Чтение 5–й страницы книги ~Когда наступит вчера~

– Так…

– То-то же, что так! Ходи за дверь, печальник[12],да там жди! С делами управлюсь, затем и о монетах речь пойдет. У, гужеед скаредный!

– Идем, идем! – едва ли не волоком потащил меня Вадюня.

– Ну что такое? – недовольно буркнул я, когда мы с Ратниковым оказались в приемной. Даже не в самой приемной, а на лестнице.

– Клин, ты просек, как этого волосатого бегемота зовут?

– Ну, погоняло у него «Соловей», а как звать? – Я пожал плечами. – Да какая, к черту, разница? У меня по делу проходил один авторитет, у того и вовсе кликуха Жаба была.

– Ну и что, повязал? – с какой-то нехорошей ухмылкой поинтересовался Вадим.

– Не-а. Он в народные депутаты подался.

– То-то и оно. По жизни выходит – зря гоношился. Вот и сейчас я тебе конкретно говорю – не суетись!

– Да в чем дело-то?

– Вникай сюда. Погремуха у дедугана – Соловей. А по сути он кто? – хитро прищурился Ратников.

– Ну, бандит с большой дороги, налетчик. Что это ты вдруг загадками заговорил?

– Клин, не тупи. Шурупай мозгами! Он не просто соловей. Он по жизнм Соловей-разбойник! Вникаешь?

– Да ну, ты скажешь! – усомнился я в правильности диагноза.

– Ну-ну, ободья гну! Ты перед тем как стрем попер, свист в ушах слышал?

– Слышал, – с неохотой вспомнил я. – Отменный свист! Чуть из сапог не выскочил!

– То-то же! Тут на фу-фу не возьмешь. К нему чисто подход нужен.

– Предложение замечательное. Но, если честно, я, кроме как с размаху пудовой булавой, никаких других подходов к подобным тварям в первоисточниках не встречал. Может, тебе доводилось?

– Я тоже не припомню, – сознался Злой Бодун.

– Ладно. – Я махнул рукой. – Бог даст, на месте разберемся. А сейчас самое время связаться с Делли и начать массовые увеселения для паразитирующей части здешнего общества.

Мы с Вадимом спустились еще на пару витков лестницы, чтобы не привлекать беседой внимание сапожничающего караульщика. Изображение в зеркале – волшебном средстве мобильной связи – пошло волнами и наконец стабилизировалось, давая мне возможность наблюдать ту самую, увешанную колокольцами тропу, по которой еще полчаса назад тащились повозки с ранеными. В тени одного из деревьев, прислоняясь к бурому, покрытому глубокими бороздами стволу, как ни в чем не бывало стояла фея, чуть поодаль виднелись наши верные транспортные средства. Как ни хитроумна была задумка разбойников с бесперебойной системой оповещения, тягаться с магическими способностями прирожденной феи им было не по чину.

– У тебя всё готово?

– Да, почитай, что, всё. Дело за малым.

– Вот и славно, – улыбнулся я. – Тогда мы ждем от тебя сигнала и тоже начинаем.

– Заметано, – с Вадюниной интонацией проговорила фея. И добавила: – Перышко вам в донышко.

В ожидании обещанного сигнала мы замерли, стараясь полностью слиться с каменной стеной на случай, если кому-нибудь вздумается пройтись этим путем. Однако желающих, похоже, не было. Из арки выходящих на лестницу дверей второго этажа доносились приглушенные звуки буйного веселья. Уж и не знаю, чему, собственно говоря, радовались вернувшиеся из рейда разбойники. Может быть, тому, что большинству удалось сохранить головы на плечах, но, так или иначе, желания сбегать за атаманом явно не выказывал никто. Убедившись, что всё спокойно, я достал из-за пазухи наушник и начал прислушиваться к беседе разбойничьего вожака с пленными.

– …Вот любуюсь я, паря, твоей девкой, да сам себя и спрашиваю: «Какого рожна ты ей без головы сдался»? Оно, вестимо, ей всякие травы да наговоры ведомы, может статься, что и петушиное слово знает, со всякой тварью говорить может, да только ж смекни, коли тебе шелом не на чем носить будет, так ведь и целоваться с тобою не всласть. Как почитаешь, матрешка?

Вряд ли термин «матрешка» подходил для такой хрупкой девушки, как Ориша. Но, памятуя о том, что словечко это происходит от горделивого «матрона», то есть госпожа, почему бы и нет?!

– Да уж с головой, пожалуй, что и лучше, – согласилась кудесница. – А только на что мы вам сдались? Шли своим путем, никому поперек слова не молвили, зла не чинили.

– На что сдались, то мне решать! Захочу – в жены тебя возьму, захочу – парням отдам. А коли по нраву мне придетесь, могу и с дарами отпустить. Тут надо мной короля нет, тут я сам всему государь.

Разглагольствования батьки Соловья вызвали у меня невольную улыбку. Казалось, что во всех мирах, во все времена мелкотравчатая шантрапа в один голос вдохновенно исполняла эту песнь о собственной непомерной крутости. Как, однако, менялся их репертуар на первом же допросе!

– Коли жить хотите, не артачьтесь. Что повелю, то и делайте! Стало быть, ты, кудесница, коль моих храбрецов заколдовала – так ныне расколдовывать пойдешь. И тех, кого дружок твой хладным железом ранил, тоже выходишь. И помни: коли что не так – не погляжу, что девица. А с тобою, сокол сизый, разговор и вовсе особый.

– Да-да, особый разговор будет! – вслед за атаманским рыком донесся дребезжащий голос Фуцика.

О чем планировали вести беседу скрытые от наших глаз ораторы, в общих чертах было ясно, и в интересах дальнейшей разработки возможных источников информации я бы, пожалуй, дал выговориться пресловутому батьке Соловью. Когда под седалищем печет, много чего сдуру начирикать можно.

Но действительность не всегда согласуется с нашими желаниями. Звон ведерного колокола тревожным набатом разнесся над разбойничьим гнездом, проникая даже сквозь, каменную толщу донжона. Колокол звонил, не умолкая, как это бывает с электрическими звонками, когда вдруг западает кнопка. Переполошенный стражник, едва не натолкнувшийся в потемках на нас, хекая, взбежал по крутому подъему, спеша доложить переполошенному главарю суть происходящего.

– Какого беса вы тут околачиваетесь, недоумки?! – увидав перед собой притаившихся возниц, рявкнул караульный.

– А… это… – со слезой в голосе начал я.

– Хвостней бы, – угрюмо растолковал суть нашего стояния Вадюня.

– Вон пошли! Не до того! – послышалось уже с верхней площадки.

Ну, не до того, так не до того – кто бы настаивал!

– Батька! – Добежавший до отца-командира разбойник затараторил прямо с порога. – Там внизу такое деется!

– Не томи, малый, толком говори! – встревоженно прогромыхал атаман. – Что еще за перезвон? Кто озоровать удумал?

– Осмелюсь доложить, батька – грифоний детеныш.

– Грифоний? – Здесь криминальный авторитет решил, вероятно, усиленно почесать затылок. – Велик ли?

– Не то чтобы, – бойко отрапортовал очевидец. – Пожалуй, что до году.

– Так отгоните к лешачьей бабке!

– Никак. – Разбойник, должно быть, развел руками. – К колокольному языку заместо веревки какой-то упырь волчью плеть привесил.

– Клянусь потрохами Симона Неньки, чтоб тебя его кишками удавили – сам плетей захотел?! Ай да молодцы, ай да хваты! Грифеныша убоялись! Тварь неразумная поперек дороги стала! – громыхал кулачищами об стол Соловей-разбойник. – Отогнать не могете – стрелами да копьями язвите!

Я хмуро взглянул на Ратникова. Уж не знаю, что там фея прицепила к колоколу и почему теперь нашедшегося Проглота нельзя отогнать, но идея расстрелять его из луков нас вовсе не радовала.

– Так… Это ж… – робея под грозным натиском, лепетал перепуганный бандит. – Там же ж два здоровенных грифона! Не иначе как он детеныш ихний. Ежели мы того мальца пораним – тварюки крепость-то по камешку раскатают! Они ж быков как семечки лузгают!

– Фуцик! – взревел Соловей, в этот момент больше напоминая усевшегося на улей медведя.

– Я! – предчувствуя, чем пахнет дело, пискнул маг.

– Бери всех, кто стоит на ногах, и как хотите, отгоните прочь этих клятых тварей!

– Так ить…

– Ма-алчать! Я велю отогнать! Не то щас ка-ак свистану! Да шевелитесь, идолово семя, у меня от перезвона вот-вот башка треснет!

Ясно различимый хлопок закрываемой двери утвердил меня в мысли, что приказ командира здесь выполняется точно так же беспрекословно и четко, как и в нашем мире.

– Клин, – задумчиво проговорил Вадюня. – А в натуре, откуда грифоны?

– Из лесу, вестимо. Может, Проглот оттого и скрылся, что родичей нашел? – предположил я.

– Прикольно, – хмыкнул Ратников. – Может, чисто Делли позвоним, узнаем?

– Ага. Самое время.

Грохот ног на лестнице возвестил о приближении Фуцика и уже знакомого нам стражника. Мы с Вадимом по возможности максимально вжались в стены.

– Пошли прочь отседова! – пробегая мимо, брякнул недоделанный чародей, не слишком, впрочем, заботясь о выполнении своего приказа.

– Щас! – вслед ему глумливо проговорил Злой Бодун Ратников. – Шнурки поглажу! Ну что, Клин, как-то мы тут в натуре застоялись! Погребли, что ли, с паханом дружить?

Человекообразный цербер в одном сапоге продолжал тыкать длинной иглой в кожаное голенище, невзирая на оглушительный трезвон, действительно грозивший свести с ума всякого, имеющего этот самый ум.

– Ну? И чего? – хмуро взглянув на нас исподлобья и едва двигая губами, надменно кинул он.

– Господин хороший! – делая изрядный шаг в сторону немногословного секретаря местного председателя разбойкома, проговорил Вадюня. – Типа, гражданин начальник, тут ваш шеф насчет баблонов грозился.

– Чего? – Караульный даже оторвался от сапога.

– Баблонов. – Между пальцев Злого Бодуна мелькнула золотая монета с профилем грусского короля Базилея. – Типа этого.

Золотой кругляш описал дугу в воздухе и плюхнулся на пол в полушаге от хмурого невежды. Чуть левее его, то есть в стороне, противоположной правому кулаку Вадима Ратникова. Поэтому охранник был лишен возможности наблюдать стремительное движение этой кувалды к своему лицу. А вслед за этим и возможности наблюдать вообще что бы то ни было. Золотой блеск надолго померк в очах местного сотрудника частной охранной структуры.

– Нокаут, – сухо констатировал я, даже не открывая счета. – Ну что, на три входим. Раз, два, три!!!

Грубо сколоченная дверь слетела с петель, вернее сказать, влетела в атаманские покои вместе с петлями.

– Руки за голову! Лицом к стене! Не двигаться, предъявить документы! – во всю мочь своей луженой глотки орал могутный витязь, высматривая, где же притаился головной недруг. – Это ОМОН!

Мой друг явно насмотрелся дурацких сериалов, иначе вряд ли бы стал давать столь противоречивых указаний. Да и кому?! Оринка с гриднем, заткнув уши, сидели там же у стены, а Соловей-разбойник… Отчаянный лиходейский атаман раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками и судорожно глотая спертый воздух.

– Твоя работа? – Я повернулся к Оринке.

– Не-а, – замотала головой она. – Это его от звону колокольного точно демона скрутило.

Тут только я осознал, что, пожалуй, для одного сигнального колокола гул и перезвон действительно нереально сильны.

– Сдаюсь, – нащупывая ворвавшихся бессмысленным взглядом, хрипло взвыл атаман. – Нычки ради, прекратите эту бесовскую панихиду!

Вадюня, морщась от лавины невыносимых звуков, поглядел на меня удивленно, даже обиженно, и прокричал, едва не срывая голос:

– Клин, я в натуре не врубился! Что – и всё? И никакого махача?!

Глава 7

Сказ о пользе бесхозяйственности

Соловей-разбойник мычал, как буйвол, застрявший в кипящем гейзере. Цвет его лица из бурого стал зеленым, с отливом в синеву, и глаза смотрели примерно в область затылка. Не надо было иметь высокое звание полуденного светила медицины, чтобы понять, насколько он близок к обмороку.

– Витек, а в натуре, че это его так поплющило? – заорал подурядник левой руки, опасливо глядя на разбойника.

– А я откуда знаю? – Мой ответный крик был едва различим среди колокольного гула. – Сейчас у Делли уточним.

Зеркало опять пошло волнами, спеша продемонстрировать нам жизнерадостно улыбающуюся фею. Похоже, сотрудница Волшебной Службы Охраны была вполне удовлетворена своей милой шалостью.

– Делли! – завопил я, точно пытаясь докричаться до соратницы, минуя гладь волшебного стекла. – Что за грохот? Что у вас происходит?

– Всё замечательно, – мило прощебетала фея, поворачивая зеркало. – Разве что-то не так?

Скопившиеся у моста разбойники с луками и сулицами[13]пытались поразить резво носившихся взад-вперед по поляне громадных родичей нашего домашнего любимца. Не сказать, чтобы эти попытки были сколь-нибудь успешными, но, впрочем, и грифоны не проявляли особой агрессивности, похоже, от всей души резвясь и потешаясь над тщетными попытками защитников разбойничьего убежища.

– Але! – Я для верности постучал пальцем по зеркалу, чтобы заставить повернуть его обратно. – Это что за зверинец? Откуда грифоны? Родня Проглота сыскалась?

– Нет. – Возбужденная чаровница продемонстрировала рекламную улыбку, так что я готов был немедля купить ту же зубную пасту, которой пользуется она. – Это не грифоны. Это я ваших «ниссанов» к делу пристроила.

– Что?! – взревел не на шутку возмущенный Вадим Ратников как раз в тот миг, когда заклинание личины перестало действовать. – Да ты че, в натуре, подруга?! Если эти раклы паскудные мне тут, не дай бог, хоть царапину ему на бочине сделают!..

– Не сделают, – заверила чародейка. – Они ж все бывалые, знают, что стрелой грифонье тело разве что занозить можно. Вот и бьют в голову, всё норовят в глаз попасть. А головы-то у них как раз и нет. Так – обман зрения…

– А-а-а! – успокаиваясь, протянул Вадим. – Ну, это круто! Чисто, улет! Ты рулишь! Слышь, это, а Проглот где? – внезапно встревожился он.

– Да что с ним станется?! Волчью плеть треплет.

Зеркальная поверхность отразила нашу, будь она неладна, неведому зверушку, которая, растопырив крылья, размахивая во все стороны длинными остроконечными ушами, самозабвенно терзала узколистую растительность – помесь вьюнка с лианой. К концу неизвестного мне ботанического казуса было крепко привязано нечто. Я присмотрелся.

– Делли, что это у него в клюве?

– Волчья плеть, – гордо повторила фея.

– Непонятно, но здорово. А на конце?

– Язык от колокола, – не меняя тона, возвестила она.

– А что же тогда гремит?

– Это запись.

– Что? – выкрикнули мы с Вадимом одновременно.

– Запись сигнального колокола, – радостно пояснила Делли. – Я ее тут немного смикшировала, наложила раз десять на самое себя с шагом интервала в две секунды и запустила через аудиосистемы ваших «ниссанов». Плюс, конечно, немного магии.

Я живо себе представил это «немного магии» и молча развел руками. Частые посещения нашего мира оказали несомненное воздействие на восприимчивый интеллект феи.

– А у вас что там воет? – в свою очередь поинтересовалась она.

– Соловей, – отозвался Вадим.

– Вы уверены? – В голосе чаровницы слышалось сомнение.

– Кто его знает? – Я пожал плечами. – Если звук уберешь – постараемся уточнить.

Между тем голосистый налетчик начал что есть силы биться головой об стол и много в том преуспел.

– Делли! – скомандовал я. – Вырубай звук! А то певчая птичка сейчас когти отбросит. Он нам живой нужен!

– Сейчас, – пообещала наша боевая подруга. – Только мост позади лиходеев сожгу, чтобы они назад не ворочались.

Спустя мгновения яркая вспышка, осветившая бойницы, возвестила о том, что локализация стрелков успешно завершена, а вслед за этим колокольный звон стих, как срезанный.

Соловей-разбойник лежал, уронив голову на столешницу, и лишь его загривок, вздымавшийся в немых рыданиях, свидетельствовал о том, что атаман еще жив. Лужа крови растекалась меж его разметавшимися по столу черными нечесаными космами, окрашивая их в бурый цвет.

– Оришенька! – Я тревожно поглядел на обездвиженного фигуранта. – Детка, будь добра, проследи за тем, чтоб он не помер.

– Да уж расстараюсь, – пообещала кудесница. – Оно ж, коли голову себе вовсе не расшиб, то, глядишь, еще и обойдется.

– Сколько же времени займет лечение?

Я встревоженно выглянул в оконце, чтобы оценить обстановку.

– Ну так, это как считать, – растирая тонкими пальцами себе виски, проговорила Оринка. – Ежели кукушкиным веком мерить, то и не скоро. А так – до вечерней зари управлюсь.

Начинавшие сгущаться вечерние сумерки предвещали скорое окончание дня и, хотелось верить, ночевку без очередных приключений.

– Слышишь, Клин, – задумчиво глядя на усердно занявшуюся целительством кудесницу, задумчиво произнес Вадим. – Я типа схожу гляну, как там потерпевший себя чувствует. – Он ткнул пальцем в стену, видимо, подразумевая нокаутированного караульщика. – А то в натуре оклемается и начнет свинорубом размахивать. Так я его, того, чисто, к лаве примотаю. Не хрен ему попусту суетиться.

– Действуй, – кивнул я, поворачиваясь к стременному и лихорадочно соображая, как теперь объяснить официальную версию нашего знакомства с Оринкой и, по сути дела, всё, происходившее в последние часы. Что и говорить, нападение, тем более столь массированное, на разбойничье гнездо должно было иметь серьезную мотивацию.

Раненый гридень вытаращился на меня, не скрывая изумления. Пожалуй, количество неожиданностей, произошедших с ним за сегодняшний день, изрядно превышало обычный уровень.

– Кто вы? – пожалуй, более простодушно, чем испуганно поинтересовался он.

Вопрос, казалось бы, несложный, но непросто и ответить. Впрочем, как учили нас в школьные годы волшебные, правда – великая сила.

– Моя фамилия – Клинский. Я – укладник крепкой стражи одного из урядов Субурбании. Какого – не важно.

Взгляд стременного наполнился невольным почтением. В стране, где высокое и гордое имя мздоимца неслось, как знамя родины, где слово бессребреник означало неуча, рохлю и неудачника, чинопочитание впитывалось с молоком матери, сказками бабушки и ремнем отца.

– А… он? – Спутник Оринки неуверенно кивнул в сторону опустевшего дверного проема, откуда слышалась довольно внятная брань Злого Бодуна Ратникова, пытавшегося разодрать на жгуты штаны, еще недавно прикрывавшие стражнику зад.

– Он? – для проформы участливо осведомился я. – Нешто не признал?

– Не-а, – сознался гридень.

– Э-эх! – махнул рукой я. – Деревня Кацапетовка, Ухрюпинский уезд! Это же И.О. государя!

– Кто? – настороженно переспросил юный помощник конюшего.

– Короля Барсиада знаешь? – В моем покровительственном тоне звучало плохо скрываемое сожаление об ущербности познаний собеседника.

– Ручкаться не пришлось, а видеть доводилось, – кивнул тот.

– Так вот, ежели что вдруг, например, как сейчас, так он вместо него завсегда.

Форма глаз стременного резко поменялась с круглой на квадратную.

– А как сейчас?

– Хреново, брат! – с чувством проговорил я. – Сам разве не чувствуешь? Но мы этим вплотную занимаемся.

– Батька! Батька! – послышался с лестницы дребезжащий голос Фуцика. В этот миг от него веяло таким ужасом и паникой, словно незадачливый чудодей только-только выскользнул из лап Годзиллы, и тот неотрывно преследовал его по пятам.

– Мост горит!!! Ба… – Крик души прервался, однако глухого стука нокаутирующего удара слышно не было.

– Погоди-ка! – Я поднял вверх указательный палец, делая знак раненому гридню не говорить ни слова.

В приемной было тихо, очень тихо. Что ж там такое? Я обвел глазами кабинет, заваленный всевозможным еще не конфискованным имуществом, в поисках того, что могло бы послужить каким-никаким оружием. Наверняка в этом помещении хранился личный атаманский арсенал, однако времени шарить по окрестным закромам совсем не было.

За стенкой что-то тихо хрустнуло. То ли какая щепка попала под каблук, то ли пришли в движение слои годами не метенной пыли. А может… Маг, хоть и недоучка, всё равно остается существом опасным. Наверняка для защиты собственной шкуры у него в заначке имеется один-два пренеприятнейших фокуса.

– Уродство! – лихорадочно выдергивая из штанов старый армейский ремень и наматывая его на кулак, пробормотал я. – Сейчас этот паскуда испепелит Вадюню, и сказка,мать ее за ногу, на этом окончится.

За стеной вновь не было слышно ни звука. Я осмотрелся, прикидывая, куда шарахнуться от двери, если разбушевавшийся адепт тайных знаний начнет лупить молниями в дверной проем.

– Ориша, подстрахуй! А-а-а! – Я с воплем бросился на помощь другу, но, похоже, не вовремя.

Происходившее за стеной было точно срисовано с голливудского вестерна. Взъерошенный, потерявший где-то шлемак, Фуцик держал правую руку на отлете, медленно перебирая пальцами, словно играя на невидимом рояле. Он осторожно, шаг за шагом, описывал по комнате широкий полукруг, стараясь зайти с фланга стоявшему на одном колене Ратникову. Рука подурядника лежала на голенище сапога, и он очень внимательно следил за каждым движением противника.

– А-а-а! – влетел в комнату я и едва успел рухнуть на пол. Вспышка, грохот и дым заполнили помещение. Я лежал, накрыв голову руками и опасаясь приоткрыть глаза.

– Солнцелик великий! Что вы тут творите? Что еще за дым? – раздался над головой возмущенный голос Делли. – Точно дети малые, ни на минуту оставить нельзя!

– А че я? – донесся до моего слуха обиженный бас Злого Бодуна. – Он типа первый начал! А я ж чисто в натуре ничего.