Чтение 11–й страницы книги ~Золото русского эмира~

– Очень приятно, – кивнул призраку Артур. – А меня – Артур Коваль.

– Попался, стало быть, – призрак сплюнул под ноги, зачем-то задрал голову, почесал в бороденке. – Выходит, из-за вот ентого скомороха Окатыш уже третий день лешакам кровь пущает… Ай-яй-яй, мы там вшей ловим, а ты тут прохлаждаисси…

– А что я должен делать? – осторожно поинтересовался Артур.

– Как – что? Под ноги смотреть, тудыть твою, под ноги. Окатыш велел перво-наперво спытать, смогешь ли лазы тайные выглядывать. Удачно по башке-то получил, али нет? Способный ли по горному делу, а? Ну, чего мнешься, как девка? Для чего тебе по башке дали – чтоб ты таперича червей копал?

Коваль смотрел под ноги. Смотрел очень внимательно, как никогда до этого в жизни не смотрел. Он вынужден был признать, что невольно подчинился приказу привидения, даже и не привидения, а вредного полтергейста. Но результат оказался более чем удивительным.

Он видел землю насквозь. То есть не как прозрачное стекло, а как плотную рыхлую массу, где-то темно-серого, где-то коричневого цвета. Попадались крупные черные обломки валунов, белесые прямоугольники закатанных когда-то под асфальт кусков поребрика и строительных плит. Глубже свернувшейся змейкой догнивала свой век арматура. А еще глубже…

Прямо под ним пролегала канализационная труба, около полуметра в диаметре. Чуть левее она сворачивала и опускалась ниже, вливаясь в трубу еще большего размера. Тамже смутно угадывались полость коллектора, краны и вентили. Параллельно трубе разноцветным веселым ручейком струились кабели, перехваченные проволочными зажимами с жетончиками. Артур бросил взгляд направо – и чуть не подпрыгнул.

Крысы.

Молодые крысята резвились в какой-то сухой трубе прямоугольного сечения, проходившей под углом к ближайшей парадной. Впереди, там, где асфальт резко сменялся фантастическим летним лугом, Артур не видел ничего, а прямо у себя под ногами, прищурившись, замечал даже медлительное скольжение артезианской воды на сумасшедшей глубине. Там уже кончался перегной, кончались жадные корни тополей и ошметки культурных слоев, там единой слежавшейся массой синела кембрийская глина, из которой тут и там торчали миллионолетние валуны. Там робкими струйками торопилась чистейшая вода.

«Итак, они подстроили удар по голове. Чтобы я мог в пустыне найти… Для Кощея это сущая ерунда…»

– Гей, ты слухаешь меня, ядреный корешок? – Клопомор смотрел с заметным беспокойством.

– Гаврила, это же я, Артур Кузнец, – не слишком решительно напомнил президент.

– Ну да, так поздоровкались уже! – начал раздражаться карлик.

Артур старательно вглядывался в его заросшую, покрытую шрамами рожу, в косящие глазки и всё отчетливее понимал, что хапун не врет и не разыгрывает его.

Этот Гаврила Клопомор не помнил и никогда не встречал президента Кузнеца. Артур так толком и не понял, кто первый закрутил эту гениальную и совершенно фантастическую интригу – зашвырнуть его на полтора столетия назад, в его же собственную молодость, задолго до Большой смерти? Кто это придумал – джинн Хувайлид, посланник летучего народа, или подземный ключник Кощей, муж акушерки Яги, или продукты генетических экспериментов – полулюди-полуптицы, во главе с печальным Сирином, или загадочный полуконь?

Так или иначе, все обитатели смещенного мира делали вид, что играют в одни ворота.

– И что? Сколько же у нас времени? – вернулся к реалиям Артур.

– У нас-то время – целое беремя, – без улыбки пошутил хапун. – А вот тебе не мешает поспешить. Таперича ты по башке верно вдаренный, ага. И золотишко китоврасово легко сыщешь…

ЗАЧИСТКА

Короткий миг, ощущение дурноты, вспышка – и он снова очутился в той же вонючей, мокрой пещере, откуда его только что спасли. Артур едва устоял на ногах, ему казалось,что голова по-прежнему раскалывается от боли, хотя ни повязки, ни следов набитой шишки не имелось.

Всё это осталось в далеком прошлом, полтора века назад. А сегодняшний день уже лез в глаза, причем в буквальном смысле. Какая-то безумная баба, вся в струпьях и сороконожках, пыталась выцарапать ему глаза.

– Харррх! Убейте его! Раздавите его!

Артур отправил ее в нокаут прямым в нос, нашарил за спиной оброненный топор – очень вовремя! Кошмарные жители подземелья, разбежавшиеся от болезненного для них жидкого зеркала, снова с ворчанием подкрадывались к нему.

И у каждого на затылке сидела нураги.

Артур выдохнул, сделал короткий выпад и снес башку худосочному парню, подползавшему слева. Ударил не глядя. На мгновение выпустил из руки свой топор, застрявший в голове у шахтера, выхватил у падающего трупа его лопату, воткнул ее в зубы ухмыляющейся безглазой старухе, что шла на него с вилами.

– Получайте, гады!

Снова завладел своим топором, еле увернулся от удара лома. Ему в пятку попыталась впиться лысая старуха с жирным паразитом на костлявой спине. Коваль с удовольствием разрубил скользкую тварь топором, слушая, как они завизжали одновременно.

Сгруппировался, с силой выкинул тело вперед, ударил двумя пятками. Захрустели кости, завыли тоненько во мраке. Приземляясь, Артур сломал руку синекожему коротышке – тот опрометчиво держал свой альпеншток наотлете.

Вращая в каждой руке по топору, Коваль пронесся по спиральному тоннелю вверх, награждая ударом каждого, кто подвернулся на пути. За ним топотали по пятам, дважды метнули железный лом, оба раза он вовремя пригнулся. Отбиваться приходилось в полной темноте, нураги нарочно погасили или унесли все фиолетовые грибы…

Он снова дрался, он прорывался вверх, к солнцу, недоумевая, какого дьявола китоврас бросил его здесь погибать…

Яркий свет полоснул по глазам. Жители подземелья взвыли. Вначале от света, затем – от боли. Лысый, почти квадратный альбинос, наверняка никогда не выходивший на свет, замахнулся ржавой лопатой – и рухнул с разорванным горлом.

Над ним, скаля розовые клыки, гордо нависал президентский лысый пес!

Четверо ближайших к Артуру горняков повалились с разорванными глотками. Еще двое боролись, но безуспешно. Раздался отчетливый собачий лай. Девицы, более шустрые, кинулись наутек. Серые тени настоящих хищников, неуловимых, голодных и чертовски умных, сновали между ними, как волки, забравшиеся в овчарню.

Були, президентская стража!

Загрохотали автоматные очереди. Носители нураги с воплями кидались навстречу крестообразным сполохам и гибли на бегу. Сам президент застыл, как истукан, не в силах поверить очевидному. А его любимец, зубастый Гвоздик, радостно вылизывал хозяину лицо, повизгивал от восторга и норовил вскочить на ручки всеми своими восьмьюдесятью килограммами.

Уцелевшие жители подземелий с криками ползли к своим норам. Те из них, у кого були загрызли паразитов, сами гибли в страшных конвульсиях. Раздался сухой грохот, от которого заложило уши. Посыпались камни, следом, сквозь мутную взвесь, пробился луч солнца!

За первым взрывом последовал второй, более мощный. Снаружи расширяли отверстие, камнепад усилился. Артур прижался к стенке. Под ногами, скуля, ползал голый мужик с убитой нураги за спиной. Сверху донеслись внятные звуки человеческой речи.

За невскими псами-мутантами в пещеру лезли люди с фонарями. Не с факелами, а с электричеством!

А за автоматчиками спускался Озерник.

Артур ничего не соображал. Отовсюду слышались звон рикошетивших пуль и почему-то команды на английском языке. Следом за автоматными очередями раздался низкий гул – и мрак прорезала первая струя жидкого огня.

Дед Савва легко прокладывал путь через ад, левой рукой придерживая загривок лысого пса, а правой коротко касался тех, кто имел глупость встать на дороге. Те, кого онкасался, немедленно валились на землю, высовывали языки и подыхали от удушья. Коваль внезапно вспомнил давнишнюю историю о том, как в Псков заявились украинские купцы, и кто-то из них, по недомыслию, оскорбил Озерников. Черный Дед тогда тоже настиг их на тракте, легко коснулся одного из обидчиков – и тот выхаркал легкие. По свидетельствам очевидцев, хохлы точно взорвались изнутри. А Черный Дед невозмутимо вернулся в озерную деревню, и никто его не посмел остановить…

От воплей и хрипов у Коваля закладывало уши.

По пятам за Озерником через отверстие в потолке спустились двое парней в незнакомой морской форме, они разматывали кабель к мощному прожектору. По веревочным лестницам в лабиринт ворвалось не меньше взвода незнакомых вооруженных людей. Их старший отрывисто командовал на английском. Запахло керосином. Люди в термостойких костюмах разматывали жесткие шланги огнеметов. В подземном ручье, среди кровавых наплывов, осатанело металась живность.

– Парни, поджарьте тут всех!

– Нет, там внизу мои люди! – опомнился Артур. Ему казалось, что он кричит, но из горла вырывались лишь тихие хрипы.

– Не беспокойтесь, сэр! Мы выведем всех, кому еще не съели глаза.

«Плевать на то, что голый. Хуже всего, что я потерял зеркальце… потерял связь с джинном, вот осел!»

Огнеметчики поджигали все, что горело. В пещере становилось нечем дышать. Откуда-то из глубины до Артура еще доносились вопли горящих заживо карлиц. Затем скала затряслась от взрывов. Нападающие кидали гранаты в проходы, куда не могли пролезть.

Колония нураги погибала.

– Колите их! Всех уничтожить, всех!

Бритый наголо бородатый мужчина в форме с золотыми погонами, чем-то похожий на упрямого теленка, остановился в трех метрах от президента, почтительно соблюдая дистанцию до рычащего Гвоздя.

Включили второй прожектор. Следом за военным моряком в круг света вошел Дед Савва. Вблизи Озерник выглядел ужасно: с подбитыми глазами, рассеченной губой, в изодранной хламиде. Но глаза смотрели как всегда, насмешливо и высокомерно.

– Спасибо, Дед, – произнес Артур и сел на пол. Ноги больше не держали. – Теперь я верю, что на меня зла за Прохора не держишь…

– У меня с тобой счетов нет, – Озерник усмехнулся, вытер рукавом окровавленный рот. – Бона кому спасибки говори. Кабы не они, хана бы всем… А так – успели.

Лысый бородач щелкнул каблуками, приложил ладонь к виску.

– Командующий эскадрой британского подводного флота адмирал Теодор Пасконе.

– Подводного? – тупо повторил английское слово президент. Ответа он не услышал, потому что нахлынула звенящая колокольная тишина…

– …Как ты меня нашел? – Коваль скрипел зубами, пока Озерник через трубочку заполнял зеленой кашицей его раны на спине. Лекарство жгло, как перец, президент едва сдерживался, чтобы не заорать. Когда жжение ослабевало, Артур наслаждался. Ветром, синевой гор, пенными ударами близкого моря за скалой, запахами трав и махорки. Он лежал на теплой траве под вечерним небом. Неподалеку стонали и мычали еще несколько русских моряков, вырванных из плена. За грядой морщинистых холмов к небу взлетали клубы смердящего черного дыма. «Ликвидаторы» с британского корабля закладывали взрывчатку в уцелевшие подземные ходы. Вокруг президента, свесив на сторону языки, валялись уставшие були. На почтительном расстоянии от лысых псов, в распадке, стоял молоденький часовой. Он водил из стороны в сторону винтовкой с оптическим прицелом, непрерывно проверяя верхушки холмов.

– Где мы находимся? – спросил Коваль у часового.

– Сардиния, сэр! – бодро ответил тот.

Коваль пригляделся к парню внимательнее. При свете дня обнаружилось немало интересного. Англичанин был одет и экипирован совсем не так, как представители военной британской миссии в Петербурге. Этот парнишка словно сошел с плаката полуторавековой давности.

– Ребятишек-то в трюмы загнали, а я ждать не стал… – ухмыльнулся колдун. – Я сам туда пораньше отправился… Терпи, терпи уж, яд убить надо, я ж чую, от ейного яда кость разжижается. Ты вниз, в гору-то с нами не ходил, не видал, чего там деется… ну, теперь-то уж ничего не деется. Это адмирал, дельный мужик, – всё огнем залил. Но и дрались, суки, знатно, как демоницы кидались. Слышь, двоих псов твоих порвали, ага… Да лежи ты, не дергайся, на-ка спирту глотни лучше!

– А ты что же? – с трудом переводя дух после последней экзекуции, спросил Коваль. – Ты за мной вплавь кинулся?

– Я булей твоих выпустил, схоронился с ними под бункером масляным, ну, там, позади машины, видал небось… – усмехнулся колдун. – А вечерком выбрался, глаза сторожам отвел, чай, не привыкать, хе… Лодочку себе взял, какая приглянулась, булей посадил, чтоб носы по ветру держали, и сказал им – ищите, мол, своего любимого хозяина. Таки поплыли на запах. Ну, чутье у дьяволов лысых, сам знаешь какое… Грести я не стал, на весла двоих придурков посадил, из тех, что сторожами на ночь в корабле осталися.Ружьишки-то приказал им в воду выкинуть, чтоб не сглупили чего. Только мы недолго отплыли – адмирала, вон, встретили.

– Как же вы с ним объяснились? – Артур, кряхтя, уселся на белом нагретом камне. – Ты же, Дед, никаких языков, кроме русского, не учил.

– Ай, мне ни к чему. Адмирал тебя сам искал.

– Что за ерунда? – Коваль задавал вопросы, а сам размышлял, не привиделись ли ему китоврас и прочие чудеса. Одно он мог утверждать наверняка – свистулька с шеи исчезла!

Мгновение спустя он догадался посмотреть вниз. И вздрогнул от неожиданного открытия.

Он видел.

Видел сквозь толщу горной породы. Видел серый базальт, голубые и красные глины, видел блестящие водоносные слои и похожие на ветви деревьев нити металлических руд.

Он видел залитый багровым светом догорающий подземный лабиринт нураги, видел черные дыры вертикальных тоннелей, куда еще не добралось пламя огнеметов…

Китоврас сдержал слово.

– Да не ерунда, – хихикнул Озерник. – Сам спроси. Они за нами на своих рыбинах от самой Катании гнались, да маленько не успели…

– На рыбинах?!

– Ну да. Так вона же она, рыбина, – Савва небрежно указал вниз, под обрыв.

– Мать твою… – вырвалось у Коваля.

На нежно-бирюзовой глади заливчика, среди гроздей розовых сонных медуз, покачивалась атомная субмарина.

Часть вторая

СОЮЗ ОРЛА И ЛЬВА

ПЕСНИ ПУСТЫНИ

– Ты выйдешь к ним один, брат Михр?

– Если я погибну, вы успеете спасти женщин и детей. Уводите их к оазису Джейба, там соединитесь с семьей Зиявы. Брат, отгони верблюдов в Аль-Гуру и вели рабам засыпать колодцы.

Глава рода поправил куфию, из-под руки посмотрел на север. Горцев еще не было видно, но тучи пыли уже поднялись над рябью барханов. Лошади шли тяжело, падали, тонули в песке, но шли. Тысячи и тысячи лошадей. Десятки тысяч всадников.

Над ними пела птица.

– Брат Михр, мы не ослышались? Ты велел засыпать колодцы?

– Вы не ослышались. Вели рабам засыпать колодцы, потом пристрели их всех – и догоняй наших. Если ты убьешь рабов, никто не сможет рассказать этим шакалам, где можнонапоить коней. Тогда солнце начнет убивать их.

– А если у них с собой достаточно воды? Если они свернут к оазису Эс-Сам?

– Сколько бы ни было воды, она кончится. Лошадь – не верблюд, по пескам они не дойдут до Эс-Самы и за месяц. Мы измотаем их, а потом нападем. Мы будем убивать отстающих, пока их кости не превратятся в костяную дорогу.

Старейшина семьи один вышел навстречу войску горцев. Дозорная сотня, рысившая в тысяче шагов впереди авангарда, заметила одинокую черную фигуру, но вначале его приняли за мираж. Нашлись такие, кто умел говорить с пустынниками. С семьей брата Михры хоть и воевали, но много и торговали. На базарах в Аль-Гуре, когда заключались краткие перемирия, горцы продавали бедуинам до сотни рабов за день. А потом снова возвращались к себе, к надежному и честному мужскому промыслу.

Брат Михр стоял неколебимо на вершине каменистой гряды, хотя ему очень хотелось отступить назад и нырнуть в подземный ход. На него подковой накатывалась медлительная пыльная волна. Кони горцев уже не рысили, они давно устали и перешли на шаг. За девять суток продвижения в страну красных песков конница потеряла лоск и горделивую посадку. Многие лошади хромали, у них воспалились глаза и наросли кровавые мозоли. Мелкие отряды кочевников, щипавшие периодически фланги громадной армии, доносили, что горцы похоронили уже сто сорок человек и как минимум столько же лошадей.

Но это была капля в море. Объединенные войска горцев гнали в пустыню больше сорока тысяч коней. Они собрали всё, что смогли, и пошли на неслыханные расходы. Брату Михру донесли, что главы кланов решились купить дополнительных лошадей и быков и послали за ними в Дамаск и Багдад.

– Ты ищешь смерти? – спросили у кочевника первые подъехавшие горцы. С ним нарочно заговорили на языке базаров Аль-Гуры, чтобы он понял.

– Отведите меня к тому, кого вы называете Вершителем судеб, я должен беседовать с ним.

– А если он не пожелает беседовать с тобой?

– Тогда прольется много лишней крови, – невозмутимо заявил пустынник.

Брат Михр позволил себя обыскать. Он уговаривал себя не волноваться, но все равно его сердце застучало, когда бешеные джигиты из клана орла подсадили его, со связанными руками, в арбу Вершителя судеб. Пустынник повидал немало на своем веку, он принимал самое горячее участие в десятках мелких и крупных войн между племенами, он четырежды осаждал железные стены халифата, но никогда не встречал столь сосредоточенной и столь дисциплинированной армии. Когда песок сменялся сухой глиной, земля вздрагивала и стонала под копытами коней. Они наступали широким полумесяцем, растянувшись почти на десять тысяч шагов, совсем не так, как привычно нападали горцы.

И они не останавливались. Лавина катилась и катилась, сверкая сталью клинков и серебром ружейной гравировки.

– Ты пришел, чтобы услышать мою птицу? – осведомился старец. Он лежал на пышных подушках, под голубым шатром, украшенным изысканной вязью. Его арба единственная на всю армию была снабжена мягкими рессорами. Сюда приносилось все самое лучшее. Мальчик-раб отгонял мух от винограда и персиков, четверо громадных джигитов с саблями наголо сидели вокруг золотой клетки, укрытой тончайшими надушенными платками. В углах курились ароматические свечи, старик и юноша наигрывали веселую мелодию на старинных бандурах.

Брат Михр невольно сглотнул. Перед Вершителем судеб стоял кувшин с водой. Почти полный кувшин, и всё – для одного человека!

– Нет, – против воли выдавил кочевник. – Твоя птица – это злое волшебство, и сам ты – злой джинн.

– Почему же я злой джинн? – посерьезнел Вершитель судеб, делая незаметный знак охране. На кочевника мигом навели ружья.

– Ты не открываешь рот, когда говоришь, – усмехнулся брат Михр. – Разве так ведет себя добрый человек?

– Ох ты какой глазастый! – Чародей хлопнул себя по бедрам. – Хорошо, твоя правда, я действительно не открываю рот. Но, поверь мне, так гораздо удобнее. Я совсем недавно научился думать так, чтобы меня все вокруг понимали… Гм. Я так и знал, что ты не похож на этих, с гор. Н-да, следовало ожидать… Тогда чего же ты хочешь, если Феникстебя не интересует?

– Хочу, чтобы вы ушли отсюда. Это наша земля.

– Ничего не могу изменить, – пожал плечами моложавый старик. – Мы не собираемся с вами драться. Мы идем на юг, гораздо дальше на юг.

– Зачем?

– Затем, что в аравийской пустыне спрятано золото. Так много золота, что хватит на всех, кто пойдет за мной.

– Вас всех убьют. Ты околдовал горцев. Пока тебя не было, они знали, что такое Железная стена. Я сам четыре раза дрался у Железной стены. Мы потеряли треть бойцов, а каждый из моих стоит троих горцев, это точно. Вас всех убьют. У халифов есть машины, они разрывают сто человек в клочья. Никто не может драться с халифатом.

– Спасибо, что предупредил, – улыбнулся Вершитель судеб. – Со мной сейчас восемнадцать тысяч сабель, снялись с места все кланы, включая дальние. И по нашим следамидут другие. Идут курды, их около четырех тысяч, идут армяне-переселенцы, идут таджикские кланы из северных гор. Эти никогда не видели и не слышали птицу, но зато онислышали о сказочной стране, спрятавшейся за Железной стеной. Мы послали гонцов в Фергану, в стан большой армии Карамаза. Они собирались идти на север, но теперь многие задумаются. Людям не нравится, когда рядом с ними кто-то живет слишком хорошо. Люди могут терпеть очень долго, но когда-то наступает день – и они кидаются на приступ. Скажи, пустынник, разве это хорошо, когда твои дети гибнут от жажды и голода, а совсем рядом их дети купаются в фонтанах и едят вдоволь?

– Ему угодно, чтобы происходило именно так, – воздел к небу глаза кочевник. Но это прозвучало не слишком убедительно.

– Как угодно, – не стал спорить старец. – Извини, у меня много дел, я такой толпищей впервые в жизни командую. Прощай, тебя проводят…

– Подожди, – брат Михр сбросил с плеча противную лапу горца. – Если ты обещаешь не трогать наши селения… позволь мне взглянуть на птицу.

– Я клянусь, что не буду нападать на ваши деревни. Но всем вашим семьям я предложу присоединиться к нам. Если ты отказываешься, твои люди останутся бедными и голодными… Ты уверен, что непременно хочешь взглянуть на птицу? – сменил тему хозяин шатра и жестом отпустил охранников.

– Хочу, – гость заметно напрягся, когда слуга с поклоном потянул с клетки покрывало.

– Феникс умеет делать три вещи, – терпеливо начал Вершитель судеб. – Во-первых, он поет о правде…

Брат Михр не заплакал, когда чудесная пери открыла рот и воздух наполнился дивной мелодией. Последние слезы он выплакал в детстве, когда его стегали кнутом вместе с другими рабами-детьми на виноградниках горцев. Птица запела громче, мотив ее чудесной песни подхватили доблестные воины Вершителя судеб, арба затряслась, кони пошли быстрее, воздух наполнился гулом. Это загремели от скорости колеса тяжелых повозок. Погонщики быков не желали отставать от войска.

Брату Михре показалось, что среди барханов расцвели сотни огненных розовых кустов, что прохладные голубые ручьи заструились там, где твердой поступью прошли горные кланы – вчерашние непримиримые враги.

– Я хочу, чтобы ты говорил со старейшинами семей, – просительно произнес брат Михр. – Если ты свернешь к оазису, я провожу тебя. Если ты убедишь их, войны между нами не будет. В противном случае твоя армия застрянет между Железной стеной и отрядами моих братьев. До аравийских песков ты не доведешь и половины всадников…

– Перспектива неприятная, – согласился Вершитель судеб. – Хорошо, я дам приказ к привалу. Далеко до твоих братьев?..

…Спустя час разношерстное войско расположилось лагерем у основания неровного рыжего холма. Раскинули шатры и палатки, из припасенных досок сложили костры. Но не слышалось веселого пения, не плясали вокруг огня и не хохотали с чаркой вина. Даже крепких, как сталь, абреков смертельно измотал последний переход.

От войска отделились три сотни, самые верные последователи Вершителя, самые отчаянные и вооруженные до зубов. Они окружили повозку старца и направились в сторону спрятавшегося в песках оазиса. Ночь они провели в седлах, потому что разбивать лагерь такому маленькому отряду опаснее, чем постоянно двигаться. Всем горцам слишком хорошо известно, как незаметно умеют подкрадываться эти подлые песчаные лисы!

Оазис Джейба встретил горцев могильной тишиной. Однако брат Михр сумел вызвать его к жизни. Он ушел и долго препирался с сородичами среди чахлых пальм, а недобрые глаза отовсюду буравили вооруженный караван. Бродяга уже решил дать приказ к отступлению, когда на опушке жидкой рощицы показалась знакомая фигура.

– Как хорошо, что свои его не зарезали, – рассудительно заметил Мирза, гордившийся тем, что Вершитель доверяет его клану личную охрану. – Без этого вора в белой простыне мы не нашли бы дорогу обратно.

– Здесь старейшины четырех семей, – сообщил брат Михр. – Если ты не сумеешь убедить их в честности намерений, они убьют меня, убьют всю мою семью, потому что я провел этих… – он скривился в сторону горцев. – Я провел вас к нашим колодцам.

– Отведи нас к братьям, – приказал Вершитель.

– В оазисе никто не может носить оружие, – уперся кочевник.

– Мы пойдем без оружия. Только шестеро со мной.

Братья Михра встретили старца настороженным молчанием. Вершитель судеб настоял, чтобы помимо старейшин к колодцу пришли все, кто пожелает. Постепенно собралось больше сотни мужчин. Женщины и дети сбились в кучку в сторонке, не решаясь приблизиться. Дубленые, непроницаемые физиономии вождей выглядели, словно деревянные лики их засыпанных песками божков. Когда роскошная птица расправила крылья, по толпе пронесся восхищенный вздох. В голос заревели несколько детей, но старшие быстро заткнули им рты. Птица одним махом взлетела на крышу своей клетки, которая больше походила на изящный минарет, чем на походную тюрьму.

Женщины завизжали, многие заголосили и повалились на землю, когда птица обернула к ним свое белое, неистово красивое лицо. Никто потом так и не смог уверенно сказать, что исторгало звуки – рот прекрасной пери или золотой птичий клюв.

Мирза и Малик в который раз плакали, привалившись с двух сторон к плечам наставника. Конечно, они плакали не так печально, как в первый раз. В их плаче даже звучала радость, потому что сто убийц могли шестерых легко зарезать, но теперь стало ясно, что никто никого не убьет, напротив, все станут братьями, и даже удивительно, как онимогли раньше испытывать неприязнь друг к другу…

Песня Феникса лилась над дремлющими разводами песков, над задравшими головы табунами верблюдов, над притаившимися в пещерах кочевниками.

Когда птица сложила крылья, когда растаял последний звук, среди пальм долго слышались лишь сдавленные рыдания и стоны. Затем поднялся высокий иссохший человек в белом. Его губы тряслись.

– Мое имя – Рашид, мою семью уважают от Железной стены до Змеиных гор и от Багдада до Дамаска. Клянусь, я никогда не слышал и не видел ничего подобного. Моя семья пойдет за тобой, Вершитель.

– И мы пойдем… И мы, и мы!

– Скажи нам только одно… – Высокий старик рухнул на колени, затрепетал, страшась выговорить заветное слово. – Ты ездишь на белом жеребце, тебе поклоняются народы, ты говоришь с каждым на его языке, и с тобой пришли триста воинов… Ты – Махди?

Мир замер. Кочевники прекратили дышать. Человек с птицей улыбнулся.

– Мне нечего тебе ответить. Мне кажется, что я пришел сам, но это может быть и не так… Мне кажется, что это не я веду вас, а вы ведете меня. Мне кажется, что я оживил эту птицу, но наверняка нельзя знать ничего.

Ропот пронесся по рядам сидящих кочевников, многие недовольно нахмурились.

– Кто такой Махди? – спросил человек с птицей. – Если это тот, кто придет дать вам благо, то я – не против него. Скажите мне, разве большая война, в которой погибнутсто тысяч мужчин и двести тысяч будут их оплакивать, – это благо?

Кочевники согласились, что большая война – это большое горе.

– В таком случае я тоже стремлюсь дать вам благо, – широко улыбнулся тот, кого называли Вершителем судеб. – Я пришел, чтобы остановить войну. Феникс даст каждому из вас столько, что война потеряет смысл. Рашид, у каждого из твоих сыновей будет столько верблюдов, сколько ему нужно для счастливой жизни.

– Мы тоже с тобой, брат Рашид, – закивали остальные. – Надо немедленно послать в Аль-Гуру за братьями Захарией и Гаруном, пусть они встретятся с нами…

– Если позволишь дать тебе совет, ты не должен слишком торопиться, Вершитель, – почтительно произнес брат Рашид. – Вы движетесь напролом, вас видно и слышно за три дня пути.

– Я не полководец, – виновато улыбнулся старец. – Как же незаметно спрятать такое большое войско?

– Прежде всего, следует свернуть на восток, – отрезал брат Рашид. – Мы укажем место, где Железная стена слабее всего. Это не значит, что армии халифата там слабее, но соорудить переправу там будет легче. Ведь вы собираетесь наводить переправу, да? Иначе зачем вы везете с собой столько целых деревьев?

– …Он умен, этот брат Рашид, – отметил Вершитель судеб, когда три сотни охраны тронулись в обратный путь и пески запели свою заунывную песню.

– Он хитер, как дюжина лис, – ощерился глава клана барса. – Но в песках он хозяин. Если говорит забирать на восток, то лучше сделать так.

– Сколько человек мы сегодня приобрели? – поинтересовался хозяин волшебной птицы, слушая стоны сухого ветра.