Чтение 12–й страницы книги ~Пересмешник~

— Из имения Гальвирров от него пришла записка, что он нащупал след. И умер через несколько часов, в десяти метрах от вас!

— Старший инспектор, вы подозреваете не того, — печально вздохнул я. — Жизнь вас так ничему и не научила, и вы второй раз загоняете себя в ту же ловушку. Вместо того, чтобы заниматься поимкой настоящего убийцы, в совершенно оскорбительной форме обвиняете меня, только для того, чтобы доказать всему обществу, что и в деле «Черный журавль» вы не ошиблись.

Его лицо стало багровым:

— Вы…

— Я глубоко соболезную, что вы потеряли друга, господин Фарбо, — в моем голосе не было слышно ни капли этого самого соболезнования, — но не собираюсь терпеть необоснованных подозрений. То, что меня застали на месте преступления — не значит, что я убийца. Даже несмотря на наличие у меня амниса, способного вырезать из плоти воздушные замки. Думаю, вы и сами понимаете, что у вас недостаточно улик.

— Это пока.

— Что же, — еще сильнее опечалился я. — Можете и дальше терять время, тратить на меня бесконечные резервы Скваген-жольца, а настоящий убийца в этот момент отправит в Изначальное пламя еще десяток ни в чем неповинных жертв. От себя хочу сказать, что, как и в прошлый раз, я не виновен.

Не знаю, что пытался доказать Грей и зачем за мной шел. Возможно, хотел припугнуть после нашей ссоры в доме Катарины. Но об этом я жандармам рассказывать не собираюсь. Фарбо и так скоро все узнает.

— А у тебя самого есть какие-то соображения о том, что случилось? — мягко поинтересовался эр’Хазеппа.

Несмотря на миролюбивый дружеский тон, глаза у него были неприятно-пронзительными.

— Вы о том, что делал рядом со мной старший инспектор Грей? Не имею ни малейшего понятия.

— А о самом убийстве? Ведь ты внимательный, возможно, заметил что-то, ускользнувшее от нас.

По лицу Фарбо было видно, что от него уж точно ничто не могло ускользнуть, но спорить с начальником он не стал и, засунув блокнот в карман пиджака, вновь уставился в окно, заложив руки за спину.

— Убийца, кем бы он ни был, не довел задуманное до конца.

Эти двое переглянулись, словно я только что сказал, будто знаю слова, которые способны распахнуть двери Княжеских усыпальниц. Старший инспектор подобрался, словноохотничья собака, почуявшая дичь. Того и гляди бросится.

— Почему вы так решили? — резко бросил он.

— Потому что я его спугнул, — пожал я плечами. — Он услышал меня и дал деру. Обычно в такие моменты чего-то обязательно не успеваешь. С учетом того, что это… существо любит порядок, пускай и несколько… хаотический, мне кажется, что он не достиг на этот раз… совершенства в этом вопросе.

— Ты прав, — кивнул Гвидо. — Он не успел разобраться с головой. Раз ты его спугнул… Вы приказали оцепить и прочесать район, старший инспектор?

— Не было нужды, чэр, — хмуро ответил ему Фарбо. — Все считали, что хаплопелма поймала Ночного Мясника. Констебль, который присутствовал при задержании, уже принимал поздравления с присуждением звания и награды. Когда я прибыл на место, было уже поздно что-то предпринимать.

— Он опять от вас ушел! — внезапно рявкнул эр’Хазеппа и шарахнул кулаком по столу так, что подскочила чернильница. — Сгоревшие души, Александр! Вы понимаете, что и ваша, и моя карьера висят на волоске?! И мэр, и Князь требуют решительных действий! А этот господин ускользает от вас после каждого убийства! Просачивается сквозь пальцы, словно призрак! Весь Скваген-жольц станет посмешищем для города! Уж газеты этого не упустят, вам ли не знать! Если смерть Грея просочится в прессу, это будет форменным позором!

— Мы делаем все возможное…

— Значит, недостаточно делаете! С сегодняшнего дня я подключаю к расследованию серый отдел, раз криминальный не может справиться с этой задачей!

Фарбо, понимая, что спорить бесполезно, лишь кивнул. Он был не слишком рад, что я стал свидетелем того, как его ругает начальство.

— Вот, Тиль, — главный чиновник Скваген-жольца подписал бумагу и протянул мне. — Это пропуск. Постарайся поменьше ходить ночами. Потому что, если тебя еще раз встретят поблизости от трупа, даже моей власти не хватит, чтобы тебя выпустили.

Фарбо, еще более молчаливый, чем обычно, проводил меня до самого первого этажа, где мне дали одежду — очень приличный костюм, сшитый, словно по моим меркам. Судя по ткани и качеству работы, Гвидо выделил на него собственные деньги. Что же, такой жест доброй воли заслуживает моей благодарности.

— Когда переоденетесь, чэр, вам прямо по коридору. Покажете дежурному жандарму пропуск, — на прощание сказал старший инспектор.

— Благодарю. Где мне забрать моих амнисов?

— Их выдадут вам на проходной, чэр. Доброго дня, — ему не терпелось покинуть мое отвратительное общество.

— Старший инспектор, — окликнул я его, когда он уже закрывал дверь. — Откройте секрет. Почему я оказался на свободе?

— У вас влиятельный друзья, чэр, — натянуто улыбнулся тот.

— Семь с половиной лет назад их влияния не хватило, чтобы сохранить мне жизнь и свободу.

— Но вы свободны и покамест живы.

— Мое оправдание до сих пор находится под покровом тайны. Что случилось? Почему Скваген-жольц изменил свое решение?

— Разве вам не хорошо от того, что последние годы жизни вы проведете не в тюрьме?! — резко спросил он, утратив всю вежливость. — Послушайте, чэр эр’Картиа. Буду с вами откровенен. Вы не любите меня, я не люблю вас, но даю вам совет — не влезайте в государственные тайны. Даже я не имею к ним доступа и удовлетворился теми же обтекаемыми и ничего не значащими формулировками, что и вы. Появились неопровержимые улики, и точка. Всего доброго, чэр.

Он ушел, оставив меня в одиночестве и задумчивости.

Я переоделся в костюм, в котором не стыдно показаться на люди, и пошел к западной проходной, той, что сразу выводила на Церковную набережную, менее многолюдную, чем центральный выход.

Старенький жандарм провел меня в хранилище, проверив выписанную эр’Хазеппой бумагу, достал из-под стола специальный ящик, истыканный блокирующими печатями, выдернул из крышки медные гвозди.

Меня тут же затопило ощущение невероятного облегчения, что я жив. Анхель, ненавидящая замкнутые пространства, забыв о своем раздражении, радовалась, что со мной не случилось ничего страшного.

— Ну, наконец-то! — ворчливо воскликнул Стэфан, когда я вытащил его из узилища. — Я уже начал предполагать самое худшее! Как ты смог их убедить?

— Потом, — односложно ответил я ему и попросил жандарма: — Снимите браслет.

— Кладите руку, чэр, — старик кивнул на аппарат.

Вновь зашипел пар, и я потер освободившееся запястье.

— Благодарю.

— Распишитесь в журнале.

Я взял гусиное перо, поставил автограф:

— Всего доброго.

— Всего доброго, чэр. Не забудьте пропуск. Отдадите его офицеру у выхода.

Теперь, немного отойдя от беспокойства за меня и понимая, что все гораздо лучше, чем она предполагала, Анхель затряслась от негодования. По ее мнению, у жандармов вообще не было причин задерживать меня и вести себя столь бесцеремонным образом. Стэфан как можно деликатнее напомнил соратнице, что она оттяпала лапу хапле, и сотрудники Скваген-жольца поступили еще очень демократично. Но Анхель проигнорировала его слова, с ожесточением сказав, что жалеет лишь о том, что не оттяпала паучихе голову.

Уже возле самого выхода я нос к носу столкнулся с Владом.

— Пересмешник! — пробасил он, «сверкнув» щербатой улыбкой, которая показалась мне немного неловкой. — Я услышал, что ты здесь с визитом.

— Встретил Фарбо по дороге? — я пожал его лапищу.

— Он мрачен и зол. Я слышал о Грее. Жаль его, хоть инспектор и был порядочным ершом. Всех мало-мальски важных персон вызвали на экстренное совещание подразделений. Судя по доставленному фиоссой сообщению, к нам присоединят серых.

— В данной ситуации это неплохо.

— Ты просто не знаком с Владимиром эр’Дви. Он пьет кровь, словно десяток завью.

Влад выше меня на полторы головы, шире в плечах и выглядит грузным, начинающим оплывать толстяком, мышцы которого постепенно превращаются в жир. Ходит он всегда осторожно, чтобы ненароком никого не задеть и не пришибить. Его руки, каждая толщиной с добрый жвильский окорок, без труда сгибают штуки пожестче подков, и о физической силе лучэра, который, как и мой славный дядюшка, избрал для своего жительства пустующую улицу в Темном уголке, ходят легенды. К тому же, несмотря на свои очень внушительные габариты, мой друг отличается удивительным проворством и реакцией. Однажды на спор он поймал за хвост мяурра, без труда прошедшего Круг Когтей. А это о чем-то да говорит!

Одет он, по обыкновению, неброско, а его коричневые ботинки как всегда не чищены.

— У тебя неприятности? — его гладкое, слишком красное лицо, чем-то напоминающее лицо младенца, которого лишили бровей, выглядело обеспокоенным.

— Нет. Ну, во всяком случае, я на это надеюсь, — сказал я, не спеша ничего рассказывать.

Он и сам обо всем узнает.

— Могу я чем-то помочь?

— Эр’Хазеппа уже взял эту почетную обязанность в свои руки, — улыбнулся я. — Как сам?

— Buvons, chantons et aimons,[24]как говорят жвилья, мой друг. Все как всегда. Работы, на мое счастье, немного. Рогэ скучает.

Я бросил мимолетный взгляд на торчавшую из-за широкого плеча друга длинную, оплетенную черной кожей, рукоять меча. Амнис Влада никогда мне не нравился. Эта надпись,протянувшаяся вдоль всего клинка — Jus vitae et necis[25]внушала мне некоторую… неприязнь.

— Хотел у тебя спросить — ты не в курсе, сейчас Скваген-жольц ставит на учет всех изначальных магов?

— Мало того. Quod principi placuit, legis habet vigorem.[26]Князь давно прибрал всех к рукам. А в чем дело?

— То есть таких, кто не на учете или не служит государству, не существует? — продолжал любопытствовать я.

— Послушай, Пересмешник, — нахмурился Влад, и его пепельно-серые глаза стали очень подозрительными. — Мне не нравится твой интерес. Что задумал?

— Праздное любопытство.

Он пронзил меня еще одним недоверчивым взглядом и расстегнул верхнюю пуговицу грубой рубахи:

— Знаю я, куда приводит такое любопытство.

Он заворчал, словно раздраженный медведь, и неохотно ответил:

— Я не лезу в дела департамента по учету магии Рапгара. Академия Доблести не любит праздного любопытства. Но насколько слышал разговоры — незарегистрированных не существует. Конечно, не все работают на нас, или армейских, или мэрию. Есть те, кто вышел на пенсию. Рогэ вот уточняет, что если маг прошел регистрацию, то та же Фиона эр’Бархен без труда проверит, использовал ли тот волшебство. Ты же знаешь, в последние годы все эти чудеса не на очень хорошем счету.

Я кивнул. Анхель, невзлюбившая Рогэ за то, что этот амнис со мной сделал, хранила ледяное молчание, хотя в былые годы они были не разлей вода.

— Надеюсь, я смог ответить на твой вопрос.

— Вполне, — сказал я, не став продолжать «допрос».

— Тогда я с твоего позволения пойду, — он промокнул вспотевшую лысину платком. — До встречи, Пересмешник.

— Доброго дня, Влад.

Он поспешил к лифту, а я пошел своей дорогой, на выходе показав пропуск дежурному и думая о том, что мы за те месяцы, что я обрел свободу, так толком и не встретились. Что, впрочем, и не удивительно при той смешной ситуации, что нам приготовила жизнь.

Мы не могли называться друзьями, скорее, очень хорошими товарищами, несмотря на то, что Влад был старше меня на пятнадцать лет. Мы многое делали по жизни вместе, часто встречались в одних шумных компаниях, играли в карты и, в общем-то, относились друг к другу с должным уважением. Пару раз я выручал Влада из неприятностей, однажды он не дал одному кохетту в Яме проломить мне голову железным прутом.

Затем случилось та неприятность в «Черном журавле», суд и казнь. Единственный палач лучэров Влад эр’Лио и его амнис — меч Рогэ, созданный для того, чтобы лишать таких, как я, благословения Изначального огня, выполнили вердикт суда и предписание Палаты Семи.

Я до сих пор помню глаза Влада — единственное, что не было скрыто черной маской. Он очень не хотел это делать, но не мог отказаться. Вся ситуация была достаточно жестокой по отношению к чэрам, которые хорошо знали друг друга.

После Влад несколько раз приходил ко мне в тюрьму, но беседы у нас так и не получилось. Он чувствовал свою вину в том, что убил меня, пускай и отсроченной смертью. Я пытался уверить его, что уж на кого не держу зла, так это на палача Скваген-жольца, но ему от этого не было легче.

В сложившейся ситуации мы стараемся избегать друг друга и не тревожить старые воспоминания. С учетом того, что Влад живет достаточно закрытой жизнью и почти не выходит в свет, это не сложно.

Я вышел на улицу, посмотрел на небо. Оно было таким же пасмурным, как мое настроение.

Глава 10

Данте

— «Лугг и Хаувер» производит хорошие модели, но не уверен, что имеет смысл использовать их в предстоящей дуэли. Точность на большом расстоянии тебе не понадобится. Здесь лучше хорошая убойная сила. Возможно, подойдет что-то из короткостволов. Но точно не «И-грех». Кохетты не умеют делать нормальные пистолеты. Та дрянь, что они продают малозанцам, опасна для самих владельцев, а не для их противников. Возможно, тебе стоит остановить свой выбор на «Нарэхе» и…

— Талер, заткнись пожалуйста! — попросил я его. — У меня от тебя сейчас голова взорвется. Ты совсем помешался на оружии.

Он нервно облизал губы и осторожно сказал:

— Я понимаю, что тебе тяжело, но хочу всего лишь помочь.

— Мне не тяжело. Мне невыносимо. Ты уже больше часа без остановки перечисляешь модели и особенности каждого из существующих в мире пистолетов. Умоляю тебя — оставь это. Я целиком и полностью доверюсь твоему выбору в этом вопросе, мой друг. Для этого совершенно не обязательно рассказывать мне родословную каждого оружейника.

На самом деле, настроение мое нельзя было назвать отличным. Как это говорится в Рапгаре — Талер подстрелил парочку подкинутых ему ворон. Разумеется, я не рассчитывал, что капитан Витнерс откажется от дуэли, и нисколько не боялся того, что должно было произойти. Истинному чэру не стоит бояться таких мелочей, как выяснение вопросов чести. Но я хотя бы рассчитывал на то, что вокруг нас не соберется толпа из богатых зевак. А именно это и случится по тому соглашению, что заключил старина Талер.

Дуэль назначена на завтра, сразу после боев на Арене, и будет проходить в Доме Чести, а худшего места просто не найти. Все, что творится внутри, станет достоянием всех любопытных Рапгара. Витнерс решил устроить показательный спектакль, и наивный Талер, в отличие от меня, счел эту идею превосходной.

— Думаю, это неплохая идея — свидетели. Никто не посмеет тебя потом обвинить, что ты ведешь нечестную игру.

— Я не рад, что с помощью магии картинку происходящего увидят все желающие!

— В этом есть свои плюсы. Когда ты победишь…

— То есть ты уже априори считаешь меня победителем? — удивился я.

— Ну… — он помялся. — Я на это надеюсь.

— Осторожнее с надеждами, они приводят к разочарованиям, — сказал я, наматывая себе на ладонь желтый платок Эрин.

Я часто думал об этой девушке. Не знаю, насколько был прав Владимир эр’Дви насчет нее и Колпаков, но мне вся эта история казалась полным бредом. Что-то здесь не сходилось. Я нюхом чуял какую-то фальшь.

— Меня несколько беспокоят твои навыки, Пересмешник. Когда ты последний раз практиковался в стрельбе?

— Вчера, — тут же, не думая, ответил я ему, и глазом не моргнув.

Скажи я что-нибудь иное, и он точно испереживается за мою дальнейшую судьбу.

— Ладно врать-то, — проворчал Талер и с тоской посмотрел на опустевшую тарелку, где совсем недавно лежала целая гора еды. — Слушай, можно еще кофе и сэндвич?

Несмотря на свою худобу, мой приятель лопает так, словно у него вместо желудка бездонная дыра.

— Конечно, — сказал я и позвал Шафью.

Она пришла, как всегда, босиком, облаченная в ярко-желтое сари, с серебряными браслетами на запястьях и щиколотках, пахнущая ароматическими маслами своей далекой страны. Талер тут же плотоядно на нее уставился.

— Попроси, пожалуйста, Полли накормить страждущего.

— Конечно, саил, — она стрельнула на Талера темными, густо подведенными сурьмой глазами и вышла.

— Как ты думаешь, полковник все-таки был прав?

— У тебя просто мания какая-то, — усмехнулся я. — Будь она ревари, мне пришлось бы повысить ей жалованье. Я в жизни не видел, чтобы она держала в руке нож.

Он разочарованно вздохнул и потер виски. Иногда мне кажется, что Талер вовсе не спит. Вот и сегодня он пришел в гости ни свет ни заря, подняв меня с постели. Кстати говоря — это еще одна причина, почему мое настроение нельзя назвать превосходным. Погода была не ах, и я собирался хорошенько выспаться.

— Я навел справки, капитан семь раз входил туда, один раз вернулся ни с чем, пять раз дело закончилось трупами, один раз — его ранением. Так что, в отличие от тебя, Витнерс будет там чувствовать себя, как дьюгонь в озере.

— Прекрасно понимаю.

— Два пистолета у каждого. По шесть зарядов в барабане и еще шесть патронов дополнительно. Пули на твой выбор. Никаких Обликов, никаких Атрибутов, никакой магии.

Вернулась Шафья с подносом, на котором стояла тарелка с яичницей, приготовленной с зелеными мидиями и лорскими травами, тосты с джемом, сыром «Парвэ» и яйцом, и полный кофейник. Талер степенно поблагодарил и не начинал есть, пока девушка не ушла. Все это время он пожирал ее восхищенным взглядом.

Мы проговорили еще минут сорок, когда мой друг вспомнил об очередном важном деле и вскочил с места:

— Увидимся завтра. На Арене. Катарина, кстати говоря, тоже будет. Спасибо за завтрак.

— Постой, — попросил я его, сходил в кабинет и вернулся с подарком:

— Твоя новая шляпа.

— О! — обрадовался он. — В точности, как моя прошлая! Даже еще лучше! Спасибо.

Довольный и сытый, он ушел, а я посидел в задумчивости еще с минуту, затем пошел в кабинет, обсудил со Стэфаном последние новости, убрал платок Эрин в стол и решил нанести визит в берлогу к старине Данте. Мы не виделись уже две недели, и я рассчитывал, что его пытливый ум хоть сколько-то поможет мне решить загадки. Обычно беседы с ним наводят меня на новые мысли.

В Дубовом зале я встретился с Эстер. Стафия заворожено смотрела на то, как с ветвей падают листья. Она у нас еще та созерцательница. Падающие листья, пламя на кончике свечи или капли воды заставляли ее предаваться размышлениям. Я бы дорого дал за то, чтобы узнать, о чем думает и что вспоминает фамильный призрак, но тактично ни о чем не спрашивал. Вот и сейчас неслышно прошел мимо, не потревожив ее.

Бласетт восседал в холле, перед дверью, сторожа неуловимых преступников и раскладывая на шахматном столике карты.

— Смотрю, твои руки не забыли прежних навыков, — сказал я ему.

Он подскочил, поправил пенсне, стараясь скрыть смущение. Уши у него стали такими же бордовыми, как парадные мантии сынов Иенала.

— Старые привычки тяжело забыть, чэр. Порой до сих пор еще тянет сыграть. Я гораздо более слаб духом, чем вы.

Я ничего не сказал старому шулеру. Не было нужды, да он и сам все понимал. Прежние страсти требуют обуздания, и не всегда возможно набросить на них крепкий поводок.

— Когда вы вернетесь, чэр?

— Не могу сказать, Бласетт. Не раньше обеда.

Он взглянул на часы:

— Хорошо, чэр. Я передам Полли насчет обеда. Доброго дня.

— Доброго дня, Бласетт.

Он распахнул дверь, секунду ошеломленно молчал, разглядывая гербарий из осенних листьев, нескольких кусочков отбитого кирпича и лопнувшего рыбьего пузыря, а затем со страданием в голосе произнес:

— Это крысы, чэр. Несомненно, гадские крысы.

— Ты так считаешь? — я поднял бровь и перешагнул через мусор на крыльце. — Меня начинает интересовать, кому я так мелочно насолил, если он так мелочно пачкает мою окружающую действительность.

Бласетт кликнул Эстер, возмущаясь, отчего она, хранящая дом, никак не может поймать гнусного хулигана, но стафия так и не появилась. Ее работа — ловить тех, кто забрался в особняк, а не тех, кто шныряет по улице.

Выйдя из ворот, я посмотрел на пряничный домик чэры эр’Тавиа и, конечно же, обнаружил, что почтенная дама наблюдает за мной в окно. Я снял шляпу, приветствуя старую леди, и как всегда не дождался никакого ответа.

— Старая вешалка, — проворчал Стэфан. — Совсем выжила из ума. А в молодости она была писаной красавицей.

— Охотно верю, — я подождал, когда мимо проедет повозка, груженная строительным мусором.

Рабочие продолжали безжалостно разламывать старый дом в конце улицы.

Миновав несколько парков, где почти не было людей, я вышел на широкий проспект, ведущий в сторону Академии Точных Наук, и добрался до трамвайной остановки, хотя у меня была возможность несколько раз взять свободные повозки.

Стал накрапывать мелкий дождь, несколько незначительных капель упали мне на шерстяной пиджак. На остановке, под навесом, скопился целый выводок лохматых детишек ка-га. Они отчаянно пищали и играли в игру «выпихни соседа под дождик». Один из них, с тяжелым школьным ранцем за плечами, вылетел из толпы, точно пуля, плюхнулся на рельсы. Тут же вскочил и с разгона, словно снаряд, влетел в кучу товарищей. Некоторые из них, не удержавшись на ногах, с визгливым хохотом, шмякнулись на мостовую. Возня продолжилась, но дождь, так и не успев начаться, прекратился.

— Свежие ужасающие новости! Ночной Мясник снова вышел на охоту! Кошмарное предсказание таинственного пророка исполнилось! Скваген-жольцу нанесли звонкую пощечину!

— Купи газету! — попросил Стэфан.

— Зачем? Мы и так знаем, о чем там пишут, — возразил я ему, но все-таки подозвал продавца и приобрел «Время Рапгара».

— В Скваген-жольце утечка, — сказал я, изучив первую полосу, — эр’Хазеппе следует проверить своих сотрудников. Кто-то продает информацию журналистам.

— Не удалось утаить убийства? — рассмеялся Стэфан.

— Вот именно. Теперь весь город знает, что Мясник не успокоился и зарезал следователя, который вел его дело. Думаю, Гвидо ждут большие неприятности.