Чтение 32–й страницы книги ~Пересмешник~

Вот только будет ли он мне нужен?

Гвидо помолчал, глядя в одну точку, и начал историю с того, что сказал:

— Когда тебя нашли в луже крови рядом с трупом чэра Малькома эр’Фавиа у тебя в руке был нож. То, как был убит зять Князя — я до сих пор вспоминать не хочу. Никто не выдвигал тогда теорий, почему ты потерял сознание. Увидев, что произошло с мертвецом, никто больше не интересовался твоим состоянием. Ты сам думал о том, что случилось?

— Меня оглушили. Чем — не знаю. Возможно, магией, — тихо сказал я, вспоминая окутавший меня свет. — Я говорил об этом Фарбо и Грею.

— Не хочу топтаться на своем позоре и ошибках моих подчиненных. Нас гнали и торопили как можно быстрее завершить дело. Князь стоял на своем. После того, как я намекнул ему, что следует остудить голову, и не гнать коней, потому что нам нужно время, чтобы разобраться что к чему, он едва не разорвал меня на части. Что мне оставалось делать?

Если он ожидал сочувствия, то я ничем не мог ему помочь. Шесть лет в одиночной камере — долгий срок. А потеря жизни, точнее того шанса, той вероятности состариться, которая есть у всех, как-то делает меня чуть более черствым к тем, по чьей вине, пускай и косвенной, меня отвели к палачу.

— После того, как тебя казнили, и все закончилось, наш отдел еще где-то полгода стоял на ушах. Но постепенно все успокоилось. А затем произошло новое убийство, как две капли воды похожее на то, в котором обвинили тебя.

Я вскинулся и подобрался, услышав это и уже начиная понимать, что последует за его словами, узнал откровение:

— Чэра эр’Фавиа убил Ночной Мясник.

Над моей головой лопнула струна. Кажется, я засмеялся, хотя сейчас мне хотелось лишь одного, разнести эту комнату к сгоревшим душам. Перед глазами у меня стояла картина из ночного переулка. Кровь и останки Грея.

— Кажется, я понимаю, почему Князь испытывал такое бешенство, когда увидел, что стало с мужем его дочери. Со мной еще поступили гуманно, а, Гвидо? Могли бы и придушить в первую ночь после ареста, — наконец, тихо произнес я.

Я сложил руки на груди так, чтобы он не видел, как сильно дрожат мои пальцы. Эр’Хазеппа встал, загремел стеклянными графинами, коих здесь было в достатке, и налил мне полный стакан виски. Я проигнорировал его, и постарался дышать ровно и глубоко.

Ночной Мясник — насмешка моей судьбы.

— Именно поэтому меня отпустили? Из-за второго убийства? — наконец, спросил я эр’Хазеппу. — Это ваша веская причина?

— Не совсем, — неохотно ответил он. — Мы не могли исключать, что действовал твой сообщник, Тиль. Или же просто подражатель, хотя последнее было почти невозможно —детали смерти эр’Фавиа знали всего лишь несколько человек. Князь строго-настрого запретил оглашать подробности. Когда это случилось во второй раз, все стали бегать чуть ли не по потолку, но не обнаружили никаких следов. Убийство произошло в доме. Так что нам удалось и его скрыть от общественности. Грей и Фарбо не сомневались, что это кто-то из твоих компаньонов, хотя у меня было иное мнение. Я донес эту информацию до Княжны. Она была вдовой и имела право знать.

— А что Князь?

— Он не возражал.

— Но не стал подписывать помилование? — нехорошо усмехнулся я.

— Верно. Он вообще считал, что ты к тому времени уже умер.

— И что же изменило его решение?

— Следующая смерть.

Я ошарашено уставился на эр’Хазеппу:

— Сколько всего убийств вам удалось скрыть от общественности, Гвидо?

Бывший начальник Скваген-жольца пожевал губами, словно прикидывая, стоит ли говорить об этом. Затем посмотрел мне в глаза, кажется, понял, что я чувствую, и ответил:

— Шесть, если не считать мужа Княжны.

Я присвистнул:

— Потому что они происходили в домах?

— Верно. Нам повезло, что никто из свидетелей так и не предал это огласке. Одно было в Небесах, два в Олле, еще одно в Сердце и два в Каскадах.

Я кивнул:

— Пожалуйста, продолжай.

— Когда случилась вторая смерть, это был отец чэры эр’Раше… ведь ты знаком с ней?

— Верно.

— Тогда я уже знал, что ты ни при чем. И попытался пропихнуть твое помилование к Князю на стол. У меня, представь себе, это получилось. Точнее не у меня, а у Княжны. Она настояла на твоем освобождении. Князю некуда было деваться, потому что когда он подписывал бумаги, убили еще одного из той шестерки. Тут даже тупица поймет, что ты не виноват.

Очень странная штука жизнь — кто-то потерял ее, а другой из-за этого смог получить свободу.

— В общем, тебя выпустили, хотя официально и не назвали причин. На следующий день произошло очередное убийство, через три месяца — еще одно, и через пять — последнее. А теперь все началось снова. Он вошел во вкус.

— Фарбо все равно считал меня виновным?

— До сих пор считает. И Грей тоже так считал. Им не по нраву было признаться даже самим себе, что они ошиблись. Не каждому хватит на это духа.

Мое лицо, наверное, выражало слишком глубокое презрение, и Гвидо понимающе улыбнулся, а я, глядя на хрустальный шар-люстру, сказал:

— Вот почему Фарбо встречал меня на вокзале и пытался проверить мое алиби. Он считал, что я вновь принялся за старое. Тупоумный… недалекий… ублюдок. Грей следил за мной в ту ночь? Да?

— Верно. Пытался вывести тебя на чистую воду, хотя я ему и говорил, что это пустая потеря времени.

— Бедняга искал Ночного Мясника, а вместо этого тот нашел его.

Эр’Хазеппа сочувственно цокнул языком:

— Одного не понимаю, Тиль. После убийства эр’Фавиа прошло целых шесть лет прежде, чем он вновь принялся убивать. Почему столь долгий перерыв? Чего он ждал?

— Наверное, того, когда сгорит психиатрическая клиника Святого Лира, и он выйдет на свободу.

Он уставился на меня во все глаза, открыв рот от удивления, и мне пришлось поведать ему о своих догадках об убийце и пророке.

— Сказал бы ты мне об этом раньше, парень! — Гвидо вскочил и забегал по комнате.

— Я понял это только сегодня.

— Ну ничего! Это уже что-то! Возможно, получится зацепиться. Выходит, его упекли почти сразу же после того, как он убил эр’Фавиа. Я подниму старые дела, отчеты патрульных жандармов, может, там говорится что-то о странных сумасшедших.

Гвидо говорил так, словно вновь стал начальником Скваген-жольца. Что хорошо в эр’Хазеппе — он не боится теней неизвестности и не собирается отступать перед ними. Возможно, у него все-таки получится завершить дело, растянувшееся на долгих семь с половиной лет.

Я был бы рад этому.

Глава 23

Клевер Всеединого

Я стоял на мосту, переброшенном между Небесами и Золотыми полями, и смотрел на черно-бурую воду пролива. Спокойные волны шелестели о гранитную набережную и разбегались перед носом паровой лодчонки. Она деловито пыхтела, неспешно ползя вперед, и ее старенькие, уже пережившие себя колеса, невесело хлопали по воде.

На рубке, вокруг вяло мигающего красно-зеленого фонаря, водили хоровод ребята из маленького народца. Заметив, что я смотрю на них сверху, они завизжали от восторга и замахали мне руками. Я, продолжая думать о своем, ответил на их приветствие.

Стэфан и Анхель быстро-быстро общались между собой на языке амнисов. Они обсуждали новости, которые я им принес.

Ночной Мясник… Я даже не мог предположить, что убийца так тесно связан со мной, что именно он ответственен за все, что случилось. Он где-то здесь, в Рапгаре. Дышит тем же воздухом, что и я. Возможно, ходит по тем же улицам, гуляет в тех же парках, посещает те же рестораны. Неизвестный, из-за которого я почти что мертв, где-то рядом. Именно о встрече с ним я мечтал в долгие дни заключения. Именно его имя искал в некрологах ежедневных газет.

Теперь я хотя бы знаю, кто виноват и является первопричиной моих бед. Осталось лишь найти его, а после… пусть мне и дальше говорят, что мести нет, и она всего лишь иллюзия больного разума, за которую не стоит цепляться.

Стэфан осторожно кашлянул и поинтересовался:

— Как ты, мой мальчик?

— Со мной все хорошо. Просто задумался.

Воздух был таким холодным, что обжигал щеки, несмотря на полное безветрие. Кожу кололи едва уловимые глазом микроскопические кристаллики льда. Того и гляди пойдет настоящий снег. Бэсс оказалась права — погода катастрофически портится, хотя осени еще далеко до окончания.

Я поплотнее замотал шарф, надвинул шляпу на брови. Пора отправляться домой. Я простоял на мосту больше двух часов. Мальчишки-газетчики носились по улицам и горланили, не боясь застудить глотки:

— Война! Война! Катастрофа в проливе Ардэк! Уничтожен Второй флот! Князь объявил Малозану войну! В городе грозовая ситуация! Пойманы шпионы Малозана! Война! Война!

Я тоже купил газету, но читать не стал и сунул ее подмышку. Идти до трамвая было далеко, и хотя я любил его гораздо больше, чем экипажи, на этот раз остановил коляску, залез на сиденье и сказал вознице адрес.

— Если Князь не дурак, он сегодня же выведет гвардию из казарм и отправит на Ничейную землю. Иначе к утру от малозанского района мало что останется, — сказал Стэфан.

Я смотрел на свинцово-синее, гаснущее небо. Облака напоминали своим видом могильные плиты, которые вот-вот рухнут на Рапгар и похоронят его под своим весом. Беседовать мне сейчас совершенно не хотелось, но я все-таки ему ответил:

— Вот уж за кого тебе не стоит беспокоиться, так это за малозанцев. Они сами на кого хочешь нападут. К тому же, думаю, мэр уже отдал распоряжение жандармам выдвинуться на их территорию.

— Ты не знаешь людей, мой мальчик. Как только стемнеет, в городе найдется масса патриотов, которые решат помочь нашим войскам. Малозанцев и так-то в последнее времяедва терпели, а теперь точно начнутся погромы. Не остановишь. И ты прав на их счет. У них всегда в подвалах горы оружия, так что если только власть проспит, на южных окраинах развернется полномасштабная битва.

Он прав. Стоит кому-нибудь из малозанцев пальнуть, и без того озлобленные люди рассвирепеют настолько, что их уже будет не остановить. Но, если честно, мне, по большему счету, сейчас все равно.

Я залез в карман пальто, вытащил вскрытый конверт, в котором мне вручили приглашение к Князю. Мне захотелось выбросить его, но я решил не добавлять дворникам работыи убрал обратно. Почти минуту пребывал в задумчивости, не понимая, что меня смущает. Затем поспешно вытащил конверт снова и посмотрел на печать.

Как назло, из-за начавшихся сумерек, я не мог различить детали, и поэтому пришлось привстать, чтобы оказаться возле фонаря, висящего рядом с возницей.

— Разворачивайся, милейший! — сказал я, убедившись, что оказался прав.

Я назвал адрес Данте, кучер недовольно посмотрел на меня, но услышав, что получит двойную цену, больше не колебался.

— В чем дело? — забеспокоился Стэфан. — Все в порядке?

— Да! Все замечательно! — я чувствовал, как на меня накатывает предчувствие, являющееся прелюдиейазарта.

Того самого чувства, которое я давным-давно потерял и считал, что оно никогда уже ко мне не вернется. Кажется, я вновь был в игре, но только на этот раз игральный столбыл куда больше, и ставкой оказались не деньги.

— Может, ты объяснишь? — амнис был раздражен моими чудачествами. — Я бы на твоем месте не выходил на улицу сегодняшней ночью. Конечно, если случатся волнения, то они произойдут на том берегу, но всегда найдется тот, кто готов воспользоваться оказией…

— Помолчи, пожалуйста. Мне надо собраться с мыслями.

Он обиделся, а я закрыл глаза и попытался вспомнить. Сложить все увиденное в одну полную картинку. Получалось не слишком, потому как было полно белых пятен, но, как сказал эр’Хазеппа, «возможно, получится зацепиться».

Когда коляска остановилась, я, не глядя, сунул вознице несколько банкнот и вылез.

— Данте… Какой сгоревшей души тебе понадобился Данте?! — недоумевал Стэфан. — Эй! Да что с тобой такое, Тиль?! Ты вообще меня слышишь?!

— Я кое-что нашел. Кажется. Давай, расскажу, когда увижу Данте, чтобы два раза не повторять одно и то же. Хорошо?

Толкнув плечом не запертую калитку, я быстрым шагом дошел до особняка. Оба постамента по бокам лестницы были пусты. Из мрака послышался хруст, и на свет вышла горгулья.

— Привет, Зефир.

— Я Ио. Давно пора бы уже запомнить! — обиделся амнис.

— Другому будешь рассказывать. И можешь не прятать руку за спину. Я видел отбитый мизинец.

— Тебя не проведешь, — огорчился тот. — Привет, Не имеющий Облика. Какими судьбами на ночь глядя?

— Хозяин дома?

— Вроде как… да. Надо у Ио спросить.

— Где ты его потерял? — спросил я, уже взбегая по лестнице.

— Территорию патрулирует. Эй! Эй! Оставь газету! Пожалуйста!

Я кинул «Время Рапгара» горгулье, стукнул в дверь, дождался, когда ее распахнет дворецкий.

— Чэр эр’Картиа, добрый вечер.

— Здравствуй, Марлан. Мне нужен твой хозяин. Срочно.

— Позвольте ваше пальто и шляпу.

Данте нашелся в подвале. С непередаваемой мукой на лице он ходил мимо бесконечных рядов винных бутылок, и моему появлению нисколько не удивился, но тут же пожаловался:

— Не могу выбрать подходящего пойла к ужину. Гастон приготовил великолепную утку с жвильскими улитками. Требуется что-то легкое, с яблочным букетом.

— Забудь о вине! Мне нужна помощь.

— Я внимательно тебя слушаю, Тиль, — он с тоской смотрел на винные залежи. — Кстати, где ты потерял Бэсс?

— Она у меня дома. Помнишь те книги, что я тогда видел у тебя на столе? Ты их нашел в шкафу и подготовил на продажу. Они еще у тебя?!

— Тише, мой друг. Тише. Нет повода так нервничать. Если ты так сильно хочешь читать, то нет ничего проще. Все что мое — твое. Книги до сих пор валяются наверху. Покупатель так и не удосужился за ними зайти.

— Идем, ты мне нужен.

— Сколько прыти, — проворчал он, взял первую попавшуюся бутылку, затем, на всякий случай, еще одну и поспешил за мной. — В чем, собственно говоря, дело? Ты чего такой взбудораженный?

По пути, буквально в двух словах я рассказал ему о пророке, своих догадках и визите к Князю. С его лица разом пропала всякая ирония, и он стал внимательным, как никогда.

— И при чем тут макулатура?

— Сейчас увидишь.

Стопка книг лежала там же, где и раньше. Интересующий меня том оказался самым верхним. Я схватил его и показал Данте.

— Да, «Дорога на возвращение», — кивнул он. — Ты тогда ею интересовался. И что?

— Присмотрись к рисунку, — я ткнул пальцем в странный, почти стершийся от времени многоугольник. — А теперь посмотри вот на это!

Я протянул ему мятый конверт с Княжеской печатью.

— Ну, да, — он равнодушно пожал плечами. — Они идентичны. Это основа княжеского герба, не хватает только Цапли. Символ достаточно древний, восходит ко времени Всеединого. Какое открытие ты совершил, и при чем тут Ночной Мясник?

— Он просто переутомился… — начал было Стэфан, но я зарычал на него и бросился к книжному шкафу.

Данте лишь усмехнулся и откупорил одну из двух винных бутылок. Роясь на полках, я сказал:

— У тебя здесь настоящий бардак.

— Разумеется! — ничуть не обиделся он. — Я прочитал их еще лет девяносто назад и не слишком часто возвращаюсь к уже изученному. Что тебе нужно?

— Карту города.

— Оставь бесплодные поиски. Она вот здесь, о великий детектив. Мы будем разыскивать сокровища?

Данте с поклоном протянул мне свернутую в трубку карту Рапгара, и его глаза насмешливо сверкнули.

— Не совсем.

Я расстелил ее на столе, спросив:

— Есть какая-нибудь мелочь?

— Завалялось немного, — он порылся в ящике и высыпал на стол золотые соуры старой чеканки. — Правда, не знаю, насколько это можно назвать мелочью.

Я уже начал раскидывать монеты на карте, и в какой-то момент мой друг перестал говорить о пустяках, а Стэфан понимающе ахнул.

— Что думаешь? — повернулся я к лучэру.

— Ну, если монеты правильно соединить между собой линиями, то получится почти тот же многоугольник. Хотя не тот. Не хватает еще двух точек. Здесь и вот здесь, — он указал в район Холмов и «хвоста» острова Рыбы.

— Верно. Подобную карту, только гораздо менее точную, я сегодня видел у своего обожаемого дядюшки.

Он сжал губы, показывая тем самым, что удивлен моей встрече со Старым Лисом.

— Помнишь, ты как-то сказал, что зло хаотично? Но это не так. У этого зла, мой друг, есть четкая система. Монеты отмечают места, где Ночной Мясник совершил убийства.

— По-ни-маю, — протянул Данте и хрустнул пальцами. — Он выкладывает знак Князя в городе. Но зачем?

— До того, как стать княжеской, эта фигура использовалась еще пару тысяч лет. Ее связывали с волшебством! — влез в разговор Стэфан.

— А подробности? — тут же вскинулся Данте.

— Никогда их не знал. Это следует спрашивать у изначальных магов.

— О чем эта книга, Данте? — я указал на тяжелый том.

— «Дорога на возвращение»? Старые городские легенды, история всех высокородных семей, в том числе и Князя, легенды о становлении государства. Немного интриг, немного убийств, немного союзов и предательств. Все как всегда, — он пожал плечами. — Ну, еще и страшные сказки на ночь для самых маленьких. О сгоревших душах, о гневе Всеединого, о Двухвостой кошке, о первых Князьях, их пробуждении и прочих ужасах.

— Это для тебя сказки, — Стэфан не согласился с Данте. — Для всех остальных — достаточно серьезная, пускай местами и спорная, хроника темной старины. Ты еще слишком молод, чтобы это понимать.

Данте совершенно по-мальчишески ухмыльнулся и развел руками:

— Лично меня книга оставила равнодушным. Хотя пара историй из нее, прочитай я их в детстве, заставили бы меня залезть под кровать.

— Стэфан, возможно, ты сумеешь помочь? Ты что-нибудь можешь сказать про этот знак? Чего добивается Мясник?

— Я… знаешь, мой мальчик, слишком много символизма и легенд вкладывается в него…

— Помолчи, Стэф! — оборвала его внезапно заговорившая вслух Анхель. — Твоя память, как дырявое решето. Я прекрасно помню, как твой прадед читал такую книгу, Тиль. Мы долго ее обсуждали, но об этом я расскажу немного позже. Что касается знака, то это — основа печати Изначального огня, только гораздо более сложная, чем та, что используют сейчас. Фигура называется Клевер Всеединого, и цапля с лотосом[38]с ней и рядом не стояли. В ее изначальной сути заложена очень мощная первородная магия.

— Зачем она нужна убийце?

Данте усложнил мой вопрос:

— Что будет, если такой знак окажется на городе. Пускай и в образной проекции?

— Обычно его использовали, чтобы запирать первых из моего народа. Такую печать невозможно сбросить никаким способом. Амнисы были вынуждены вечно служить своим хозяевам. Но их никогда не делали из крови. Кровь, наоборот, освобождала нас. Стоило начертить знак на предмете кровью, и оковы падали.

— Разумеется, требовался и сложный ритуал, — вставил Стэфан. — К тому же это происходило раньше. Теперь, когда волшебники используют цаплю и лотос, освободить амниса невозможно.

— А что возможно?

— Мы не знаем, Тиль.

— Ты говорил, что Ночной Мясник написал на стене «домой» на старом языке лучэров? — спросил Данте, листая «Дорогу на возвращение».

— Верно. Об этом и в газетах писали, — подтвердил я.

— Не имею такой привычки, читать о кровожадных ублюдках, — скривился тот. — Насколько я помню, в «Слезах Белатриссы» ты довольно подробно повторил мне то, что сказал вам с Талером пророк. Цитирую: «…красный дождь прольется с небес, прежде, чем Ночной Мясник распахнет дверь», и что у этого психа «навязчивая идея — пройти по дороге до конца». Верно?