Чтение 4–й страницы книги ~Начало пути~

– Простить вас, что ли… – сделал я задумчивый взгляд.

Солдаты радостно закричали:

– Да, конечно, такой благородный господин, как вы, должен нас простить!

– Ну хорошо, уговорили, – ответил я солдатам через минуту раздумий, – Придётся довольствоваться тем, что у вас есть.

Солдаты радостно, пока я не передумал, протянули мне все свои деньги. Затем, кланяясь, попятились к дороге.

– Да, кстати, парни, – обратился я к ним. Солдаты напряглись. – Если захотите развлечься, или друзья захотят, обращайтесь ко мне, не стесняйтесь. За указанную цену содного человека я позволю вам делать, что захотите, – улыбнулся я им улыбкой капиталиста с плаката времён Советского Союза.

Солдаты облегчённо выдохнули и, продолжая отступать, вразнобой заявляли, что они, пожалуй, воздержатся от посещения моей деревни.

Когда солдаты скрылись за поворотом, я дал волю своим чувствам и возбуждению, что копилось во мне всё это время. Руки и ноги у меня дрожали от страха, а челюсть нервно тряслась. Не выдержав напряжения, я осел на землю и стал смеяться как сумасшедший, повторяя.

– Идиот, вот идиот. Да они бы меня…

Девушка, сидевшая неподалёку, видя мой припадок, решила, видимо, что неизвестно, что было бы хуже: солдатское насилие или то, что с ней может сделать этот припадочный господин. Её испуганный взгляд в конце концов и привёл меня в чувство.

Сделав серьёзный вид, я встал, отряхнулся от пыли и приказал:

– Вставай, пошли за мной.

Девушка безропотно подчинилась. Навстречу нам выбежала вся деревня, вид был у всех встревоженный и они испуганно смотрели на меня. Среди всеобщей тишины раздался женский крик, мать убитого бросилась к его телу.

– Кто староста? – спокойно произнёс я.

Ко мне бочком выдвинулся низенький мужичёк.

– Приведите ко мне мать погибшего и родителей девушки, – приказал я.

Родители девушки подошли сразу, а мать парня оторвали от тела сына и силой привели ко мне.

Я достал из кошелька деньги солдат и отдал один кесарий родителем девушки, а все остальное – матери погибшего. Родители девушки недоверчиво смотрели то меня, то намонету.

«Похоже, слишком большая плата всего лишь за испуг, – подумал я. – Наверное, здесь в порядке вещей, что девушек насилуют. Людям в диковину, что на этом ещё и бабло можно срубить».

– Староста, – обратился я к мужику, – если ещё нападут – первым делом шли гонца ко мне. В любое время суток, понятно?

Староста испуганно закивал головой.

– Но если побеспокоишь понапрасну – повешу, – скучающим тоном добавил я.

Староста ещё больше побледнел, а народ от меня отодвинулся. Под их взглядами я пошёл обратно в замок, всё ещё не веря в то, что всё закончилось.

Теперь, когда я волей-неволей взял на себя обязательства защиты деревни, моё первое решение – продать всё и уехать – испарилось без следа. Если я так сделаю, то буду трусом в собственных глазах – чётко понял я. Нужно было приступить к разбору дел оставшихся от барона.

Зайдя в замок и поймав странный взгляд мастера Дарина, я усмехнулся и приветственно помахал ему рукой. Гном, хмыкнув, вернулся к работе, я же отправился в кабинет барона, по пути приказав Марте подать мне туда завтрак.

Сев за стол, я вытащил все книги барона и стал их разбирать, отделяя бухгалтерские книги от макулатуры в виде рыцарских романов. В столе барона бардак был конкретный, и сортировкой мне пришлось заниматься больше получаса. Когда Марта принесла завтрак, я быстро перекусил и, отослав её, принялся за дальнейшую работу.

Сдвинув всё ненужное в угол, я положил на стол четыре толстых книги с цифрами и, взяв в руки чистый пергамент, обмакнул в чернильницу перо – нужно было набросать план действий на ближайшее время. Через десять минут краткий, но ёмкий план был готов, и я сидел, размышляя, что бы ещё в него добавить:

– Обеспечить стабильный доход и уменьшить расходы замка;

– Разобраться с деревней;

– Найти учителя для тренировок;

– Кузня;

– Местные порядки, правила, устройство.

Добавлять пока было нечего, поэтому я, подвинув к себе бухгалтерские книги, начал осуществлять пункт номер 1. Глядя на колонки цифр, которые путались между собой даже на отдельно взятой странице, я понял, что барон и сам не очень-то понимал, куда у него расходуются деньги и сколько откуда приходит. С этим нужно было разбираться. Взяв одну из книг рыцарского романа, я перевернул её, и поскольку текст был написан только на одной стороне листов, то я сделал из неё гроссбух, в который начал записывать все понятные для меня доходы и расходы.

Утро я встретил, уткнувшись в книгу лицом, так что на нём у меня отпечатались буквы и цифры. Едва смыв сиё произведение искусства, я приказал встреченной мною Герде принести мне много сыра, копчёного мяса и кувшин ключевой воды. На разбор всех бухгалтерских книг барона, составленных донельзя отвратительно, у меня ушло три дня.

В конце концов, когда я воспаленными от недосыпа глазами разглядывал итоги своей бухгалтерской деятельности, стало ясно, куда двигаться дальше. Оказалось, что фрукты из сада мы отдаём скупщику за бесценок, я был уверен, что они должны стоить дороже, потому что учитывая, сколько времени крестьяне тратили на обработку сада и сбор урожая, проще было вообще ничего не продавать, чем получать за отличные фрукты такие гроши.

Во-вторых, весь доход гнома от выполненных работ обеспечивал вообще существование всего замка и его окрестностей, поскольку гному платили не только продуктами, нои деньгами. Они-то и позволяли существовать всему. Тех же доходов, что барон получал с продажи выращенной крестьянами на его полях пшеницы, едва хватало на то, чтобыпокрыть выплату жалования слугам.

Да ещё и Герде выплачивалось больше, чем Дарину. В этом я усмотрел некий иррационализм, как любил говорить отец. Нужно будет провести рационализацию, подумал я с ухмылкой: хорошо, что Герда меня в этот момент не видела, иначе инфаркт ей был бы обеспечен.

В статье расходов значилась одна странная сумма, которая насторожила меня своей величиной. Все остальные траты были копеечными или, переводя на местные аналоги, не составляли и медного асса. Замок давно не обновлялся, не было и затрат на покупку продуктов, всё добывалось здесь же.

Порывшись в книгах барона в поисках назначения столь значительного расхода, я был сильно удивлён. Оказалось, что каждый год на протяжении последних десяти лет барон платил целых 50 золотых кесариев по статье, обозначенной как «охрана». Подивившись огромной сумме, я смело вычеркнул такие выплаты непонятно кому.

Почесав руки, с непривычки заляпанные чернилами по самые локти, я завалился спать тут же за столом, идти вниз просто не было сил.

Встав на следующий день утро чуть ли не к обеду, я спустился на кухню, приказал Марте подать мне еду, после чего собрать всех обитателей замка в столовой. Затем я потребовал отправить Герду в деревню, чтобы привела ко мне старосту. Кухарка очень удивилась, но перечить не стала.

– Да, кстати, Марта, – внезапно я вспомнил один вопрос, который вертелся у меня в голове.

– Слушаю, господин, – кухарка оторвалась от чистки котла и посмотрела на меня.

– Всё хотел спросить, на каком языке вы разговариваете?

– Ну как, на каком? – поразилась кухарка. – На нашем.

– Я имею в виду, как он называется? У вас что, один язык, что ли, других народов нет?

– Почему же, господин, есть. Странно так лопочут, просто смешно становится. И как они на таком птичьем языке разговаривают? – засмеялась кухарка, видимо, вспомнив что-то из прошлой жизни барона.

– А название языка знаешь? – спросил я, борясь с крестьянским непониманием.

– Язык наш Всеобщий называется. Всеобщий, господин, язык наш, потому что он от Всеобщего Бога нам данный, так батюшка говорит в церкви, – Марта тяжело вздохнула и умоляюще на меня посмотрела.

– Поставить бы нам церковь в селе, господин? А то как нелюди какие, в церковь только по выходным ходим да по праздникам, в соседние село, а идти туда полдня и потом ещё полдня назад возвращаться.

«Блин, спросил на свою голову, – подумал я про себя, – теперь ещё и церковь строить, что ли»?

– А что думают в деревне? – решил я уточнить у Марты.

– То же и думают, господин, церковь нам нужна, – уверенно ответила кухарка.

– Я подумаю, – ответил я и, благословленный счастливой Мартой, пошёл к себе.

На встречу со слугами я пришёл заранее и подготовил всё для своего выступления. Слуги собрались точно к намеченному сроку, и я начал:

– Поскольку нашего любимого барона не стало, то я, как вы знаете, вступил в свои законные права наследника.

Тут я сделал паузу и посмотрел в лица сидящих передо мной: гном был спокоен, Марта плакала, а Герда внимательно смотрела на меня, ловя каждое слово. Внутренне я усмехнулся: чует, видать, что раскулачивание грядёт.

– Так вот, проанализировав всё, я принял следующие решения: во-первых, Марте увеличивается жалование до половины сестерция в день, мастеру Дарину увеличивается жалование до двух сестерциев, Герде увеличивается жалование до половины сестерция.

После этих слов я снова посмотрел на всех. На этот раз ситуация была несколько иной: гном удивлённо жевал бороду, Марта по-прежнему плакала, Герда ей вторила. Но если первая плакала от счастья, то вторая с горя, ведь я уменьшил ей жалованье наполовину против прежнего. Только ведь не будет же она при всех говорить, что у ней было больше? По идее она должна попытаться поговорить со мной наедине, после собрания, именно поэтому я и отправил её в деревню за старостой.

– Да, и последнее. Нас всех ждут большие перемены, так что если кто-то хочет нас покинуть – кроме мастера Дарина – тот может уйти, – сказал я, выразительно глядя на Герду.

Желающих не нашлось, а глаза гнома просто лучились весельем, он едва сдерживался, чтобы не засмеяться.

– А вы, мастер, надеюсь, будете теперь с удвоенной силой гонять своего подмастерье, оправдывая такое повышение, – закончил я совещание, подмигнув гному.

Гном не выдержал и засмеялся во весь голос, едва не опрокинувшись на стуле. Довольный собой, я пошёл в кабинет барона, чтобы там ждать прихода старосты.

Тот, похоже, либо летел на метле, либо был недалеко от замка, так как не прошло и десяти минут, как он сидел передо мной с потным лицом и тяжёлой отдышкой.

Дав ему отдышаться, я начал разговор издалека.

– Как живётся в деревне? Как созревает урожай? Как пополнение в стадах? Много ли невест на выданье?

В общем, нёс всякую чушь, подсмотренную в фильмах о рыцарях и их подданных.

Староста, оказавшись на знакомой почве, быстро разошелся и стал вываливать на меня тонны информации: дескать, урожая совсем нет, в стадах падёж от неизвестной болезни, девки мрут как мухи, и вообще на деревню недавно упала ядерная бомба. Про бомбу, конечно, про себя добавил я, слушая ту галиматью о положении дел в деревне, что пытался представить мне староста.

– Ну, хорошо, – со скучающим видом прервал я его словопоток, – каково общее количество голов больной скотины? Сколько урожая пропало на полях из посеянного? Сколько девок вообще в деревне осталось?

Староста, не видя никакого подвоха, сказал, что больной скотины много, он может сказать, сколько здоровой – всего десять голов коров и двадцать коз и свиней. Пропавшего урожая на полях треть, а девок в деревне после мора едва ли с десяток наберётся.

– Ну что ж, отлично, – сказал я, – тогда радуйся. Сейчас мы пойдём в деревню, и я заберу у тебя весь больной скот сверх тридцати голов, весь пропавший урожай с полей и всех мёртвых девок, если живых будет больше десяти.

Я раньше только в кино видел глубоководных рыб, которых вытаскивали на поверхность, и тут впервые наяву видел такую картину. Староста от моих слов онемел, глаза еговылезли из орбит, а нижняя челюсть упала до груди.

Полюбовавшись на сиё творение языка своего, я сделал вид, что собираюсь в дорогу. Это привело старосту в себя и он упал мне в ноги, обнимая и пытаясь поцеловать мои давно нечищеные сапоги. Я в видимом недоумении посмотрел на него и спросил:

– Что такое?

Староста, не отрываясь от сапога, запричитал.

– Не погуби, господин, зашибут меня деревенские, коли отдам всё это.

Отодвинув его от себя я приказал сесть на стул, сказав, что иначе повешу на воротах как вора и обманщика. Угроза подействовала, староста примостился на краешек стула, в любой момент готовый упасть на пол и стал преданно смотреть на меня.

– Значиться, так, – специально помолчал я несколько минут, заставляя старосту потеть и нервничать. – Даю тебе ровно год, чтобы исправиться. Если в будущем году ты станешь говорить мне нечто подобное… – тут я прервался и спросил у него: – У тебя, кстати, сколько детей?

Староста икнул и упал со стула в обморок. Я понял, что переборщил.

Вылив на него полкувшина воды, я сел на своё место. Прошло секунд десять и староста зашевелился. Очухиваясь, он тряс головой, как собака, и недоумённо оглядывался вокруг. Тут его взгляд упал на спокойного меня и он всё вспомнил. Первым его действием стала попытка на коленях поползти ко мне, но я молча показал рукой на стул. Староста, умоляюще глядя на меня, снова сел.

– Так вот, на чём мы там остановились, – как ни в чём не бывало, продолжил я скучающим тоном, – а, да, так сколько у тебя детей?

Староста икая и трясясь, едва слышно ответил:

– Четверо.

– Да? – восхитился я, – и сколько кому лет?

– Старшему восемнадцать вёсен исполнилось, среднему пятнадцать, дочери десять и младшенькому пять, – всё так же, сиплым шёпотом, ответил он.

– Чудно, – снова обрадовался я, – значит, через год мы снова встретимся поэтому же вопросу, и что ты мне расскажешь?

– Только чистую правду, господин, – завопил староста, видя, как говорят врачи, свет в конце туннеля.

– Вот-вот, – улыбнулся я ему, – чистую правду. А что будет, если ты нарушишь своё слово?

Тут староста побледнел и сглотнул.

– Да, ты правильно всё понял, – улыбнулся я ему, заставляя додумывать остальное. – Дочери как раз одиннадцать будет, – ни к чему сказал я вслух.

Староста бросился на пол и, плача, закричал:

– Не погуби, отец родной, не погуби, всё исполню, как велишь, всё расскажу, Богом Единым клянусь, только не погуби.

Я понял, что клиент полностью дозрел и готов к разговору, поэтому, сделав лицо и голос, как у Горбуна из «Место встречи изменить нельзя», сказал.

– Садись-ка, дядя, на стул, покалякаем о делах наших скорбных. Перебьёшь меня – пеняй на себя.

Староста вспорхнул на стул и стал похож на внимательную глубоководную рыбу, если такие бывают, конечно.

– Значиться так, – по-прежнему копируя тон, начал я. – Забирать у тебя я пока ничего не буду, это первое. Второе, барщину на своих полях отменяю. В-третьих, скупщику фруктов без моего ведома не продавать ничего. В-четвёртых, ввожу оброк, будете вместо барщины отдавать мне ежемесячно пятую часть произведенного каждой семьёй, деньгами, хотя на первое время согласен брать натурой. Причём мне не важно, что кто-то может заплатить, а кто-то не может: хоть скидывайтесь всей деревней, но либо пятая часть доходов каждой семьи будет у меня, либо деревня быстро сократиться до тех, кто может выплачивать такой оброк. В-пятых, деревня под моей защитой, и если на вас нападают, шлёте ко мне гонца. В-шестых, пришлёшь ко мне на подхват парнишку расторопного, будет у меня за это жалование получать. В-седьмых, завтра поутру я приду в деревню, а ты собери всех мужиков, предложение у меня к ним есть одно. Ну и, наконец, в-восьмых: составишь список всех деревенских семей, со скотом и прочим добром, и принесёшь мне. Всё запомнил?

Староста согласно закивал головой.

– Вопросы есть? – спросил я.

Староста отрицательно покачал головой, видимо, всё ещё находясь под действием моей угрозы.

– Ну, значит, до завтра, – сказал я ему, – буду поутру.

Староста неверяще посмотрел на меня и, пятясь задом и всё время кланяясь, вылетел из комнаты.

Слыша, как тот бежит вниз по лестнице, я сел за стол и выдохнул. Кто знал, чего мне дались все эти запугивания, я просто внутренне умолял старосту не доводить дело до греха. Видимо, он внял моим мольбам и не стал показывать гонор, даже если таковой у него был.

Что ж, вздохнул я, успокаиваясь, теперь займёмся казной. Сзади кабинета располагалась маленькая кладовка, по совместительству сокровищница. Хотя, когда я туда зашёл, то понял, что сокровищницей я обозвал этот пыльный чулан зря. Кругом были только пыль, старые ржавые доспехи, мечи, да куча пустых сундуков.

Начихавшись, я выкинул всё из чулана и произвел ревизию сундуков. Мне повезло, ежегодная выплата непонятной «охране» ещё не состоялась, поэтому я оказался счастливейшим обладателем целых пятидесяти кесариев – всё накопленное бароном, путём неправильного ведения хозяйства. Я уже не удивлялся, что тот участок памяти в котором я несколько раз пытался покопаться и всякий раз бросал это занятие из-за начинающихся головных болей, иногда сам подсказывал мне названия тех или иных предметов, или названий, который я раньше не знал.

– Ну что ж, – почесав затылок, сказал я сам себе, переправляя монеты в кошель. – Левел первый: скилы на минимуме, из бабла пятьдесят золотых, задача – захватить мир.

Приказав Герде отправить всё железо Дарину, тряпки пустить на ветошь, а чулан и сам кабинет отчистить и отмыть от пыли, я пошёл в кузню, до конца дня становясь подмастерьем. Гном отрывался на мне вовсю, видимо, припоминая утренние приколы.

Утром я встал очень рано и, пройдя в кабинет, где решил устроить себе гнёздышко на зиму, проверил выполнение задания. Герда постаралась на совесть, видимо, что-то такое староста ей поведал, так что теперь и она, и Марта испуганно на меня смотрели, как будто ожидая, что через минуту я превращусь в ужасного монстра.

Скинув все деньги в небольшой сундук, я вышел из чулана и запер его на ключ, который повесил себе на шею на мелкой цепочке.

Выйдя во двор я поймал Марту, которая кормила гусей и спросил:

– Марта, у вас вообще есть животные, которые мышей ловят?

Получив утвердительный ответ, что кошки в наличии имеются, но, так как барон питал к ним отвращение, то их появление в замке было запрещено.

Пришлось приказать, чтобы замок срочно населили тремя самыми продвинутыми мышеловами, а также перенесли кровать барона в кабинет, поставив её рядом с камином. Без белья, всё бельё она может забрать себе. Но саму кровать вымыть и выскоблить, чтобы и пятнышка на ней не было.

– С завтрашнего дня к тебе в подчинение поступит новый боец, будешь его гонять в хвост и гриву. Понятно?

Поняв по остеклевшим глазам кухарки, что она андестенд, я отправился в деревню. Подойдя к ней, я увидел творящийся ажиотаж, мужики уже собрались возле дома старостыи оживлённо переговаривались между собой. Завидев меня, все затихли, причём создалось такое впечатление, что замолчали даже собаки и мухи.

Навстречу мне буквально вылетел староста и, постоянно кланяясь, проводил до крыльца. Встав на него я осмотрел присутствующих: взгляды были разные – заинтересованные, напуганные, дерзкие – в общем, всякие.

– В общем, так, мужики, – начал я, собравшись, показать перед ними слабость или нерешительность было нельзя. – Поскольку барщину я на своих полях отменил, то теперьполя простаивают, так?

Мужики напряглись и из толпы кто-то ответил:

– Так, хозяин.

– Ну так вот, сдаю всю свою землю в аренду тому, кто отдаст мне с неё треть урожая.

Это заявление прогремело громом среди ясного неба. Мужики принялись переглядываться и переспрашивать друг друга, правильно ли они поняли мои слова. Из книг бароная знал, что все мои земли в десять раз больше общей площади всех остальных земельных участков деревни. Поскольку барщину все отбывали как придется, то хорошо обрабатывалась в лучшем случае одна десятая часть всей земли, почему и доходы от зерна были такими низкими.

Из толпы выдвинулся один, с дерзкими и внимательными глазами.

– Значиться, хозяин, землю раздаёшь? – задал он вопрос, внимательно следя за моим лицом.

– Сдаю в аренду во временное пользование, на неопределённый срок, – поправил я его.

– Но даёшь пользоваться любому, значить? – уточнил мужик.

– Тому, кто в конце сезона отдаст мне с них одну треть урожая, – снова уточнил я.

– Получается, ты даёшь мне, допустим, землю, я работаю ведь год и отдаю тебе с неё всего одну треть? Остальное всё себе забираю? – недоверчиво уточнил мужик.

– Точно, – кивнул я, удивляясь продвинутости крестьянской мысли.

– Не серчай за вопрос хозяин, а тебе с этого какой резон? – задал вопрос мужик. – Ты ведь столько земли отдаёшь всего за треть урожая.

– Ну, скажем, так, – едва не заржав, сказал я ему серьёзно, – хочу, чтобы деревня моя богатела и процветала.

Мужик посмотрел на меня, потом на старосту и, махнув рукой, сказал:

– А, была не была! А что, я землю сам выбрать могу?

– Разумеется, – сказал я скучающим тоном, – кто, первый согласится, тот первый лучшую землю себе и выбрать сможет.

От моего заявления у мужиков отпали челюсти.

– Тогда беру десять десятин, – быстро произнёс первый мужик.

Подхватывая его голос со всех сторон стали раздаваться крики:

– Я десять беру, я восемь, я семь.

Я понял, что нужно применять административные меры, пока ошалевшие от такого нахлынувшего «счастья» мужики не передрались.

– Так, выстроились все в порядке очереди, – перебил я голосом нарождающийся гвалт, – начиная с того, кто первым вызвался.

Мужики выстроились в цепочку. Конечно, не обошлось без кулаков, но мой скучающий намёк на виселицу всех образумил и очередь, наконец, выстроилась. Подозвав старосту, я приказал принести пергамент и записать, кто и сколько берёт земли в аренду.

Когда всё подсчитали, то оказалось, что у меня осталось ещё десять свободных десятин. Когда я озвучил эту цифру, ко мне обратился тот первый мужик.

– Если дозволите и эти десятины самому выбирать, заберу себе всё.

Я, понятное дело, дозволил. Когда мужики, взволнованно обсуждая произошедшее, разошлись, я посмотрел на старосту, который, держа в руках листок бумаги, вчитывался в строки и явственно тряся.

– Что такое? – спросил я его.

– Я писал, а себя вписать забыл, – заикаясь ответил он.

«Блин, – задумался я».

– Значит, так, – ответил я, подумав, – ты и твоя семья назначаетесь садовниками, ответственными за мой фруктовый сад. За его содержание, благополучный рост и сбор урожая будете получать месячное довольствие в размере полтора сестерция в день. Не нужно тебе говорить, что будет, если мой сад завянет?

Староста, услышав о гигантской сумме жалованья, пропустил мои слова о наказании мимо ушей.