с новостями о возвращении защитников переправы на Ибере. А сегодня утром, узнав об осаде Илерды, Чайка озадачился еще больше. Но прибывший Балезор и совещание у Офира так не дали ему возможности уточнить это.

– Эй, Урбал! – Федор махнул рукой и подозвал друга, шагавшего невдалеке. – Был сегодня гонец от Атебана?

– Нет, – ответил командир седьмой спейры.

– Странно, – пробормотал Федор, – давно должен был прибыть.

Прошагав еще несколько шагов по пыльной каменистой дороге, чем дальше, тем больше напоминавшей тропинку, он приказал:

– Как только придем на место, отправь сам гонца в лагерь.

– Будет исполнено, – кивнул Урбал.

Примерно через пару часов хилиархия достигла новых рубежей обороны. Забравшись на угловой бастион, где стояло три баллисты, Чайка осмотрелся. Этот угловой бастионнаходился на самой вершине холма, овраг под которым служил естественным рвом. По самому низу стены в землю были врыты заостренные колья, меж которыми Федор заметилнесколько неубранных трупов римских легионеров, оставшихся, видимо, после неудачного штурма. Их тела уже клевали птицы. А римский вал, также укрепленный кольями, находился буквально на другой стороне оврага. На нем можно было рассмотреть патрули и дозоры из легионеров. Всего пара сотен метров разделяла смертельных врагов.

– Вы бы осторожнее здесь, – глядя, как Федор расхаживает по самому краю бастиона, где каменная кладка едва доходила до груди, не удержался от совета командир артиллеристов. В отличие от сменяемых пехотинцев, артиллеристы оставались на месте. – Бывает, римские пращники развлекаются, подобравшись поближе. А то и лучники из кельтов, что служат Сципионам.

Услышав, что здесь часто работают «снайперы», Чайка почел за благо отойти подальше от края, чтобы не оставить без верховного командования только что прибывшую хилиархию.

– И часто они так развлекаются? – уточнил он, останавливаясь у баллисты.

– Бывает, – неопределенно ответил командир, ливиец с обветренным лицом, в потертом кожаном панцире, – вчера только приступ был, так они еще с вечера залегли вон за теми камнями и двух моих людей убили, стоило им только головы высунуть. Но мы их хорошенько пугнули, так что теперь несколько дней можно быть поспокойнее. И все же…

– Ясно, – кивнул Чайка, разглядывая укрепления римлян, которые находились чуть ниже, и отсюда даже можно было увидеть кое-какие коммуникации, что вели от вала к недалекому берегу. Морское побережье просматривалось с этой точки лишь частями, зато были хорошо видны дороги и тропы, по которым туда и обратно маршировали римские легионеры. Судя по непрерывным передвижениям, Сципион тоже проводил замену своих частей на более свежие. Хотя большинство из них шли мимо, направляясь ближе к городским стенам Тарракона. Здесь же, судя по всему, оставался минимум легионеров, необходимых для отражения приступа.

– А как часто бывают приступы? – поинтересовался Чайка, разглядывая небольшую заставу, метрах в пятидесяти сразу за рвом, у которой виднелось скопление легионеров. Там выстроили сразу несколько манипул.

– Если не считать вчерашнего случая, то на нашем участке в последнее время тихо, – ответил командир артиллеристов, почесывая бороду, – дней пять до этого никто не подступал. Римляне все больше со стороны порта да у самого города пробиться пытаются. А здесь Сципион поначалу атаковать пытался, чтобы отогнать нас и вал свой дальше вести. Но как мы его остановили, перебив строителей, с тех пор у них работы и замерли. Друг против друга стоим и ждем.

Федор перевел взгляд подальше и заметил, что римский вал, загибавшийся параллельно карфагенской стене, действительно обрывался через пару сотен метров. В этом месте было вбито неимоверное количество кольев и кое-где даже сделаны насыпи из камней, чтобы не позволить карфагенянам легко обойти укрепления. На всякий случай строители Сципиона даже сделали позади него второй вал, соединив недостроенный с холмом, чтобы обезопасить себя хотя бы на время.

– Значит, говоришь, тихо здесь? – пробормотал себе под нос Чайка, спускаясь с бастиона. – Посмотрим, посмотрим.

Глава шестнадцатая

След Иседона

Леха подошел к ограждению башни и окинул взглядом открывавшийся отсюда вид. Река делала здесь поворот, рождая мели. Холмы на той стороне, за которыми открывалась бескрайняя степь, золотило вечернее солнце. На реке виднелась лишь пара триер, направлявшихся с «боевого патрулирования» обратно в гавань. Все остальные корабли, включая его караван, уже давно были там.

– Вижу, вижу, – кивнул кровный брат скифского царя, осмотрев за полдня с момента прибытия весь арсенал, а сейчас с большим удовольствием проверявший метательные машины на башнях, – поработали на славу.

– Мы установили здесь восемь баллист, по две на каждой башне, – отчитался Гирун, комендант крепости, за спиной которого выстроились местные «артиллеристы», довольные таким интересом к их службе со стороны прибывшего адмирала.

– Тебя-то мне и не хватало в прошлом бою, – тихо проговорил Леха, любовно поглаживая шершавую балку орудия, смотревшего в сторону реки, а обернувшись, уточнил: – Сколько солдат у тебя?

– Здесь, в крепости, почти тысяча пехотинцев, – ответил комендант, – полторы тысячи пехотинцев на кораблях да еще восемьсот всадников стоит в лагере у подножия холма.

Ларин посмотрел в указанную сторону и увидел отряд конных скифов, что скакал в сторону крепости по дороге, вившейся меж холмов. От лагеря сюда было скакать минут десять, не больше. Так что узел обороны, включавший пехоту, конницу и даже ВМС, выглядел вполне прилично, хотя и не мог похвастаться большими силами. Во всяком случае, греческий десант был отбит, а те, кто смог высадиться на берег, уничтожены подоспевшей конницей. В общем, захваченная в свое время у дарданов и превращенная в перевалочный пункт на пути в Македонию крепость со своей задачей справлялась.

Убедившись в боеспособности гарнизона, Ларин решил пока оставить все как есть и не назначать комендантом Токсара. После встречи с кровным братом эта командировка вскоре могла продолжиться вниз по течению для них обоих.

За время отсутствия адмирала и его помощника, в свое время укреплявших эти берега, в крепости было выстроено множество новых бараков для солдат, склады с продовольствием, конюшни, кузницы и много других сооружений, не говоря уже о лагере для небольшой конной армии.

Катапульту Архимеда пока перегрузили в крепость. Кельтских капитанов Ларин щедро одарил после своего возвращения, как и обещал, отпустив назад. Многие уплыли сразу, едва получили вознаграждение. Остальные задержались на пару дней для того, чтобы подлатать свои биремы на местной верфи, отстроенной специально для починки пострадавших в сражениях кораблей. Как оказалось, греки, высадив десант, первым делом попытались сжечь именно ее, но не смогли. Лишь слегка повредили. Комендант, впрочем,и эти повреждения уже починил. Так что верфь работала в полную силу и могла принимать сразу по две триеры или три корабля поменьше.

– Был ли гонец от Иллура? – наконец спросил Ларин о главном.

– Только один, – ответил комендант, – с приказом отправить большую часть моей конницы в ставку и сообщавший о том, что следует ожидать вашего прибытия.

– А о себе царь ничего не сообщил? – уточнил с надеждой Ларин, прохаживаясь по башне. – Где он находился, когда прибудет армия? Что происходит в македонских землях?

Комендант только развел руками.

– Ясно, – кивнул Ларин, озадаченный таким ответом, – значит, будем ждать царя здесь.

Армия Иллура, вопреки его заверениям, пока сюда не дошла. А на той стороне реки, по данным разведчиков Гируна, не введенного в курс дела, иногда появлялись небольшиегетские отряды, то и дело нападавшие на скифов, перемещавшихся по дороге к новой столице. Дорога, по которой и сам адмирал однажды ездил в ставку к царю, начиналась как раз напротив крепости и терялась в глубине степей. Там начинались обширные владения скифов, в которых с недавних пор было очень неспокойно. На этой стороне реки,впрочем, тоже. Особенно после того, как греки добрались и сюда, предприняв дальний рейд на своих кораблях.

– Мы никак не могли ожидать этого нападения, – проговорил Гирун, – до морского побережья очень далеко. Скорее можно было опасаться восстания дарданов, чем появления в этих местах греков.

– А что дарданы, – поинтересовался Ларин, отходя от баллисты и рассматривая теперь высокие холмы по эту сторону Истра, – не беспокоят набегами?

– Да нет, – пожал плечами Гирун, – за то время, пока вы были в походе, никто не нападал на нас посуху. Вот только на днях появились греки на своих триерах, а так все было спокойно.

– Спокойные времена, брат, закончились, – проговорил Ларин, взглянув в глаза коменданту, бородатому скифу с загорелым лицом и кустистыми бровями. Шлем наползал ему на лоб, отчего казалось, что брови росли сразу из-под шлема, – опять началась большая война. Так что отдай приказания быть готовыми к отражению новых нападений. И посуху и с реки.

Произнося эти слова, Ларин даже не подозревал, как быстро сбудутся его предсказания. Не прошло и трех дней, проведенных в проверках гарнизона крепости и флота, – а Ларин, едва появившись здесь, сразу стал муштровать свои экипажи, – как со стороны горных перевалов появилось неизвестное войско. Конные разъезды столкнулись с ним на ближнем перевале и были отбиты.

Двигавшиеся к берегу войска тоже имели конницу, превосходившую скифов числом почти втрое. Не говоря уже о пехоте, которой разведчики насчитали почти четыре тысячи. «И все бы ничего, – озадачился Ларин, получив такие сведения, едва пристал к берегу после занятий, – если бы у меня было хотя бы пять тысяч конных скифов. Ну или царь был здесь вместе с ордами Аргима. Не такое уж огромное войско прет на мою крепость. Можно, конечно, отступить на кораблях… но не для того я сюда так долго добирался, чтобы оставить грекам все без боя. Придется повоевать, денек-другой продержимся, а там и братец подтянется».

– Передай Гируну, чтобы немедленно начал готовиться к сражению, – приказал Ларин гонцу, спускаясь вместе с ним по сходням на берег, – будем держать крепость. А еще передай, чтобы прислали ко мне командира конницы.

Запрыгнув на подведенного коня, он вместе с Токсаром ускакал в крепость, оставив указания морпехам приготовить к обороне побережье, также обнесенное частоколом с башнями со стороны гор.

– Что за люди? – деловито уточнил Леха, когда перед ним появился скиф в сверкающей чешуе, слегка запыленный от скачки. Позади него гарцевали на конях человек десять всадников. У одного даже поперек седла был перекинут какой-то мешок.

Звали командира Салгир. Для своей должности он был слишком молод, лет двадцать с небольшим, как показалось Ларину, рассматривавшему юное лицо скифа. Но Иллур никогда не ставил людей на должности, если они этого не заслуживали.

«Ганнибал тоже еще не старец, – успокоил себя Леха, все же немного озадаченный возрастом своего полководца, – значит, парень толковый».

– Греки, – ответил тот, спрыгивая с коня, – мы захватили одного во время первой схватки под перевалом и привезли сюда. Сейчас он сам расскажет, кто он такой и откуда.

Салгир спрыгнул вниз и сделал знак своим людям подвезти пленника. Всадник, на седле которого болтался тяжелый мешок, подъехал к Ларину, сбросив пленника прямо у ног адмирала. Разговор происходил во дворе двухэтажного каменного дома с многочисленными пристройками, служившего штабом, казармой и жильем коменданту, а теперь и Ларину, потеснившему его. Дом был крепкий, обнесенный высокой стеной, и вполне подходил на роль цитадели в том случае, если придется оборонять улицы.

Сбросив мешок, всадник спрыгнул сам и ловким движением размотал веревку, стягивавшую узел. А затем чуть отдернул грязную ткань с лица пленника. Взору адмирала предстал греческий профиль человека, затянутого в кирасу, на груди которой красовалось изображение какого-то чудовища с волосами из змей. На лице пленника виднелся обширный синяк, а руки его были связаны и притянуты к груди. Но в этом уже не было особой необходимости. Пленник был мертв.

Заподозрив это, Ларин даже наклонился к нему, но грек уже не дышал.

– Не много он мне расскажет, – заметил Ларин, поднимаясь во весь рост и смерив хмурым взглядом юного командира.

– Разреши мне немедленно атаковать! – вскинулся Салгир, увидев свою ошибку. – И я привезу тебе десять пленников.

– Успеешь еще, – осадил пылкого скифа Ларин, который, пройдя через множество сражений, уже мог позволить себе быть мудрым.

А обернувшись к Токсару и стоявшим чуть поодаль пехотинцам, крикнул:

– Приведите-ка ко мне моего пленника, того, что гребцами командовал. Думаю, он мне расскажет кое-что и об этом мертвеце.

Глядя на странное чудовище, напоминавшее ему морскую гидру, Ларину в голову пришла резонная мысль, что это был какой-то знак, по которому можно было хотя бы определить, что за армия выступила против них. Леха был наслышан, что граждане всех греческих полисов имели такие символы, по которым их отличали в бою друг от друга. «Может,это спартанец? – озадачился Ларин, против воли напрягаясь от такой мысли. Не то чтобы он испугался – Леха не бахвалился тогда, обещая Иллуру разобраться и со спартанцами, – но как-то это было неожиданно.

Когда пленник появился во дворе дома, Ларин спросил, обращаясь к гортатору и указав на мертвеца, которого уже полностью освободили от мешка:

– Что это за воин?

Гортатор, несколько дней находившийся между жизнью и смертью, бросил взгляд на мертвеца и, прежде чем ответить, осмелился задать вопрос:

– Ты даруешь мне жизнь, если я скажу?