Чтение 25–й страницы книги ~Тёрн~

— Многомудрый Ксарбирус был здесь? — схватился за голову демон. — Но почему?.. Но как? Но кем?

— Слишком много вопросов разом, мэтр. — Гончая вновь поползла на четвереньках, уткнувшись лицом в вытоптанную траву. — Ксарбирус был здесь, я уверена. И пустил в ход свой эликсир. Я утратила многое из способностей настоящей Гончей, но уж это-то узнаю из всех: затравка самогорящего пламени. Оружие Высокого Аркана — Мастера Смерти всё пытались его скопировать, да что-то никак не получалось.

— Самогорящего пламени? — заинтересовался демон.

— Угу. Самогорящего. Достаточно брызнуть на человека или там сидха — и он сгорит дотла, даже если кинется в воду.

— Почему же многомудрый алхимик не использовал это против тварей Гнили? — праведно возмутился Кройон.

— Спроси чего полегче, — только и смогла ответить Стайни. — Может, не хотел. Может, не мог. Может, против многоножек это не работает.

— Погоди, погоди, — вдруг всполошился демон. — Храбрейшая определила это по сему клоку ткани?

— Нет. Ткань — то другое. Но тоже Ксарбирус. Опознала-то я его именно по этому декокту: он вливал в меня что-то похожее. Разрушает действие других алхимических снадобий. А затравка — она здесь, — Гончая кивнула на оставленную огнём проплешину. — Наш мэтр отбивался.

— Достойнейшая уверена, что сей эликсир вышел из рук именно многомудрого Ксарбируса?

— Уверена. Эти два — точно. Тут, помимо их, хватает алхимической дряни, но о ней я такого уже не скажу. А Ксарбирус. он теперь во мне. Не знаю, думал ли он сам, гадал ли,что добровольно отдаст мне такую власть над собой?

— Так что же случилось? — сгорал от нетерпения демон. — Кто взял верх?

— Кто именно — не знаю, но явно не те, что везли дхусса.

— А многомудрый…

— А многомудрого Ксарбируса, похоже, просто скрутили.

— Храбрейшая знает или догадывается?

— Догадывается. Настоящая Гончая сказала б наверняка, а я… только так, взгляд и нечто.

— То есть на караван напали, — принялся загибать когтистые пальцы мэтр Кройон. — Мудрый Ксарбирус… был ли он с оборонявшимися или с нападавшими?

Стайни только покачала головой:

— Могу сказать одно — он был тут.

— И куда направился? И в каком качестве?

Гончая долго не отвечала, молча ползая взад и вперёд по изуродованной поляне.

— Направился прямо на запад, — наконец проговорила она, но не слишком уверенно. — Во всяком случае, мне так кажется.

На мягкой земле просёлка, казалось, должны были остаться хорошо видимые следы тяжёлых колёс, но нет, разбившие караван словно взлетели в воздух, внезапно обретя Крылья.

Стайни и демон искали ещё долго — безо всякого успеха.

— Магия, — наконец выдохнул демон. — Недостойный не владеет ничем подобным. Следы затёрты — напрочь.

— Ты чувствуешь заклинание, мэтр? Ты можешь идти за ним?

— Нет, — покачал головой Кройон. — Не могу. Недостойный видит лишь начальную точку чародейства, исходный круг. А путей из него может выходить великое множество.

Они долго и бесполезно ползали по земле, пока не выбились из сил. Выбора не осталось — Гончая и демон решили идти прямо на запад, по узкому просёлку, надеясь, что слабый, едва уловимый «запах» Ксарбируса, доступный чутью бывшей Гончей, приведёт их на место.

Путь вёл прочь от моря, обратно к Вилосскому хребту, и, как объявила Стайни, там не имелось никаких крепостей или иных укрывищ, известных Мастерам Некрополиса. Что спочти полной уверенностью позволяло предположить, что там нет вообще ничего.

С исчезновением Тёрна, пропажей сидхи и Ксарбируса остаткикерванабольше не сталкивались ни с чем необъяснимым. Если кто и крался за ними, как прежде, в гиалмарских лесах, то ничем не выдавал своего присутствия. И загадочная тень в короне, нагнавшая на них такого страху, не появлялась тоже. Словно ничего и не случилось в храме Феникса, словно и не рвалась под натиском неведомых заклятий реальность, впуская в себя сущности неведомые и пугающие.

Демон Кройон тоже чувствовал себя лучше — словно отведав, наконец, человеческой плоти, он стряхнул опутывавшие его узы страха, как пыталась объяснить ему Гончая. Демона больше не мучили последствия таэнгского заклятья, ему больше не приходилось вонзать клыки в неповинные деревья, чтобы только не вцепиться в последнюю свою спутницу.

Едва уловимый, тающий под летними дождями след уходил всё дальше и дальше, ближе к предгорьям, оставляя в стороне пока что не затронутые Гнилью деревушки. Впрочем, «незатронутые» — это было не совсем верно. На третий день пути Кройон и Стайни стали свидетелями сожжения ведьмы.

Заметили издалека — толпа людей на краю поля, высокий столб и груды хвороста, изломанная фигурка наверху, огоньки факелов, поднесённые с разных сторон, и взметнувшееся сразу же милосердное пламя, принявшее в себя последний крик. Всё кончилось прежде, чем вскипевший демон успел бы на выручку, — мэтру, похоже, не давал покоя поступок Тёрна возле ещё не успевшего погибнуть от Гнили села и перекочевавшие в руку спасённой роженицы увесистые кругляши девета. Мэтру явно хотелось того же — спасти, вырвать из лап толпы, укрыть, защитить… Он как будто забыл о собственных принципах, совсем недавно декларируемых с такой горячностью.

Однако они опоздали. Пламя взвилось и опало, словно торопясь избавить жертву от мучений.

Гончая с трудом убедила мэтра «не поддаваться чувствам», не связываться с поселянами, а спокойно обойти жуткое место краем леса.

Пришлось пустить в ход старые как мир доводы, что «всем всё равно не поможешь» и что «спасти Тёрна — спасти десятки таких, как она» (в смысле, сожжённая «ведьма», то есть просто несчастная женщина, отмеченная печатью Гнили), демон нехотя подчинился.

Третью ночь они встретили высоко в предгорных холмах, среди раскатанных покрывал чистых, продуваемых всеми ветрами хвойных лесов, серебристо-серых, где нескончаемыми шеренгами застыло воинство горных елей.

Последние следы дороги, или тропы, или стёжки давно исчезли, остались внизу сёла. Гончую и Кройона вёл один лишь слабый след алхимика Ксарбируса.

— Куда прёмся? Куда тащимся? — стонал демон, когда они в четвёртый раз остановились на ночлег. — В неведомое бредём, неведомого страшимся, с неведомым хотим переведаться… Как ты думаешь, Стайни, из этого ведь может получиться неплохое начало поэмы?

— Грхм… — Гончая подавилась краюхой засохшего хлеба. — Поэмы? Прости, мэтр, совсем не могу сейчас думать в терминах… поэзии.

Кройон откинулся, привалившись к стволу, и что-то мечтательно забормотал, уставившись в звёздное небо.

Стайни замерла, втянула ноздрями воздух раз, и другой, и третий…

— Кройон! — она вскочила, размахнулась было клинком, но, увы, быстрота настоящей Гончей уже её покинула, и змеёй мелькнувшая из-за деревьев петля захватила демону шею и правое плечо.

— Что такое? — неподдельно изумился мэтр, смешно задёргав ногами, — вся верхняя половина тела словно разом утратила подвижность.

— Сперва я говорить и вовсе не собирался, — пробасил чей-то голос из кустов. — Смотрю, самый что ни на есть демонский демон, распечать его в три кости. Думаю, надо брать и кончать. А потом присмотрелся и понял, что не зря с тобой дхусс Тёрн-то водился-братался, распечать его в три кости.

Стайни во все глаза глядела на появившегося из зарослей низкорослого, коренастого воителя. Гном носил только кожаную безрукавку, всю увешанную бренчащими оберегами и амулетами, широкая грудь расписана сложной татуировкой — некоторые руны светились голубым, а наголо обритый череп гнома пламенел, словно настоящий фейерверк. В руке воин сжимал вычурный широкий клинок с длинной рукоятью на два кулака, по явно зачарованной режущей кромке от острия к эфесу и обратно зачем-то прокатывалась яркая искра. Обратная сторона меча напоминала пилу — только каждый зубец, как разглядела Гончая, на самом деле был выполнен в виде одной из рун подземного народа. Половина меча была кроваво-красной, другая — закатно-золотой.

— Почтенный! — вскипал меж тем демон. — Требую немедля убрать сии возмутительные ограничения в подвижности, сей колдовской снастью на меня наложенные! Я, мэтр Кройон, художник и поэт, категорически тре…

— А человечину в Феане кто жрал, поэт ты наш оголодавший, распечать тебя в три кости, в три колена да в три глотки? — Гном расставил ноги, словно врастая в землю, и выразительно поигрывал громадным клинком, подбрасывая его легко, словно невесомую тросточку.

Кройон раскрыл было пасть и с громким клацаньем зубов её захлопнул. Кожистые бугры век демона страдальчески поползли вверх, выгибаясь домиком.

Гончая не тратила время на вопросы и ответы. Воронёный клинок Некрополиса коротко свистнул, упершись в мускулистую шею гнома.

— Сними петлю.

— Надо ж, испугался, распечать тебя в три кости! — передразнил её гном, не выказывая никакого испуга. — Давай, коли. Увидишь, что выйдет.

Стайни прищурилась и слегка надавила — остриё чёрного меча должно было бы проколоть кожу, но вместо этого сталь лишь пружинисто соскользнула: Гончая словно пыталась вогнать клинок в каменную глыбу.

— Неплохо, — сощурилась Стайни. — Рунная магия во всей красе. Долго пришлось себя разрисовывать, гноме? И долго ли твоя защита продержится?

— Сколько мне надо, столько и продержится, — задиристо бросил гном. — Впрочем, я тут, как вы понимаете, не драться пришёл, распечать вас в три кости, иначе не трепал бы тут языком.

— Тогда говори, зачем, — Гончая не желала упускать Инициативу.

— Шёл я за вами, — деловито начал гном, — ажио от самого Стамме, распечать меня в три кости, ноги мало что по чащам не сбил. Видел, видел, что вы в храме Феникса учинили, — ничего не скажешь, сильны, бродяги, уважаю. Вообще-то меня Брабер кличут. Именно кличут, клановичи-то зовут по-другому, ну да то имя не для ваших ушей.

— Брабер… — Стайни прищурилась, вгляделась в узор мерцающих татуировок на блестящем, словно от пота, торсе гнома. — Охотник за чудами?

— Не просто «за чудами», — поправил её гном. — За демонами. За чудищами с других планов.

— Попрошу вас! — оскорбился по-прежнему обездвиженный Кройон. — Я вам не «чудище»! Я художник, поэт, я…

— Феан, — одним словом запечатал его гном Брабер. — Помолчи, демон. Я ж с тобой разговариваю не просто так, иначе бы просто зарубил уже. Так вот, шёл за вами я долго,всё понять силился, что у вас к чему. А началось-то с того, что почуяла моя игрушка добычу, — он приподнял висевший на цепочке слабо светящийся предмет, напоминавший крошечные песочные часы. Стайни пригляделась — в верхней чаше песок был чёрен, с изредка проскакивавшими золотыми искрами, в нижней же — золотист, и проскакивали изредка уже чёрные вспышки.

Гном направил донышко с золотым песком на демона, и песчинки тотчас выстроились в подобие чёрно-жёлтой стрелки.

— Демон! — торжественно объявил Брабер. — Самый демонючий демон.

— Демонючий?! — возмутился Кройон.

— И что с того? — сквозь зубы процедила Стайни. — Мало ли что на кого указывает!

— Не «мало ли что», а мой находитель, — Брабер с важным видом спрятал песочные часы обратно в кармашек. — А он не ошибается.

— И где ж ты добыл такой?

— Где добыл, там уже нет, — гном деловито одернул жилет. — Я, собственно, к чему всё это? Когда только зашевелились мои часики, решил, мол, что удача мне привалила —потому как хороший демон вырисовывался, упитанный, я бы даже сказал — толстый.

— Толстый! — возопил Кройон, оскорблённый до глубины души.

— Я встал на след. Понял, что тут оно всё не просто так. Не станет дхусс, чистая душа, якшаться с простыми демонами. Запахло тайной, а мне, — Брабер приосанился, — без тайны жизнь не мила. Были сборы недолги, куда короче выпавшей дороги. Хотел нагнать, потолковать ещё в Феане, да не вышло. А потом случился Феан… — гном покрутил головой.

— А что Феан? — невозмутимо спросила Стайни.

— Что Феан? Что Феан?! Схватились с рыцарскими орденами, с чашниками, да и спрашивают невинным голоском, «что Феан»?!

— С кем бы мы ни схватывались, почтенный Брабер, это наше дело. А не твоё. Мы тебя, почтенный, к нашему костру не звали.

— Твоя правда, Гончая, не звали. Да и какая Гончая бы позвала, даже и бывшая? Недаром ведь говорят, что бывших Гончих не бывает, — осклабился гном.

— А раз не звали, то что пришёл?

— А пришёл, вежливая ты наша, что тайна ваша после Феана кровью запахла, и притом большой: Не просто так дхусс демона за собой таскал, небось домой хотел вернуть? Иначе зачем бы вам храм Феникса… — гном обнаружил изрядные познания в эпохе Семи Зверей. — А теперь вмешались ордена. Скажу честно, я чашников с солнечными, распечать их в три кости и три глотки, люблю не больше вашего. Особенно последних.

— А их-то за что? — хитро прищурилась Гончая. — Чай, не чашники, у которых скоро задница треснет — на таком количестве магического добра пытаются усидеть!

— Их за что? Покупали они у меня мою добычу пару Раз. Да, да, не горжусь этим, Гончая, не горжусь. Стыжусь. Каюсь и казнюсь. Говорю в открытую, себя карая. Польстился наденьги и не только… Так вот, покупали они у меня добычу, значит, солнечные-то, распечать их в три кости, и видел я, что они с этой добычей сделали…

— И что же? — не утерпел и Кройон.

— Тебе, демоняка, лучше не знать, крепче спать станешь. В общем, выпускали их на арену…

— Как гладиаторов, что ли?

— Гладиаторов? О нет. Выпускали их против самых что ни есть обыкновенных… то есть это я думал, что обыкновенных… людей. На арене. Демоны их, само собой, жрали с потрохами.

— Забавы ради? — холодно спросила Гончая, в то время как мэтр Кройон горестно стенал и плакал о всеобщем падении нравов и на данном бытийном плане.

— Не знаю, — развёл руками гном. — Может, и забавы ради… хотя какая ж то забава, если у противника нет шансов? Что за интерес? И зачем тогда демоны? В общем, жрала моя добыча им подброшенное мясо, но и сама долго не жила — приканчивали. И просили доставить ещё. Один раз я согласился. Да, да, не перестаю сожалеть! — почти заорал гном, густо краснея.

— О чём тут сожалеть? Это не твоя вина, почтенный Брабер. Тебе предложили выгодную сделку. Ты её принял.

— Второй раз нельзя было, — повесил голову гном. — Потому как они выпустили демона на целую орду ребятишек, всякой твари по паре, и люди, и сидхи, и гномы, и даже дхуссы с троллями имелись. Ну, демон их всех и… — Брабер отвернулся.

— Откуда ж ты знаешь, почтенный? — Голос Гончей не дрогнул. — У тебя купили добычу, превосходно. Зачем же Солнцу давать тебе узнать, как они её используют?

— Они и не давали, — криво ухмыльнулся охотник за демонами. — Я сам… подсмотрел.

— Как же?

— Были средства, — сухо отрезал Брабер. — Уж можешь мне поверить.

— Ладно, поверю. Ну, и что дальше?

— А то. След чашников я почуял в Феане, но не только. Вам в диковинку будет услыхать, что после вас там Солнце похозяйничало? Что-то чашников задержало, не сразу они в путь пустились, вот наши светло-лучистые и успели изготовиться. Потому что здесь, — гном махнул рукой себе за спину, — здесь, где разбили чашниковый караван, всё прямо-таки пропахло именно орденом Солнца. Хотя они и пытались это скрыть, война с орденом Чаши им никак не нужна. Но, видать, слишком важной оказалась у чашников добыча. Никак Терновник не мог им её оставить, никакой ценой.

— Погоди, почтенный, — осторожно начал демон. — Ты хочешь сказать, что многоучёного Терна захватили сперва рыцари ордена Чаши, а затем отбили терновники?

— Дык, а я о чём толкую.

— И они же засаду послали, чтобы нас, недостойных, тоже к рукам прибрать? Но зачем?

— Экий ты, демонюка, недогадливый! Начни они дхусса пытать, распечать их в три кости, скажет он им чего? А если тебя, многогрешного, или Гончую на дыбу у дхусса на глазах вздёрнут? То-то же…

Потому и нагнал вас, потому и стал разговоры разводить — если тот дхусс, кого я встретил в Семме, так терновникам нужен, — они ни за что его получить не должны, распечать их в три кости, три глотки и три желудка!

Стайни глядела на разгорячившегося гнома с недоверчивым прищуром.

— А чем же ты, кроме охоты на демонов, промышляешь, гость дорогой? Я в Гончих ходила, знаю — толпы сородичей мэтра Кройона по нашим полям не бегают. Не зайдешь в первую попавшуюся деревню, не выкликнешь — а вот кому тут демона прикончить, кому башку рогатую по сходной цене доставить?

Гном набычился и засопел.

— Мою зепь проверять — недоброугодное дело, Гончая. Или никак некрополисовских привычек не бросить?

— До твоего кошелька мне дела нет. А вот до того, кто и зачем нам в спутники набивается, больше того — с нами вместе на мечи лезть хочет — мне, извини, гость достопочтенный, дело есть, и большое, — отрезала Стайни.

— Тебе дхусса надо вытащить или обсуждать, кто я да что?!

— А если всё, что ты тут рассказал про себя, сказки, и ты нас этим самым солнечным и сдашь?!

Гном только что за меч не схватился.

— Хватит, достопочтенные, — Кройон, с которого к тому времени Брабер уже снял путы, выпрямился, устало махнул когтистой лапой, гном невольно попятился, пробормотав что-то вроде «Ну, ну, ничего себе…». — Будем препираться — так и не выручим многомудрого. И сгинувшую сидху тоже.

— Сидха, она да, верно, — кивнул гном. — Не поручусь отсутствующей у меня брадой, но почти уверен — где дхусс, там и она. Только в соседнем мешке. Не из-за неё ли чашники в Феане задержались?..

— Мы покажем дорогу, храбрый Брабер, — Кройон словно бы отбросил сомнения. — Уверен, ты предлагаешь свой меч нам от чистого сердца, как истинный воитель, для которого превыше всего торжество добра и справедливости…

— Во завёл! — гном криво ухмыльнулся. — Что такое «добро», я знаю точно — когда у меня в зепи монета звенит, а на столе передо мною — мясо и эль. Что такое «справедливость», я тоже знаю точно — когда мне за мою работу заплатили столько, сколько я сказал, а не ломались и не жмотились. А вот про какие ты речёшь добро со справедливостью я в толк не возьму, да мне того и не надо. Солнечные, волю им дай, всем нам такой укорот явят, что Семь Зверей кровавыми слезами возрыдают. И потому я завсегда против этих орденов. И против Навсиная, и против Некрополиса, и вообще против всех, кто в три горла жрёт, в три… э-э-э… в общем, понятно, — вдруг сконфузился он.

— Я, недостойный, верю тебе, — торжественно провозгласил Кройон. — Идём. Не всегда следует сомневаться. Порой, досточтимая Стайни, надо просто довериться посланному тебе. Нашкерванпочти исчез, и управляющие судьбою слепые силы послали нам помощь. Стоит её принять и не оскорблять невыразимое недоверием.

— Давно бы так! — поддакнул Брабер. — Не сомневайся, Гончая, не подведу. А клинок мой — ручаюсь, никаким рыцарям не понравится.

Стайни ничего не ответила. Лишь поднялась и одним движением скрылась в темноте.

— Хотите идти — идёмте, — донеслось мгновение спустя.

Гном пожал плечами, хмыкнул, но спорить не стал.

Промолчал и Кройон, задержавшись, чтобы лишь затоптать совсем недавно разведённый костёр.* * *

Сидха уже знала подобные пробуждения. Последний раз — совсем недавно, когда мир окончательно встал на место, лишь сжавшись до крошечной серой клетки арестантского возка. То же самое и сейчас. Та же жуткая ломота во всём теле, вкус едкой стали на языке, жжение в глазах — её держали без сознания какой-то алхимической дрянью, хотяи иного свойства, чем та неудачливая Гончая, позже назвавшаяся Стайни.

Потом — на пути из ниоткуда в никуда — что-то произошло. Нечто, нарушившее сладкий кошмар, навеянный струящейся в жилах отравой. Нарушившее на краткий Миг — чтобы потом погрузить в новый, отличающийся вкусом. Именно вкусом — потому что ей дали новой отравы, на сей раз иной, чем прежде.

Однако иной яд действовал по-другому. Он оставил сидхе — словно в насмешку — чувство направления. Оно изменилось. Её больше не везли на северо-восток, а почти строго на восток, даже чуть уклоняясь к югу.

Я в плену, застучало в висках, отразилось на внутренней поверхности век. Снова неволя. Цепи, кнут, петля. Яд. Они так любят яды, эти люди, так гордятся своей властью над изуродованными, искажёнными, насильственно сведёнными вместе элементами когда-то живого, гармоничного, пребывающего в ненарушенном единстве всего со всем, от мельчайшего до великого. Люди сильны в составлении отрав. Этого у них не отнимешь.

Она попыталась пошевелиться. Нет,этипленители оказались куда предусмотрительнее неудачной Гончей. Нэисс приковали за щиколотки и запястья, накинули обруч на шею и железную змею кольчужного пояса с замком вокруг талии. Стражевая ветвь, которую не догадалась — или не сообразила — отнять Гончая Стайни, разумеется, на сей раз исчезла бесследно.

Она опять проиграла. Врагу пострашнее Некрополиса — или, во всяком случае, поумнее, что немедля делало его также и куда опаснее.

Нэисс постаралась застонать не так громко. Наивная! Притащилась в этот самый Феан, в грязный людской городишко, решив в одиночку, силой лишь стихийной магии освободить дурачка-дхусса, натянуть нос этой гордячке Гончей, похоже, возымевшей на него виды и уже выбросившей из головы весь собственный позор, как ползла к Тёрну на коленях, окровавленная, умирая от её, Нэисс, Игл-до-Сердца.

Её стона словно бы ждали. Крышка грубо сколоченного ящика откинулась, заблестели факелы, над сидхой склонились безликие тёмные фигуры в карикатурно-просторных капюшонах — так всегда изображали мага в учебниках для страдальцев Дир Танолли, когда требовалось показать положение накладывающего заклинание относительно магического круга или выложенных рун.

Она не могла ошибиться — в Феане Нэисс сражалась совсем с другими.

— Сидха, — проговорил глубокий, сильный голос. — Я не люблю пустых слов и тем более пустых угроз. Вдобавок у меня очень мало времени. Нам не нужна твоя жизнь, твоя кровь или твои муки. Всё это нам есть у кого взять. — Говоривший сделал паузу, словно ожидая, что сидха ответит.

Нэисс молчала. Поджилки у гордой обитательницы лесов тряслись. Это не деревенька таэнгов, теперь никто не придёт на помощь — скорее всего, Тёрн и сам пленник этих же тварей, если вообще ещё жив. Остались, конечно, Гончая с демоном, но что они могут? Тем более что эта Гончая — уже не боевая машина, не живой голем Некрополиса, а обычная человеческая девчонка, с только чуточкой оставшихся способностей — видать, не все эликсиры ещё вымыло из крови.

Человек да идеалист-демон, смешной поэт — ну и парочка.

Да, от таких только и остаётся ждать геройских подвигов в стиле «красиво умереть».

— Что вам нужно?

Ой. Это я говорю? Мои губы? Мой язык, моя гортань? Ну да, да, конечно. Именно язык, гортань, связки, всё прочее.Мясо.Душа моя молчит. Это корчится от ужаса слабая плоть. Но душа истиннорождённой сидхи тверда, подобно адаманту.

…Сейчас Нэисс совершенно искренне не помнила о случившемся в храме Феникса. Искренне и честно не помнила.

— Очень рад, что слышу твои слова, — говоривший слегка поклонился. — Нам нужны сведения. Точные сведения об одной персоне, с каковой ты, сидха, волею непрорицаемой судьбы оказалась близко знакома.

— К-какая персона?

— Дхусс, именующий себя Тёрном. Его истинное имя пока что неведомо даже нам.

Конечно. Что же ещё?

— Дхусс, именующий себя Тёрном, и впрямь был моим спутником. — Им это известно и так, к чему запираться?

— Замечательно. Всегда пребывал в высоком мнении об уме вашего народа, досточтимая сидха.

— Если я досточтимая, то нельзя ли что-нибудь сделать с этим? — Нэисс напоказ погремела оковами.

— Досточтимой сидхе достаточно будет проявить ещё лишь самую малость доброй воли, и причиняемые ей неудобства будут не только незамедлительно устранены, но и компенсированы, — теперь человек в капюшоне казался самой любезностью. — Принимаемые меры, учитывая высокие таланты досточтимой сидхи в магических практиках, — печальная, но необходимая дань нашей безопасности.

— Тогда спрашивайте, — капризно сказала сидха. — Мне уже надоело так.

— Спросим. Как произошло знакомство досточтимой с упомянутым дхуссом?

Что ж, нормальный вопрос. Немножко косноязычно задан, но какое ей дело? Правда ведь ничем не повредит Тёрну, верно?

Нэисс принялась рассказывать.

Люди в капюшонах слушали, их предводитель время от времени останавливал Нэисс, что-то переспрашивал или уточнял — ровным, спокойным голосом с тем же странноватым набором слов.

— Итак, он излечил Гончую Некрополиса? Получившую четыре успешных Иглы-до-Сердца?

— Да. Нельзя ли, наконец, снятьэто?Мне кажется, я проявила достаточно доброй воли!

— Можно, — с небольшой паузой ответил человек в капюшоне.

Сидха облегчённо вздохнула — её вытащили из ящика, подставили тяжёлый резной стул с высокой спинкой, позволили сесть у небольшого круглого столика, покрытого тонкой резьбой: руны показались Нэисс знакомыми. И точно! Именно их Тёрн называл «рунами Гидры».

Кому она попала в руки? Кто это такие? Не чашники, точно. Солнце? А зачем им дхусс по имени Тёрн?

— Еды? Питья? — с претензией на участливость осведомился безликий собеседник сидхи.