Чтение 10–й страницы книги ~Племя~

— Но они остались без дома вождя, им негде укрыться в случае нападения, — продолжал выспрашивать Посланник Богини, старательно отлавливая в сознании собеседникавспыхивающие и гаснущие огоньки ассоциаций. — Почему они не сделали попытки сохранить его себе?

— Дом чужой, — повторил туземец. — Они не должны так поступать.

Насколько понял правитель, право победителя забрать все имущество и семью побежденного подтверждалось не только обычаем, но и местными методами ведения войны.

Как правило, нападающая сторона обкладывала врага снизу, не допуская к воде, а значит к пище. Основной ущерб при этом наносился алтарям и домам младших членов клана, брошенным на произвол судьбы. Затем начиналось противостояние упрямства: то ли нападающим надоест бессмысленно в лодках качаться, то ли засевшие в доме вождя проголодаются.

При этом осажденные имели возможность забрасывать врагов сверху вниз всякими тяжелыми предметами — орехами, заготовленными для строительства жердями, кухоннымиотбросами; или даже обстреливать из луков длинными «рыбными» стрелами.

Кроме того, случались случаи контратаки — когда осажденные неожиданно спускали лодки и атаковали расслабившегося врага, или когда к ним на помощь приходили союзники. Ну, а если в доме вождя заканчивались припасы — осажденным приходилось сдаваться на милость победителя, и уж тут нападавшие отыгрывались по полной программе: всячески унижали побежденных, избивали, насиловали их женщин, грабили. Правда, до убийства пленных дело доходило крайне редко, а про рабство в морском лесу не знали вовсе. Симпатичных женщин из разгромленного клана победители могли забрать с собой против их воли, но, входя в дом поработившего ее воина, пленница приобретала все права обычной жены.

Случался и более жестокий вариант войны: когда до крайности озлобленные нападающие лезли на опорные деревья домов, терпя наносимые почти в упор удары, не обращая внимания на раны, очень часто погибая — и резали мечами обвязку полов. Полы проваливались вместе с защитниками, их добивали в воде, потом забирались наверх к ближайшим мосткам и разбегались по дому. Тут врагов уже не насиловали и грабили — им вспарывали животы и резали глотки.

Подобные жестокие схватки случались между кланами крайне редко, и их всячески старались избегать все. Но один из самых простых методов озлобить до крайности врага— это незаконно овладеть его собственностью. Например, прокрасться в дом во время отсутствия хозяина — без честного объявления войны, назначения часа нападения, предложения поединка. Тут уж против нарушителя обычая поднимались все соседи, а недавние друзья и союзники — отворачивались навсегда.

Сейчас дом Сирапа принадлежал Нефтис. Попытаться обогнать ее и занять жилье первыми — значит накликать на себя жестокую войну. Другое дело, если бы она сама поленилась забрать добычу, тянула бы несколько часов с раздумьями. Вот тогда подобрать бесхозное — святое дело.

Клану Ореховых Стержней приходилось выбирать между позором и смертью для своих семей… Но позор постепенно забывается — оказаться побежденным может каждый, к тому же не зазорно просто сбежать от победителя, а вот смерть…

Все эти правила поведения не являлись принятым и обязательным законом — они подразумевались.

Как подразумевалось то, что воины убитого вождя поплывут не торопясь, а победители успеют к добыче первыми, и будут потом радостно дразнить проигравших.

Но уж если бы Ореховые Стержни никуда не торопясь вернулись первыми, вот тогда извините. Претензий быть не может, а недовольные пусть высказывают обиды, требуют компенсации, объявляют войну…

Пироги начали грустно расплываться от дома вождя в стороны, по своим хижинам с дурной вестью, а воины Рыжего Носа, совершив необходимый ритуал, вернулись к застолью, и теперь уже расслаблялись во всю, поглощая моркху кувшинами, а жареную рыбу — вместе с костями.

Жувия, видя как целеустремленно новые хозяева начали лапать сестру Сирапа, выскользнула наружу.

Она хотела немного напоить дочурку моркхой, чтобы та не просыпалась ночью. Разраженные плачем чужого ребенка победители могли запросто выбросить малыша в окно, в море. А самой ей предстояла тяжелая ночь, подойти к своей малышке она не сможет.

— Устал я что-то, — поднялся Посланник Богини. Принимать участие в туземном празднике обжираловки и насилования ему не хотелось. — Пойду в главную хижину, в спальню.

— Ну как же, гость мой?! — обиженно округлил глаза Рыжий Нос. — Ведь веселье только начинается!

На самом деле, в душе, вождь обрадовался. Он надеялся, что гость из моря заберет с собой воительницу — вдруг в ней проснется женская солидарность, и она наложит рукуна добычу в самый неподходящий момент. Без гостей будет спокойнее, — считал туземец, а потому Найл упрямо тряхнул головой:

— Устал. Хочу мягкой постели и тишины, и больше ничего.

— Тогда увидимся утром, мой друг. Теплой тебе ночи.

Найл поморщился. Почему-то каждый раз, когда кто-то хотел использовать его в своих интересах, то тут же начинал называть Посланника «другом».

Но вслух правитель, разумеется, говорить ничего не стал — только кивнул и в сопровождении Нефтис и Айвана отправился по мосткам в спальную хижину.* * *

Утро настало с осторожного прикосновения к плечу — ощутив движение воздуха, правитель резко извернулся, выхватывая из-под подушки меч, вскочил на тюфяке, выставивклинок перед собой, и только тогда осознал смысл произнесенной фразы:

— Проснитесь, мой господин.

Перед ним стояла, расставив ноги, Жувия, с красными от бессонницы глазами, разодранными в кровь коленями, синяками на обоих плечах и обширным кровоподтеком на боку.

— Ты все еще голая? — удивился Найл, опуская оружие.

— Вы не желаете развлечься со мной, мой господин?

— Что это тебе в голову взбрело? — если Посланнику Богини не хотелось этого вечером, пока вдова Сирапа выглядела более-менее прилично, то уж теперь — и подавно.

— Я желаю доставить вам удовольствие…

Никакого удовольствия женщина больше никому доставлять не хотела. У нее страшно болела промежность, ныла спина, колени, саднил бок.

Больше всего ей хотелось спрыгнуть с мостика вниз и утопиться, прекратить эту муку раз и навсегда — с что тогда будет с маленькой дочкой? И потому, когда одуревшим от еды, насилия и моркхи победителям взбрело в голову, что она должна развлечь гостя из моря, Жувия покорно пошла в свою бывшую спальню.

— Я желаю доставить вам удовольствие, мой господин.

На самом деле она говорила не «мой господин», а совсем другие слова, но словосочетание несло эмоциональную окраску полной, безграничной, рабской покорности.

— Твой господин не я, а вот она, — кивнул Посланник на спящую в углу Нефтис. — Это она теперь хозяйка дома и всего, что есть в нем.

— Я должна доставить удовольствие ей? — похоже, после прошедшей ночи в сознании Жувии произошел некий сдвиг, начисто лишивший ее рассудка.

— Полезай-ка ты в детскую яму, — решил Найл. — И чтобы я тебя больше не видел!

— Совсем? — испугалась пожизненного заточения женщина.

— До обеда, — отрезал правитель и наклонился над своей телохранительницей. — Ай-яй-яй, Нефтис. Пропустила чужого человека к самому моему изголовью. А вдруг это вражеский лазутчик?

— М-м, — сонно потянулась стражница, приоткрыла глаза, увидела над собой Найла, улыбнулась, закинула руки ему за шею и потянула к себе.

Она еще не совсем понимала, что находится в реальном мире, а не в мире грез, и считала, что все еще находится во дворце Смертоносца-Повелителя, куда слуги допускаются только для того, чтобы принести пищу охранницам или накормить собою проголодавшихся пауков.

Там, в далеком прошлом, любая женщина при желании могла обратить внимание на мужчину, поманить к себе — и неполноценное двуногое существо млело от счастья, доставляя повелительнице плотское наслаждение.

Как это всегда случается по утрам, член правителя набрал твердость, словно давно ожидая именно такого момента, нормальное желание нормального молодого человека пересилила супружескую верность, уже нарушенную прошлой ночью — и Найл тоже рухнул в то далекое время, когда стражница не только верно охраняла его тело, но и овладевала им.

Он вошел во влажное лоно, а разум его, уже давно привыкший находиться в мысленном контакте с окружающими сознаниями, обрушил на Посланника Богини целый сонм фантасмагорических образов, рождающихся в спящем мозгу женщины.

Ей казалось, что она стала лебедем — не бабочкой или стрекозой, а именно белым лебедем, последнего из которых сожрали плавунцы много сотен лет назад.

Она распахивала широкие крылья, и взлетала, поднималась к небу, к солнцу, с каждым взмахом наполняясь бесконечным счастьем, причем счастьем алым — сочного, яркого прозрачного алого цвета. Полет продолжался над красивым зеленым миром, и крылья становились шире, мощнее, они застилали весь свет, пока наконец огромное наслаждение не разорвало их изнутри, осыпавшись вниз мелкими серебристыми искрами.

В мире грез наступил вечер, подступили сумерки — но они принесли не грусть, а тихую радость покоя…

Найл поднялся, перебрался на свой широкий тюфяк, прикрылся одеялом и громко, сладко потянулся:

— Хорошо-то как! Ого, кажется, светает?

От его голоса зашевелились Айван и Нефтис, стали подниматься. Посланник надел тунику, перекинул через голову перевязь меча, наклонился за щитом, но поймал пристальный взгляд стражницы и остановился:

— Что с тобой, Нефтис? Плохой сон приснился?

— Нет, мой господин. Хороший.* * *

Во входной хижине все еще продолжался праздник. Трое воинов вместе с вождем заплетающимися языками обсуждали, как они разгромили на Безрыбье не меньше пяти кланов, посмевших возвысить свой голос против великого Рыжего Носа, и обещали разгромить еще столько же, если те не признают его право на первый голос совета. Судя по запаху, ходить до туалета сил у воинов уже не осталось, и они мочились либо под себя, либо рядом, прямо на мостики.

Трое остальных членов клана Рыжего Носа валялись у стола — один ухитрился заснуть с крабовой клешней во рту. Рядом с люком лежала девушка…

Поначалу правитель решил, что она мертва, но различил вдоль тела зеленоватую ауру и успокоился: не только жива, но и здорова. Скорее всего, ей повезло вовремя потерять сознания, и никто особо над ней не изгалялся.

— О, мой друг Найл, — расплылся в улыбке вождь. — А мы тут думаем, надо…

Что именно «надо» туземец к концу фразы забыл. Он запнулся и напряженно наморщил лоб.

Гости из открытого моря расчистили место вокруг стола, расселись и начали завтракать: несмотря на старания, семеро туземцев так и не смогли запихнуть в свои желудки все предложенное угощение.

А Найл уже успел послать мысленный импульс кораблям, чтобы они двигались вдоль леса на юго-запад, надеясь перехватить их здесь, ближе к устью реки, и торопился отправиться в путь.

— Рыжий Нос, ты меня слышишь? — окликнул он соловеющего на глазах туземца. — Отсюда далеко до границы леса, до открытой воды?

— Если до Гладкого моря, то дня два пути, — вскинул голову вождь, — а если до Открытого, то два часа. Но можно и за полтора часа. А если я посажу своих гребцов, то за час. А если сам…

Как быстро Рыжий Нос сам сможет добраться до Открытого моря, выяснить не удалось, поскольку он внезапно смолк и завалился на бок, на плечо уже спящего воина.

Найл потянулся за кувшином, налил себе чашку моркхи и задумался.

Если от вод клана Рыжего Носа до Безводья они плыли почти полтора дня, а от Безводья сюда гнали пироги с максимально возможной скоростью, то получается, что он опережает флотилию почти на два дня пути — тяжелые корабли двигаться быстрее легкой долбленки не способны. Значит, торопиться закончить завтрак ему ни к чему, отправляться в путь раньше завтрашнего полудня смысла нет.

Так что придется торчать еще больше суток среди всего этого безобразия.

— Ну-ка вставай, хватит валяться, — толкнул Посланник Богини юную пленницу.

Та проснулась и тут же испуганно втиснулась в стену. Выглядела она вполне здоровой, аура светилась как у всех. Найл легко коснулся ее мыслей, понял, что у девушки ничего не болит, и раздраженно хмыкнул:

— Тебя что, били вчера?

— Нет, мой господин…

— Тогда чего ты жмешься, как испуганная тля? — что такое «тля», сестра Сирапа не знала, а потому последний мысленный образ не нашел отклика в ее сознании, а слово показалось бессмысленным набором звуков. — Как тебя зовут?

— Рия, мой господин.

— Оденься, Рия. И отнеси одежду Жувии, она в детской яме. А потом, — повысил он голос, — убери здесь объедки, смотреть противно.

— Зачем ты ее пугаешь, Посланник? — неожиданно вступился за девушку Айван. — Она и так не в себе.

— Потому, что она здесь единственное существо, способное соображать, и передвигаться, — усмехнулся правитель. — Или тебе нравится сидеть в этой помойке? Айван, выросший в Дельте и воспитанный Шабром, умнейшим из восьмилапых ученых, достаточно уверенно чувствовал мысленные образы и понял, что презрительная интонация Посланника к нему и Нефтис не относится.

— Мы можем просто уйти в другую хижину, — резонно ответил молодой парень, вызвав неудовольствие Нефтис.

Телохранительнице не нравилось, когда кто-то смел спорить с ее господином.

— Уйдем, уйдем, — Найл успокаивающе положил руку стражнице на плечо. — Но порядок, Айван, следует поддерживать везде и всегда. Мы не горные пчелы, которые гадят прямо у своего порога.

Туземец с крабовой клешней во рту внезапно вздрогнул, немного пожевал похрустывающий жесткий панцирь и снова затих. Брат по плоти брезгливо поморщился:

— Ты по-прежнему будешь считать их своими друзьями, Посланник?

— Буду, — пожал плечами Найл. — Идеальных людей не существует. Нужно уметь прощать недостатки тем, кто готов помочь тебе, поддержать в трудную минуту. Даже бестолковые друзья лучше умелых врагов.

Закачались мостики — девушка возвращалась от детской ямы.

В одежде она чувствовала себя намного увереннее, а мытье посуды и приборка комнат были для нее привычной обязанностью. Правда, вид толпы незнакомых мужчин, внезапно оказавшихся ее полноправными хозяевами — пусть даже спящих — снова нагнал на нее робость, и она стала собирать разбросанные по полу объедки передвигаясь чуть ли не на цыпочках.

— И еще, Рия, — громкий голос Найла заставил ее вздрогнуть и испуганно сжаться. — Мы сейчас уйдем в основной дом. Если кто-то из этих воинов станет здесь испражняться, скажи, что твою хозяйку, — правитель ткнул пальцем в сторону Нефтис. — Твою хозяйку это раздражает. А какова она в гневе, эти удальцы знают.

— Да, мой господин, — низко поклонилась девушка сперва Найлу, а потом Нефтис.

В ее душу наконец-то стало возвращаться спокойствие.

Рия знала: сильный господин не всегда бывает справедлив, и не всегда милостив — но за его спину всегда можно спрятаться, и ему всегда можно пожаловаться на обидчиков.

Теперь спящие победители не вызывали у нее прежнего страха — она принадлежала не им, а сильной женщине со щитом за спиной и длинным мечом на поясе.

Айван тоже разобрался в мыслях девушки и поднял глаза на Найла с немым недоумением: ему никогда не приходило в голову, что полагаться можно не на свои силы и оружие,а на кого-то другого.

Поддержать — да, встать рядом — да, подставить плечо — да. Но спрятаться за спину?!

— Она не воин, Айван, — покачал головой Посланник Богини. — Ты никогда не сможешь рассчитывать на ее плечо. Только на ласки, покорность и преданность.

Внезапно по всему дому прокатились гулкие удары.

Найл выглянул вниз: там качалась пирога с тремя туземцами, один из которых держал в руках зеленую ветвь.

— Вот тебе и другая хижина, — фыркнул правитель, — кто-то хочет начать с нами переговоры. Нужно прибрать здесь по-быстрому…

Он боролся с желанием просто смести накопившейся за ночь мусор в открытый проем кухонного мостка, но тогда хлам высыплется на головы парламентеров.

— Рия, шевелись! — уже всерьез зарычал он. — Айван, Нефтис, давайте забросим этих туземцев выше этажом, чтобы вид не портили. Быстро, быстро…

Некоторые из туземцев, когда их брали под плечи, начинали подавать признаки жизни, открывали глаза и порывались встать. Таких Найл тут же бросал и переходил к их вовсе бесчувственным соседям.

Снизу снова постучали.

Правитель мимоходом скинул вниз веревку, помог Нефтис приложить вождя в уголок, огляделся: двое воинов с безумными глазами пытались устоять на покачивающемся полу — покачивающимся в прямом смысле, от ветра, один на четвереньках полз к туалетному мостику, а Рыжий Нос, которому придали сидячую позу, то ронял голову, то норовил ее снова поднять.

Рия догадалась принести с кухни три большие чистые тарелки и перекидала на них целые тушки рыб и крабов, разбросанные по столу, чем сразу придала ему приличный вид.

— Молодец, — коротко кинул ей правитель, ощутив теплую волну благодарности за похвалу.

Похоже девушка окончательно возвратилась к жизни.

Однако в люке уже появилась зеленая ветвь, покачалась из стороны в сторону, а следом за ней просунул голову пожилой туземец. Он закачался, готовый вот-вот сорватьсявниз — Нефтис шагнула вперед, протягивая руку помощи, но Найл успел ее остановить. Местных обычаев правитель еще не забыл. Старик понял, что хитрость не удалась и легко забрался внутрь.

— Приветствую тебя, гость из открытого моря, — качнулся он вперед, чтобы потереться носами, но правитель, не готовый к подобному приветствию, отпрянул.

Старик не смутился: здоровались прикосновениями носов обычно только родственники или друзья. Если победитель прежнего вождя не считал себя его другом, то это совсем не оскорбление или обида.

Найл молчал, тщательно прощупывая сознание гостя.

Того звали Черный Волос, и хотя волосы давно поседели, кличка все равно успела заменить данное при рождении имя.

Он был стар. Во время набегов или разграбления клана таких нередко убивали. Старики считались обузой, и хотя свои дети уже давно не отвозили их в море на вязанке хвороста, убийство чужого старика во время войны считалось некоторой компенсацией за причиненный ущерб. Черный Волос ничуть не удивится, если тот, кто пожелает стать новым вождем прямо сейчас перепилит ему горло и скинет вниз, избавляя клан от лишнего рта.

Тогда это станет знаком, что в доме Сирапа появился новый хозяин, который берет племя под свою руку.

Такое иногда случалось, если вождя убивал не другой вождь, а просто молодой сильный воин.

Однако чаще всего схватки происходили между вождями.

Правитель другого племени не мог разорваться между двумя домами и приводил воинов, чтобы просто разграбить чужой клан, забрать себе все и всех, кто нравится, поесть чужой пищи и попить чужой моркхи, развлечься с беззащитными людьми, побаловаться с их женщинами.

Иногда в награду за терпение и покорность клану оставался брошенный дом вождя, в котором можно успеть сделать припасы и отсидеться при следующем набеге. Но чаще всего после ухода победителя на ослабевший клан со всех сторон налетали соседи. Не имея возможности пересидеть осаду, племя становилось легкой добычей и было обречено.

Самое разумное после гибели вождя — это сразу бросать дом и уходить в другие места. Но, имея несколько детей, не очень попутешествуешь. Да и решиться бросить обжитое, обвязанное за много лет жилье не так просто.

От победителя сбегают или молодые парни и девушки, или не успевшие обзавестись детьми семьи. Остальным остается надеяться на откуп.

А вдруг победитель поленится грабить, откажется от веселья и возможности покуражиться, и просто возьмет ту добычу, которую надеялся сорвать с попавшего в беду племени?.. Тогда облегченно вдохнувшему клану остается дом вождя со всеми припасами, а победитель не торопясь, неделями, а иногда и месяцами вывозит оговоренный приз.

— Приветствую тебя, гость из открытого моря, — обеспокоенный молчанием хозяина, повторил старик.

— Приветствую тебя, Черный Волос, — кивнул Найл, узнавший все, что ему нужно.

— Я рад лично увидеть воина, сразившего самого Сирапа! — воздел старик руки к небу.

Найл, уже уставший каждый раз указывать на Нефтис, просто отмахнулся и кивнул на стол:

— Присаживайся, Черный Волос, угощайся.

— Благодарю за щедрость, великий воин.

— Да какая там щедрость, — небрежно пожал плечами правитель. — Здесь куча припасов, которые теперь никому совершенно не нужны.

— Мы могли бы забрать лишнее… — осторожно предложил старик, надеясь на наивность гостя издалека.

— Зачем такие хлопоты? — развел руками Посланник. — Я сброшу лишнее в алтарь. Это будет моя жертва морю в благодарность за победу. Ты угощайся, Черный Волос, угощайся.

Старику, у которого дома остались сын с женой и пятеро внуков, кусок в горло не лез.

Одно утешение — в хижине вместе с гостем из моря находилось только пятеро воинов. С такими силами целый клан, пусть даже маленький, разграбить трудно.

— Есть еще воины, — сообщил ему Посланник. — Спят наверху.

Туземец заметно вздрогнул.

Он испугался, что разговаривает с морским змеем, умеющим принимать человеческий облик, читать мысли и выманивать женщин в бушующее море. Впрочем, старик прожил очень долгую жизнь и мало верил в подобные вовсе небывалые, сказочные случаи.

— Ты плыл на совет, гость из моря, — покачал головой старик. — У тебя нет с собой оружия и припасов, у тебя всего три пироги. Нет, даже имей ты с собой всех воинов клана, на трех пирогах тебе не обложить наши дома. Ты встанешь под одним, а все остальные соберутся вместе и придут сразиться с тобой.

— Я мирный человек, Черный Волос, — улыбнулся Найл. — Я говорил про это на совете, и повторю тебе: я мирный человек. Мои воины не собираются входить в чужие дома. Мынемного отдохнем, принесем жертву морю, обрежем обвязки и уйдем назад.

У старика пересохло в горле. «Обрезать обвязки» означало разрезать веревки, крепящие стены и полы хижин. То есть, превратить главный дом клана в россыпь плавающих по воде жердей.

— Зачем резать? — с трудом сохранил невозмутимое выражение лица он. — Пусть стоит. Ведь никому не мешает?

Снаружи раздался громкий вопль, всплеск, беззлобный смех.

Посланник Богини поднялся на ноги, подошел к туалетному проему, выглянул наружу и тоже рассмеялся: один из плохо проспавшихся воинов Рыжего Носа не удержался на мостке, рухнул вниз и сейчас с трудом выбирался на корни ближайшей мангры.

— Ты прав, старик, ваших домов мне с ними не взять, — вздохнул Посланник Богини. — Но они воины, они победили, им хочется веселья и развлечений. Если они не могут погулять в ваших домах, то пусть хоть этот на жердочки разнесут.

— Им будет намного приятнее, вождь, если они вернутся домой не с рассказами о победе, а с подарками для жен и детей, с украшениями для лодок и домов, с добычей, которой смогут похвалиться перед друзьями.

— И где же они возьмут эту добычу, Черный Волос?

— Если ты не станешь отдавать припасы Сирапа морю и разрушать его дом, то клан Ореховых Стержней соберет подарки для твоих воинов.

— А подарки мне? — с деланным возмущением приподнял брови Найл.

— Что ты желаешь получить взамен этого дома, гость из открытого моря? — Я знаю, — Посланник прошелся вдоль стен, но подчиненные Рыжего Носа успели ободрать с них все. — Я знаю, что вы умеете изготавливать ткани. Мне нужен кусок размером втрое больше этой комнаты.

— Это очень много за один дом! — попытался возмутиться старик, но Найл его перебил:

— И еще мне нужен сухой гладкий ствол, прямой, в обхват толщиной, семь метров длиной, и еще один такой же вдвое тоньше. И три хорошие, большие пироги.

— Нет, гость, ты просишь слишком много за один дом. Клан готов дать тебе три пироги и ничего больше…

— Мне очень жаль, старик, — покачал головой правитель. — Но мне нужны мачта, парус и поперечный брус. Именно они. Если вы не можете их изготовить, то не нужно ничего вообще. И пусть воины развлекаются.

Черный Волос пожевал сморщенные губы, вспоминая про заготовленные для пирог стволы, и предложил:

— Хотя этот дом того не стоит, клан даст за него деревья, которые ты просишь.

— Деревья бесполезны без ткани, и ткань бесполезна без деревьев, старик. Все или ничего.

— Нет, ты хочешь слишком многого за один уже разоренный дом, за которым предыдущий вождь совсем не смотрел, — поднялся из-за стола туземец. — Очень много.

— Боюсь, Черный Волос, платить откуп каждому, кто появится после нашего отплытия, получится еще больше, — кинул ему в спину Найл, усаживаясь напротив опустевшего места и выбирая себе небольшого крабика. — К тому же, они могут появиться с оружием и припасами, и вовсе отказаться от подарков.