Чтение 5–й страницы книги ~Шпоры на кроссовках~

– Лучше зови Колькой, – вздохнул мальчишка.

– Так ты из МакЛаудов? – настойчиво спрашивал Алесдейр.

– Не, я из России, – Кольке надоели расспросы. – Из… короче, из Руси. Ты не знаешь, это далеко.

– Почему, знаю, – удивил его шотландский мальчишка. – У вас правит Эндрю Боколюбски король. В городе Владибург. А как ты оказался у нас? Русь же очень далеко, ты правду сказал?

"Вот это фишка!" – изумился Колька. – А нам по истории говорили, что в средние века люди типа сидели сиднем всю жизнь и не знали, что за пять километров делается… А что за Боколюбский, не помню такого… И какой еще Влади… а, да это Владмир! А Боколюбски – Андрей Боголюбский! – Колька напряг память и определил: – Вторая половина ХII века, кажется…"

– Откуда ты это знаешь? – по-настоящему заинтересовался он. Алесдейр вздохнул и, помрачнев, обхватил себя за плечи. Ответил не то что не охото, а с какой-то натугой:

– Отец Ян рассказывал про разные страны мне и старшим братьям.

– Отец Ян – это кто? – уточнил Колька. Алесдейр сказал так же натужно:

– Это священник нашего клана… был. Его убили. И всех вообще убили. Англичане пришли на нашу землю…

Из короткого, неохотного рассказа Алесдейра Колька понял, что ему снова "повезло" – Кащей расстарался, или что еще, но только его зашвырнуло в 1166 год "от Рождества Христова", как пунктуально и уважительно добавил Алесдейр. Шотландский король – имени его Алесдейр не называл и вообще говорил о нем с ненавистью – отдал английскому Генри (плевки Алесдейра один за другим летели в траву по мере того, как он был вынужден повторять это имя – оставалось удивляться, сколько у шотландца слюны!) кусокшотландских земель с городом Кер Лелл, и на этих землях стали селиться англичане с юга. Алесдейр без смущения признался, что они – шотландцы – всегда крали у англичан скот и иногда отрезали головы, чтобы похвастаться перед невестами и главами кланов, но никогда не пытались отобрать у соседей родину!!! А англичане начале выгонять шотландцев из домов и вообще – с земли. Уходить было некуда, да никто и не захотел. Несколько кланов – в том числе и МакЛохлэнны – взялись за оружие. Отец Алесдейра, который был главой одного из "колен" клана, трое старших братьев мальчишки, другие мужчины ушли воевать. Все их ждали, ждали – или хоть вестей о сражении. А вместо этого пришли английские лучники во главе с рыцарем, и валлийские копейщики пришли тоже, которые еще хуже англичан. англичане едят людей, все это знают, но Алесдейр сам того никогда не видел, а вот как валлийцы жарили на пиках маленьких детей – он видел своими глазами! Он сам по тому спасся, что удил рыбу. Сперва бросился домой, но увидел, что там уже все горит, и крыша рухнула, а изнутри кричали мать и сестричка. Англичане и его хотели убить, почти схватили, но он ударил одного острогой в лицо и спрятался в зарослях чертополоха за селением – пока лучники, чертыхаясь и проклиная все на свете, ломились по колючкам, он бесшумно переползал с места на место низом, подальше от шума. Его не поймали… Ночью Алесдейр подкараулил пьяного лучника и заколол его кинжалом. Хотел взять оружие, но приятели убитого заметили и снова погнались – хорошо, что луки у них не были натянуты, потому что английские ублюдки попадают даже в темноте своими стрелами в бегущего оленя за три сотни шагов – по звуку… С тех пор прошло уже пять суток, и он ничего не ел.

Колька слушал все это, внутренне содрогаясь и удивляясь тому, что шотландец говорит об убитых родичах без особой горечи. Нет, он жалел их, а главное – хотел мстить, и мстить жестоко… но какой-то характерной для колькиного времени кромешной тоски по умершим не испытывал. Он и плакал-то – как понял Колька – от того, что не сумел "как следует" отомстить за своих. И еще потому что клан, неверно погиб, а шотландец без клана – это… Тут Алесдейр не сумел объяснить, но Колька понял, что это хуже чем бомж, у которого ничего нет, а пинки и фофаны сыплются со всех боков жизни.

Колька даже возмутился про себя бессердечности Алесдейра, но рассудил, что это, наверное, потому что жизнь кругом опасная, и люди больше привыкли к смерти, чем в его, Колькином времени. Ведь например, пацаны в том времени дерутся, и даже бывает, ножи и прочее идет вход, но по пьяни или в горячке драки, а потом, случись такое, все разбегаются. А тут – Алесдейр погнался за незнакомым парнем только потому что одежда на нём ему показалось английской. И зарезал бы запросто, спокойно и даже с удовольствием.

Короче, жизнь такая. Алесдейр косвенно подтвердил мнение Кольки, упомянув, что его мать "конечно, уже была старая – больше тридцати лет – и не могла уже рожать детей." Но потом вспомнил сестренку, которой неделю назад сделал, "чтоб не надоедала", несколько соломенных кукол и глиняный домик недалеко от ручья. Вспомнил – и Колька понял, что шотландец вовсе не такой твердокаменный, каким хочет казаться, потому что губы у Алесдейра задрожали, и он поспешил со смехом начать вспоминать, как смешно дергался "английский пес", когда, он, Алесдейр… и так далее. Так мальчишки во времена Кольки, когда им было плохо или больно, отпускали "черные" шуточки и специально вели себя поразвязнее… И предложил просто:

– Есть хочешь, Алесдейр? У меня сухари и вобла… это рыба такая соленая. Немного. Вот. Держи…

…Колька понял, что никогда в жизни не видел по-настоящему голодных людей. Воблу Алесдейр стрескал прямо с костями, сухари "загрыз" в два укуса. Без церемоний запил все это водой из прозрачной ледяной лужи, скопившейся между двух кочек совсем рядом с тем местом, где сидели ребята, и учтиво поблагодарил Кольку, а потом поинтересовался:

– Так как же ты попал сюда из Руси?

– Ну… – Колька ощутил себя сидящим на горячей сковородке. – Я путешествовал.

– В наши места?! – поразился Алесдейр. – Да ты выжил из ума, русс!

– У меня это… – Кольку осенило, и он выпалил: – Обет! В честь прекрасной дамы!

Мальчишка уже в следующую секунду готов был сам себе надавать пинков, но Алесдейр неожиданно серьезно кивнул, и Колька напомнил себе, что его годы тут считаются вполне солидными – взрослый и ответственный мужчина, почти как он сам про себя любит думать, только тут это на самом деле.

– Обет – это святое, – согласился шотландец. – Ты дал обет путешествовать пешком? И именно в наши места?

– Вообще-то нет, – возразил Колька, – у меня был конь и вещи… и оружие тоже, конечно… – так, а что говорить дальше-то? А! – Меня обокрали. Ну, на постоялом дворе, на юге.

– Англичане все воры, – согласился Алесдейр. Колька даже удивился, как легко сошла его ложь. – Но теперь-то ты куда собираешься? В наших местах не бывает никого из ваших земель, тебе надо в Лондон, туда приезжают купцы из Новигарди…

"Новгорода, – перевел для себя Колька, – Нет уж, Лондон – это отстой, раз меня зашвырнуло сюда!"

– Понимаешь, – вздохнул "рыцарь в кроссовках", – я слово дал, что вернусь только когда добуду обещанное.

– Так ты не просто так путешествуешь?

– Конечно, нет! Мне нужен… – Колька собрался с духом и мыслями, прежде чем продолжить: – Мне нужен меч. Но не простой. Все, что я знаю, – это необычный меч, и он у вас,в Шотландии. Без него мне не добиться свободы для той, которая меня ждет.

– Так она в плену?! – округлил глаза Алесдейр.

– Да, – решительно подтвердил Колька. – Ее похитил колдун-чернокнижник – прямо из замка отца, тот не хотел отдавать свою дочь за этого колдуна…

– И отец твоей дамы обратился к тебе! – с восторгом, от которого Кольке стало неловко, продолжал Алесдейр. Нет, все-таки средневековых дурачить гораздо легче, чем белорусского партизана или гестаповца… – Потому что девушка была обещана для тебя, да?!

– Ну… ага, – Колька ощутил, что краснеет. Но Алесдейр не обратил на это внимания. Он, прищурившись, смотрел куда-то на холмы, над которыми накрапывал дождь, и вдруг отрывисто заговорил:

– обещания надо выполнять. Даже если это грозит смертью. Тем более – обещания даме. А моту, кто выполняет такой обет, надо помогать… Вот что, Николас… Колька из Руси. Тебе очень повезло. Кажется, я знаю, что за меч тебе нужен.
3.

Дождь начался, когда мальчишки перебирались через один из многочисленных то ли ручьев, то ли речек, встречавшихся на пути. Точнее, это был не дождь, а теплая взвесь, разом пропитавшая воздух и похожая на остывший пар или туман, но одежда от нее промокла мгновенно. Алесдейр топал и топал себе, закутавшись в остатки своего плаща – и это на голодный желудок! – а у Кольки от желания спать заплетались ноги и на ходу закрывались глаза. При том шотландец еще и не разговаривал, и после нескольких попыток Кольки завязать дорожную болтовню удивленно заметил, что на Руси, наверное совсем, безопасно, если люди в дороге вместо того, чтобы слушать и смотреть, привыклибеседовать на ходу. Чтобы не дискредитировать родину, Колька заткнулся и начал засыпать. еще было сыро и снова хотелось есть, причем по-настоящему, а не всухомятку.

…Меч, про который говорил Алесдейр, находился в небольшой церкви, стоявшей между холмов – с незапамятных времен. Судя по рассказам священника, жившего при храме Божьем, оружие принадлежало одному из последователей защитника и покровителя Шотландии Святого Андрея. Сам Алесдейр не видел меч – его держали в специальном ящике, к которому позволялось прикоснуться – но был убежден, что на доброе дело священник его если вовсе не отдаст, то по крайней мере одолжит. что Кольку в нем поражало – твердая уверенность Алесдейра, что священник не откажет. Примитивное средневековое мышление шотландца не допускало и мысли о возможности не помочь доброму делу! Колька-Николас хороший? Хороший. Помочь ему надо? Надо. Значит – поможем.

С такой философией во времена Кольки жить было бы трудно.

Впрочем, сейчас вокруг другие времена. В них ездят верхом рыцари и передвигаются отряды лучников. Все это – не кино, потому что в кино ты просто сидишь в зале и не устаешь так, как здесь…

Уф, просто ноги подламываются!

Наконец, Колька не выдержал. Он устал, промок и спать хотел просто до "озверения", как никогда выражался его отец. Мокрый полог вокруг сгустился и сделался абсолютнонепроницаемым, в нем глохли всякие звуки, и временами Кольке начинало казаться, что и он оглох тоже. Кроме того, туман отвратительно вонял – чем-то неузнаваемым и в тоже время знакомым.

– Погоди, – тихо, но решительно окликнул он Алесдейра. Шотландец обернулся с недовольной физиономией. – Постой, – опередил его Колька. – Понимаешь, я всю прошлую ночь не спал… – он хотел добавить, что все это время на ногах и куда-то спешит, но сообразил, что у шотландца, похоже не признающего иных способов передвижения, кромепешего, такие жалобы сочувствия не вызовут. – И вообще – чем тут воняет?! – уже агрессивно, исчерпав весь запас доводов в пользу немедленного отдыха, спросил Колька.

– Воняет? – Алесдйр принюхался, подняв голову и сделавшись ужасно похожим на молодую гончую, как их показывали в кино. Но это не выглядело смешно – во-первых, Колька очень устал, а во-вторых, лицо шотландского мальчишки сделалось обеспокоенным.

– Это дом горит, – тихо произнес он, продолжая принюхиваться. – Клянусь Святым Эндрю – дом… но тут нет никаких домов кроме… дьявол и все его подручные в пекле!!! Неужели они осмелились поджечь ЦЕРКОВЬ?!

Вместо того, чтобы отдохнуть, Кольке пришлось вовсю нестись следом за шотландцем, который словно съехал с роликов окончательно – он помчался, не разбирая дороги. Аточнее – как раз отлично разбирая, ему даже сплошной ковер из вереска под ногами не мешал. Не то, что Кольке, который начал путаться в нем и несколько раз едва не упал.

Запах дыма становился сильнее и сильнее – он забивал горло, как мокрая вата, пропитанная чем-то мерзким, он нес с собой беспокойство и тревогу. Поэтому Колька не удивился, обнаружив, что рядом с ним передвигается Кащей – не идет, а именно как-то передвигается, ухитряясь не отставать от бегущего мальчишки, не шевеля ногами. Лицо Кащея было сочувствующим и огорченным.

– Ну куда мы так бежим? – хорошо поставленным голосом поинтересовался он. Колька на бегу невнятно огрызнулся. – Ну я понимаю – Белоруссия, аист там куда-то летит, песни партизан и все такое прочее. Но ТУТ-То вы что забыли Николай?! Стрелу английского лучника в живот? Поверьте – это весьма и весьма неприятно. И называется – в чужом пиру похмелье. Что вам дело до…

– Сгинь, пропади! – прорычал Колька.

И Кащей сгинул. Но напоследок успел вздохнуть и сожалеюще развести руками, словно скорбя о неразумном поведении дорогого ему человека…

…Аледейр, тяжело дыша и сдувая с губ перемешанный с водой пот, стоял возле выхода из лощинки, по которой они сперва шли, а потом бежали. Он не отрываясь смотрел на лениво чадящее под моросью пожарище. Церковь была каменная, из серого гранита, поэтому стены уцелели, но крыша прогорела и рухнула, двери – чем-то высаженные – сгорели тоже, и ставни, закрывавшие окна… Вокруг еще виднелось дымящееся кольцо – тут церковь обложили хворостом и дровами, которые потом подожгли.

Колька подобрал около тропинки, уводившей в холмы, стрелы с ало-белым оперением и длинным, похожим на граненый гвоздь наконечником из серой стали. Молча показал ее Алесдейру, который кинул отсутствующий взгляд, кивнул и в свою очередь указал Кольке на множество следов подкованных сапог и две цепочки конских подков. Кольке сразу вспомнился конный рыцарь с оруженосцем и пешие лучники.

– Когда подожгли? – спросил мальчишка, вертя в руках стрелу. Ему всегда казалось, что они легкие, стрелы – деревяшка, перо и кусочек металла – но стрела в его рукахбыла увесистой, грозной.

– Не поймешь, – нехотя сказал шотландец. – Сыро… Но это точно те, которых мы видели.

– Что будешь делать теперь? – поинтересовался Колька.

– А ты? – вопросом ответил Алесдейр. Колька вздохнул. Перед ним такой проблемы не стояло – он никак не мог отправиться домой, не добыв меча. Вот не принял предложение Кащея – всю жизнь жалеть будешь…

Но что интересно – не было такого сожаления, как в прошлый раз. И страха такого не было. Может, потому что все как-то напоминало исторический фильм, и даже сгоревшая церковь не вызывал опасения. Колька вздохнул еще раз, посмотрел на часы, словно время что-то решало сейчас и ответил:

– Мне без меча возвращаться нельзя.

Очевидно, это было слишком круто даже для упертого шотландца, потому что он разинул рот и покачал головой:

– Они тебя повесят, и все…

"Могут, – про себя оценил Колька. – Но погоди, с какого перепугу им меня вешать?"

– А зачем им меня вешать? – повторил он вслух. – С какой радости?

Надо думать, над этим шотландец и не размышлял. Он до такой степени привык видеть в англичанах убийц и разорителей, что ему просто не приходила в голову возможностьсуществование неангличанина, которого не станут вешать. Но, обдумав это, Алесдейр с некоторой даже неохотой кивнул:

– Пожалуй, незачем… Отправишься искать меч по следу?

– Да, – отважно объявил Колька.

– Тогда и я с тобой.

Заявление было неожиданным – и с точки зрения Кольки – нелогичным. Но ведь Кащей, наверное, считал, что плюнуть на освобождение пленницы – это и есть логика. А Кольке такой логики не хотелось совсем. Поэтому он сказал:

– Я буду рад. Но ведь тебя то точно повесят, если узнают, что ты МакЛохлэенн.

– Постараюсь, чтобы не узнали, – Алесдейр улыбнулся впервые за их короткое, но содержательное знакомство. – Кроме того, мне просто некуда идти. А с англичанами я могу сражаться и там, куда ты попадешь.

– Мне бы еще врубиться, куда я попаду, – заметил Колька. – Раз уж ты решил идти со мной, то скажи хоть приблизительно, куда они могли направиться?

– В ближайший бург, – уверенно ответил Алесдейр. – Только давай сначала обшарим пожарище – вдруг они оставили меч?

Но Колька лишь молча покрутил головой – он чувствовал, он был уверен, что меча ТУТ нет. Это было то же ощущение, что на болотистом острове, когда он нашел сапоги-скороходы, выглядевшее как кирзовые сапоги.
4.

"Ближайший бург" располагался в трех лигах[8].Как выяснилось очень скоро, лига – это много. ОЧЕНЬ. Три лиги – в три раза БОЛЬШЕ. Поэтому после первой же лиги Колька объявил, что он или ляжет спать – или помрет. Алесдейр его неожиданно поддержал, добавив, что и есть тоже очень хочется. Они поделили остатки воблы и сухарей, спрятавшись от мороси и посторонних взглядов под каменной плитой, похожей на высунувшуюся из скалы драконью морду, потом Алесдейр расстелил свой плед и, зевая, сказал, что проснуться надо когда солнце начнет клониться на вечер. Как он собирался осуществить без будильника – Колька не знал, да и не очень интересовался этим вопросом. Ему так хотелось спать, что сухая земля, поросшаяредкими жухлыми былинками, показалась мягче матраца дома на кровати. Алесдейр от щедрот своих широким жестом предложил край пледа, но Колька, помявшись, отказался:плед был ГРЯЗНЫМ ОЧЕНЬ. Шотландец не обиделся – он завернулся в плед один и тут же удрых, только рыжая макушка торчала с одной, а грязные сапоги – с другой стороны.

Это было последнее, что заметил Колька – через секунду он и сам спал совершенно каменным сном…

…– Ник, Ник… Колька, вставай, пора.

Во рту был гадкий привкус, болела спина и онемело плечо. Спросонок Кольку начал колотить озноб, но он с удовольствием проспал бы еще сколько угодно, если бы не Алесдейр. Шотландец тряс Кольку за плечо – осторожно, но настойчиво – и повторял его имя в своей и слегка исковерканных русских вариациях. Он оттолкнул руку шотландца и сел. Выглядел он возмутительно отдохнувшим.

– Оооохх!… – вырвалось у Кольки. Он оттолкнул руку шотландца и сел. – Зубы почистить бы… Или нет, поесть… Или лучше зубы… Или…

Колька очень быстро ощутил, что есть еще одна – очень насущная – потребность, которую нужно удовлетворить немедленно. Или он просто лопнет. Колька дунул из их убежища.

Что интересно, пока он делал свои дела – успел заметить, что солнце и в самом деле клонится к горизонту. Подходил к концу второй из четырнадцати отпущенных ему на поиски и спасение Зорины дней. Ну что же, неплохой счет.

"Эй, постой, – окликнул себя Колька, – ты, что собираешься дальше дурака валять?! Нет, хватит, найдешь этот меч – и нах хаузе, домой!

Застегивая джинсы и зевая, он вернулся к камням, возле которых так же зевал, но глядя на небо Алесдейр. Он снова завернулся в плед.

– Пока совсем не стемнеет – будем на месте, – пообещал шотландец. На голодный желудок, конечно, не ходьба… у тебя денег нет совсем?

Колька честно покопался в карманах джинсов и ковбойки – и к собственному удивлению выудил десятирублевую монетку. Во времена Кольки это были две буханки хлеба – или банка не очень хороших консервов, но Алесдейр обратил внимание не на номинал, а на размер и вес:

– Хорошая, большая, – одобрил он, вертя монетку в пальцах. – Легкая, правда… Порченая, что ли? – он провел по золотистому ободку с краю. – Точно, медь с серебром… Это что? – он прищелкнул по цифре 10.

– Копье и щит, – стараясь сохранить серьезность, ответил Колька. Алесдейр кивнул:

– А, точно… А это кто? – он указал на улыбающегося Гагарина в шлеме на оборотной стороне монеты.

– Святой Юрий, – так же серьезно пояснил Колька. – А вот тут написано арабскими цифрами 2001 – стольких врагов в одном из сражений с его помощью сразила рать нашего князя.

– А-а… – уважительно протянул Алесдейр и перекрестился. – Какие ровные края… Ты ее спрячь подальше, поедим, когда дойдем…

…Дождь прекратился. Появившаяся невесть откуда тропинка вилась с холма в лощину и обратно, перескакивала по мосткам ручейки и речушки, ныряла в рощицы. Небо очистилось, выглянули звезды, но все равно темнота привыкшему к царству электрического света Кольке казалась сплошной.

– Ну, почти дошли, – вздохнул вдруг Алесдейр, когда они поднялись на черте-какой по счету холм. – Смотри, Ник, вон он – бург.

Горстка огней трепетала где-то впереди и слева – расстояние определить не получалось даже на глаз, ночью все огни кажутся ближе. Выше этой жалкой кучки рисовался на холме силуэт небольшой крепости, опоясанной пятнышками факелов по стенам.

– Э, э! – Колька ухватил Алесдейра за руку. – Тормози, мы что – так туда и попремся?!

– Да, а что? – не понял Алесдейр.

– Там же враги!

– Враги не в бурге, – терпеливо объяснил шотландский мальчишка. – А селение наше, шотландское.

– А какой клан там живет? – подозрительно поинтересовался Колька. – Не твои кровные враги?

– Да никакой клан не живет, – отмахнулся Алесдейр. – Сброд всякий… На месте бурга была крепость Брюсов, их цвет красно-черный. С теми мы правда враждовали, но я не знаю, остался тут кто-нибудь из них, или англичане всех перерезали… Ходят, правда, слухи, что старый Брюс продался им, только я точно не знаю и этого.

– Из-за чего враждовали? – полюбопытствовал Колька. Алесдейр неопределенно помотал рукой воздухе:

– Из-за скота и девок, – коротко ответил он. – Пошли, что ли поедим наконец!

Они сошли с холма, и через десять – по чесам Кольки – минут тропинка влилась в дорогу, еще не вполне пустынную даже в столь поздний час. По ней тут и там шли люди, направляясь, все как один к огонькам бурга. Среди путников были и шотландцы и англичане, никто не вцеплялся друг другу в глотки, вот только мальчишка отметил, что по-прежнему понимает речь шотландцев так, словно они говорят на русском, а англичан – нет. "Может, – осенило Кольку, – это как бы знак, от кого мне можно ждать помощи, а когонужно опасаться?"

Впрочем, эти англичане не выглядели опасными – усталые малоразговорчивые люди, почти все – с заплечными мешками, многие – с ножами на поясах и даже луками за плечами. Проскочила группа конных – при оружии, они рысью ехали по середине дороги.

– Сержанты из бурга, – сказал Алесдейр.

– Не те, что сожгли твое селение? – уточнил Колька. Шотландец удивился:

– При чем тут они? Я же сказал – это сержанты, гарнизон, они служат английскому королю, – на обочину полетел плевок. – А там были люди какого-то из пограничных баронов – лучники и валлийские копейщики. Ты видел у рыцаря золотые кресты на белом? Это кто-то из Харди. Я только молюсь, чтобы они не оказались там, куда мы идем.

– Ты же сам сказал, – напомнил Колька, – что они в бурге!

– Верно, – подтвердил Алесдейр, – но мы-то идем не в бург, а в селение. Чего ради им шататься ночью по улицам?

…В этом самом селении, ради которого они сегодня столько оттопали, было грязно и здорово воняло – неопределенной, но противной и густой вонью. Возле сложенных из плит камня и крытых зеленым дерном домов чадили и потрескивали здоровенные факелы, слышались многочисленные звуки, издаваемые скотом и людьми За одной из стен плакал ребенок, под ногами чавкала грязь, и Колька заставил себя не думать, из чего она состоит – к горлу подкатывала тошнота. Алесдейр тоже морщился, потом вздохнул.

– Не люблю я таких мест… Воняет и грязно. Но что теперь делать!

Навстречу снова пошли сержанты – в широких плашах они были похожи на невиданных ночных птиц, факела, которые покачивались в руках, бросали багровые отблески на оружие и доспехи. Колька понял, что селение больше, чем казалось с холмов, просто огню горели только возле домов вдоль "главной улицы", а окраины тонули в темноте. От запахов, неверного полусвета, света и неопределенности накатила тоска и даже захотелось заплакать. Но это было бы, конечно, глупо и стыдно, поэтому Колька проглотил острый комой и деловито осведомился:

– Так куда мы идем?

– Тут есть постоялый двор, – у Алесдейра был усталый голос, – поедим и заночуем.

Постоялый двор, так постоялый двор, подумал Колька. Только бы поскорее придти.

Мальчишки перешагнули через нескольких человек, которые, завернувшись в какие-то лохмотья, спали прямо на обочине, вытянув ноги на дорогу. Справа покачивался светильник – не факел – выхватил из темноты тяжелую деревянную вывеску с изображением пляшущего человека с волынкой. Щеки плясуна были страшно раздуты, глаза выпучены.

– "Пляшущий волынщик", нам сюда, – указал Алесдейр.

Как раз перед мальчишками тяжелая дверь постоялого двора с визгом открылась, и наружу вывалились четверо или пятеро человек. Точнее понять было невозможно – они ожесточенно и молча тузили друг друга, а какая-то женщина, бегая вокруг, подбадривала их визгливыми пронзительными криками по-английски. Вся компания повалилась в канаву, но не перестала драться, женщина же, обрадовано вскрикнув, нагнулась,подобрав юбку, и начала быстро подхватывать с грязной земли рассыпавшиеся у кого-то из драчунов монеты. Рослый лучник, проходивший мимо, отвесил ей пинка и буркнул знакомое Кольке по фильмам ругательство. Мальчишка поежился – ему расхотелось внутрь. Но не признаваться же было Алесдейру, который распахнул дверь и первым вошел внутрь…

…В большой низкой комнате пахло множеством людей, дымом и горелым жиром, стояли гул голосов, чад от очага, на котором жарилось мясо и кипели котлы. Было душно и жарко – под самым потолком комнату опоясывал балкон, на который вели две лестницы, и по краю этого балкона чадили и брызгались смолой штук двадцать факелов. За широкими столами на низких скамьях сидели множество людей – они ели что-то из глиняных мисок, пили какой-то напиток из деревянных кружек, орали песни, разговаривали, играли вкости и обнимались с женщинами. Тут были и англичане, и шотландцы; и военные, и гражданские, хотя последнее зачастую трудно оказалось разобрать, потому что при оружии были все.

На вошедших мальчишек никто не обратил внимания, кроме заросшего усами, бородищей и волосами хозяина в кожаном переднике – засунув большие пальцы рук за широченный кожаный пояс, он стоял возле очага с видом "нового русского" – казалось, на его лбу написано: "Жизнь удалась!" Тем не менее, он вполне предупредительно поспешил навстречу ребятам и, слегка поклонившись, поинтересовался:

– Что будет угодно молодым господам?

Колька понял его, из чего можно было заключить: хозяин шотландец.

– Поесть и заночевать, – Алесдейр незаметно, но точно и сильно толкнул Кольку локтем, и тот извлек монету. Глаза хозяина внимательно обшарили сначала самого мальчишку, его странную одежду, и только потом обратились к монете.

– Чья? – поинтересовался он, беря кружок в пальцы.

– Моя, – поспешил Колька. – А что?

– Да вижу, что твоя, – в заросли волос обнажились белые крепкие зубы. – Где чеканили? Не сказать, чтоб тяжелая… – хозяин подкинул кружок, и Алесдейр ловко поймал его в воздухе, ответив:

– Русская. Что даешь за нее?

Хозяин продолжал улыбаться, глаза весело сверкнули, он смерил взглядом шотландского мальчишку:

– Русская?… Миску каши. С мясом. Кружку пива… ладно, две. И место на верху, если найдете.

Он протянул ладонь. Алесдейр вытянул руку, но удерживал монету двумя пальцами.

– И завтрак утром. Я не говорю: "Поимей совесть", – и Алесдейр отпустил грубую шуточку, заставившую хозяина утробно хохотнуть. – Просто шотландец не надует шотландца. Воздуху не хватит.

– И завтрак, – кивнул хозяин. – Ищите место, мои принесут.

Монета упала на ладонь, и хозяин, повернувшись, исчез в толпе.

– Жирный боров, – беззлобно, впрочем, выругался Алесдейр, – можно было получить вдвое больше, да ладно… Пошли искать место.

…К большому облегчению Кольки, выяснилось, что никто из зверски выглядевших посетителей "Пляшущего волынщика" не держит и в мыслях специально обидеть мальчишек –на них внимания-то особого не обращали, и ребята довольно быстро нашли пустые полскамейки за столом в углу. Колька сел почти с удовольствием. Алесдейр бухнул на стол локти и шёпотом признался:

– Мутит меня.

– Да, воняет тут здорово, – согласился Колька, но Алесдейр помотал своей спутанной гривой:

– Да нет, жрать хочется – прямо тошнит.

Кольке тоже хотелось есть, но запахи отбивали половину аппетита. А вид еды, принесенной довольно красивой девчонкой, с любопытством поглядевшей на Кольку, аппетита не добавлял. В миске среди бурого варева лежали похожие на обрывки дубленой кожи куски мяса. Две кружки, наполненные до половины светло-желтой жидкостью, прикрывали здоровенные ломти серого хлеба. Ставя все это на стол, девчонка подмигнула Кольке и потерла палец о палец – тот уставился в стол, а Алесдейр без смущения сообщил:

– Ты ей понравился… Ну, с нами бог и Святой Эндрю!

Гарнир оказался жареной чечевицей. Мясо прожарили скорей для того, чтобы отбить душок. А в кружках плескалось пиво – еще отвратительнее того, которое Колька несколько раз пробовал в своем времени. Хорош был только хлеб. Впрочем Алесдейр мел все со страшной скоростью, да и Колька после вспыхнувшего было отвращения разохотилсяи почти не отставал от голодного шотландца – только вот пиво никак не глоталось, и Алесдейр выпил обе кружки. Точнее – одну целую кружку.

– Ты, кстати, можешь переночевать получше, чем на соломе, – обратился он к Кольке.

– Ты это о чем? – удивился мальчишка. Алесдейр хмыкнул:

– Та белобрысая наверняка будет тебя ждать. Даже без денег.

Колька побагровел и уткнулся в стол. Алесдейр расценил его смущение по-своему и поспешил:

– Прости, прости, конечно, ты же клялся своей, той, которая в плену! Прости, я не то сказал… Ладно, если мы поели, то… – шотландец начал вставать, но вдруг чудовищно побледнел и плюхнулся на место, опустевшим взглядом меряя дверь.

Колька проследил его взгляд – и увидел нескольких невысоких черноволосых людей, как раз вошедшие в комнату. Они были одеты в жесткие кожаные куртки и штаны, белые грязные накидки с золотыми крестами, обуты в сандалии с высокой шнуровкой, лица раскрашены синим и алым. На поясах висели короткие и очень широкие мечи, продетые в кольца. Особой агрессии эти посетители не проявили – стояли у порога и переговаривались на пляшущем, как вода на перекате, языке.

– Валлийцы, – прошептал Алесдер и спустил с плеча плед, чтобы скрыть его расцветку.

– Нас ищут?! – Колька напрягся.

– Нет… Ник, если они наткнуться на меня – ты со мной не знаком…

Последовало несколько жутких мгновений – скамья напротив мальчишек внезапно освободилась, и кто-то из валлийцев показал товарищам на нее!!! Колька услышал, как стучат зубы Алесдейра и поймал его отчаянный взгляд – шотландец боялся. Но валлийцам не приглянулась скамья возле мальчишек – довольно бесцеремонно расталкивая ноги и локти других посетителей, они убрались куда-то на другой конец зала и там уселись за освободившийся стол. Алесдейр перевел дух и убрал за голенище свой кинжал – Колька и не заметил, как шотландец его извлек и держал под столом.

– Пойдем-ка спать поскорее, – предложил он. – Во-первых, хочется, а во-вторых это безопаснее.

– Ты справа от меня иди, – показал Колька, – так они тебя не увидят.

– Угу, – буркнул Алесейр, поднимаясь. – Пошли вон к той лестнице и сразу наверх.

Но до лестницы они дойти не успели – навстречу из-за стола поднялись трое мрачных мужиков в черно-серо-зеленых килтах, с нечесаными бородищами и оружием на поясах. Они заступили дорогу мальчишкам, и тот, что встал в середине, уперев руки в бока, кивнул Алесдейру: