Чтение 13–й страницы книги ~Фехтмейстер~

Чарновский кивнул.

— Чего-то подобного я и ожидал. У вас крепкие нервы и гибкий разум. Немногие в вашем мире смогли бы выдержать такое испытание правдой. Сергей, будь добр, принеси материалы по Великой чистке, Второй мировой и локальным войнам двадцатого века.

А теперь, любезнейший Платон Аристархович, ответьте мне, хотите ли вы, подобно Танталу, знать, как близко избавление и не иметь возможности что-либо предпринять?

— Но что же делать?! — обескураженно начал контрразведчик. — Конечно, я могу доложить государю о том, что ожидает его и его семью, что ожидает Россию…

— Платон Аристархович, — печально махнул рукой Чарновский. — Надеюсь, вы сами понимаете, что это ничего не изменит. России не повезло в роковой для нее час. Во главе ее стоит полковник Николай Александрович Романов. Он, быть может, неплохой человек и отличный семьянин, но как император уже не в силах что-либо исправить.

— Тогда зачем вам я?

— Мне странен ваш вопрос. Для того чтобы с вашей помощью спасти Россию, а вместе с ней и весь прочий мир от череды грядущих войн. Ведь вы же сами только что здесь говорили, что это не наша история, вот и действуйте в ней сами. Но осознанно, имея на руках такие вот своеобразные разведданные. Мы же, поскольку для нас сей вопрос тоже чрезвычайно важен, будем помогать вам как верные союзники. Цепь должна быть разомкнута!

— Вы полагаете, что я могу сделать то, с чем не дано справиться императору?

— Не только вы, но и мы вместе с вами.

— И что же, по-вашему, я должен делать?

— То, что вам поручено: спасать Николая II и его семью от заговора.

— Стало быть, заговор все же существует?

— И да, и нет, Платон Аристархович, и да, и нет. Тот заговор, по следу которого вы столь резво продвигались, — чистой воды фикция. Измышление мое и моих соратников. Должен признать, вы делали абсолютно верные выводы, но из ложных предпосылок. Это я напечатал и отправил то самое письмо, повествующее о заговоре, с которого начался весь сыр-бор. Я надеялся, что у вас, или же у того, кто мог оказаться на вашем месте… Не скрою, Институт Экспериментальной Истории, который мы здесь представляем, рассматривал кроме вас еще четыре кандидатуры. Так вот, я надеялся, что это письмо вызовет у вас, так сказать, дежа вю.

— Процесс над молодой «Народной волей»?

— Браво, браво! Он самый. — Чарновский неспешно захлопал в ладоши. — Разгром ее тоже начался с письма одного наивного молодого радикала, перехваченного в Харькове.

— Да, — с невольной усмешкой подтвердил контрразведчик. — Именно в Харькове.

— Все остальное было делом техники. Конечно, я знал о каждом предпринимаемом вами шаге. Хотя, признаюсь, появление этих злополучных нотеров — хранителей совершенно не входило в мои планы.

— А вам известно, что одного из них мы вот только что задержали в вашем доме.

— В моем доме?

— Именно так.

Лунев почувствовал тайное удовлетворение оттого, что ему удалось осадить этого всезнайку, претендующего на роль вершителя мировых судеб. Однако же общей картины это не меняло. Если Чарновский и впрямь не преувеличивал, судьба миров висела на волоске. И ему, усталому, вовсе не героическому человеку, предстояло удерживать этотволосок, не давая ему разорваться!

— Черт возьми, как он, интересно, сюда попал. Впрочем, если вы утверждаете, что сей негодяй уже арестован, остается лишь поблагодарить вас. Видите, на что-то сгодилась и жандармерия! Лаис сейчас вне опасности. Но все равно, спасибо.

Однако вернемся к нашему делу. Понимаю, что вас мучит вопрос, какое отношение имеет наша миссия к подделке государственных казначейских билетов. Хочу сделать вам подарок. Не стану говорить, что он небольшой, поскольку это будет неправдой.

Итак, вам известно, старший брат разыскиваемого вами Конрада Шультце снискал себе громкую славу в определенных кругах как виртуозный фальшивомонетчик. Его брат, работавший в Управлении рижской таможни еще когда Шультце-старший начинал свою бурную деятельность, активно помогал ему, как затем помог и в побеге.

— Насколько мне известно, вы также активно помогали Артуру Шультце избегнуть должного наказания.

— Вы и до этого докопались? — Чарновский широко улыбнулся. — Браво, браво. Я в вас не ошибся. Да, это действительно так. Именно я предупредил Артура, что его намерены арестовать. А Лис-атаманец-Сережа вывез его из Петербурга на известном вам «делоне-бельвилле».

— Даже так? — Лунев заерзал на месте, чувствуя глухое раздражение от того, что последние дни ездил, быть может, на том же самом сиденье, на котором прежде сиживал опасный государственный преступник.

— Ну да. Кто же станет досматривать автомобиль из императорского гаража?

Лунев насупился.

— Ну, ну, не стоит сердиться, — вновь улыбнулся Чарновский. — Я должен был это сделать, иначе бы полиция арестовала Артура, и мне бы пришлось искать иные способы действия.

— Поясните.

— Итак, Артур Шультце сбежал. Сбежал, прихватив клише всех купюр, имеющих хождение в Российской империи, понятное дело, кроме мелких — выпускать их невыгодно. Я стал его доверенным лицом, и когда мои люди помогли Шультце предложить свои услуги Австрийскому Генеральному штабу, первый, к кому обратился Артур, был, конечно же, я.

— Да, мне известно, вы встречались с ним, возвращаясь из Парижа.

— Вот-вот. — Чарновский хитро улыбнулся и достал из золотого портсигара длинную кубинскую сигариллу. — Вы не возражаете, если я закурю?

— Да, пожалуйста, — кивнул Лунев.

— Все именно так, как вы говорите. Не зря же сказано: архивы — смерть для шпиона. Это вам господин Снурре накопал?

— Он самый, — подтвердил контрразведчик.

— Я так и думал. А вот вам то, что Снурре знать не может: бумага, на которой отпечатаны новые купюры, поставлялась Артуру непосредственно из специальной лаборатории института.

— Даже так? Но зачем?

— Зачем? — переспросил ротмистр и выложил на стол сотенный билет с портретом Екатерины Великой. — Видите, эта купюра — точнейшая копия настоящей за исключениемодной, весьма существенной детали.

— Какой же? — Контрразведчик взял со стола сторублевку и начал крутить в руках, выискивая, где укрылась от взора экспертов та самая существенная деталь, о которойговорил конногвардеец.

— Будьте любезны, положите купюру на стол.

Михаил Георгиевич аккуратно разгладил «катеньку» и поднес к ней давешний портсигар. Драгоценный камень на нем вспыхнул густо-фиолетовым цветом, и на бумажном прямоугольнике четко проступила надпись, идущая по диагонали из конца в конец — «фальшивка». — На всех банкнотах работы мастера Шультце, выполненных им, так сказать, в изгнании, присутствует эта надпись.

— То есть вы хотите сказать, — ошарашенно спросил полковник Генерального штаба, — что при помощи этого устройства можно изъять все выпущенные австрийцами рубли?!

— Теоретически да, — подтвердил Чарновский. — Но вот с этим будет куда удобнее. — Он придвинул лежащий чуть в стороне увесистый том, такой, какими обычно бывают дорогие географические атласы. Он открыл книгу, как показалось Луневу, посередине, и контрразведчик увидел прекрасно сделанную карту России, на которой дивным образом светились какие-то точки. Большинство их находилось в Европейской части, однако же некоторое количество располагалось и за Уралом.

— Что это? — заинтересованно глядя на диво дивное, спросил Лунев.

— Эта штуковина именуется ноутбук или лэптоп. Однако суть не в названии. Дело в том, что состав, которым обработаны купюры, позволяет нам, сидя в этом кабинете, определить местонахождение каждой из них. Вот здесь, — Чарновский указал на светящиеся точки, — основные места их скопления. Если мы наложим на эту схему карту политической активности, то увидим, — ротмистр провел по странице чем-то похожим на стило, — что они полностью совпадают. При желании можно взять подобную карту за любой из дней последних двух лет и проследить точный и полный маршрут движения купюр. Как говорится, идите по следу денег!

— И-и-и… Что же все это значит? — окончательно теряясь от всего происходящего кругом, спросил Лунев.

— А значит это, уважаемый Платон Аристархович, лишь одно — практически вся политическая активность в России на сегодняшний день, включая партии всех цветов и оттенков, имеет в своих «жилах» фальшивые деньги австрийского Генштаба. Конечно, не всем из этой пещеры Али-Бабы досталось одинаково щедро.

Социал-демократы и эсеры получили куда больше, чем кадеты и октябристы. Но причастились все. Большевикам платили за пораженчество, эсерам — за террор, кадетам помогали с прессой. Как вы понимаете, многие газеты должны были оставаться формально независимыми. В целом же вся думская работа довольно серьезно финансировалась нашим, с позволения сказать, совместным предприятием.

Специально для контроля над денежными потоками Артур решил устроить своего младшего брата управляющим к Лаис. Князь Миклош Эстерхази, исполняющий при австрийском императоре роль гения тайной войны, с немалой выгодой использовал открывшееся родство с этой нежной девушкой. А поскольку выплаты шли по большей мере именно отсюда, нужен был верный человек, который не спугнул бы саму госпожу Эстер. Я же, как адъютант великого князя Николая Николаевича, был слишком ценен, чтобы мною рисковать.

— Гм, а я было уже решил, что Конрад Шультце тоже сотрудник вашего института.

— Так оно и есть. — Чарновский выпустил из сложенных губ ароматный дым. — Но в данном случае это не важно. Он один из лучших воинов, которых мне доводилось знать, хотя, прямо сказать, никудышный управляющий, в отличие от истинного брата известного фальшивомонетчика. Тот — человек весьма оборотистый. И все же запись, кому и сколько он выдал, прекраснейшим образом сохранена.

— А где же тогда настоящий Конрад Шультце?

— Скажем так, отдыхает. Правда, у него создается полное впечатление, будто он продолжает жить в вашем мире и активно действовать. Но все же факт остается фактом: на самом деле все «его действия» последних двух лет им не совершались. Он никогда не нападал на жандармов и даже «высокое дело» распространения фальшивых банкнот, ради которого он приехал в Петроград, тоже прошло без него. Я очень прошу вас помнить об этом, когда он попадет в ваши руки.

— Вы ставите меня в тяжелое положение, Михаил Георгиевич.

— Зато вывожу из куда более сложного. Благодаря этому, — Чарновский указал стилом на светящуюся карту, — вы можете взять под контроль практически всю подпольнуюРоссию.

— Именно на это намекал помощник, остановив автомобиль у дома, где убили Судейкина? — насмешливо поинтересовался контрразведчик.

— Судейкин начал интересную игру. Как это у нас называется «шпиль». Однако он вел ее неверными средствами. Что, впрочем, не отменяет правильность идеи. Вы можете ликвидировать всех этих врагов Отечества. А главное, совместными усилиями мы сможем прекратить эту войну на ее ранней стадии.

Чем за это отплатит император — не берусь говорить. Однако нам это и не важно. Надеюсь, вы согласны, польза в том, что мы предлагаем, и впрямь имеется.

Чарновский вновь поднес стило к экрану и нажал на точку с надписью «Санкт-Петербург». Вместо карты России на странице появилась подробнейшая карта столицы, а яркий огонек распался на множество маленьких светящихся точек, расположенных то здесь, то там.

— При желании я могу детализировать план до квартиры, — пояснил Чарновский. — В какой бы тайник ни упрятали эти купюры, здесь они будут видны.

— Да-a, — протянул Лунев, — такому прибору нет цены!

— А я вам его и не продаю, — рассмеялся конногвардеец. — Но в аренду дать могу. И вот еще. — Он достал из-за колета свернутую в трубочку расписку, которую получил совсем недавно. — Изначально сей документ предполагалось использовать, так сказать, для вербовочного подхода. Уж извините, мы с вами профессионалы, и не мне вас учить, как делаются дела. Но… Полагаю, в нашем случае это бессмысленно. Я не хочу, чтобы эти деньги стояли между нами.

Чарновский протянул гостю долговое обязательство.

— Я ведь еще не сказал «да», — принимая бумагу, напомнил контрразведчик. — Полагаю, в моем праве сказать и «нет».

— Что ж, тогда вы станете первым в своем мире Танталом в генеральских эполетах. Впрочем, даже генеральского звания «книга судеб» вам не сулит.

— Батман, выпад и опять туше, — не спуская с конногвардейца пристального взгляда, проговорил правнук лихого гусара.

— Именно так. Я не держу вас. Если пожелаете, в считанные минуты вы снова очутитесь в январе 1915 года, где, поверьте, еще никто не заметил вашего отсутствия и скорее всего не заметит. Правда, в случае вашего отказа нам придется свернуть там работы, ибо вы чересчур много о нас знаете.

А сейчас, если не возражаете, завтрак. Я буду весьма огорчен, если вы вдруг решите и в этом мне отказать. У меня лучший повар в Санкт-Петербурге. Надеюсь, Лаис также почтит нас своим присутствием. Полагаю, затем вы сможете ознакомиться с наиболее заметными фактами истории вашего века и принять окончательное решение. И еще. — Чарновский перебил сам себя. — Завтра около полудня я бы рекомендовал вам быть в Царском Селе в дворцовой канцелярии.

— Зачем? — насторожился Лунев.

— Если в этом фактическом ряду нет сбоя, завтра туда явится некая милая барышня — вернувшаяся из немецкого плена сестра милосердия. Кайзер сделал широкий жест и отпустил некоторое количество пленных священнослужителей и сестер милосердия. Завтра пароход с ними прибудет из Швеции. Зовут эту барышню Генриетта Сорокина. Во всяком случае, у нас ее так звали, и пришла она, опираясь на костыль.

— Что ж с того?

— На груди у этой барышни спрятано знамя шестого Либавского пехотного полка, спасенного во время разгрома армии генерала Рененкампфа.

— Она что же, шпионка?

— Дорогой Платон Аристархович, этого я вам не скажу. В нашем мире сей вопрос остался невыясненным. Могу лишь утверждать, что в кармане ее шинели будет находиться револьвер, и она будет настойчиво требовать аудиенции с государем.

— Насколько я понимаю, у вас эта аудиенция не состоялась.

— Верно, не состоялась. Император наградил Генриетту Сорокину сразу двумя георгиевскими крестами, но лично встречаться не стал, поскольку дежурным флигель-адъютантом при государе…

— …оказался полковник Лунев, не так ли? — продолжил контрразведчик.

— Все верно, — подтвердил Чарновский. — Так что завтра у нас будет прекрасный случай выяснить, насколько велики отличия фактических рядов между нашими мирами.

ГЛАВА 16

Почти всего в жизни можно добиться, говоря спокойным голосом и держа в руках увесистую дубину.Теодор Рузвельт

Лаис глядела в окно, силясь понять, что происходит. Обостренное, пожалуй, даже болезненно обостренное чувствование в эти дни выжало из ее хрупкого организма едва ли не все силы. Ее мир, созданный за годы жизни в российской столице, окутанный таинственной дымкой прозрений и возвышенного покоя, был вдребезги разрушен. Сердце ее начинало в испуге колотиться при одном лишь упоминании о подстерегающих опасностях. Лаис и не знала теперь, чего надлежит опасаться в первую очередь: нотеров ли, Распутина или же демона, выпущенного на волю? Теперь еще вдруг эти жандармы, будь они неладны!

Она могла поклясться, что за последние десять лет не сделала ничего дурного. Но здесь и сейчас это не значило ровным счетом ничего. Если императрицу уже во весь голос величают германской шпионкой, то уж ей, подданной Франца-Иосифа, и подавно было чего бояться!

Она смотрела на цветущий за окном сад, и ей казалось, что либо она утратила связь времен, либо мир сошел с ума. Она точно помнила январский мороз, который щипал и румянил щеки в то время, когда экипаж мчал ее по Большой Морской и Невскому к Брусьеву переулку. Теперь же глаз радовал вид залитых солнцем зеленых листьев. И все это было столь явственно, что никакие щипки не помогали. Точно в сказке о Снежной королеве, вокруг нее простирался волшебный сад, в котором студеный январь уступил место цветущему маю.

Дверь позади тихо приоткрылась.

— Ты уже не спишь, радость моя? — произнес вошедший хозяин удивительного дома.

— Прости, я, кажется, потеряла сознание, — смущенно улыбнулась Лаис. — Мне было так страшно! Эти ужасные жандармы! Их здесь больше нет?

— Нет, дорогая моя. И не предвидится.

На лице госпожи Эстер отблеском весеннего солнца засветилась нескрываемая радость.

— Ну, слава Богу! Скажи, Мишель, — Лаис снова повернулась к окну и одернула опустившуюся было штору: — Что это? — Она указала рукой на цветущие деревья сада. — Как такое может быть?

— Лаис, — на губах Чарновского появилась заговорщическая улыбка, — может быть, не может быть… Что за ерунда! Ты же видишь, что все это реально существует. Если хочешь, представь себе, что у меня есть волшебное кольцо, и с его помощью я занял у весны для тебя один ясный денек. Ведь так лучше, неправда ли?

— Лучше, — согласно произнесла девушка и тут же осеклась. — Кольцо! Куда делся перстень Соломона? — Она, точно не веря глазам, ощупала пальцы, вероятно, надеясь все же отыскать его. Ну да, Барраппа, появившись как раз перед жандармами, требовал от нее вернуть святыню. Но уже тогда перстня не было!

«Господи, что же будет?» — Лаис с ужасом поглядела на возлюбленного.

— Мишель, где мой перстень?

— Должно быть, в шкатулке. Там. — Ротмистр изобразил озадаченное выражение лица и неопределенно махнул рукой куда-то в сторону.

Лаис в отчаянии смотрела на Чарновского и чувствовала с ужасающей непреложностью, что он лжет. Она смотрела, не спуская глаз с его мужественного лица, и не могла понять, что происходит. Неужели же ее Мишель… Она сейчас дорого бы дала, чтобы прочесть его мысли. Однако то, что зачастую удавалось с другими, с ним не выходило никогда. И все же Лаис прекрасно ощутила, как изменился внутренний свет, лучащийся от этого необычайного человека.

— Лаис, дорогая, — Мишель картинно прижал руку к груди, активизируя закрытую связь, которая позволяла сотрудникам института мысленно общаться между собой, — уверяю тебя, с кольцом ничего не могло произойти.

— База Европа-Центр, ответьте Ваганту, — в этот миг раздавалось на канале закрытой связи.

— База слушает, —донесся до Чарновского приятный голос диспетчера.

— Что там слышно по кольцу Соломона?

— Одну секунду, —заверила барышня «Европа-Центр», и ее интонация не предвещала ничего хорошего. —Сейчас переключу на лабораторию исследования сакральных артефактов.

— Да уж, будьте любезны.

Голос на канале связи сменился иным, звучащим быстро и напористо:

— Здесь Полина Одинцова.

— Дюнуар моя фамилия, —отозвался Чарновский. —Приветствую тебя, зеленоглазая дочь Одина!

— Здравствуй, дядя Миша! На этот час сведения у меня зачудительные: перстень фонит так, что приборы зашкаливают, магическое излучение — более пяти мегагекат. Для сравнения: предельная мощность великого мага средней руки не превышает двух мегагекат.

— Замечательно, и что это нам дает?— торопливо прервал ее специфические откровения Чарновский. —Принцип действия выяснили?

— Увы, мы создали атомарную копию, —грустно призналась заведующая лабораторией. —Но магического излучения в ней не больше, чем в кроличьей лапке.

— Вот не люблю я весь этот волшебный инвентарь, —вздохнул конногвардеец, —никогда толком не знаешь, чего от него ожидать.

— Во всяком случае, надевать кольцо, пожалуй, не стоит.

— Никому?

— Вероятно, существует кто-то, для кого N в формуле О'Грейди равно нулю, но лично я таких не встречала. Наверняка это какая-то генетическая аномалия.

— М-да, спасибо, объяснила, —хмыкнул Чарновский. —Ладно, как говаривал Д'Аламбер: «Даю вам слово дворянина, что это так и никак иначе». Спасибо за информацию. Перстень мне сегодня уже надо будет вернуть.

— Хорошо, —раздалось на канале связи, —и, пожалуйста, держите нас в курсе всего, что происходит с этим артефактом.

— Угу. —Чарновский вернулся в мир, где на него вопросительно глядели удивленные черные глаза Лаис.

— Сейчас мы позавтракаем, а затем мне придется вернуть эту весну на место, и там, у себя в спальне, я уверен, ты найдешь свое кольцо.

Сердце Лаис стучало дробно, точно молоточек чеканщика по серебряному блюду.

— Это верно? — спросила она, понимая, что ее ненаглядный Мишель говорит неправду, и все же отчаянно желая ему верить.

— Вне всякого сомнения. А сейчас, если ты в силах выйти к завтраку, будь любезна, поторопись. Я пригласил к нам полковника Лунева. Полагаю, ты еще не забыла Платона Аристарховича?* * *

Заурбек в отчаянии надвинул черную папаху поглубже на глаза и, не в силах больше сдерживаться, зарычал на въедливого торговца, уже четверть часа пытавшегося войти в особняк.

— Ухады, дыкий чэлавэк!

Этот невысокий странного вида продавец чесучи с объемистым кулем своей грубой ткани и торчащим из него метром выглядел столь нелепо, что Заурбек никак не мог в первую минуту решить, мужчина перед ним или женщина. Длинная одежда, похожая на халат, и косица за спиной свидетельствовали о втором, однако голос торговца был, скорее, мужским.

— Хозяйке веера есть, — не слушая бдительного стража ворот, торопливо вещал торговец. — Осень красивые веера, настоящий шелк. — Он выхватил из-под халата несколько образчиков своего товара, украшенных драконами, птицами и цветущими ветвями. — Хорошие веера. — Он улыбался, кланялся и махал, махал, точно Заурбек был той самой пресловутой хозяйкой. — Красивый, пугвица есть, резной кость. — Ничуть не смущаясь отсутствием интереса, скороговоркой продолжал разносчик, преданно глядя на Заурбека своими навеки прищуренными глазами.

— Ухады, кому говорю?!

— Игрушка есть, — не слушая его, дальше тарахтел китаец.

Заурбек ухватил было мелкого купчишку за плечо. Но в этот момент надоедливый торговец как-то странно повернулся, доставая из-за пазухи нечто вроде колесика на длинной веревке, и пятерня абрека сомкнулась, хватая пустоту.

— Какой хороший игрушка, — расхваливал китаец.

Заурбек скорее почувствовал, чем увидел, как выточенное из кости небольшое колесико полетело в сторону его головы. Он отшатнулся, глядя, как «хорошая игрушка» возвращается обратно в ладонь торговца.

— Йо-йо, — тот сделал еще несколько пассов руками, и увесистый кругляш то улетал, то возвращался, послушный воле хозяина.

Раздосадованный Заурбек оскалился и положил руку на висевший у пояса кинжал.

— Моя уходить, моя уходить, — начал кланяться надоедливый торговец.

В этот миг на углу Литейного зарычал мотор, и свет фар выхватил из тьмы немалую часть Брусьева переулка. Заурбек отпрянул к воротам, где в сторожке грелась троица жандармов. Визг тормозов убил последние сомнения. Автомобиль направлялся именно сюда. Собственно говоря, во многом ради гостей, которые должны были пожаловать нынчевечером в дом Чарновского, Великий Платон затеял весь этот цирк с новым местом работы для своего ординарца.

— Вставай, вставай, балшой начальник приехал! — закричал он с порога, полагая, что вид выскочивших из сторожки жандармов заставит неведомого гостя вновь прибавить ход и укатить от греха подальше. Однако вопреки его ожиданиям мотор, как ни в чем не бывало, остановился у приоткрытых ворот. Из него выскочила пара моложавых офицеров. Осмотрев прилегающую к воротам территорию, они открыли заднюю дверцу, и из авто, кряхтя, вывалился мужик в смазанных дегтем сапогах и длинной поддевке, подпоясанной узким ремешком.

— Где начальник? — процедил он, обводя взглядом оторопевших жандармов. — Не видишь, что ли? — Он самодовольно погладил нечесаную бороду. — Я — Распутин. Веди к старшому!* * *

Как и обещал Чарновский, завтрак был прекрасен: и остендские устрицы, и канапе с анчоусами, и матлот по-морскому из карпа и угря, и все остальное, стоявшее на столе, включая котлеты из ягненка с пикантным соусом, жареного цыпленка с кресс-салатом, скорценера во фритюре и салата из дикого цикория радовало глаз и угождало чреву едоков. Наконец, закуски сменились десертами, а шабли, сент-эмильон и шамберлен уступили место кофе с ликером.

Затем мужчинам были предложены сигары. Лаис, сославшись на слабость, поспешила вернуться в опочивальню. Она искренне недоумевала, для чего ее чуткий, любимый Мишель так вот запросто решил пригласить к ним на завтрак этого черствого сухаря во флигель-адъютантских аксельбантах?! Видимо, тому были весьма серьезные причины. Но все же… звать его сюда? В сказку, как он говорил, созданную для нее? Это было непостижимо!

Госпожа Эстер шла вслед немолодому франтоватому лакею, затянутому в красную ливрею с золочеными пуговицами, на каждой из которых был вычеканен герб рода Чарновских, и недоумевала: что же все-таки происходит? Она чувствовала до безысходности, как невидимый глазу поток событий подхватил ее, точно щепку, и понес, то подбрасывая на гребне волны, то ввергая в бездну, то устремляя в водоворот. Ей хотелось спрятаться, бежать от всего и ото вся, но огромный мир, подобный кровожадным чудовищам, обитавшим вблизи Карнаве, глядел на нее бесчисленным множеством голодных хищных глаз. Укрытия не было! Прежде она чувствовала себя уютно и спокойно за могучими плечами Чарновского. Он казался ей едва ли не полубогом. Но теперь…

Вышколенный лакей, согнув ливрейную спину, приоткрыл дверь в покои госпожи. Про себя он недоумевал: как она, да что там она, сам хозяин дома и все его гости нынче оказались в особняке? Но ему слишком хорошо платили, чтобы он искал ответ на этот и все прочие непроизнесенные вопросы.

— Не пожелает ли чего госпожа? — произнес он, втайне любуясь печальной, но оттого еще более прекрасной возлюбленной своего хозяина. Он искренне готов был угодить ей, лишь бы в награду увидеть мимолетную улыбку на ее губах. «Вот бы хорошая была нам хозяйка, — с неожиданной грустью подумал он. — Глядишь, и сам барон чудить бросил бы. А то нет его, нет, вдруг, на тебе, нагрянул, шум, вертеж, люди какие-то странные и, по всему видать, нездешние. И чего еще его милости надо?»

— Да, пожалуй, голубчик, — рассеянно оглядывая будуар, кивнула Лаис. — Я еще не освоилась в этом доме. В нем столько коридоров и комнат! Окажи любезность, проводи меня в ту опочивальню, где я отдыхала до прихода жандармов.

— Помилосердствуйте, барыня! Откуда ж жандармы в этом доме? — Лакей размашисто перекрестился. — Бог миловал-с, такого здесь отродясь не случалось.

— Ну, как же? А вчера, как стемнело?

— Но… — Обескураженный лакей начал было отвечать и вдруг осекся, отчетливо понимая, что окончательно перестает понимать что бы то ни было. — Но… — попробовал он еще раз и снова замялся. — Не извольте гневаться, моя госпожа, однако ж вчера и вас тут не было.* * *

Лунев перелистывал очередную принесенную атаманцем книгу, и лицо его мрачнело все более и более. Он вспоминал Рождество 1900 года, когда, едва окончив Академию Генерального штаба, рьяно спорил со своим двоюродным братом, известным московским юристом, утверждавшим, что грядущее столетие будет веком закона и выгоды, а выгода исключает войну. Тогда сей процветающий адвокат, патетически воздевая к ламповому абажуру руку с пустым бокалом, заверял собравшихся, что очень скоро все войны канут в прошлое и дорогому Платоше, конечно же, придется учиться чему-нибудь путному. Впрочем, говорил он, Платоша может пойти в какую-нибудь из киевских гимназий преподавать географию, и то ему следует поторопиться, ибо желающих будет много и повыше чином. Слова его кузена звучали столь убедительно, что им хотелось верить. Но правда шествовала совсем иным путем.

— Я видел это лицо позавчера. — Лунев обвел взглядом собеседников. Он щелкнул пальцем по книжной иллюстрации, на которой невысокий лобастый человек, яростно жестикулируя одной рукой, второй держался за пиджак так, будто опасался, что в ходе дискуссии его отберут. — Это социал-демократ, Владимир Ульянов. Клички: Старик, Николаев, Ленин. Он был на фотографии в розыскном деле. Стало быть, это он возглавит переворот?

Чарновский едва заметно приподнял уголки губ.

— Это и впрямь социал-демократ, большевик Владимир Ильич Ульянов, более известный как Ленин. Он действительно возглавит переворот и станет главой нового государства. Но это будет чуть позднее. Сейчас этот несомненно выдающийся человек скрывается в Швейцарии и даже помышлять не смеет об успехе своей революции. Партия его разгромлена столь основательно, что у германского командования пока даже в мыслях нет использовать ее потенциал для разрушения государства российского.

— А позднее, стало быть, такая мысль появится? — настороженно поинтересовался контрразведчик.