Чтение 22–й страницы книги ~Золотой вепрь~

Вскоре от воспоминаний перешли к более насущным заботам. Пустельга спросила Белого, какой тактики будут придерживаться его сородичи, атакуя мост.

Дроу пожал плечами:

– Воины моего народа не знают таких слов, как «тактика», «стратегия». Их ведут ярость и желание вцепиться в глотку врага.

– А военные вожди? Неужто даже они не придумывают хитростей? – стояла на своем воительница.

– Придумывают, конечно, – подал голос Кулак. – Не следует считать, что дроу необузданные дикари. Они часто устраивают засады и ловушки, обходные маневры и ночныеатаки…

– Верно, – легко согласился Белый. – До тех пор пока военный вождь командует двадцатью – тридцатью воинами. Или пока они не увидят кровь врага. Потом им становится наплевать на все ухищрения и замыслы вождей. – Карлик усмехнулся. – Да и вожди по обыкновению бегут на врага в первых рядах.

– Но почему тогда человеческие армии до сих пор не уничтожили дроу, раз они так беспечны на войне? – удивился Антоло. – Ведь имперские полки вышколены, скованы жесткой дисциплиной. Командиры изучают все способы ведения боя…

– Ты слишком высокого мнения о командирах! – хмыкнул Кир. – На параде ножку тянуть нас учат, а вот как во фланг неприятелю зайти – сами догадывайтесь, господа офицеры.

– Так может, это в гвардии так? – не поверил студент.

– Ой, пе’естань! – вмешался Вензольо. – Тебя в полку чему учили?

– Ну, бегать со щитом, тыкать пикой…

– Бляхи начищать! С метлой да лопатой уп’авляться! А что до боя – тут пускай Т’иединый помогает.

– Вы, ребята, конечно, и правы, и не правы, – проговорил Кулак. – То, что солдаты в имперской армии ни рожна в войне не смыслят, это мы у Медрена видели. Видели или нет?

– Ну, видели…

– То-то же. Капитанам с лейтенантами на рядовых начхать. Старых перебьют – новых наберем. Лишь бы казна вовремя и на всех довольствие выплачивала. Если бы не сержанты да старшие солдаты, вы б не знали, с какого конца за пику взяться. Генералы с полковниками тоже себе на уме. Один на солдатских портянках состояние себе делает, другой бестолковым героизмом. – Кондотьер кивнул в сторону армейских повозок, где горел маленький костер и слышались негромкие голоса. – Армию положил, а для верности и сам на смерть идет. Лучше бы с обрыва в омут – быстрее и не так больно… Если бы, конечно, не это, остроухих размазали бы по горам Тумана, как жидкую кашу по тарелке. Но, с другой стороны, дроу только кажутся дикарями. И уж вдвойне дурак тот, кто думает, что с ними легко справиться, что они слабые телом и вождей не слушают… Воевать с ними – то еще удовольствие. Врагу не пожелаю… Но вы, ребята, не торопитесь. Через денек-другой сами войны с дроу нюхнете. Мало не покажется, это я вам обещаю.

– Вишь ты! Бить из луков будут, как пить дать, – вставил свое слово Лопата.

– Захотят, всех перестреляют, как кроликов, – заметил Витторино.

– Не-а! Всех не перестреляют! – возразил Белый. – Терпения не хватит. Полезут в рукопашную.

– Ну, значит, у тех, кого стрела не зацепит, есть надежда продать свою шкуру подороже, – оскалилась Пустельга, трогая пальцем острие своего меча, который неторопливо точила до этого.

– Жначит, парни, надобно… энтого… жделать так, чтоб штрелы нам урону поменьше… энтого… приношили… – почесал затылок Почечуй.

– Будем, будем думать, – заверил его Кулак.

И разогнал отряд спать, оставив часовыми у моста Кольцо и Витторино.

Все разбрелись, а табалец вытащил бережно хранимый во вьюке труд безвестного полководца древности.

За чтением книги Антоло не заметил, как сквозь прорехи в затканном тучами небесном полотне проглянула Большая Луна, стоявшая в последней четверти. Это означало, что Малая уже скрылась на юго-западе. Хорошее время, чтобы составлять гороскоп, – Луна с Луной не сходится, как говорят опытные астрологи, а значит, исключено их взаимное влияние и вызываемая этим погрешность.

Парень вздохнул – пожелтевшие страницы так и не дали никаких советов, не натолкнули на дельную мысль, не приблизили его к разгадке задачи, как же противостоять врагу. Не хотел автор книги писать о защитах ничего не значащих мостов, избушек или бродов. Ясное дело, интереснее описывать оборону фортов, бастионов, крепостей, редутов и флешей. А еще интереснее предлагать способы атаки на оные сооружения. Значит, придется выдумывать самим, не рассчитывая на совет древних. Антоло зевнул и улегсягде сидел – прямо у костра. Укрылся плащом. Неподалеку сопели товарищи по отряду. Кони переступали с ноги на ногу. И вдруг молодой человек совершенно отчетливо услышал равномерный стук копыт. Кто-то уезжает? Бежит?

Антоло вскочил, озираясь. Но вот беда – догорающий костер мешал разглядеть что-либо за пределами освещенного круга. Сплошная непроглядная тьма.

– Лежи! Чего вскочил? – приподнялся на локте Кулак.

– Как же так? – шепотом, чтобы не потревожить спящих, возмутился Антоло. – Куда? Кто?

– Какая разница? – негромко проговорил кондотьер. – Завтра узнаем. А сейчас зачем волноваться?

– Предателей бить нужно, чтоб неповадно другим… – со злостью проговорил Кир. Он, оказывается, тоже не спал. Уселся, сжимая рукоять меча.

– Горячие вы… – усмехнулся Кулак. – Когда-то я тоже таким был.

– При чем тут горячность? – удивился табалец. – Просто предательство… как бы сказать… мерзко это, противно. Будто червяк в яблоке попался…

– Да ладно тебе, Студент… Не те черви плохи, что мы едим, а те, что нас едят. Я ведь не зря всем выбор предложил. Нам тут такой бой предстоит, что по принуждению в негоидти нельзя. Вольному воля. И дорога скатертью.

– А почему они ночью, тихонько?.. Не могли при всех отказаться? – продолжал кипятиться Кирсьен.

– Могли, – рассудительно произнес кондотьер. – Конечно, могли… Но гордость бывает сильнее здравого смысла. Как говорят, на людях и смерть красна… Что это меня на пословицы потянуло? Неужели старею? – Он вздохнул, усмехнулся. – О чем это я? Ах да… Вот кому-то и показалось постыдным уйти сразу. А потом посидел, подумал, представил срезень у себя в животе… Вот и решил собраться потихоньку и товарищей не тревожить.

– Я все понял, – мотнул головой Антоло. – Это Вензольо. У него всегда кишка тонка была. Нет, на словах – герой, ничего не скажешь. А когда до дела доходит… Трус!

– Мразь! – не отстал от табальца и Кир.

– Не торопитесь. Попридержите пыл до утра, – осадил их кондотьер. – Если зря на парнишку грешили, самим же стыдно будет.

– Парнишку? – фыркнул Антоло. – Да он астрологию сдал с третьего раза. И на геометрии лишний год просидел. Он старше всех в нашей компании… Бывшей компании. – Он посмотрел на Кира и вдруг подумал, что зря завел этот разговор. Лег, накрылся с головой плащом. Спать, скорее спать…

Но сон не шел.

Обострившийся слух уловил, как ворочается с боку на бок Кулак. Как выдвинул меч и снова загнал его в ножны Кир. Тихое ржание коня – что ему приснилось? Или почуял опасность?

– Вы все еще злитесь друг на друга… – неожиданно сказал Кулак. Не спросил, а произнес утвердительно.

– Злимся! – ответил Кир.

– Напрасно. Прости старика, что опять пословицы вспоминаю, но в народе говорят: что было то было, и быльем поросло.

– Не порастет оно никогда…

– Зря так думаешь. Ты погляди, вы даже возмущались одинаково. Не врагами вам быть нужно… Нет, не врагами.

– Дружить я с ним не могу.

«Я тоже дружить не могу, – подумал Антоло. – И не из-за меня, господин гвардеец. Я твоих друзей мечом не рубил…»

– Ладно, оставим до лучших времен. – Кулак закашлялся, потом долго не мог отдышаться. – Хотя для меня они могут и не наступить. И скорее всего, не наступят.

– Не надо так говорить! – с жаром воскликнул Кир.

– Надо. Мне по-любому помирать. А от осколка, добравшегося до жилы, или от стрелы остроухого – какая разница? В бою даже как-то приятнее. Веселее, что ли…

– Мы им еще покажем! Они еще узнают…

– Не сомневаюсь, Малыш. Вы им еще покажете. Причем покажете всем. Я это чувствую – тот, кто стоит одной ногой в могиле, говорят, обретает способность к предвидению будущего. И я знаю, что ты выживешь.

– Я?

– Ты, Малыш, ты… С твоими-то умениями… – Кондотьер, похоже, намекал, на изредка просыпающиеся у тьяльца способности к волшбе. Так он выстоял против айшасианского колдуна в нашумевшей дуэли пять на пять, о которой еще долго старые наемники будут рассказывать молодым. Так он сумел вырваться сам и спасти Кулака с Мудрецом из затапливаемого подземелья в замке ландграфа Медренского. Надо полагать, колдовство еще помогало молодому человеку. Не зря же стрелы его не брали, да и в рукопашной схватке он вряд ли выигрывал благодаря навыками фехтования, привитым в Аксамале.

– Если бы я еще умел по своему желанию… – тихонько проговорил Кир.

– Ничего. Научишься. Когда будешь около Золотого Вепря…

– Как я там окажусь? – Парень едва не закричал. Да и любой на его месте не сдержался бы, услышав такое.

– Уж не знаю, но чувствую, что окажешься. Так вот, внимательно присмотрись к Золотому Вепрю. Мне показалось, что он весь дрожит от колдовской силы. И это важнее… Этоделает его более ценным, чем стоимость того золота, из которого его отлили. Так что не жадничай, Малыш. Не повторяй нашей с Мудрецом ошибки, не гонись за ничтожной выгодой, когда можешь получить нечто большее… Да, большее…

«В своем ли уме командир? – У Антоло начали закрадываться нехорошие сомнения по этому поводу. – Таких слов от него я не только не слышал, но и помыслить не мог, чтоуслышу когда-нибудь. Или в самом деле близость смерти обнажает скрытые качества?»

– Ладно, Малыш! Не бери дурного в голову! – словно прочитал мысли студента Кулак. – Мало ли что я тут тебе наговорю. Бред больного старика… Спи!

В подтверждение своих слов кондотьер замолчал, чуть-чуть поворочался, устраиваясь поудобнее, и вскоре захрапел. Сколько лежал без сна Кирсьен, Антоло не знал, но подозревал, что тьялец уснул только с рассветом, как и он сам.

– Э-гей, лежебоки! Войну проспите! – прокатился над замершим лагерем хрипловатый голос Пустельги.

Кир высунул нос из-под плаща.

Над речкой стоял туман. Мелкие капли оседали на одежде, бревнах, приготовленном с вечера хворосте, покрывали крутой закопченный бок котла, словно бриллианты бархотку придворной дамы. Молодой человек усмехнулся – откуда ему знать, какие бывают украшения на знатных, а главное, богатых дамах? В Тьяле дворяне заботились больше об урожае пшеницы и удоях, чем о показном блеске и мишуре. А в блистательной Аксамале даже гвардейский лейтенант не мог оказаться на балу – самое меньшее полковник.

– Подъем, засони! Замерзнете!

Пустельга стояла на утоптанной площадке перед мостом в тонкой льняной рубахе. Меч в правой руке, меч в левой. Клинки вертелись, рассекая туман в клочья.

Выпад!

Защита высокой октавой! Меч в левой руке подрезает воображаемому противнику ноги.

Защита квартой!

Укол в голову!

Разворот на носке!

Высокая кварта!

Сдвоенный удар – голова и живот!

Прима!

Косой рубящий в голову!

Воздух дрожал и подвывал, как голодная бруха.

Воительница раскраснелась, в глазах светился юношеский задор.

Сейчас она не уступила бы красотой ни одной девочке из «Розы Аксамалы».

Кроме Фланы…

Кир вздохнул. Решительно откинул плащ. Расстегнул куртку, потянул меч из ножен.

– Ага, Малыш! – обрадованно воскликнула Пустельга. – Иди сюда!

Улыбнувшись, тьялец отсалютовал ей мечом.

Несколько мгновений он еще видел, как из нагретых за ночь гнезд выбираются их товарищи по отряду и новые соратники вроде следопыта Шпеня, а потом клинки Пустельги всецело приковали его внимание. Воительница рубилась в полную силу, как делала все в жизни, и, чтобы не остаться без носа или ушей, приходилось напрягать все мастерство.

– Молодцы! – одобрительно крякнул Лопата.

– Ничего. Получается, – согласился Кулак.

Обменявшись парой десятков выпадов, защит, рипостов, Кир почувствовал, как пот сбегает между лопаток. И правда, нет лучшего способа согреться, как погонять друг дружку по кругу с остро отточенными железяками.

– Эх, где ж мои… энтого… шешнадцать лет? – с нескрываемой завистью протянул Почечуй. И вдруг гаркнул: – А-ну, хорош! Делом займитесь!

Гвардеец отскочил, повторно отсалютовав Пустельге, изысканно поклонился и вложил меч в ножны.

– Ух, дед! – рыкнула воительница. – Такую забаву обломал! Вот уж обрежу тебе бороду!

– Ушпеешь… энтого… За оштроухими очередь… энтого… жанимай! – весело отозвался коморник.

– Хво’ост нести? – послышался картавый голос студента-каматийца, и Киру вдруг стало стыдно. Как и предрекал ночью кондотьер. Как он догадался, что удирал не Вензольо? Или вправду ясновидение прорезалось?

Помимо воли тьялец поймал взгляд Антоло – у студента на щеках полыхал румянец, вызванный явно не утренними упражнениями с оружием. Ага! И тебя проняло…

Подхватывая куртку, Кир побежал к реке умываться. Спустился с обрывистого берега – хоть здесь у малочисленного отряда нашлось преимущество перед любым врагом, атакующим с левого берега – и, присев на корточки, быстро поплескал в лицо холодной и мутной водой. Видно, высоко в горах, откуда безымянная речушка берет начало, шли дожди. А вот, кстати, еще одно преимущество – если уровень воды поднялся и течение усилилось, разумное существо не полезет форсировать ее вплавь.

– Это, конечно, если считать дроу разумными существами! – донеслось сверху.

Кулак? Нет, ну точно ясновидец!

– Просто я тоже о другом думать не могу! – подмигнул кондотьер в ответ на изумленный взгляд парня. – Последний бой последним боем, а хотелось бы все-таки победить. Ну, или не проиграть… Эй, вы что там удумали?

Седобородый повернулся, сразу делаясь суровым и непреклонным. Придерживая ножны с фальчионом шагнул прочь от обрыва.

Кир набросил на плечи куртку – в рукава попадать все равно некогда – и полез вверх. Ему не повезло – поскользнулся и вымазал штанину в желто-охристой глине.

У моста яростно спорили лейтенант дель Прано и Антоло.

Первого сопровождал десяток перевязанных, хромающих солдат (так и просилось название – инвалидная команда), а рядом со вторым замерли следопыты, сжимающие луки с натянутой тетивой, и оба каматийца – Витторино и Вензольо.

– Приказ генерала! – потрясал кулаком дель Прано у самого носа студента. – По какому праву?!

– Плевал я на такие приказы! – Табалец вцепился в рукоятку шестопера.

Со стороны армейского обоза спешил еще десяток солдат во главе с самим делла Робберо, а к студенту на помощь подходили Кулак, Пустельга и Лопата с Кольцом.

«Не хватало еще драку затеять и, не дожидаясь дроу, друг дружку перебить… Вот чудненько будет!»

– Именем империи! Дорогу! – настаивал лейтенант.

– Мост рушить не дам! – наклонил голову, словно бодаться собрался, Антоло. Да уж, эти табальцы упрямые на зависть даже своим любимым баранам – если упрется, то с места не сдвинешь. Кирсьен припомнил лестницу в «Розе Аксамалы».

– Приказ генерала! – Дель Прано попытался оттолкнуть студента с дороги.

– Плевать мне на твоего генерала! – Тот вцепился в запястье офицера, крутанул.

Лейтенант болезненно скривился, оглянулся на подчиненных, которые неуверенно переминались, вооруженные плотницким инструментом.

Делла Робберо и Кулак достигли места спора одновременно.

– По какому праву?! – провозгласил генерал.

– Мост рушить не дам! – словами табальца ответил кондотьер.

– А я не пущу остроухих на правый берег! Понял? Ты, изменник рода людского!

– Ты меня на горло не бери, – негромко проговорил Кулак. – Я к тебе не нанимался. И власти, генерал, у тебя надо мной нет.

Делла Робберо перевел дух. То ли понял, что выглядит смешно, то ли сообразил, что, несмотря на численный перевес, израненным пехотинцам не выстоять в схватке против злых и умелых наемников. Сказал потише:

– Мост – стратегически важный объект. По нему остроухие попрут на наш берег. А если его сломать…

– Если его сломать, они найдут обходной путь! – неожиданно вмешался Антоло. Смущенно посмотрел на кондотьера – все-таки нехорошо встревать, когда старшие разговаривают.

Но Кулак кивнул:

– Верно. Они уйдут и переправятся выше или ниже по течению. И уж там не найдется никого, кто бы попытался их задержать.

– Но если мост оставить… – не сдавался генерал.

– Если мост оставить, они попрут на него. Злые, охочие до нашей крови, одурманенные боевым безумием. Ты же этого хотел, а, генерал? Ты же хотел умереть красиво? Так что ж ты цепляешься за соломинку?! – Голос кондотьера загремел, будто у жреца во время проповеди.

– Я хотел умереть и умру! – не уступал делла Робберо. – И люди мои с радостью умрут рядом со мной!

– Да? Что-то я не заметил радости на их лицах!

– Тебе, корыстолюбцу, не понять!

– Ну уж конечно! Где уж нам! – Собравшиеся почти в полном составе наемники дружно захохотали. – Послушай меня, генерал! Оставь только добровольцев. Пускай остальные спасаются. И перестань тыкать мне и моим людям в глаза своими бантами. Перед лицом смерти все равны.

– Ты не смеешь мне приказывать!

– Какие приказы? Можешь командовать своим обозом сколько душе угодно. Но подвести своих людей…

– Наемников!

– Ты их не нанимал! Здесь наш рубеж обороны. А вы, жидко обделавшиеся на севере, можете выбирать: или проваливать, или играть по нашим правилам.

– Ты не смеешь!

– Еще как смею. – Кулак оскалился не хуже котолака. – Ну, прикажи своим людям арестовать меня!

– Ты не можешь…

– Я жду! Командуй!

– Будь ты проклят! – Делла Робберо сплюнул кондотьеру под ноги, развернулся… Вернее, хотел развернуться красиво, но раненая нога подвела, и он чуть не упал. Навалился всем весом на костыль… Лейтенант кинулся к нему, поддержал за плечо.

Наемники молча смотрели вслед уходящим солдатам.

Витторино вполголоса произнес длинное и витиеватое ругательство, составить которое может прийти в голову только пылким южанам. Эдакое генеалогическое древо врага, с подробным перечислением всех родственников.

– Зря! – коротко бросил Кулак. – Не стоит он того, чтобы язык марать перед боем. Ладно, парни, делайте что должно, а я пойду отдохну. Приморил меня этот генерал.

Он медленно пошел к огню, поглядывая по сторонам: ни дать ни взять зевака на прогулке. Только слишком тяжело для праздношатающегося давались ему шаги. У костра, где кашеваривший Почечуй, размахивая ложкой, высказал свое отношение к делла Робберо, кондотьер не остановился, добрался аж до плетня, окружающего двор сторожки, сел, накинув капюшон на голову, и нахохлился, будто курица на насесте.

– Доведут командира! – Пустельга со злостью глянула в сторону армейцев. – Сволочи!

– Ждали их тут, лопни мои глаза… – пробурчал Кольцо.

– Нечего болтать, давайте засеку городить, – махнул рукой Лопата.

«Засеку – это правильно. Хорошо бы соорудить с двух сторон от моста завалы из бревен. Чтобы можно было и от стрел укрываться, и любого, кто на нашу сторону перебирается, мечом зацепить».

– Знаешь, кто уехал? – тронул Кира за рукав Антоло. Первый раз после штурма Медрена табалец обратился к нему напрямую.

– Кто?

– Сыщик. Мастер который. И усатый с ним.

– Это их дело, – быстро сказал тьялец. – Никто не обязан умирать с нами.

– А я не спорю. Знаешь, кто еще?

– Ну? Не томи…

– Мальчишка. Халль.