Чтение 5–й страницы книги ~Красный рассвет~

Через неделю они узнали, что снимок дошел без помех: Интерпол повысил вознаграждение за пирата и наемника Бортника вчетверо. Теперь он оценивался в один миллион двести тысяч. Не слишком круглая, но внушительная сумма.

Обзор сверху

Следует ли из этого, что некогда мощная и просвещенная Россия стала рассадником пиратства и наемничества мирового масштаба?

С абсолютной уверенностью!

Однако непойманный – не вор. Как прикажете доказать обвинение с помощью юриспруденции? Уловленные спутниками-шпионами и лодками-наблюдателями радиопереговоры? Уймитесь! В полувековом царствии компьютерных технологий обвиняемому весьма просто доказать, что все многочасовые записи, собранные против него, есть всего лишь порождение виртуальности. Ну а если и не доказать, так посеять сомнение в головах присяжных. Да и вообще, кого обвинять-то? Правителей полураспавшегося государства? Помилуйте, скажут они. Мы практически не контролируем ситуацию. Бог или черт знает, что там по-настоящему творится на этих северных базах. Мы с трудом обеспечиваем хоть какую-то стабильность. И для нас лучше скрытые шуры-муры на верфях, чем открытые бунты полуголодного флота. Пиратство? Ну что вы? Явное преувеличение. Нефиксируемые рейды подводного флота? Может, и случались, куда-нибудь в близлежащие моря. Но это – в пределах допустимого. Транспортировка наркотиков, может, работорговля – женщины и прочее. Но это ведь мелочи, мы относительно ориентируемся в проблеме. В пределах наших скромных на сегодня возможностей держим ситуацию под наблюдением. Что-то серьезное, с применением списанных дальнобойных торпед? Ну что вы, это просто невозможно. Индийский и Атлантика? Уж это совсем фантастика. Вы, наверное, насмотрелись «Матрицы-42»? Ну, разумеется, мы изучим переданные вами материалы с полной серьезностью и совсем непредвзято.

Что прикажете делать расшатанному внутренними противоречиями Атлантическому союзу? Начинать полномасштабную войну с Россией? Или с ее северными анклавами? Менять там едва держащиеся на плаву правительства? Сколько уж их менялось. Так эти хоть держатся поболее предыдущих. Да и вообще, в этом мире нет однозначных понятий. Хотя, по вбитым инфоканалами стандартам, демократия, например, – это очень хорошо, а тоталитаризм – однозначно плохо. И пиратство с такой позиции, разумеется, тоже нехорошо. Но вот по сути, если копнуть? Ведь иногда и кому-то в этом же Атлантическом cоюзе нужно сделать нечто не совсем законное. Как быть? Не пошлешь же свои, базирующиеся в открытых туристам базах корабли куда-то за три моря выполнять нечто щепетильное, со стрельбой и торпедными пусками? Нет, не пошлешь! Ибо пресса вездесуща. Заткнуть? Заткнуть-то, конечно, можно, но стоит ли по мелкому поводу? И вот перечисляем деньги на чей-то таинственный счет. И кто-то неясный и несуществующий решает там, за два океана и три моря, ваши маленькие проблемы.

Например, интересная и даже заставляющая задуматься штука, использовать этих таинственных, но управляемых валютными чеками корсаров против стихийных пиратов. Имелись прецеденты, и даже не один раз. Какие-то, не в меру расплодившиеся племена, живущие в самом плотном на Земле скоплении морей (да, в Индонезии, там, где стыкуются разом море Арафурское, море Молаккское, а также море Серам, море Саву и море Банда), повадились грабить суда, ходящие под нидерландским флагом. Почему именно эти? Кто знает, может, случайность, и, может, не во флаге вовсе дело. Да только «достали» они. Может, само Королевство Нидерланды, может, Великое Герцогство Люксембург, у которого флаг до ужаса аналогичный. А может, какую-то торговую корпорацию, которая денег через Швейцарию пересылает больше, чем вышеперечисленные царства-государства, вместе взятые.

Местные пираты с острова Буру пока еще обитали по старинке, в каменном веке. Плавали на пирогах, лишь иногда приставляя к ним мотор. Им эти мельтешащие мимо суши сухогрузы с неизвестно откуда идущим и неизвестно куда скрывающимся добром представлялись чем-то таинственно притягательным. Ситуация была похожа на ту, как если бы мимо звезды Солнце периодически проносились какие-то таинственные, груженные под завязку звездолеты с неясно кому принадлежащим имуществом. Неужели наша маленькая, но гордая цивилизация, уже высунувшая нос в космос, упустила бы возможность поживиться неизвестными наукоемкими технологиями? Ее бы удержала какая-то трансгалактическая конвенция? Уймитесь! Кто нам ее доводил? Незнание законов не освобождает… Ну-ну! По бумаге – нет, а по совести – совсем даже да!

Так вот, эти самые пироги, с моторами и без, подкрадывались по ночам к проходящим поблизости кораблям, а сидящие в них первобытные воины в набедренных повязках бесшумно штурмовали борт. А потом пара старинных, но смазанных берданок Калашникова, а также пять-шесть производящих большее впечатление остро заточенных тесаков решали дело. Даже резать приходилось не всегда. Когда тридцатисантиметровое лезвие приставляется к горлу капитана, аргументы считаются приемлемыми. Конечно, порой резать все-таки приходилось. Попадались эдакие Фомы Неверящие голландского происхождения, принимающие набедренные повязки за Диснейленд. И что обидно, брали-то в основном ерунду. Много ли увезешь на пирогах? Хорошо, если в сейфе оказывались деньги.

Но эти, может, и не слишком частые случаи разбоя начинали сеять панику. И как-то морской народ стал избегать найма на нидерландские сухогрузы.

Так что прикажете делать? Объявить в средствах массовой информации, что случаев разбоя было вовсе не сто, а всего-то пятнадцать? СМИ могут счесть это скрытой рекламой судоходной компании и взвинтить за сообщение цену, легко обгоняющую месячный тариф корсарского атомохода. И значит, берется этот самый атомоход неизвестного происхождения, подзаведенный с помощью швейцарской предоплаты, и запускается в дело. Остров Буру – это совершенная мелочь, тем более после Великого наступления моря,начавшегося в 2020-м. Для прострела его ракетой не требуется даже подплывать. Можно сделать это даже из Яванского или из моря Сулу. В общем, откуда удобней. Да, разумеется, дополнительно к счету требуется переслать последнюю спутниковую фотокарту. Ну и…

Словом, было на индонезийском острове Буру тридцать четыре деревни, а осталось двадцать семь. Количество тех, что на самом бережку, несколько убавилось. Разумеется, со временем, в связи с непрекращающимся демографическим взрывом, их отстроят. Зато наглядный урок налицо!

Говорите, СМИ могут заинтересоваться и наслать корреспондентской саранчи? Помилуйте, это вам не Европа, где концентрируются все значимые мировые новости.

Конечно, доплата на тот же счет. Но все же дешевле, чем реклама, и к тому же окупится. Потому как теперь на королевские нидерландские суда нет отбоя от морских волков. Так что от корсаров есть какая-то польза и Атлантическому союзу. К тому же если о проблеме меньше говорить, то ее вроде бы и не существует. И можно тихой сапой выгодно спихнуть списанные «томагавки». Все лучше, чем в металлолом. Опять же, если говорить о пиратстве хотя бы вскользь, то есть оправдание для строительства еще пары десятков модернизированных эсминцев-стелс. Короче, куда ни глянь – сплошная выгода.

Так что пусть Россия резвится. Она фигура слабая. Если что – ее к ногтю прижать просто. Сколько уж раз получалось.

Морские песни

И все-таки бывший «Шестидесятник» мог смело называться корсаром, не только потому что любил охотится из подводного положения или пускать оттуда же, с глубины, бьющие белку в глаз крылатые ракеты. Нет! Как всякий уважающий себя пират, он имел на борту настоящую абордажную команду. Она была не слишком велика, ибо подводный корабль все ж таки не десантная баржа, но входили в нее отпетые головорезы. В том плане, что когда-то в юные годы наполучали кучу спортивных разрядов, и отнюдь не по шахматам-шашкам, а потом назаканчивали всяких училищ внутренних войск, а кое-кто даже Рязанское десантное. Так что они умели много всякого-всего, могущего удивить простого матроса и вызвать законную зависть маститого флотского офицера.

На борту «Индиры Ганди» эту шатию-братию, могущую метать хозяйственные топоры на дальность гранаты, завели с тех пор, как убедились, что в современной густющей сети морских транспортных потоков иногда просто не обойтись без Призовой команды. То есть людей, способных подняться на борт судна и убедиться, что это то самое – искомое. А главное – после доходчиво и быстро заставить команду его покинуть. Когда в плечах пол-аршина, убеждение идет на уровне памяти генов, а не только через сложный инженерный расчет соотношения калибра болтающейся на этом самом плече «игрушечной» штурмовой винтовки и возможного ущерба собственной голове. Разумеется, пиратский десант умел не только жонглировать невиданными в море вещами типа топоров и саперных лопаток (коими при случае в течение полуминуты можно произвести массовое убийство с расчленением жертв). Как достойные водные млекопитающие, почти все люди, его составляющие, умели ладить с аквалангом, а кое-кто даже бережно раскурочивать донные мины (уж про установку магнитных – нечего и говорить).

Самым главным среди этого отпетого воинства, прошедшего не одно Казахское ханство далеко не только с притороченной к поясу лопаткой, а с ПТУРСо-пулеметной поклажей на загривке, был Владимир Михеевич Румянцев. Огромный дядя, родившийся в далеких девяностых. Годах, которые вначале подарили большие, но, как оказалось, обманчивыенадежды, когда ослиный народ побрел за новой, притороченной к удочке морковкой. Так вот, если у остальной группы в плечах имелась сажень, то у Владимира Михеевича –косая. Глядя на чудо Румянцева снизу вверх, любой моряк-подводник предполагал, что он размещен и внесен в опись имущества кают-компании либо кубрика заблаговременно, еще до того, как лодочные секции «Шестидесятника» сшили в единое целое. Его перемещение по корабельным отсекам производило впечатление продевания верблюда в игольное ушко.

В обычное время эти горы мяса томились на борту от безделья. Их мышечной удали не получалось тут разгуляться в полную силу. Естественно, как на всяком уважающем себя атомоходе, на «Индире Ганди» имелся тренировочный зал. В любое время дня и ночи кого-нибудь из «абордажников» непременно можно было застать там, шутя создающего антигравитацию для многопудового железа гирь либо шлифующего ладонями сталь турника. В этом не наблюдалось ничего удивительного, ведь во времена походов понятия ночи и дня абсолютно идентичны. Удивительно было другое, личный рекорд некоторых из них в отжиманиях от прорезиненного пола фланировал где-то в районе тысячи раз. По тайной прикидке Бортника, в этом виде соревнований весь технически грамотный экипаж «Индиры Ганди» вряд ли бы победил хотя бы одного из отряда Румянцева. Так что командир корабля очень и очень надеялся, что период его правления все-таки обойдется без неконтролируемо-спонтанного высвобождения энергии не только жидкометаллического реактора, но и этих живых выходцев из Древней Спарты.

Естественно, не использовать такую мощь даже косвенно было бы крайне нелепо. Потому головорезы Румянцева значились в экипаже внутренней полицией. Согласитесь, совсем не лишнее дело на пиратском корабле, личный состав которого переваливает за сотню душ.

Пластик, железо и прочее

И вроде бы ты служишь. Ну понятно, вообще-то для Родины-мамы. Но ведь и для себя тоже. Уже «морской специалист седьмого класса». Оклад. Не генеральский, но все же не сравнить с тем, что ты мог бы заработать там, в родимом Арканзасе. И вроде уже туманом кроется то прошлое в окраинах Литл-Рок: молодежные черные банды ровесников, какие-то революционные лозунги, для многих, как оказалось, просто прикрытие будущей преступной деятельности. Странно, как он тогда умудрился вырваться? Все-таки армия по призыву – дело в некотором плане полезное. Потом выяснилось, что и здесь, в вооруженных силах, существует Союз черных племен (СЧП). Вообще-то достаточно вялая организация в отношении действий, все больше теория, всякие заумности о целях существования рас. О корнях человечества, которые, оказывается, проистекают из юга континента-прародины – Африки. И значит, черные – это самая истинная, незагрязненная ветвь человечества. Остальные налет, генетические отслоения от основного ствола. Нет, прямо о том, что недочеловеки, не говорится. Намекается? Ну, тут кто как трактует, мало ли, какая у кого голова.

Понятно, параллельно это как-то накладывается на всегдашнюю песню о лучшей в мире и самой демократической стране, которая вроде бы уж никак не в Африке, тем паче не в Южной. И вообще, у флота своя специфика. Здесь, в NAVY, еще и морское братство. Даже какой-то отголосок старого – «человек против стихии«. Однако это только долетает. Как-то в самом нутре большого авианосца влияние матери-Природы ощутимо не очень. Нужно баллов десять-двенадцать, дабы сюда добралась – нет, разумеется, не рев (вентиляционные, кондиционированные потоки перекрывают все это легко) – только качка. Да и то, это где-то на палубе, да еще подальше от центра масс, она ощутима в достаточной мере. Здесь, в центре управления воздушным движением, идеальные условия для тех, кто мучается морской болезнью, но одновременно любит флотские привилегии и форму.

Короче, бывают целые месяцы, в которые о СЧП ни слуху ни духу. Тем больше шок, когда снова сталкиваешься. Это как давняя болезнь. И вроде обостряется иногда, и мешает,но уже так привык, что прямо гордишься привилегированно-избирательным страданием.

Но теперь СЧП прямо-таки ожил. Правда, как-то таинственно, совсем уже втихомолку. Оказывается – прямо не верится, – на него начаты гонения. Где-то какие-то активисты арестованы. Фильмовая, революционная романтика налицо. И выясняется, в процессе словесной (не стереоэкранной) передачи новостей это только брызги, рикошет от наступления этапа репрессий против истинной расы. Ведь куда рулит родимый «Авраам Линкольн» и все остальные звенья «большой боевой линейки»? Оказывается, именно туда, к прародине человечества. Похоже, эти ветви-сучья основного генетического древа, всякие отклонения божественного кода в сторону отбеливания, решили ни больше ни меньше, а истребить носителей истинного лика. И начать с самой сердцевины, с черных жителей матери-Прародины. Потом, со временем, разумеется, возьмутся и за остальных. Все равно после уничтожения основного звена они никогда не смогут доказать свою истинность. И их можно будет навсегда считать недочеловеками, которых приравняли к белым всего лишь из побуждений заботы об несчастненьких и увечных.

Морские песни

– Не нравятся мне пакистанцы, – философствовал Тимур Дмитриевич Бортник, восседая перед обширным монитором, напрямую соединенным с камерой обзора, помещенной в перископе. В этой фразе не имелось ничего принципиально нового. Точно так же он говорил об аравийцах, иранцах, о жителях Северной или Южной Шри-Ланки, о филиппинцах идаже о некогда официально владеющих лодкой индусах. Такой уж он был человек, а может, долгое пиратское житие выработало в нем привычку не просто «доверять и проверять», а «проверять! проверять! и еще раз проверять!»? Вполне допустимо, ибо пират является потенциальным врагом всех, а значит, и самого его готов прихлопнуть кто ни попадя.

– У нас еще есть время, – говорил командир атомной субмарины. – Надо бы послушать, о чем они там судачат. В странном сочетании плавности и стремительности его руки тискали нужные сенсоры. Где-то там, двадцатью метрами выше, это вызывало реакцию грамотных механизмов. Сложно устроенная перископная верхушка разевала бутон ушастых полупрозрачных лопастей и центровала его в нужном градусе. Затем уже там, внизу, компьютерные программы, сравнимые по сложности с первородной архейской флорой, производили чистку и выхолащивание соотношения сигнал-шум в нужную сторону. Интересующий капитана Бортника корабль отстоял на полкилометра; вокруг плескало море; работали корабельные котлы. Однако с помощью ряда стандартных технологических уловок, в суть которых Тимуру Дмитриевичу даже не требовалось вникать, он мог градуировать зону слышимости с точностью до двух метров. То есть, наводясь сейчас в район чужого капитанского мостика, он мог как бы присутствовать при ведущихся там разговорах. Правда, между ним и находящимися там имелось еще достаточно толстое стекло. Это проблему тоже можно было бы решить: в кончике перископа имелся сигнальный лазер. С помощью одной из программ он запросто преобразовывался в подслушивающее устройство. Наводясь на стекло, невидимый лазерный луч отслеживал вибрацию, а она, в свою очередь, раскладывалась в слоги. Однако пока использование активных методов добывания информации главный пират Индийского океана считал преждевременным. Он обходился тем, что есть.

Язык говоривших также значения не имел, разве что это бы оказался совсем не распространенный диалект внутренних районов Мадагаскара. Разумеется, машины не могли сотворить литературно-художественный перевод, они все ж таки, не глядя на свою интеллектуальность, не являлись разумными. Ну что же, не Диккенса же там, на палубе, читали? И не основные вопросы бытия обсуждали? Хотя, может быть, и обсуждали, по крайней мере своего собственного «быть или не быть». Но именно обсуждали, хотя не прямым образом. А вот решение этого их «быть или не быть» оставалось за хоронящимися на двадцатиметровой глубине. В данный момент аппаратура сосредоточилась на двух членах команды транспорта, беседующих на юте. Разговор велся на языке урду. Тимур Бортник, а также находящийся с ним рядом помощник капитана Сергей Прилипко отслеживали разговор не в голосовом виде, а в печатном режиме на дисплее.

– Что-то наши клиенты не торопятся?

– Эти белые – обнаглевшие свиньи. Не мы, а они должны бы нас дожидаться. Единственное, что бы я оставил от их Европы, – это их женщин.

– Да уж. Помнишь тех крошечек, которых мы перевезли с Абу-Даби в Эритрею?

– Еще бы (смех – 4 секунды). Дурочки приехали из России добровольно – замуж захотелось (смех – 5 секунд).

– Вот и вышли (смех – 3 секунды). А этот шейх – прожженный торгаш – сам попользовался, так еще черным перепродал.

– Но и мы своего не упустили (смех – 8 секунд).

– Переключайте, Тимур Дмитриевич! – сказал помощник капитана. – Нам сейчас эмоции ни к чему. Если, конечно, хотите, пусть фиксирует в фоновом режиме.

– И то правда, – кивнул Бортник и тронул сенсоры, перенацеливая слежение.

Теперь они отслеживали небольшую группу в районе правого борта.

– А если покупатель не прибудет?

– Тогда, я думаю, товар останется нам. В конце концов, что мы теряем? Предоплату наш старик берет всегда, будь уверен.

– Да я и уверен. Но хотелось же хапнуть побольше.

– Все-таки рисково.

Бортник отвел глаза от монитора и глянул на помощника.

– Не нравится мне это, – сказал он в очередной раз. – Ваше мнение, Сергей Феоктистович.

– Можем не геройствовать – уйти.

– А разве мы сейчас геройствуем? – удивился Бортник. – Сидим как мыши, слушаем и даже хвостиком не стучим.

– Предлагаете, пальнуть по ним торпеду?

– Я бы с удовольствием, но пока не вижу смысла. На этом «Пенджабе» нужные нам вещички.

– Предлагаю выпустить «голубя мира», Тимур Дмитриевич. – «Голубь мира» было шутливое прозвище миниатюрного шпиона-самолета.

– Я тоже так подумал, Сергей Феоктистович. – Подчеркнуто уважительное обращение начальников пиратствующей лодки друг к другу входило в противоречие с теми делами, которыми она занималась. Но уж так сложилось. – И еще, давайте-ка вызовем сюда Румянцева, пусть от тоже послушает.

– Думаете, его людям будет работа?

– Будет, не будет, не знаю. Но без них я теперь на этот борт не ступлю.

– А вы что, Тимур Дмитриевич, все еще собираетесь туда? Я вас не пущу. Сам пойду, если надо.

– Решим потом, – не стал спорить с подчиненным Бортник.

Одновременно с разговором командир судна осуществлял подачу команд через сенсоры.

– Придется подвсплыть, – комментировал он свои действия. – С такой глубины наш доблестный техник Юра Синийчук не сможет запустить «голубя». Жалко у нас нет «умных мух». Хотелось бы мне, Сергей Феоктистович, подкопить деньжат и купить десятка два контрабандных.

– Это уже триста – триста пятьдесят тысяч новых долларов, – констатировал помощник, – а к ним еще нужен «повелитель мух». Правильно?

– Разумеется, без пульта не обойтись. Да еще блокиратор спутникового отключения. Дороговато будет. Зато могли бы сейчас не просто осмотреть их с высоты, а даже полазать по трюмам.

– А если какой-нибудь гад нашу «муху» случайно прихлопнет? Примет ее за нормальную.

– Ну, все бывает, – согласился Бортник. Разговор носил отвлеченно-перспективный характер и никого серьезно не волновал. Так, разминка, покуда огромный корпус атомохода бесшумно поменял глубину, а в небо так же бесшумно ушел микробный в сравнении с ним автоматический аппарат. К этому времени в отсек уже просочилась туша главного бортового десантника.

– Здравия желаю, господа корсары, – сказал он своим трубным голосом.

– Привет, Владимир Михеевич, – отозвался, не поворачивая головы от экрана, командир. – Вы уж потише. Мы тут боремся за каждый убитый децибел, а с вашим «тамтамом» все может пойти насмарку. Так, ребятки-козлятки, смотрим. Наш «голубок» над целью. Поглядим в инфракрасном. Так, вводим отсев всего горячее человека – двигателей и прочего. Что видим?

Все трое прилипли к экрану. В командном отсеке, разумеется, присутствовали не только они, но все остальные молча занимались своей работой. Давно ушли, пропели свою песню времена, когда каждую команду требовалось обязательно дублировать в голос. Современная война не оставляла места на такие выпендривания. Человек был вынужденконкурировать с наступающей на пятки, а во многом обгоняющей его в мышлении электроникой. Летающий шпион отслеживал чужой корабль с двухсотметровой высоты. Поэтому широкофокусный детектор мог захватывать все судно сразу. Однако тогда человеческие фигуры, тем более снятые сверху, приобретали совсем уж козявочный вид. Сидящим около монитора требовались подробности. Потому сейчас компьютерная программа не только раскрасила изображение в более контрастные оттенки, но и обвела кругами наиболее опасные с ее точки зрения объекты.

– Видите? – спросил Бортник. Нужные фигуры были не только выделены цветом и кружком, но еще и отмечены стрелочками. Это не здесь, а где-то в аппаратном отсеке работал техник-электронщик Синийчук.

– Винтовки? – спросил Румянцев. – А можно определить тип?

– Нет! – отрезал Бортник. – Мы не будем снижаться. Да и какая разница?

– Но в принципе, – высказал соображение Прилипко, – наличие оружия еще не говорит о намерении его применить, так? Они заняты опасной контрабандой, встречаются сейчас неизвестно с кем, почему бы им не подстраховаться, так?

– Все, конечно, так, – хмуро сказал Бортник. – Можно совместить конкретные изображения с подстройкой шумоуловителя. Но наша техника мысли все равно не читает. Выводы делаем мы.

Он наконец оторвался от экрана и посмотрел на заполнившего отсек Румянцева.

– Готовьте ребят, Владимир Михеевич.

– Будем брать? – расплылся в чудовищной улыбке командир пиратского десанта.

– Подстрахуете меня… – Бортник посмотрел на помощника. – Ладно, ладно, уболтали! Пойдете вы, Сергей Феоктистович. Но представитесь на «Пенджабе» капитаном. Значит, десант страхует вас непосредственно. А вы, Владимир Михеевич, выберите ребятишек не со слишком броской мускулатурой, чтоб не спугнули пакистанцев раньше времени. А сами, наверное, наряжайтесь в ласты. Так, я думаю?

– Буду рад размяться, – отсалютовал Румянцев где-то в районе потолка.

Пластик, железо и прочее

Сейчас все пять огромных модулей собрались наконец в одном районе. Теперь эти пять стотысячетонных чудовищ должны были совместно породить воистину огромного монстра. Он будет столь значителен, что при очередном великом противостоянии Марса сможет наблюдаться оттуда. Разумеется, при хорошей погоде и сквозь солидный телескоп. Но уж импульс-засветку на локаторе сходного с ним размера, расставленного даже где-нибудь на орбите Юпитера, он выдаст наверняка. Так что с астрономической точки зрения модульный авианосец вполне можно рассматривать как принципиальное достижение всей цивилизации Земли в целом. Ну что ж, в какой-то мере это так и было. Подготовка к вероятным конфронтациям и болезненная тяга к повсеместному контролю породили его к жизни. И опять же, породили через ресурсы, выкачанные из подконтрольной части планеты, то есть практически со всей планеты. Так что радуйтесь, земляне, сейчас идет очередная сборка технического чуда, причем первый раз в истории в Южном полушарии. И значит, очень скоро, через считаные часы, им смогут любоваться далекие жители созвездий не наблюдаемых с севера. Точнее, через считаные часы фотонная картинка о его создании понесется через космос. Инопланетным зевакам придется подождать, меньше или больше, в зависимости от расстояния. Десять-пятьдесят, а может, и столет потребуется свету для донесения информации. Удивительно! К тому времени сам искусственный остров, точнее, все его модули наверняка сгниют или обретут вторую жизнь через переработку в домнах. А может, кто-нибудь из новых, только поднимающих головы гегемонов планеты умудрится наконец потопить всю конструкцию. Ну а там, на Тау Кита, только-только начнут любоваться происходящей сейчас «стыковкой».

Вообще-то в глубине души адмирал Лигатт очень опасался именно этой стадии – когда вся группа гигантских машин только концентрируется для будущего совокупления. Нет, он нисколько не опасался за сам процесс «стыковки». Здесь все было отработано, и мигающие пурпуром экранные векторы заблаговременно подсказывали, как и что делать. Но Арчи Лигатт считал, что именно при «обжитии» новой акватории с еще не собранной «большой линейкой» и могут случиться всяческие неприятности. Да, разумеется, чисто теоретически при «стыковке» силы противовоздушной, а также противолодочной обороны каждого из авианосных соединений умножались впятеро. Опять же теоретически ракетный щит становился абсолютно непробиваем. «Но тогда объясните мне, – спрашивал сам себя адмирал Лигатт, – почему, если оборона так изумительно надежна, из одного океана в другой все соединения двигаются раздельно?» – «Здесь виновата секретность, – сразу же подсказывал ему внутренний собеседник – привычный спутник любого большого начальника, в силу должности не имеющего возможности поделиться своими сомнениями вслух. „Да, – соглашался Лигатт, – секретность имеет место. В наше время не получится скрыть движения по океану такой силищи – спутники и все прочее. Но можно до последнего момента путать недругов. Пять независимых авианосных соединений могут произвольно, периодически и не в ритм, менять направления. Попробуй разберись, куда они бредут и где хотят склеиться в единое целое. Тем более что, может, вообще не хотят“. Ведь каждый из гигантов, доработавшись когда-то под „модуль“, не потерял своих боевых качеств как отдельная единица. Внутри него имеются истребители, бомбардировщики и штурмовики, и все подвесное оборудование к ним – в полном наборе. Так что…

Но все-таки Арчи Лигатт волновался. Суперсоединение только сошлось, сгрудилось в кучу. И хотя все расписано заранее, может, где-то и как-то имеется брешь в защите – кто-то не успел занять положенного в ордене места, а кто-то понадеялся на еще не готового к бою соседа. Разумеется, компьютерный контроль всего и вся, но все же. И потому адмирал Лигатт волновался. Ясное дело, никто из окружающих офицеров не должен был об этом догадываться. Может, мимикрия действительно срабатывала и привычно маскировала чувства контр-адмирала.

Сейчас каждый из боевых модулей занял предварительную позицию перед будущим маневром. «Большая боевая линейка» собиралась последовательно. Вначале позицию занимал самый молодой из «старичков» – «Авраам Линкольн». Именно на нем размещался адмиральский штаб. Из истории Лигатт ведал, что значится на авианосце далеко не первым адмиралом. Арчи Лигатт был всего лишь на три года старше «Линкольна» и, естественно, не попал сюда прямо с ясельного возраста. К тому времени, как задумчивый мальчик Арчи дождался своих первых летних каникул, корабль спустили на воду. Он получил свою первую команду и своего первого кэптена. Вообще-то кэптен номинально соответствует званию полковника, но любой человек во флоте и авиации понимает, кто командир авианосца – это намного больше. Но тем не менее кэптен все-таки не адмирал и даже не контр-адмирал. И все-таки за пробежавшие десятилетия «Авраам Линкольн» несколько раз становился флагманским кораблем соединений, а значит, на его борт поднимались люди с большими погонами, а на флагштоке взвивался адмиральский флаг. Так что Арчи Лигатт был не первой шишкой на его борту.

Так вот, в начале операции «стыковки» «Линкольн» центровался в нужном ракурсе. Это делалось не просто шаляй-валяй – учитывалось все. К примеру, даже преимущественное направление ветров в этом районе в данный период времени. Ведь собранная в целое «линейка», к сожалению, теряла одно из большущих преимуществ любого авианосца – дармовую скорость, прилагаемую каждому взлетающему самолету. «Большая линейка» – это огромная, но неподвижная взлетная полоса. А до того авианосцы класса «Нимитц» во время запуска летательных аппаратов разворачивались к ветру, да еще сами перли вперед со скоростью тридцать три узла. Это давало солидную прибавку подкрыльевому воздушному напору. Искусственный остров терял это преимущество, ибо никакие теоретические расчеты не позволяли синхронно тянуть по воде массу в полмиллиона тонн. Контр-адмирала Лигатта когда-то ознакомили с компьютерным моделированием процесса. Оно показало, что при использовании «толкача», то есть когда хвостовой авианосец напирает на «поезд» сзади, сверхпрочные крепления и стальная палуба сминаются напрочь, словно листы бумаги. Если же разгон пытается давать передовой корабль, происходит обратное – разрыв утвержденных Конгрессом стыкующих узлов и палубы вплоть до некоторого растягивания корпуса корабля. От такой «растяжки» ничего хорошего ждать не следовало. Каждый авианосец класса «Нимитц» делится на двадцать один водонепроницаемый отсек. Как минимум «растяжка» вела к нарушению стыков. Так что«большая боевая линейка» была вынуждена покоиться там, где собрана. Благо у каждого судна имелись не только штатные, но и добавочные якоря весом по двадцать пять тонн каждый. Их, между прочим, тоже пришлось «проталкивать» через такие же «добавочные» статьи бюджета.

После того как адмиральский авианосец фиксировал свое тяжелое тело цепями – каждое из звеньев которых, в свою очередь, весило по пятьдесят килограмм, – к нему, осторожно урча реакторами, подруливал следующий корабль. Поскольку он подруливал сзади и выполнял при операции активную роль, то легко догадаться, как веселились морячки, комментируя это события. «Наш „Теодор“ вогнал „Линкольну“, – говорили они. И это, разумеется, был не самый хлесткий из комментариев. Поскольку после этого в дело вступали другие „президенты“, ибо именно их имена носила группа кораблей, названные действия породили целую серию анекдотов, доступных, правда, только военно-морским спецам, тем, кто знал, о чем идет речь. Поскольку среди фамилий Линкольн, Рузвельт, Винсон и Эйзенхауэр имелась еще и Нимитц, это порождало свою подсерию народного фольклора. Мало того, что Честер Вильям Нимитц был адмиралом и никак не вписывался в череду президентов, так еще в силу случайности (хотя кто знает?) он еще и стыковался самым последним. То есть именно к нему никто из „президентов“ никогда не подбирался с кормы. Этого не могло произойти даже теоретически – у авианосца „Честер Нимитц“ просто не имелось задних стыковочных узлов. Конгресс экономил деньги налогоплательщиков как мог. Представьте ликование флота по этому поводу. Даже устарших морских офицеров данное событие вызывало улыбку. В этом „совокуплении“, или, мягче, „стыковке“, „президентов“ за „героем-адмиралом“ оставалось последнее слово.

Несмотря на все усилия сосредоточиться на проведении операции, за время многочасовых маневров у любого принимающего в ней участие человека, от простого операторадо командира соединения, хоть раз мелькали в голове знакомые из скабрезных анекдотов образы. Однажды кто-то из особо тупых чиновников министерства пытался протолкнуть директиву о запрете на подобные пошлости по отношению к «стыковке». Слава богу, более прозорливым коллегам удалось отговорить его от инициативы, ибо рассылка таковой бумаги с неизбежностью родила бы новую волну пошловатых смешинок.

Сейчас, после занятия «Линкольном» позиции, шевелящий винтами «Рузвельт» должен был его… В общем, пристроиться сзади. Это было воистину смешно, однако водруженные на плечи контр-адмирала Лигатта погоны не давали ему права не то что на бурное веселье, но даже на тень улыбки. Он должен был командовать процессом «стыковки» со всей серьезностью, без всякого налета юмора.

Что он и делал.

Морские песни

Вообще-то, кроме выявленной, но скрытой неприязни команды пакистанского транспорта, у командира Бортника не имелось против них почти ничего. Даже по пиратской этике этого не хватало для посыла под днище «Пенджаба» торпеды. Кроме того, неплохо бы все же получить на борт «положенный по разнарядке» груз. За «почти ничего» стоял маленький пунктик, нарушающий принцип «торговли» с пиратами. Пародируя американский авианосный флот, который любит делать все на ходу, в том числе заправку и даже перегрузку боеприпасов, Бортник требовал от своих «снабженцев» постоянного движения. «Пенджаб» покоился. Это было нарушением договора. Ведь по замороженной в меридианально-широтной сетке цели можно попасть не только самонаводящейся, но даже просто движущейся по указанным координатам ракетой. Тем не менее обстоятельство покоящихся винтов транспорта тоже не обеспечивало довеска, годного к давлению на кнопку «пуск» и закрутке лопастей торпеды. Кто знает, может, местный капитан считает неприемлемым риском для своего недостаточно обученного, сборного экипажа параллельное движение борт в борт с атомной махиной «Индиры Ганди»?

Однако «предупрежден» – уже само по себе значит «вооружен». А бывший «Шестидесятник», по сальным шуточкам моряков, сменивший пол и ставший трансвеститом после переименования, имел к тому же славную крейсерскую оснастку. Уже его габариты внушали уважение. Находящиеся на палубе мусульмане наверняка испытали трепет в момент, когда его гигантская рубка вспучила море и, низвергнув потоки воды, выволокла на обозрение свою черную сущность. Близкое, почти борт в борт, всплытие воздействовалобез слов. Оно демонстрировало – этим атомным монстром командуют отчаянные сорвиголовы, не стоит искушать судьбу, вступая с ними в конфронтацию.

Наряду с этим демонстративным, освежительным душем для мозгов Бортник предпринял ряд невидимых глазу маневров. Куча аппаратуры и людей на борту находилась в наивысшей степени готовности. А через носовой торпедный аппарат и через специальный шлюз на корме в воду нырнули боевые пловцы Румянцева. В общем, пять человек, в том числе сам Владимир Михеевич. Задача, стоящая перед ними, показалась бы любителю боевых сериалов до скуки тривиальной, а специалисту пенсионного возраста принципиально невыполнимой, однако техническая оснастка десантников всех сред шагнула вперед. Это было отчаянное усилие последнего броска рассчитанной на человека тактики перед окончательной сдачей позиций наступающему на пятки компьютерному разуму и боевой робототехнике.

Еще до того, как имитирующий командира Сергей Прилипко появится на вершине рубки, люди Румянцева должны были поднырнуть под транспортом и оказаться по другую его сторону. Затем, пока Прилипко со своей верхотуры будет обмениваться с капитанским мостиком любезностями, пловцы обязаны бесшумно штурмовать борт и занять предусмотренные планом позиции. Подъем на пятиметровый бак и восьмиметровую носовую часть осуществлялся с помощью выстреливаемой клейкой нити. Ну что же делать, известный из мультсериалов «человек-паук» давно обрел прописку в реальности!

Практически все действия своего десанта командир Бортник мог контролировать. По-прежнему барражирующий в небе микропланер продолжал передавать картинку чужой палубы. Так что, когда пловцы показались наверху, находящийся в боевой рубке Бортник сразу же их увидел. Кроме того, в самой воде их отслеживали пассивные гидролокаторы. К тому времени, когда с борта «Пенджаба» перекинули сходни, аквалангисты-стрелки уже заняли позиции. Теперь вместе со своими коллегами, сидящими на корточках за ограждениями рубки, они могли простреливать все вооруженные фигуры, обнаруженные с воздушного разведчика.

Помимо всего этого, как только рубка «Индиры Ганди» вырисовалась над водой, питание пошло на несколько затаившихся в ее чреве электрических шкафов. Будучи далеко не последним словом техники, эти старые транзисторные «лошадки» тут же забили помехами все частотное окно, пригодное для спутниковой связи в радиусе по крайней мере полутора километров. Но пока они работали не на всю мощь, так, страховали от варианта, в котором сухогруз «Пенджаб» являлся только блесной для какого-то серьезного, затаившегося в огромных далях охотника. Правда, не слишком продвинуто умного, ибо для слишком грамотного уже само наличие помех, без всякого телефонирования, могло сказать чрезвычайно много.

Ложный командир атомохода уже неторопливо взошел по сходням на борт и раскланивался с капитаном транспортного корабля, когда одновременно произошла серия вроде бы независимых, но сводящихся к единому выводу событий.

Паровоз воспоминаний

Вообще-то с флотом все было поставлено еще хитрее, чем с сухопутной армией. Ведь по Новому брестскому миру – уже не восемнадцатого года прошлого века, а восемнадцатого нынешнего – Россия обязывалась не иметь военных судов более определенного тоннажа, а также вообще судов некоторых типов, способных к океанским переходам, а кроме того, боевых кораблей принципиально новых технологий – экранопланов и прочего и, конечно же, подводных лодок каких-либо марок. Наивные дяди Североатлантического союза, видимо, несколько размечтались, подзабыли историю. Может, из-за того, что в школе ее не изучали, поскольку она не входила в число обязательных предметов, в отличие от экзаменационной «методики удовлетворения половых инстинктов», из-за чего они знакомились с ней между делом, неожиданно принимая высокие должности, связанные с политикой, а не только с чистым бизнесом. Однако внезапно поумневшая Россия, продолжая прикидываться валенком, извернулась. Почему бы ей не использовать в свою пользу раздробленность, серьезно закрепившуюся все тем же Брестским? Что и кто помешает отпочковать от себя еще пару-тройку анклавов? Мы все еще не можем разворачивать моря, но…

Почему бы, например, Кольскому полуострову, оставаясь таковым физически, не обратиться внезапно независимой республикой? Вместе с Мурманском, а главное, Североморском? И почему бы свободной от произвола Старшего Брата республике не снять с себя тягостно-угнетающие оковы каких-то иноземных договоров? И почему бы потихонечку, а в принципе – вскачь не продолжить строительство заброшенных Россией атомоходов нового поколения? Двадцать первый век – это время ускоренного до предела прогресса. Куда до него неторопливому двадцатому. Умело манипулируя потоками сырья и финансов, можно сотворить такое…

И сотворили. Правда, экипажи для новоиспеченной соседней страны набирали почему-то здесь, в России. Но ведь она признает международные обязательства, а главное, принципы демократии! Нельзя, не положено привязывать своих граждан к месту жительства насильно. Каждый может жить там, где захочет, хоть на Луне. А уж тем паче в соседней добропорядочной стране. А какое у них имелось образование перед отъездом? Да какая разница, это ведь тоже их личное – демократическое дело.

Ну, разумеется, обмен нотами, то-се. И даже какие-то норвежские истребители-бомбардировщики какой-то старой марки пытались… Может, даже и не норвежские, а просто под них замаскировавшиеся, пытались… Но, видимо, после десятикратной смены министров обороны вместе с нижестоящим эшелоном какие-то нужные лейтенанты снизу додвигались до полковников. А вот полковники – до министров. Короче, ПВО, ПРО и ПКО бдит. Кто-то там, потом, в свободной прессе кричал: «Верните хоть тела вдовам и сиротам!» – «Какие тела?» – «В соответствии с утвержденным ранее планом Кольская Карельская Республика провела учения гражданской обороны. Сбито несколько беспилотных мишеней. Все достойные участники награждены, повышены и отпущены в отпуск – с надежными визами, через много-много границ – в Крым».

Морские песни

Настоящий командир атомохода, Бортник, который с точки зрения теории электрических цепей имитировал сложную микросхему, к контактам коей сходились десятки периферийных устройств, очередной раз в жизни убедился, что интуиция существует и является не каким-нибудь дополнительным, а самым важным из припаянных контактов. Бортник сидел перед большим монитором, искусственно разделенным на несколько виртуальных. В каждый виртуальный дисплей шла по возможности обобщенная и отселектированная информация. Его периферийные системы представляли собой маленькие человеко-компьютерные сообщества. С точки зрения биологии Бортник был сравним с пауком, чуткореагирующим на колебание натянутой паутины. Естественно, за ним оставалось право опознавать их как трепыхание добычи или как имитацию этого трепыхания, дабы заманить самого добропорядочного хозяина паутины в ловушку. В данный момент Бортник уловил несколько сигналов, могущих предположительно трактоваться как трепыхание добычи или скорее как шанс опередить готовое вонзиться жало.

Понятие одновременности, несмотря на кажущуюся точность, благодаря некоторой растянутости во времени любого процесса, а уж тем более присущему человеку, ретроспективному восприятию мира – сложная штука. Тем паче существовало некоторое запаздывание, ведь не видел же Бортник непосредственно пучины вод и наведенные на делегацию «Индиры Ганди» дула. Информация шла к нему по цепи, и это тоже вносило свою лепту в толкование одновременности. Так вот, тревожные сообщения пришли к нему по нескольким паутинам и цепям сразу.

Гидроакустический пост доложил об обнаружении двух пловцов, координаты которых не совпадали с местонахождением посланников «Индиры Ганди». Точнее, двух объектов, которые с вероятностью восемьдесят два процента опознавались как аквалангисты. По этому поводу командир субмарины тут же передал распоряжение все еще находящемуся под водой Румянцеву. Распоряжение кодировалось и пересылалось через систему специальных гидрофонов.

Кроме этого, пришел тревожный перехват голосовой информации, ведь торчащую в перископной трубе «ушастую» антенну никто не выключал, а поскольку расстояние сократилось до минимума, то теперь она могла улавливать даже перешептывания за стеклами капитанского мостика, причем без всякой лазерной струны. Тут имелись и свои минусы. Теперь из-за близости узконаправленная антенна не могла охватить все судно. Пришлось вмешаться человеку. В очередной раз доказывая роботам, что без него они покуда ничто, мичман Синийчук указал программе приоритеты. Естественно, капитанский мостик значился первостепенным объектом для прослушивания, и это несмотря на то что, по сути, сам капитан «Пенджаба» находился сейчас возле сходней, в составе встречающей делегации. А там, на мостике, за стеклом, на языке урду произносилось следующее:

– «Вот их хваленый корсар.

– Точно он?

– Но ведь капитан.

– То есть представился капитаном, да?

– Ну?

– А вдруг они тоже?..

– Что, как и мы? (Смех – 3 секунды.) Этого не может быть. Ну и рассмешили, капитан.

(Уже этого Бортнику было достаточно, чтобы сделать выводы о подозрительных намерениях сухогруза, но поскольку он не слушал последовательность изложения, а читал текстовый файл, то мог видеть, что произносилось дальше. А там следовало еще более захватывающее продолжение.)

– А не слишком ли он молод для главного пирата?

– Почему вы думаете, что он молод? Он же с бородой.

– Все они с бородами, шайтан забери! Ладно, пусть пройдет вперед по палубе. Сколько прошло времени?

– Думаете, наши водяные люди (дословный перевод) еще не закончили?

– Дадим им еще время.

(У командира Бортника волосы встали дыбом. Он понял, что вовремя отдал команду Владимиру Михеевичу.)

– Дадим. Аллах велик и щедр! (Смех – 2 секунды.)

– Но неужели за этого сморчка дадут миллион двести новых?

– Прекрати, не дразни шайтана. Он только приработок – основную сумму дадут за эту плавучую скалу…»

У Тимура Дмитриевича Бортника больше не имелось никаких сомнений ни в самих вершащихся событиях, ни в подоплеке происходящего. Его большущий, с пролысинами лоб мгновенно покрылся бусинками пота. Однако он был боевым командиром атомохода, он знал, что такое время, знал цену секунд и ведал, что главное командирское качество – это не визжать благим матом, соревнуясь в выбивании перепонок с сиреной, а последовательное и заблаговременное назначение целей. Кроме того, еще большее значение имеет момент перехода от состояния высшей готовности к действу. Но до этого апогея существовало еще несколько дискретов времени, которые требовалось заполнить до отказа.

Паровоз воспоминаний

Так вот, на этом фоне, и даже несколько раньше, Тимур и попал в мореходку. Он прошмыгнул ту же мясорубочку, что и Герман, поскольку тоже предварительно прошел навылет «суворовку». Однако и здесь он опередил его на несколько лет. Временные метки рождения несколько расходились в годах и даже в веках – на целую единицу. Он успел вылупиться в жизнь в двадцатом!

Первые два года их обучали тайно. Они прозябали под вывеской какого-то судостроительного техникума, формы не носили и даже разучились салютовать при встрече широкопогонистым старшим офицерам. Нет, не здесь, в «техникуме», – преподаватели маскировались в пиджаки и свитеры. Но ведь учились они в Питере, а тут военные встречались на каждом шагу, даже после Нового Бреста. Иногда попадались моряки в форме. И Тимур с сокурсниками хоть и не прикладывали руки к не обремененной беретом голове, все же внутренне подбирались, когда по дороге попадался седоусый, но еще подтянутый лейтенант. Можно было догадаться, что ранее, до Бреста, он значился капитаном третьего, а то и второго ранга: дабы не разгонять, а хоть как-то сохранить человеческий фактор военно-морской мощи, смекнувшей, что к чему, стране пришлось пойти на хитрость. Вероятно, кого-то и провели.

В принципе с некоторых пор бороться со шпионажем стало легче. Демократия демократией, но вот как-то однажды кто-то в правительстве развернул борьбу с малолетней проституцией. (После признания Нового Брестского Запад не решился сразу пережимать палку в других областях, то есть слать ноты по поводу нарушения прав женщин свободных профессий.) Естественно, не обошлось без стрельбы. Сутенеров всех уровней объявили вне закона и заодно отлучили от отделенной от государства церкви – причем всех концессий и видов. Теперь каждый встречный-поперечный мог попрактиковаться на них в метании ножей или просто пристрелять личное оружие. Иногда их даже судили. Это случалось редко, поскольку демократия так демократия – все равны. А чем милиционер хуже простого жителя Питера или Москвы? Ему тоже пострелять хочется. Так вот, когда судили, то защита обычно не очень упиралась. Само то, что закон распространен на тех, кто от него отлучен, уже и так достижение адвокатуры. А поскольку ворам в соседних ханствах рубили руки, то сутенеры обычно приговаривались к отрубанию… Ну, в общем, гетер на улицах поубавилось, а малолетки, этим промышляющие, и вовсе пропали. Разве это связано со шпионажем? А как же? Теперь туристам издалека стало в России много-много скучней. Тем более борьба шла не только с женской, но и с мужской проституцией. Да, некоторые туристские фирмы разорились. Но что страшного, обычно их начальники уже имели честь побывать в суде, приняли соответствующее наказание и теперь несколько восстановились в гражданских правах. Вот с физической формой у них появились проблемы, но ничего, целей будут оставшиеся деньги, и тем с большим жаром они станут описывать достопримечательности Исаакиевского собора (у них самих теперича появилось время его осмотреть!).

Так вот, Тимур мог спокойно, без шпионской опеки заниматься в техникуме чем пожелает. Он, все окружающие его сотоварищи, а также помолодевшие погонами преподаватели желали изучать подводные атомоходы. Было у них всех такое странное увлечение.

Морские песни

Превентивное нападение считалось в данных обстоятельствах лучшей формой защиты. Тем более что даже в случае ошибки – то есть «неправильной», ненужной агрессии против экипажа сухогруза – бывший «Шестидесятник» только крепил свою «добропорядочную» пиратскую репутацию. В теперешнем раскладе вероятность ошибочного нападения исключалась. Ведь из диалога предположительно настоящего капитана явствовала вся подоплека происходящего. Видимо, команда «Пенджаба» решила мгновенно разбогатеть. Договорившись с некими спецслужбами, занимающимися, кроме всего прочего, еще и борьбой с пиратством, они подрядились уничтожить «Индиру Ганди». Однако вместо того, чтобы спокойно сидеть, то бишь, не торопясь и согласно договору, перегружать на борт лодки положенный груз, покуда, под шумок переноски ящиков, таинственные и дословно переводимые «водяные люди» сделают нечто важное – скорее всего установку часовой мины, эти бравые пакистанцы, коим обещанное злато помутило разум, решили прибарахлиться сверхурочно. Почему бы действительно не рискнуть и не прихватить в трофей пиратского вождя Тимура Дмитриевича Бортника? Ведь за его голову действительно обещана хорошая награда.

Жадность – плохое чувство. Оно ставило подножку многим начинаниям. Похоже, эти пакистанские мусульмане не явились исключением.

За имеющиеся в распоряжении секунды оцененная в более чем миллион новых долларов голова Бортника – разумеется, посредством покуда присовокупленного к ней тела –сделала очень многое. Вполне может случиться, что в ее распоряжении имелись даже минуты, но Бортник ведь был в большой мере максималистом и, значит, действовал соответственно. В дополнение к своей воистину золотой голове он инициировал еще и боевую компьютерную программу. Уже за доли этих же секунд она окончательно распределила цели таящимся в ожидании стрелкам. Один из них – гранатометчик – получил задание обработать капитанский мостик вместе с не в меру говорливым капитаном. Другие лишь обрели подтверждение ранее выданным распоряжениям.

Зато связаться с Владимиром Михеевичем Румянцевым не удалось. Возможно, там, в глубине, уже происходил бой. Соединенная с гидрофонами ЭВМ не могла дать ни подтверждение, ни опровержение – в ее гигантской аудиотеке не имелось записи соответствующей перестрелке и тем более рукопашной под водой.

Однако первое, что сделал Тимур Бортник, – это задействовал мощь «радиоглушилки» в еще нескольких диапазонах. Этим он гарантированно резал по коммутационным возможностям противника. Теперь его снайперы могли тщетно тискать свои не обремененные информацией динамики и уши. Они стали разобщены, а значит, пока стрельба не начнется всерьез, они вряд ли решатся вклиниться. По крайней мере если они организованные стрелки. Если же нет? Ну тогда совсем непонятно, на что рассчитывал уже обреченный и имеющий назначенного палача капитан «Пенджаба»?

Потом отведенные Бортником секунды кончились.

Паровоз воспоминаний

Потом их признали официально. Полинявшая вывеска техникума свалилась, как потоптанные когда-то немецкие стяги (им показали об этом черно-белый, и уж, конечно, не стерео, фильм). Сразу выдали новехонькую форму – для кого-то все случилось явно не так внезапно, как вторжение 22 июня. Этот кто-то достойно подготовился. Откуда-то из тайного склепа выплеснуло, взвилось по ветру давно исчезнувшее училищное знамя с орлами, якорями и звездами; ударил непривычный, но тревожащий сердце барабанный праздник; сверкнуло на расправленных плечах мигом помолодевших преподавателей погонное золото. А там, за возведенным в неделю забором и караульным периметром, тысячи девичьих глаз вспыхнули, сраженные наповал. Это уже что-то значило.

Им пришлось проучиться лишний год по сравнению со следующими призывами. Ну что же, за предыдущие таинства приходилось платить сторицей – нагонять. Зато никакой курс после не занимался строевой выправкой с таким упоением. Им было не понять. Ну что ж, они встретятся с передовиками там, за границей, на Кольском полуострове, в незамерзающих гаванях Севера.

И в наверстывание лишнего года выпуск Тимура первым ступит на выпущенные с ремонтных доков запретные атомные левиафаны. Но это потом, а пока, до грядущего погружения в машинное чрево, учиться, учиться и учиться, как завещал великий…

Это покуда под запретом.

Морские песни