Чтение 20–й страницы книги ~Когда наступит вчера~

Так что, по разумению этого кукушонка из Соловьиного гнезда, теперь сильной стороной является Юшка, а значит, ему он служить и будет. Так сказать, верой и правдой, о которых он, как мы помним, имеет довольно неопределенное представление. С большой вероятностью можно сказать лишь одно: каан в столицу ломиться не будет, а предоставит королевскому наушнику пробовать силы в сокровищнице.

Если вдруг Ян Кукуевич туда с фальшаком сунется, то единственное, что для него можно будет сделать, – принести цветочки на безвестную могилку. Вряд ли, конечно, такслучится. Кукуев сын зверь пуганый, не зря на каторге ошивался, скорее всего соломку подстелит. Но это уже не наше дело. А Фуцик пусть себе бежит, пусть докладывает, что ключ и кольцо со Златовьюном в землю ушли и теперь лишь достойному, так сказать, королю божьей милостью, явятся. С хода это Юшку наверняка собьет. Вот и глянем, что они при такой расстановке сил делать собираются.

– А мы? – Несколько обескураженный разбором полетов Вадюня почесал затылок. – Мы типа что?

– Мы попьем кофе, сдадим достояние королевства на ответственное хранение и направимся к славному городу Харитиеву за паролем. Поскольку видения к делу не подошьешь, то Барсиада II, живого или мертвого, нам следует представить для всеобщего обозрения. А раз без заветного слова, по уверению нашего информатора, на остров не попасть, – на повестке дня Сфинкс, как бы нам с тобою это ни было противно.

Восточный берег Непрухи даже на первый взгляд весьма отличается от западного. И суть даже не в том, что первый высок и обрывист, а второй радует пляжами золотисто-белого песка, упрятанными под тенью задумчивых верб. И не в том, что густолесье в этих местах сменяется раздольной степью, в которой светлые березовые рощи стоят, опасливо поглядывая вокруг, точь-в-точь юные школьницы на экскурсии. Кажется, что и сами люди здесь дышат по-другому, словно воздух где-то посреди широководной Непрухи меняет свой химический состав.

Мы почувствовали это сразу, едва ступив на паром, перевозивший за умеренную плату желающих из поселения на правом берегу к тракту и пойменным лугам на левом. Скучавший под навесом паромщик, едва завидев всадников на необычайных скакунах, радостно бросился навстречу, приглашая совершить увлекательное путешествие с берега на берег.

– Совсем задешево! – уверял он, точно мы намеревались просить у него скидку на оптовый перевоз. – А что за виды! Где вы еще найдете такие виды! Порадуйте ваших дам!Они будут вспоминать это путешествие много лет и снова приедут сюда, чтоб вы их перевезли еще и обратно!

Мы не заставляли себя долго упрашивать и вовсе не походили на праздношатающихся курортников. Хозяин парома увещевал нас из любви к искусству. За первые же минуты неспешной прогулки по волнам главной водной артерии Субурбании мы выяснили о перевозчике всё, что имел он сообщить таким случайным клиентам. Мы знали уже, что он не местный, что работает здесь от ледохода до ледостава, что дома ждут жена и дети, что дом этот в старинном городе Болтаве, о чем не упускал возможности напомнить всякийраз, улучив момент между расхваливанием наших коней, «чудного зверька» и дам.

– Какие кони! Ах, какие кони! Уж поверьте, у нас в Болтаве в этом толк знают. К нам на ярмарку за скакунами со всех краев всякий год съезжаются. Точно-точно! Либо коня прикупить, либо зазнобу присмотреть, потому как прекраснее наших девушек и не сыскать нигде! Вот я на вас гляжу, – обратился он к Делли и Оринке, – не иначе, как бабки али мамки ваши из Болтавы будут. Откуда ж в ином разе такой красоте-то взяться?!

– Издалека, – не желая вдаваться в долгие рассусоливания, отрезала фея.

– А, ну ежели издалека… – Паромщик на секунду умолк. – А теперь куда путь держите?

– На тот берег, – ответила было не расположенная к беседе сотрудница Волшебной Службы Охраны, но голос ее был заглушён не слишком, на мой взгляд, продуманным ответом могутного витязя.

– Короля здешнего ищем.

– Ишь ты! – удивился перевозчик. – А что ж его тут искать? Я с апреля народ вожу, он не проезжал!

– Да ты что! – оскорбленный непочтением к коронованной особе взбеленился суровый Вавила. – Стал бы он здесь ездить! Нешто не слыхал? Пропал государь без вести!

– Ай-ай-ай, незадача-то какая! – почесал круглую голову паромщик, второй рукой с натугой продолжая вращать массивный деревянный ворот. – Это седой такой весь, вида почтенного?

– Да что ж ты такое морозишь-то? – всплеснул руками толмач. – Седой-то – Барсиад первый был, а этот – второй, Растрепа!

– Ну, надо же! Только узнал, что у нас король сменился, а он возьми да пропади! Вот беда какая! Но здесь, по чести говорю, не было его. Ежели вдруг объявится, я ему всенепременно передам, что вы его разыскивали.

Лицо речника было безмятежно, точно мы сообщили ему об исчезновении урожая эскимо в царстве вечных льдов, и капли пота, стекавшие по его лбу, отнюдь не были холодной испариной.

– И что? – поинтересовался я, когда веселенький бирюзово-золотистый паром ткнулся в песок левого борта Непрухи. – Тебя совсем не волнует судьба твоего короля?

– Не-е, ну отчего? – сконфузился хозяин перевоза. – Живая ж тварь, как не пожалеть! Ну а так, по совести, он мне тут ворот крутить не помогал, да и я ему советов не давал. Найдется – слава те, Нычка! А не сыщется, свято место пусто не бывает!

Времени продолжать содержательную беседу со здравомыслящим представителем левобережных субурбанцев, к сожалению, не было. Иначе нам бы довелось узнать еще немало интересного из жизни королей и паромщиков.

Мы неслись дальше налегке, поскольку большая часть казны Уряда Нежданных Дел была оставлена на попечении Златовьюна вместе с сокровищами короны, в торговый город Харитиев, к заветной пещере, где вовсе не ждал нас Сфинкс.

– …Так вот, – продолжил я тему причастности к расследуемому делу бездушного порождения чародея Уиллгейса, – как утверждает наша высокая экспертная комиссия в лице почтеннейшей Делли и многомудрого деда Пихто, сила Макраса из Офты, которая, по сути своей, является силой его прародителя, слишком мала, чтобы одновременно контролировать множество разнородных объектов, тем более находящихся на большом удалении друг от друга. Одним из таких контролируемых объектов достоверно является сам господин Уиллгейс, погруженный своим гениальным порождением в сладостный беспробудный сон.

Можно предположить, что к ним же относятся мурлюкский Генеральный Майор и Юшка-каан. Как мы имели возможность убедиться, внешне они сохраняют облик нормальных людей, на что, я уверен, уходит немалая часть имеющейся у Макраса магической энергии. При этом более чем вероятно, что это не единственные марионетки нашего таинственного противника. Остальные же, вон как наш Финнэст, имеют весьма печальный вид, и всё же мозг их практически не получает команд, так сказать, с центрального пульта и не передает туда информацию.

– Всё так, – согласилась скачущая рядом Делли. – Но о том мы с кудесником известили вас еще утром. К чему опять возвращаться к этой теме?

– Это лишь вступление, – пообещал я. – Оно подтверждает мою догадку об истинной цели Макроса. Вспомните, он был создан для облегчения банальных жизненных трудов.Для уменьшения пустой траты времени. Быстро отыскать нужную книгу, мотнуться в магазин, отписать приятелям и мгновенно доставить письмо.

Всё вроде бы замечательно, но в неокрепшем сознании, или уж чем там оно является, Макраса сложилась устойчивая схема, что чем больше у него привязок к объектам, чем больше он может, тем он лучше. Как это называется? Саморазвивающаяся система. Когда Уиллгейс создавал ее, еще вовсю работала Дева Железной Воли, однако сейчас она заметно выдыхается, и сбои в мурлюкской волшебной технике тому яркий пример. Макрас же – система куда более сложная, чем вся эта магическая галантерея, и, как следствие, ему стало резко не хватать энергии. А она ему нужна для продолжения жизни, или вернее, для продолжения решения поставленной задачи, что для него равносильно жизни.Поставленный в безвыходное положение, он недолго думая, по-видимому, это вообще не в его привычках, усыпил своего хозяина. Однако вовсе не из злого умысла, я уверен, что старый маг видит восхитительные сны, живет в них так, как никогда не жил и не мог жить в этом мире. Макрос попросту не мог допустить, чтобы основной энергетический источник работал вхолостую. Но сила Уиллгейса, как бы ни был он могуществен, – это лишь полумера. Ее не может хватить для успешного завершения поставленной Макрасом задачи.

– А какова задача-то? – не удержался от вопроса урядник.

– Улучшение жизни человечества, – легко, словно между прочим, бросил я. – Всего человечества в целом.

– Благое дело, – вздохнул Несусветович. – Столько еще всякой мрази в природе людской! А вот хоть огнем жги, хоть варом заливай, – всё одно лучше не станет.

– Очень верное замечание, – с усмешкой согласился я. – И вот, чтобы избегнуть этой мерзости, к голове каждого должна быть приделана нить – вон как к Финнэсту, и через нее всем и каждому будет внушаться, что правильно, а что нет, как следует поступать, а как не следует. По сути, даже холодно, или жарко, – можно будет контролировать из единого центра, поскольку, если мозг не воспринимает сигналы организма, ему всё равно, как обстоят дела вокруг, на самом деле.

– И кто ж судьей-то над всеми стать решится? – испуганная нарисованной мною мрачной картиной, вздрогнула Оринка.

– А никто, – пожал плечами я. – Ведь чем судья, по идее, отличается от любого встречного-поперечного? Тем, что он отвечает за свои решения. А Макрас за что отвечает?Да ни за что. Души у него нет, а все убеждения, понятия о том, что хорошо, что плохо, – своеобразное наследство старого мага. Мне не довелось знавать этого чудака-книгочея, но хочется верить, человеком он был хорошим.

Однако энергия его иссякает, а сделать нужно еще ого-го сколько. И вот тут-то на сцене появляется остров Алатырь, он же Буян, он же коса Тузла. Судя по тому, что нам удалось выяснить, этот самый Тузл, или же коса, отдельно от него, уже не одну сотню лет, а может, и не одну тысячу, продолжает успешно функционировать, выдавая на-гора огромное количество магической энергии. Я уверен, что превращение орехов в золото и драгоценные камни – это всего лишь побочный эффект проявления его волшебной силы.Всё равно что жарить яичницу на вулкане.

Именно эта мощь, а не какая-то материальная или же стратегическая выгода, и нужна мурлюкам, вернее, их Генеральному Майору, а через него – Макрасу. Но если Тузл, по странной прихоти судьбы, в той или иной форме жив, то, я полагаю, после колонизации его острова установки Уиллгейса в мозгах его порождения могут смениться на мироощущение Тузла. Таким образом, мы получим бездушное творение холодного человеческого разума, имеющее практически неограниченный запас энергии и планирующее, с самымиблагими намерениями, в силу заложенной программы, взять под контроль всё, что шевелится.

– Ну а что не шевелится, типа расшевелить и проконтролировать, – вставил Ратников. – Ну а Барсиад-то здесь в натуре при чем?

– Как говаривал мистер Холмс, «элементарно, Ватсон»! Остров Алатырь относится к исконно субурбанским землям. А поскольку поступления с него составляют основу бюджета страны – король Барсиад ни за какие коврижки не согласился бы впустить туда чужаков. Попытка захватить остров силой сама по себе чревата изрядными трудностями. А если вспомнить, что, по издавна существовавшему договору, за Субурбанию вступится Грусь, то и вовсе глобальной войны не избежать. Но, как говорят математики, если при заданных условиях задача не решается – необходимо изменить условия.

Юшка-каан наивно полагает, что именно ему в угоду мурлюки расчистили и трон, и место вокруг него. Но скорее всего это не так. Последние годы этого умника холили и лелеяли для исполнения прописанной роли, как индюшку для рождественского ужина. Согласно плану Макроса, король исчезает, Юшка занимает трон. Мурлюки, по новому оборонительно-наступательному договору, подминают под себя остров Алатырь. Дальнейшая судьба Юшки, по-хорошему, вряд ли заботит кого-либо, кроме него самого. Усидит – слава Богу, будет лояльный государь. Если нет – никогда не поздно переквалифицировать его в мышеловы. План, на мой взгляд, вполне логичный и не лишенный элегантности. Но мы, своим негаданным появлением, и Кукуев сын, благодаря своей звериной осторожности, смешали все карты, и сыграть ими пока не удается никому.

Дорога, накатанная множеством возов и утрамбованная сотнями копыт, стелилась под ноги волшебных скакунов во всей своей красоте. Она тянулась меж готовых к жатве полей, меж садов, полных яблонь и груш, нависших поверх дощатых заборов. Она текла через небольшие уютные поселки с хозяйками на обочине, голосисто предлагающими каждому проезжему нехитрые плоды своих повседневных трудов. Уж сколько художников живописало эту неказистую, пыльную, затоптанную полоску земли, но всё равно, глядя на нее, особо же вслед уносящимся вдаль скакунам, сладко щемит сердце. Зовет она, манит, предвещает неведомые чудеса и невиданные страны и, обманув путеводной нитью последней надежды, приводит домой, где всё уже не так и не то. Дорога – извечная возмутительница спокойствия. Как ни клянут порой тебя, как ни ругают, что была бы наша жизнь без твоей бесконечной ленты, бинтующей раны тоски и неприкаянности.

Мы мчались, не сбавляя хода. Остался за спиной гостеприимный, по уверению нашего паромщика, город Болтава, утопающий в вишневых садах и всплывающий над холмами венцами крепостных башен. Впереди, примерно в ста верстах, лежал Харитиев.

Сто верст – немалое расстояние для убогой крестьянской лошадки. Выехав с утра, отобедав в жаркий полдень в придорожной тени, аккурат к завершению работ до места и дотащишься. А уж ежели вдруг колесо на телеге слетит, или же нелегкая заставит свернуть тебя в корчму, зазывно распахнувшую дверь навстречу проезжему тракту, – тут уж, дай Бог, чтобы не пришлось ночевать перед закрытыми воротами.

Нам это не грозило. Наоборот – всячески приходилось аккуратно придерживать чудесных жеребцов, чтобы не вызывать ужаса у непривычных к столь быстрой езде спутников. Но даже те примерно семьдесят кэмэ в час, которые мы развивали на довольно ухабистой трассе от Болтавы к Харитиеву, не отвлекали нас от разнообразных дорожных впечатлений.

Как ни быстро неслись чудесные кони, новости в этих краях расходились еще быстрее. Уж и не знаю, пользовались ли местные жители волшебными зеркалами, почтовыми голубями, или же у них имелись иные неведомые способы передачи информации. Мы только притормозили на заставе у Болтавы, чтобы назвать имена и конечный пункт назначения, а у врат древнего града Харитиева нас уже поджидали встречающие.

Издали, разглядев надписи, красовавшиеся на развешанных вдоль стен транспарантах, я едва не повторил вчерашний маневр Вадюни, к моему счастью, подходящего дерева рядом не оказалось.

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВАДИМ ЗЛОЙ БОДУН РАТНИКОВ – ГЛАВА СОЮЗА КЛАНОВ „ЗА СОБОРНУЮ СУБУРБАНИЮ!“ – гласила надпись по правую сторону от городских ворот. „НЫЧКА НЕ ВЫДАСТ – СВИНЬЮ СЪЕДИМ!“ – аршинными буквами, золотом по лазури, было начертано по левую. Для непонятливых в конце надписи красовалось вполне натуралистичное изображение разделанного синего хряка, вроде того, что украшало здесь мясные лабазы.

Посреди дороги, напрочь загораживая ее, красовался статный витязь на буланом жеребце с богато инкрустированным перначом, висящим на петле у самого запястья правой руки. За спиной отблескивающего чешуйчатой броней витязя призывно улыбались девушки в сарафанах и кокошниках с пудовым караваем и солонкой, при помощи которой можно было бы засолить средней величины озеро.

– Дорогие гости! – поигрывая перначом, заговорил всадник, старательно улыбаясь. – Я, городской голова славного града Харитиева, Ладимир Гудило, приветствую вас у этих древних ворот, где мы рады видеть всякого, кто идет к нам с добрыми вестями!

– Да здравствует король Вадим I Злой Бодун! – раздалось со стены. – В Субурбании единой мы вовек непобедимы!

– А ну, цыть! – обернувшись назад, грозно рыкнул Гудило и вновь обратился к нам с прежним благостным видом. – Уж как мы рады вам, так это ж никто вам так не рад! Это ж вы к нам небось из самой столицы?! Такая-то честь нам, и в такую даль! Притомились небось с дороги! Так вы уж отведайте нашего хлеба-соли, ну и чего поболе! В общем, чтоб вы были так довольны нами, как мы вами. А там как раз в новой силе да за новые дела! Небось во всех краях Субурбании вас уже заждались! А только, где б вам ни радовались, а нигде вам так не рады, как у нас! Милости просим, гости дорогие!

– Слышь, Клин, – наклонился ко мне Вадим. – По-моему, этот орел решил накрыть нам поляну и типа сбагрить без лишних понтов.

– По-моему, тоже, – согласился я шепотом. – Но отдохнуть, поесть и вымыться с дороги нам не помешает. А там разберемся, по обстоятельствам.

Обещанный городским головой пир не обманул наших ожиданий. Лакеи, затянутые в парадные ливреи, наперебой спешили угодить сидящим за столами, подкладывая то одно, то другое блюдо в не успевающие освобождаться тарелки. Обилие снеди поражало воображение: салаты, паштеты, разносолы и дичь, икра и сыры, стерлядь и балыки сменяли друг друга, как в калейдоскопе, а количество выпитого не оставляло сознанию шанса сосредоточиться на каком-либо одном вкусе.

– Ух! – наклонился ко мне Вадим Злой Бодун Ратников. – Не, ну конкретно, они тут и жрут! Слышь, а вот так, по жизни, это они в честь нас всё заколбасили, или чисто шанс трамбонуть подвернулся?

– В нашу честь, – успокоил я друга. – Чтоб мы тут не шныряли где ни попадя, как собаки непривязанные, а сидели и вкушали, пока не придет время отваливать.

– А что ж так? – огорчился Вадим и в печали опустил на стол заботливо налитый кубок. – Мы их вроде не шугали, че нас так-то гнобить? Мы ж, в натуре, не абы кто! Мы ж, типа, как там его – при… притен… претенденты.

– Это ты претендент, а мы так – группа поддержки… Но Харитиев-то – город торговый, ему что с королем, что без короля – одна забота: абы податями не мордовали да заезжали пореже.

– А! Ну, если типа так, – успокоился Злой Бодун и, потеряв интерес к этому вопросу, переключился на другой. – Слышь, а че за мужик там речь толкает, весь в золотых бляхах, точно наш бывший Бровеносец в потемках? Он тоже из этих, засоборников?

Я поглядел на пожилого осанистого харитиевца, весь торс которого, от плечей до пояса, был равномерно покрыт слоем блестящих кругляшей и звездами с целой портретной галереей, анфас и в профиль. Подняв внушительный кубок, он с солидной убежденностью предлагал выпить за тот мир и покой, которые воцарятся в землях левобережной Субурбании с приездом в Харитиев столь нарочитого мужа.

Я незаметно окликнул жующего за обе щеки знатока местного истеблишмента, Вавилу Несусветовича.

– Слышь, это что за матерый человечище там распинается?

– О, это птица весомая! – покачал головой наш путеводитель по закоулкам местной власти. – И не птица даже – медведь! До недавних пор и в радниках ходил, и Головного Призорного Уряда подурядником был. Ноне ж на покое. Имение его, Щипачи, здесь неподалеку. Народной Рати здешней наиглавнейший воевода – вот он кто таков. А по прозванию он Волына. И сынок его здесь – в Прихвостневом Уряде стольник. Весомые люди, ох какие весомые!

– И что ж – оба за нас?

– Не-а, – покачал головой урядник Нежданных Дел. – За Кукуевича. Мне тут нонче сказывали, – он понизил голос до полушепота, – что Кукуев сын слово дал, мол, как придет он к власти, так воры и душегубы при нем не переведутся.

– И что? – не понял я.

– Ну, ясное дело, что! – подивился моей дремучести толмач. – Ведь ежели, скажем, укорот злыдням да лиходеям сделать, кого же Рать Народная излавливать будет? Так недолго и самим с кистенем на дорогу идти!

– Слышь, Клин! – должно быть, забыв о недавнем своем вопросе, затормошил меня Вадим. – А мы к Сфинксу сегодня пойдем или типа завтра поутру?

Я вспомнил ночные проделки анчуток, каким-то макаром вытащивших из нашего воображения образ Сфинкса, и мне захотелось срочно подышать свежим воздухом. Я начал усиленно массировать грудную клетку, не находя, что и ответить. В чувство меня привел болезненный укол чуть выше колена. Я заглянул под стол. Подкравшийся к нам ползком грифон требовательно щелкал клювом, желая принять более активное участие в трапезе.

– Завтра, – выдохнул я и сбросил вечно голодному детенышу зажаренного цыпленка. – У, тварь ненасытная!

– А как? – поинтересовался Вадим.

– У меня есть один план, – сообщил я, еще раз кидая нежный взгляд на умильную морду Проглота. – Но для этого тебе снова придется стать главой Союза Кланов, претендентом на трон, сумасбродом и деспотом.

Глава 27

Сказ о том, что и героям временами пора на свалку

По поводу деспотичности и сумасбродства я мог не волноваться. Эта роль вышла у моего друга столь естественно и вдохновенно, что великий Станиславский, увидев эту блистательную игру, не преминул бы за полночь ввалиться к не менее великому Немировичу-Данченко и закричать с порога: «Верю!» Но прах обоих уже покоился в земле совсем иного мира, и некому было по достоинству оценить проникновенный талант моего друга. Впрочем, на мой вкус, выражения типа: «Я не понял! Че, в натуре, не торопимся?!» и «Команды в хрен не упираются?!» больше отдавали сержантским прошлым Вадима Ратникова, чем его нынешним, без пяти минут королевским, настоящим. Но действовали они безотказно, а кто сказал, что среднестатистический деспот не должен владеть русским командным языком?

Полагаю, визит заезжего начальства торговый город Харитиев запомнит надолго. Ближе к утру, поднявшись из-за стола, исполняющий обязанности государя Субурбании, по-модному утершись краем скатерти, объявил во всеуслышание, что желает немедля лично проинспектировать местные скотобойни и винокурни.

– Конкретно в целях благосостояния народа! – глубокомысленно пояснил собравшимся высокий гость.

Такой дикой выходки, такого внимания к нуждам подданных от претендента никто не ожидал. Какие, спрашивается, скотобойни с винокурнями, когда мяса на столах и так хватило бы на пятидневную осаду, а по винным рекам можно было пускать гондольеров на их кривобоких лодках. Но деспот, как полагается деспотам, был непреклонен, и еле держащаяся на ногах делегация отправилась по указанному маршруту ублажать не в меру народолюбивое руководство.

Признаться честно, проверяемым объектам не повезло. Они оказались втянуты нами в решение задачи, сама разрешимость которой вызывала серьезные сомнения.

В результате контрольной проверки Вадюня, не моргнув глазом, объявил сопровождающим его официальным лицам, что «мясо конкретно пахнет сибирским ящером, а в вине в натуре плавают инфузории в тапочках». Таким образом, оставив недобрый след в памяти работников Застольного Уряда, мы получили то, что при удачном раскладе вполне могло спасти нам жизнь. Пара тонн свежайшего, еще теплого мяса, десяток бочек вина, забракованных неподкупным И.О., были отправлены на городскую свалку под личную ответственность местных нарочитых мужей.

К моему удивлению, среди общего плохо скрываемого неудовольствия раздался и голос в нашу поддержку. Самое поразительное было не то, что глас этот вообще прозвучал,а то, что принадлежал он тому самому наиглавнейшему воеводе Рати Народной, которого, со слов Вавилы, мы числили в сторонниках Яна Кукуевича. Он рьяно поддержал выказанную «заботу о населении» и, более того, предложил лично проконтролировать процесс ликвидации забракованного мяса и вина. Решив для себя, что умудренный жизненным опытом ветеран желает ловко выслужиться перед каждым из возможных государей, мы оставили урядника Нежданных Дел в качестве народного контролера и милостиво позволили хозяину Щипачей использовать свою дружину для поддержания порядка в случае возможных народных волнений.

Следующим пунктом моего плана был глубокий сон. Угощение для Сфинкса должно быть вывезено за город, монстру, известному свирепостью, не менее, чем мудростью, предстояло набить брюхо, а нам в кои-то веки выспаться в самых настоящих постелях с чистым бельем, пропитанным успокаивающим цветочным ароматом.

Утро началось примерно около полудня, с робкого стука в дверь вконец измотанного стольника Вавилы, пришедшего сообщить, что задание выполнено, и неожиданное угощение свалено и вылито в какую-то темную яму на городской свалке.

– Так! Замечательно. – Я рывком поднялся и начал с силой тереть пальцами виски, чтобы навести резкость. – Вадим уже проснулся?

– Не изволили еще, – устало сообщил урядник, едва стоящий на ногах после бессонной ночи.

– Делли? Оринка?

– Чуть свет на ногах. Над водой колдуют.

– Что еще за новости? – поморщился я. – Ладно, разбуди Вадика. Сейчас будем устраивать выездное заседание Думной Рады.

– Мне б голову приклонить на часок-другой, – робко, точно извиняясь, проговорил Несусветович.

– О чем речь! – кивнул я. – Иди разбуди Вадима и отдыхай.

Прекрасные дамы, по достоинству оценившие предоставленный комфорт, и от того еще более прекрасные, встретили наше с Ратниковым появление безапелляционным требованием, что называется, с места в карьер.

– Вы должны взять Финнэста с собой!

– Это че, Сфинксу хавчика типа не хватило? – с непревзойденной утренней наивностью брякнул Злой Бодун.

Мне показалось, что Оринка сейчас растерзает его, как дикая кошка – не в меру голосистую птичку, но смертоубийства не произошло. В основном благодаря искусству Делли. Прижатые ее магической силой к противоположным стенам, друзья-подруги примерно четверть часа изъяснялись в самых трепетных чувствах друг к другу, но в конце концов поутихнув, были опущены на пол и возвращены к нормальной жизни.

– Финнэста надо взять обязательно, – пояснила мудрая фея. – Темница, в которой обитает Сфинкс, – одно из немногих мест, где не действует магия.

– Тоже мне, – недовольно фыркнул Ратников. – Всемирно известная свалка-лечебница! Конкретные грязевые ванны и компрессы из отбросов!

– Ты не должен так говорить! – снова взвилась кудесница.

– Хочу и говорю, – только и успел сказать исполняющий обязанности государя и вновь прилип к стене в метре от пола.

– Что? – критически оглядев разведенных по стенам соратников, покачал головой я. – В воду насмотрелись?

– Именно так, – согласилась чародейка.

– А без загадок: что, почему? – Я почесал за ухом радостно прыгающего вокруг Проглота.

– Без загадок нельзя, – заверила фея. – Иначе ничего не получится.

Я еще раз поглядел на дергающегося из стороны в сторону Вадима, напрягающего свои немалые силы, чтобы оторваться от стены и присоединиться к народным массам.

– Хорошо. Отпусти уж на волю нашего кандидата от левых, ему работать надо. А Финнэст… Раз должны взять, что ж, значит, возьмем!

И не просите, и не настаивайте! Описывать свалку, на которую лежал наш злополучный путь, я не буду. Слышал, что какие-то приморские бомжи поэтично окрестили свое обиталище «гнездом белой чайки» из-за любви этих романтических птиц к дармовой пище, которую данное местечко предоставляет в изобилии. Но, во-первых, Харитиев – город, далекий от морского побережья, и вместо белокрылых красавиц здесь гордо разгуливают надменные жирные вороны, а во-вторых, я не чайка – меня от всего этого воротит.

Грандиозная помойка по периметру была окружена суровыми блюстителями порядка из рядов Народной Рати и личной дружины любезного воеводы. Серые капюшоны поставленных под копье воев плохо скрывали недобрые взгляды, которыми те провожали свихнувшееся начальство. Нижняя часть их заспанных лиц была однообразно закрыта грубыми повязками, чтобы хоть как-то защитить от невыносимого смрада, висевшего над этой неэкскурсионной достопримечательностью Харитиева. Дай сейчас отец-воевода команду, мы бы, пожалуй, навсегда остались на городской свалке. Однако сам ясновельможный господин Волына был любезен и предупредителен, лишь старательно обмахивался надушенным платком, но запах весеннего ландыша не превозмогал окрестных ароматов.

Вокруг оцепления опечаленные, точно первые люди у забора райского сада, разгуливали местные бродяги, учуявшие бесхозное мясо и вино. Но путь на свалку им был закрыт. Сегодня это место предназначалось исключительно для высоких гостей. Начальник оцепления, с удивлением оценив экзотическую троицу проверяющих в компании юного грифона, предложил, впрочем, без особого энтузиазма, проводить нас к «объекту», но мы любезно отказались, оставив офицера в самом приподнятом настроении.

Найти место обитания Сфинкса было несложно. Стоило лишь внятно объяснить Проглоту, что он должен отыскать среди общего роскошества кучу пахнущего виноградом мясаи для убедительности выдать ему на пробу килограмма два этого пропитанного крепленым вином продукта.

Миновав кольцо оцепления, мы двинулись за резво скачущим грифоном, на корню пресекая его попытки двигаться своими стометровыми прыжками. Несколько лет тому назад мне, тогда еще молодому оперу, приходилось бывать в подобном месте. Тогда нам пришлось разыскивать портфель с бумагами одного не слишком честного бизнесмена, пострадавшего от рук уличной шантрапы. Не обнаружив искомых денег, эти моральные уроды выбросили «дипломат» с ценными бумагами примерно на два миллиона условных единиц в ближайший мусорный бак. Вот мы веселились, разыскивая бумажные сокровища в тоннах свеженасыпанного мусора. То ли дело – Сфинкс! Поэтому на правах «завсегдатая» я вел нашу маленькую экспедицию вперед, пытаясь отыскать сравнительно проходимые островки в этом мрачном океане разнородного хлама и отбросов, как нельзя лучше символизирующих тщету человеческой жизни.

– Слышь, Клин, – зажимая пальцами ноздри, прогундосил Вадим. – А эти, которые в оцеплении стоят, нас, часом, не порешат?

– Не думаю, – помотал головой я. – Во-первых, Делли с Оринкой нас страхуют, во-вторых, они стоят довольно редкой цепью. Пикеты по два-три человека через каждые полета метров. Собрать сильное ядро против нас весьма затруднительно. Да и к чему воеводе убивать почетных гостей? Мало ли кто захочет ему нас припомнить? Вон хотя бы побратимы твои – троица «Мама не горюй»! А до малиновой линии отсюда рукой подать! Там чихнут – здесь здоровья пожелают.

– Слушай! – Вадим остановился, и идущий следом мышелов уныло ткнулся ему в спину. – Это ж у меня еще брательный крест есть!

– Конечно, – подтвердил я.

– А че мы им в натуре в замке не сработали? Прикинь, Кукуевич бы дверь открыл, а мы уже за малиновой линией!

– Привет! А «мосберг»? А кони? – с удивлением напомнил я. – А вообще-то, если так, без дураков, я просто о нем забыл. Привычку работать с волшебными приспособлениями, видишь ли, надо вырабатывать с детства. Но, как говорится, это всё в прошлом. Смотри под ноги! Здесь водятся крысы размером с пони. А им, между прочим, всё равно, претендент ты или просто так – прогуляться вышел. Сожрут и адреса не спросят!

– То-то Финнэсту раздолье! – пробормотал Вадим. Дальше он уже шел молча, опасливо поводя «мосбергом» из стороны в сторону.

Дыра, о которой не так давно ученый естествоиспытатель рассказывал незадачливому магу, скоро обнаружилась. Она находилась в не слишком глубокой балке и более всего напоминала сливное отверстие, почти забитое разлагающимися останками чего-то, некогда живого. Кто бы мог подумать, что здесь находится вход в древнюю Сарукаань, царившую в незапамятные времена над всем этим краем! Мясо, вываленное поутру, кое-где еще алело кровавыми обрывками под черным оперением воронья и падалыциков, слетевшихся на обильный банкет.

– Я не могу, – просипел Вадим, отворачиваясь и, похоже, собираясь присоединить к громоздившимся вокруг грудам отбросов переработанные остатки вчерашнего ужина. – В натуре, пошли отсюда, на хрен!

– А Сфинкс? – напомнил я.

– В дупло этого Сфинкса с его загадками! В гробу я его видал!

Из тайного лаза, в который и человек-то должен был входить наклонившись, раздалось утробное чавканье, хруст перемалываемых костей и сдавленный рык. За этим последовала мощная здоровая отрыжка, всполошившая стервятников, дотоле не обращавших внимания ни на замурованного в подземелье монстра, ни на людей, невесть зачем притащившихся к кормушке.

– Вадим, – едва дыша зажатым носом, укоризненно начал я. – Что за капризы! Мы уже здесь, надо идти.

– Болтов тачку! – угрюмо насупившись, выдохнул Злой Бодун. – Не пойду я туда! – и добавил, едва слышно: – Я его боюсь.

– Я тоже, – честно сознался я. – Так что ж теперь, вернемся и скажем Делли и Оринке, что не узнали пароль, потому что испугались лезть в подземелье?!

– Нет, – с тоской согласился могутный витязь. – Это в натуре не по понятиям. А давай скажем, что он уже подох! А че – ему, по жизни, уже сто лет в обед! Че он типа подохнуть не может?!

– Лет ему куда больше, а подохнуть он, видимо, не может, – с тоской констатировал я. – Давай не бузи. Если я всё правильно рассчитал, Сфинкс теперь пьяный и сытый. Ответ на его загадку я знаю. Так что давай – на раз-два-три. Я заскакиваю, ты меня прикрываешь. Раз! Два! Три!!! – Резкие слова команды прозвучали в смрадном воздухе, однако ни Вадим, ни я не тронулись с места. – Ну, чего стоим? – мысленно давая себе затрещину за внезапный приступ страха, проговорил я. – Кого ждем?!

– Я типа башню вспомнил, – нехотя сознался Вадим.

– Так, оставляем башню в покое. В конце концов, если бы не она, я бы, может, и не вспомнил, что у Сфинкса от такой жизни должен быть непроходящий сушняк. К тому же в башне вообще был не Сфинкс, а анчутки. Этот, может быть, и вовсе старый и беззубый!

– Ага, беззубый! Кости, точно семечки, хрумает!

– Всё! Разговоры в сторону, прикрываем глаза, чтоб вид дороги не смущал. На счет «три» их резко открываем и наперегонки бежим к лазу! Всё понятно? Действуем! Раз! Два!..

– Ты кто? – прогрохотал глухой, но, впрочем, весьма сильный голос. – А! Какая разница! Отгадывай загадку, иначе я тебя съем. Кто утром на четырех, днем на двух, вечером на трех? И чем больше ног, тем он слабее.

– Человек, – послышался рядом с пещерой спокойный и уверенный голос Финнэста.

«Безумству храбрых поем мы песню!» – писал когда-то великий пролетарский писатель и был, несомненно, прав. Однако сегодня нам следовало воспевать храбрость безумных. Я и согласен был воспевать что угодно, но только после возвращения со свалки и хорошего душа.

– А ты кто таков? – вновь послышался из темноты голос отважного гридня.

– Как это кто? – недоуменно отозвался хранитель древних тайн. – Я Сфинкс!

– Да ну! – оторопело воскликнул Ясный Беркут, очевидно, только сейчас осознавая, куда он попал. – Слыхать – слыхивал, но чтоб вот так воочию свидеться – и не гадал даже! Сказывают, что в прежние века, когда ты… – Финнэст замялся, – ну, когда на воле был, ты, как кого встретишь, тотчас загадки загадываешь?

– Так ведь и ныне загадывал! – В голосе Сфинкса прозвучало нескрываемое удивление. – Да ты и ответ верный дал. Оттого-то я тебя есть не стал.

– Когда? – переспросил верный паладин нашей кудесницы.

– Нынче не съел, да и в прежние годы тоже.

– Да нет же! – В голосе Финнэста звучали смешанные воедино раздражение и удивление. – Загадку-то когда я разгадал?

– Ну, как же! – принялся восстанавливать справедливость обитатель подземелья. – Я спросил тебя: кто утром на четырех, днем на двух, вечером на трех. Ты ответил беззапинки: «Человек».

– Да нет же, – отмахнулся наш подопечный. – Ты спросил: «Ты кто?» Я ответил: «Человек». А насчет ног я… еще и не думал.

Я поглядел на Вадима и развел руками.

Из пещеры не доносилось ни звука. Должно быть, ошеломленный искренностью Финнэста и своей оплошностью, хранитель древнего знания был в замешательстве и судорожно прикидывал, как ему поступить. Кто знает, что бы пришло в его огромную голову, когда б расшалившийся Проглот, не испытывавший никакого дискомфорта от пребывания в столь малоприятном месте, не решил поохотиться на непуганых, просто до неприличия, ворон. Подкравшись метров на пять, он притаился в засаде и, выждав момент, резко прыгнул с победным клекотом, грозя обрушиться немалой тушей на расхитителей Сфинксова пиршества. Однако приличный вес юного грифона сыграл с ним дурную шутку, но какой бы она ни была, для нас эта неожиданность оказалась на редкость своевременной. Не удержавшись на склизком склоне, Проглот с негодующим воплем влетел в пещеру, должно быть, едва не сбив с ног Финнэста.

– Ба, да ты тут не один! – донесся из подземелья удивленный голос великомудрого узника. – Что, интересно, здесь делает мой юный родственник?

Клекот и щелканье клюва, донесшиеся из темноты, должно быть, знаменовали ответ, потому как вслед за тем Сфинкс перешел на звуки, очень напоминающие «речь» Проглота.Спустя пару минут грифон стремглав выскочил из мрачного обиталища и, с натугой выбравшись из склизкой балки, отчаянно запрыгал вокруг нас.

– По-моему, он что-то хочет сказать, – неуверенно предположил я.

При этих словах Проглот ухватился клювом за рукав моей дорожной куртки и с силой потянул вниз.