Чтение 23–й страницы книги ~Тёрн~

…Стайни с трудом после могла вспомнить, как же они сумели выбраться из Феана. Наверное, всё-таки спас начавшийся пожар, с моря внезапно налетел ветер, раздувая лихое пламя.

Кройон, казалось, едва держится на лапах. Голова демона болталась из стороны в сторону, язык вывалился из нечистой пасти. И только когда двое беглецов очутились далеко от городских стен, в глухой чаще, достойный мэтр дал волю отчаянию.

Он рыдал. Он катался по траве, вырывая её с корнями, Он выл так, что казалось, сейчас сюда сбегутся все терции Вольных городов. Он объявлял себя навеки опозоренным. Ему оставалось только разорвать написанные им холсты, предать пламени свитки созданных поэм — ибо какой же из него поэт, какой художник, если он осквернил себя пожиранием человечины?!

Гончая даже не пыталась его утешать.

Наконец рыдания демона стихли. Тихонько постанывая, он побрёл к недальнему ручейку, долго и ожесточённо там булькал, орудуя острой веткой, чистил зубы.

— Орден Чаши, — безо всяких предисловий встретила его Стайни, когда мэтр закончил, наконец, своё омовение. — Мы столкнулись с чашниками.

— Мне это ничего не говорит, — буркнул Кройон, как всегда, в минуту сильного волнения забывая о собственной «недостойности». Физиономия демона выражала крайнюю обиду — похоже, что его душевные терзания Гончую нимало не взволновали.

— Зато говорит мне, — оборвала его Стайни. — Мастера немало рассказывали о них в Некрополисе. Орден Чаши — охотники за неведомым. Самые жадные и самые алчные собиратели всевозможных магических диковинок в нашем мире. Любых диковинок. В том числе и живых.

— Но из кого он состоит, этот орден? Чего хочет, чего добивается? Какими силами располагает? — Кройон явно делал над собой усилие.

— О чашниках можно рассказывать очень долго. Во-первых, это самый старый из истинных, рыцарских орденов — так, во всяком случае, утверждали мои Мастера.

— А что, есть и неистинные? — вяло осведомился демон.

— Есть. Но настоящими считались три — Чаши, Солнца и Розы. Был ещё и четвёртый, орден Правды, но о нём давным-давно ничего не слышно.

— Если не слышно, то и говорить нечего.

— Хорошо. Орден Чаши, чашники, прославился охотой за магическими артефактами. Якобы подобные вещи, попадая «не в те руки», способны причинить огромные бествия. Впоследствии подобная практика распространилась и на «одушевлённые артефакты», если можно так выразиться: чашники стали гоняться за «природными магами», как они это называли, за людьми и нелюдью, способными на многое безо всякого обучения.

— Весьма походит на наш случай, не так ли, многодостойная? — воодушевился демон.

— Да, весьма. Не перебивай. Чашники очень богаты. Собравший огромные коллекции, орден стал притягателен для магов, чародеев всех мастей и калибров, алхимиков, иерофантов, короли платили немалые деньги, чтобы их придворные волшебники смогли пройти у чашников обучение, обрели опыт работы с могущественными артефактами. Орден Чаши также выступал арбитром в спорах небольших королевств, мог — небесплатно, конечно, — предоставить что-нибудь особенно мощное, скажем, для разбивания стен замка.Чашники покупали земли и замки, вели обширную торговлю, на полученное золото привлекали отряды наёмников. И рыскали, рыскали, рыскали от южных льдов до северных — в поисках оставшегося от времени Семи Зверей наследства.

— Всё это очень мило, но как это поможет нам отыскать многомудрого Тёрна? И мэтра Ксарбируса, конечно же?

— Как поможет? Я знаю, где у чашников ближайшее логово. Отправимся туда. С диковинкой.

— С какой ещё диковинкой?

— С тобой, мэтр. Способ стар как мир. Но когда имеешь Дело с собирателями неведомого, давно помешавшимися от собственной жадности, именно старые как мир способы и срабатывают.

— Ч-что имеет в в-виду многодостойная?

— Многодостойная имеет в виду, что мы заявимся в гости к чашникам. Да не просто так, а с подарком. С диковинным подарком, с пленным демоном! Ручаюсь, такого они ещё не видывали.

— Ты хочешь отдать этим чашникамменя? — возопил Кройон.

— Тихо, тихо, мэтр. Я же сказала — уловка стара как мир. Разве тебе она не знакома?

— Нет, — демон гордо скрестил руки на груди и отвернулся. — Мне неинтересны ухищрения в лживости и коварстве!

— Я приведу тебя к чашникам как пленника, — втолковывала девушка Кройону. — Так мы проникнем внутрь. А там…

— А там? — мэтр выразительно поднял правую бровь.

— А там видно будет, — отрезала Гончая.

— Гм. Неважный план, — заявил демон. — Во-первых, как многодостойная отрекомендует себя? Каким именно образом ей удалось вступить во владение столь редкой, — тутКройон невольно приосанился и расправил плечи, — действительно редкой диковиной? Не думаю, чтобы подобные мне демоны встречались на каждом углу вашего мира! И потом — твой обруч на шее. Это ведь знак службы Некрополиса, я правильно помню слова многомудрого Тёрна? Мастера Смерти враждуют с чашниками, я ничего не спутал?

— Хм… насчет обруча верно, — нехотя признала Гончая. — Но он ведь такой… просто так не снимешь. Разве что шею замотать чем-то…

— Не годится, — демон был решителен.

— Предложи что-нибудь получше, — огрызнулась Стайни.

— Недостойный предложит. Мы явимся к указанной тобою крепости чашников, и я добровольно вызовусь обменять себя на многомудрого Тёрна и высокоучёного Ксарбируса, — гордо провозгласил Кройон.

— Если мой план глуп, то этот — ещё глупее, — фыркнула Гончая. — Если чашникам Тёрн был так нужен, вряд ли они станут…

Они заспорили. Однако долгие препирательства не привели ни к чему, кроме лишь унылого согласия вместе двигаться к твердыне ордена Чаши, «чтобы разобраться на месте», где, как уверял мэтр Кройон, «всё станет виднее».

Глава 8

— Так зачем я тебе понадобился, досточтимый доктор? — Дхусс и алхимик, уже не скрываясь, шагали к недальним воротам. На Тёрна косились — его соплеменники нечасто появлялись в «цивилизованных краях».

У алхимика дёрнулась щека.

— Что-то неспокойно мне, — вполголоса признался Ксарбирус. — Всё вроде идёт как надо, а мне неспокойно.

— Что же тревожит мэтра?

— Ты, Тёрн. Твоя магия. Твои способности. Я мучился над разгадкой все эти дни — и не пришёл ни к каким выводам. Чувствую себя совершенно от этого больным.

— Чего ж тут мучиться, доктор?

— Кто ты. Откуда. Твоя школа. Твой посох. И твоё молчание.

— Ты для этого позвал меня сюда, мэтр Ксарбирус?

— В надежде, что, быть может, наедине ты станешь разговорчивей, — развёл руками алхимик.

— Прости, высокоучёный мэтр. Не стану, — покачал головой дхусс. — Не могу. Силы, что превыше моей чести, запрещают мне это.

— Силы, что превыше чести… — со странным выражением произнёс алхимик. — Эх, Тёрн, Тёрн. Понимаю, почему Шелдари отправил тебя ко мне, старому цинику, пройдохе, ловкачу — с такой-то верой в добро и справедливость. Вот ты избрал себе врага — Гниль, думаешь избавить мир от неё, совсем не думая, что Райлег, быть может, в этом совсем не нуждается.

Дхусс пожал шипастыми плечами:

— Мэтр, в мире слишком много зла и несправедливости, чтобы искоренить их иным злом и иной несправедливостью, направленной, как нам кажется, на носителей исходного зла. Мы можем лишь подать другим пример. Можем исправить наиболее вопиющее, кричащее — как Гниль, на самом деле.

Тяжёлый вздох:

— Значит, ничего не поделаешь…

— О чём ты, мэтр?

— О несовершенствах природы человеческой и дхуссов, — раздражённо бросил алхимик. — Ладно, не хочешь говорить — не надо. Надеюсь, хоть с эликсирами поможешь.

Привратная стража долго разглядывала дхусса, но к чему придраться, не нашла, да и щедро уплаченное Ксарбирусом поверх пошлины не способствовало повышенной бдительности.

Феан вонял, и притом куда сильнее, чем небольшие Семме или Этар. Никто не вёл сюда с гор акведуки, как в великолепных городах старой империи, никто не озаботился проложить тоннели для стока нечистот. Купцы строились быстро и жадно, а что смердит, так благовоний прикупим, у кого деньги водятся, а у кого их нет — тот пускай нюхает что есть. Кому не нравится — скатертью дорога, охотников пожить без тяжкой длани Навсиная или Некрополиса без них хватит.

Здесь не строили хижины, в черте стен не разводили огородов — всё свободное место тесно застроили трёх-, а кое-где и четырёхэтажными домами, пышными храмами, не менее пышными гостиными дворами. Камень, камень и ещё раз камень — здесь его не жалели.

Ксарбирус наморщил аристократический нос.

— Жизнь в пасторальной глуши всё же имеет свои преимущества, Тёрн.

— Если тут такая грязь, — стараясь дышать ртом, проговорил дхусс, — почему же Гниль до сих пор тут не прорывалась?

— Вероятность, мой друг, всемогущая вероятность, — наставительно заметил алхимик.

— Куда же мы идём?

— Тут недалеко. Нет, на рынки и к менялам нам не нужно, а нужно нам вот сюда…

Они свернули в неприметный тупик.

— Здесь, — Ксарбирус уверенно постучал в облупленную, но явно очень толстую и прочную дверь, украшенную обычными в Вольных городах отпорными рунами.

Тупик совсем сжался, стены сошлись, исчез даже слабый запах недальнего моря, заглушённый смердящими нечистотами, кои обитатели верхних этажей ничтоже сумняшеся просто выплескивали из окон. Похоже, это никого не волновало.

Дверь распахнулась, в проёме плескалась тьма. Дхусс первым шагнул через порог — во мраке впереди кто-то ждал, скрипел, скрежетал, словно двигались огромные жвалы.

— Это и есть твои компаньоны?

— Это? Нет, о нет, конечно.

— Погодите, доктор, вы о чём?

— Да ни о чём, это я просто так… — продолжая говорить, алхимик вдруг сунул руку за пазуху.

Почуяв неладное, Тёрн дёрнулся было, однако опоздал. Ксарбирус с ловкостью умелого и опытного лекаря вогнал в шею дхуссу тонкую стальную иглу. У иглы имелась головка, как у булавки, алый камень ярко вспыхнул и распался чёрным пеплом. Глаза дхусса закатились, и он рухнул как подкошенный.

— Ну вот и всё, хе-хе, — потёр руки Ксарбирус.

Из-за заплечного мешка появились обёрнутые ветошью наручники и пара ножных браслетов, тоже соединённых цепью. С ловкостью теперь уже профессионального охотника за рабами Ксарбирус сковал дхуссу руки и ноги.

Из сырой тьмы наползали тени — двуногие, двурукие существа в глухих плащах и закрывающих лица шлемах. Бесчувственного Тёрна подхватили под руки и поволокли внутрь дома.

Вслед за похитителями, не оглядываясь, двинулся и Ксарбирус.* * *

Тьма вокруг дхусса перестала нестись в безумной пляске. Тёрн пришёл в себя, но глаз, само собой, не открывал, по-прежнему притворяясь, что без сознания. Пусть захватившие его не знают, что дхусс перебил действие их снадобья куда раньше, чем они на то рассчитывали.

Как и ожидалось, он услыхал скрип колёс и унылые окрики погонщиков, почувствовал запах ломовых тягунов. Его везли на телеге, скованного по рукам и ногам, шею охватывал массивный ошейник. От ручных и ножных браслетов двойные цепи тянулись к толстым крюкам, вкрученным в борта повозки. Сквозь узкую щель меж век Тёрн видел голубое небо — сколько же он пробыл без сознания?

Так что же случилось в том тупике, куда его привёл алхимик? В памяти Тёрна зиял провал. Он чётко помнил весь разговор, до единого слова… а потом — ничего, сплошная чернота. Если б его ударили, укололи, зачаровали — во всяком случае, осталась бы память — как ему казалось. Сколько он пробыл без памяти: день, седмицу?

За ним наблюдали. Постоянно и пристально. Не осталась незамеченной даже малейшая дрожь его век.

— Он очнулся, — произнёс спокойный и холодный голос совсем рядом. Это было сказано на общем арго. Тёрн не шелохнулся, но говоривший лишь хмыкнул. Ледяные сильные пальцы вцепились в подбородок дхусса, вздёрнули ему голову. Звякнули цепи.

— Не прикидывайся, — без гнева продолжил тот же голос. — Ты куда сильнее, чем хочешь показаться. Мне это известно. Не вынуждай меня прибегать к особым методам, этоне моя стезя. Давай, давай, поднимай заслонки. Они у тебя как броня, это ж даже веками назвать нельзя. Ну, открывай глаза, и давай поговорим. Свежий воздух, голубое небо — тут беседовать куда приятнее, чем в затхлой темнице. Ты нам достался дорогой ценой, надо признать, так что не думай, что удастся отмолчаться.

Тёрн глубоко выдохнул и открыл глаза.

Над дхуссом нависала высокая фигура в широком плаще, лицо скрыто низким капюшоном. Даже глядя снизу вверх, Тёрн не мог ничего различить: под складками грубой ткани залегала тьма, глубокая и непроглядная. Словно с дхуссом говорил призрак, а не живое существо.

Тёрн спокойно и безмятежно улыбнулся.

— Прекрасно держишься, — тотчас отметил допрашивающий. — Ни ужаса, ни паники. Впрочем, это для меня не новость. Что же, тянуть не станем. Итак, у меня первый вопрос — откуда ты взялся, дхусс… который не совсем дхусс? Или, если быть совершенно точным, совсем не дхусс? Откуда свалился на наши головы?

Дхусс вновь улыбнулся, показав внушительные клыки.

— Понимаю, — прозвучало из-под капюшона. — Строим из себя героя, с гордостью обречённого молчим, на вопросы презренных палачей не отвечаем, и всё такое прочее. Знаю, знаю. Ты, я думаю, уже разобрался, в чьи руки попал?

Тёрн неожиданно кивнул, спокойно и без гнева смотря во тьму под капюшоном.

— Конечно, — ровным голосом ответил он. — Охотники Навсиная.

— Разыгрываем дурачка, — отметил дознаватель. — Прикидываемся, что не понимаем ну совсем ничего. Но… посмотрим на это с другой стороны и порадуемся, что ты перестал играть в молчанку. Что ж, уже хорошо. Пойдём Дальше. Может, мне повезёт?.. Я повторяю — кто ты, Тёрн? Школа Беззвучной Арфы — это не шутка. Наши архивы сохранили считанные примеры её использования. И последствия, можешь мне поверить, не радуют.

— Очень рад, что они вас не радуют.

— Язвишь? Давай-давай. Эх, всё ведь шло так хорошо, до тех пор пока ты не… А, что говорить. Сам всё прекрасно знаешь.

Дхусс пожал плечами и ничего не ответил. С настоящим, не наигранным равнодушием смотрел мимо тьмы под капюшоном — на плывущие в голубой высоте свободные облака.

Существо в плаще — человек, а может, и нет — некоторое время молча ждало. Потом разочарованно пожало плечами.

— Тёрн, не думай, будто бы у меня в ходу лишь банальные иглы, щипцы и клещи. Я не сомневаюсь, что ты обладаешь способностью умереть по собственному желанию, задолго до того, как твоя плоть сдастся. Я выверну наизнанку твою память, разберу её по крупицам, вытяну одной нитью, отыщу начало, и тогда… не думай, что потом получится всё смотать обратно в клубок. Ты станешь умалишённым, Тёрн, идиотом, пускающим слюни и справляющим нужду под себя. Нам даже не придётся тебя казнить. Достаточно сброситьс телеги.

— Тогда поступай как знаешь. — Тёрн равнодушно отвернулся. — Не медли только.

— Не медли… — усмехнулся допрашивающий. — Ты прекрасно знаешь, что я начну не сейчас, а лишь когда прибудем на место. Люблю, понимаешь ли, работать с комфортом и удобствами. Собственно говоря, мне и здесь-то нечего делать, но ведь хороших слуг сейчас так трудно подобрать — непременно что-нибудь напутают, упустят, забудут, сделают не так. За всем приходится приглядывать самому — так что полежи пока, подумай. В сущности, нам ведь не так и много от тебя нужно. Тебе даже не придётся никого предавать. Ты всегда оставался дхуссом-одиночкой, всё время, пока я занимаюсь твоим случаем.

— Я польщён, — усмехнулся Тёрн.

— Мне прекрасно известно, что дух твой силён, — заметил дознаватель. — Не хотелось бы его ломать. В сущности, подавляющее большинство и малых стычек, и больших войн происходит по недоразумению. Я, например, совершенно убеждён, что, если бы не твоё глупое упрямство, мы вполне бы могли договориться. И даже работать вместе, Мой орден придерживается самых широких взглядов. Тем более в отношении… м-м-м… существа, могущего сыграть столь важную роль в исполнении наших планов.

— Вашему превосходительству больше подошла бы роль странствующего сказителя, — Тёрн ухмыльнулся прямо в скрытое тьмой лицо своего пленителя.

— Какой смысл в перебранке? Мы не кумушки у колодца, — холодно возразил дхуссу допрашивавший. — Впрочем, к этому разговору мы ещё вернёмся. Не хотелось бы просто так уничтожить такую силу. А ты — сила, Тёрн. Мы же, со своей стороны, отрицаем догматическую узость. Порой можно работать и достигать успеха даже с теми, кто ненавидит тебя. Есть высшие цели и высшие интересы, ради которых можно отставить в сторону личные чувства.

— Знакомо, — со скукой сказал Тёрн. — Мол, всё, что делает нас врагами, — ничего не значащие мелочи, потому как где-то там, за горизонтом, есть главный враг, и с ним-то, самоважнейшим, и надлежит бороться, объединив усилия, под вашим, само собой, мудрым руководством. Знаю. Слыхал.

— Тем не менее случается, что самое простое объяснение является и самым верным, — с нажимом возразило существо в плаще. — И высшие цели, само собой, таки есть, что бы ты о них ни думал.

— Какие же, например, эти высшие интересы? — осведомился Тёрн.

— Можно подумать, что ты не знаешь. — Гм. У Охотников Навсиная цели, в общем, весьма просты — охранять незыблемость…

— Хватит! — прошипел разъярённый голос из-под капюшона. — Хватит дурить, понятно?! Ты отлично знаешь, что мы не имеем никакого отношения к погонщикам железных болванов.

Тёрн пожал плечами и замолчал, глядя в небо. Говорить он явно не собирался, и допрашивавший, поняв, резко отвернулся.

До самого вечера никто не произнёс ни единого слова. Никто не предлагал пленному дхуссу ни еды, ни даже воды.

— Нужду под себя справлять будешь, коль такой неразговорчивый, — единственное, что за долгие часы услышал дхусс от своих пленителей. Ответа не последовало.

Скрипели колёса, всё так же уныло покрикивали погонщики. Тёрн смотрел в небо и ждал.* * *

После первого допроса — если только имевшее место можно было назвать допросом — Тёрна оставили в покое. Его не кормили и не поили, к нему вообще не подходили, из глубокого короба, в котором везли дхусса, виднелось только синее небо.

Потом колымага остановилась. Послышались голоса, кто-то властно, голосом, более подходящим для большого сражения, отдавал обыденные приказы каравана: раскинуть шатёр, развести огонь, принести воду.

Цепи не давали дхуссу пошевелиться, массивный ошейник позволял лишь слегка повернуть голову.

Дощатые стенки. Тёмные пятна сучков. Один из них, впрочем, выпал, открыв небольшую дыру.

Но, как оказалось, рядом стояла вторая такая же колымага. С таким же дощатым кузовом. Тёрн разочарованно отвернулся, и тут до него донеслось:

— Эй… Тёрн! Тсс, Тёрн, слышишь меня?

— Слышу… Ксарбирус.

— Я тут, в телеге. Рядом с тобой.

— Вот как? — ледяным голосом проронил дхусс.

— Дурак! Меня точно так же, как и тебя, — в цепи, и…

— Откуда ж ты знаешь, что я тут, рядом? — осведомился Тёрн, нарочито избегая «почтенного» и «мэтра» и заменяя уважительное «вы» слегка уничижительным «ты».

— Несложно догадаться, — фыркнули за досками. — У меня профессиональный нюх. А ваш, дхуссов, запах не спутаешь ни с каким другим. Ты же, любезный, э-э-э… последнее время был лишён возможности посетить баню. Верно?

— Так что ж случилось, Ксарбирус? — после паузы, шёпотом проговорил Тёрн. Лицо его оставалось непроницаемым. — Кто захватил… нас?

— Какой-то из орденов, — последовал ответ. — На орден Правды не похоже, скорее всего или чашники, или Солнце.

— Как же они захватили ме… нас?

— Очень просто. Ткнули иголкой между чешуи, когда ты ко мне спиной повернулся. Я и пикнуть не успел.

— Откуда ж они взялись? — Тёрн спрашивал спокойно, но на щеках играли желваки. — Я бы почувствовал…

— На то они и ордена, — последовал ворчливый ответ. — Особенно если Солнце. Их колдовские штучки часто ставили в тупик даже Высокий Аркан!

— Значит, ты тоже пленник?

— Такой же, как ты! И Камни Магии они все забрали… По губам Тёрна скользнула слабая улыбка.

— Тц! Дхусс! Ты можешь что-нибудь сделать?

— Могу смотреть в небо, Ксарбирус, — безмятежно ответствовал Тёрн.

— Глупец! Болван! Бревно! Нет, до чего ж безмозглы эти дхуссы, даже лучшие из них?! Ты что, не понимаешь, что они с нами сделают?!

— Я для начала не понимаю, зачем ты им сдался живым, мэтр, — усмехнулся Тёрн. — Лишний свидетель. Возись с тобой теперь. А так — нож под ребро, тело в канаву, крысам на радость — и дело в шляпе. Никто ничего не узнает, а кто узнает — будет молчать, поскольку составить тебе компанию в той же канаве никак не захочет. — А ты? Ты-то им зачем сдался? — злобно зашипели из соседней повозки. — Камни Магии им нужны были! И Перо! Перо Феникса!

— Пошли б себе тогда да взяли, раз они такие все из себя, — невозмутимо возразил дхусс. — Что удалось мне, получилось бы и у них. Так что не вижу смысла.

— Видать, не могли, — вздохнул Ксарбирус. — Так что, дхусс? Так-таки ничего и не можешь сделать?

— Ничего не могу.

— И тебя это ничуть не волнует?! — возмутился алхимик.

— Волнуйся о достижимом. Бежать сейчас у меня не получится. Подумаю об этом после. Когда представится возможность.

— Скорее уж они тебя на куски разрежут. Для опытов, — злорадно посулился Ксарбирус.

Тёрн ничего не ответил. Алхимик ещё повозился какое-то время, кряхтя и звеня цепями, и тоже затих.

Вскоре процессия двинулась дальше — тем же медленным хозяйским шагом, никого не боясь и никуда не поспешая. Вторую остановку караван сделал, когда уже сгустилась тьма. На сей раз короб со скованным дхуссом остался стоять в гордом одиночестве.

…Миновала ночь. Её Тёрн провёл в зыбкой полуяви, сохраняя силы, — ему по-прежнему не давали даже воды. Очевидно, захватившие его знали, как обращаться с пленными дхуссами.

Караван двигался, всё больше и больше уклоняясь к северо-востоку, прочь от моря, подальше от Вольных городов и поближе к закатным склонам величественных гор.

Покрытые густыми лесами, они укрыли б в себе целую армию. И помощи здесь ждать было неоткуда.

Вечером процессия остановилась. Короб с Тёрном накрыли дощатой крышкой, словно гроб, подняли и поволокли на руках. Он не видел лиц носильщиков, но просачивавшийся в щели неяркий вечерний свет вскоре померк, ящик унесли или под крышу, или — скорее — в подземный ход, потому что дорога пошла под уклон.

…Наконец короб опустили наземь. В щелях затрепетал свет факелов, крышку сбросили. Фигуры с замотанными лицами, в перчатках осторожно подступили к Тёрну, словно к зачумлённому. Ловко надели кандальные браслеты, соединённые стальными штырями вместо обычных цепей, и только после этого отстегнули дхусса от боковин короба.

Он оказался в низком округлом зале, с выложенными грубым камнем стенами. Потолок опирался на кое-как обтёсанные толстые половины брёвен — их вырубили, похоже, из стволов поистине древних, сорока полных шагов в длину. Кое-где виднелись мелкие, почти неразличимые, словно нарочито затёртые рунические надписи — сделанные знакомым, слишком знакомым ещё по преддверию храма Феникса начертанием.

Алфавит Гидры, Девятого Зверя.

Здесь было собрано слишком много магии. Но отнюдь не древних артефактов, чего можно было бы ожидать от чашников. Нет, колючая и злая сила множества Камней, сплетённая умелыми руками в непроницаемую сеть.