Чтение 6–й страницы книги ~Золото русского эмира~

– Чего это я буду к нему спускаться? – уперся племянник. – Надо ему приказать, пусть развяжет свой мешок и покажет нам.

– У него там что-то живое, – выразил общее подозрение Али.

– Эй, Муса пускай проверит. Он самый молодой, – попытался отбиться Хосров. Но под взглядом старшего недовольно поерзал и нарочито медленно слез с коня. – Эй, белая борода, показывай, что несешь!

Хосров намеревался носком мягкого сапога слегка толкнуть старика в бок. Не больно, а так, для смеха и чтобы тот понял, кто с ним разговаривает. Не какие-нибудь тупые пустынники, а воины из горного клана персов, гроза и гордость Змеиных гор.

Но приструнить глупого старикашку оказалось совсем не просто. Удар прошел мимо цели, Хосров чуть не упал, а парни засмеялись. Старик же снова прилег как ни в чем не бывало.

– Не трогай его, – немедленно окликнул Рушан, хватаясь за ружье. В его лексиконе не хватало слов, чтобы выразить свои опасения, но врожденное чутье воина искупало недостатки речи. – Хосров, назад отойди. Эй, белая голова, чего смеешься?

– Он точно из беглых, – воскликнул Али. – В клане барса всем рабам отрезают языки!

– Он наш, мы не вернем его барсам, – взвился Хосров. Ему очень хотелось вытянуть вредного чужака по спине плеткой, чтобы не видеть эту наглую улыбку, но дядя Рушан мог взбелениться и пристрелить непослушного племянника…

– Я не смеюсь, мне горько слушать вас, – коверкая слова, но довольно внятно произнес вдруг старик. Он высыпал в рот последнюю горсть ягод, а недоеденную горбушку тщательно завернул в тряпицу и сунул в карман. – Разве у вас не принято уважать старших и стариков? Разве вы бьете дома отцов и дедов ногами?

Гордые джигиты затихли, уставясь на чужака, как на внезапно заговорившего барана или волка.

– Так ты знаешь наш язык – и молчал?

– Я не знал языка. Я узнал его совсем недавно, когда послушал вас.

– Это что… для тебя так просто? – Али сглотнул. – Ты можешь послушать людей – и сразу говоришь на их языке?

– Не сразу. Еще недавно я это не умел.

– Почему ты лежишь и не отвечаешь? Не боишься отведать плетки?

– А твой отец вскакивает на ноги, когда ты сидишь перед ним в седле? – парировал старец.

– Ты не наш отец, – сказал Хосров. – Ты идешь по нашим горам, значит, ты – наш пленник. С тобой нет никакого бога, ты не молишься. И ты не похож на воина.

– Если я не похож на воина, меня можно бить?

– Ты – мясо, ты – раб. Настоящий мужчина не будет сносить насмешки. Ты слышал, как мы смеялись над тобой, но не встал. Ты даже не попытался защитить свою честь. У тебя ее просто нет.

– Ты говоришь так громко потому, что хочешь скрыть собственный страх? – рассмеялся старик, и Рушан вдруг увидел, что тот совсем не старый. Только в первые мгновения так казалось – из-за белой бороды и длинных седых волос, увязанных в хвостик. Крепкий еще мужчина лет пятидесяти благодушно развалился на травке, подстелив кафтан, обшитый мехом неизвестного зверя. Но в прозрачных глазках не было и капли доброты.

– Твоя честь не стоит жизни одного муравья, – старик показал, как ногтем давит насекомое. – Народ, который живет разбоем, достоин жизни в клетках.

Муса и Али одновременно подумали, что сейчас Рушан зарубит наглого раба. Дядя Рушан соскочил с лошади, но достал из ножен не саблю, а кинжал. Еще лучше, подумали воины, дядя отрежет нечестивцу голову, как жертвенному петушку!

– Мы не разбойники, – гордо ответил Хосров. – Мужчины клана персов никогда не будут умирать на полях, никогда не будут крутить хвосты баранам. Мы воины, и сыновья наши будут воинами…

– Значит, за вас сеять хлеб и растить овец должны другие? А вы умеете только жрать и пить?

Али скрипнул зубами и взвел курок. Муса вытаращил глаза; еще ни один раб так не разговаривал с гордым племенем персов!

– Белая голова, я тебя до сих пор не убил только потому, что ты не похож ни на курда, ни на туркмена, – сказал Рушан. – Кто ты такой?

– Я – русский.

Парни переглянулись.

– Вы слышали о таких?

– Старик, у кого ты прислуживал?

– Ни у кого. Я свободный человек.

– Это раньше ты был свободный, – хохотнул Али. – Кто свободен, тот не позволит обозвать себя рабом.

– Кто свободен, не станет обращать внимания на дураков, которые умеют только воровать чужих детей и хамить старикам, – старик обидно рассмеялся.

– Что у тебя в мешке? – закипая, подступил к лежащему бесу Рушан. Он уже почти не сомневался, что глупый Муса кинулся преследовать совсем не того, кого следовало. Но и отступать на глазах у младших Рушан не мог. Лучше умереть в бою, чем показать слабость! Всем известно, это первый закон горцев!

– Ты уверен, что хочешь заглянуть в этот мешок? – задал непонятный вопрос старец. – Ведь после того, как ты в него заглянешь, многое может измениться. Очень многое.

Рушан оторопел. Самому старшему не пристало искать совета у молодежи, но он все же замер и оглянулся. Конечно же, никто ему не мог подсказать, что делать. Эти тупые дети ослицы умели только орать, когда их никто не спрашивал!

– А ну, показывай! – Рушан навел на старика ружье.

Что произошло дальше, с трудом сумел описать своим землякам воин из клана барса, который подсматривал за соперниками с высокого утеса. Он видел, как старик неторопливо развернул рогожу, и из нее выступила – не вылетела, а именно выступила, величаво и гордо, как царица, – птица невероятной красоты. Птица очень большая, гораздо больше индюка, но совсем не похожая на глупого индюка своей статью. Она словно переливалась белым и золотым светом, от нее исходило столь яркое, огненное сияние, что лазутчик из клана барсов вынужденно прикрыл глаза.

Позже он, захлебываясь, рассказывал старейшинам, что джигиты Малика попадали с лошадей на камни, повалились на колени и принялись горько рыдать. Они рвали на себе волосы, они выбросили оружие, которое лазутчик позже подобрал и принес вождям как доказательство своих безумных речей. Вожди клана барса все равно посчитали его рассказ бредом, но поручили молодым воинам немедленно нагнать и взять в плен страшного чародея.

Несомненно одно: человек, отнявший у персов двух коней, всю еду и одежду, – великий чародей. Но, как известно всем в горах, персы тупы и ленивы, их можно легко обмануть.

– Вперед, – сказал своим джигитам одноглазый Мирза. – Догоните его, но не разговаривайте с ним, ловите арканом. Когда поймаете, заткните ему рот, а голову накройте мешком. Главное – не повредите птицу. Я боюсь верить, уж не птенец ли легендарной Рух нам достанется…

– Колдуна убить? – белозубо улыбнулся младший сын Мирзы, красавец Берк.

– Убить – проще всего, – рассудил отец. – Если нам не наврали и он действительно умеет наводить туман… тогда мы возьмем за него двух девственниц. И одну я подарю тебе, сын мой!

– Гей, гей! – только искры полетели от подков полудиких аравийских жеребцов.

Кони представляли собой особую гордость клана барса; еще дед Мирзы отбил в свое время у вонючих кочевников целый табун прекрасных жеребцов, но не распродал их, а оставил на племя. Теперь все по обе стороны перевала завидовали Мирзе и постоянно пытались украсть его славу. А вчера эти гнусные подлецы персы посмели преследовать колдуна на его земле! И хорошо, что Всевидящий покарал их!..

Берк вел отряд вдоль русла Змеиного ручья, до первых порогов. Там, на каменной ладони, нависшей над рекой, воины увидели старика с птицей. Он совсем не походил на полоумного колдуна, которого держал в цепях Туна из клана орла. Мирза брал сына с собой, когда ездил в гости, на свадьбу к дальнему родственнику. Там обошлось без крови ибез оскорблений, хотя всякому ясно – воины барса не могут даже сравнивать себя с неповоротливыми, толстыми орлами. Затеяли конные соревнования, сыновья Мирзы начали побеждать – и старикам еле удалось унять разгорячившихся хозяев праздника. Зато гостям показали пленного сына иблиса, его держали в яме, в опилках, он кричал диким голосом, рвал на себе кудри, но по приказу хозяина выводил цыпленка из мертвого яйца. Мальчишки над ним смеялись и швыряли камни. Еще сын иблиса умел вызывать слабенький дождь и насылать порчу на женщин, запретив им рожать. Ничего интересного. Берк тогда заскучал и первый отвернулся от ямы.

Этот старец не кричал и не валялся в грязи. Он сидел на белой каракулевой шкуре, в чистой одежде, и жарил на костре баранью ногу. Только голову он держал непокрытой, и длинные белые волосы выглядели страшно. Всем известно, что настоящий мужчина не будет отращивать космы, чтобы не походить на бабу! Рядышком паслись не две, а целых три лошади, а в круглой плетеной корзине, под цветастым бархатным покрывалом, шевелилась чудо-птица.

– Взять его! – приказал Берк и сам первый сорвался в галоп, раскручивая над головой аркан.

Но взять старика не получилось. То есть его скрутили сразу двумя арканами и едва не порвали на части, когда поволокли за конями по траве. Мясо упало в костер, угли раскатились, Берк крикнул джигитам, чтобы тащили мешок и быстрее воткнули колдуну кляп в пасть, а сам, вместе с братом, побежал к корзине с птицей. Им не терпелось взглянуть, хотя под бархатом наверняка прятался обыкновенный белохвост или одна из тех непонятных красногрудых пышных птиц, которые всё летели и летели с востока, завоевывая вершины гор…

Но стоило сорвать покрывало, как…

Много позже Берк, утирая слезы, клялся отцу, что более прекрасного женского лица он не встречал. На него смотрела девушка и в то же время – чудесная бело-золотая птица. Там, где ее перья носили белый цвет, они пленяли наготой нетронутых снегов. Там, где растекалось золото, оно струилось, как бурные весенние ручьи. В следующий миг птица запела – и доблестные воины Мирзы замерли.

Она пела так, что Берк сразу, в одно мгновение, увидел то, что произошло, и то, что произойдет позже. Он увидел неизменяемое, начертанное на камнях, и предначертанное на воде, которое еще можно изменить. Он заплакал и не стыдился своих слез. И чем больше знаний о мире входило в его уши и глаза вместе с пением чудесной девы-птицы, темсильнее ему хотелось плакать. И братья его заплакали, и посланные Мирзой угрюмые охотники за беглыми рабами, на шее у каждого из которых болтался шнурок с человеческими ушами.

Они потеряли себя.

Старик-чужеземец, кряхтя, освободился от арканов, забрал у воинов лучшие ружья, остальные выкинул в реку. Потом забрал себе лучших жеребцов, а тех, что отобрал раньше у дураков-персов, оставил барсам.

– Пощади нас, – только и смог простонать Берк, давясь рыданиями, когда суровый колдун подошел к нему. – Пощади, не убивай нас. Мы отдадим тебе всё, что имеем, прости нас…

– А мне ничего не нужно, – грустно произнес старец. – У меня всё есть. У тебя тоже всё есть, но у тебя уродливая душа. Поэтому тебе и таким, как ты, вечно кажется, чточего-то не хватает.

– Разве ты не будешь убивать нас? – В уродливой душе Берка всколыхнулась надежда. Он даже вспомнил о кинжале на поясе и подумал, что мог бы дотянуться до живота этого подлого вора, но тут золотая птица снова запела.

И бедный Берк навсегда забыл о том, кто ему враг, а кто – друг.

– Я не могу никого убивать, – объяснил старец. Он плохо изъяснялся на языке гордых барсов, но Берк его понял. – Я никогда никого не убью, такова моя природа.

– Чего же ты хочешь от нас? – взмолился достойный сын Мирзы, захлебываясь слезами.

– Феникс умеет всего три вещи, – невпопад заговорил старец. – Он поет о правде, но правду выносить сложнее всего. Поэтому тебе так тяжело и горько. Еще он умеет находить золото… А от вас я хочу того же, что от других. Те славные джигиты, что напали на меня в ущелье, сейчас собирают всех своих. Я поведу их за золотом. Есть такое место, далеко на юге, в пустыне, где золота хватит на всех. Его хватит, чтобы каждый из вас купил себе по сто женщин и по тысяче коней. Я хочу, чтобы вы скакали к своему старейшине, или кто там у вас правит, и позвали его ко мне. Мне ждать некогда, я пойду на юг, вдоль реки…

– Но мы… но там… – Берк никак не мог собрать мысли воедино. – Но в пустыню нас не пустят кочевники. Мы с этими шакалами враждовали всегда. Они убивают нас, а мы – их!

– Тогда чем вы лучше этих шакалов? – печально спросил старец.

Берк хотел дать отпор наглому сыну иблиса, но его скрутила очередная судорога рыданий.

– Пустынники пойдут с нами, – сказал страшный хозяин птицы. – Но нам нужно оружие и все мужчины, способные носить его. Золота много, но его придется брать силой. Зовите ко мне старейшин.

…Прошло еще четыре дня.

Семь разномастных стягов реяли над утесом. Черное с серебром и оскаленная морда барса. Желтое с серебром и голова орла. Красное с золотом и полумесяц над саблей – стяг персов. Широкое белое, на длинном древке с черепом волка – клан Змеиных гор, самые дикие и непримиримые воины. Узкое белое с перьями – туркмены, клан журавля. Зеленое с вышивкой и полумесяцем – азеры. Голубое, трехбунчужное, с алыми языками поверху – клан огня. Эти теснились в сторонке, поглаживали окладистые кучерявые бороды, звенели кольцами.

– Мирза, если ты решил посмешить нас, это хорошо. Но всякой шутке есть предел.

– Воистину, Ибрагим прав. Мы забыли дела и забыли… э-э-э… наши споры, но…

– Но все мы не слишком привязаны друг к другу, да? – осклабился трехпалый Иршанаил, глава огнепоклонников. – Дорогой Мирза, если ты решил пошутить над нами, еще непоздно исправить шутку. Пока она не превратилась в оскорбление.

За плечами каждого из вождей пританцовывали на горячих жеребцах верные всадники. Каждый привел с собой сотню, как и договаривались.

– Вот они, – печать беспокойства исчезла с лица Мирзы.

Из-за поворота тропы показался маленький караван. Дюжина до зубов вооруженных всадников с закрытыми лицами, за ними – телега, обшитая бронзовыми листами. На телеге – шестеро с винтовками, лучшие стрелки. Между ними – щуплый скромный человечек непонятного возраста. Дальше следовали еще три арбы, с припасами, водой и оружием. Замыкали караван еще две дюжины молодых воинов и запасные лошади.

– Доблестный вершитель судеб Бродяга пожелал переночевать в моем ауле, – слегка поклонился старший сын Мирзы.

– Это он и есть? – прокатился недоверчивый шепот. – А где птица? Да, да, где волшебная птица?!

Руки уже тянулись к саблям и кинжалам, в задних рядах ладони специально подговоренных воинов сжимализаряженные ружья. Давно враждующие кланы невидели друг друга так близко, давно не ощущали запах проклятых врагов. Но старец с птицей всем казался интереснее. Это ведь благодаря ему снимались с места три крупных клана.

Они шли искать золото.

– Птицу! Птицу! Где она? Пусть споет! Да, пусть споет…

– Вы уверены, что хотите увидеть Феникса? – Старец не перекрикивал толпу, но его услышали все шесть с лишним сотен, собравшиеся на утесе. – Бы уверены, что хотите измениться? Тот, кто услышит песню моей птицы, уже не будет прежним…

Да, они жаждали ее услышать и увидеть. Если уж быть до конца честными, они заявились сюда с тайной надеждой отобрать у глупого клана Мирзы и птенца Рух, и чародея. Но когда сняли крышку с роскошного бронзового ларя, когда скинули тончайшие покрывала, верные джигиты забыли о приказах.

Птица пела о том, о чем хотели бы забыть сердца. О девушке из враждебного аула, по которой будет вечно тосковать сердце. О реках золота, о золоте, на которое можно купить всё в этом мире, но нельзя купить счастье и радость. О матери, которая вечно ждет, и о тех, кто никогда не вернется…

Вздрагивали от рыданий широкие плечи мужчин, суровые главы кланов размазывали по лицам соленую влагу, их юные сородичи уткнулись в гривы коней…

– Феникс умеет три вещи, – привычно начал тот, кого нарекли доблестным вершителем судеб. – Он поет о правде, а правду выносить сложнее всего…

Прошло еще семь дней. Пятеро наблюдателей прятались на склоне окаменевшего, покрытого травой бархана.

– Ты узнал его, брат Михр?

– Мы настигли его, – шепотом проговорил младший, тот, кто караулил на вершине.

Почва начала подрагивать от ударов копыт. Но это были не одиночные всадники, по ущелью приближалась целая армия. Неслыханно большая армия для страны враждующих кланов.

– Это он, в арбе? – Собеседник откинул платок с лица, приложил к глазам потертый бинокль.

– Нет, в арбе его золотая птица, – откликнулся молодой.

– Птица?! Одна птица – и едет, как султан?!

– Да. Как видишь, ее стерегут сорок человек, лучшие джигиты из кланов барса, туркмены и персы. Они чередуются, чтобы никому не было обидно. Эти дураки вечно дерутся между собой.

– Клянусь прахом моей матери, – пробормотал третий. – Эти горные ишаки окончательно сошли с ума.

– Смотрите, старика везут во второй арбе, с высокими бортами. Его не достать ни стрелой, ни пулей.

– И запрягли не быков, а коней. Торопятся…

– Замолкните вы все! – шикнул старший. Четверо пустынников затихли, слились с камнями.

Дети кочевых племен, когда хотели, умели сливаться с землей и лежать в засаде часами, не выдавая себя. Все пятеро слишком хорошо представляли, что ждет их, незаконнопересекших границу предгорий. Их даже не отвезут на базар. Их прибьют гвоздями к каменной Ладони, а утром к ним спустятся хищные птицы…

– Брат Михр, их лошади пройдут зыбучие пески? – осмелился спросить самый юный кочевник, когда стук и грохот заглушили все звуки. По дну долины катилась бесконечная река, не меньше пяти тысяч всадников. По следу всадников быки тащили тяжело нагруженные телеги, под тройным слоем кож там были сложены бурдюки, полные воды. Шесть, восемь, двенадцать телег с водой…

Брат Михр почувствовал, как ледяная рука демона хватает его за сердце. Потому что позади, из соседнего ущелья, показался авангард еще одной армии. Двухцветные стяги, черепа хищников на древках…

– Брат Знийра, это знамена северных кланов. Азеры, даги и осетины…

– Их не меньше тысячи, брат Михр.

– Нет… их намного больше.

Сопящая, хрипящая, булькающая водой орда с двух сторон обтекала холм, где спрятались пятеро сыновей пустыни. Показались факельщики; вереницы огней сопровождали передвижение громадного, но неорганизованного войска. Слышались щелчки бичей, окрики погонщиков, разноязыкая ругань.

– Вы слышите? Они гонят табуны запасных коней!

– И везут бочки с водой. Я слышал об этом, азеры и даги умеют делать огромные бочки. У них там много дерева…

– Что же нам делать? Их не меньше двадцати тысяч. Но это еще не всё, смотрите, они катят телеги с бревнами.

– Зачем им бревна? Зачем им бревна, брат Михр?

– Замолкните, – вторично приказал старший.

Он заметил, что передние знаменосцы остановились. Замерли на самом краю, между камнем и песком, там, где жидкой шерсткой вырос низкий колючий кустарник, где застревали серые шары перекати-поля. Вдоль войска полетели гонцы с приказами. Замычали быки, заржали лошади, чуя близкую воду. Головная арба остановилась у колодца, со скрипом завертелся ворот, поднимая первую бадью. Кланы напирали друг на друга, воины стремились вылезти на переднюю линию, оттесняя соседей. Наконец зажегся костер, за ним – второй, третий… Под яркими звездами застучали топоры, вгоняя в каменистую почву колья шатров.

– Они не идут дальше… Ты видел, брат Знийра? Они встали лагерем на самой границе нашей земли.

Кочевники не заметили, когда на краю самой закрытой, защищенной металлом арбы появился старик в дорогом, расшитом серебром, халате. Его седые волосы были увязаны опрятными косичками, на пальцах сверкали перстни, борода была подстрижена – всё было так, как положено уважаемому человеку. Старик заговорил, и болтовня вокруг мигом замолкла. Зато, продлевая и повторяя его слова, закричали протяжно в стане каждого командира.

– Что он говорит, брат Михр? Что он говорит? Ведь ты понимаешь язык нечестивцев?

– Он говорит… – Смуглый лоб брата Михра собрался в морщины, потом разгладился, и на его обожженном всеми ветрами кирпичного цвета лице отразилось величайшее недоумение. – Он говорит… на языке кочевий. Они не собираются нападать на нас, брат Знийра.

Тысячи горцев, затаив дыхание, слушали слова своего общего вождя. Горячее дыхание близкой пустыни шевелило их запыленные кудри. Сухой воздух колыхался над далекими барханами, готовясь породить первый утренний мираж. Где-то там, за миражами, готовились к обороне старейшины кочевий, пославшие брата Михра на разведку. Отряды горцев, прибывшие последними, огибали центр лагеря и зажигали свои костры дальше, вдоль границы с пустыней. Армия растянулась на тысячи и тысячи гязов вдоль края холмов. Лаяли псы, звенели струны, блеяли бараны, предназначенные в котел.

– А на кого же они собираются напасть, брат Михр?

– Этот страшный колдун… он говорит, что пришло время вспомнить истинного врага персов. Они идут за золотом аравийского халифата.

ТЫ ПОЙДЕШЬ СО МНОЙ

Артур внимательно разглядывал фигуру в плаще, обшитом черными кружевами. Командору Бездне можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Кожа его лица напоминала молодую дубовую кору, а черные очки придавали ему сходство с сумасшедшим мотоциклистом.

Пираты снова начали выкрикивать какой-то лозунг. Наверное, подбадривали своего командира.

Джакария Бездна подкинул впереди себя в воздух грецкий орех и пошел танцующей походкой по узкому поручню. На ходу он слегка приподнял квадратную голову, поймал орех смеющимся ртом, с хрустом разгрыз его – и выплюнул скорлупу в лицо Артуру. Вместо рук у командора покачивались длинные суставчатые протезы.

«Ты смелый… нам нужны смелые… ты пойдешь со мной…»

– Назад! А ну, все назад! – Фон Богль распихивал матросов и гвардейцев.

Палуба опустела.

Джакария кинулся в атаку, раскручивая две сабли. Одну – за спиной, вторую – перед грудью. Такого мастерского владения холодным оружием Коваль еще не встречал.

Удар, выпад, разворот, звон металла, опять удар!

Доля секунды, краткий миг, в течение которого глаза Артура инстинктивно зажмурились, а тело пошло назад и влево, под прикрытие стальной шлюп-балки. Он тут же открыл глаза, но Джакария уже находился гораздо ближе, можно сказать – вплотную, и в каждой его железной руке вращалась сабля.

Жжжа-ах! Жжа-ах!

Два изогнутых закаленных куска стали обрушились на Коваля практически одновременно. Он снова инстинктивно отпрянул назад, плотная воздушная волна взъерошила волосы на лбу. На трапах показались новые зрители. Кто-то заулюлюкал, захохотал, загремели жестяными кружками. В жарком воздухе запахло кислым вином, раздалось бульканье. Кажется, граждане рыбацкой республики не упускали возможности выпить и закусить во время шоу.

Жжах! Жжах!

Артур, вращаясь волчком, отбил оба удара. От боли заныло плечо. Он словно дрался с железным роботом. Хорошо, что по старой привычке эфес шашки он обмотал веревкой и накинул петлю на запястье.

Джакария, кажется, слегка удивился.

И снова шершавый ласковый язычок коснулся затылка. Чудовище, управлявшее пиратом, выказывало странную приязнь. Такого рода приязнь выказывает мясник жирному гусаку.

Пока что Артур спасался за счет скорости. Дело в том, что Качальщики не слишком любили фехтовать. Хранитель силы Бердер вообще предпочитал любые подручные средства устаревшим, барским, как он считал, забавам. Поэтому Артур увереннее держал в руке топор, чем кавалерийскую шашку.

Джакария Бездна улыбался. Очень давно Артур не встречал столь быстрого противника. Один за другим два резких молниеносных выпада, скачок назад и снова ошеломляющая атака, сразу сверху и снизу.

Успел отпрыгнуть, но стальное жало чиркнуло по плечу. Пираты моментально взвыли от радости.

Коваль ретировался к ржавой переборке. Гвардейцы шустро отбежали на безопасное расстояние, пираты застыли на своих лодках и в окнах проплывающих гигантов, как любопытные обезьянки. Джакария привык работать на публику.

Артур выпустил из рукава метательный клинок, сделал ложный выпад и…

Промазал. Джакария захохотал, обнажив гнилые пеньки. От него исходил жар, как от включенного утюга.

«Ускоренный метаболизм, – догадался Коваль. – Он живет быстрее нас, но не как покойный Буба. Чтобы поддерживать такую скорость, он наверняка сжирает в день по барану…»

Артур предпринял еще одну, последнюю попытку атаковать. Для вида бестолково размахивая шашкой, метнул три клинка.

Один мимо. Второй Джакария вырвал из груди и сломал двумя пальцами. Наверняка под плащом имелась кольчуга. Третий угодил бандиту в щеку. Бездна дернул головой, уходя от броска, нож лишь слегка оцарапал кожу, но распорол ремешок очков. Бездна засмеялся, поправил ремешок. Очки не упали, лишь чуть-чуть съехали в сторону.

Но этого хватило, чтобы Артур увидел это. Красное, похожее на вздувшийся фурункул, на огромную кровоточащую мозоль. Оно занимало все пространство под уплотнительной резиной очков, и оно не могло быть глазом. И кожа…

Кожа на виске, которую распорол клинок, не вполне походила на медную грубую кожу моряка. То есть внешне с ней все обстояло нормально, но разрезанная кожа не отвисает так легко, и уж тем более из любой царапины на лице должна хлестать кровь!

Жжжах! Лезвие с лязгом отскочило от стальной кипы, в трех сантиметрах от ноги Артура. Бездна снова кинулся в атаку. Атаковал он явно вполсилы, словно что-то обдумывал или намеревался подольше поиграть.

Оба соперника, танцуя, уклоняясь от взаимных выпадов, высекая искры, пронеслись вдоль борта. Артур отступал, спиной чувствуя, где надо подпрыгнуть, чтобы не наступить на очередной труп. Пока еще снадобье Расула действовало.

«Что же у него там, под очками?..»

Коваль пока использовал возможности для маневра, заманивая пирата за собой в самую гущу рассыпавшихся бревен. Он расслабленно держал в руке кавалерийскую шашку, аоружие для левой руки предпочел пока противнику не показывать. Каждый встречный удар едва не выворачивал ему кисть. Шашку дважды вырывало из вспотевшей ладони, спасала только веревочная петля вокруг кисти.

«Ты пойдешь со мной… нам нужны смелые и быстрые…»

Артур слушал биение двух сердец.

– Господин, мало времени, – сквозь гул голосов донеслось беспокойное напоминание Расула.