Чтение 8–й страницы книги ~Когда наступит вчера~

– Так что же выходит? – обескураженно заговорил Финнэст. – Стало быть, могучий каан, за которым десятки кланов субурбанских, будет точно наживка?! Точно червь земляной, у вас на крючке сидеть? А вы на того червя, стало быть, рыбку удить будете?!

– Брателла, вот ты нудный – это что-то! – не выдержал Ратников. – Я в натуре не догоняю. Ты что, чисто не врубаешься?! Какую рыбку, какую птичку, какие, на фиг, крючки?! Если мы главного здешнего пахана за шкворень не возьмем, твоего шефа самого червяки без хлеба зачавкают и в натуре спасибо не скажут! Пока ты тут корки мочишь, ля-ля-тополя, его уже, может быть, конкретно обложили флажками, что того волка. Там, на дороге, за тобой, что ли, охотились? Быстрее мозгами шурупай, горячий финнэстский парень!

Честно говоря, несговорчивость Ясного Беркута начала уже порядком утомлять меня. Несомненно, можно было понять все его сомнения и терзания, но в конце концов Вадимбыл прав. Времени для увещеваний и дебатов у нас не оставалось.

– Послушай, – скрывая раздражение, проговорил я, – давай с тобой договоримся. Когда-нибудь ты всё в подробностях расскажешь каану. Сейчас постарайся понять, или же принять на веру, что время для того еще не пришло. Пока что я прошу вас отправиться с Оринкой в Елдин. Представь там ее, честь по чести расскажи, как она вылечила каанского скакуна, как, не щадя головы своей, помогла справиться с разбойниками, как раны твои врачевала. Хранить господина рука об руку с ней тебе будет сподручнее. Она хоть юная девица, но кудесница знатная. Польза от нее может быть изрядная.

– Так, стало быть, Оринка со мной в Елдин отправится? – опасливо переспросил Финнэст, точно боясь спугнуть нежданную удачу.

– Ну так, понятное дело. – Я удивленно вскинул брови вверх, точно недоумевая, как столь очевидные вещи могут вызывать сомнения в проницательном собеседнике. – Что же ей, до старости в лесах с елками хороводить? Она уже давно в столицу идти собиралась. Может, как раз по-первости у тебя поживет? – Я мельком кинул взгляд на кудесницу, готовясь в случае чего отразить бурю стыдливого девичьего протеста.

Девушка, похоже, действительно смутилась и, затаив невольную улыбку, потупила взгляд. Однако вместо упоминавшихся ранее природных катаклизмов меня ожидал полнейший штиль согласия. Должно быть, превратности вчерашнего дня не прошли даром для обоих молодых путников. Известное дело! Говорят, правда, что чувства, возникшие в экстремальных ситуациях, непрочны и редко выдерживают испытания обыденностью будней. Но не рассказывать же об этом юным влюбленным! Тем более что в ближайшее время обыденных будней как раз не предвиделось.

– Будь по-вашему, – после краткого молчания со вздохом промолвил Ясный Беркут. – Хоть и не по уложению это, а я не стану говорить каану о нашем знакомстве. Но и вы поклянитесь, что против него зла не умыслите.

– Очень нужно, – сплюнув на землю, пробурчал Вадим. Непонятно, к чему относились эти слова – к персоне каана или же к необходимости давать клятву. Но ничего иного добиться от него не удалось.

– Я клянусь, что действую на пользу Субурбании и что мои действия не будут обращены во вред кому-либо из ее честных жителей, будь то каан или же простой селянин. – Слова эти были произнесены мной с большим пафосом, поднятой вверх правой рукой и левой, покоящейся в области сердца. Надеюсь, что за всей помпезностью гридень не уловил слово «честных». Юшку к таковым мало кто относил. И как бы ни ярились сторонники безукоризненной морали, этот невольный обман был меньшим из зол. И цель, будь она неладна, оправдывала средства.

Прощание было недолгим и довольно скомканным. Вадим был огорчен расставанием с юной спутницей гораздо больше, чем с ее новым кавалером. Проглот, остававшийся с нами, с воркованием терся об Оринкину ногу, требуя почесать его за ухом. Я же среди пожеланий счастливого пути и прочих напутствий едва успел попросить отважную кудесницу доставить весточку нашему старому знакомому, преуспевающему ныне мздоимцу, и, по совместительству, единственному в Субурбании толмачу с кроменецкого, с которым нелишне было бы переброситься словцом, приступая к столь щекотливому расследованию. А заодно назначить ему час и место конспиративной встречи.

Как, должно быть, огорчились, придя в себя, разложенные меж дубов бойцы лесной стражи! Вот уж, что называется, день не задался! Сначала воля неведомого заказчика погнала их в самый волчий час охотиться на дичь, которая и сама не раз промышляла охотой. Затем Переплутень, спешащий поделиться бьющими через край впечатлениями последних дней. На смену ему – Вадик, после встречи с которым далеко не всякий с ходу разберет, где верх, где низ, где лево, где право. И под конец – холодная, сырая от росы трава, оставляющая зеленые следы на промокшей одежде. Впрочем, с одеждой у лесных стражей как раз вышла непредвиденная заминка. Она умчалась вдаль на синебоком «ниссане» нарочитого мужа Вадима Злого Бодуна Ратникова, чтобы больше никогда не встречаться с хозяевами, опозорившими честь своего незамысловатого мундира.

Следствие продолжалось. Прямо сказать, для успешного решения оперативно-розыскных задач, стоявших перед нами, лично мне было необходимо минут этак триста здорового сна. Лучше, конечно, шестьсот, но это уже из области сказок. Отъехав подальше с места утренних забав и поближе к точке назначенной встречи, мы присмотрели укромноеместечко и, помянув недобрым словом Соловья-разбойника, вполне возможно, нежащегося на перине в нашем именном люксе отеля «Граф Инненталь», завалились на спальники, планируя дрыхнуть по очереди.

Когда я проснулся, солнце уже успело постоять в зените и начать, как обычно, неспешный в теплую летнюю пору путь к горизонту. Вадим сидел у разведенного костерка и варил кашу с предусмотрительно захваченной тушенкой. Но партизанский костерок был сложен в довольно глубокой яме, и языки пламени, выскакивая из нее, облизывали днище котелка, точно спеша утолить свой голод до той минуты, когда жадные люди отнимут у огня закопченное лакомство.

– Ты что, так и не ложился? – ошеломленно потирая глаза, набросился я на друга.

– Да не, – помешивая кашу обструганной веткой, лениво покачал головой Вадим. – Я уже даванул на массу.

– А меня почему не разбудил? – Я с укором посмотрел на И.О. государя. – А если бы кто подошел? Нас бы взяли голыми руками!

– Да ну, оно в натуре, как-то так… Я чисто сидел, сидел под деревом, думал, что не сплю, а потом проснулся. Да ты не боись! Пока мы тут дрыхли, Проглот конкретно бдил, как те кенты у мавзолея. Скажи лучше: ты не знаешь, вот так, по жизни, русалки на ветвях могут сидеть?

– Не знаю. – Я с подозрением уставился на Ратникова. Выглядел он явно смурным. – А что, сидела?

– Да хрен их поймет! Может, сидела, а может, привиделась! – Он отмахнулся, точно стараясь отогнать назойливое видение. – Слушай, я о другом мозги кипячу. Мы чисто о главном местном пахане знаем только, что он конкретно существует. А он засаду нашу прокачал на раз-два-десять. Прислал своих шестерок на стрелку, да так, что если бы не Переплутень – действительно могли бы ласты склеить. Дальше: мы ему картинку вроде как вполне четкую заделали. Вся поляна в жмурах, всё пучком, дым коромыслом. А он не повелся! И потом, когда вы по понятиям терли, как он тебя в натуре расшифровал!

– Кстати, тебя он почему-то не упомянул, – между делом вставил я. – Стоп! Погоди. – Я рывком уселся на спальник, по-турецки поджав ноги. – Смотри, что у нас получается: наш «мистер Икс» откуда-то узнал мое прозвище и, судя по всему, совместил его с прошлогодней информацией о Маше Базилеевне. Причем он, пожалуй, мало что знает о моей персоне, иначе с чего бы ему считать меня уроженцем Груси?

– А ты че хотел? Чтобы он выдал тебе номер твоего служебного «макарона»[16]?

– Да погоди ты! Не о том речь! – резко оборвал его я, морщась от полного непонимания соратником очевидных вещей. – Сам подумай, Клином меня здесь называешь только ты. Стало быть, либо этот таинственный Некто слышал наш разговор, либо ему о нем доложил кто-то, слышавший нас с тобой.

– Дед Пихто? – сурово предположил Злой Бодун, похоже, так до конца и не простивший маститому старцу шоу на лесной дороге. – И колпак в натуре как раз около его хаты валялся.

– Полагаю, что всё же нет. Если бы это был он – с чего бы старому внучку подставлять? Тем более, вспомни, как она разбойников скосила! А могла просто лапы кверху: «Не стреляйте, я своя!» И потом, в замке, не похоже, что Соловей исключительно для нас комедию ломал.

– И то верно, – радостно согласился бдительный оперативник, получив возможность вывести из-под подозрения родственников подруги. – А кто ж тогда?

– Ты можешь смеяться, но я полагаю, это Фуцик.

– Да ну, в натуре? Мы ж его типа порешили. – В словах непримиримого борца с шарлатанами слышалась явная неуверенность.

Я отрицательно покачал головой:

– Волшебные палочки не убивают. Помнишь, Делли про договор между людьми и магами рассказывала? Так что это, можно сказать, оружие полицейского назначения. Что уж там с вашими волшебными дровами произошло, понятия не имею. Может, закоротило что? Это ж мурлюкская галантерея из конфиската, что ты от нее хочешь? Очень может быть, Фуцик просто застыл, можно сказать, отморозился. Вроде как пациент у гипнотизера. Но при этом бандитствующий чародей-недоучка вполне мог сохранить способность видетьи слышать происходящее вокруг. А потом мы ушли, действие магического заряда кончилось, он оттаял и тут же доложил по команде обо всех подробностях встречи в кулуарах.

– В натуре толково, – разочарованно вздохнул Злой Бодун, подбрасывая в костер сухой хворост. – Что ж ты, голова, раньше-то не допер!

– Потому что не допер, – доходчиво пресек я обвинения в свой адрес. – Я, в конце концов, волшебством, как некоторые, не занимаюсь. Так всё, знаете ли, по старинке. Тылучше вот что послушай. Помнишь, Соловей-разбойник нам о своем побеге из страны кобольдов рассказывал?

– Ну-у…

– Ободья гну. Соловей-разбойник, при всех его понтах, до отсидки крупным авторитетом не был. Банальный гоп-стоп, только с применением, так сказать, вокальных возможностей. Я думаю, в тамошних каменоломнях таких свистунов, как он, – на десяток дюжина. Но что мудрить, мужик он был перспективный. Кто-то это отметил и неведомому хозяину сообщил. А потом этот кто-то организовал для нашего ценного свидетеля, будь он неладен, побег. Причем не только ему, но и Фуцику, с которым будущий атаман был скован одной цепью. Помнишь, Соловей говорил, что у коновязи было две лошади, а в сумках находились одежда и деньги на двоих.

– И что? – завороженный ходом оперативной мысли, тихо поинтересовался Ратников.

– А то, что, вполне возможно, побег был организован не Соловью и Фуцику, а Фуцику и Соловью. Что именно этот неказистый боевой маг указал наверх, кому с ним бежать, и что, возможно, не разухабистый батька Соловей, а незаметный Фуцик связан с хозяином напрямую.

– Это по жизни чисто комиссар, да? – завороженно выдохнул Ратников.

– Вот именно, – поднимаясь с места, подытожил я. – Значит, нам совершенно необходим этот чертов фокусник, и, стало быть…

Лицо Вадима изобразило высочайшее неудовольствие, с каким монарх, пусть даже временно исполняющий августейшие обязанности, встречает предложение выступить на тропу войны, не закончив трапезы.

– Так че, в натуре опять за каким-то лешим в соловьиную берлогу щемиться? Клин, я тебе без балды говорю, это будет конкретное попадалово! Туда сейчас голоты набежало до пупа и выше!

– Возможно, ты и прав, – с сомнением произнес я. – Но тут есть два «но». Первое: если разбойники действительно вернулись в замок, то сделали это еще утром. Вряд ли те, что сбежали из-под стен, уболтали остальных идти по темноте сражаться с грифонами. Кроме всего прочего, эти твари, в отличие от людей, ночью видят не хуже, чем днем. Стало быть, до рассвета скорее всего никто не дергался. Дальше. Предположим, с утра пораньше бандиты вернулись в замок… Не знаю, как уж там вел себя Фуцик, придя в сознание, но скорее всего возницы его не дождались и все обнаруженные в подвалах сокровища утянули с собой.

– А как они выбрались? Там же мост типа того? – усомнился Ратников. – А скатерти-дороги у них, рубль за сто, нет!

– Да ну, не проблема! – отмахнулся я, покусывая сорванную травинку. – Три-четыре сосны завалили, подтащили и временный мост готов. Благо, думаю, в топорах в тамошнем арсенале недостатка не было. Так вот, представим себе, что преступники обнаружили исчезновение: а) главаря, б) сокровищ. Как ты думаешь, что или кого они бросятся искать в первую очередь?

– Я так чисто прикидываю – рыжье, – после минутного молчания авторитетно заявил исполняющий обязанности государя.

– Вот и я так думаю. Тем более что им вряд ли может прийти в голову мысль, что вожака мы увезли, а драгоценности оставили невесть кому. И уж точно, Фуцик об этом ничего слышать не мог.

– Ты хочешь сказать… – криво усмехаясь, начал Вадим.

– Я хочу сказать, что сейчас разбойники наверняка бросились грабить награбленное. А стало быть, в замке никого нет, кроме, естественно, отмороженного комиссара, который, насколько я мог заметить, не слишком рвется участвовать в каких-либо боевых действиях. Да и самочувствие ему это сейчас вряд ли позволяет. Бандиты пойдут по следу денег, а он приведет их к селению, откуда прибыли возницы, то есть в сторону, прямо противоположную нашему местонахождению.

– Ну, круто! – радостно прокомментировал мои выкладки Злой Бодун, снимая котелок с огня. – Так что теперь? Мы подхарчиться успеем, или типа по коням? Чисто конница-буденница.

– Успеем, – кивнул я, доставая ложку из-за голенища. – Тут как раз второе «но». Необходимо дождаться толмача и выведать у него все столичные новости.

Диковинное сооружение, именуемое нашими политическими говорунами «вертикалью власти», было направлено в Субурбании точно вверх. Всякое разночтение и отступление от центральной линии, от священной оси, вокруг которой вращался местный субурбанский глобус, считалось пагубным инакомыслием, а потому каралось с отеческой любовью и священной непримиримостью. Куда бы ни смотрела вышеупомянутая ось, именуемая также вертикалью, ее направление всегда было единственно правильным. Всегда над головой мздоимца более низкого ранга, точно грозовые тучи, готовые разразиться громом и молнией, нависали сановные ягодицы его начальника, а над тем еще более ягодичные ягодицы следующего по рангу. И так вплоть до самого государя, небо над которым не было облачено в штаны, но всё же воспринималось как часть вертикали, хотя и наиболее возвышенная.

Уж какую мзду и в каком виде должен был отстегивать мудрому Нычке король Субурбании – не мне судить. Должно быть, где-то зажал монарх положенную долю. А может, как раз наоборот, совместно с ближними челядинцами своими был переведен на новую руководящую работу в каком-нибудь ангельском чине. Кто знает? Однако здесь, внизу, шестерни механизма карьерного роста неминуемо пришли в движение, подкидывая вверх застоявшийся на запасном пути очередной эшелон власти, так что, вернись сейчас Барсиад II – еще вопрос, как бы встретили его ошалевшие верноподданные.

Первый шок отходил. Обескураженные мздоимцы, смирившись с мыслью, что выше них только звезды, примеряли на себя соответствующие шаровары с лампасами и радовались нежданно удачному повороту судьбы. Эйфорическое возбуждение, едва скрываемое под притворно постными личинами, царило в стране.

Вчерашние пехотинцы ретиво перебирали содержимое своих ранцев в поисках маршальских жезлов, и не найдя их там, спешили выстругать что-нибудь похожее из любого подручного материала. Картина весьма поучительная для человека философического склада ума.

Но оперативно-следственную группу сейчас интересовал один-единственный человек, карьера которого началась в этих самых местах и была накрепко связана с нашими похождениями в этом мире. Еще год назад заурядный стражник Юшки-каана, сегодня он был всеми уважаемым человеком, укладником в Вадюнином Уряде Коневодства и Телегостроения. Конечно, нравы Субурбании не способствуют безоглядной преданности руководству – таковое возможно, лишь пока мздоимец находится под твоим началом. Когда же он подкопит денег, чтобы получить следующее повышение в каком-нибудь из государевых урядов, – ничто не помешает ему помогать вашим заклятым врагам, буде они окажутся его начальниками. Но профессиональная этика не позволяет всем этим подстольникам и застольникам поступать так, не сдав дела на прежнем месте. Ибо сказал бог Нычка: «Кто, не воздав за доброе, станет хулить – сам будет прах передо мной и не воздастся ему». А потому, вновь спрятавшись в кустах у проезжего тракта, мы ждали появления толмача, веря, что ежели Оринке удалось к нему пробиться, то он непременно придет.

День медленно катился к вечеру, словно бильярдный шар, готовый упасть в лузу. Мы по очереди разглядывали путников, проходящих и проезжающих мимо, надеясь увидеть знакомые черты в озабоченных насущными делами лицах. Но толмача всё не было. В конце концов, пользуясь старшинством, я поставил Вадима караулить дорогу и уселся расписывать фактаж. Как бы не так! Стоило авторучке вывести первые буквы на клетчатой бумаге, из ближних кустов донесся сдавленный театральный шепот подурядника:

– Клин! Вали сюда, он рулит!

– А чего шепотом? – не удержался от вопроса я.

– Витек, с ним еще полтора десятка стражников!

Глава 11

Сказ о том, что ежели что пером наделаешь, то здесь уж топором не обойтись

Зрение не обмануло славного витязя Вадима Ратникова. Вдали на дороге виднелся крытый экипаж, запряженный гнедой парой. Перед ним гарцевал господин укладник. Его нафабренные усы задорно топорщились, демонстрируя заслуженное удовлетворение судьбой. Вслед, по обе стороны возка неспешной рысью скакали воины в синих плащах с рогатым мечом бога Нычки, вышитым золотом по застиранной лазури. Год тому назад такие же точно вояки Юшки-каана силились взять нас в кольцо, чтобы упечь за решетку непокорных иноземцев.

– Действительно стража, – переходя на шепот, пробормотал я. – Неужели скурвился? А ну-ка, сейчас уточним.

От мысли, которая в этот момент раскаленной шпилькой вонзилась в мозг, мне стало тошно так, словно я час крутился в центрифуге. Карьера карьерой, но что мешало толмачу передать известие о нашем приглашении Юшке? В этом случае Оринку, как хитроумную лазутчицу, ожидала печальная участь. Наши отношения с Юшкой не только сами по себе оставляли желать лучшего, но волею судеб мы представляли конкурирующий Союз Кланов «За Соборную Субурбанию» и, стало быть, все оправдания юной кудесницы априори считались бы несостоятельными.

Волшебное зеркальце, полученное от Делли, пошло волнами и в его глади отразилось миловидное личико кудесницы.

– Ты там как? – скороговоркой выпалил я.

– Благодарствую, бестужно[17]всё, – с недоумением ответила девушка. – А у вас что за напасть стряслась?

– Фу-ух! Ну, слава богу! – с облегчением ответил я. – Тут кое-какая заминка вышла, вот мы и опасались, не случилось ли чего.

– Ничегошеньки! Поели, отдохнули с дороги. Стало быть, сейчас ждем приема у каана.

– А с толмачом виделась?

– Вестимо, – чуть обиженно проговорила наша помощница. – Сильно он обрадовался, угостил, приветил, обещал, что без промедления в дорогу пустится, вам навстречу.

– Ну, вот и пустился. – Я дал отбой волшебному зеркальцу. – Вадюнь! Орина утверждает, что толмач пришел в восторг от новостей и вроде бы как ничего дурного не замышлял.

– А может, он ее того… чисто прокинул? – усомнился Злой Бодун. – Молодая же еще!

– Кудесницу-то? – Я покачал головой. – Сильно в этом сомневаюсь. Она ж мысли фильтрует получше, чем любой детектор лжи.

– Тогда что это за шобла в синем? – Вадим ткнул копьем в сторону приближающихся всадников.

– Сейчас узнаем! – Я тихо свистнул Проглота. – В конце концов, мы сами просили толмача приехать. Ты, если что, прикрой меня, пальни разок-другой в воздух.

На лице Вадюни появилась не предвещающая ничего хорошего улыбка.

– Ну, часть пути картечь точно по воздуху лететь будет, а там как получится.

– Ладно, – поспешил я успокоить друга. – Не надо крови. Сначала пообщаемся с гостями. Проглот! Тварь клювастая, к ноге!

Юный грифон, сидящий у моих ног, должно быть, смотрелся весьма экзотично. Такая себе парочка: я с Джульбарсом на границе. Волчья плеть, свитая Оринкой вопреки протестам животины в аккуратный, я бы даже сказал, кокетливый венок, красовалась на орлиной шее, точь-в-точь как знак великой победы или ожерелье с медалями, которые надевают своим породистым любимцам породистые хозяева. Уши Проглота стояли торчком, из горла слышалось глухое клокотание, какое обычно издают леогрифы перед атакой.

Всадники приближались. Их кони, завидев восседающего рядом со мной юного монстра, перешли на шаг, начали фыркать и недовольно крутить мордами. Грифоны вообще не любят коней, и те отвечают им взаимностью. Наш домашний любимец на первых порах, увидев преображенные «ниссаны», угрожающе щелкал на них клювом, дико прыгал вокруг, имитируя нападение, хлопал крыльями и всячески демонстрировал свое негодование присутствием ничтожных копытных. Однако синебокие иноходцы оставались холодно-равнодушны к его стараниям, и это волей-неволей заставило нашего питомца смириться с горькой участью. Теперь подросший зверь неодобрительно взирал на всякого рода лошадей, но далее обычного неудовольствия дело не шло.

Кони стражников и упряжная четверка об этом не знали, и потому шагах в двадцати от нас они замерли, не повинуясь ни шпорам, ни уговорам.

– Отец родной! – со слезой в голосе что есть мочи заорал толмач, спрыгивая наземь. – Да на кого ж вы нас покинули! Да где ж вы были-то всё это время?!

– В странствиях, – кратко ответил я, не вдаваясь в подробности.

– Вон оно как. – Чиновный мздоимец сделал пару шагов в мою сторону. – Тварючка-то не куснет?

– Может, – честно признался я, кладя руку на пернатую макушку хищника. – Но я ее попрошу этого не делать.

Словно в подтверждение моих слов грифон предупреждающе защелкал клювом. Всякому образованному человеку, знающему повадки грифонов, подобный знак был ясен без комментариев. Даже новорожденный представитель этого племени с легкостью перекусывает стальной пруток. Что же касается таких вот слегка оперившихся подростков, то в клочья разорвать яцериновую кольчугу[18]для них не сложнее, чем ватное одеяло.

– Проглот, лежать! – Я похлопал зверя по взъерошенному загривку, и он нехотя выполнил команду. – Это свой.

Толмач приблизился, с опаской поглядывая на ручного монстра.

– Прибыли, ваше преимущество, как было велено. Не извольте сомневаться, всё привезли. До последнего хвостня!

Я нахмурился, пытаясь скрыть удивление. Не знаю, что уж там наговорила нашему приятелю Оринка, но о деньгах, кажется, в приглашении речь не шла.

– Коли желаете, всё можете перечесть. Вот тут у меня каждое дело учтено. – В руках укладника появилась толстая амбарная книга с радугой цветных закладок. – Все тут прописано: и кто пожелал в своем хозяйстве породу конскую улучшить, и сколько мзды с него получено, и кому какая очередь поставлена. Ну и кто на что сгодиться может.Вот, к примеру, – толмач послюнявил палец и открыл гроссбух на синей закладке, – из Головного Призорного Уряда завзятый стольник. А вот из Прихвостневого…

Я едва удержался от смеха. В прошлом году мы послали толмача в Елдин, велев ему открыть офис и собирать заказы от желающих улучшить конскую породу, случив своих кобылиц с синебоким жеребцом «ниссаном». Должно быть, старания нашего приятеля не пропали даром, и дело шло на лад. Именно об этих прибылях и говорил толмач. И деньги, являвшиеся, по сути, полагавшейся нам мздой, он и доставил руководству по первому зову. Отсюда и возок, отсюда и охрана.

– И много наличности в сухом остатке? – принимая журнал учета заказов, сурово осведомился я, стараясь придать лицу выражение деловитой озабоченности.

– Да уж за полтораста тысяч хвостней набежало! – гордо отрапортовал ушлый субурбанец. Впрочем, субурбанец и бывает – либо ушлый, либо мертвый. – Для вас-то, может, и не много. Но всё же и не малость какая.

Замечание моего собеседника имело право на существование. С прошлого года удачные финансовые спекуляции нашего грусского партнера, уроженца здешних мест Щека Небрита, вложившего призовые деньги своих постояльцев в продажу металла Великого Железного Тына чайнаусским купцам, вывели меня и Вадима в число людей довольно состоятельных, чтобы не сказать – богатых. Но деньги по большей мере были там, за пределами Субурбании. Так что привезенные толмачом средства могли оказаться весьма кстати, особенно учитывая специфику проводимого расследования и знаменитое высказывание Наполеона о том, что для войны нужны деньги, деньги и ещераз деньги.

– А сам-то батюшка-кормилец в добром ли здравии? – осмелился наконец задать наболевший вопрос господин укладник. – Да где ныне пребывают?

– Думу думают, – поднимая вверх указательный палец, глубокомысленно изрек я. И добавил, выждав драматическую паузу: – Высокую думу! А на здоровье, слава Нычке, не жаловались, чего и вам от души желают.

– О-о-о! – покачал головой чиновный коневод-телегостроитель. – Об чем же, коли не секрет, дума?

– Мой друг, я поражен безмерно! – с укором проговорил я. – Страна на грани! Хаос и запустение на носу! И кому ж, спрашивается, печься о спасении уязвленного отечества, как не нашему любимому титану прозрения и вахтенному передовой мысли Вадиму Злому Бодуну Ратникову?!

– Насчет хаоса, это что ж, о короле с челядинцами его, что ли? – разочарованно протянул толмач. – Как же, слыхивали! Экое горе-то.

По интонации нашего старого знакомца было не понять, то ли он выражает дежурное сожаление в связи с исчезновением любимого монарха, то ли удивляется малости повода для суровых дум высокого начальства. Поэтому, выждав паузу и не дождавшись продолжения официальных стенаний, я поспешил задать наводящий вопрос.

– И что в Елдине о том толкуют?

– Да всяко бают. Всё больше о ценах на овес. А о короле толкуют, и что нечистая его побрала, и что зеленые человечки, кои, по слухам, в его палатах по стенам бегали, государя похитили да на летучий корабль уволокли. А тут еще молва пошла, будто король с ближними своими промеж народу скрываются, беды и чаяния людские вызнают, чтобы, как придет урочный час, явиться да собственноручно мощной дланью всех и покарать.

– Нешто всех? – ухмыльнулся я.

– А чего церемониться? Разве кто безвинный в Субурбании сыщется? Всяк знает, что милостью Нычки держимся, и за то его чтим, что милость его безмерна.

– Ну, хорошо, – кивнул я, не давая ходу философским рассуждениям знатного коневода и телегостроителя. – А сам-то как думаешь?

– Насчет руки – отродясь она у Барсиада крепкой не была, – пожал плечами толмач. – А так, мне-то оно что? Вот как вы скажете, так оно и верно будет. Оно ж послам всяким без государя скука да тоска смертная. Ни тебе сговор тайный учинить, ни отобедать всласть! А мне государь, дай ему Нычка здоровья, коли жив, борща не варил, дров не колол. Мне что с ним, что без него – всё едино солнце всходит.

– А ежели вдруг враг какой нагрянет? – Я укоризненно покачал головой.

– Да нешто сыщется такой враг, которому верные людишки без надобности будут?

– Против своих, стало быть, пойдешь? – нахмурился я.

– Отчего вдруг? – На лице моего собеседника нарисовалось явное недоумение. – Здесь, почитай, все таковы. Коли враг лютовать не станет – его тут завсегда с пирогами как родного примут. А если тебя принимают как родного – на что тебе лютовать?!

– Стало быть, вот так? – усмехнулся я.

– А то! – Толмач любовно провел пальцем по усам. – Бог Нычка учил: «Отвори дверь стучащему, ибо если пришед ступит на твой порог с радостью – и ты возрадуешься. А уж коли беда придет в дом – не спасут замки да засовы, так хоть дверь сохранишь»!

– Спорное заявление, – проговорил я, понимая бессмысленность дальнейших хитроумных переговоров.

– Может, и так, вам виднее. Меня ж одно заботило в эти дни, жив ли благодетель мой, нарочитый муж, витязь и левой руки подурядник, Вадим Злой Бодун, сын Ратника, ибо мзду свою я ему нести повинен. А уж о том, кто выше его, пусть он печалуется. Не моего ума это дело.

– Понятно, – кивнул я. – Да только вот какая незадача. По всему выходит, что над ним-то как раз никого и нет. А следовательно, получается, ему обязанности короля выполнять надлежит вплоть до возвращения самого Барсиада II. Соображаешь, о чем я толкую?

– Так, стало быть… – От волнения голос толмача перешел в шепот. – Он нынче… того?

– Стало быть, – конспиративно понижая голос, согласился я. – Теперь Вадим – И.О. государя, а ты… – Я прервал свою речь. – Ну, в общем, он сам об этом лучше расскажет. Ты уж, будь добр, подготовь стражу, чтоб орлы от волнения и счастья в обморок не попадали.

Шеренга стражников инкассаторской службы преданно таращилась на высокое начальство, взгромоздившееся на крышу денежного возка.

– Мужики, в натуре! – вещал Ратников, приняв позу того самого памятника, который любезно указывал на стоянку такси у вокзала в родном Кроменце. – Родина в опасности! Экономика, по жизни, должна быть экономной! Перестройка – это типа революция! Ну и чисто, чтоб у нас с вами всё было и нам с вами за это ничего не было!

Последний тезис громокипящего титана изящной словесности был встречен с особым воодушевлением.

– Высокомудрый И.О. государя, – решил я пояснить некоторые сложные для неподготовленного восприятия тезисы Злого Бодуна, – хотел сказать, что Субурбания движется по пути коренных преобразований. Наш любимый король Барсиад II, пронзая разумом все большие и малые народные нужды и проникая в самую суть вещей, повелел, чтоб отныне всё было по-иному. Ответственным за это назначен широко известный, вот, скажем, ему, – я ткнул пальцем в толмача, – решительностью и государственными понятиями славный витязь и сановный мздоимец Вадим Злой Бодун Ратников! Прошу любить и жаловать!

На лицах стражи немедленно отразилась неземная любовь, и в глазах, точно на дисплеях калькулятора, начался подсчет жалованья.

– Нам, в смысле, вот ему, – указал я на величавую фигуру напарника, дождавшись, пока утихнет звон кольчуг и бурные аплодисменты, – поручено сформировать новый уряд, который должен разгрести всё, что накопилось.

– В натуре, – кивнул Вадим.

– Уряд Нежданных Дел! – ни с того ни с сего выпалил стоящий рядом толмач.

– Почему нежданных дел? – тихо уточнил я.

– Отец родной! Да когда ж в Субурбании дела были жданными?!

– Будь по-твоему, – согласился я, сраженный неопровержимостью столь конкретного довода. – Главою Уряда назначается вот он. – Я указал на толмача и наклонился к его уху, точно собираясь сообщить по секрету тайный пароль новой организации. – Как тебя, то бишь, звать-то?

– Вавила Несусветович. Батька мой, стало быть, свет нес, – оглушенно пролепетал счастливец, кажется, готовый разрыдаться, точно голливудская дива при вручении «Оскара». – Не подведу! Жизнь положу! Детям заповедаю!

Я благосклонно кивнул, давая понять, что обещание принято.

– А вы, стало быть, для начала в том Уряде будете стольниками. – Насколько я помнил здешнюю систему, стоящий передо мной рядовой и сержантский состав был произведен мною примерно этак в капитаны, а может, даже и майоры. – За верную службу мы и впредь намерены жаловать, за кривду же – карать без всякого сожаления.

– Ура-а! – донеслось из строя. – Даешь! Любо! Любо!

– Да где ж хвостней-то набрать на мзду, на стольника-то? – перебивая восторженные крики, донесся неуверенный голос одного из всадников.

– Не суетись, брателла! – выступил вперед Ратников. – Всё чисто в кредит. В рассрочку, на двадцать лет без процентов!

– Любо! Любо! Любо!!! – взорвался потрясенный неслыханной щедростью строй. – Даешь Уряд Нежданных Дел! Да здравствует И.О. Великий!

Мы ждали возвращения разведки из разбойничьего замка. Золотой запас новой власти, как чемодан без ручки, заметно снижал маневренность нашего отряда, а потому, рассеянно слушая повествование нового урядника, я ломал себе голову, куда припрятать нежданно свалившееся на нас сокровище. Вопрос толмачу был поставлен простой, чтобыне сказать банальный. Задавая его свидетелю, оперативник редко надеется услышать в ответ что-нибудь внятное. «Последнее время, перед совершенным преступлением, незаметили ли вы чего-нибудь необычного? Может, были какие-то угрозы, слежка?..» Уж не знаю, на счастье или несчастье, но мой собеседник был наполнен свежими новостями, как зона Персидского залива нефтью. Проникнутый важностью первого задания, он рассказывал полно и чистосердечно обо всём, что знал, слышал или же только догадывался.

Вначале я слушал внимательно, стараясь вычленить зерна драгоценной информации из несмолкаемой трескотни радостного Несусветовича, затем расслабился, выставив, точно невод для золотой рыбки, профессиональный навык сработки на ключевые слова.

– …Притаился король Барсиад за кустом и ну ждать. Ждал, ждал – едва не уснул. И точно: только-только луна над самой маковкой его зависла – лес вокруг будто пожаром объяло. Прилетает откуда ни возьмись птица-небылица, лицом – девица, хвостом – зарница.

– Че там про «Зарницу»? – вмешался заинтересованный последними словами Вадюня. – Мы тоже когда-то с деревяхами по лесу бегали, флаг искали. В натуре прикольно!

Сбитый с темпа, рассказчик задумчиво уставился на И.О. государя, силясь проникнуть в глубокий смысл услышанного.

– Это о другом, – заверил я. – Продолжай, пожалуйста.

– Так вот, села та птица на камень и давай мед с него слизывать. А от хвоста ее сияние такое, что нить в игольное ушко без труда вдеть можно. Вот угощается она медком,тут король Барсиад из-за куста – шасть! Хвать ее, затейницу, за тело девичье, повыше хвоста, и ну кричать: «Ага! Попался, голос чужеродный. Не будешь более супротив меня народ мутить»!

При этих словах я невольно включился и стал вслушиваться в рассказ толмача.

– Птица-небылица крылами хлопает, а от камня оторваться не может. Лапки-то глубоко в меду увязли! Да и государь наш – хват! Прижал к себе вещунью – поди тут взлети! Ну, она тут, ясное дело, взмолилась. Мол, отпусти, мудрый государь, что с меня, птицы, взять? Плету себе всяку теребень ради красного словца, не хуже Переплутня. Пусти, говорит, на волю. В плену у тебя захирею и песни петь не стану. А вот коли дашь мне свободу – одарю тебя пером из своего хвоста. А за сладкое угощение поклянусь более рта супротив тебя не открывать!