Чтение 2–й страницы книги ~Когда наступит вчера~

– Всё конкретно, без балды! – Вадим Ратников вскинул разведенные по трем векторам пальцы. – Хошь, мандат засвечу?!

После этих слов он, не спрашивая дальнейших пожеланий умудренного сединами провидца, выхватил из сапога полученный некогда в казематах елдинской тюрьмы документ,свидетельствующий о высоком статусе предъявителя.

– Воткни глаза и убедись! Всё чики-пики, в натуре!

– Охо-хо-шеньки, какая досада! – Сконфуженный дед Пихто поскреб пятерней затылок. – Оно, конечно, прощеньица просим! Неувязочка вышла, недоглядели, стало быть. Только вот просьбочка у меня к вам нижайшая имеется… – Старик огорченно вздохнул. – Вы уж того, щеночка своего назад отзовите. А то ведь негоже станется, коли он мою внучку по недомыслию и малолетству когтями подерет, или, того, клювом тюкнет.

Опасения лесного ведуна были довольно обоснованны. Когти даже молодого леогрифа достаточно велики и остры, чтобы располосовать в клочья, скажем, бычью шкуру, не говоря уже о тонкой человеческой коже.

– Это, стало быть, внучка ваша? – с плохо скрытым подозрением в голосе кинул я.

– Ну так, знамо дело, моя! Чья ж еще? – Кудесник махнул рукой, точно призывая кого-то, и со всех сторон из-за деревьев начали появляться человеческие фигуры. – Я ж всё ж таки не просто Пихто, а дед Пихто.

Появившиеся с разных сторон незнакомцы все как один походили на лесного патриарха, все как один имели сконфуженный вид и не проявляли ни малейшей склонности к агрессии.

– Проглот, к ноге! – рявкнул грозный, но справедливый подурядник, и возбужденный удачной охотой щен, послушно оставив законную добычу, перепрыгнул чащобный люд и в одно мгновение оказался на тропе. В клюве Дашкин любимец держал по живому оторванный рукав из зеленой, в ягодах и цветах, материи.

– Фу! – возмутился Вадим. – Брось немедленно! Таскаешь всякую гадость!

Грифон скосил на витязя хитрый желтый глаз и затряс головой, требуя немедленно поиграть с ним в «отнималки».

– Выбрось, кому сказал! – вновь сурово потребовал Ратников.

Между тем дед Пихто что-то негромко скомандовал многочисленным потомкам и те, перестав глазеть на высоких гостей, занялись делом. Одни сгребали в кучу разбросанные желуди, другие грузили их в невесть откуда взявшиеся короба, третьи поднимали на блоках поваленные вокруг нас дубы. Одним словом, приводили тропу в исходный вид.

– Старый плут! – Делли насмешливо покачала головой. – А я ж еще и чувствую, что волшебства-то здесь со змеиное ухо, в самый раз, от двух-трех мурлюкских безделиц, а тарарам – точно взаправдашний.

– Ну так, чего уж там… – Кудесник развел руками. – Нам, вещунам, нынче по-другому никак! Это ж раньше, бывало, иные человеци приходили за сто верст об жизни потолковать да вещее слово послушать. А нонешние людишки совсем поплошали! Иные всякому трезвону верят, рты разинув, точно Переплутневым байкам. Другие же, напротив, хоть кол на голове теши, а словам, что от самого Вышнего Творца исходят, просто так не внемлют. Вот, стало быть, и приходится всяко видимость создавать, токмо б слово правды до иных дурней стоеросовых довести.

– За немалую мзду, – усмехнулся я.

– А то как же! – без тени смущения подтвердил дед Пихто. – На то ж мы и мздоимцы! Семью-то прокормить надо! Ha одних ягодах да орехах тело не нагуляешь. Но у нас всё по-честному, без обмана. Страху вы уже, стало быть, натерпелись, видение еще впереди, а теперь извольте отобедать от лесных щедрот. Ну и там поговорить о том о сем. Всё чин-чином, согласно уложению достопочтенного Уряда Народных Увеселений.

Немудрящая лесная трапеза шла своим чередом. Поджаристая дичь и разносолы обильно запивались самодельными наливками, по всему видать, составлявшими предмет особой гордости хлебосольного Кудесника.

– Вот, положим, брусничная, – вещал он, разливая красновато-прозрачную жидкость по резным деревянным ковшикам. – Здесь же ж чтобы абы как – так ни-ни! Тут особливый подход нужен. И когда Луна возрастает, знать надо, и в какой день Солнцелик во всей красе и могути своей пред очи кажется, а в какой – в туге-печали за тучами хоронится. Коли всем тем пренебречь, сдуру рукой махнуть, такая, доложу я вам, косорыловка выйдет, что и в голове туман, и в ногах заблуждение. Не то что от правильного питья,в котором вся земная сила заключена! А от той силы в человечьем, – тут дед Пихто с извиняющимся видом поглядел на фею, – ну и, стало быть, в вашем многопочтенном животе теплота и радость всякая разливается. А это, ежели хотите знать, потому, что от начала начал всякой травинке, всякой ягодке свой, вестимо, сокровенный толк положен. Нам сей толк ведом. Тем, стало быть, и пробавляемся. Правду баю, Оринка? – обратился к бывшей пленнице, оказавшейся при ближайшем знакомстве вполне миловидной девицей, ее многомудрый пращур.

– Правду, дедуля, – кивнула внучка, принимая из рук старца опустевшую березовую бутыль и ставя взамен другую.

Теперь леогриф ластился к ней, выражая нежную симпатию, обвивал девичьи ноги своим длинным хвостом, подставлял голову для почесывания и требовательно щелкал клювом, призывая не скупиться на мясные подачки.

– Ишь, юлит! – Старец погрозил пальцем Проглоту, который пытался было нахально стащить запеченную в глине утку. – У, зверюга! У, тать ненасытный! Пошто внученьку мою перепугал?! – С этими словами дед Пихто поворотил седовласую голову к Делли и Злому Бодуну. – Одна она у нас! Сколько наш род в этих местах живет, одни мужики рождались. А чтоб девка – так это лишь когда рак на горе свистнет.

– И чего в натуре свистел? – живо поинтересовался подурядник левой руки.

– Свистел! – вздохнул уже изрядно поднабравшийся зелена вина провидец. – Прям-таки соловьем заливался! А это, я вам доложу, знак верный. По всему видать, судьбина ей уготована не тутошная, не чащобная. Даров-то лесные духи ей в колыбельку немало положили. Она, ежели что, и будущее прозревает, и в травах да кореньях сведуща. А коли щи сварит, так и пальчики оближешь! Но, правда, чего таить, она хоть тихоней прикидывается, а егоза каких мало! Ни за какие коврижки на месте усидеть не может. Однако же мыслю, ежели ей правильную науку дать… – Тут дед Пихто уставился на фею долгим вопросительным взглядом.

– Я не набираю учениц, – покачала головой фея.

– Жаль, – разочарованно вздохнул старец. – А то вот намедни Оринушка сказывала, что пришел ей срок из лесу идти, – он вздохнул печально, – чтобы, значит, косу расплести.

– Дед, ты че, прикалываешься? – Подвыпивший Вадюня критически оглядел юную вещунью. – Протри глаза! У нее ж нет косы!

Волосы девушки, как ни смотри, действительно были довольно коротко острижены. Должно быть, такой фасон в густом лесу был куда практичнее, чем коса, а уж тем более длинные распущенные волосы. И за ветки не цепляется, и репейник вычесывать не надо.

– Так говорят, – незаметно толкая Вадюню под столом ногой, тихо произнесла Делли, – имея в виду, что пришло время замуж выходить.

– А, это типа по жизни, – удовлетворенный объяснением, закивал сановный мздоимец. – Типа ячейка общества.

Девица возмущенно фыркнула и отвернулась, не смея, однако, прерывать непрошеным словом речи старших.

– А он типа кто?

– Да кому ж это ведомо? – Вдохновенный Кудесник пожал плечами. – Народ-то здесь все больше пришлый да ушлый. В смысле пришел да ушел. И откуда тут добру молодцу взяться, чтоб Оринкино сердце девичье разбередить, ума не приложу! И она – скрытница да утайница – имени не кажет. – Дед Пихто со вздохом подпер лохматую голову кулаком и продолжил, жалуясь: – Оно ж как при деде моем повелось, так и дононе ведется. Где прежде тракт проезжий лежал, теперь лишь тропа. Да и то дети мои и внуки ее своиминожками топчут, чтоб далее не зарастала.

Прежде-то, сказывают, многие к прорицателям шли, чтоб разузнать, что да как впредь станется. А ныне вот все перевелись… Как пращур мой нагадал некоему каану, что тотот собственного коня смертушку примет, как сбылось то от слова до слова, так и перевелись. Кому ж хочется о днях своих худое слышать? Особливо когда кругом без счетабалаболов, которые за пустячную мзду тебе столько счастья нагадают, что и в двух руках не унести!

С тех пор наш род к захирению пришел. Одна удача – со сбитней да наливок хвостней поднакопили да почетную грамоту от Уряда Народных Увеселений обрели. С тех-то пор пужанием да привечанием на хлеб с салом зарабатываем. Да только хлеб тот горьким выходит. Оно ж местовые, да подушную подать заплати, и дорожную пошлину отсчитай. А окромя того, кормовые да щитовые, походные да подоходные, а тут вот еще новую лихоманку удумали! Десятину, стало быть, на добавленную стоимость… Что уж тут к чему прибавляют – поди и Нычка не ведает. Однако хвостни вынь да положь, когда не желаешь почетной грамоты лишиться. – Кудесник опрокинул в пустующую чару дождавшуюся своейочереди бутыль и, горестно вздохнув, осушил до дна.

– Так что, может, пристроите внучку к делу-то? Глядишь, на что и сгодится! А и мы в долгу не останемся.

Ночь в Субурбании не лучшее время для поездок. Особенно в лесу. Особенно в состоянии сильного алкогольного опьянения. Хотя здесь и не встретишь притаившегося в кустах у обочины остроглазого гридня-автоинспектора с полосатым шестопером, но освещаемая ущербной луной дорога в этих краях сама в силах позаботиться о достойном наказании бесшабашного пьянчуги. Субурбанцы народ смышленый, а потому прокладывали дороги с тем расчетом, чтобы нежданный ворог, нагрянувший в пределы хранимого Нычкой Отечества, сломал себе ноги, руки, шею, одним словом, всё, что можно поломать, так и не дойдя до столичных ворот. Как при этом передвигались по стране коренные субурбанцы, сказать трудно. Следует всё же заметить, что делали они это весьма резво и сноровисто.

Мы же, не будучи аборигенами этой великой державы, не могли позволить себе подобные выходки безнаказанно. А потому с радостью приняли любезное предложение деда Пихто переночевать в его лесных хоромах.

Как бы это ни было противно после затянувшегося вечернего застолья, солнце вновь поднялось над горизонтом и нетерпеливо начало обшаривать жаркими пальцами тела распростертых на свежем душистом сене именитых мздоимцев Уряда Коневодства и Телегостроения. Увы, даже их, в смысле,нашего, высокого статуса в этом мире не хватало, чтобы заставить бесцеремонное светило шарить где-нибудь в другом месте. Поднесенные Оринкой ковши с чудодейственным рассолом в одночасье вернули нас к жизни, наглядно подтверждая, что рассуждения Делли о влиянии срыва поставок этого стратегического продукта в Грусь на оборонное могущество этой державы не лишены оснований. Девушка внимательно в упор глядела на нас, точно желая что-то спросить или, вернее, дожидаясь, когда же наконец мы начнем задавать вопросы ей. Но до расспросов ли в таком состоянии?

Терзаясь угрызениями совести за бесцельно проведенный вечер, я вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть фею и Проглота. Сотрудница Волшебной Службы Охраны о чем-то увлеченно беседовала с Кудесником, домашняя же животина, отчаянно резвясь, носилась по окрестному подлеску, то появляясь в поле зрения, то исчезая.

– К ноге, тварь негодная! – заорал я что есть мочи, но малолетнее чудовище лишь припустило со всех ног в глубь леса.

– Клин, че ты орешь в натуре?! – хватаясь за голову, простонал Вадюня. – Тут в башке от вчерашнего самопляса такая засада, что от мушиного топота выворачивает!

Он вновь приложился к ковшику с целительным напитком, и на лице его начало заметно прорисовываться облегчение, граничащее с блаженством.

– Вставай, поднимайся! – скомандовал я, перебарывая тягостные последствия вчерашней неофициальной встречи. – В Елдине уж небось заждались спасителя отечества.

– Начальство не опаздывает, – с явной неохотой отрываясь от рассола, строго заметил подурядник. – Если ждут – значит в натуре дождутся.

– Нешто уже в дорогу собрались? – подходя к нам с улыбкой, поинтересовался дед Пихто, свежий и бодрый, как будто, в отличие от нас, ночью хлебал родниковую воду.

– Да уж, самое время, – утвердительно кивнул я. – Покуда солнце не в зените, как раз по холодочку и поедем.

– Оно и верно. – Старец величественно оперся на посох. – А то б, коли желаете, еще погостили?..

– Спасибо на добром слове. – Я старательно поклонился. – Да только мы и так загостились. Неотложные дела в столице.

Я вставил ногу в стремя «ниссана», надеясь своим примером подтолкнуть остальной состав следственной группы к активным действиям.

– В следующий раз непременно останемся подольше.

– Уж как пожелаете, – согласился дед Пихто. – А только что ж – предсказание-то, что мне в видении явилось, вам, стало быть, без интереса?

– Какое предсказание? – Я удивленно поглядел на Кудесника. – Что, действительно было предсказание?

– Так а как же ж?! – с легкой обидой в голосе ответствовал седобородый вещун. – Известное дело, было! Нам без дела болтать не положено. У нас всё чин чинарем, все по Древнему Уставу. Бронзовый треножник вообще от прапрадеда моего достался, а всё как новенький! Это вам не мурлюкская кацея[1],от которой только вонь да пепел, а истинного видения пророческого – хоть чертополох жги, хоть дурь-траву – не дождешься. И блюдо для водной глади у нас не абы какое,а самое что ни на есть от древнего Кума осталось. Так вы уж не поскупитесь! – Кудесник протянул вперед узкую длинную ладонь. – Всего-то пятьсот хвостней, как для своих, без запросу!

Что кривить душой! Нам, оперативникам, время от времени приходится расплачиваться за информацию. Понятное дело, чаще всего не деньгами. В годы моей работы в угрозыске наличных средств хватило бы разве что на сигареты и кофе для случайных свидетелей. Однако тут поблажечку сделаешь, там кому надо шепнешь, чтобы попусту не трогали – так, бывало, словечко к словечку, на дело и набегает. Но платить за чьи-то видения, угаданные в каком-то чаду и увиденные в блюде?!. Может быть, это вовсе наркотический бред.

Всё мое оперское нутро восставало против мысли о такой сделке.

– Почтеннейший гражданин Нашбабецос! – вкрадчиво начал я. – А может быть, как-нибудь по-свойски, вы – мне, я – вам?

– Отчего ж нет?! – охотно закивал мой собеседник. – Вот Оринку к хорошему делу приставьте – я вам всё и расскажу.

– Клин! – Явно посвежевший Вадим Ратников ловко запрыгнул на спину своего турмалинового жеребца. – Хрен ли ты торгуешься? Мне ж в Елдине в натуре писчиха понадобится!

– Кто-кто? – в недоумении спросил я.

– Ну, по жизни типа секретарша, – растолковал Злой Бодун. – А как их тут называют, хрен его знает. Она писать-то умеет?

– Нет, – покрутил косматой головой дед Пихто. – Зато следы читает, как по писаному. И по звездам все растолковать может.

– По звездам – это ценно, – хмыкнул я. – Ладно, заметано. Рассказывай, что там тебе пригрезилось?

– Ну, значит, так, – словно медиум закатив глаза, начал протяжно вещать дед Пихто. – Далеко-далеко, неведомо где, у берега моря, от сего места кричи – не докричишься, может статься, что в трех конских поприщах[2]отсюда, а может, даже и в пяти, сошлись в гибельной схватке два чужестранца неведомых да незнаемых. Один, стало быть, длинный такой, пожалуй, и в две сажени будет. Другой же, наоборот, ростом невелик, а волосья за ним, точно хвост за летучей звездой. Рубились они с насердием[3],без сна и без устали неделю кряду. А потом тощий-то верзила, ярлыга ходячая, ворога своего изловчился, за власа ухватил, да мечом ка-а-ак рубанет! – Старец замолчал.

– Ну и че дальше было? – заторопил рассказчика увлеченный сюжетом витязь.

– А щур их знает?! – пожал плечами дед Пихто. – Не успел я досмотреть. Вы уже почти через лес проскочили. Кабы края дожидался, вас бы и след простыл.

– Дед! По-моему, ты нас конкретно кинул. – В словах Вадима Ратникова слышалась плохо скрываемая угроза. – Зуб давал, что всё чики-чики, а сам тут фуфел нам прогоняешь!

– Всё по уговору. – «Свидетель» потряс указательным пальцем перед лицом моего друга. – Что видел, то и сказываю. Ни вот столечки не утаиваю.

– Дедуля за вами побег, храбрый витязь, а я-то как есть на месте осталась, – вмешалась в назревающую ссору красна девица.

– Ну и че там дальше было? – досадливо поинтересовался Вадюня.

– О том вам знать еще черед не пришел. Коли возьмете меня с собой – так и растолкую!

– Блин горелый! – выругался Вадюня. – Яблоня от старого пня недалеко падает. Лезь за спину. Я не как твой дед, я чисто конкретный пацан, ля-ля не развожу. – Он оглянулся, ища на ком сорвать накопившуюся обиду. – Я не понял в натуре, где Делли, где Проглот?

– Фея пошла с лесовиками тутошними словцом перемолвиться. А щеночек ваш, извольте видеть…

Юного грифона мы изволили увидеть во всей красе. Резвоногий полукровок весело мчал к нам навстречу, сжимая в клюве нечто белое, расшитое жемчугом, со свисающей кисточкой.

– Опять что-то спер, животина наглючая! Брось, Проглот! Фу! Отдай! Дай сюда!

Юное чудовище затрясло головой, всем своим видом выражая нежелание выполнять законные требования представителя власти.

– Отдай сюда! – Мне пришлось вновь спешиться, чтобы отобрать у расшалившегося монстра дорогую игрушку.

Он крутился на месте, отпрыгивал, клекотал, не размыкая клюва, пока наконец не был изловлен за ухо Вадимом.

– Это ваше? – доставая из мощного клюва очередной трофей, спросил я.

Дед Пихто внимательно поглядел на Проглотову добычу.

– Так ведь это, того… – почесывая затылок, промямлил он. – Это ночной колпак, не иначе. А кому в бору такие-то колпаки носить?

В словах старика был резон. Лесная жизнь не предполагает любви к изысканным безделицам. И всё же… Я оглядел головной убор еще раз. Тонкий шелк, шитье мелким жемчугом, монограмма… Занятный, кстати, вензель!

Я неожиданно напрягся, словно борзая, взявшая след.

– Вадюнь! Глянь-ка, какая интересная штуковина: корона, а под ней литера «Б», переплетенная с двойкой!

– Ну и че?

– Че-че? Горячо! – передразнил я соратника. – Жабс за хвостень даю, это – ночной колпак его величества короля Барсиада II!

Глава 3

Сказ о деле в шляпе

Если бы в клюве расшалившегося грифона оказался не колпак, а самая что ни есть настоящая корона Субурбании, думаю, и это бы не вызвало на лицах лесных аборигенов удивления и замешательства большего, чем довелось наблюдать не менее ошарашенной следственной группе. Конечно, впечатления к делу не подошьешь. Видали мы спецов, так натурально изображавших невиновность и непричастность, что поневоле хотелось сменить листовки с их фотографиями на стенде «Федеральный розыск» на плакаты «Голосуйте за…».

– Ну-у-у?! – с затаенной угрозой в голосе протянул я, не слишком, впрочем, представляя, кому и чем я, собственно говоря, угрожаю. – И откуда взялся этот головной убор?

– И то верно, право слово! – Дед Пихто запустил пятерню в седые патлы. – Не вырос же он тут?

– Не надо темнить, уважаемый кудесник! – всё так же с нажимом продолжал я, с грустью сознавая, что подобные действия на оперативном сленге называются «тянуть пустышку».

Но у нас в руках был непреложный факт. На следующий день после таинственного исчезновения из столицы властительного государя со всей его чиновной камарильей, посреди чащобной глухомани обнаруживается предмет, так сказать, личного, почти интимного монаршего обихода. Причем, вероятнее всего, в момент исчезновения как раз прикрывавший от ночной прохлады голову божьего помазанника. А это след, причем след отчетливый и свежий. Хорошо бы сделать по этому следу хоть несколько шагов!

– Почтеннейший гражданин Пихто Нашбабецос, вы можете сказать, что это за предмет?

– Ночной колпак, – бойко отрапортовал лесной житель, осматривая находку. – По клейму видать – государев.

– Ве-ерно, – вкрадчиво продолжил я. – Монограмма короля Барсиада II. И что, позвольте узнать, такая вещь делает в ваших, если можно так выразиться, угодьях?

– Ну так, видать по всему, валялась где-то, – пожал плечами вещун. – А откуда взялся, кто ж его знает? Мы люди тутошние, это каждый скажет. В чужие места не ездим, землетопством не промышляем, а уж чтоб вещь чужу скрасть, так это и вовсе ни-ни! За такие-то лихоимства и вышнего дара лишиться можно! Да и к чему в наших местах такая непутяща одежа?

– Пожалуй, что вам он действительно ни к чему, – согласился я. – Но ведь колпак-то ночью у короля на голове был!

– И чего? – искренне удивился кудесник.

– Деда! – вмешалась в нашу речь Оринка. – Гость наш исподволь толкует, что мы его величеству головенку оттяпали.

– Да ну, типун тебе под язык! – ошеломленно замахал руками почтенный старец. – На что мне его голова?! Да и то сказать, не глухарь какой, король всё ж таки. За такоголишь возьмись – хлопот не оберешься! Выдуло, должно быть, тот колпак из окошка. Да так перекатом сюда и докатило. А здесь на ветку или корягу замотало. Тут-то ваш зверек ее и сыскал.

Проглот, словно чувствуя, что речь пошла о нем, радостно защелкал клювом и поднял хвост трубой, заставляя кисточку на нем развеваться точь-в-точь как на казачьем бунчуке.

– Если бы колпак катило по земле, – с мягкой, очень мягкой улыбкой начал я, – он был бы грязным, буквально черным. А он чистенький, как будто только что выстиран. Как вы это объясните?

– Ну дык… стало быть, его по воздуху несло! – нашел приемлемый ответ кудесник.

– Старый, в натуре, че ты буровишь? – взорвался не выдержавший долгой паузы Вадим. – От Елдина сюда в лесную чащу по воздуху?!

– Не крали мы колпака! – подхватывая тон подурядника, гневно выпалил дед Пихто, ударяя посохом оземь.

– Ты по кривой-то не съезжай! – не унимался мой горластый помощник. – На фу-фу вылезти хочешь, по мелочи уйти?! По краже личного имущества соскочить?! Ты нам конкретно, без базара, колись, старый, куда монарха подевал?

– Вадюня! – Я попытался осадить не на шутку разошедшегося витязя.

– А че? Я ж как лучше! – оглянулся на меня младший Ратников. – Че он нас в натуре за лохов держит!

– Умерь пыл! – негромко потребовал я.

– Не, ну прикинь…

– Это что ж, господа хорошие, гости дорогие, – настороженно, с явным сомнением в голосе, словно боясь поверить услышанному, проговорил дед Пихто, – выходит, что у нас не токмо колпак из государева терема похитили, а и самого надежу Барсиада?

– А ты че, этого не знал? – хмуро огрызнулся Вадюня, должно быть, недовольный моим либерализмом по отношению к главному подозреваемому. – Ты ж чисто тулил, шо имеешь прямую связь с самыми верхами! Что ж тебе вчера в утренних новостях весточку не скинули, мол, пропал центровой и вся его королевская кодла вместе с ним?!

– Стало быть, пропа-али, – покачал головой знаток вечных истин, теряя интерес к резкостям разбушевавшегося подурядника. – Вот ведь диво-то! Диво-то небывалое! Кому ж такое-то надобно?! Кто удумал да осмелился?

Мыслил партизанистый дедуган, прямо скажем, весьма быстро. Но, судя по тону, сам факт похищения занимал его куда больше, чем несчастная судьба венценосной пропажи. Что же касается королевской свиты, то ее исчезновение, кажется, вовсе не вызвало эмоций у божественного широковещателя.

Я только усмехнулся:

– Мы б и сами хотели об этом знать побольше.

– А вы, стало быть, на лиходеев тех, что государя похитили, ловитву[4]ведете?

– Можно сказать и так. – Я нехотя кивнул. – Если только его величество Барсиад II, вкупе с радниками и урядниками не исчезли сами собой, например, из-за неосторожного обращения с магическими предметами.

– Это навряд, – усомнился Вдохновенный Кудесник. – Кто б ему…

Речь старца была прервана появлением задержавшейся в чащобе феи.

– Ну что, уже собрались, добры молодцы, в дальний путь? – улыбаясь, довольно беззаботно поинтересовалась она.

Я молча показал ей усыпанный жемчугами церемониальный колпак.

– Во, блин, сквозняком надуло! – прокомментировал находку новоявленный наследник престола.

– Вот так-так! – Сотрудница Волшебной Службы Охраны буквально выхватила залетный убор из моих рук, точно намереваясь обнаружить в нем пропавшего государя. Но, вопреки ожиданию нашей чародейственной подруги, грозный монарх не таился в складках охотничьего трофея. Только добычливый грифончик с радостным урчанием прыгал у ее ног.

– Вот оно как! Стало быть, что-то всё-таки стряслось!

– Ты о короле? – не совсем понимая, о чем речь, уточнил я. – Пожалуй, что стряслось.

– Не то чтобы о государе, – покачала головой Делли. – Хотя, может статься, и о нем. Я тут с лесовиками толковала: не видали ли чего надысь, не слыхали ли?

– И что они? – заторопил я соратницу, досадуя, что блокнот для записей упрятан в глубине притороченного к седлу рюкзака.

– Всё бы вроде ничего, – начала повествование фея. – Ни враг сквозь чащобы не крался, ни драконы верхом не шли, ни злыдни-псеголовцы в округе не озоровали, а вот Златовьюн Бурая Шапка отчего-то устрашился, да как есть в землю ушел.

– А это че за хмырь? – с подозрением спросил Вадюня, судя по взглядам лесных хозяев, расписываясь в полном невежестве.

– Златовьюн-то? – переспросила Делли. – Он в общем-то из лесовиков будет, а всё ж не чистых кровей, а иной какой породы. Более всего он схож с грибом-боровиком. Такой себе старичок в бурой шапке холмиком. Лесовики и сами не шибкие охотники пустые разговоры вести, а этот среди них и вовсе молчуном слывет.

– Что ж так? – поинтересовался я.

– Больно робок, – пожала плечами фея. – Уж до того осторожен – всякого шороха пугается! Зато и любую опасность за пять верст чует! А уж только почует – в землю шасть, и его как не бывало. Листочком дубовым прикроется, травицу над собой приклонит – в шаге пройдешь, не заметишь! Но уж ежели по нраву ему кто придется, то старичок наградит щедро, не поскупится: к жиле золотой путь укажет, к россыпи самоцветной, а то и к кладу позабытому.

– И как ему типа понравиться? – с наивным практицизмом спешно поинтересовался претендент на опустевший субурбанский трон.

– О том доподлинно никто не ведает, – недовольно буркнул дед Пихто, раздосадованный нездоровым интересом заезжего чужака к сокровенным лесным тайнам. – А сам оно том нипочем не скажет.

– Постойте, – перебил я говоривших, возвращаясь к теме расследования. – Нынче за полночь обитающий в этих краях Златовьюн почуял какую-то опасность и ушел в землю?

– Так я уж о том сказывала, – кивнула фея.

– Вероятно, и колпак его величества той же ночью сюда попал. Очень похоже, что эти два факта связаны между собой.

– Ну? – вопросительно посмотрел на меня Ратников.

– Гну! Выходит, Златовьюн почувствовал то самое нечто, что утащило короля и его свиту. А значит, нам остается выяснить, что же именно он почувствовал.

– Пустая затея! – махнул рукой дед Пихто.

– Думаю, всё-таки стоит попробовать, – самоуверенно прервал его я и, не откладывая в долгий ящик, попробовал. А мог бы и послушать умудренного годами человека, хорошо знающего местные нравы.

Найти Златовьюна Бурую Шапку удалось довольно быстро. Что и говорить, знакомство с лесовиками – вещь полезная. Но вот дальнейшее со стороны, должно быть, смотрелось весьма курьезно. Здоровый мужик, разодетый, как и положено сановному субурбанскому мздоимцу, лежит на земле и… уговаривает гриб, хмуро надвинувший на толстую ножку увесистую бурую шапку с прилипшим сухим листочком. Веско, аргументированно, вкрадчивым голосом, стараясь не обидеть, а уж тем более не испугать. То-то потеха!

Меня вначале мучило подозрение, что лесовикам ни с того ни с сего захотелось пошутить над гостями, и они привели нас к обычному, средних размеров, боровику. Однако, когда я, уже отчаявшись добиться результатов, поднимался с земли, под шляпкой на мгновение открылись два малюсеньких желтоватых глаза и моментально захлопнулись, поймав мой взгляд.

– Бесполезно, – развел руками я, вынужденно признавая истинность слов Кудесника.

– А может, его с ноги? – сочувственно качая головой, предложил Вадюня. – Че он в натуре запирается?