Чтение 18–й страницы книги ~Посланник~

— Подожди, — засомневался правитель. — Разве Тания ты, а не…

— Кроме меня в отряде еще две Тании, — ответила охранница.

Опять воцарилось молчание. Внезапно Тания спокойно, неторопливо разделась догола, сложила одежду стопочкой и протянула Найлу:

— Подложи под себя, Посланник Богини, земля ночью сырая.

Простой и бесхитростный расчет женщины лежал на поверхности. Она отставила ногу и немного повернулась к правителю, давая возможность полюбоваться собой.

Надо отдать паукам должное, женщин они выращивали красивых: округлые формы лица, густые черные волосы, сильные руки, крупная грудь, широкие бедра, мягкая, бархатистая кожа. Найл ощутил, как его мужское естество зашевелилось, словно желая тоже полюбоваться обнаженной соседкой.

— Не беспокойтесь, я покараулю, — неведомо откуда пообещал Шабр.

Охранница придвинулась ближе, запустила руку правителю под тунику и крепко обхватила его член. От такой бесцеремонности Найл несколько опешил, а вот пенис, имеющий привычку временами жить своей собственной жизнью, немедленно напрягся. Тания спокойно и уверенно уложила правителя на спину, подняла подол туники, села сверху, направила член в себя и с силой опустилась. Женщина начала быстро двигать бедрами вперед-назад, закрыв глаза, откинув назад голову и жадно тиская груди. У Найла появилось странное ощущение, что его лишь используют для получения удовольствия — просто как живой инструмент.

Тания двигала бедрами все быстрее и быстрее, начиная громко постанывать, у Найла внизу живота зародилось напряжение, которое за несколько мгновений накрутило на себя все нервы и взорвалось семяизвержением.

— На спину, на спину откинься, — забеспокоился Шабр.

— Охранница свалилась вбок и послушно повернулась на спину, раздвинув согнутые в коленях ноги.

Найл тоже немного полежал, пытаясь понять, получил удовольствие или нет. Потом, так и не разобравшись, встал и ушел к себе.

Мерлью спала, по-детски свернувшись калачиком. Найл прилег рядом и стал медленно и нежно целовать ее лицо — брови, ресницы, переносицу, подбородок, уголки губ. Вскоре девушка начала отвечать, вытянулась во весь рост, обняла… И резко оттолкнула.

— Ты что, с ума сошел?!

Но уже через мгновение Мерлью снова прижала его к себе.

— Не сердись, милый, мне ведь тоже трудно. Не надо, очень тебя прошу, не мучай меня.

Девушка положила голову ему на грудь, ее длинные волосы тут же щекотно засыпали Найлу лицо и плечи. Мерлью пару раз пробормотала: «Только не вздумай, ладно?» — и заснула.

Некоторое время правитель не шевелился, боясь разбудить принцессу, потом все-таки решился убрать ее волосы с лица.

— Только не вздумай, ладно? — еще раз пробормотала Мерлью.

Найл с внезапной ясностью понял, что никакого удовольствия от ласк охранницы не получил, испытал от этого открытия явное облегчение и вскоре тоже уснул.* * *

Когда он открыл глаза, принцессы рядом уже не было. На краю листа — подальше от прожорливого комля — лежали полная фляга и расколотая вдоль нога кузнечика. Есть с утра пораньше не хотелось, однако Найл не привык бросаться пищей сжевал все до последнего кусочка и только потом спустился вниз.

В лесу было пусто, если не считать двоих мужчин, которые поддерживали под котлами огонь, — одним из них был знакомый правителю Рион. Пламя исправно лизало закопченные днища, но вода закипать пока не спешила. Неподалеку лежали несколько освежеванных гусениц из вчерашней добычи.

— А шкуры где? — поинтересовался Найл.

— Принцесса Мерлью приказала одной из охранниц выделать их, — ответил Рион. — Они сохнут у кустарника.

— Хорошо, — кивнул правитель, перехватив копье поудобнее, — если меня будут искать, я пошел на охоту.

Хотя добывать пропитание правителю в последнее время приходилось постоянно, однако каждый раз, начиная выслеживать добычу, он словно перерождался. Откуда-то из области живота, из того места, где собираются энергетические потоки тела, расходилась волна щекочущей дрожи, все чувства обострялись — Найл начинал лучше видеть, слышать, ощущать запахи. Изменялась даже походка, превращаясь в мягкую, крадущуюся. Словно новая личность, скрытая на всякий случай в энергетическом центре, заменяла обычную, повседневную.

Для начала правитель направился к месту вчерашней облавы. Он помнил, что там остались погибшие паучата, и надеялся застукать возле их тел кого-либо из крупных падальщиков. Уховертку, например.

Откуда у крупного двухвостого насекомого такое странное название, Найл не знал, но повадки его были правителю хорошо знакомы. Рыжие коротколапые уховертки в основном питались корешками растений и низко растущими плодами, но обожали мясо. Охотиться они, правда, не умели и лишь время от времени рисковали то напасть на спящих людей, то выкрасть беззащитных младенцев, однако на памяти правителя даже в этом гнусном деле успехов двухвостые ни разу не достигали. Может быть, удача улыбалась им при наскоках на других животных? Во всяком случае, возможности полакомиться свежей мертвечиной уховертки никогда не упускали.

Над погибшими паучатами во множестве вились мухи — дичь слишком мелкая и вертлявая. При некотором мастерстве ее, конечно, тоже можно нанизать на копье, но это будет добычей для одного, а правитель надеялся поймать что-нибудь покрупнее. Поэтому, не доходя шагов пяти, он прилег, положил копье рядом и приготовился ждать.

Время тянулось медленно. Ковы ли немного прикрывали от прямых солнечных лучей, но от жары спасти не могли. В горле пересохло. Найл пообещал себе в следующий раз взять флягу, но сейчас приходилось терпеть, борясь не только с жаждой, но и со сном — мерное жужжание убаюкивало не хуже телепатического излучения вампиров.

«Кстати, давненько они близко не показываются, — вспомнил Найл. — Похоже, паутина под кронами отбила у повелителей ночи желание соваться в гости».

В том, с какой безропотностью вампиры уступили пришельцам собственные дома, было нечто зловеще-символичное. Также смиренно отдали свой город дикарям-захватчикам пауки. Получается, сильные и злобные вытесняют более культурных из уютных жилищ в леса, а те в свою очередь выживают менее развитых существ из леса. Те, должно быть, потеснили кого-то еще. Что будет дальше? Появится кто-то еще более сильный и злой — захватчиков тоже выкинут из города пауков. И куда они в этом случае направятся? Не придется ли паукам шаг за шагом гнать вампиров все дальше и дальше, пока те не окажутся в совершенно уже непригодных для жизни местах? А потом и сами пауки окажутся там же. Похоже, на этой планете мало быть разумным и культурным. Нужно еще иметь крепкие клыки и не бояться их показывать. Конечно, встретившись с более сильным врагом, можно погибнуть… Но когда сдаешься — это та же самая смерть, просто немного отодвинутая во времени.

Услышав шелест, Найл схватился за копье: широко расставив передние лапы, вытянув задние и раскинув в стороны прозрачные крапчатые крылья, с неба падала саранча. Мухи прыснули в стороны, но одной из них проскочить мимо хищницы не удалось. Саранча прихватила отчаянно жужжащую добычу передними лапами и тут же откусила полголовы.

Найл поднялся на колено.

Не переставая жевать, саранча стала торопливо, мелкими шажками, подтягивать задние лапы, готовясь к прыжку.

Правитель медленно отвел руку назад и с громким резким выдохом метнул копье.

Саранча взвилась в воздух, однако длинное коричневое древко уже торчало у нее из бока над средней лапой. Громко треща крыльями, хищница пролетела несколько шагов, но копье опрокинуло насекомое в траву. Найл выхватил мачете и кинулся следом; впрочем, добивать саранчу не потребовалось: тяжелое тело рухнуло на копье всей массой, и хитиновый панцирь на груди треснул. Несколько раз дернулась задняя нога, и все было кончено.

Найл отволок добычу к месту своей засады и снова залег в ожидании.

Мухи уже вернулись к останкам паучат и, мешая друг другу, толкались среди них и в воздухе над ними. Правитель ждал. Теперь, когда он знал, что не зря теряет время, прошли и сонливость, и жажда. Больше того, он ощутил рядом присутствие кого-то невероятно голодного. Какое-то существо рыскало совсем рядом и готово было жрать хоть траву. А раз не жрало — значит, это хищник, которого наверняка привлечет жужжание вкусных, аппетитных мух, которых здесь превеликое множество. И крупные, жирные, отливающие изумрудным блеском зеленые мухи, и хрусткие, поджарые, состоящие из одного мяса черные, и головастые пятнистые, и остроносые мухи-ктыри.

У Найла аж слюнки потекли, столь смачно получилось у него передать образ роящийся рядом еды. Неведомый хищник забеспокоился еще сильнее и, похоже, наконец-то угадал верное направление. Вскоре послышался шелест травы, и мухи взвились в воздух.

— О, нет! Только не это! — воскликнул Найл.

В пяти шагах перед ним волчком закрутилась крупная черная жужелица, и до правителя запоздало дошло — жук так голоден, что ему не до предрассудков относительно несъедобности людей. Как и смертоносцев, падаль хищного жука не интересовала. Жужелица искала источник звуков. По счастью, со слухом у нее, как и у других насекомых, было неважно.

— Вот ведь заявилась, дура, — в сердцах сплюнул правитель.

Жужелица завертелась еще быстрее и внезапно сорвалась с места, бросившись немного в сторону от Найла. С нежным шелестом разошлись, пропуская ее, стебли травы, дружно спикировали на освободившуюся мертвечину мухи. Правитель нервно дернулся в сторону, и это было ошибкой: если жуки и глухи, как скальный уступ, то уж со зрением у них все в порядке. Заметив мимолетное движение, жужелица повернула, через долю секунды оказалась в трех шагах от Найла и, прежде чем он успел понять, что погиб и предпринимать что-либо поздно, разверзла челюсти…

На том все и кончилось.

Если сомкнутые челюсти жука раздвигали густые стебли, словно нос корабля — морские волны, то раскрытые загребли их, как весло — податливую воду. Упершись в мягкую стену, жужелица остановилась, клацнула челюстями — медленно упал объемистый сноп ковыля, — дернулась вперед, переступив через неподвижную саранчу, но Найл уже отступил в сторону, облегченно расхохотался и помахал ей рукой. Жужелица опять сорвалась с места и снова уперлась широко раздвинутыми челюстями в плотную стену стеблей. Правитель вновь неторопливо отступил в сторону. Теперь он особо не беспокоился, поняв, почему эта сильная и умная хищница бегает голодной. Жужелица кидалась на Найла раз за разом, но неизменно застревала в одном-двух шагах от цели.

— Зря ты в траву забралась, — посоветовал правитель. — Шла бы в лес или на полянках кого поискала.

Однако хищница с завидным упорством продолжала кидаться на человека. Вскоре терпение Найла лопнуло. Тыкать копьем в бронированную голову или спину смысла не имело, поэтому правитель отступил до поляны земляных фунгусов и использовал уже неоднократно проверенный способ, нарисовав в сознании жука образ жирного и вкусного навозника. Жужелица кинулась вперед, земля под ней разверзлась, послышалось громкое чавканье, и муки голода закончились для хищницы навсегда.

— Пожалуй, на сегодня с меня хватит, — решил правитель и вскоре с тушей саранчи за плечами вошел под кроны леса.

Здесь было шумно. Вернувшиеся от озера водоносы громко обсуждали встречу с болотным великаном и то, как его спугнули. Разобрать подробностей Найлу не удалось — он понял только, что перепугались все изрядно, однако никто не пострадал.

Брошенная рядом с огромными котлами, саранча показалась обидно маленькой. Похоже, завтра опять придется просить помощи у смертоносцев и устраивать полномасштабную облаву — иначе всех просто не прокормить.

Правитель налил себе воды, сел в тени, привалившись спиной к теплому, толстому дереву, и стал пить маленькими глоточками, наслаждаясь прохладой. В эти минуты он чувствовал себя почти счастливым — пока не появился Симеон и не завел речи о витаминах и микроэлементах.

Когда охранница у колючих кустарников истошно и неразборчиво заорала, Найл даже обрадовался, схватил копье и кинулся на помощь. Однако представшее глазам зрелище сразу испортило настроение: по узкому проходу, высоко вскидывая ноги, плотной массой бежали через кустарник от тростниковых зарослей человеко-лягушки.

— Глаза закрывайте! — приказал Найл. — Сейчас они начнут плеваться.

Когда до зеленых гостей оставалось шагов двадцать, правитель с силой метнул копье — первая из человеко-лягушек пригнулась, и копье насквозь пробило бегущую сзади, — выхватил мачете и встал, закрывая левой ладонью глаза и глядя перед собой сквозь пальцы. Двуногие обитатели Дельты приближались. На душе появился неприятный холодок, однако Найл только крепче стиснул рукоять ножа.

Неожиданно передние из нападавших резко замедлили движение, задние бестолково навалились на них — получилась настоящая куча мала. Нескольких человеко-лягушек вытолкнули на кусты, и они пронзительно заверещали под ударами шипов.

Небрежно раздвинув в стороны людей, в проход вступили несколько смертоносцев и стали неторопливо, обстоятельно вонзать в зеленых врагов хелицеры, опускать обмякшие тела и впрыскивать парализующий яд в следующих. Передние из нападавших пытались отступить, задние продолжали напирать в атакующем порыве. В результате давки всебольше и больше человеко-лягушек оказывалось на шипах безжалостного кустарника. Визг десятков глоток наконец сломил воинственный дух детей болота, и те побежали, оставив умирать мучительной смертью множество своих собратьев.

Когда-то, во время первого путешествия в Дельту, Найл сам едва не попался такому вот кусту и потому весьма болезненно воспринимал муки несчастных: всякая их попытка шелохнуться немедленно приводила к ударам все новых и новых шипов, а стремление замереть неподвижно лишь продлевало агонию.

Правителя нервно передернуло, он отвернулся.

— Охранница спасла нам жизнь, — зазвучал в голове голос Шабра. — Ее нужно вознаградить.

— У тебя только одно на уме!

— Но она действительно спасла лагерь от гибели! — возмутился смертоносец. — Ты обязан наградить ее!

— Послушать тебя, так я обязан вознаградить всех…

Ошибся Найл ненамного. Из одиннадцати незабеременевших женщин Шабр убедил его «вознаградить» восьмерых. Неизвестно, знала ли об этом так и не допустившая сближения принцесса — во всяком случае, на мягкотелость правителя она не реагировала никак.

Жизнь постепенно налаживалась.

Все попытки правителя наладить нормальную охоту провалились, и приходилось регулярно устраивать облавы. Взрослые смертоносцы леса не покидали — Дравиг посылал «набираться опыта» только молодых пауков и философски, если не с безразличием, воспринимал известия о гибели кого-либо из подростков.

Однажды Найл поинтересовался: почему, если жизнь соплеменников им столь безразлична, в ответ на убийства пауков смертоносцы устраивали показательные казни людей?«Наказывалось убийство, Посланник Богини, — ответил старик. — А наши жизнь и смерть — в руках Великой Богини».

Человек во время облав погиб лишь однажды — гужевой провалился в нору медведки, и та оторвала ему обе ноги.

Зеленые обитатели болот на пришельцев больше не нападали. В конце концов люди расслабились настолько, что даже за водой стали ходить поодиночке, кто когда захочет.Продолжалось это до тех пор, пока в течение дня один за другим не исчезли девять человек. Найл рвал и метал, так что даже на принцессу наорать умудрился. В тростники отправился соединенный отряд людей и пауков, но все, чего они достигли, — это нашли пустые кувшины.

А в общем, пищи и воды хватало здесь всем; мягкие, самоочищающиеся кроны деревьев-падалыциков давали куда больше уюта и удобств, нежели казармы и топчаны. Люди привыкли, приспособились. Смертоносцы тоже «пригрелись» в своих паутинах; трое паучих даже отложили яйца. Жизнь налаживалась. К тому дню, когда над лесом прозвучал крик первого новорожденного младенца, о городе больше никто не вспоминал.* * *

— Мне очень жаль…

— Да врешь ты все. — Мерлью скинула с плеча его руку. — Не жаль тебе ни капли.

— Я сочувствую…

— Ты? Ха-ха! — зло фыркнула принцесса. — Сочувствуешь ты… Да что ты способен понять?! Ты даже имен своих служанок не знаешь! Одной больше, одной меньше… Ты стал настоящим смертоносцем.

— При чем тут смертоносцы?

— Это они так людей воспитывали. Ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Ни детей, ни мужа. Рабам вообще на одном месте дважды ночевать не разрешали. А «свободные» по казармам жили, каждый раз на новое место работать отправлялись, между собой разговаривать не могли, за попытку с женщиной познакомиться — смертная казнь. Естественно, когда кто-то из них пропадал — никто и не замечал. Нет среди твоих людей никаких связей. Ни дружбы, ни родства. Каждый за себя. А кто погибнет — «главное, не я». И ты такой же. Не жалко тебе ни своих, ни чужих. Для тебя человеческая жизнь ничего не значит.

— Да нет же, нет! — возмутился Найл.

— Нет?! — зло прищурилась принцесса. — А сколько людей погибло после выхода из города? Знаешь?

— Знаю, — понизил тон правитель. — Около двухсот «неголосующих граждан» и почти сотня «свободных граждан».

— Да, — кивнула принцесса. — Я знаю, что ты умеешь считать. Ты назови их. Хоть одного назови! Даже Шабр человечнее тебя! Знаешь, как он жалел о гибели Русона и Пьеты?

Найл промолчал, лихорадочно припоминая известных ему людей: Риона, Юккулу, Нефтис и Джариту, Сидонию, Танию, Завитру…

— Прости, Мерлью, но все, кого я знаю, живы.

Принцесса с силой прикусила губу, отвернулась.

— Тебе везет… Наверное, забери ты ее тогда… Когда я хотела ее тебе подарить… Может, она тоже осталась бы жива… Нет, это я виновата. Зачем я потащила ее сюда? Почему вообще не осталась в городе?

Найл подошел к принцессе и молча обнял.

— Видела я ее дочку… — всхлипнула девушка. — Сморчок какой-то… Неужели ради этого стоило умирать?

— Ты тут ни при чем, — прошептал Найл. — Женщины умирают во время родов не только в Дельте.

— Но не она… Савитра была сильной… С ней ничего не должно было случиться.

Этого не должно было случиться не только с ней. Родов не выдержало больше десяти женщин. А ведь на свет не появилось еще и половины детей.

Лес вампиров напоминал подвергшийся нападению муравейник: со всех ног бегали туда-сюда люди со свежими листьями пухлянки и кувшинами с водой; тут и там раздавались крики; ученицы медика падали с ног, а сам Симеон, не спавший несколько ночей кряду, угрюмо бродил с красными глазами и разбрасывал по сторонам грубые короткие приказы. Кожа его приобрела буро-коричневый оттенок, а волосы совершенно выцвели.

Шабр тоже не спал, но переносил подобную нагрузку легко, настроение его с каждым часом улучшалось, мысли приобрели некую лихорадочность. Нынешним утром он улучил минуту, подскочил к Найлу и гордо сообщил, что каждый четвертый ребенок рождается здоровым. Не мог, видно, утерпеть, не похваставшись.

— Я хочу похоронить ее, — сказала принцесса.

— Что? — не понял Найл.

— У нас, в Дире, умерших было принято предавать воде, — объяснила девушка. — Мы вывозили их на середину озера и опускали за борт. Не хочу, чтобы она валялась в общей куче, словно мусор. Савитра — не объедки с паучьего стола!

— Хочешь похоронить ее в озере под холмом? — на всякий случай уточнил правитель.

— Да.

— Ну так похорони, — кивнул Найл.

Сам он тоже не раз задумывался о погибших. В городе пауков таких проблем никогда не возникало. Люди там не умирали — они просто-напросто исчезали бесследно, и никаких обычаев, связанных со смертью и погребением, у слуг пауков возникнуть не могло. Когда двуногие обитатели города получили свободу, это даже привело к эпидемии, справиться с которой стоило большого труда.

Семья Найла хоронила умерших в песках. Они вырывали среди дюн глубокую яму, стелили на дно мягкую шкуру и укладывали на нее покойного, положив ему с собой полную флягу воды, крепкое копье и прикрыв лицо панцирем паука-верблюда — чтобы уховертки боялись. Песчаные барханы имеют привычку ползать с места на место, и вскоре могила исчезала, словно растворившись в окружающей пустыне.

Правитель уже неоднократно собирался достойно похоронить умерших, но всякий раз что-нибудь мешало: в роще у реки они спасались от гусениц, на поляне — уходили от человеко-лягушек, сейчас, в лесу, из-за суеты вокруг постоянных родов, для этого не хватало свободных рук. К тому же брошенные мертвые тела ни у кого не вызывали удивления: недавние рабы смертоносцев даже не подозревали, что людей можно достойно проводить в последний путь.

Вот пауки — это да. В каждом случае гибели смертоносца от руки человека его останки торжественно сжигали на центральной площади, нередко сопровождая это событие показательной казнью сотни людей — для острастки.

Возможно, именно это трепетное отношение смертоносцев к насильственному уходу из жизни и побудило Найла не закапывать, а кремировать отца…

— У Нефтис родился мальчик, Посланник Богини, — «услышал» Найл послание Шабра. — Мне казалось, тебе будет интересно это услышать.

— Она жива?

— Жива! Я лично помогал ей при родах, — похвастался смертоносец.

— А как себя чувствует Джарита?

— Начинаются схватки… — И ученый паук исчез из сознания.

«Значит, у меня родился сын…» — понял Найл, но почему-то не испытал при этом никаких эмоций.

Впрочем, за прошедшие дни он вообще мог разучиться чувствовать. Найлу приходилось заботиться о пропитании всей колонии; в голове постоянно крутились мокрицы, гусеницы, кузнечики, саранча, растительные клопы, мухи, вампиры и прочие, и прочие, и прочие… Да еще Симеон каждую свободную минуту тратил на то, чтобы вытребовать у правителя хоть какой-нибудь растительной пищи. Цветы-кровососы успевали подрасти дважды, и оба раза медик состригал их под самый корешок. Раза три пришлось отважиться на весьма рискованные путешествия за «живыми капканами», чтобы тушить в их жиру тростниковые ростки, но почему-то обошлось без жертв. Похоже, воздействие поселившегося на поляне злого божка разогнало и человеко-лягушек, и опасных хищников.

К счастью, благодаря близости Богини выжившие после родов женщины очень быстро набирались сил и вскоре уже могли участвовать в охоте; уведенные из города паучата подросли и набрались опыта. В общем, добычи теперь хватало с избытком, однако Найл настолько привык днем и ночью думать только о еде, что теперь вместо беспокойства о сыне заботился лишь о том, где проводить следующую облаву.

— У Джариты родилась дочь, Посланник Богини, — опять проявился в сознании Шабр. — Надеюсь, тебе это интересно.

— Как она?

— Совершенно здорова. — Паук почувствовал, что правитель беспокоится именно о служанке. — Наверное, ты не знал, Посланник Богини, но стражниц и служанок для тебя подбирал именно я.

В его мыслях звучали нотки торжества.

— Скажи, Шабр, а когда кончится эта волна родов?

— Думаю, в течение ближайших дней. Влияние Великой Богини значительно сократило сроки вынашивания детей, и они рождаются очень… — Тут смертоносец сбился на образ, который можно перевести как «кучно» или «плотно».

— Это хорошо… — кивнул правитель и внезапно спросил: — А о ком еще ты собираешься мне сообщить?

— О Завитре. Она будет одной из последних.

— Так я и знал, что ты следил за нами…

— Я о вас беспокоился, — с некоторым ехидством поправил смертоносец.

— Мерлью была права, — усмехнулся Найл. — Ты совершенно очеловечился.

— Извини… — У Шабра опять кто-то начал рожать.

Перед проходом сквозь колючий кустарник собралось несколько человек. Они держали в руках завернутое в мягкую шкуру тело. Через некоторое время подошла принцесса. Она была в плотном черном платье — переоделась ради своей служанки. Кто бы мог подумать, что всего лишь год назад Мерлью пыталась подарить Савитру ему.

— У принцессы тоже умерла служанка, мой господин? — неуверенно спросил Рион.

— Откуда ты явился?

— Меня прислал Симеон. Он просил передать…

— Что матерям нужны витамины, которые содержатся только в растительной… Я уже наизусть все его послания знаю.

— Да, мой господин, — неуклюже поклонился паренек и подумал, что Юккула в последнее время много двигалась и, наверное, у нее мало сил. Парнишка уже давно до холода в груди боялся за подругу, не мог найти себе места и все свободное время либо бродил за медиком, либо приставал с вопросами к его ученицам.

— Не волнуйся так, — попытался успокоить его Найл. — Ничего с твоей Юккулой не случится. Ее ко мне в охрану Шабр лично отбирал.

— Я знаю.

— Да?

Вот тут правитель искренне удивился. Мужчины в городе пауков находились на уровне домашних животных — во всех смыслах этого слова: их сытно кормили, им давали крышу над головой, одежду и постель, но запрещали сделать по своей воле даже шаг, гоняли на хозяйственные работы, а иногда и ели, утащив в сторонку — чтобы всех прочих не смущать. Дисциплина была такова, что в строю за недозволенное движение зрачков слуг жестоко избивали, а за жест надсмотрщицы могли отправить их в квартал рабов — почти неприкрытую кормушку смертоносцев.

— Скажи, Рион, а как ты с ней познакомился?

— Я кормил ее, господин мой… — Давнее воспоминание о первой встрече заставило Риона растянуть губы в улыбке. — То есть не кормил, конечно. Она ведь из школы охранниц. А меня после детского острова хотели отправить в квартал рабов. Считали, что я очень худенький, неполноценный. Но так получилось, послали в деревню, в сады. Однажды, в пору сбора урожая, воспитанниц школы прислали охранять сад от древесных клопов. У нас их тогда целая стая бродила. Огромные. Если в дерево вопьются — урожая не жди. А они ведь стаями ходят, за один набег весь сад уничтожить могут. Вот и прислали. Я ее сразу увидел. Она такая… Она не как все. У нее глаза как небо. А улыбка… Не знаю, как сказать. Она тогда много улыбалась. Прямо на солнце стояла, не пряталась. И от стрекоз не шарахалась. Я тогда ей персик принес. Надсмотрщица наша отвернулась, я и унес один. Она взяла. Я еще хотел принести, но больше не получилось. Несколько раз подходил к ней. Думал, может, позовет. Охранницы ведь имеют право, кого хотят выбирают. Вот. Ну а потом они ушли. А через три месяца меня увидела надсмотрщица из города. Сказала, что я очень маленький и нестандартный и что мне среди людей жить нельзя. Она увела меня в город. То есть я корзину с виноградом нес. Вот…

Рион несколько приуныл. Похоже, переживать этот момент снова, пусть в воспоминаниях, ему было нелегко.

— Меня привели во дворец Смертоносца-Повелителя, на кухню. Виноград я оставил там. Потом меня повели в дальнее крыло. Там две служанки меня помыли… В такой большойлохани с дыркой внизу. Поливали сверху и оттирали губками. Потом пришла эта, надсмотрщица. Долго ходила вокруг, пальцами трогала. Потом сказала: «Лучше мойте, чтобы запаха не осталось. Смертоносцы не любят, когда к ним во дворец рабов с запахом приводят». Я тогда еще хотел сказать, что не раб, но побоялся. Вот. Потом мне дали большой белый кусок материи и приказали накинуть на плечи, чтобы пыль не падала. А мою одежду выбросили. Надсмотрщица повела меня вперед. Мы шли и шли, очень долго. И тут нас остановил паук. Шабр. Он приказал мне снять ткань и поднять руки. Потом приказывал садиться, вставать, крутиться на одной ноге. Потом спросил, не пользовался ли я инструментами. Я знал, что за это положена смерть, но у нас в садах совсем испортились сандалии, и надо было их чинить. Ножи для обрезки ветвей еще делать. У меня это хорошо получалось. Но Шабр меня не ругал. Он спросил, куда меня ведут. Надсмотрщица сказала, что к Смертоносцу-Повелителю. А паук сказал, что Смертоносцу-Повелителю можно дать кого-нибудь получше, а меня нужно месяца два хорошенько кормить, а потом снова привести к нему. Вот. Надсмотрщица дала мне другую одежду и послала работать на кухню. Сказала, что я везучий, и если откормлюсь, то еще до Счастливого Края доживу.

— А потом? — спросил правитель смолкшего паренька.

— Потом я разносил охранницам еду. Их иногда далеко от дворца ставили, вот и приходилось носить, чтобы кормить на постах. Один раз послали к Белой Башне. Я смотрю, она стоит. Месяц тогда уже прошел, а я все равно маленький оставался. Я подумал, что все равно скоро умру, подошел и спросил, как ее зовут. Она так посмотрела… интересно… Потом говорит: «Юккула». А я сказал, что она очень красивая. Вот. Она меня убивать не стала. И бить не стала. Рассмеялась только. И в квартал рабов не отправила. Я сказал, что еще приду. А она сказала: «Приходи». Вот. Я туда четыре дня ходил. И всегда с ней здоровался. Наверное, она бы меня выбрала, но ей уходить было нельзя. А потом от Белой Башни всех убрали, и она меня опять выбрать не могла. Вот. Но я ее нашел. Она еще не стала охранницей и жила в школе. Тогда вы вернулись от Богини, господин мой, и нам разрешили поступать как знаем. Я сразу к школе побежал. Там как раз был Шабр, он выбирал для вас охранниц. Юккула меня узнала, но сказала, что занята. Потом она стала жить у вас во дворце, а мы с Танеем делать сандалии. И у нас никак ничего не получалось. То есть с сандалиями получалось, а с Юккулой — нет. Потом я узнал, что вы уходите, и решил… Тоже…

Парень замолчал. Что было дальше, правитель знал сам.

— А что с Танеем?

— Остался в пустыне…

— Жаль… — Найл немного помолчал, потом похлопал Риона по плечу: — С Юккулой все будет в порядке, это точно. А нам завтра нужно встать как можно раньше, чтобы успеть сходить на поляну злого бога за «капканами» и до темноты вернуться обратно. А за нее не бойся.

— Да, господин мой. — Рион поклонился, но остался стоять на месте.

— Где твое дерево?

— Вон там, — показал паренек.

— Ну так иди и забирайся туда.

— Там Юккула…

— Вот и будешь с ней рядом. Давай, давай, отправляйся.

Найл тоже забрался к себе в крону, лег на мягкие листья и закрыл глаза. Легкий, прохладный ветерок и жаркое солнце навевали дрему. Сквозь сон правитель услышал, как в крону поднялась Мерлью и молча свернулась калачиком. Трогать ее Найл не решился и вскоре снова уснул.* * *

Тростники легко и послушно ложились под ноги и печально шелестели при каждом шаге. Найл шел вперед легко и уверенно, строго по прямой, ориентируясь на середину холма с ядовитыми деревьями. Несколько раз Нефтис просила пропустить ее вперед, но правитель не разрешал. Тем не менее ощущать присутствие стражницы за спиной было приятно. Не то чтобы Найл чего-то боялся — просто соскучился.