Чтение 22–й страницы книги ~Посланник~

Бывший начальник охраны Смертоносца-Повелителя имел в виду, что отношение к паучихам у смертоносцев близко отношению к Великой Богине — ведь только они способны даровать жизнь. Трепетность эта простиралась до такой степени, что паучихам прощались даже нередкие убийства во время совокупления. К самкам никогда не предъявлялось никаких требований дисциплины или развития интеллекта, они всегда пребывали в сытости и довольстве. Соответственно, и в походе никто не решался требовать от них безусловного выполнения приказов. Самые изнеженные остались в пустыне, не выдержав тяжелого перехода, — хотя именно их Дравиг регулярно подкармливал ненужными «неголосующими гражданами». Другие разбрелись в рощах у реки, не считая обязательным находиться вместе со всеми, и не вернулись; третьи не захотели подвергать себя тяжестям похода второй раз и остались в лесу вампиров; наконец, немалое число просто исчезло — кто в лапах вампиров, кто в клыках неведомых ночных хищников. Если уж погибали опытные пауки-бойцы, то что говорить о непривычных к опасностям самках?

— Куда же Шабр смотрел? — подосадовал Найл.

— Меня интересуют только двуногие, Посланник, — немедленно откликнулся ученый паук. — Смертоносцы в улучшении породы не нуждаются!

Через высокую траву колонна продвигалась довольно быстро — после частых облав осталось много широких, утоптанных тропинок — и задолго до сумерек преодолела почти треть расстояния до реки. Вечером путешественники устроили шумную облаву и набили на ужин и завтрак свежей дичи — преждевременно трогать запасы правитель не хотел. Люди были спокойны и даже веселы. Они ничуть не напоминали тех изможденных, испуганных, робких двуногих, которые пришли в Дельту, спасаясь от опасного врага. Теперь они хорошо владели оружием, больше не опасались за свою жизнь при встрече с хищниками, были сыты и уверены в будущем. Если их ведут туда, где еще лучше, чем здесь, так чего же беспокоиться?

На следующий день движение замедлилось — теперь дорогу в ковыле приходилось прорубать. После полуденного привала принцесса доверила управление авангардом опытной Сидонии, а сама осталась с Найлом, вежливо оттеснив в сторону неизменную Нефтис.

— Ты видел Савитру, Найл?

— Какую Савитру? — не понял правитель.

— Дочку моей… Ну, Шабр дал ей имя матери.

— Нет, не видел.

— Будет привал, найди ее. Знаешь, вся в мать. Волосы, черты лица. Умница, говорить уже начинает.

— Возьмешь себе?

— Не знаю. Они слишком… похожи. Кстати, а у тебя никто не родился?

— Сын, — улыбнулся Найл. — Шабр назвал его Нуфтус.

— Нуфтус родился у меня, — внезапно вмешалась стражница. — Вы не ошиблись, господин мой?

— Не ошибся, — ехидно ухмыльнулась принцесса. — Он хочет сказать, что признает твоего сына своим наследником. Не так ли, Найл?

— Да, — кивнул правитель.

— Благодарю вас, господин мой, — сочла нужным сказать стражница.

Как и все остальные женщины, Нефтис была воспитана на детском острове, родителей не знала, про родственные отношения, а уж тем более о правах наследования не имела никакого понятия. Родившегося ребенка, согласно многовековым правилам, отдала смертоносцам. Удивительно, что она хоть имя сына у Шабра узнала, а то ведь могла просто вручить и забыть о его существовании. Поэтому вполне естественно, что признание правителем произведенного ею ребенка своим наследником особых эмоций у женщины не вызвало.

— Значит, у тебя только сын? — продолжала пытать Найла принцесса.

— И еще две дочки, — признал правитель.

— И все?

— Не знаю, — вздохнул Найл. — Нужно у Шабра спросить.

— Ну, ты даешь, — расхохоталась Мерлью. — Ладно. Мой отец вообще всех детей города признавал своими. Если тебе нужно спрашивать, значит, ты еще не безнадежен!

Видя, насколько легкомысленно принцесса восприняла факт его многочисленных связей с другими девушками, Найл приободрился. Разумеется, если в Дире правитель Каззак делал своими наложницами всех женщин, то принцесса вполне могла считать интрижки Посланника Богини со служанками явлением нормальным и естественным. Наверное, стань она, как собиралась, его официальной женой, то подобных связей и за измену бы не сочла. «Хотя, — покосился он на Мерлью — может быть, еще узнаем…»

— Ладно, Найл, — кивнула в ответ на его взгляд принцесса. — Раз наследник у тебя уже есть, значит, мне рожать его нет необходимости.

— Мерлью! — не то сказал, не то охнул Найл, у которого словно зацепили острым крючком и рванули к горлу сердце.

— Да, пойду вперед, — как бы согласилась довольная его реакцией девушка. — Странно как-то вокруг. Ни мух, ни слепней.

— Подожди! — взмолился Найл.

— Слушай, — оглянулась на него Мерлью и непринужденно додавила до конца, словно попавшего под волевой удар кролика: — А ведь в Провинции находиться в положении будет совершенно безопасно, верно?

Вечером правитель сходил к поляне, где под ревностным надзором Шабра бегала вдогонку друг за другом детвора. Хотя раньше Найл особо к малышне не приглядывался, но ему показалось, что за прошедшие два дня человечки подросли еще сантиметров на десять. Вдобавок они начали издавать звуки. Пока они произносили лишь бессвязные: «бу-бу», «фр-р, фр-р», «на-на». Гораздо больше правителя поразило общение между детьми и паучатами. Они достаточно живо общались на каком-то своем, только им понятном языке, не похожем ни на тот, на котором объяснялись между собой смертоносцы, ни на тот, каким они отдавали распоряжения людям. И это еще не все: если искусством разговорас двуногими обладали считанные смертоносцы — большинство обучиться прямому контакту со слугами не могло, — то здесь между собой разговаривали все.

— Ты тоже заметил, Посланник? — опять «подслушал» мысли правителя Шабр.

— Заметил, — согласился Найл. — Надеюсь, когда они подрастут, то будут понимать не только друг друга, но и нас. Покажи, кто из них Нуфтус, а кто Савитра.

На взгляд правителя, мальчишка и девчонка ничем друг от друга не отличались — одного роста, короткие светлые волосы, длинные, темные мохнатые туники, мягкие сапожки из стриженой шкуры; даже пищат одинаково бессвязно. Малыши вместе накидывались на паучонка и пытались опрокинуть его на спину, схватив за лапы и упираясь головамиему в брюшко. Маленький смертоносец не поддавался, широко расставив ножки, прилепившись паутинкой к стеблю ковыля и неумело «пихаясь» волевым лучом, вместо того чтобы попытаться парализовать противников. Силы казались неравными, левые лапы паучка уже оторвались от земли, тело медленно отодвигалось назад, а попятиться смертоносику не удавалось. Однако в тот самый миг, когда победа уже казалась достигнутой, Нуфтус зацепился сапожком за паутину, прилип и вынужден был отвлечься. Девчонка в одиночку не справилась: тельце восьмилапого малыша перевесило, он упал в устойчивое положение, моментально подцепил Савитру под коленки, свалил, потом так же ловко сбил на землю мальчика и стал бегать над ними, не давая встать. Малыши шустро поползли в разные стороны, перебегать от одного к другому паучку оказалось слишком долго — оба вскочили и опять дружно навалились на противника.

— По-моему, двуногих пора переводить на твердую пищу, — сообщил Шабр.

— Как ты думаешь?

— А зубы у них есть?

— На второй день прорезались.

— Вот это да, — присвистнул Найл. — Ну, раз так — значит, пора.

— Завтра покормлю, — решил ученый паук. — Но приготовить все нужно заблаговременно.* * *

Утро началось с крупных, тяжелых, черных туч, наползающих со стороны моря. Природа затихла, ожидая редкой в этих местах, а потому особенно пугающей грозы. Потянуло знобящей свежестью, остро пахло ароматным сеном. Начали падать редкие, но очень крупные капли, больно жалящие обнаженные руки и пробивающие ткань туники насквозь. Далеко на горизонте блеснула молния, и после томительной паузы докатился гром.

— Ну, сейчас начнется, — сказала облаченная в темную тунику принцесса, сев рядом с Найлом.

Но тут между тучами мелькнуло чистое небо, скрылось, прорвалось опять, чистые окна появились тут и там, и вскоре тучи уже стали редкостью на ярком голубом небосводе. Гроза передумала.

— Купание отменяется, — сообщила Мерлью, отодвинулась и пожала плечами: — Даже погреться не успела.

— Давай вечером согрею? — предложил правитель.

— Боюсь, повода не будет. — Принцесса тихонько подула ему за ухо, отчего по телу разбежались мурашки, резко вскочила и направилась в голову колонны.

Вскоре двинулись дальше. Нехоженый ковыль упорно сопротивлялся, но остановить путников не мог. Время от времени между макушками стеблей уже мелькали сочные, зеленые кроны ив с характерными раздвоенными сучьями.

Оставалось совсем немного — шагов триста-четыреста.

— Что это? — удивленно указала Нефтис на взмывшее с деревьев рыжее облако.

— Похоже, мотыльки.

Крупные пузатые бабочки часто взмахивали маленькими белыми крыльями с четким коричневым рисунком. Мохнатые тельца пересекали две черные полосы. На округлой, черной, глянцевой голове начисто отсутствовали усики.

— Странно, — удивилась стражница, — в прошлый раз их не было.

Облако бесшумно приблизилось и рухнуло вниз.

Увидев летящую точно в лоб, сверкающую в солнечных лучах черную голову, правитель инстинктивно вскинул копье — мотылек со всего разгона нанизался на острие и по инерции проскочил до самой руки; правитель ощутил жесткий удар в грудь, от которого перехватило дыхание, потом — в плечо; что-то чиркнуло по волосам. Рядом болезненновскрикнула Нефтис. Чуть дальше закричал кто-то еще. И еще. Идущий впереди смертоносец присел от боли. Тут и там тихо шелестели крылья.

Потом все прекратилось. Рыжее облако опять поднялось высоко в небо, оставив после себя множество мертвых или искалеченных мотыльков, стонущих людей и обезумевших от боли смертоносцев.

Нефтис с трудом поднималась с земли, из уголка рта сочилась кровь. Она вскинула руки к лицу, в глазах светилось недоумение. Потом стражница испуганно присела, а Найл получил тяжелый удар по затылку и влетел головой ей в колено. Сознание на мгновение помутилось, но правитель тут же пришел в себя, выдохнул:

— Беги отсюда, Нефтис! — и попытался вызвать Дравига: — Уходим, уходим отсюда, скорее!

Однако вместо ясного сознания смертоносца правитель наткнулся на обезумевшую от боли пелену, на секунду растерялся, а потом воззвал к паукам сам:

— Уходите отсюда все! Назад! Спасайтесь!

Шелест крыльев опять смолк. Найл ощутил, что его услышали, и с чистой совестью бросился наутек сам.

Путников спасло лишь то, что бежать назад по готовой просеке намного легче и быстрее, чем прорубаться вперед. Промчавшись несколько минут и не подвергшись больше ни одной атаке, они перешли на шаг, а потом и вовсе остановились, тяжело дыша.

— Вы фелы? — спросила Нефтис.

— Что с тобой? — забеспокоился Найл. — Зубы выбила?

— У-у, — замотала головой стражница. — Егофи во рфу мнохо…

— Кровь ртом идет?

Нефтис кивнула.

— Ладно, будем считать, что легко отделались. — Правитель сел на землю, пытаясь отдышаться. — Но почему они на нас накинулись? У них что, брачный период?

— Это у тебя только брачный период на уме, — подошел Симеон. — Руки подними. Опусти. Ничего не болит?

— Грудь и плечо.

— Покажи. — Медик быстрыми, привычными движениями ощупал грудь и плечи Найла. — Ничего. А мотыльки наверняка свои кладки охраняют.

— Какие кладки? — не понял Найл.

— Яйца отложенные. Ты обратил внимание, кто выживает в нашем мире? Те, кто заботится о потомках. Возьми, например, крысу. Существо мягонькое, махонькое, беззащитное,ни яду, ни клыков. Все на нее охотятся, каждый сожрать норовит. В помете — не больше шести детенышей. И сравни хоть со скорпионом: огромный, в хитиновом панцире, с клешнями, челюстями, с ядовитым шипом. Откладывает за раз по пятьдесят яиц. И что? Кого в нашем мире больше? А все потому, что скорпион яйца отложил и забыл про них. Выживут, не выживут — все равно. А крыса каждого из своих выкормит, вырастит, в обиду не даст.

— А при чем тут эти бешеные мотыльки?

— Они наверняка не подпускают хищников к своим кладкам. Заботятся об их безопасности, пока гусеницы не вылупятся.

— Какая там забота?! Они же просто свихнулись! Их трупы там десятками лежат!

— Ну и что? После того как живое существо оставило потомков, его жизнь уже не представляет никакой ценности. Зато нас они мигом отогнали на безопасное расстояние.

— Им просто повезло, что пришли беззащитные люди, а не какая-нибудь бронированная жужелица.

— Напрасно горячишься. Нас ведь почти полтысячи, и то не устояли! А одинокого жука размолотят мгновенно! Панцирь выдержит, так лапы и челюсти поотшибают. Вон у смертоносцев — шесть ног отломано. Одна самка погибла, ей брюшко оторвало. То-то среди рощ никто не живет!

— А люди как?

— Я пробежался, мельком посмотрел: получается пять сломанных ключиц, две руки. Наверняка есть еще сломанные ребра и сотрясения мозга, но это поверхностным осмотром не определишь. Грудь сильно болит?

Найл кивнул.

— Стоило бы тебе сока ортиса дать, но его беречь нужно. Может, потерпишь?

— Потерплю. Слушай, а почему тогда они на нас в прошлый раз не напали?

— Скорее всего, они с этой стороны держатся, от хищников Дельты своих защищают. А в пустыне кого бояться? К тому же мы пришли сюда как раз перед тем, как гусеницам пришла пора вылупляться, и бдительность у мотыльков уже притупилась. Если помнишь, их мохнатая детвора сама за себя постоять может.

— Повезло, выходит?

— Ага. Ладно, побегу лангеты накладывать, а то заболтался тут с тобой.

— Беги. — Найл откинулся на спину, закрыл глаза и вызвал Шабра.

— У детей ни одного ушиба, — немедленно откликнулся тот. — Похоже, мотыльки атаковали тех, кто крупнее. Больше всех досталось людям, паукам тоже порядком перепало, а малыши не пострадали совсем.

— Хоть одно приятное известие… — пробурчал правитель и повернулся к Нефтис: — Как твои зубы, красавица?

— С ними все в порядке, господин мой, — достаточно внятно произнесла стражница, хотя и закрывала рот ладонью.

— Нефтис, ты не помнишь, сколько времени мы шли от реки до ковылей, когда двигались к Дельте?

— Три дня, господин мой. Но мы долго стояли на одном месте, пока вы и Сидония болели.

— Понятно, — кивнул Найл, — далеко. Позови, пожалуйста, принцессу. Скажи, что мы остались без воды.

— Но у нас еще много воды, господин мой, — вежливо напомнила стражница.

— Пока есть, — кивнул правитель. — Мы запаслись с расчетом на пять дней — как раз чтобы не спеша до реки дойти. А вот к реке-то нас, похоже, и не пропустят.

— Ночью подкрадемся, пока мотыльки спят.

— Слишком далеко, — покачал головой правитель. — До утра вернуться не успеем. С рассветом они нас заметят и разбомбят.

Принцесса так и не подошла, совет держать пришлось с Дравигом и Симеоном. Хоть три головы и лучше одной, но придумать они ничего не смогли, и на следующее утро, когдамедик со своими ученицами оказали помощь всем пострадавшим, путники стали пробиваться сквозь ковыль вдоль реки, двигаясь вниз по течению и надеясь на удачу.

Однако судьба, вместо того чтобы смилостивиться над изгнанниками, решила поиздеваться над ними более утонченно: на седьмой день пути, когда вода во флягах давно иссякла, путники, шаг за шагом прорубаясь сквозь ковыль, вышли к небольшому чистому озеру. А вокруг, терпеливо поджидая мучимых жаждою животных, плотно, крона к кроне, чуть ли не в самой воде стояли, высоко задрав к небу гибкие ветви, гадючьи деревья.

— Что будем делать? — спросил Симеон.

— А что тут сделаешь? Воду будем набирать.

— Усыпят деревья. И сожрут.

— Это мы еще посмотрим. Найди, пожалуйста, хорошую флягу.

Паутину правитель вытянул из Дравига, обмотал себя под мышками, конец серебристого каната вручил Нефтис, подробно объяснив:

— Как начну дергать, тяни! Если долго никаких сигналов не будет, тоже тяни. Понятно?

— Позвольте пойти мне, господин мой, — попыталась отговорить его стражница, однако Найл твердо решил рискнуть сам. Признаться, он немного опасался ядовитых деревьев, но, сделав первый шаг, возвращаться было поздно.

Стараясь держаться подальше от покрытых множеством дырочек стволов, Найл прокрался к берегу, присел и опустил флягу под зеркальную поверхность озера. Из горлышка быстро побежали на волю пузырьки. Правитель скорее услышал, чем увидел, как опускается сверху зеленый шатер, сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Дерево с легким присвистом выпустило чуть голубоватый газ.

Пузырьки продолжали выскакивать на поверхность, но делали это почему-то медленнее, чем раньше, а легкие все сильнее и сильнее сдавливал обруч удушья. Поняв, что больше не выдержит ни мгновения, Найл выдернул из воды флягу, вогнал в горлышко пробку, несколько раз дернул паутину и сделал вдох. В голове мгновенно закружилось, поплыло. Он еще раз дернул веревку и внезапно увидел снежные вершины Северного Хайбада, смешных пузатых божков и принцессу Мерлью, порхающую между ними, взмахивая, словно крыльями, полами широкого плаща.

Потом он открыл глаза и встретился с внимательным взглядом Симеона.

— Хитрый ты, Найл, — пожурил медик, — заснул первым, проснулся последним.

— А кто еще? — сел на траве правитель.

— Ну, первой после тебя потянуло на подвиги Нефтис, — загнул тощий желтый палец медик. — Она тоже полфляги набрала. Потом Рион решил смелость продемонстрировать — это еще полфляги. Ну а последней Юккула за водой отправилась. Тут выяснилось, что у дерева газа на четвертый раз не хватило. А может, оно поняло, что ловить нас бесполезно. В общем, залила эта девица все кувшины по горлышко да еще и в котел набрала. Сидонию принцесса отправила на охоту, так что ты проснулся как раз к ужину.

— Здорово! — потянулся Найл. — Слушай, а где это Мерлью все время ходит? Я ее уже третий день не вижу.

— И еще дней пять не увидишь! — расхохотался Симеон. — Ей знаешь какой синяк один из мотыльков под глаз поставил? На пол-лица!

Как ни странно, однако после сытного ужина правителя опять потянуло в сон. Найл не стал бороться с этим желанием и блаженно вытянулся в траве. Спал он крепко, но поднялся рано, еще до восхода солнца, чувствуя себя бодрым и хорошо отдохнувшим.

Все вокруг сладко посапывали, не обращая внимания ни на утреннюю росу, ни на прохладный ветерок. Найл подумал, что они опять перестали выставлять на ночь караульных, потом пошел по лагерю, надеясь найти принцессу. Увы, Мерлью сумела спрятаться достаточно надежно, а над озером внезапно простерлись золотые солнечные лучи, пробили поверхность и спугнули серебристых обитателей здешних вод. Отражаясь от мелкой ряби, заплясали вокруг разноцветные блики, создавая причудливые живые узоры.

Правитель долго любовался этой красотой — до тех пор, пока вдруг не обратил внимания на то, что со стороны реки больше не видно зеленых крон. Теперь там торчали голые сучья. С минуту Найл обдумывал увиденное, потом вернулся и растолкал Симеона.

— Тебе чего? — сонно пробормотал медик. Найл вместо ответа указал в сторону реки.

— Не понял, — пробормотал удивленный медик. — А где деревья? — Но тут до него дошло: — Гусеницы! Да там, похоже, гусеницы прошли! Значит, мотыльков больше быть не должно!

— Я тоже так подумал, — кивнул Найл. — Но только понять не могу: если они прошли там, то почему не добрались сюда?

— Ну, это как раз ясно, — развел руки медик. — Вспомни, какая сочная трава у реки, какие там ивы! Разве можно их сравнивать с этим жестким и сухим ковылем? Стал бы тыего есть? Вот и они не хотят. Поднимай людей, давай выбираться отсюда.

За полдня пройдя пепельную, словно выгоревшую рощу, вечером путники остановились на обрывистом берегу и впервые за долгие месяцы поели на ужин свежезапеченой рыбы.

Река здесь уже не напоминала того сверкающего первозданной чистотой потока, который они увидели, выйдя из пустыни. От берега до берега теперь было не меньше сотни шагов, темные воды скрывали истинную глубину и надежно прятали ее обитателей. Нетерпеливый Симеон предложил немедленно рубить деревья, соорудить два-три плота и быстренько переправиться. Однако Найл, вспомнив про таинственных тварей, которых, спасая Доггинза, хлестал жнецом, живо представил себе тени, вспенивавшие тогда поверхность, гигантские щупальца, шарившие по берегу в темноте ночи, шумные всплески невидимых гигантов и потому приказал разворачиваться вверх по течению.

За два дня путники вернулись на место первой переправы и уже опробованным способом перенесли пауков. Правда, на этот раз никого запекать меж кострами не пришлось — на этот раз старые смертоносцы безоговорочно доверились людям, хотя и боялись отчаянно, молодые просто не испытывали страха, а восьмилапые детишки, глядя на своихдвуногих сверстников, даже устроили в воде веселые игры — с тучей брызг, кувырканьями и попытками плавать на мелководье. Правда, пловцы из паучат получились никудышные: слишком легкие, они раскачивались от малейшего толчка, грести узкими лапами не могли, а при попытках приложить большее усилие просто переворачивались.

Шабр от подобного зрелища едва не сошел с ума, но лезть в реку побоялся и заслал туда Симеона с ученицами. Малышей быстро вытащили, перенесли на другой берег и поставили перед ученым медиком, который тут же устроил суровую выволочку.

— Вот ведь, поиграть не дадут, — мимоходом бросил правитель, — они же еще маленькие.

— Правильно не дают, господин мой, — неожиданно оспорила своего повелителя Нефтис. — Паук может утонуть даже при дожде. Им нельзя играть с водой.

Найл не поверил, но из любопытства расспросил вечером Симеона.

— Могут, — подтвердил медик. — Маловероятно, но могут. Понимаешь, дышат они совсем не так, как мы. У них вдоль всего тела есть небольшие дырочки, дыхальца, через которые воздух поступает внутрь и выходит обратно. В общем, достаточно просто и надежно, не кровь разносит кислород по телу, а каждый кусочек тела как бы дышит сам. Поэтому смертоносца невозможно задушить, как человека. Нет у него дыхательного горла, бесполезно зажимать рот или ноздри. Но это на суше. А вот если он попадает в воду, то, в отличие от нас, не может высунуть наружу только нос и спокойно дышать, не может откашляться, если в дыхальце попадет вода, ему невозможно сделать искусственное дыхание. Но самое страшное — в отдельное дыхальце может затечь вода, и тогда этот кусочек тела утонет. Вот ты можешь себе представить, чтобы часть твоего тела, скажем,между вторым и шестым ребром, утонула? Умерла? Начала гнить, разлагаться…

— Достаточно! — Правителя передернуло. — Пожалуй, я бы боялся воды еще больше, чем они.

— Вот видишь. А с детишек что взять? Им бы только баловаться. — Симеон огляделся и перешел на шепот: — Я думаю, такое дыхание могло быть только у очень маленьких существ, таких, какими описывают пауков легенды. Тогда воде не позволяла бы попасть в дыхальце сила поверхностного натяжения, и все было бы нормально.

Целый день отдохнув после переправы, путники отправились дальше. Ивовые рощи понемногу оживали. Пробивались из земли нежные молодые ростки травы, кроны деревьев выпускали длинные, гибкие, светло-светло-коричневые ветви. Рядом с рекою становилось красиво и уютно. Но теперь, когда стало ясно, чем защищается эта красота, путники торопились как можно скорее покинуть это непредсказуемое место.

День проходил за днем. Ранним утром, после завтрака, люди и пауки вытягивались в колонну, шли долго, без обеда, пока после полудня не находили удобного места для очередного привала. Начиналась охота, рыбалка. Под огромными котлами загорались костры, в ожидании добычи вскипала вода. Похоже, Великая Богиня смилостивилась над своими детьми и больше не посылала им никаких испытаний.

Как и предсказывал Симеон, Мерлью появилась на пятый день: возникла внезапно, вечером, как ни в чем не бывало взяла Найла за руку, прижала палец к губам и повела за собой. Отойдя недалеко от лагеря, Мерлью заставила его пригнуться, влезть под кусты и проползти вместе с ней десяток шагов. Открылась полянка, где несколько сбежавших от Шабра сорванцов обедали вокруг небольшого костерка — наверное, поймали несколько рыбешек и теперь устроили свой, отдельный пир. Пятеро человечков и три паучонка честно разделили на совесть пропеченную добычу и трапезничали. Все бы было ничего, но маленькие смертоносцы, держа в передних лапах по вкусно пахнущему куску, пытались есть их по-человечески! Паучата, даром что ростом ненамного уступали Дравигу, старательно тыкали рыбу хелицерами и никак не могли понять, почему их друзья таким вот образом спокойно едят, а у них ничего не получается!

Найл едва не рассмеялся, но Мерлью крепко зажала ему рот и потащила назад. Когда они выбрались из кустарника, девушка спросила:

— Интересно, это только пауки по-нашему есть пробуют?

Животворная энергия все еще докатывалась до малышей, и они вытягивались на глазах, из маленьких пухленьких детишек превращаясь в тощих вытянутых подростков, уже достающих взрослым до плеча. Они научились довольно сносно разговаривать — и с людьми, и со смертоносцами, — хотя в своем кругу общались куда более бегло. Порою они казались уже совсем разумными существами, а иногда совершали невероятные глупости.* * *

Постепенно ивы исчезли, стали встречаться гадючьи деревья, проплешины земляных фунгусов, колючие кустарники, шепчущие цветочные поляны. Но все эти опасности были хорошо знакомы, узнаваемы и никого не пугали. Некоторым «ловушкам» — например, вкусным цветам-кровососам — даже радовались. Рост детей заметно замедлился, однако Симеон продолжал торопить правителя. Найл соглашался, но не спешил, делая в удобных местах длительные привалы и устраивая охоты. Он хотел, чтобы перед переходом через пустыню малыши набрались сил и окрепли.

И все-таки в один из похожих друг на друга походных дней, снявшись с лагеря, путники приготовились к долгому переходу, но уже через час, поднявшись на небольшой взгорок, увидели перед собой невероятно огромный темно-синий простор, до самого горизонта усеянный белыми барашками.

— Сразу дальше пойдем? — спросил Симеон.

— Нет, — покачал головой Найл. — Сделаем последний привал.

— Ладно, — на удивление легко согласился медик. — Я возьму остатки завтрака, хорошо?

Некоторое время Найл с недоумением смотрел вслед слишком легко сдавшемуся Симеону, потом до него дошло.

— Слушай, Нефтис, — повернулся он к стражнице, — у нас осталось что-нибудь от завтрака?

— Немного рыбы, господин мой.

— Отлично! Пошли со мной.

Первым делом правитель нашел куст колючего кустарника. Только на этот раз его интересовали не шипы, а вонючие, маслянистые, толстокожие желтые плоды, висящие на ветвях. Не подходя слишком близко, Найл ударами тупой стороны копья сбил несколько плодов и торопливо направился к морю. Неподалеку промелькнула меж стволов фигура Симеона. Обмотав левую руку куском материи, а в правую взяв мачете, медик сражался с другим кустом, уверенно срубая колючки, защищающие желтые плоды от всяческих посягательств.

Место для охоты Найл выбрал меж двух больших темно-зеленых пятен водорослей.

Войдя в морские волны почти по пояс, он разворошил ногой песок на дне, вздыбив облачко мути, разрубил один из плодов пополам и выдавил в воду сок. Едко пахнуло гнилью, по поверхности расползлась радужная пленка. Правитель сжал кулак, выжимая остатки сока, потом с помощью мачете выковырял мякоть и тоже опустил в воду.

На дне замелькали мелкие тени. Найл ждал, неторопливо рубя оставшиеся плоды на мелкие кубики. Наконец от ближних камней отделился рачок с загнутым под брюхо хвостом, приблизился. Правитель бросил ему щедрую горсть вонючей растительной плоти. Для обычной креветки рост этого рачка мог показаться признаком гигантизма, но рядом с Дельтой водились экземпляры и куда крупнее. Потому торопиться хватать что под руку подвернется не стоило, и Найл терпеливо мял в руке остатки плодов.

От камней скользнула ему под ноги еще одна креветка, другая, третья. Правитель высыпал остатки прикорма и сделал знак Нефтис. Та бросила ему кусок вареной рыбы…