Чтение 12–й страницы книги ~Красный рассвет~

– Кроме того, мы не можем допустить втягивания нас самих в широкомасштабную континентальную войну, – поработал на будущих историков министр обороны. – Наша демократическая страна не простит нам чудовищных потерь среди сухопутных войск. И все-таки, господин президент, исходя из того, что все три цели одинаково достижимы и внаше время нельзя надеяться на природу, которая скроет облаками ту или иную и заставит летчиков выбрать определенную, именно вам как верховному главнокомандующему придется выбрать, какую из целей атаковать.

– Это трудная задача, господа, – продолжил, по сути, ненужную полемику Буш Пятый. – История выбрала меня на роль палача. В этот решающий миг я вспоминаю Библию – Содом и Гоморру. Так кого же из них? И мне нельзя бросить монетку. Нечестно передоверить судьбу сотен тысяч тех или иных людей… А ведь мы, господа военные и господа политики, сейчас выбираем не какие-то там цели, а те или иные тысячи, сотни тысяч людей. Мы ведь не живем в век тотальных войн, так? Нам это совсем непривычно. Так из чего будем исходить? На какие критерии мне опереться, господа министры? – Буш поднял вверх указательный палец. – Молчите? Ну?

– Господин… – не слишком смело пролепетал министр обороны, но Буш Пятый не дал ему договорить.

– Я знаю, из чего надо исходить, господа! Мы не можем выбрать те или эти. Тем более что здесь нет Содома и нет Гоморры. Это обычные города, не точки на карте, как думают некоторые. Обычные – там люди живут. Так? – Кто-то из присутствующих кивнул. – И поэтому я сделаю выбор, исходя из минимально возможного ущерба. Генерал Уильям Хенс! Какой из указанных вами городов является самым маленьким по населению?

– Город Блумфонтейн, сер! – с готовностью, как в далекие времена Вест-Пойнта отчеканил вэвээссник.

– Вот и выбор, – сказал Буш Пятый, довольный тем, что с точки зрения исторического подхода не он лично первым назвал цель. Похоже, здесь применялось какое-то древнее шаманство. Ну что ж, это было немудрено, ведь вопрос касался Африки.

123

Твердый грунт

Еще до рассвета они были поблизости от лагеря русских. На взгляд Матиаса Соранцо – это являлось чистым безумием. Возможно, так же считал и американец, но не показывал вида, а дабы не дать Соранцо высказать свое мнение, он заклеил ему рот. Такой пакости от почти понравившегося (может, за то, что не убил) заокеанского друга Матиас Соранцо вовсе не ожидал и вообще-то очень обиделся. Но, как известно, на обиженных воду возят, так что Матиас Соранцо держал покуда свои выводы при себе. Он даже решил, что американцы, может, и лучше надоевших ему русских, но явно ничуть не приятнее нелюбимых им французов. Вообще о французах он судил, исходя из давней, быть может, наследственной неприязни к корсиканцам. Чем-то эти близкие островитяне когда-то достали его предков. Но откуда он мог знать или помнить, чем именно?

А янки, пользуясь отобранным у Соранцо снаряжением и бесплатным дневным освещением, развил бурную трудовую деятельность. Еще раньше более всего его заинтересовалработающий от бензина радиотелефон. Эта штуковина его удивила. Он начал прилаживать ее туда же, куда до того тыкал аккумулятор фонарика – к своему умершему микрокомпьютеру. О том, что техника мертва надежно, знал даже Соранцо. Отряд собрал всю штатовскую амуницию, которую смог найти. Там было много чего полезного. Например, плазменные винтовки вполне поддавались ремонту, а вот насчет сложной электроники отрядные гении сказали однозначно – «металлолом!». Ладно, думал про себя сардинец, пусть лучше возится с этой ерундой, чем ведет какую-нибудь внешне активную деятельность. Не хватало «засветиться», чтобы надоевшие русские обработали подозрительное место из миномета или из подзаряженных «плазмобоев».

Первый шок от встречи с «землячком» у Соранцо уже прошел. Вначале он испугался, потом обрадовался – ведь он даже не надеялся, сбежав от русских, так быстро попасть под надежное американское крылышко. Теперь оказалось, что он сам явился ходячим арсеналом для практически демилитаризированного американца. Можно сказать, если быне пришедшие в руки трофеи, тот бы вообще вряд ли был способен на что-нибудь путное. Вот что, допустим, он мог увидеть без прихваченного у пленника бинокля (не электронного – обычного)? Да абсолютно ничего. Или бы сдуру подполз бы еще ближе к лагерю, а там бы русские показали ему, как надо заламывать руки за спину, если бы, разумеется, сразу не продырявили лоб.

Ладно, размышлял Матиас Соранцо далее. Если их все-таки обнаружат, то ему достанется больше, чем янки. Шкуру живьем не снимут – у русских эта экзотика не в моде, но вломят под первое число. Сколько там у человека ребер? Точно Соранцо не помнил, но был уверен, что поломают все. Единственный вариант, это если американца пришьют. Тогда он никак не успеет выдать, что к лагерю его привел уроженец Сардинии. Разумеется, будет трудно объяснить, как он умудрился попасть в плен и почему при нем оказалось так много снаряжения, но все-таки лучший вариант – это если штатовца грохнут.

Вот примерно так размышлял Матиас Соранцо, пока американский командос Давид Арриго вел наблюдения и ремонтировал технику.

124

Пластик, железо и прочее

Потом была сброшена бомба.

Разумеется, это была не бомба. Время таких древностей ушло. Разве что они сохранились где-нибудь на дальних бетонных стеллажах старых подземных складов? Так, на всякий случай. Вдруг в результате какой-нибудь непредвиденной недоработки политиков страна втянется в очень затяжной конфликт и накопленного запаса новых технологийне хватит?

Так вот, это было устройство другого типа. «Фастхок „стартовал с погруженной на двадцать метров ударной лодки „Айдахо“. Она находилась в трехстах километрах от южноафриканского порта Дурбан. С одинаковой вероятностью она могла плавать где-нибудь в Мозамбикском проливе, для дальности поражения доработанного „фастхока“ это не имело никакого значения. Вообще-то ракет, умеющих стартовать из-под воды, в американском флоте осталось сравнительно немного. Какой смысл их делать? Ведь USA NAVI главенствовал в морях и океанах целиком и полностью, а ракеты, приспособленные для старта из глубины, дороже обыкновенных в полтора раза. Однако адмиральское лобби, где подводники до сих пор пользовались непререкаемым авторитетом, сумело все ж таки выжать кое-какие подачки для своих ныряющих любимцев. С точки зрения сведения на нет казусов технологии, возможно, стоило произвести этот запуск с обычного корабля. Однако облаченные в форму любители наукоемких побрякушек желали реабилитироваться перед политической элитой. Казус, произошедший с „Громовержцем“, ударил по ним чрезвычайно сильно. Нужно было спасать лицо. Допустимо и то, что кто-то из того же «подводно-адмиральского“ лобби желал снова развернуть Конгресс к нуждам родных лодочек. Лишняя демонстрация их военной универсальности совершенно не мешала делу.

«Фастхок» несся над самым морем. Попозже он должен был совершить скачок, на достаточно малой высоте пройти через Драконовы горы. Причем не просто миновать их по самому короткому маршруту, а некоторое время следовать вдоль гряды, затем зацепиться за один из притоков реки Оранжевой, двигаться над самой водой, успешно пересечь два водопада, почти повторяя маршрут падающей воды, а потом около ста километров идти над самой, еще не набравшей силу, Оранжевой. Кстати, здесь он должен был пройти над официально независимым Лесото. По одному из обсуждаемых маршрутов, он даже обязался совершить прыжок над столицей – Масеру. Этот ход признали неверным – крайне опасным: а вдруг по какому-то казусу «фастхок» упадет или, еще чего, взорвется над городом? Помимо того, эта эквилибристика совершенно не нужна. После «демонстрации мощи» все и так должны догадываться, что для Америки не существует «закрытых целей» ни в техническом, ни в морально-психологическом плане.

Затем, распрощавшись с Оранжевой, «фастхок» обязывался «идти» над сушей. Ну что ж, ему не привыкать скользить в пяти метрах от травянистых холмов. Поскольку он летел вдвое быстрее звука, то ретроспективно получилось бы отследить его трассу визуально. В том месте, где он «прошел», трава полегла насовсем. В некоторых случаях тут же валялась всякая живность типа сурков и даже трех единиц крупного рогатого скота. Сверхплотный удар сверхзвуковой воздушной подушки – это вам не шпунтики. Разумеется, никто не догадался пересчитать «заваленных» на перевалах Драконовых гор горных козлов. Само собой понятно, что и над Оранжевой, и над ее притоком «фастхок „глушил рыбу косяками. Ну это все был сопутствующий скрытности ущерб. Кстати, именно степь считалась для «фастхока“ самым опасным участком движения. Здесь, уже вблизи цели, он мог подвергнуться удару какого-нибудь затаившегося, но тоже подвижного механизма ПВО.

Потому бортовой компьютер «фастхока» не только корректировал трассу, но и оставался в постоянной готовности к неожиданностям. Его собственные средства разведки непрерывно прослушивали эфир, улавливая сигналы чужих радаров. Кроме того, он всегда был готов сделать маневр уклонения, подчиняясь команде подвешенного в космосе спутника. Однако за все время полета никаких срочных директив с орбиты не пришло.

Все же это действительно сильно напоминало ситуацию сброса бомбы. Когда открываются бомболюки, сделать уже ничего нельзя.

125

Твердый грунт

Несмотря на духоту, несмотря на наваливающуюся усталость, не глядя на более чем реальную опасность быть обнаруженным и, возможно, в эти же секунды уничтоженным, Давид Арриго был счастлив. Он раскусил техническую задачу, хотя никогда не считал себя великим технологом. Теперь за счет решения технической стороны дела он собирался осуществить тактический ход. Переиграть торжествующего победу противника. Вполне возможно, что переход на тактический уровень вел к демаскировке лейтенанта Арриго, но теперь, после столь долгой возни, отступать никак не получалось. Почему вероятность обнаружения русскими возрастала теперь в огромной степени? Потому что американский десантник Давид Арриго, до сего момента маскирующийся в камнях, собирался выйти в эфир. В течение двух последних часов он колдовал над мертвым компьютером, пытаясь реанимировать хоть какие-то из узлов. В конце концов удалось восстановить некоторые части, в том числе приемно-передающую систему. Теперь он мог надиктовать сообщение и передать его в эфир. По крайней мере он надеялся на это. Однако первая сложность заключалась в том, что у Арриго отсутствовала узконаправленная антенна. Следовательно, переданный сигнал будет рассеиваться, и вся надежда возлагалась на летящие в космосе сверхчувствительные спутники-шпионы. Правда, надежда могла оказаться напрасной. Почему эти хваленые разведывательные аппараты не могут обнаружить лагерь русских? Он виден как на ладони и ничем не прикрыт с воздуха. В том плане, что нет ничего особенного – обычная маскировка. Когда-то Арриго уверяли, что низкоорбитальные спутники, которых сейчас над Южно-Африканским Союзом целый вагон, запросто распознают такие вещи и ни облачность, ни что-то другое им не помеха. Оказалось – враки.

Второе, в чем таился риск при передаче сообщения, заключалось вот в чем. Почти все узлы передающей системы все-таки вышли из строя насовсем. Раньше сигнал не просто передавался на одной частоте, как в радиоприемниках древности, а во избежание перехвата скакал по частотам, причем с огромной скоростью – несколько тысяч скачков всекунду. Теперь же эта функция исчезла. Давид Арриго использовал трофейный бензиновый передатчик. Чтобы сразу не вклиниться в радиопереговоры русских, он вскрыл его корпус и с помощью тонюсенькой проволочки обошел все их линии фиксации частот. То есть теперь надиктованная Давидом Арриго «телефонограмма» уходила в эфир в широченном диапазоне. И значит, не перехватить ее мог только ленивый. Но это только на близком расстоянии. Вдали, из-за размазанности, сигнал быстро затухал. А вообще-то все это лежало в области догадок. У Арриго не имелось никаких приборов для замера выходной мощности и прочих параметров. Могло случиться и так, что сигнал не размазывался, а просто скакал по шкале случайным образом. Короче, куда и как передавалось сообщение, оставалось неясным. Не исключалось, что его улавливание и дешифровка приравнивались по сложности к перехвату инопланетного сигнала. Но за последние часы Арриго, похоже, сделался фаталистом. В техническую сметку своей страны он верил непоколебимо. Так же стойко, как и в медвежью тупость русских. Ведь доблестные победители до сей поры не обнаружили его нехитрый наблюдательный пункт. Если они так расхлябанно относились к наружному наблюдению, то почему в отношении эфира должно было случиться по-другому?

К счастью, подсоединенный к трофейному бензиновому источнику питания компьютер все же осуществлял шифровку сообщения. Хоть это успокаивало. Как бы это выглядело, если бы он на всю округу передал следующее: «Информация для штаба разведывательно-ударной группировки США. Сообщает воздушный десантник Давид Арриго. Веду наблюдение за бандой русских наемников. Моя группа „Рунер“ уничтожена. Компьютер неисправен. Координаты выяснить не могу. Точное место определите сами по моему сигналу. По допросу захваченного „языка“ выяснено, что у русских находятся наши пленные соотечественники. Кроме того, в ближайшее время русские собираются покинуть это место. За ними должны прибыть вертолеты. Я повторю сообщение несколько раз. Ваш ответ принять не смогу – аппаратура расстроена, и кроме того, у меня кончается бензин. Сообщение истинное!!!» После этого Арриго указал свой табельный номер и прочие выходные данные.

Разумеется, всему этому могли не поверить. Но черт возьми, кто мешал штабным идиотам нацелить на Капские горы побольше спутников и подстроить увеличение? Кроме того, Арриго не зря упомянул о плененных товарищах. Это могло удержать горячие головы в Пентагоне от посылки сюда пары-тройки высокоточных ракет.

126

Пластик, железо и прочее

«Клэнси» дернули из прибрежных вод Ирландии. Там он обеспечивал не прямую, но понятную всем и каждому моральную поддержку Ирландской национальной армии. Ясно, что делалось это в пику Англии, которая только скрипела зубами, но не решалась высказать официальный протест. Такая вещица пахла войной, ибо в новые времена переход от обмена нотами к прямой конфронтации мог произойти одновременно. Кроме того, Англия входила в два союза. В Европейский, который призывал своих членов покуда воздерживаться от конфронтации с США, ибо это автоматически вело к втягиванию в войну всего союза. А по заверениям его руководства, к такому развитию событий Евросоюз готов не был. Помимо этого, Англия все-таки входила в блок НАТО. На ее территории все еще отирались американские части, бог знает против кого направленные. Кто знает? Вдруг в случае конфликта они обеспечат ИРНА плацдарм на острове?

В общем, в результате трагедии с «линейкой» моральный дух ирландцев пришлось снизить и вообще ослабить потенциальное давление на северную Европу. Ведь не мог же спешно притянутый с Мадейры «Гарри Трумэн» сбалансировать уход новейшего из новейших авианесущих кораблей? Война на юге явно складывалась неудачно. Она уже ослабляла позиции янки в самой главной части света.

«Том Клэнси» назвали в честь писателя. Это был славный писатель, доблестно и многократно воспевший американскую армию, ее спецслужбы и флот. Его значение для воспитания молодых американских парней и тех, что постарше, выполняющих функции действующих президентов, можно было приравнять к какому-нибудь ударному крейсеру, или ПЛАРБ. Слом традиции обзывания атомных авианосцев именами выдающихся президентов ознаменовал, видимо, эпоху, когда гуманитарные науки окончательно потеснили точные. По крайней мере в плане прямого воздействия на умы. Ибо к какой области можно отнести технологию превращения человека в потребителя? Естественно, применение телевидения имело место. Но поверьте, воздействие рекламного ролика абсолютно идентично, будь его изображение создано с помощью выгнутого бубликом кинескопа или посредством жидкокристаллического переливания цветов. Так вот, «Том Клэнси» был первым боевым кораблем, носящим имя писателя. Сразу после этого, буквально на другой день, кто-то в министерстве вспомнил о классиках. Потому второй, идентичный «Клэнси» и даже ранее спущенный на воду, но почему-то позже доведенный до ума авианосец назвали «Фенимором Купером». Сейчас он нарезал кренделя где-то в районе Хоккайдо. До Южной Африки ему было далеко.

Дабы не оставлять Ирландию уж совсем без моральных костылей, Пентагон рассудил уменьшить боевой ордер «Клэнси». Что могло грозить ему на переходе с севера на юг? Ничего! Ибо НЮАС не имел дальнего океанского флота. А теперь, после первых ударов ракетами, наверное, и вообще флота. А там, вблизи атакуемых берегов, авианосцу дали бысколько угодно кораблей прикрытия из развалившейся «боевой линейки». Кроме того, не все корабли его ордера имели реакторы нового поколения, не говоря о тех, кои их вообще не имели. И потому не все они могли нестись по морям со скоростью сорок миль в час.

Тем не менее даже с сокращенным ордером «Клэнси» имел достаточно мощную систему ПВО.

127

Кабинетные эмпиреи

Знал бы Давид Арриго, как на его сообщение посмотрели в разведывательном отделе разведывательно-ударной группировки. Сама группировка, нацеленная на южную оконечность Африки, не была сконцентрирована только там. Она широко расплескалась по просторам двух океанов. Кроме того, в нее входили авиационные звенья, базирующиеся в Америке, и, разумеется, целая плеяда спутников, орбиты которых простирались вплоть до геостационарных. Штаб группировки, размещенный в «С-800» «Вигилант», как обычно,барражировал в воздушном пространстве Виргинии и Северной Каролины. Возможно, в другие времена столь неопределенное сообщение добиралось бы до адресата месяцы или вообще затерялось бы в сложной цепочке командно-штабных структур, но на дворе давно господствовал компьютерный век, так что вероятность попадания сообщения туда, куда надо, была достаточно высокой.

Безусловно, сигнал, посланный американским лейтенантом, не перехватили преднамеренно. Никто ведать не ведал ни о частотах передачи, ни даже о том, что он еще жив. Нои полной случайностью объяснить произошедшее тоже нельзя. Разведывательно-ударная группировка прослушивала все и вся.

– Вероятность того, что радиопередача истинная, приблизительно шестьдесят процентов, – констатировал эксперт верхнего эшелона разведки. – Дешифровка сделана принятым кодом. Поскольку срок службы кода сутки, этот вышел из употребления несколько часов назад. Это может внушать опасение, так как имеется вероятность раскола кода противником. С другой стороны, сам примитивный метод посылки информации с явно расстроенного передающего прибора – странный ход. Понятно, он может быть осуществлен для большей убедительности, но что особенного содержится в передаче? В чем может быть цель такой дезинформации? Заставить нас выпустить зазря одну-две ракеты?

– Это может быть частью более сложной игры. Какой-нибудь досконально продуманной, многослойной операции, – предположил генерал Лори Джерардд.

– Не исключено, сэр, – кивнул майор. – Но я продолжу. Личный номер и все остальное лейтенанта совпали. В принципе это ни о чем не говорит. Он может быть в плену. Да ивообще, не столь сложно узнать такие мелочи, как личные коды и прочее. Правда, в сообщении есть одна странность. Мы пытались ее как-то интерпретировать, найти скрытый смысл, но…

– Что именно, Эрли? – спросил генерал, снова выводя на свой экран текст лейтенанта Арриго.

– Вот это, – пользуясь собственным компьютером, майор мгновенно выделил нужную фразу цветом. Эта манипуляция тут же отобразилась у начальника. – «У меня кончается бензин». Если это предупреждение о том, что наш Девид Арриго «работает» под давлением, то достаточно странное. Да и не дали бы ему ввести такую не имеющую отношения к делу фразу. Трактовать это как-то по-другому тоже не получается. Может, он довел в иносказательном плане еще что-то. Короче, все эксперты продолжают ломать над этим голову.

– А если это о том, что у него подсели аккумуляторы? – навскидку предположил однозвездный генерал, абсолютно не догадываясь о посетившем его проблеске гениальности.

– Почему об этом не сказать прямо? Зачем иносказание в официальной телеграмме?

– Да, майор, наверное. Ладно, он сообщает о координатах. Мы сумели определить место передачи?

– Триангуляция не представила сложности еще на первом этапе, сэр.

– Ну? Что же нам мешает взглянуть на указанный район?

– Там ничего нет, сэр.

– То есть?

– Там горы, мелкий кустарник. Абсолютно безлюдное место.

– Ну, это в видео, а…

– Мы прошлись по этому району во всех диапазонах, сэр. Нам повезло, полчаса назад спутник «Хат-станд» делал там «нырок» до шестидесяти пяти километров.

– И?

– Вы знаете, «Хат-станд» очень многофункциональная машина. Но ни в тепловом, ни в каком-либо другом режиме – ничего.

– Так…

– Мы проверили результаты триангуляции. – Майор убедительно пожал плечами. – Короче, это какой-то артефакт. Повторных сообщений, кроме той, подряд идущей тройки,не уловлено, так что…

– Проблемы нет?

– Так точно, сэр. Можно заниматься другими вопросами?

– Отставить, Эрли. Давайте-ка займемся этим делом серьезнее.

– А как же другие вопросы, генерал?

– Разве мы будем корпеть над деталями, майор? Мы просто дадим нужные указания кому надо, верно? Так вот, прикиньте, кому дать это задание под грифом «очень срочно»? – Генерал Лори Джерардд помассировал веки. – Теперь что там у нас еще?

И «телефонограмма» Арриго спустилась по цепочке вниз.

128

Твердый грунт

Однако сардинца Матиаса Соранцо не зря мучили плохие предчувствия. Неугомонный американец все-таки доигрался. Их засекли. И это не выразилось в какой-то бешеной беготне по лагерю, криках, гвалте и прочем. Несколько профессионалов тихонько покинули лагерь и зашли совсем с неожиданной стороны. За тылом Давид Арриго не присматривал. Это было почти невозможно с выбранной им позиции. А уж тем более он не ожидал нападения таким образом. Он как раз осторожно приложился к фляжке, размышляя, надолго ли ему хватит воды, учитывая наличие пленного «землячка», когда его внимание привлек странный шум. Это шелестели, несясь по воздуху, газовые гранаты. Две штуки, дабы избежать возможности осечки стопроцентно. Потом они взорвались.

Так что он не испытал унижение схлопывающихся на пальцах наручников производства собственной страны. Но еще обиднее было, наверное, Матиасу Соранцо. Он оказался без сознания в исторический момент, когда на нем резали стягивающую руки бечеву. Очнулись оба уже в лагере. После химии у обоих случилось некоторое помутнение в голове. Кстати, потом этот орган еще долго болел, по крайней мере полсуток.

Герман, а также все, кому не лень, осматривали предметы, отобранные у частично захваченных, а частично освобожденных. Ничего особо нового там не имелось. Удивило большое количество оружия, прихваченного из лагеря. А вот то, что им попался американец, даже обрадовало. Из допроса «предыдущей партии» пленных они знали, что не нашли одного из десантников. Хуже – командира взвода. Оставалась надежда, что он не сбежал, а лежит где-нибудь в горах бездыханным. Но все-таки на поиски никого не отправили.

– Не демаскируйте наше местопребывание! – сказал Герману Сережа Шикарев. – Даже если он сбежал, что толку? Мы обнаружим их подход заранее. У него неисправна аппаратура, пока он найдет своих, пока они решатся прочесать район. Нас успеют отсюда эвакуировать. Не волнуйся зря, Герман. Вы отразили атаку – честь вам и хвала. Может, в тех танках тоже кто-нибудь сохранился, что бежать, резать их автогеном и осматривать?

– Вы начальство, вам виднее, – согласился Минаков.

Самым интересным среди подобранных вещей оказалось самодельное устройство, сооруженное из совмещенных в единую цепь стандартного полевого микрокомпьютера и бензинового телефона. Электронщики, коих в лагере имелось пресолидное количество, долго дискуссировали.

– Как думаете, эта штука могла что-то передать?

– Не верю. Может, попытка и была, но я протестировал «комп» – он совершенно дохлый. Конечно, я бы мог сейчас ввести в строй кое-какие узлы, но для этого надо аппаратуру, которой у янки не было. – (Эксперт ошибался, компьютер умер уже после того, как Арриго попользовался им в последний раз). – Вообще-то, устройство оригинальное. Действительно, необходимость – мать изобретательства. Ты смог бы соорудить такое?

– Нет, я бы сделал лучше. Смотри, как он по-дурацки влез в оконечный усилитель. Видишь? Можно было бы сотворить так. А еще лучше вот так. Секешь?

– Секу. Но еще правильнее попытаться реанимировать «упаковщик». Можно было бы сделать сжатие и передать что хочешь за доли секунды, верно?

– Кстати, надо спросить у Шикарева разрешение поэкспериментировать, как передает телефон с такой, как сейчас, пайкой. В смысле скруткой.

– Ты что, хочешь нас засветить? Сергей сам выходит на связь с Центром лишь два раза в час.

– Жаль, было бы интересно.

– Глупость, чем бы ты замерял «полосу»?

Вот в таком роде и прошло совещание специалистов.

Солдаты отряда действовали несколько по-другому. Вначале они независимо расспросили освобожденного Соранцо, желая после сравнить его показания с результатом допроса американца.

– Янки разговаривал с кем-нибудь по твоей рации? – спросил Герман итальянца.

– Вроде нет. Но все возился с ней, возился. – Сардинец был рад отвечать на любые вопросы, малосвязанные с составом его снаряжения.

Это, кстати, тоже волновало Германа и еще некоторых, но сейчас их внимание сосредоточилось на Давиде Арриго. Первоначальный боевой порыв мщения, возникший в бою после потерь, претерпел апогей торжества во время уничтожения танков. Это была жестокая акция, поскольку погруженные в виртуальные миры машины уничтожились вместе с экипажами. После этого особо предаваться садизму не хотелось. Кроме того, в лагере имелись женщины. Становилось как-то неудобно пускать тут кровь литрами или оглашать округу криками истязаемых людей. Тем более не каких-то бушменов, а белых. Помимо того, при захвате лазутчика никто не пострадал. И потому с ним разговаривали достаточно мягко, используя только морально-психологическое давление. Он подтвердил слова Матиаса Соранцо о том, что делал попытки выйти на связь со своими, но их этого ничего не получилось. Поскольку этот ответ совпал с точкой зрения специалистов, вопрошающие не стали настаивать.

Это было очень и очень зря.

129

Пластик, железо и прочее

Бомба взорвалась прямо над центром города на высоте восьмисот метров. Для этого «фастхок» сделал подскок, поскольку продвигался к центру, огибая немногочисленныевысотные здания. Заметить его непосредственно не успевал почти никто, однако сверхзвуковой удар, настигающий нерасторопных, выводил из ступора любого. В двух случаях это даже привело к авариям: какие-то автомобили покорежили друг друга. Теперь их водители выбирались из совершенно недеформированных салонов, собираясь выяснять отношения между собой и полицией. О, как медленно, бестолково и статично это выглядело сравнительно с обгоняющим звук и ворочающим рулями монстром! Те, зависшие впредыдущих, уже не имеющих значения секундах и кварталах водители еще только смаковали во рту первые грубости, а «фастхок» уже задирал плоское акулье рыло кверху, стремясь преодолеть последние сотни метров – менее чем секундный отрезок – своего окончательного маршрута. «Из пункта „А“ вышел курьерский…» Теперь он прибыл в пункт «Б» с точностью до пятнадцати метров. Она могла быть десятикратно выше, если бы «фастхок» использовал спутниковую топопривязку, но он ее не использовал. Послеистории с «Громовержцем» генералы побоялись доверить спутниковой локации столь серьезное дело.

С точки зрения особо логичных пентагоновских гуманистов умопомрачительная скорость «фастхока» делала доброе дело. Поскольку ракета домчала от окраин до центра всчитаные мгновения, ее появление не успело никого напугать, родив в голове картину совсем скорого кошмара. Следовательно, массовое убийство должно было состояться без предупреждения, а значит, без напряжения психики «пациентов». Ведь право, что они могли почувствовать, если скорость передачи болевых сигналов в теле около двухсот метров в секунду, а испарение биомассы в зоне воздействия вспышки – миллионные доли? Так что гуманизм здесь все-таки присутствовал, пусть и в несколько специфическом варианте. Представьте, как бы перенапряглась и расстроилась нервная система жителей, если бы это была какая-нибудь неторопливо планирующая на парашюте бомба? Так ведь еще ползущий по небу «Б-1» насторожил бы дремлющее подсознание. Могли быть слезы, напуганные дети и всякие прочие неприятные факторы, возникшие еще до, а не после.

С другой стороны, с точки зрения нанесения ущерба, возможно, гуманнее было бы взорвать бомбу где-нибудь ближе к окраине. Все же средь бела дня деловая активность, а значит, и плотность человекотел на километр квадратный в центре города выше, но… Рациональный гуманизм и так проявил себя при обсуждении выбора цели, ведь в каком-нибудь Кейптауне при подрыве аналогичного боеприпаса над центром гарантированно уничтожался миллион двуногих обоего пола. Продолжай военная мысль двигаться в этом направлении, гуманизм неизбежно одержал бы тактическую победу. В таком случае бомбу вообще следовало взрывать в какой-нибудь пустыне Калахари, предварительно оповестив о шоу весь мир. Но! Вся хирургически рассчитанная операция по подавлению задирающей голову Африки тогда бы расстроилась, потеряла смысл. Блумфонтейн приносился в жертву для того, чтоб избежать гораздо больших потерь. Возможно, это так и было, мы имеем перед глазами только одну реальность, так что проверить с достаточнойнадежностью другие вариации нельзя.

Воздушный взрыв предпочтительней наземного по двум главенствующим соображениям. Первое, антигуманное, исходило из чистого рационализма. Радиус поражения при атаке такой уязвимой цели, как город, резко увеличивается при возвышении. Второе произрастало как из рационализма, так и из того же гуманизма одновременно. Несмотря на то что сейчас применялась «чистая бомба» в пределах возможностей физики по нейтрализации остаточной радиации, все же радиоактивный фон должен был присутствовать. Смещение взрыва вверх, то есть увеличение рассогласования гипоцентра и эпицентра, уменьшало местную остаточную радиацию почти втрое. С точки зрения перспектив будущей застройки образующегося сейчас пустыря это являлось действительно гуманной акцией. Снимем шляпу перед математикой!

Естественно, «чистая» внутренность перемолотого в атомы «фастхока» все равно инициировала радиоактивный фон. Его порождала сверхмощная световая вспышка, великанским фотоаппаратом высветившая все неровности окружающего рельефа. Затем она же породила ударную волну, ибо не выскакивает же уплотненная воздушная стена непосредственно из небольшого объема «фастхока». Блумфонтейн не был центром мира с плотной небоскребной толкотней, потому их массивные алюминиево-пластиковые тела не заслонили мелкие, вжавшиеся в землю строения. Слепящий свет, а затем кувалда воздуха навалилась на пяти-, трех– и одноэтажные домики несколько сверху. В бессмысленномусилии некоторые из домишек пытались заслонить собой соседей, они даже дулись в объеме, вбирая в нутро энергию прессующей кирпичи волны. Все тщетно, здесь использовались силы куда более высокого порядка, чем обычная механика. И домики лопались, рассыпались скорлупой. В этих краях не бывало землетрясений – Африка старый, достаточно устойчивый материк, – а потому здесь никогда не прививалась сейсмостойкая архитектура. А за счет относительной мягкости климата фундаменты тоже имели небольшую углубку: так, полметровка, на всякий случай, против размывания дождями. Короче, в этих условиях можно сказать, что город просто взлетел. Правда, он уже и не был городом. Теперь он даже не был перемешанным скоплением запчастей для постройки города. Локальной победой подвешенной в воздухе энтропии – вот чем это было. Разумеется, где-то в этих крошащихся и прессующихся скорлупках находились живые существа. Точнее, остатки живых существ, сложные биологические цепочки, продолжающие испаряться и перемалываться окружающими ошметками более твердых субстанций. Даже воздух сейчас стал твердокаменнее этих слабых молекул. Он запросто перетирал их в порошок.

Случайные наблюдатели, оказавшиеся не слишком близко, могли забесплатно полюбоваться растущей в небесную серость искусственной горой. С расстояния она казалась достаточно плотной, ничуть не хуже и даже выше настоящих гор. В какой-то мере такая точка зрения полностью соответствовала действительности. Просто эта структура создавалась не на столь большой, как горы, срок. Ну что же, человек еще не являлся достойным конкурентом природы в плане растягивания своего творчества в вечность, он только вышел на стартовую линию. Зато форма новой горы отличалась привычной экстравагантностью. Никто еще не отменял грибовидную заливку ядерного взрыва.

Правда, спутнику фоторазведки, двигающемуся в полной безопасности двумястами километрами выше, он представлялся несколько с другого ракурса. Ну что же, век торжества демократии оставил свой след – каждый мог иметь свою индивидуальную точку зрения на мир.

130

Твердый грунт

– Ну что, четвертуем гадов? – на полном серьезе спросил Михаил Гитуляр, связист и компьютерщик «Ахернара». Михаил считался в отряде самым мягким человеком, насколько это вообще возможно среди людей, нанятых для убийства. Что было говорить о других? Герман Минаков чистосердечно не знал, что ответить. Он сам кипел. Вопрос касался четырех пленных американцев, а обсуждался после того, как в лагерь пришло известие об атомной бомбардировке города Блумфонтейн.

– Четвертовать мало! – сказал украинец Захар Кисленко. – Надо их вообще разрезать на части. Я вот когда-то читал, что янки как-то разрезали одного преступника на части, как колбасу, через один миллиметр. Говорят, для научных целей.

Герман Минаков никогда не думал, что Кисленко читает, а уж тем более такое. Он наверняка привирал – не насчет случая, а насчет чтения. Однако вслух Герман этого говорить не стал: хохол был обидчивым.

– То ж для науки, – сказал командир отряда уклончиво. – И ведь там, наверное, мертвого резали.

– А мы попробуем живого, – без оттенка юмора настаивал Кисленко.

– Успокойся ты, Захар. Они что тебе, летчики? Такие же, как мы, – пехота.

– Так, может, их отпустим? Пущай гуляют? – возмутился Ярослав Володин. – Я бы, знаете, что сделал?

– Ну? – кровожадно поинтересовался Кисленко.

– Отвез бы их сейчас – прямо в форме – в окрестности Блумфонтейна. Уж там бы местные черные с ними побеседовали о гуманизме и демократии.

– И о мире во всем мире, – неизвестно к чему добавил Кисленко. Это у него были такие шутки.

– Они бы их сожрали, а из кишок сделали ливерку, – вклинился в разговор Володя Кошкарев, отрядный техник. Что-то всех интеллигентов отряда потянуло не туда, с горечью подумал Минаков. А стоящие вокруг даже заулыбались. Быть может, от того, что разговор свернул в гастрономическую область? Это было немудрено, в лагере урезали паек, так как народу было гораздо больше, чем требовалось для имеющихся припасов. Кстати, трофейные пайки, к общему возмущению пехотинцев, Шикарев потребовал внести в общий котел. «У нас в отряде женщины», – сказал он по этому поводу. Возразить на такой аргумент оказалось нечего.

– Кстати, если их порешить, то продуктовая норма повысится автоматом, – тут же прочел и развернул мысли Минакова в другое русло Гитуляр.

– А может, сами пустим их на колбасу? – блеснул черным юморком Володин.

– Класс! Четыре откормленных амера! – подмигнул Кошкарев. – А если что-нибудь отрезать, то колбаса тут как тут – уже в готовом виде.

Все дружно заржали. Много ли пехотинцу надо, констатировал Герман Минаков.

Сам он тоже улыбался.

131

Пластик, железо и прочее

Ракета не была старой. Хотя инженерное решение и конструкция, по которой она создавалась, относились к апогею ушедшей эры. Тому замалчиваемому времени, когда весь мир делился на два противостоящих лагеря, способных и, может быть, тайно жаждущих испепелить друг друга в течение нескольких часов. И поскольку ракета и система ее запуска когда-то приспосабливались к тому страшному миру, подвешенному на нити, ткань коей свисала между кромками сверкающих заточкой ножниц, то ее основная прелесть заключалась в способности выживать, даже после того как ножницы сомкнулись и в стратосферу стартовали потушенные огни перетертых в пыль городов. Так что окружающая пустыня, природное образование, распирающееся с каждым годом все далее на север и юг, была для ракеты и для необходимой к запуску аппаратуры местом, настолько же подходящим, как родные луга-поля, с капаньем слепого дождика на макушку. Ракета была универсальным солдатом эпохи ядерных войн. Понятие «климатические условия» длянее начисто отсутствовало, по крайней мере в специфике суши третьей планеты Солнечной системы.

Когда-то ранее для нее ничего не значили и географические координаты. Точнее, все части света были равнозначны в плане возможности их скоростного достижения. Теперь, после подрезания «ног», взлетные характеристики снизились, и скорость стала недостаточной для межконтинентальных бросков. Ну что же, у каждого минуса имеются плюсы. Стартовый вес уменьшился – это позволило еще более расширить такую характеристику тягача-универсала, как проходимость. Теперь даже размытое бездорожье тропиков сезона дождей стало ему нипочем.

Однако в данном случае это уменьшение веса ракеты использовалось еще более хитро. Здесь, в пустыне Намиб, тягачу не грозили селевые потоки, потому можно было смело скрутить вон две колесные пары вместе с осями, дифференциалами и прочей механикой. Теперь, перекрасив нижнюю часть и наставив к верхней фанерно-пластиковый камуфляж, получалось шатко-валко выдать тягач за какую-нибудь разновидность тяжелого бензовоза. В этом плане ему в свиту прекрасно ложились две машины сопровождения. Мало ли, может, просто усиленная охрана? Бензин сейчас дело дорогое, вот-вот грозящее стать реликтом. Так почему бы этим машинкам не катить впереди и сзади от бензовоза? Да еще не выставить авангард в виде двух-четырех джипов. Места ведь вокруг неспокойные – полупровинция, полуколония Зулустана и одновременно совместный протекторат остальных членов НЮАС. Поди разберись, кто тут кому должен? А потому, если из оконного проема тягача вместо руки с сигаретой пялит рыло крупнокалиберный пулемет, а на джипе неряшливо торчит из брезента пусковая труба ракетной направляющей, то кто, собственно, может возразить что-нибудь по существу? Дорожная полиция? Не смешите! Тем более эскорт рулит вне дорог.

Он прибыл неизвестно откуда, прет без остановок, иногда делает ложные лавирования, маскируя конечную цель. Он кружит в этих местах уже давно. Спутники? Да, пожалуй, некоторые обратили на колонну внимание. Но мало ли в тридцати миллионах километров лоскутного одеяла Африки всяких бандформирований? Считать, не пересчитать. Сейчас все внимание на самый юг. Намибия протекторат – что с ней возиться?

Впрочем, эскорт уже не лавирует, уже замер на месте и чем-то занят. Размещение машин достаточно хаотичное. Похоже на непродуманную разбивку лагеря. Если б возле моря, было бы подозрительно. Пожалуй, стоило бы сместить к северу патрулирующий ниже «Супремак». Однако все рассчитано. Спутников, чиркающих по верхней части атмосферы, сейчас над данным районом нет. Разумеется, под достаточно небольшим углом видят что-то геостационарные, но где им разобраться с ходу. Никакого опасного радиоизлучения из района не идет, а значит, тут не применяется какой-то новейший локатор. Нового поколения «Аваксов» – «Супремаков» мало: после катастрофы с «линейкой» – наперечет. Естественно, если бы имелась лишняя, незадействованная авиация, можно было бы послать звено каких-нибудь «F-117». Разобраться, что к чему, а еще лучше раскатать колонну в пыль – на всякий пожарный случай, чтобы другим неповадно было красть спутниковое внимание. Кстати, один из них должен пройти над районом через пятьдесят минут, и ему уже поставлена соответствующая задача. Ни больше ни меньше, а сделать «нырок» – временный сход до шестидесяти пяти километров и произвести фотографирование с помощью бортового телескопа.

Те, кто прибыл с колонной, знают об этой опасности. Ничего страшного, по нормативу они должны уложиться в восемь с половиной минут. Можно даже расслабиться после проведения контроля и кое-что уточнить у окружающего мира.

Поскольку спутник «Хат-станд» не успевает, он не сможет отправить в АНБ красивые, четкие фотографии, от которых у пентагоновских генералов отвиснут челюсти и округлятся глаза.

Там, посреди пустыни Намиб («Послушайте, где здесь море?» – «Да, километров сто осталось». – «Ничего себе пляж отгрохали!»)… Так вот, посреди пустыни Намиб уже коптят небо ненужные фанерно-пластиковые щиты с надписями «Огнеопасно!». Пытаются задымить местность – дым все едино дармовой. А из клочьев этого жалкого подобия завесы торчит в небо готовая к пуску ракета «финик». Тактическая ракета – производная более сложной системы – межконтинентальной ракеты «тополь». Усовершенствование достигнуто через упрощение. Конструктор для детского ума. Берется большая 45-тонная штуковина, сокращается на одну ступень, урезается в весе и дальности поражения. Допяти с половиной тысяч километров.

Немного, но достаточно солидно!

132

Твердый грунт

Лагерь уже свыкся со своим странным, подвешенным в неопределенности состоянием. Враги его не атаковали, хотя по логике после понесенных потерь янки обязаны были бросить в этот район новые силы или уж обработать его высокоточным оружием. Конечно, теперь, когда почти сто лет закупоренные атомные арсеналы распахнулись, можно ожидать не только высокоточных ударов. Почему бы под шумок не травануть Капские горы химией? В сравнении с ядерными грибами химическая война кажется милым сердцу развлечением. Так вот, враг не атаковал, далекий таинственный Центр, эфемерная, но все же руководящая инстанция, расположенная неизвестно где, тоже не давал указаний. Не занятый делами по уши военный народ начинал потихонечку звереть. Правда, к пленникам попривыкли, они даже не вызывали более желания испытать починенные плазменные винтовки. Зато от присутствия женщин-программисток у солдат текли слюни и, может, даже что-то еще. В условиях скученности и наличия множества малознакомых людей это могло привести к каким-нибудь эксцессам.

Герман Минаков и сам почувствовал, как пучится в висках кровь, когда почти случайно около палатки Шикарева заговорил с девушкой. Звали ее Лиза Королева, родом из Ульяновска, бывшего до того Симбирском, а до этого тоже Ульяновском, а еще до того первоначально тоже Симбирском. Они перекинулись парой фраз. Лиза была очень улыбчивой и милой. Глаза у нее прямо светились. Герман догадывался, что это контактные линзы – при ее работе не испортить зрение просто немыслимо. Кроме того, он понимал, что Лиза потому мила, что знает, где находится. В каких-то неведомых, вполне вероятно, необитаемых африканских горах, в окружении почти сотни вооруженных и одуревших от однополого окружения мужиков. С ними нужно держаться бойко, по-приятельски, не позволять пересекать определенную грань, а еще лучше делать так, чтобы эту грань даже не пытались нащупать. Достигается такое целым арсеналом женских уловок, полный перечень которых мужчинам попросту недоступен. Так вот, в принципе догадываясь о всем этом психологическом трюкачестве, Герман тем не менее был сражен наповал. Вот что значит – несколько лет не бывать на родине, в тех краях, где водятся обыкновенныерусские девушки.

Целый день он ходил сам не свой, к вечеру вроде по делу покрутился вблизи обитания женщин. Он надеялся, что случай разрешит ситуацию. Ведь он, безусловно, был очень не прочь завязать роман. Но по большому счету он вовсе не собирался этого делать сейчас. Разве тут было время и место? Мало того, на нем лежала ответственность – он был командиром. Командиром, в подметки не годившимся сгинувшему Потапу Епифановичу. В отряде назревала бездна противоречий. Например, вопрос с иностранцами так и не разрешился. Что с того, что все они доблестно проявили себя в бою? Эти люди прибыли в Африку воевать за деньги. То, что их сейчас втянули в войну с Америкой, им явно не улыбалось. На далекую, неведомую Россию, явно играющую в происходящем далеко не последнюю скрипку, им было глубоко наплевать. Так и недовыясненная, но покуда затертая суетой история с угодившим в плен итальянцем, – яркое подтверждение общему настрою наемников из Европы. Так что лейтенанту Минакову было по статусу не положено заводить романы.

Тем более он крайне смутно представлял, как это возможно в сегодняшней ситуации. И даже не об этом речь. Допустим, все действительно на мази – они с глазастой Лизой одновременно поражены снайпером Амуром. Естественно, не имеется никакой возможности такое скрыть. Весь отряд, да и вообще весь лагерь, ему завидует. За исключением разве что гениев-программистов. Те так привыкли к наличию рядом с собой женщин-сотрудниц, что давно не воспринимают их в качестве особ иного пола. А может, у них от чрезмерно переразвитых мозгов или постоянного погружения в виртуальность вообще атрофировались мужские функции? Как можно такое проверить, да и надо ли? На трех наличествующих в лагере женщин-техников – конкурентов-хищников и так более чем много.

Так вот, удачный роман для некоторых просто зависть. Лишнее напряжение в отношениях с подчиненными, особенно теми же иностранцами. «У этих русских все только для себя – даже бабы! А мы должны вообще задарма кровь проливать?» Куда это годится? Разумеется, те, кто похитрее, будут надеяться: пусть, мол, Минаков порезвится, может, проторит путь остальным? Главное ведь начать. Но еще хуже, если Герман будет бегать за Лизой, как влюбленный павиан, а потом его наконец-то отошьют. Во смеху-то будет! Тогда уж ему никогда не стать командиром-скалой, подобно Епифановичу. Подначки останутся навсегда.

Короче, альтернатив с этой еще не завязавшейся любовью было пруд пруди. Герман даже обрадовался, что не удалось встретить Лизу снова. Не мог же он в самом деле вплотную подрулить к палатке программистов? Уж тогда все точно бы опознали в нем гориллу-самца.

Возвратившись к себе, он бы доволен собственной стойкостью. Правда, когда пришло время спать, наступила пора эротических фантазий. Вздремнуть не удалось вовсе. Измучившись вконец, Герман Минаков добрел до окраины лагеря и, расположившись на камушке, решил заняться астрономией. Теперь для такого действа в распоряжении имеласьтолько память – полевой компьютер-тактик приказал долго жить. После ЭМИ реанимировать его не сумели. Кстати, подумалось Герману, это ли не повод наведаться завтра к программистам? Он уже почти наметил план действий. А в голове тут же начала крутиться вторая серия эротики «Лиза и я подружились».

Он все-таки заставил себя поднять голову кверху и уверенно найти Большое Магелланово Облако. «Сколько до тебя? – начал припоминать Герман. Не припомнил, зато мысли ловко соскочили в проторенное русло. – До Лизы Королевой вообще-то ближе». В нутре подлое подсознание уже заправляло в видеомагнитофон третью часть фильма. Сюжетбыл тот же. Что-то нужно было предпринять, но что?

– Господи, спаси! – сказал Герман вслух.

– Ой, кто здесь?! – спросил женский голос. – Вы меня напугали!

Герман замер. Вообще-то голос был не слишком-то и напуганный. Сердце бухнуло непосредственно в висках – он узнал этот голос. Похоже, у него начинались галлюцинации – фильм со стереоэффектами. Что могла делать Лиза ночью здесь? Разве что?..

– В нашем туалете такая вонища, – сказала она, читая его мысли (благо что не все!).

– Вы правы, – проговорил Герман Минаков, удивляясь своей внезапной расторопности. Кто-то уверенный и ведающий все спокойно взял на себя бразды правления процессом. – Вы не волнуйтесь, Лиза. Я не подсматривал. Я вообще сижу к вам спиной.

– Да я и не боюсь. Здесь такая темень ночами. Просто жуть. Вообще-то, вы, наверное, привыкли. Я забыла, вы сколько уже в Африке, Герман?

Они проговорили и просидели рядом до утра. Ничего более волнующего между ними не произошло. Но Герман Минаков был счастлив.

133

Кабинетные эмпиреи

– Понимаете, в чем дело, сэр, я даже боюсь обсуждать это по линиям сообщения любого типа, – доложил генерал Лори Джерардд своему новому начальнику. – Однако в ближайшие минуты я свяжусь с вами по специально создаваемому сейчас каналу связи. Скорее всего будет хорошо, если вы сумеете подключить к этой проблеме генерала Лоджи Хеллера.

– Понял вас, Лори, – кивнул озадаченный донельзя командующий всей южноафриканской операцией двузвездный генерал Гуди Гуинет. В действительности он, разумеется, ничего не понял. Но, будучи поставлен на должность буквально на днях вместо спешно смещенного Уильяма Хенса, он уже заранее чувствовал, что от этой войны не следует ждать особо приятных известий. Кроме того, будучи знаком с генералом Джерарддом давно, он почти не сомневался, что тот не будет нервничать по пустякам. Старину Уильяма сделали козлом отпущения после истории с «Громовержцем». Но вроде бы даже тогда происходящее спокойно обсуждалось по военным системам связи. Что же могло случиться еще более опасное, если это секретят сверх всякой меры?

К тому времени как специалисты на борту барражирующего на высоте двенадцать километров командного пункта создали этот самый суперзащищенный канал, Гуди Гуинет вспотел от предчувствий, хотя находился в комнате с кондиционером. Кабинетная жизнь идет по своим законам, и порой генералы волнуются больше, чем пилоты-истребители.Это тем более удивительно, что даже больше, чем они же сами когда-то, в те славные времена молодости, где они лично водили истребители, корабли и танки. Подогретое воображение двузвездного генерала уже рисовало ему самые разнообразные апокалипсические картины, когда наконец с ним соединился летающий КП. Они с Лори Джерарддом разговаривали всего несколько минут, когда сам командующий группировкой согласился, что к делу нужно подключать другие службы.

Так что очень скоро парящий над Виргинией «С-800» соединился с несколькими персонами. Теперь в этом селекторном обсуждении участвовали директора военно-технической разведки АНБ, Центрального разведывательного управления, Федерального бюро расследований и упомянутый ранее двузвездный генерал Лоджи Хеллер – командующий космической группировкой, задействованной в войне. Обсуждение проводилось только по видеоканалу, без применения компьютеров. Это было непривычно. Большинству участвующих в совещании только-только перевалило за пятьдесят, так что в период своего младенчества они как раз застали на рабочих столах своих пап и мам первые «персоналки». В молодости они полностью вошли в их жизнь. Это было первое компьютерное поколение, дорвавшееся до вершины управления государством. Сейчас они чувствовали себя не совсем в своей тарелке, ибо им не разрешили пользоваться любимыми игрушками. Пригласивший их генерал Гуинет строго-настрого запретил использовать встроенные в микрокомпьютеры диктофоны, электронные блокноты и прочее. Единственный, перед кем имелся компьютер, был Лори Джерардд, теперь из-за постоянного смещения летающего командного пункта барражирующий уже в небесах Северной Каролины. То, что он выводил на экран, транслировалось на видеофоны остальных. Однако очень скоро, буквально после нескольких фраз, все участники совещания поняли, чем вызваны меры предосторожности.

– Так что, по идее, в конечной стадии все просто, – объяснял генерал Джерардд. – Если разобраться в технологии исполнения, это далеко не так. Мы пытаемся анализироватьэтоуже более часа и еще не нашли всех концов. Так вот. Видите изображение местности? Вот в спектре восприятия человека. Вот в инфракрасном. Вот еще смещение. А вот даже радиосканирование! Все нормально, правда? Обратите внимание на датчик времени. Наблюдаете, все совпадает. А вот что мы сделали абсолютно по своей инициативе и явно незаконно, заставив сорок минут назад поработать на себя один французский оптический наблюдатель. (Мы перенацелили его объективы с района Трансвааля сюда, в нужную нам область. Не волнуйтесь, там, в Париже, уверены, что произошел сбой с временной пропажей изображения.) Видите разницу? – Генерал Лори Джерардд сиял. Он был в апофеозе славы. Там, за подмостками, остались обеспечившие этот взлет в апогей майор Эрли и многие-многие другие. – Как вы поняли, все наши спутники обмануты. Идет замещение видеоряда именно нужного района. Там, похоже, и расположен временный лагерь русских. Установлено: блокируется вся информация по данному участку местности.

– А почему вы думаете, что там временный, а не постоянный лагерь? – спросил Гуди Гуинет.

– Мы ретроспективно просмотрели прошлые дни. Этот район смещается. Он, видимо, всегда совпадает с тем местом, где находятся эти русские. То есть они идут или летают– уж не знаю, что именно, – а мы тут сверху ничегошеньки не наблюдаем. Мало того, мы вовсе не уверены, что такое локальное слепое пятно у нас одно-единственное. Вообще-то даю руку на отсечение, что таких районов должно быть много. Это ведь временная группа, но она должна как-то снабжаться, корректироваться и так далее. В общем, представьте, по всей нашей сети, в том числе сверхсекретной, идет блокировка информации по нужным кому-то районам. То есть вся наша огромная космогруппировка… Сколько там спутников, подскажите, пожалуйста, генерал Хеллер? – В плане восхода на Олимп это был апофеоз речи – когда бы еще Джерардд, стоящий на социальной лестнице ниже всех присутствующих, мог позволить себе дернуть за ниточку вышестоящего двузвездного начальника? – Так вот, господа, двести пятьдесят спутников! И все зазря. Уж не знаю, сколько это миллиардов, выкачанных с налогоплательщиков.