Чтение 11–й страницы книги ~Война 2010: Украинский фронт~

– Так-с! Это оно самое? – уточнил несколько озябший, но стойко, по-гетьмански, сопротивляющийся минус десяти чудо-офицер.

– Ясен перец, – кивнул Корташов, указывая на аккуратную груду искривленного железа в коей для композиции не хватало разве что группы Лаокоона.

– Что ж, будем измерять, – констатировал чудо-дознаватель и извлек из куцей, пронизываемой ветром шинельки толстую китайскую рулетку пятнадцатиметровой длительности.

– Как будет угодно, – поднял воротник Владимир Иванович и закурил, прикидывая, хватит ли в кармане сигарет, ибо длиннота измерительного прибора, в данном конкретном случае, не давала проверяющим никаких преимуществ – волноводы прямоугольного сечения являлись слишком искривленными предметами, и к тому же, в процессе преобразования в металлический лом, кое-где завязались в настоящие узлы.

Но ребятки-дознаватели оказались до жути стойки. Откуда Корташов мог ведать, что сейчас они просто-напросто взяли след?

110. Совершенно стихийный митинг

Оказывается, американские политтехнологи успевали всюду. По крайней мере, полковник Бубякин вовсе не ожидал встретить пикеты с транспарантами прямо здесь, у ворот танковой части. Конечно, подходя к наблюдаемому весьма теоретически, надо было бы принять данное явление за стихийное народное возмущение, по поводу сопротивление коррумпированной военной верхушки прогрессивным реформам по переводу армии на контрактную основу. Но люди обозревающие мир со столь наивного возвышения редко дослуживаются до командиров ракетных групп. Не относился к ним и Бубякин. Он быстро оценил настроение «возмущенных масс». Оранжевые ленты-веночки и прочая загодя созданная атрибутика само собой наличествовала, но главное был настрой. Кое-кто из молодежных масс солидно употребил, и может быть не только генетически присущие русским спиртные напитки, но и некоторые общеевропейские ценности. Однако пьяный сброд в большом количестве – это аморфная субстанция, активная только на дискотеке, аздесь дискотек покуда не планировалось, по крайней мере, явно отсутствовала майданная достопримечательность – загодя возведенная сцена. Гораздо больше полковника насторожили мальчики употребившие явно поменьше, но зато кучкующиеся потесней, и главное вовсе даже не шумящие, а все больше посматривающие по сторонам. Какая-нибудь ударная группа «Поры», прикинул Бубякин. Черт ведает, куда успели дозвониться янки, до лишения их средств связи? Может, тут уже настороже? Не хватало угодить в лапы этих молодых лопухов из будущей «СС Галличины». Или, учитывая штатный «ТТ», организовать вооруженное столкновение армии с демократическими массами.

– Трогай задним, Борис, – организовал он водителя. – Ну-ка припоминай, где тут в заборе имеются дырищи. Да чтобы поближе к штабу. Ты же сюда неоднократно наведывался по делам тех-снаба группы.

– Организуем, товарищ полковник, – кивнул настоящий контрактник сержант Власов, уже рванув задним ходом.

«Организовал» он как надо. Прогал между бетонными плитами забора имел солидные размеры. Для борьбы с самоходчиками, диверсантами и прочим людом здесь явно применяли различные методы устрашения. Однако они носили явно авральный характер, так что опасаться не стоило, но остерегаться следовало. Наличествовало несколько слоев оборванной и загнутой в сторону обычной, а так же колючей проволоки; кроме того, некий особо рьяный исполнитель солидно измазал края отверстия некой танковой смазкой. Полковник Бубякин подивился эдакой расточительности, резко ударившей в нос ностальгической памятью о временах застоя. Он осторожно протиснулся внутрь танковой части, боясь изорвать или измазать китель. Оказывается, он был не так толст, как казалось при взгляде в зеркало.

По ту сторону забора, полковник Бубякин до жути напугал некого солдатика небольшого росточка. Впрочем, удивляться росту не следовало, здесь располагалась все же танковая бригада, к тому же осколок некогда присутствующей тут гвардейской дивизии – иногда личный состав все еще и правда ездил на боевых машинах.

– А скажи-ка, воин, где тут штаб? – поинтересовался полковник у затаившего дыхание потенциального самоходчика. – А и сам вижу, – сориентировался Бубякин, ибо «линия задержки» была у солдата явно не отъюстирована.

– Рядовой Вдалый! Третяя рота, товарищ… э-э… пан полковник! – представился опомнившийся боец, чем явно нарушил второе по важности правило самохода – «скрывать свою фамилию и прочие исходные данные». Первое правило – «не попадаться» – он уже преступил и так. – Разрешите идти, пан полковник!

– Так точно, казак… Хотя… Ну-ка, дорогуша, поясни-ка мне, чего это у вас перед воротами за парад? …Видал? – подстроил «линию задержки» Бубякин.

– А, пан полковник! Так то у нас второй день.

– А что «второй день»?

– Так это… Митинг.

– Да, я понял, что митинг. Чего хотят? – начал раздражаться потерянному времени командир группы.

– Так ведь надо отказаться от старой армии и старой техники. Извините, пан полковник.

– Ясно, – сказал Бубякин, поворачиваясь спиной, но вдруг снова обернулся. – А ты сейчас не туда случаем? Я ж понимаю, там дивчины, то сё. Ты б лучше не ходил сегодня,не стоит. В общем, рядовой Вдалый, я тебя предупредил.

Прям Штирлицем становлюсь, анализировал про себя Бубякин, топая к штабу танковой бригады. Предусмотрел, что паренек разболтает девицам, о встреченном полковнике слетными погонами в дыре для самоходов. Услышит кто не надо, заинтересуется. Не стоило мутить воду заранее.

Четвертая власть:

«…это были турецкие ВВС. Теперь это выяснено однозначно. Почему, Россия в ответ на такую – говоря мягко – провокацию не нанесла ответный всесокрушающий удар по Турции? А если предположить, что сделать такое попросту нечем?…»

111. Гвозди и пассатижи

– Итак, пан подполковник, не хватает четырех с половиной метров длины, согласны? – спросил чудо-проверяющий все еще по инерции дуя на руки для согрева, хотя теперьони снова находились в кабинете комдива.

– Допустим, – скорбно кивнул Владимир Корташов. – Но я еще поищу по свалке, может…

Сам он мало, точнее, никак не надеялся на успех. Он давно уж складировал все подозреваемые в наличии драгметаллов запчасти в отдельную кучу, ибо только так можно было хоть как-то, причем между делом, уследить за наличием этой опасной для дальнейшей службы рухлядью. В любом ином случае пришлось бы делать периодические, не реже раза в месяц, проверки, с назначением комиссии из достойных товарищей офицеров, отрывая людей от повседневных военных забот. Естественно, он не слишком доверился китайской рулетке в руках украинского эс-бэ-ушника, и проделал измерения сам, с помощью вызванного срочным образом дежурного по дивизиону сержанта. Потом пришлось еще идти в «секретку» и листать пронумерованные инструкции, дабы сверить цифири. Все сошлось, кто-то действительно спер четыре с половиной – нет, не фута, хотя на собственной китайской рулетке наличествовала и эта шкала, – а именно метра волновода.

Однако то было еще не все злобное волшебство на сегодня. Речь о драгметаллах покуда еще не стояла, все было несколько хуже.

– Данный антенный пост – «Ка-один» – относится к секретным, правильно, пан подполковник? – победно поинтересовался промежуточный этап эволюции офицерского корпуса из окаменелости СССР в светлое завтра НАТО.

Владимиру Ивановичу стало несколько жарковато даже без брошенного поперек кресла русскоязычного тулупа, тем не менее, он отчеканил ответ с достойной вымершей ветви эволюции отвагой:

– То когда было, господа хорошие? С того времени «двухсотку» кому только не продавали. Даже империалистам, как я слыхивал, кое-что перепало.

– Мы тут не будем обсасывать слухи, Владимир Иванович. Мы с вами, кажется, только что посетили секретную библиотеку. Так что «Ка-один» все же штука пронумерованная.А в данном конкретном случае утеряна одна из ее основных частей – секретные волноводы. Как я понимаю, по ним можно узнать всяческие рабочие характеристики, частоты, там, фазы и прочее о секретной боевой станции. Дело пахнет снижением обороноспособности Родины.

– Ага! – несколько вышел из себя Корташов. – Обороноспособностью озаботились! Где вы шлялись, когда мы с солдатушками выполняли приказ по демонтажу этой самой «боевой станции»?

– Тем не менее, пан командир дивизиона, – с нескрываемым торжеством урезонил эс-бэ-ушник, – дело склоняется к… Будем надеяться не к шпионажу как таковому, но уж явно, к халатности по отношению с сбережению военных секретов.

То конечно была эффектная забивка гвоздя разовым ударом, однако потертый жизнью подполковник Корташов тоже не лыком шит. Наличествуют пассатижи.

– Стоп! Стоп, мальчики! А кто, интересно, снимает гриф секретности? Вы в курсе?

– В ПВО, как видим, Владимир Иванович, секретность не снята.

– Ну-ну, братишки! Это в наших, родненьких, самостийных войсках ПВО. Однако в реальности все обстоит несколько не так. По всем нормативам, секретность снимает заводизготовитель. А кто – вопрос на засыпку – у нас изготовитель «Ка-один»?

– Ну… – мнутся мальчики-мажоры из некогда опасной и уважаемой организации, ибо смутно прикидывают ответ.

– У нас, в нашей самостийной украиности, изготовителя РПЦ не присутствует вовсе. Он там, в столице бывшего СССР – Москве. Так что придется для уточнения, дабы отмести беспочвенные обвинения, либо наоборот, закрепить за ними силу, посылать запрос туда. И конечно же нашей любезной, секретной почтой.

Пассатижи извлекают искривленную, гнутую гвоздину. У ребятишек-самостийщиков кислые лица.

Четвертая власть:

«…российские ВВС потеряли более ста боевых самолетов. В основном на стоянках. Они даже не успели подняться в воздух. Хотя, может быть, и не могли. Как же теперь, когда они превращены в металлолом, такое проверить? Налицо повторение 1941-го, только теперь уже при другом правительстве, и при другом строе. Хотя, слава Богу, никакие турецкие сухопутные части границу не перешли…»

112. Два настоящих полковника

– Привет танкистам-гвардейцам, Николай Владимирович! – отсалютовал полковник Бубякин, отворяя дверь кабинета.

– Салют защитникам неба – ракетчикам ПВО, Михаил Юрьевич! – не менее молодцевато отозвался командир танковой бригады полковник Мордвинцев.

Они пожали друг другу руки с явно наблюдаемой симпатией. Любой непредвзятый свидетель со стороны безусловно уловил бы, что между этими крепко скроенными мужиками в расцвете сил есть что-то до жути общее.

– Садись, дорогой, – пригласил танкист указывая на кресло в углу.

– Лучше уж присяду, – кивнул зенитчик.

– Правильно, садиться еще рано, – поддакнул командир бригады водружаясь рядышком. – Чаёк? Или там…

– А быть может как раз и пора, – продлил предыдущую фразу товарища Бубякин.

– В смысле? – не уловил Мордвинцев.

– Коля, у тебя тут, надеюсь, никакие диктофоны не включены?

– То есть… – несколько опешил танковый начальник. – Что-то случилось, что ли?

– Да уж, Николай Владимирович, случилось.

– ЧП?

– ЧП тоже, Коля! Причем такое ЧП… – Бубякин тяжко вздохнул.

– Постой, может все же спиртику? В смысле, что тот спирт: мы ж не летёхи. У меня есть чего получше. Ты не за рулем, надеюсь?

– Та хоть бы и за рулем, какая теперь к черту разница? Однако стой! Стой, Николай. Все равно не буду, слишком до черта дел.

– Ну, излагай, что ли, господи. Может, двери на замочек?

– Пожалуй, вруби приёмничек. Пусть гонит шансон для фона. Дадим маскирующую помеху. Да, садись! Садись, Николай Владимирович.

– Излагай уж, не томи. Может, мне самому спиртика махануть, для храбрости, а?

– Не мельтеши, танковых дел мастер, сейчас тебя и без спиртика проймет.

– Да?! Ну-ну?

– Тут дело, такое. Отдаю, можно сказать, себя и свою судьбу в твои руки, полковник. Твое право меня даже арестовать. Вдруг по случаю и наградят после наши оранжевые, или какие там, я уж заплутал.

– Давай не тяни, Миша, а то уж вторую арию шансонит, а ты все не разродишься.

– Короче… Точнее, сильно короче-то и не выйдет. Но все же. У меня на группе труп. Причем труп офицера. Да ты знаешь, комбата старта – Володина. Убили американцы, причем, преднамеренно.

– Наблюдатели? Вот гниды.

– У тебя тоже есть?

– Ну да, целый взвод бродит.

– Короче, эти пендюки заморские присланы не просто так. У меня начали ломать технику. Боевые ракеты, кстати, прямо на пусковой. Лёша Володин вмешался, они его и…

– И что? Теперь суд что ли?

– Какой суд? Ты что тут – Незнайка на Луне? Они защищены похлестче депутатов наших всенародных.

– Ну, и теперь значит на самотек? А если прессу поднять и…

– Не смеши, Николай Владимирович. К тому же уже и прессу поздно.

– В смысле? – командир танковой бригады приоткрыл рот. – В смысле, ты их самосудно…

– Ты близок к истине, полковник.

– Мать моя женщина! Ты…

– Разоружил всю банду… – у них, у каждого, было по пятнадцатизаряднику – и посадил под замок.

– Ну ты даешь, зенитчик? А если… Да, что если? К тебе точно комендантский взвод пожалует, да и вся милиция столицы следом… Или уже прибывали?

– Пока я был на группе, еще нет. Но ладно, ты дальше-то воспринимай. Или уже спиртик пора?… Или конвоиров? Учти, я вооружен – будет стрельба в кабинете.

– У меня есть коньячок. Ты как?

– Хочешь споить, прежде чем сдать?

– Тебя споишь, Юрьевич. Давай «брэк» на минуточку. Требую рекламную паузу!

– Ладно, наливай уж.

– Сколько…

– Оп-па! В самый раз. Лимончика нема?… Сало? Ну, танкисты, твою мать!

– Нам до вас микросхемщиков далеко. Мы люди простые – по земле-маме катаемся, ее родимую мнем.

– Значит, далее. Ты, Николай Владимирович, о Крыме слыхивал?

– В смысле? Да, война вроде, но как-то все тихо.

– Какой тихо, Коля. Там такой же как у меня «двухсотый» вроде бы свалил «Авакс». Может, даже еще что-то. Правда, их тоже, вроде бы, раскатали.

– Правда? Я не слыхал. А в новостях…

– «В новостях»! А ты еще говоришь: «Пресса! Пресса! Надо, мол, обратиться». Куплены они все. Куплены, или запуганы. Короче, нас – имею в виду страну в целом – хотят тихим сапом посадить на кукан. И вот, не знаю как ты, но я уже начал действовать.

– В смысле, будешь все ж судить америкосов своих, что ли?

– Да причем здесь америкосы? Это так, мелочь. Убрал с дороги дабы не мешались… Коньячок хорош. Давай грамулинку еще. Вот, самое то. Короче, я поднял группу по готовности. Сейчас снаряжаю боевые ракеты. Готовлюсь к бою.

– К бою?!

– Да, к настоящему воздушному бою. Думаю, скоро прилетят.

– А если не прилетят? Если просто по суше приедут? Ты ж, вроде, разоружен даже.

– То-то и оно, Николай Владимирович. То-то и оно. Именно потому я к тебе и прибыл. Прикрыл бы ты мои боевые порядки в плане наземной обороны, а…

Полковник Мордвинцев икнул и расплескал по полу напиток армянского происхождения.

Четвертая власть:

«…ядерное оружие? К сожалению, все надежды на него возлагаемые, приблизительно года так с сорок девятого, прошлого века, оказались миражем. Оно совершенно не помогло в девяносто первом, при распаде СССР, не помогло и сейчас…»

113. Четыре с половиной метра

Командир дивизиона Корташов до крайности удивлен. Фельдъегерская и прочая связь работает как часы, и это не смотря на давно вроде бы снесший все и вся смерч Перестройки. Секретные бумаги с печатями бродят туда-сюда, то есть, на далекий завод-изготовитель и обратно в войсковую часть Владимира Ивановича всего лишь два месяца. А ведь казалось бы, с какого лешего? Бывшие славянские народы более ничего не связывает, по крайней мере, на официальном уровне. Наоборот, вот-вот они станут врагами «номер один», ибо как иначе получается трактовать грядущее вступление Самостийности в северо-атлантисты? Когда-то основная концентрация напирающих друг на друга танковых моторов приходилась на осевую линию Германии, теперь будет большая искривленная дуга от Ростова до Брянска. Обеим Германиям повезло – каток за сорок лет так и не двинулся с места. Повторится ли чудо на новой границе неизвестно. Весьма представимо, что нет. Две танковые армады постепенно, под убаюкивание СМИ и дрему замуштрованного рекламой обывателя сконцентрируются на Северо-Западном, в смысле Прибалтийском, и Южном театре, затем две железные реки двинут вперед, имитирую клещи, в коих автоматически, между делом, останется Беларусь. До Москвы будет гораздо ближе, чем двадцать второго июня сорок первого, однако… Если встречный поток железа будет не в меру жиденький, у кого-то в Кремлевских стенах могут не выдержать истонченные двоемыслием постмодернизма нервишки. И пойдет в ход…

Однако сейчас фельдъегеря трудились на диво старательно, и не глядя на границы. И завод, или по крайней мере его инженерная бухгалтерия, тоже с бюрократической тщательностью, подразумевающей даже некий подстрочный юморок, отписал ответ по делу. «На ваш запрос от …(такого-то числа, месяца, года) отвечаем. Гриф секретности с узлов изделия …(такого-то), а конкретно с …(таких-то, таких-то и эдаких-то) снят приказом по отрасли …(таким-то), от …(такого-то числа, месяца, года). По сей причине данное изделие секретным не является, и разглашение его параметров не может быть основанием для …(таких-то и эдаких-то действий)». Подпись того-то, от числа такого-то. В общем, все четко однозначно. Подполковник Владимир Иванович ждет детишек Перестройки как минимум с откупным, извинительным коньяком.

Оказывается, он слишком сильно раскатывает губу. Цветы Перестройки, Гласности и Самостийности не столь просты. Где-то за занавесом они копят порядочный ком желчи.

Являются во всеоружии. Им что с гуся вода, они уже несколько оклемались от хватки гвоздодёра и демонстрируют надменную приверженность первичному плану – юмор им недоступен. Это уже даже скучно.

– Мы все по тому же вопросу, Владимир Иванович. На счет недостачи волноводов.

Корташов не смеется. Похоже, через это передаточное звено, косвенно повязанное с некими евро-стандартами, он заразился тупой немецкой педантичностью. Жизнь скучнаи повторяема – всегда и всюду одно и то же. Нет никакого желания вступать в диспут, пусть запланированный в штабах СБУ диалог обратится монологом.

– Да, пан подполковник, на счастье, по поводу секретного делопроизводство все прояснилось. Тем не менее, в этих четырехста пятидесяти сантиметрах высокочастотного проводника наличествовал слой серебра и поэтому…

«Интересно, – инерционно, в тысячный раз, прикидывает Корташов, – с этих четырех с мелочью метров можно нашкрябать хотя бы на маленькую детскую серьгу?». Вообще-то можно произвести расчет: у него имеются образцы. Однако как всегда что-то мешает заниматься этой ахинеей.

«…в особо крупных размерах…» – долетает до него из части пущенного на самотек монолога. Сознание настораживается: если бы подполковник Корташов был овчаркой восточно-европейской породы, то его уши встали бы сейчас торчкоми провернулись в оси. Похоже, эту реальность требуется снова, брать за рога, иначе она забредет в чудовищные дебри.

– Стоп, пан капитан! – останавливает Корташов, имея в виду простое кобылье слово «Пру!» – Чего там «в особо крупных»? Я не уразумел, у нас по позиции будут прокладывать гипотетический «Белый газопровод»?… Минуточку! А кто у нас является оценщиком стоимости составных частей локатора?… Какая-такая комиссия? Я уж не знаю, по каким таким вопросам вы спецы, но исходную стоимость определяет изготовитель, а значит… Так точно, снова пошлем запрос в сопредельную Московию. Нам-то чего? На государственные денежки, правильно? А покуда мне, наверное, можно заняться другими делами, так? Видите ли, у меня кроме этого кадрированного-раскадрированного дивизиона наличествует еще и боевой.

Четвертая власть:

«…выходит, Турецкая Республика является более сильной геополитической державой, по крайней мере, в границах кавказского региона…»

114. Театрализованная реальность

Наверное, полицейские всего мира просто любят тянуть кота за хвост. По крайней мере при разгоне демонстраций. Вошкаются, ходят стенка на стенку, катают водометы туда-сюда, пуляют в воздух какие-то газовые баллоны. Смешно право. Давно известны гораздо более эффективные и кстати столь же гуманные методы. Вот сейчас один из них и использовал командир танковой бригады полковник Мордвинцев.

– Всем! Незамедлительно освободить дорогу для прохода техники! – прогрохотало в громкоговорителе. – Поторопитесь!

Несколько заскучавшая от однообразия жизни толпа оживилась, стала, вопреки предупреждению, стягиваться ближе к КПП. Кто-то уже затеял оживленные дискуссии на темы: «А чому воны москальское мовою тут розмовляють?» или «А куда это воины собрались? Так мы их и выпустим, фугушки». Затем постепенно всякая говорильня приумолкла, ибо все невольно напрягли слух: и до того подозрительный шум танковых дизелей явственно приблизился. Где-то в сём нарастающем рычании потонул очередной повтор предупреждения громкоговорителя. Опытный, не отвлекающийся наблюдатель наверное бы удивился тому, как среди в общем-то по-прежнему аморфной толпы вырисовалась стайка крепеньких ребят. Можно было залюбоваться как быстро, без суеты, они становятся поперек бетонной трассы плечом к плечу и сцепив руки – производилась некая загодя выверенная операция. Да, здесь явно наличествовали не простоватые демонстранты-любители.

Но тут наконец-то, со скрипом, как в фильмах об инопланетных артефактах, пошла в сторону длинная воротная створки. И сразу же все любительство «революций роз» опрокинулось в тартарары: с пристойной своей массе медлительностью к открывшемуся прогалу вышла колонна Т-84. Однако толпа не дрогнула, по крайней мере в целом. В этот момент громкоговоритель повторил что-то о торопливости. Эффекта это не возымело, что вообще-то и предусматривалось. Ибо сразу, словно по загодя отработанному сценарию (что возможно и было правдой, однако секундная синхронизация все же явилась удачей) торчащий из люковой створки командир передней машины нырнул в танковое нутро. Это наверное насторожило многих, однако видимой реакции снова не последовало. Или она запоздала.

Но действие вершилось далее и не имело пауз. Бетонный скрежет и стон гусениц возвестил о том, что Т-84 остановился. Однако никто из активистов не успел порадоваться досрочной победе сплоченности над железом, ибо когда сорок шесть тонн металла вершат спектакль отвлекаться на чипсы не приходится. Все наблюдали как пятиметровый ствол совершил некую пертурбацию. Затем прогремел выстрел.

Когда всего в тридцати пяти, а то и пятнадцати шагах от вас опорожняется стадвадцатипятимиллиметровый калибр – это очень впечатляет. У неподготовленных дамочек может случиться выкидыш или сбиться с ритма устоявшийся месячный цикл. Дамочек в толпе было все же не превалирующее количество, однако «афганцев» здесь тоже не наличествовало. Толпа состояла из опереточных актеров, некоторые из коих когда-то прошли стажировку на Майдане. Тогда они успешно проделали клоунаду с революцией, однако ведь и сопротивлялись им такие же клоуны. Никто в той пантомиме не делал резких движений – так, кривили рожицы. И поскольку здесь сейчас были настоящие дети постмодернистской реальности, воспринимающие театр как жизнь, а жизнь как театр, то текущее сейчас действо проняло их до самых поджилок. И даром, совсем даром пропал бесплатный, спонсорский курс американских инструкторов по борьбе с активной правоохранительной позицией. Как-то не к месту был сейчас инструктаж о проломе цепи пластиковых щитов и втыкании гвоздичек в пламегасители АКМ-ов. И потому когда дуло Т-84 снова несколько шевельнулось, и даже башня чуть крутнулась туда-сюда, словно разминая затекшую шею, ближе находящиеся активисты блокады дрогнули. Толпа оконтурила дорогу из бетонных плит и танковый кортеж, с солидностью присущей любой тяжелой технике, а уж тем паче гусеничной, прошествовал напрямую. Где-то в шуме моторов и лязге железа о железобетон потонули команды неких особо бойких мальчиков «Поры».

Четвертая власть:

«…американский Госдепартамент заявил, что весьма обеспокоен событиями на Украине. Русское воздушное пиратство в небе независимой, нейтральной страны – это уже ни в какие ворота. Не пора ли Украине задуматься о своей безопасности?…»

115. Железные ворота

Итак, дело со шпионажем прогорело. Еще смешнее прогорело дело с драгметаллами. Подполковнику Корташову стало даже как-то до слез жалко себя. Столько волновался, снотворное глотал, а оказалось… «Стоимость указанного Вами металлического лома оценивается в 54 рубля». Рубля! Не доллара, и даже не гривен! Пересылка секретных посланий туда-сюда обошлась самостийному государству Украина куда дороже. Но тут уж, Владимир Иванович винить себя никак не мог – он просто защищался. А инстинкт самосохранения, как известно, самая сильная штука в мире.

Однако прогрессивная ветвь украинского офицерства не была намерена отступать. Вообще-то комдив Корташов давно понял, что данная канитель будет долгой, возможно, даже вечной; где-то до самой пенсии. Так что удивило его не новое явление проверяющих, а изменение подхода к делу. СБУ-шники-удальцы, не смотря на угадываемое управление сверху (ибо с чего бы еще стрелы Зевса сошлись на мелкой упитанности простого подполковника?), обладали явной самостоятельностью в выборе тропок для приближения к предмету. Не единожды ошпарив руки в деле привлечения командира дивизиона по поводу вещей техногенных и когда-то совсекретных, дети постсоветских пространств решили отступить на позиции куда более приземленные. Они перестали мацать пальчиками листы с перечислением всяческих 5П72В, а пошли дальше во всякую чушь, типа…

Вот тут, на собственном поле, где планировалось только нюхать цветики и елозить лепесточки, Владимир Иванович Корташов внезапно наступил на подводную мину. И кто бы мог подумать? В какой-то, откопанной неизвестно откуда описи среди прочего хлама, черным по белому, значились какие-то ворота. Комдив не поверил, расплющил веки и самолично глянул выцвевшую от сырости бумагу. Точно, в списке наличествовали двухстворчатые ворота.

– Какого хре… – сказал Корташов окончательно просыпаясь. – С какого лешего им здесь быть? Они ж… Впрочем, чего рядиться? В плане того, что пойдемте глянем, господа хорошие. Делов-то! Даже шинельки наряжаться не надо. Весна нынче – красна. Тулупчик, кстати, я домой отнес, дабы он тоже случаем в опись не угодил. А то буду потом рассчитываться, и за шерсть и за барана. Почем нынче в нашем фермерском раю барашки, не слыхивали? Думаю, где-то по цене кенгуру. Вернее, дешевле там его выловить и сюда пароходиком, чем тут на самостийной землице травой рогато-копытное прокормить. Нет, я не о Голодоморе, что вы, что вы! Упаси боженька, попасть еще и под политический процесс.

Однако бодро прошагавший километр подполковник, и протопавшие рядом с ним два километра проверяющие, ибо в общем у эс-бэ-ушников наличествовало все-таки четыре ноги, осуществили этот моцион зазря. Если конечно не подходить с точки зрения науки, у которой, как водится, и отрицательный результат, тоже результат. Нет, разумеется, Корташов прекрасно знал, что упомянутые ворота давно уж, по старости и неуютности климата вывалились из петель. Но он вроде бы помнил, что они были красиво, в смысле, по-армейски – удачным рядком и в параллель бетонному заборчику, складированы вот тут же поблизости. Однако то место уж обильно поросло травой, упитанной снегом, а большущих металлических ворот…

Комдив Корташов прошествовал по остаткам снежка, внимательно глядя под ноги. Ворот тут не присутствовало, и они явно не всосались вниз существующими в чудесных странах зыбучими песками. Зимой он их наличие не проверял, да если честно, такое ему и в голову не приходило. Кто-то ловкий, гораздо более приспособленный к капиталистической экономике, чем он, тихонько вынес их куда-то далеко и употребил по делу, в смысле, сдал в «цвет-мет» или куда там еще, а снежок снова запорошил, и занес следы. Однако сдаваться так вот просто не следовало.

– Послушайте, господа хорошие, – обратился он к чудо-хлопцам-офицерам вполне так по-доброму. – А разве…

– Что, нету в наличии? – перебил его главный из проверяющих, и как-то так победно загнул уголки губ.

– Да, нету! – хлестанул во внезапной злости Владимир Иванович. – Кто-то спи…

– Вот видите, – зачем-то прокомментировал проверяющий помладше.

– И что собственно с того? – грубо спросил Корташов.

– Недостача, однако, – пожал плечами «враг номер один».

Подполковник Корташов прикрыл глаза и молча просчитал до пятидесяти. Он едва сдержался, дабы не кинутся на этого мальчика европейского выбора.

– Вернемся-ка в штабное помещение, а? – предложил он, вдохнув воздуха, и не дожидаясь отклика зашагал обратно по тропе.

– Значит так, – сказал он, водружая тело обратно к столу и отхлебнув из графинчика прямым образом, а не посредством стакана, – насколько я понимаю логику то – чтоне выдавалось, и забираться не может. В смысле, значиться в ведомости, как материальное тело, не должно. Или что-то не так?

– Однако значится, пан подполковник, – снова пожал плечиками – мол я тут совершенно ни причем – чудо-юдо-проверяющий. – Вот глядите! Роспись, все чики-чик. Причеми ваша тоже ведь в наличии.

– Дай сюда… Да не боись, не порву я твою улику, пан капитан… Твою бого-мать в качель! И когда я…? – он снова приложился к графинчику. Плеснул на руку, протер лицо. – Так-с! И тем не менее. Ворота, ребятушки, изготовлены почти как все и вся тут, «хап-способом». Понимаете? Где-то солдатушки-браво-ребятушки потрудились вместо полевых занятий, за сие было плачено металлическим листом, из листа те же солдатушки, со сварочными способностями, сварганили ворота, вкопали их где надо и усё. Этого предмета никто дивизиону, и никогда не выдавал? Нет его в мире, не присутствует он во Вселенной, ясно?

– А вот в ведомости он присутствует, и вы, подполковник Корташов, за него расписались. Верно? Значит, предмет куда-то делся, так? И это, пан Корташов, можно констатировать как утрату вверенного вам, как командиру подразделения, войскового имущества. Правда, к счастью, не секретного.

– Ну, и?

– Ну и, требуется провести дознание по делу. Вы, Владимир Иванович, материально ответственное лицо. Следить надобно за вверенной техникой.

И тогда Владимир Иванович берет за горло не испитый до донышка графин и с размаху гахает об стол.

Чудо-проверяющие бледнеют.

116. Макеевские родственники

Все же то, что страна небольшая, не метагалактика Советского Союза, имеет свои плюсы. Вот какая бы, в случае СССР, была у майора Шмалько вероятность найти на территории ведения боевых действий родственников? Где, хохлу по происхождению, выколупать их где-нибудь в плоскости Якутии, Тьму-Таракани Амурской тайги, или даже игрушечно компактно-ухоженной Латвии? А здесь, на тебе, тут как тут! Теперь даже странно вспоминать и раздумывать о том, почему сразу по подбитию танка не направились сюда. Подумаешь, имелись какие-то разногласия родственного характера? Дядя, тётя-то все равно свои. Да и вообще, война теперь насовсем прихлопнула всякую грызню-забаву плохо ценимой благости мирной жизни. К тому же, встретили их как освободителей. Жалко, пришлось разочаровывать, что вот эти трое замученных воинов и есть вся освободительная армия. Дядька сильно расстоился. Шмалько даже стал опасаться, как бы с ним чего не стало. Все-таки сердце, а несут ли вахту в теперешнее время «скорые»? Может, онитолько по огнестрельным ранениям выезжают?

Потом конечно, после долгих всхлипываний тетушки, слез, вызванных жуткой смесью горя и радости, и когда все трое наелись от пуза (весьма может быть, они по-молодецкиочистились от припасов все кухонные шкафчики), пришел черед разговорам. И вот тут выяснилось кое-что на редкость любопытное, но и неприятное одновременно. Покуда, майор рассказывал о том, как его танки на трассе выходили из строя один за другим, тетка только дивилась, а дядька тяжко вздыхал. Но когда, в пересказе боевых злоключений, Шмалько добрался до боя на аэродроме, тут произошло непредвиденное.