Чтение 11–й страницы книги ~Воля павших~

Гоймир покривился:

– Я же тебе говорил, как он бьет, так что спрашиваешь?

– Наган и гладкий ствол – разное дело, – довольно резонно сказал Горд. И спросил снова: – Хорошо ли бьешь? Метко?

– Метров за… – начал Олег, поморщился и, задумавшись на секунду, поправился: – Сажен за тридцать в гильзу от этой же штуки попаду. Как не фиг делать.

На миг воцарилась многозначительная тишина. Резан сказал:

– Да мы клад откопали…

– Ты стреляешь лучше? – спросил Олег – ему почудилась в голосе насмешка.

– Да ты не ершись, – добродушно ответил Резан. – Я без того, чтоб просмеять… Тридцать сажен – это добро. Очень добро!

– Тем более – патрон, зарядов мало, – добавил Крут. – Две дюжины на два ствола, полдюжины на третий. Покидаем впустую без навычки. Йерикка?

– Гоймир? – встрепенулся рыжий горец, и, когда Гоймир молча кивнул, обратился к Олегу: – Ты у нас вроде гость. Местьником для войны назвался, войны нет, потому откажешься – не обидится никто. Мы вот что хотим предложить – пойдешь завтра с нами на коче?

Снова повисла тишина – на этот раз выжидающая. Больше всего Олег, ошеломленно выслушавший это короткое предложение, хотел завопить: «Да!!!» – и как можно быстрее, пока не передумали, чтобы снова не начались пустые дни и ночи, скука и тоска… Но достоинство требовало соответственной реакции, поэтому мальчишка задумался (тишина стала уважительной – не пустомеля какой ответ дать хочет, вон как думает!), и в эту тишину Олег небрежно обронил:

– Куда? – словно его ждал десяток дел и он еще собирался выбрать, какое интереснее. А про себя он Удивился, как просто все получилось – как в сказке. Зашел со скуки на огонек, а тебе подарили клад.

– Смотри. – Йерикка толчком развернул на столе льняную тряпицу – это оказалась карта. Вычерченная от руки, но очень умело и подробно. – Вот – наша долина. А эта каша – Северные Моря, Снежные Моря. Наш залив, – он махнул рукой на стену, – открывается в них. На островах живут снежища – такие твари с белой, как снег, шкурой. Нам кярмарке нужна их желчь – да и для себя тоже. Из нее делают лекарство, которое останавливает кровотечение даже из рваных ран. Даже внутреннее, которое часто бывает от данванского оружия. Охотиться на снежищ трудно – они бегают, как лошади, да еще и ныряют, а если лягут – не увидишь, пока не наступишь. Мы ходим на них с рогатинами, охотничьего оружия мало, да и привычки к нему нет. А раз ты говоришь, что хороший стрелок – то согласишься?

Олег посмотрел прямо в глаза Йерикке. И неожиданно понял, что никто из этих ребят В САМОМ ДЕЛЕ не обидится, не затаит злобу или неприязнь, если он, Олег, скажет: «Нет!»

Поэтому «нет» сказать нельзя.

И, сохраняя предельно равнодушный вид знающего себе цену человека, Олег ответил:

– Ладно, пойдем.

– Вот и добро, – с этими словами Гоймир дернул из блокнота и протянул Олегу еще один листок. – Бери для памяти.

Это снова была карикатура: охотник, очень похожий на Олега, со свирепым лицом целился из «сайги», зажмурив один глаз. Огромный и очень ехидный зверь, похожий одновременно на акулу и белого медведя, стоял сзади и закрывал охотнику лапой второй. Внизу что-то было написано. Йерикка, нагнувшись к Олегу, перевел со смехом:

– Ни единого зверя не вижу!
* * *

Коч не имел названия. Олегу объяснили, что чести иметь свое имя удостаиваются лишь боевые шнекки. Пузатая посудина, набранная из сосны, была не больше тридцати метров длиной и по здешним масштабам могла считаться лайнером. Весла отсутствовали; на невысокой мачте уныло висел подобранный парус. Зато на носу стоял под чехлом из промасленной кожи самый обычный ДШК. Под носовой же палубой хранились в специальных сундуках охотничье снаряжение и одежда на все случаи жизни. Экипаж этого покорителя северных широт составляли десять крепких ветеранов, а охотничью партию – три десятка подростков, в число которых на правах «огнебойца» вошел Олег.

Никаких жилых кают тут не было. Кают вообще – тоже. Для поселения предлагался провонявший рыбой открытый трюм – Олег знать не знал, как эта штука на самом деле называется, для него это было просто место между пятачками крытых носовой и кормовой палуб. Здесь все и обосновывались совершенно непринужденно, расстилая спальники нагагачьем пуху. Такой же получил и Олег – вместе с комплектом теплой одежды: штаны, безрукавка из шерсти, меховая куртка с капюшоном, трехпалые рукавицы и сапоги-унты, которые тут называли «куты».

Отплывали вместе с солнцем. Было около трех утра, но оно уже уверенно взбиралось на небо из-за горизонта. Олег уже давно заметил, что здесь рано светает, поздно темнеет, а ночи становятся короче раз от раза. Ему объяснили, что дальше на полночь солнце вообще перестает садиться – но объяснили потом, а тут при виде солнечного диска все вдруг неспешно, но дружно поднялись на ноги (Олег тоже, непонимающе оглядываясь по сторонам) и, вскинув руки все в том же «фашистском» приветствии, хором сказали:

– Слава, Дажьбог!

Кормчему – седому, как лунь, морщинистому на лицо, но широкоплечему старику – подали связанного за ноги петуха с крыльями цвета бронзы. Солнечный свет искрами взблескивал на них. Петух хлопал крыльями и хрипло орал. Кормчий, повернувшись на солнце лицом, медленно извлек камас и со словами: «Тебе даем, помоги детям твоим!» – одним точным ударом обезглавил птицу, а потом швырнул брызжущее кровью, встопорщенное тело в воду, хмурую и спокойную у берега… С хрустом и треском упал и развернулсяширокий крашеный парус, на котором скалилась рысь.

Путь на полночь начался.

…У Олега было противное ощущение, что он сидит в автобусе, который быстро движется по бесконечной ухабистой дороге. Коч не успевал опуститься на воду, как в днище поддавала очередная волна – и кораблик снова взлетал вверх. Так, наверное, чувствует себя муравей, оказавшийся внутри теннисного шарика, который шутки ради снова и снова подбрасывают ракеткой. Почти сразу навалилась странная апатия. Олег присел на свое место, вытянул ноги и с испугом понял, что у него начинается морская болезнь – самая обычная и очень неприятная, о которой она раньше знал только понаслышке. Запах рыбы из неприятного стал омерзительным. Располагавшиеся вокруг ребята раздражали еще и потому, что вели себя совершенно как на суше, похоже, и не ощущая волнения.

– Плыть четверо суток, – сообщил располагавшийся слева Йерикка. – Обратно быстрее – ветер будет дуть точно в паруса, не надо петлять. Сейчас-то против ветра идем– чувствуешь, как бьет? А ведь это еще и волны нет совсем…

– Чувствую, – кивнул Олег, с обреченностью подумав, что если это «нет волны», то там, где она есть, ему точно придется блевать. На глазах у всех остальных! И в каком состоянии он прибудет к месту охоты?!

Его страданий никто не разделял и не замечал. Справа устроился Гоймир, напротив – у другого борта – невысокий и неожиданно смуглый Хмур и совсем юный тринадцатилетний Морок, впервые покинувший Вересковую Долину для серьезного дела. Все они деловито копались в своих вещах, взятых в плавание – немногочисленных, но важных. Наконец Морок нарушил тишину трагическим:

– Что мне!.. Белье под смену забыл!

– Так оно бывает, когда человек по первому разу сам себе рухлядишку в путь укладывает, – назидательно заметил Гоймир.

– Так как же, – Хмур оглянулся через плечо, стоя на коленях около своего крошна, – как прошлым летом ему сестрица, на пастбище собирая, сунула в крошно исподнюю – он с той поры до сборов никого не допускает…

– Йерикка, – не обращая внимания на подначки, Морок умильно смотрел на рыжего горца, – сердце у тебя доброе… Так дашь мне свое?

– Нет, – отрезал тот. – Ты запачкаешь ночью. У тебя возраст такой, а мне носить… – Хохот потряс коч, а Йерикка выругался: – Кровь Перунова!

– Что за дело? – невинно спросил Гоймир.

– Я рубаху забыл, – убито признался Йерикка.

– Меняю на исподнее, – немедленно предложил Морок.

– Что-то мне тошно, – решил обратить на себя внимание Олег.

Гоймир – он пристраивал на коричнево-желтый выгнутый борт в головах своего спальника карандашный рисунок Бранки, держащей в зубах веточку рябины – немедленно отозвался:

– Это море тебя обнюхивает. Отпустит скоро, коли уж вовсе несчастливым не окажешься…

– А если окажусь? – вздохнул Олег и спросил: – А где Бранка сейчас? Что-то я ее не вижу.

– Как ее увидишь? – пожал плечами Гоймир, садясь на спальник. – На восходе она, на дальнем пастбище… Дед сильно гневался, что ушла без спросу с обозом да едва не сгинула – заслал с глаз долой. Вернется недели через две, может – к нашему возвращению…

– Накличешь. – Хмур трижды сплюнул через левое плечо, пробормотал: «В морду тебе, сгинь-пропади-рассыпься!» – Снежища – не селедка, косяком не идут. Как будет – может статься, вдвое больше просидим на льдах…

– Совет хороший, – вдруг сказал Йерикка. – Ложись-ка ты спать. Прошлую ночь на ногах прокрутился, уснешь быстро, а во сне привыкнешь к качке… Да и дел тут других все равно нет. Есть-то не хочешь?

– Нет! – Олега даже передернуло, к горлу подскочил ощутимый комок. – Я, наверное, правда лягу…

Он, торопясь, чтобы поскорее улечься спокойно, разделся, влез в теплый спальник и… уснул, едва успев надвинуть на лицо клапан.
* * *

Олег проснулся от легкого, но настойчивого голода, а еще – от мелкой водяной пыли, моросившей на подбородок. Сперва он совершенно не понял ни того, где находится, нипочему темно, ни отчего все вокруг качается… Потом вспомнилось – он на коче, и мальчишка застыл, с тоской ожидая, что сейчас вернутся тошнота и отупелость.

Но Йерикка оказался прав. Морская болезнь ушла со сном.

Неожиданное открытие очень обрадовало. Высвободив руку из теплых объятий мешка, Олег откинул клапан и понял, что резко похолодало. Низкое серое небо сочилось дождем. Было хмуро, но достаточно светло – похоже, за тучами солнце раздумало садиться. Коч скрипел и стонал, наверху что-то загадочно посвистывало и выло. Вокруг сопели,похрапывали и просто громко дышали спящие.

Кроме голода хотелось в сортир. Олег покосился на свою одежду, лежавшую рядом. Пожалел, что не сунул ее в мешок. Представил, какая она сейчас холодная. Вздохнул. И решил потерпеть. Все равно придется вылезать, так хоть не сию секунду…

Почти все вокруг спали – почти, но не все. Хмур, например, не спал – лежал, закинув голые руки под голову и смотрел в небо, шевеля губами. Молится, что ли? Особенного молитвенного рвения Олег тут ни за кем не замечал… Почувствовав на себе взгляд, Хмур отсутствующе посмотрел на Олега и снова уставился в небо.

На секунду Олегу представилось, что ничего и не было – он просто в походе… Но потом неожиданно накатила тоска по дому – такая, что мальчик плотно сжал веки, а в мозгу сами собой возникали мысли, что он никогда, никогда больше не вернется на Землю… никогда…

Он вновь открыл глаза. Посмотрел налево. Йерикка читал. Да, читал самую обычную толстую книгу в обложке с неразличимым рисунком и стертыми строчками названия, написанного, похоже, глаголицей. И вернулся интерес – до чего на широкую ногу было поставлено взаимодействие миров, если земляне тут проложили железную дорогу, печатали книги на местном языке… А потом пришла мысль: интересно, дед был всему головой? Или он просто примкнул к чему-то, что начали другие? И как вообще все начиналось, с чего, с кого?

Йерикка тоже ощутил взгляд Олега. Но он в отличие от Хмура отреагировал:

– Проснулся? – тихо спросил он, опуская книгу. – Как себя чувствуешь?

– Нормально, – тоже шепотом ответил Олег. – Что читаешь?

– «Описание Ханна Гаар» Владимира Твердиловича, – пояснил Йерикка. – Интересная книга, хоть и старая.

– Старая? – переспросил Олег.

Йерикка объяснил:

– Владимир Твердилович жил двести лет назад… Тогда горцы были еще настоящими дикарями, а на юге лежали десятки разных княжеств…

Независимых.

– Я хотел спросить, – нерешительно начал Олег. Йерикка кивнул: – Как же так получилось? Мы с вами совсем одинаковые. Один народ. Но у нас столько техники разной, настоящее государство… А тут средневековье… Это…

– Я знаю, – перебил его Йерикка – Я читал.

– Время ведь одинаково идет, – продолжал Олег. – Но у нас на Земле люди те же самые, из того же народа, в технике ушли дальше намного. Потому и данваны вас покорили…

– Нас они не покорили, – без обиды поправил Йерикка. – Но я понял, про что ты. Наш мир погубило спокойствие. Когда наши предки вернулись сюда с Земли, они увидели благодатные пустые земли. Хангары, хоть и многочисленные, были куда слабее нас. Они платили нашим князьям дань… На северо-западе иногда приходили из своих земель анласы, но с ними никогда не было большой войны, так – молодецкие сшибки за славу… И мы перестали развиваться. В первую очередь – в технике. Ее развитие всегда подталкивает война с настоящим врагом, опасным, равным по силам. У нас такого врага не было на всей планете. А когда он пришел – застал нас почти такими же, какими мы вернулись сюда с Земли. Вся техника, которую ты тут видишь, – она привезена тоже оттуда. Или сделана тут по вашим образцам…

– Зато у вас экология хорошая, – утешил Олег. И покаялся: – Извини, я глупость сказал…

– Глупость, – подтвердил Йерикка. – Данваны тоже очень об экологии заботятся. Чтоб технический прогресс их владения не портил… Ты кем хотел стать? – неожиданноспросил он.

– Почему «хотел»? – спросил Олег. – Я хочу… только не знаю – кем. Я всегда мечтал о приключениях. Вроде, – он усмехнулся, – вроде того, в которое влип. И никогда не думал, что приключение изнутри – совсем не то, что приключение снаружи.

– Совсем не то, – подтвердил Йерикка. – Отец был у данванов на хорошем счету, мы очень неплохо жили… Я много читал, в том числе – запрещенные книги… И мечтал о приключениях тоже. А потом они начались… Здешние ребята не так живут. По нашим меркам, у них вся жизнь – одно приключение. А мечтают они о другом. Чаще всего о том, чтобы уничтожить данванов и просто жить.

– Ты веришь в то, что их можно уничтожить? – поинтересовался Олег.

– Нет, – ответил Йерикка.

Олег растерянно посмотрел на него и непонимающе переспросил:

– Нет?

– Нет, – подтвердил Йерикка почти равнодушным тоном. – Я сейчас объясню, почему так думаю. Если хочешь.

– Давай, – все так же растерянно попросил Олег.

– Мы, славяне, считаем, что весь мир – это единое целое, – начал Йерикка. – Боги, люди, навьи, потомки – все это одна большая семья, Верья. Наши боги нам не «пастыри», а предки и старшие братья, которых не нужно бояться, от которых ждешь помощи и на кого нельзя бросать тень своим недостойным поведением. Навьи – отцы, деды, прадеды – воплощены в нас, ныне живущих. А в наших детях, внуках, правнуках будем мы. Понимаешь, ВСЕ ЕДИНО. И живем мы по закону, что Великий Род дал дочери своей, Ладе – а оналишь принесла его людям, когда отделил их Род от зверей. А в законе том говорится, что высшая свобода – осознанно подчинить себя благой цели. Так мы верим и так живем. Словно в большой семье, повторяю, где ты отвечаешь за все – и все отвечают за тебя. Кто зло сделал – твоя вина. Ты зло сделал – все виноваты, и не за страх божий, а потому что… разве можно ложью, подлостью, бесчестьем свою семью позорить? А теперь представь себе такую жизнь – когда ВЕСЬ МИР на тебя смотрит. Оценивает. Проверяет. Представил?

– Не могу, – признался Олег, честно попытавшись это сделать. – Это даже не ответственность… я и названия не подберу, правда!

– Вот, – грустно сказал Йерикка. – Вот, вот, вот. Трудно быть богом.

– Как?! – удивленно переспросил Олег.

Йерикка повторил:

– Трудно быть богом, а наша Верья этого требует. Чтобы мы к богам тянулись, ввысь росли. Вровень с ними, с нашими братьями… Вот тут данваны нас и поймали. Не нас, – поправился он, – а наших родичей с юга. У данванов проще. Они людям дали бога, который для людей – пастырь. Пастух в стаде. И ничего особенного от людей не требует. Молиться и верить. Да еще погромче каяться, если согрешил. Там в священной книге так и сказано: «Нет разницы между человеком и скотом». А раз нет – так чего себя сдерживать? Согрешил. Покаялся. И снова… А можно и вообще в богов не верить. Ни в каких – данваны за это не преследуют. Лишь бы знал – один раз живем. Для себя, ни для кого больше. И главное – весело прожить, а там гори все синим пламенем. Ни чести, ни ответственности. И надрываться не надо – себя переделывать, заставлять, зверя в себе скручивать… Что естественно – то не безобразно. Легко так жить. Хорошо. Голова пустая, дума ее к земле не клонит. Ешь, пей, да девок под себя греби, никто не спросит, не осудит – ни люди, ни боги. Тем более что опять сказано: «Не судите, да не судимы будете!» То есть – прощай, и тебя простят. Хороший задел…

Йерикка говорил спокойно, но Олег заметил вдруг, как дрожат у него губы.

– А для тех, кто поумнее, – продолжал он ровно, – можно и философского туману напустить. Мол, раз в мире все едино – то и добро со злом – две стороны одной медали… Как посмотреть!

– А в вашей Верье есть место злу? – задумчиво спросил Олег.

Йерикка покачал головой:

– Верья – это семья. А зло возникло позже, как отрицание всего, что делал и дал людям Род. Зло с добром – не две стороны одной медали, а два разных мира. ДА и НЕТ не могут быть одним словом. Зло и Добро не могут быть одним делом… Так вот. Поставили данваны на зверскую половинку в человеке – и выиграли. Уже когда восстание было – половина южан за них дралась. Тупо дралась, со страхом, на славян не похоже совсем – но ДРАЛАСЬ! А сейчас там и того хуже, на юге… Ничего в людях нашего не оставляют. Ни закона, ни языка, ни обычая, ни памяти… В ком воля и честь сохранились – тех после войны перерезали. Сам ведь шел по обезлюдевшим местам – это тогда их опустошили. В лесовиках только страх и остался. А в горожанах… – Йерикка недобро шевельнул уголком рта.

– Это правда, что там свободно продают нарко… дурь? – поправился Олег.

Йерикка немного досадливо проворчал:

– Да знаю я это слово – наркотики… Продают. И еще много вещей делают, о которых здешние горцы и представления не имеют. Да и ты, наверное, тоже.

Йерикка ошибался. Олег – в основном понаслышке, по газетам и телевизору – все-таки представлял себе, кажется, какое общество там, на юге, отгрохали данваны. То самое «свободное и демократическое» которым гордятся на Земле политики. По крайней мере – очень похоже, если судить по услышанному. Взрослые знакомые, друзья, наставники Олега, его отец – они это общество презирали, и мальчик принял от них такое же отношение, хотя, если честно, лично ему это общество ничем не досадило… А так ли уж ничем? А те уроды, с которыми сцепился Вадим, когда они начали приносить на школьный двор наркоту и толкать ее соплякам? А две его, Олега, одноклассницы, которых нашли за городом – изнасилованных, с перерезанными горлами? «Лица кавказской национальности» затолкали их в машину среди бела дня, на людной улице – и этих подонков так и не нашли… А серые от скуки и безделья стайки его ровесников, шатающихся вечерами по улицам? Да, он, Олег, сам близко не сталкивался с этой жизнью. Но достаточно хорошо ее знал – Йерикка ошибался…

– У нас очень похоже, – хмуро сказал он.

Йерикка удивился:

– И у вас? А старики рассказывали, что ваши – ну, кто нам помогал, – говорили: на Земле по-другому…

– Было, наверное, по-другому, – осторожно ответил Олег. – Но сейчас похоже на то, что ты рассказываешь…

– Значит, и у вас… – помрачнел Йерикка. – Тогда вообще край. Наши многие еще надеются, что от вас снова помощь придет. А кому тут помогать-то? Во всех горах полсотни племен, не больше ста пятидесяти тысяч человек, они за старые предрассудки цепляются. Ну, еще анласы… И все. Остальные гниют заживо.

– Почему же ты не убежишь? – спросил Олег. – Не на юг, а куда-нибудь еще… На другой континент, я не знаю…

– Во-первых, я даже не знаю, есть ли другие континенты, – улыбнулся Йерикка. – В школе учили, что на Мире их только два – наш, большой, и Анлас – он меньше почти вдвое. А там тоже данваны разгуливают, как у себя на Невзгляде. А во-вторых… – Он помедлил. – Понимаешь, я их ненавижу. Данванов. Даже не за отца, мать и братьев. Тут делотакое, тут война… Я их ненавижу за то, что они с нами сделали. За их тупую надменность и беспощадность ненавижу. Куда унести такую ненависть, в каком скиту ее спрятать, Вольг? Да, можно ненавидеть и прятаться. Но я хочу ненавидеть и мстить. Даже если совсем нет надежды на победу… Лучше умереть, чем бежать, оплакивая свое поражение. Для мертвых поражения нет.

– Ты веришь в богов? – поинтересовался Олег.

Йерикка глянул строго:

– Я верю, что во мне есть что-то, не дающее делать подлости, – ответил он. – Если это не бог – то что?

– Совесть, – предположил Олег.

Йерикка ответил:

– А это просто другое имя бога.

– А ты видел данванов? – спросил Олег, позабыв, что и сам их видел.

– Видел, – кивнул Йерикка. – Без их доспехов – видел, ты ведь про это спрашиваешь? Они рослые, могучие, с надменными лицами. Внешне – вполне люди. А вот детей и женщин их я не видел ни разу. Они их не привозят с Невзгляда… или откуда они там… и из наших там никто не бывал. По крайней мере, – поправил себя Йерикка, – никто оттудане вернулся…

Гоймир что-то пробормотал во сне, выбросил из-под спальника руку и треснул ею Олега по носу. Олег отпихнул ее – Гоймир даже не проснулся. Хмур, похоже, уснул. Йериккатоже больше ничего не говорил – лежал с книжкой на груди, смотрел вверх и улыбался каким-то своим мыслям…

– Знаешь, – вдруг сказал он, – в отцовской библиотеке были книжки с Земли. Я умею читать и кириллицей… У моих родителей действовал канал связи с вашим миром – будь они живы, помогли бы тебе… Так вот. Среди прочих там была такая тоненькая книжечка в мягкой обложке. Сборник стихов «Альтернатива». Не все стихи хорошие, много было таких, что поют по данванской указке – в смысле, похожих на них… Но кое-какие мне понравились. Ты вообще любишь стихи, Вольг?

– Я? Н-н-н-н-н… – Олег затруднился с ответом. Если брать школьную программу – нет. Песни? Но это же не стихи… Он уже хотел ответить, что не очень, но вспомнил стихотворные предисловия к главам «Волкодава». И еще – Киплинга, которого как-то начал читать со скуки, а потом… – Скорее, да, чем нет, – решился с ответом он.

– Тогда послушай, – предложил Йерикка. – Я не помню автора, а стихи запомнил, потому что понравились…

И он начал читать – просто, очень обыкновенно произнося слова…Воды нашей рекиТо недвижны, то бешено быстры,И не в силах никтоПредсказать накануне их ход —Словно звукиИз-под нервной руки пианиста,Что играет без нотИ не знает двух нот наперед.Клавиш черных и белыхВековой разговор —Наши белые дни,Переложенные черными днями.Но мелодия льется,И никак не погаснет костер —Значит, мы не одни,Значит, кто-то невидимый с нами.Ах, господа,Ваши руки и помыслы чистыВ вечной битвеЗа право мужчин быть всегда наверху —Но, стреляя друг в друга,Я прошу не попасть в пианиста —Их так мало осталосьНа нашем мятежном веку.Он всем вам нужен —Он и сам это не понимает,СоединяяВаши души в пассажи свои,И к тому же,Кто еще вам сыграетВ день, когда вы окончитеОлег ВерещагинВаши бои?Попеременно,Вправо и влево толкая веслом,Движемся мыВ старой лодке по воле теченья —Вот и арена,Где зло будет биться со злом,И седой пианистПотихоньку играет вступленье…

Примерно с середины Олег перестал слышать слова. Остался лишь РИТМ – горьковатый и печальный, как запах полыни в степи. Иного сравнения Олег не мог подобрать – и оно казалось ему точным. И только когда Йерикка закончил читать, мальчишка встрепенулся, вспомнив фамилию автора, чьи песни он слышал на отцовских кассетах – фамилию, для большинства его ровесников обозначавшую лишь ведущего программы «СМАК»:

– Это же Макаревич!

– Может быть, – кивнул Йерикка. – Понравилось?

– Я почти не слышал, – признался Олег. – Слов не слышал, я имею в виду. Я… я ВИДЕЛ.

Это звучало глупо. Но Йерикка понимающе кивнул:

– Все правильно. Ты точно сказал. ВИДЕЛ…
* * *

Лежа с чуточку приоткрытыми глазами, Олег наблюдал, как Гоймир в коленно-локтевой позе подбирается к Хмуру. В правой руке Гоймира была банка с жиром для смазки оружия, на лице – выражение, характерное для охотника, загнавшего крупную дичь. Йерикка, жевавший кусочек ольховой коры, поглядывал на происходящее через плечо. Морок, сидя на «постели», затягивал ремни кут.

Хмур неожиданно ловко взял руку Гоймира на излом и резким движением ткнул банку ему в физиономию, а сам, выскочив из спальника, метнулся к бадье с водой, из которой умывались ребята. Гоймир с проклятьями начал стирать жир, залепивший ему глаза.

С кормовой палубы свесился один из охотников:

– Йой! – завопил он. – Да у них веселье!

– Ты по делу или как обычно? – Йерикка сплюнул кору. Сверху свешивались и другие физиономии, на всех читался живой интерес.

– Вообще-то завтрак подходит, – заметил кто-то. – Волы пробудился? Или все спит?

– Уже нет. – Олег приподнялся на локтях. – А тут не подают завтрак в постель?

– Обычно нет.

– Для вас разве только подать, князь-господин!

– А не в обиду ли вам будет есть ту же пищу, что и нам-то?

– Довольно зубоскалить, шутки грубые ему в оскорбление, неумойки дикие!

Олег засмеялся и, вздрагивая от холода, выскользнул из спальника:

– Ладно, ладно… Как погода за бортом?

– На открытую воду выходим, – торжественно сообщил Гоймир, вытеревший наконец свою физию. – Спокойно пока… Завтракать-то будешь, или как?..

…Было холодно. В налетавших порывах ветра кружились мелкие снежинки, вылезавшие из спальников ребята плескались ледяной водой из нескольких бадей и поспешно натягивали теплое, рассаживались, кто где хотел с мисками в руках. У многих на груди Олег замечал татуировку – оскаленную рысь. У многих, но не у всех, из чего и заключил,что когда-то это был племенной знак, ныне превратившийся просто в дань моде или традицию.

– Здесь тоже не подают? – осведомился Олег, доставая новенькую миску, выданную перед отплытием.

Гоймир громко сообщил:

– Сколько нужно горожан, чтобы работать на мельнице? Один. Он держит жернов, а свет вокруг него вращается, вращается…

– Совсем не смешно, – обиделся Олег.

Несколько младших мальчишек быстро разнесли холодную кашу, вяленое мясо и хлеб – пока что свежий, не сухари. А еще – жбан с чем-то непонятным, мутно-белесым.

– Это что, березовый сок с мякотью? – поинтересовался Олег.

– Квас, – ответил Йерикка.

Небо почти цепляло мачту. Море, хоть и вовсе спокойное, было свинцово-серым, как небо. Жуя завтрак, Олег тихо мечтал о картошке и размышлял, как вышло, что никому из прежних землян не пришло в голову познакомить местных с таким полезным и неприхотливым продуктом. Хотя – Бранка говорила, что картошка тут вообще-то есть. Так где она? И как там сама Бранка?

Было холодно, противно и сыро. Причем – к некоторому облегчению Олега – не только ему. Все с тоской посматривали за борт, даже ветераны из экипажа, бодрые деды, похожие на военных-пенсионеров. Ну, позавтракали. Будем ждать обеда…

Гостимир, обосновавшийся у самого носа, при общем одобрительном молчании извлек из промасленного мешка небольшие гусли, игравшие в здешнем мире примерно ту же роль, что гитара – на Земле. Помимо гуслей тут употребляли редкостно пронзительные рожки (в основном – на войне, как понял Олег) и волынки. Сперва Олег, считавший волынку чисто шотландским инструментом, удивился, но потом вспомнил, что, кажется, в учебнике истории правда видел древнерусского музыканта с волынкой. Пока он все это обдумывал – Гостимир обратился к нему:

– Споешь что? Я подыграю.

– Я?! – искренне удивился Олег. – Да ну на фиг…