Чтение 9–й страницы книги ~Во славу Отечества!~

Борьба была страшной и жестокой. Так рота поручика Сиверцева, занимавшего позиции на Бингель-Даг подверглась атаки турок, стремившихся сбить русских и выйти в тыл отряду Дубровского. Русские пехотинцы в течение шести часов мужественно отражали атаки превосходящих сил противника. Четыре раза ходили турки в атаку, и каждый разбыли отбиты с большими потерями. Во время пятой турецкой атаки почти все русские солдаты погибли в бою, но не один из них не дрогнул и не отступил.

Бесстрашно сражаясь, рота выиграла драгоценное время и уже через сорок минут позиции были отбиты таманскими казаками, подоспевшими на выручку своим товарищам. Из всей роты чудом остались в живых три человека, которые были ранены и лежали без сознания. Турки просто не успели добить их, торопясь занять тактически важную высоту.

Когда Энвер-паша прибыл в Сивас 30 апреля, его ждала безрадостная картина. Русские непрерывно атаковали на севере и юге от Сиваса, не позволяя Вазир-паше оказать ни малейшей помощи 2-й армии, против которой успешно наступали 6 и 4-й Кавказские корпуса. Медленно, но верно русские приближались к Диарбекиру, оставляя горные склоны, на которых засели турки по правую руку, и выходя в долину Тигра.

Не слушая протесты Вазир-паши, маршал бросил на юг все имеющиеся в Сивасе силы для того, чтобы надёжно закрыть проходы за Диарбекиром, чьё скорое падение было уже очевидным. Теперь ни у кого не вызывало сомнений, что главный русский удар состоялся на юге и все действия маршала были направлены на сведение к минимуму его страшных последствий. Однако, к вечеру Энвер-паша изменил свой приказ, вернув часть сил для контратаки частей 5-го Кавказского корпуса, атаковавших Шибанский перевал.

Бой был жестокий и беспощадный, кубанские пластуны и 2-я дивизия Сибирского корпуса непрерывно атаковали турецкие позиции. Атака следовала за атакой и, несмотря намногочисленные потери, русские методично выжимали турок на запад. Подавив огневые точки полевой артиллерией, пластуны сходились с врагом в рукопашную, знакомя врага воочию с искусством штыкового боя. Командир пластунов генерал Грендель сам лично возглавил одну из атак своей бригады, показав пример личного мужества и отваги. Не выдержав такого напора, турки отошли к Сушехри где, заняв заранее подготовленные Вазир-пашой позиции, остановили продвижения противника. Этой новости генерал радовался, как ребёнок, поскольку впервые за всё время русского наступления его давние заготовки пригодились в деле.

Однако, если под Сивасом туркам сопутствовал относительный успех, то на побережье всё обстояло намного хуже. Связав турок боями в одном направлении, русские атаковали их в другом. Получив подтверждение воздушной разведки о концентрации всех турецких сил на Шибанском перевале, генерал Колесников решил атаковать турецкие позиции в направлении порта Орду. Подобно Дубровскому он рискнул провести конную атаку в горных условиях. Развернув одну сотню в линию и приказав идти широким наметом «не оглядываясь», Колесников привлёк на них весь огонь, после чего двинул в атаку весь полк несколькими колоннами.

Конница неслась неудержимой лавиной, ослепляя противника солнечными бликами своих острых шашек. Вслед за ней в атаку устремились и пехотинцы, неотвратимо приближаясь к противнику. И турки не выдержали, побежали. Было взято в плен 52 офицера, 1400 аскеров, 2 орудия, пулеметы и прочие обозы. Приморский фронт полностью оголился, и теперь на пути русских к Орде уже никого не было.

Вазир-паша с ужасом смотрел, как тают его силы, с таким трудом собранные для победы над Юденичем и так легко разбросанные Энвер-пашой по всему фронту. В тылу турецких войск царил полный хаос и сумятица, начав утром движение по одному маршруту, к обеду полки получали новый приказ, чтобы к вечеру очутиться совсем в другом месте.

Вся эта неразбериха вместе с непрерывными русскими атаками, отнюдь, не располагала к поддержанию дисциплины в турецких частях, и только незримое присутствие грозного маршала, да военно-полевые суды, непрерывно вершившие скорый суд, хоть как-то сдерживали массовое дезертирство.

1мая в Ставку Энвера-паши пришло известие, что Чернозубов взял Сиирт и, вслед за генералом де Виттом, вышел к Тигру. Последний, уже занял Диарбекир, создавая серьезную угрозу окружения частей 6-й армии Халил-бея с запада, и, одновременно, его активно теснил с востока корпус Баратова, уже подошедший к Равандузу. Русская кавалерия непрерывно атаковала турок внезапными наскоками, вызывая постоянную нервозность пехотинцев перед грозными гяурами. Британцы также активизировали свои действия, правда, вся их активность сводилась к массированному обстрелу турецкой линии обороны из всех видов оружия. Халил-бей истерично настаивал на отходе своих войск к Мосулу, чтобы сохранить, хотя бы часть своих сил. Обругав генерала последними словами, маршал, нехотя, разрешил ему отход на север, опасаясь при этом атак англичан.

Все вышло именно так как, и предполагал Энвер-паша, едва 6 армия снялась с места, как на неё обрушилась британская армия генерала Мода, счастливо дождавшаяся своего часа. Однако здесь их ожидал неприятный сюрприз. Устремившись в погоню за Халил-беем, британцы встретили на своем пути выжженную землю, засыпанные колодцы и срубленные финиковые пальмы.

Поскольку, основные силы британцев составляли 5 пехотных дивизий и лишь одна кавалерийская, Мод не смог не только разгромить отступающего врага, но даже посадить ему «на хвост» свою кавалерию. Едва британцы решились атаковать одну из походных турецких колонн, как попали в хорошо подготовленную западню на колесах, где были встречены пушечным и пулемётным огнем. Напуганные потерями, они поспешили ретироваться, позволив врагу спокойно отойти к Тикриту.

Вскоре они вновь столкнулись с турками, пожелав поскорее занять Тикрит и ошибочно посчитав город оставленным противником, за что жестоко поплатились жизнями своих кавалеристов.

Отступавший к Мосулу Халил-бей испытывал больше беспокойства со стороны русских, нежели англичан. Гордые британцы медленно ползли на север Месопотамии, и счастливчиками считались те части, на чью долю выпало двигаться вдоль Тигра. Остальные соединения испытывали острую нехватку питьевой воды, и, подобно пустынным скорпионам, двигались по пустыне мелкими перебежками, постоянно ругаясь между собой, когда оказывалось, что очередной колодец засыпан, или заполнен разложившимися трупами людей и животных, специально убитых турками.

Напрасно Энвер-паша надеялся, что сумеет силами 2 армии отбросить русских от Диарбекира. Постоянно атакуя, де Витт и Чернозубов, всё прочнее вбивали клин между разрозненными частями Иззет-паши и Халил-беем, непрерывно отжимая турок к Евфрату и не давая им закрепиться. Одновременно, в турецком тылу вспыхнуло массовое и хорошо организованное восстание курдских племен и айсоров, так долго подготавливаемое агентами Юденича.

Подобно разрушительному смерчу прокатилось оно по тылам Иззет-паши, внося хаос и страх в сердца турок. За один только первый день вооруженного выступления было уничтожено больше тысячи турецких аскеров, которые были застигнуты восставшими врасплох. Надев на копья головы ненавистных господ, курды принялись исполнять военные танцы, громко славя генерала Юденича, пообещавшего им полную свободу после окончания войны. Но, если курды бились за свое будущее, то айсоры и христиане- сирийцы бились за свое настоящее, поскольку турки продолжали планомерно вырезать и разрушать все их горные селения.

Используя фактор внезапности, вооруженные карабинами и ручными пулемётами курды, захватили Джизру и полностью парализовали Мардин, крупный город, через который проходила дорога, связывающая части 2 и 6-й турецких армий. Извещенный об этом успехе Чернозубов, незамедлительно, внёс изменения в свой первоначальный план наступления и двинул свои части на соединение с союзниками. Разрастающееся с каждым днём восстание курдов и айсоров внесло полную дезорганизацию в ряды воинов Иззет-паши, который уже не мог полностью управлять войсками и отступил к Харпуру. От полного гнева Энвера-паши генерала спасло лишь заступничество за него Вазир-паши, сумевшего убедить маршала, что снятие Иззет-паши приведет к полному хаосу и распаду 2-й армии, где дезертирство уже приняло массовый характер.

Поздно вечером 3 мая Энвер-паша и командующий 3 армии закрылись в кабинете Вазир-паши, дабы обсудить положение на фронте.

— Не сегодня, так завтра русские полностью отрежут армию Халил-бея от остальных частей, и он, или попадет в окружение с последующей капитуляцией, либо будет вынужден отходить на запад к Халебу для соединения с Джемаль-пашой, — устало произнес маршал, тоскливо разглядывая разложенную карту.

— Одно радует, мы по-прежнему удерживаем русских на севере и не даём соединиться десанту и их основным силам. Если они соединятся и перейдут горы, то Сивасу будет объявлен мат в два хода, поскольку на равнине мы их ничем не удержим. Отправь туда полк Казим-бека и назначь его командиром всех сил побережья.-

— Но, эфенди, кто будет прикрывать Сивас на случай штурма его частями Пржевальского?-

— Ах, Вазир, как искусно застлал Юденич твои глаза пеленой обмана. Неужели ты до сих пор не понял, что наступления на Сивас не будет. Русский прекрасно знал о твоих ловушках и не стал понапрасну губить солдат. Он только создавал видимость скорого наступления, заставляя тебя держать под Сивасом уйму народа, а сам тем временем ударил по твоим слабым местам и добился успеха.-

Пораженный этими словами Вазир-паша тупо уставился на карту, не веря услышанному.

— Нет, Юденич обязательно ударит на Сивас, — прошептал он.

— Очнись, Вазир, сейчас мы должны напасть на русских, чтобы оттянуть на себя часть их сил и ослабить натиск на побережье и юге фронта.-

— Но мы не готовы к этому.-

— Сейчас у нас нет иного выхода, как напасть на русских в том месте, где они этого не ждут. Это позволит выиграть время и спасти части Иззет-паши от полного разгрома и надёжно закрепиться на склонах Антитавра.-

— А силы Джемаль-паши? Когда они подойдут?-

— Боюсь, что не скоро. Арабы, подстрекаемые англичанами, вышли из пустыни и захватили Деру. Паша направил против них курдскую кавалерию и суданскую пехоту, но, как быстро они смогут разбить мятежников, неизвестно. Пока же арабы серьёзно угрожают нашему тылу в Палестине, и помощи от Джемаль-паши не будет.-

Своё наступление турки начали днем 4 мая, когда прервав ленивую перестрелку с русскими, они яростно атаковали их позиции и, в некоторых местах, потеснили его. Они шли густыми колоннами, подгоняемые яростными криками офицеров и гортанными призывами мулл и дервишей, идущих вместе с ними в одних рядах.

С большим удивлением, турки узнали о существовании у русских хорошо организованной системы обороны, состоящей из множества огневых точек, которые были хорошо замаскированы. Их огонь наносил большой ущерб рядам наступавших, устилая телами павших все подступы к русским позициям.

Из-за скудного запаса снарядов, турецкая артиллерия не смогла помочь своим воинам, скромно отвечая одним выстрелом на шесть вражеских. Поэтому, как такового, прорыва вражеских позиций не было. Это, скорее всего, напоминало выдавливание противника. За первый день боев турки продвинулись на два-три километра, а к концу второго дня и просто встали. Проклятые гяуры Пржевальского не хотели отступать, несмотря на всю тяжесть своего положения. Они мужественно продержались ещё один день, отбив все атаки врага, и их храбрость была вознаграждена.

Сдерживая отчаянный натиск Вазир-паши, Юденич нанес неожиданный удар, который в корне изменил всю обстановку. Убедившись, что ради наступления против 1-го кавказского корпуса турецкий генерал снял часть сил с перевалов, командующий фронтом решил их атаковать. Он лично выехал на передовую под Гиресун, чтобы встретится с кубанскими пластунами, которым отводилась основная роль в этом прорыве.

Стоя перед воинами, генерал четко и просто обрисовывал их новую задачу, выполнение которой полностью бы перевесило победу в нашу сторону. Обходя строй солдат, Юденич со многими из них здоровался с ними за руку, поскольку знал пластунов в лицо, ранее неоднократно вручая героям награды за совершенные ими подвиги.

Тёмной южной ночью с 7 на 8 мая кубанцы скрытно приблизились к турецким траншеям и внезапно атаковали их. Схватка была яростной и скоротечной. Ошеломленные турки слишком поздно открыли по наступающим пластунам ответный огонь и не смогли отбить атаку. Кубанцы ринулись в рукопашный бой, сея ужас и панику, в рядах турок.

«Пластун, пластун!»- неслись истошные крики защитников перевала, и каждый выкрик этого страшного слова уменьшал стойкость и храбрость в их сердцах. К этому добавлялось мощное и непрерывное «Ура!», которое нарастающим валом неслось из темноты снизу и неотвратимо поднималось ввысь, несмотря на грохот орудий и треск неподавленных пулеметов. Нервы турок сдали и, позабыв обо всем, они бросились бежать.

Едва только поступили первые сообщения об успехе, Юденич, не дожидаясь рассвета, отдал приказ о введении в прорыв 2-го Туркестанского корпуса. Не позволяя врагу опомниться и закрепиться, русские начали преследование отступающих турецких войск и, уже к концу дня, переправившись через реку Ешиль-Ирмак, перерезали основную дорогу, соединяющую Сивас с Эрзинджадом.

Одновременно, прекратил своё отступление Пржевальский, который обрушил на солдат Вазир-паши мощный артиллерийский огонь, после которого атаковал противника. Измученные непрерывным полуторачасовым обстрелом, понесшие ранее большие потери, турки не смогли оказать серьёзного сопротивления и вскоре побежали под ударами 3-го Сибирского корпуса. За один день они отдали всё, что недавно с таким трудом сумели захватить. Когда же они достигли своих старых позиций на перевале, то их там ждала черная весть о выходе в их тыл страшных пластунов, которые прошлой ночью вырезали всех соседей, защищавших северные перевалы.

Связь с Энвер-пашой полностью отсутствовала, храбрый и энергичный Казим-бек был заменен флегматичным Джафар-раисом, который совершенно не желал сражаться с гяурами, и при первой же атаке Пржевальского приказал отступать.

8-е мая оказалось чёрным днем для турецких войск на востоке. В этот же день конница Баратова захватила Мосул и заставила отступающие части 6-й турецкой армии повернуть в безводную местность Сирийской пустыни. Выполнив свою основную задачу, Баратов незамедлительно повернул часть своих войск на север к Мардину, куда уже с боями подходил Чернозубов, предоставив британским скорпионам добивать загнанных в пустыню турков.

Британский генерал Мод любезно воспользовался этим подарком союзника и, не дожидаясь подхода пехотных частей, обрушил свою кавалерию на бегущего Халил-бея. Измученный отступлением турецкий генерал предпочёл почетную капитуляцию, смерти от пуль и жажды, позволив, таким образом, британцу приписать себе главную заслугу в разгроме 6-й турецкой армии.

Успех в этот день праздновал и генерал Абациев, чьи войска заняли Харпур и всерьёз угрожали выходом во фланг армии Вазир-паши, а так же Малатьи, куда стекались уцелевшие силы Иззет-паши.

Турецкий фронт трещал по швам, и для наведения порядка Энвер-паша оставил Сивас на Вазир-пашу и спешно выехал на юг, чтобы лично возглавить 2 армию и попытаться спасти положение. Ситуация в Малатьи была действительно критическая, армия напоминала скорее стадо баранов, чем воинское подразделение. Весь свой гнев первый маршал Турции обрушил на Иззет-пашу и его офицеров сразу же после прибытия его автомобильного каравана в Малатьи утром 10 мая. Энвер-паша наотмашь ударил генерала по лицу и приказал охране немедленно повесить неудачника и его офицеров на городской площади. Этот приказ был немедленно исполнен, и, вскоре, бывший командующий 2-й армии уже висел на фонарном столбе, вселяя ужас в сердца турок перед страшным и ужасным Энвер-пашой.

Столь радикальные меры моментально сплотили турецкий гарнизон и о прежней расхлябанности и разболтанности уже ничего не напоминало. Солдаты с почтением козырялиофицерам, а те в свою очередь вытягивали шею и печатали шаг, проходя мимо Ставки первого маршала.

Русские, слава Аллаху, в это время не наступали, они усиленно подтягивали тылы и закреплялись на захваченной территории Османской империи. Чернозубов и Баратов, встретившиеся в Мардине, срочно формировали единый фронт против не сдавшихся остатков армии Халил-бея и готовились к возможному рейду по тылам сирийской армии Джемаль-паши. Для этой цели Баратов уже выделил специальный отряд под командованием полного Георгиевского кавалера вахмистра Буденного. Этот отчаянный рубака прекрасно проявил себя в прежних боях и теперь настойчиво уговаривал начальство разрешить ему этот дерзкий рейд.

Де Витт также не торопился с продвижением вперед, пересчитывая трофеи и отправляя в тыл колонны пленных, генерал усиленно снабжал оружием прибывавших к нему курдов и айсоров для осуществления диверсий в турецком тылу. Кроме них, туда же были переброшены несколько отрядов армянских мстителей, желавших рассчитаться с турками за их геноцид против своего народа.

Именно один из них, под командованием Вазгена Карапетяна, 12 мая наткнулся на Энвер-пашу, покинувшего Малатью, чтобы осмотреть передовые позиции своих войск. Маршалдо этого уже навел должный порядок в 3-й дивизии и собирался прибыть во 2-ю, как неожиданно с горных склонов по его автомобильному каравану ударил пулемет, и затрещали выстрелы диверсантов.

Грамотно расставленные стрелки подпустили турок поближе, а затем, интенсивным огнём подожгли первую и последнюю машины турецкой колонны. Охрана маршала не поддалась панике и моментально залегла, стараясь прикрыть Энвер-пашу, находившегося во второй машине. Они, умело связали противника перестрелкой, оттягивая время и надеясь на скорую помощь расположенных поблизости турецких частей.

Возможно, всё бы и обошлось, и стеснённые временем армянские боевики отошли бы, довольные тем уроном, что смогли нанести своим внезапным нападением. Было уничтожено две машины, возле которых вперемешку лежали трупы турецких солдат и офицеров, никак не меньше десяти человек. Но судьба сыграла злую шутку с первым маршалом. Он был опознан боевиками по маленькому штандарту, прикрепленному к борту автомобиля по приказу офицера его свиты.

Как вдохновителю и организатору геноцида армянского народа, Энвер-паше уже давно был вынесен смертный приговор, который должен был исполнить любой армянин, при первой же возможности. Едва маршал был опознан, как боевики с новой силой атаковали турецкий караван. Шесть человек с гранатами поползли по горному склону, чтобы отомстить кровавому палачу своего народа. Половина из них осталась лежать в густой зеленой траве, так и не исполнив своего заветного желания, но трое других всё же смогли приблизиться и забросали автомобиль Энвера-паши гранатами.

Охрана перебила смертников, но они успели выполнить свой долг. Первый маршал Турции получил три осколочных ранения в живот и через два часа скончался от внутреннего кровотечения. Оставшиеся боевики расстреляли все свои патроны и вынуждены были отойти в горы под натиском подоспевших к месту сражения турецких солдат.

Весть о смерти Энвера-паши так потрясла Турцию, что на этом фоне прорыв британцами турецких позиций под Бейрой остался почти незамеченными. Свой успех коварные сыны Альбиона, как всегда организовали чужими руками, не забыв при этом приписать победу себе.

Турки имели прекрасные позиции, хорошо защищённые пулеметным и орудийным огнем. Грамотно расположенные огневые точки сводили на нет все попытки британцев прорвать оборону Омер-паши. Пули и снаряды планомерно выкашивали ряды атакующих новозеландцев и австралийцев, ведомых в атаку британскими офицерами. Неся большие потери,пехотинцы всякий раз откатывались назад, почти достигнув рубежей турецкой обороны.

Наконец ставка была сделана на канадских кавалеристов, которые стремительным

рывкам, не считаясь с потерями, преодолели нейтральную полосу и прорвались в расположение турецкой обороны. Завязав отчаянную рубку в траншеях и на позициях полевой артиллерии, канадцы дали возможность британской пехоте преодолеть смертоносные метры переднего края, и почти без потерь, захватить первую линию турецких траншей. Судьба фронта была решена. Турки в панике отступили к Хайфе, где располагались основные силы Джемаль-паши.

Столь стремительные события на турецком Восточном фронте, однако, как не странно, не привели к капитуляции турецкой армии. Наоборот, смерть Энвера-паши породила в сердцах турецких солдат и офицеров всплеск слепой ярости и отчаяния.

Самоотверженно и ожесточенно сражались полки Казим-бека в устье Ешиль-Ирмак, когда русский десант, занявший Самсун, попытался в очередной раз соединиться с частями генерала Бунцевича. Несмотря на явную угрозу удара с тыла, турки непрерывно, упорно атаковали позиции русских, словно стремились исполнить последнюю волю покойного маршала и сбросить русских в море. Во многих местах вспыхивали отчаянные рукопашные схватки, в которых ожесточение переходило все человеческие рамки поведения. Противники дрались между штыками, прикладами и даже камнями, а в некоторых случаях даже пытались душить друг друга голыми руками.

В самый решающий момент на помощь пехотинцам подошли линейные крейсера, которые, приблизившись к берегу, постоянно рискуя сесть на мель или пропороть дно об острые подводные камни, открыли огонь из своих могучих калибров по темной массе турецких солдат.

Опасаясь попасть по своим десантникам, моряки, в основном, вели огонь по тылам атакующих турок, но всё же каждый залп находил свои жертвы. Проведя под огнем крейсеров двадцать минут, солдаты Казим-бека отступили только потому, что шальной осколок разорвавшегося снаряда буквально снёс голову их командиру.

Также под прикрытием корабельной артиллерии, им навстречу, вдоль берега моря, продвигались солдаты полковника Колесникова. Отчаянно прорвав оборону врага и совершив марш-бросок, днём 14 мая они всё-таки соединились с десантом, полностью очистив от противника морское побережье. Затем, не теряя ни минуты на отдых, соединенные силы устремились на юг и сходу, гася последних очагов сопротивления противника на плоскогорье, вышли к речной равнине Ешиль-Ирмака. Юденич горячо поздравил Колесникова и десантников с блестящим успехом и сразу же приказал продолжать наступать на Токат с целью полного охвата Сиваса с севера.

Не отставали от них и другие части 2-го Кавказского корпуса, наступавшие с востока. Непрерывно преследуя с боями отступающие колонны турков, к вечеру 15 мая части генерала Пржевальского прошли коварные горных перевалы Понтийских гор и вышли к Кызыл-Ирмаку, за которым находился Сивас. Однако, генералу Пржевальскому не суждено было взять этот город. 2-ой Туркестанский корпус и кубанские пластуны, стремительно продвигаясь с северо-востока, первыми подошли к Сивасу. Крепость была хорошо укреплена со всех сторон, на ближайших горных вершинах располагались мощные артиллерийские батареи, способные отразить не один штурм врага, а в арсенале находился почти весь турецкий стратегический запас снарядов Кавказского фронта. Сивас мог держаться долго, но не было у крепости её пламенного защитника.

Как только со стен крепости заметили русские конные разъезды Туркестанского корпуса, а вместе с ними пришла весть о разгроме Казим-бека, в крепости моментально началась паника. Напрасно Вазир-паша яростно кричал на своих аскеров, нещадно лупцуя их спины и головы тяжелой палкой, и потрясал над головой револьвером под прикрытием штыков своего конвоя. Что-то лопнуло в душе у солдат, пропал страх перед начальством, и их стала больше заботить своя судьба, а не будущее страны. Теперь, когда уже не было страшного Энвера-паши, каждый из них мог подумать и о себе.

Все только и делали вид, что были готовы выполнять приказы эфенди, но, как только генерал уходил, солдаты моментально собирались в кучи и яростно обсуждали между собой наступление проклятых гяуров.

Последней каплей, переполнившей чашу терпения турок, стало известие о захвате русскими Токата, таким образом, было полностью перерезано сообщение Сиваса с побережьем. Горячие головы и паникеры неистово кричали, что завтра гяуры обязательно займут дорогу, ведущую на Анкару, и все окажутся в ловушке.

Едва были произнесены эти слова, как вся вооруженная масса людей, одетая в форму турецкой армии, без всякой команды немедленно устремилась на юг к Кейсарии. У кого-то там была родня, у кого-то знакомые, но большая часть солдат просто бежала, повинуясь слепому чувству стадного рефлекса.

Никто не знал, что случилось с Вазир-пашой. Одни утверждали, что он застрелился, стоя на крепостной стене, не в силах перенести бегство своей армии. Другие я пеной у рта доказывали, что его подняли на штыки его же собственные солдаты, когда генерал пытался остановить их с помощью своей неизменной палки. Третьи хитро кивали в сторону гор и таинственно сообщали, что Вазир эфенди сбросил свой роскошный генеральский мундир и, нацепив на себя непривычную солдатскую гимнастерку, пустился в бегаот греха подальше.

Было ли это правдой, или всего лишь слухами, в те страшные времена всё могло случиться. Неизменным осталось лишь одно, армия Вазир-паши полностью прекратила свое существование вместе со своим командиром.

Сивас был занят русскими утром 16 мая, и прибывший в крепость вместе с пластунами Юденич, приветствовал входящих в крепость солдат, стоя в автомобиле. То было очень яркая и незабываемая картина. Солдаты прекрасно знали, что командующий в последнее время был рядом с ними, и поэтому они спешили выказать этому человеку, отнюдь не геройского вида, свое искреннее почтение и любовь.

Держась одной рукой за откидное стекло, генерал вскидывал руку в приветствии перед каждым батальоном, проходившим торжественным маршем мимо него. Усталые солдатыстарательно пытались чеканить шаг, проходя мимо своего любимого командира, громко выкрикивая свои приветствия в его адрес.

Лес стальных штыков мерно проплывал мимо героя Кавказа, и в этом было что-то, давно забытое, от древних триумфов римских императоров. С той большой разницей, что триумфы проходили в сытом и спокойном Риме, тогда как этот город, ещё совсем недавно, был полем боя. И это чувство триумфа объединяло армию и её полководца.

Едва радостная весть о падении Сиваса достигла Ставки Корнилова, как Верховный правитель незамедлительно поздравил Юденича с блестящей победой и объявил о присвоении ему почётного титула Кавказского. Кроме этого, генерал был награжден орденом Георгия первой степени, став одним из четырёх русских полководцев, чью грудь и шею украшали все четыре знака этого ордена. Это считалось на Руси высшим проявлением признания воинского таланта награжденного. Сам орден Георгия первой степени среди генералов расценивался гораздо выше присвоения фельдмаршальского звания. Сам великий генералиссимус Суворов имел всего три ордена святого Георгия и считал себя обойденным судьбой.

Читая поздравительную депешу, Юденич одновременно испытывал огромную радость от воплощения в жизнь его тайной и давней мечты, и, одновременно, ему было немного неудобно по отношению к бывшему великому князю Николаю Николаевичу Романову, бывшему наместнику Кавказа. Он, как и Юденич, имел трех Георгиев и внёс определенную лепту в победу над врагом. Желая внести справедливость, генерал решил ходатайствовать перед верховным о награждении князя орденом Анны первой степени.

Столь удачно взятый Сивас шумел, наполненный победителями, но война продолжалась. Оставшийся в Анкаре Мустафа Кемаль и слышать ничего не хотел о прекращении войны. С упорством фанатика он издал новый фирман, в котором провозгласил борьбу до победного конца, и предпринимал энергичные попытки создать действенный заслон перед русскими штыками на Анатолийской равнине.

Юденич же, вовсе не горел желанием зря проливать кровь русских солдат. Все его помыслы были прикованы к югу, куда он в спешном порядке повернул корпуса Пржевальского, Абациева, де Витта и Чернозубова, оставив при своем штабе в Сивасе лишь Туркестанский корпус. Теперь, главной целью нового похода была далёкая Александрета, в которой, согласно замыслу Корнилова, должен был быть создан новый Севастополь.

Дав войскам два дня отдыха, уже 19 мая полководец двинул свои войска на юг. Двумя широкими клиньями двигались русские корпуса по горным склонам Анатолии в направления Тавра. Соединения Пржевальского и Абациева от Сиваса продвигались на Малатью, где нашли прибежище воины 2 и 3 турецких армий, лишившись своих генералов. Оставляя справа от себя склоны Эрджиеса с Кейсарией, в которой также скопились разрозненные турецкие части, русские быстрым маршем втягивались в Токмакское ущелье, которое было самым коротким путем к их цели.

Не встречая организованного сопротивления, они быстро продвигались по землям Османской империи. Сбивая случайные заслоны, турок на горных дорогах пластуны 1 Кубанской бригады шли впереди всех, успевая только рапортовать генералам о занятии того, или иного важного участка высокогорного серпантина.

Отмечая на карте полученные данные авангарда, генерал Пржевальский только покрякивал от удовольствия, представляя себе с какими кровавыми боями, он проходил бы эти горы неделю назад.

Совсем в другом направлении и в других условиях двигались войска де Витта и Чернозубова. Также оставляя, справа от себя, горные массивы Тавра, пехота де Витта двигалась на Урфу, чтобы затем переправившись через Евфрат, выйти на Газиантеп. Этим маневром Юденич полностью отсекал от самой Турции месопотамские и палестинские части османской армии, обрекая их на продовольственный и военный голод, и тем самым, принуждая к капитуляции.

На пути де Витта было гораздо меньше разрозненных турецких частей, и поэтому Юденич установил им столь широкий фронт на пути к морю. Вместе с ними двигались части Чернозубова, который направил часть своей пехоты к Мосулу, получив взамен конников из корпуса Баратова. Такой маневр имел дальний прицел, с одной стороны он усиливалрусские позиции на севере Месопотамии в противовес британским частям армии генерала Мода, и с другой стороны позволял произвести охват Урфы с двух сторон, подавляя, таким образом, в головах защитников гарнизона города любую мысль о сопротивлении.

Русские кавалеристы широкой лавой устремились по месопотамскому предгорью, давая коням возможность размяться быстрой рысью, и не оставляя противнику времени на подготовку к обороне. Кавалерия опередила солдат де Вита и первой вышла к Урфе уже к вечеру 22 мая. Появление русских частей у стен города послужило сигналом к вооруженному выступлению курдов, которых в Урфе было превеликое множество.

Курдские боевики открыли беспорядочную стрельбу внутри крепости, нападая на любых турецких аскеров, которые в тот момент оказались на улице. Ощутив за своей спиной поддержку кавалерии Чернозубова, курды принялись сводить с османами старые счеты, которые накопились у них за многие годы. Началась откровенная резня, и появление в городе русской конницы, стало для турков огромным благом. Бросая оружие, они толпами валили к удалым кавалеристам, спеша спасти свои жизни, сдавшись в плен.

Ощутив, что дни Османской империи сочтены, господа союзники спешили урвать себе от умирающей страны кусок пожирнее. Позабыв об угрожающем положении своих войск под Парижем, Франция и Британия поспешно делили на зоны влияния Палестину, Ливан, Сирию и Месопотамию, не забывая при этом поделить и саму Турцию. Прекрасно понимая, что самый лучший аргумент в споре за протекторат — это военная сила, Париж срочно направил на Ближний Восток, под прикрытием своих линкоров, алжирских стрелков, собранных в Тунисе для отправки в Марсель.

Опередив англичан, которые только заняли оставленную, после яростного корабельного обстрела Хайфу, французы высадились в Бейруте. Омер-паша полностью потерял контроль над своими войсками, которые стремительно бежали на север от сабель кавалерии Сауда, напуганные за свои жизни.

Занявшие Дайру арабы устроили массовое уничтожение всех осман, оказавшихся на тот момент в городе. Координирующий их британский агент Лоуренс ничего не смог сделать для прекращения побоища. Арабы, подобно курдам, сводили старые счеты с османами и плодили новые.

Когда арабы насытились местью и торжеством «своей победы» и были готовы продолжить поход, Лоуренс потребовал от вождей продолжить наступление на Дамаск, пламенноуверяя в слабости тамошнего турецкого гарнизона, и обещал отдать во власть арабов всю сирийскую землю.

Поверившие речам англичанина дети песка дружно устремили свою верблюжью кавалерию к столице Сирии, уже рисуя себе новые славные победы, но огонь турецких пулеметов и винтовок охладил их воинственный пыл. Успевший проскочить в Дамаск с побережья паша не собирался подставлять свою голову под кривые арабские сабли.

Трижды арабская кавалерия атаковала город, и всякий раз откатывалась обратно, устилая своими телами землю. Разгневанные арабские шейхи обрушили на голову англичанина поток угроз и брани, обвиняя агента в преднамеренном обмане, приведшем к гибели их лучших нукеров. Распаляя себя всё больше и больше, арабы принялись угрожать самому Лоуренсу, полностью позабыв всё, что связывало их прежде. Серьезно испугавшись за свою жизнь, британец клятвенно пообещал добиться капитуляции Омер-паши перед ним, как представителем Альбиона.

Подняв белый флаг, Лоуренс отправился на переговоры с турками и, после длительной, многочасовой беседы, сумел уговорить турецкий гарнизон сложить оружие, гарантируя, как представитель британского командования, жизнь всем сдавшимся.

Но едва только был подписан акт о капитуляции дамасского гарнизона, и на центральной площади города турки во главе с Омер-пашой покорно сложили оружие, как арабы незамедлительно напали на османов, пробуя остроту своих сабель на их головах.

Напрасно Лоуренс взывал к шейхам, неистово требуя соблюдения только что подписанного договора. Дети песка предались кровавому разгулу, и никто, кроме Аллаха, не мог остановить их руки, мстящие туркам за смерть своих товарищей. Насадив на пики головы зарубленных аскеров, арабские всадники гордо гарцевали по улицам Дамаска на своих верблюдах, демонстрируя испуганным жителям города свою удаль.

Голову несчастного Омер-паши верные слуги Сауда доставили своему вождю, вытряхнув её к ногам своего повелителя из пыльного дорожного мешка. Ближе к полуночи, насытившись убийствами, арабы принялись грабить сам город, желая в одночасье сравняться с зажиточными горожанами. Лоуренс уже молчал, и крепко сжав кулаки, наблюдал из окон губернаторского дворца, за пламенем пожара, пылающего в различных частях Дамаска. Англичанин прекрасно понимал, что сунься он сейчас со своими требованиями к разгулявшимся победителям и его голова украсит пику кого-либо из воинов пустыни.

Впрочем, по прошествии времени, он с лихвой отплатит своим союзникам той же монетой неблагодарности и коварства. Когда сюда подойдут регулярные части Мода и Александера, и арабы потребуют выполнения прежних обещаний, Лоуренс без всякого угрызения совести сошлется на нарушение ими условий капитуляции Омер-паши и предложит им выйти вон, как из самого Дамаска, так и всей Сирии.

Когда же гордые дети песка попытаются силой доказать свое право на завоеванные земли, английские пулеметы и полевые орудия успокоят их пыл навсегда, а затем гаубицы накроют лагерь арабов. Вот тогда, проклиная всё на свете, оставшиеся в живых всадники пустыни поспешат убраться домой, успев прихватить с собой из всего награбленного только то, что уместилось в их походные сумки.

Пока в Сирии разыгрывались столь трагичные события, на побережье продолжалось энергичное десантирование английских и французских частей под прикрытием флота. Словно соревнуясь между собой, союзники торопливо осваивали всё новые и новые участки побережья моря, с каждым днём всё больше и больше продвигаясь на север.

Отвечая на высадку алжирской пехоты в Бейруте, британцы заняли Сайду и Триполи, наглядно демонстрируя свои претензии на эти земли. Не имея более в своем распоряжении регулярной пехоты, французы подошли к Тартусу и, после не продолжительного обстрела города главными калибрами своих линкоров, высадили на побережье часть команды, закрепив, таким образом, своё присутствие в этом регионе. Разгоряченные столь своеобразным соревнованием, англичане сунулись в Латикию, где качественно получили по зубам от войск Джалил-паши, которые, в отличие от сил Омера, представляли собой серьезную силу.

Разъяренные англичане забросали город снарядами всех калибров своих кораблей, вызвав в Латикии массу пожаров и разрушений, но от повторной высадки воздержались. Огонь неподавленных полевых батарей, чьи снаряды стали близко ложиться к бортам эсминцев и миноносцев, заставил бриттов на время отложить свой триумф.

Войска Пржевальского подошли к Малатьи 24 мая. Крепость была заранее подготовлена к отражению штурмов специалистами из немецкой военной миссии во главе с генералом фон Сандерсом. Малатьинские фортификации дополнялись естественными препятствиями в виде горных хребтов. Подобно косо сходящемуся углу, обращённому вершиной на север, горы надежно перекрывали путь к самому городу, лежащему в основании этого угла. Отрезок угла идущий вдоль северо-востока был защищен двумя фортами, прикрытыми полевыми укреплениями. Другой же склон, обращенный на северо-запад, был превращен в сплошную оборонительную линию с 11 фортами в виде каменных многоярусных башен. Все они имели многочисленные амбразуры для орудий и были приспособлены для круговой обороны. Подступы к фортам защищались валами и системой рвов с пулемётными гнездами, из которых перекрёстным огнём можно было простреливать всю местность.

Засевшие в Малатьи турки были настроены очень воинственно, поскольку гарнизоном командовал германский генерал Поссет. Он отклонил предложение командира авангарда генерала Азарьева о капитуляции, объявив, что скорее отдаст свою саблю англичанам, чем русским, посчитав, что противник не решиться на штурм укреплений без поддержки осадной артиллерии.

Пржевальский выжидал ровно сутки, за это время войска Абациева вышли на северо-восточный склон и заняли позиции для атаки. Одновременно, прибыло три дивизиона полевых гаубиц, отставших от пехоты во время марш-броска. После короткого совещания было принято решение о ночном штурме.

Основной удар наносили с северо-востока воины генерала Чаплыгина. Его сапёры сумели скрытно проделать проходы в колючей проволоке и заложить мины под стены форта Долан-гез, препятствующего дальнейшему продвижению пехоты по склонам гор.

Ровно в 23.10, с целью отвлечения врага от основного направления, вся артиллерия Пржевальского открыла огонь по позициям северо-западного хребта, подавляя огневые точки противника и разрушая проволочные заграждения. С громкими криками «Ура!» русские устремились в атаку и, используя фактор неожиданности, захватили переднюю линию окопов. Однако, продвинуться дальше им не удалось, опомнившиеся османы остановили продвижение штурмующих интенсивным ружейным и пулемётным огнём.

В начавшейся суматохе пластуны Чаплыгина незаметно вышли на ударные позиции и, едва прозвучал взрыв мины, устремились в атаку. Набрасывая на колючую проволоку специально взятые старые шинели, они без остановки приблизились к форту и проникли внутрь через разлом в стене. После короткой, но очень яростной схватки, укрепление, вместе со всеми орудиями досталось пластунам, которые незамедлительно развернули их в сторону соседнего форта и принялись вести огонь по нему.

Не ожидавшие подобного развития событий защитники второго форта Кара-Гюбек не смогли своим огнём задержать пехотинцев Азарьева, которые вслед за пластунами штурмовали турецкие позиции на широком участке обороны. Спасая положение, генерал Поссет двинул им навстречу свой резерв, не связанный боями на северо-западном склоне.

Русские и турки встретились в лобовой атаке на склонах северо-восточного хребта. Завязалось тяжелое сражение, в котором некоторое преимущество имели атакующие сверху турки. Никто не хотел уступать, и вскоре ряды сражающихся полностью перемешались. Наступал критический момент не только атаки, но и всего штурма.

Стремясь помочь своим, пластуны, захватившие Долан-гез, снова развернули захваченные четыре орудия и стали обстреливать верхушку хребта, по которой двигались турки. Их примеру последовали солдаты 5 Сибирской дивизии, взявшие форт Кара-Гюбек с его 9-ю орудиями.

Воспользовавшись неожиданной поддержкой фортов, вновь пошли на штурм дивизии Воробьева и Петриченко. Заслышав звуки яростного сражения на соседнем хребте, они снова атаковали, но очень скоро были остановлены перекрёстным огнем пулеметных гнезд второй линии обороны. И тогда, только подвиг вдохновил солдат на дальнейшее продвижение вперёд. Видя, что атака захлебнулась, и солдаты лежат, вперед пошёл полковой священник отец Федор. Он вместе с остальными воинами принимал участие в штурме вражеских позиций, и теперь, взмахнув крестом, как знаменем, повёл православное воинство в новую атаку. Воодушевленные его храбростью солдаты и офицеры ринулись за ним и ворвались в окопы врага.

Теперь уже ничто не могло удержать русских в их стремлении одержать победу и, позабыв обо всём, они неудержимо поднимались вверх, наполняя ужасом души турок своим мощным, нарастающим криком. Один за другим замолкали батареи фортов, гарнизоны которых в панике разбегались, несмотря на крики и побои своих офицеров. Громкий, торжествующий, победный рёв, поднимающийся снизу, говорил только об одном, идёт беспощадная смерть в виде стальных русских штыков. Турки были уже давно не те, и, едва только обозначился явный успех штурма их позиций, они немедленно бросились бежать.

Елисаветопольский полк первым преодолел главный рубеж обороны противника, заняв центральный пункт всей второй линии турок форт Ортаюн. Переколов оставшихся фанатиков и приведя к молчанию пулеметы обороны, воины устремились вверх по склону хребта, спеша помочь солдатам дивизии Азарьева.

На северо-восточном склоне кровавое сражение продолжалось с переменным успехом, бакинцы и дербентцы никак не могли опрокинуть врага, прочно завязнув на середине склона хребта. Желая оказать помощь своим товарищам, в дело вступили пластуны. Они оставили захваченные позиции и высоко, подняв знамя 4 Кубанского полка, ринулись ватаку.

Увидев знамя соединения, которое у многих собранных в Малатьи беглецов прочно ассоциировалось со смертью, турки смешались, и их воинский дух разом упал. Кроме того, они явственно услышали нарастающую оружейную канонаду в своем тылу и мощный, нарастающий русский победный крик.

Всё это вместе, в один миг, сломало турок, и, ещё минуту назад яростно дравшиеся с проклятыми гяурами, они теперь трусливо бежали, спасая свои жизни от мести русских. А она незамедлительно последовала за ними. Понеся большие потери, азарьевцы вместе с пластунами, едва достигнув вершины хребта, принялись расстреливать бегущую толпу солдат, из всех видов оружия, начиная с винтовок и револьверов и, наконец, захваченных пулеметов и пушек, подтянутых наверх с занятой линии обороны.

В этой, охваченной ужасом карающей сверху смерти, толпе бегущих турецких солдат, лихорадочно мечущихся под огнём русских, от толчеи и давки погибло гораздо больше солдат, чем от огня русских.

Генерал Поссет полностью испытал всю горечь поражения на себе. Едва только стало ясно, что русские вот-вот ворвутся в город, турки сразу перестали подчиняться его приказам, и, когда немец попытался навести порядок, один из аскеров его охраны нанёс ему смертельный удар саблей по голове. Вскоре голова германского генерала уже украшала один из заборов города, который был обречен на тяжелую участь.

Разъяренные сопротивлением турок в самом конце войны, русские сначала продолжили артиллерийский обстрел города, планомерно опустошив захваченные артиллерийские запасы, а затем, ворвавшись в город, вырезали всех турок, не успевших скинуть военную форму. С большим трудом командирам удалось заставить солдат остановиться и, отведя душу, они подчинились.

Ровно сутки дал Пржевальский своим солдатам на отдых, чтобы потом, 27 мая устремиться вновь по горным проходам на Газиантеп, к которому с юга уже подходили части Чернозубова.

Удача сопутствовала южной группировке русских войск. Овладев Урфой, генерал дал день отдыха своим воинам, одновременно, наведя порядок в городе, удалил из него не в меру ретивых курдских джигитов. Используя передышку, рубака Будённый сумел убедить Чернозубова разрешить ему вольную охоту в южном направлении, ссылаясь на хаос и неразбериху царящие там.

Когда 26 мая корпус Чернозубова стал выдвигаться на запад, Будённый во главе тысячи всадников направился к переправе через Евфрат, лежащей далеко на юге. Подобно вихрю смерти, пронесся отряд казаков по долине реки, сметая всё на своем пути, сея панику и смерть. Турки посчитали за счастье поскорее убраться в сторону от маршрута русских, не желая испытывать крепость их шашек.

Фортуна любит отчаянных людей, одним из которых, несомненно, был лихой вахмистр. На переправе через Евфрат его разведчиками был захвачен штабной офицер Джалил-паши, который дал столь ценную информацию, от которой ярко загорелись глаза командира отряда.

По словам испуганного турка, командующий 6 турецкой армии должен прибыть в Халеб 29 мая со своим штабом, спасаясь от британцев, которые давят на него с юга и востока. Моментально в голове Буденного родился дерзкий план захвата в плен турецкого генерала.

Ещё раз, подвергнув пленного жёсткому допросу, вахмистр узнал все необходимые ему данные и приказал немедленно отступить с дороги ведущей на Халеб, выслав вперёд конных разведчиков.

«Турок уже не тот», — это утверждение, кочующее из уст в уста простых солдат, наглядно подтвердилось вечером 28 мая, когда отряд Буденного атаковал штабную колонну бегущего к стенам Халеба Джалил-паши. Она беспечно двигалась с востока, совершенно не ведя разведку и не имея бокового охранения.

Точно определив в растянутой толпе местонахождение паши, русские молниеносно атаковали усталых людей, готовящихся разбить лагерь. Неожиданно, соблюдая полное молчание, кавалеристы, подобно чёрту из коробочки, выскочили из-за холмов, за которыми скрывались и обрушились на турков.

Всё было кончено за считанные минуты. Охрана Джалил-паши была полностью перебита и рассеяна, а сам генерал поспешил сдаться на милость победителей, лишь бы не лишаться головы.

На следующее утро отряд русских парламентеров доставил в Халеб письмо от Джалил-паши, в котором он приказывал сложить оружие и сдаться русским. Турки недолго раздумывали и во второй половине дня подтвердили готовность подчиниться приказу в обмен на гарантии им жизни.

В тот же день, 29 мая без боя сдался Газиантеп, напуганный судьбой Малатьи, о трагедии которой в лицах и числах поведали городу беглецы, покинувшие стены несчастногогорода. Пржевальский и Чернозубов вначале не поверили фантастическому успеху лихого вахмистра, но сначала документы турецкого штаба, а затем и сам паша подтвердили правоту рапорта Буденного.

Едва войска двух группировок соединились, как последовал последний поход этой масштабной операции. 30 мая кавалерия Чернозубова устремилась к Александрете, которая была занята ими через день лихим наскоком. Вслед за ними, 2 июня подошла измученная пехота, которая окончательно закрепила русский успех на берегу Средиземного моря, последним мажорным аккордом которого стало прибытие эскадры Колчака.

Герой Босфора с нетерпением ожидал начала операции по прорыву в Средиземное море, постоянно тасуя корабли будущей эскадры. Вначале предполагалось полное повторение Босфорской операции с высадкой морского десанта, однако, взвесив всю опасность прохождения каравана судов по Эгейскому морю, наводненному вражескими минами и подлодками, Колчак отказался подвергать риску жизни вверенных ему людей.

Полностью развеять сомнения в правильности принятого решения адмиралу помогли вести с полей сражения. Удачное продвижение вглубь полуострова войск Юденича раз инавсегда снимало вопрос о необходимости десанта.

Ободренный этими новостями Колчак резко сократил число кораблей, которые планировалось перевести в Александрету. Он перенес свой адмиральский флаг на линкор «Император Александр III», включил в состав боевого охранения эсминцы «Гневный», «Громкий», «Пылкий» и «Зоркий». Кроме этого, к Средиземноморской эскадре были приписаны два тральщика и гидрокрейсер «Император Николай I».

Адмирал сознательно не брал большие транспорты, дабы не снижать скорость эскадры, что затрудняло подводным лодкам противника прицельную атаку. Поэтому он не включил в число вымпелов, ни транспортную мастерскую «Кронштадт», ни прочие вспомогательные корабли.

— Главное закрепиться, всё остальное мы получим потом морем, или сушей, не столь важно. Главное, — утереть нос союзникам, — говорил Колчак Духонину, и начальник штаба Ставки Верховного командующего согласился с ним. По мнению генерала, союзники и так уже много взяли земель Османской империи, не прилагая при этом больших усилий, идя за спиной русской славы. Духонин никак не желал простить британцам их форс-мажора в отношении Багдада, к которому в 1916 году безуспешно рвался Баратов, неподержанный английским частями генерала Мода.

Едва в Ставку пришло сообщение о подготовке частей генерала Пржевальского к походу на Александрету, как в тот же час на радиоантенны флагманского линкора пришел секретный приказ о выступлении эскадры курсом зюйд. Он не застал Колчака врасплох, корабли эскадры уже стояли на якоре в Дарданеллах в полной боевой готовности почти неделю.

Пейзажи азиатского берега, где располагались «немирные турки» Анкары, уже порядком надоели всей команде, начиная от кока и заканчивая самим адмиралом. Заняв прибрежные батареи, русские не стали расширять плацдарм вглубь страны, ограничившись созданием широкой полевой полосы обороны, которую в любой момент могли прикрыть главные калибры эскадры.

Получив долгожданный приказ, Колчак отдал приказ, о начале немедленного траления части пролива, густо забитого английскими, немецкими, а так же русскими минами. Тральщики умело выполнили свою работу за три часа, подсекая минные тросы и очищая акваторию пролива от опасных гостинцев, тем самым временно открыв движение через Дарданеллы кораблям эскадры.

Едва эсминцы, линкор и гидрокрейсер вышли в Эгейское море, следующие за ними минные заградители поспешно завалили новыми минами, только что проделанный проход. Угроза вторжения в Дарданеллы британской эскадры с Мальты ещё не была полностью снята. Зная коварство и мелочность Первого лорда Адмиралтейства Черчилля в вопросе о контроле над проливами, Колчак решил не подвергать опасности плоды своих побед.

Миновав мыс Сегейон с руинами великой Трои на азиатском берегу, корабли эскадры выстроились в походный ордер, держа курс на Лемнос, сознательно избегая прибрежныхвод Ионии, где было выставлено много мин, и несли дежурство немецкие подлодки. У моряков было 72 часа, за которые они были должны преподнести новый сюрприз своим союзникам.

Когда эскадра ещё находилась в Дарданелльском проливе, с борта «Императора Николая I» стартовал воздушный наблюдатель, который, облетев корабли эскадры, стал тщательно выписывать круги и восьмерки над водами прилегающими к проливу в поисках врага. По данным разведки, здесь постоянно дежурили германские подлодки, главной базой которых был Эдремит. Они уже повредили британский линкор «Агамемнон» во время десантной высадки союзников на Галлиполи. Кроме этого, на их счету были легкие крейсера «Макдуф» и «Шефилид», не считая нескольких канонерок и транспортных средств союзников. Немцы не только охраняли проливы от незваных гостей, но также регулярносрывали переброску подкреплений союзников под Салоники.

Однако, в тот день бог хранил Колчака и его моряков. Из-за небольшой аварии на борту одной из подлодок Второго Рейха, образовалось небольшое окно, в которое, по счастливой случайности, проскользнула русская эскадра.

Оставив остров Тенедос слева от основного курса, походный ордер был выстроен таким образом: впереди шел «Громкий», затем флагман под адмиральским флагом, гидрокрейсер и замыкал колонну «Гневный». Остальные два эсминца и тральщика двигались по бокам от них, постоянно прикрывая своими бортами линкор и гидрокрейсер от возможных атак противника.

Едва воздушный разведчик завершил свою миссию охраны, как с борта «Императора Николая I» стартовал новый экипаж, продолживший воздушную разведку. Гидроплан был вооружен специальным крупнокалиберным пулеметом, способным нанести любому кораблю серьёзные повреждения. Кроме того, на борту самолета находился внушительный запас маленьких бомб, предназначенных для метания по подводным лодкам.

Радисты эскадры внимательно следили за эфиром, надеясь вовремя засечь суда противника, благо германский военно-морской код был известен союзникам. Это обстоятельство спасло множество жизней британских и французских моряков, за что нужно было благодарить русских водолазов, нашедших кодовые книги на борту потопленного крейсера «Магдебург».

Достигнув Лемноса, русская эскадра совершила поворот на зюйд и теперь держала направление на остров Хиос, в районе которого, в эфире была отмечена активность переговоров союзников. На траверсе Лесбоса воздушные наблюдатели заметили дымы транспортного конвоя, идущего под греческим флагом и охраняемого британским крейсером и миноносцами. О конвое немедленно было доложено адмиралу, но тот приказал не изменять порядок движения.

Когда английский миноносец осторожно приблизился к каравану, он некоторое время старательно изучал флаги на мачтах кораблей, их состав, а затем засверкал переговорным семафором.

В результате обмена посланиями выяснилось, что британцы сопровождают греческие войска на Хиос, откуда знойные сыны Эллады собираются высадиться в Измире, объявленном греками своей зоной влияния или, проще говоря, оккупации. На запрос о пути следования, Колчак ответил кратко и с достоинством:

— Выполнение приказа генерала Корнилова.-

От подобной наглости благородные дети Альбиона буквально взвыли от злости, но имя адмирала Колчака, полученное в семафорной расписке, а так же калибры «ИмператораАлександра III» заставили бриттов проглотить обиду и пожелать счастливой дороги.