Чтение 13–й страницы книги ~Рыцарь Святого Гроба~

– Ты уже слышал, барон! – ответил рыцарь, возглавляющий отряд. – Властью, данной мне Его Святейшеством, я использую свою привилегию отменять смертные приговоры. Эти двое поедут со мной. Верните им одежду и пошлите кого-нибудь, чтобы привели их коней.

Жак перевел взгляд на барона.

Барон Ибелин прищурил глаза.

Бальи скрипнул зубами.

Архидьякон Тира охнул и пробубнил себе под нос что-то весьма и весьма еретическое.

Ги де Монфор и Пьетро ди Россиано вскочили с мест и теперь стояли, уставившись на того, кого назвали приором, одинаково выпученными глазами.

– А ты уверен, что можешь отдавать здесь приказы, Сен-Жермен? – Лицо барона побагровело, и он вцепился пальцами в подлокотники высокого кресла.

– Распоряжайся у себя в Бейруте! – резко ответил ему приор. – Мне известны пределы моих полномочий, и не тебе о них судить. Отдайте необходимые приказы, бальи. И не забудьте вернуть все конфискованное имущество.

– А как же мой конь и доспехи? – Пьетро ди Россиано чуть не плакал. – Мне же их дедушка подарил. Что он скажет, когда узнает об этом?

– Я упомяну об этом, когда буду писать Его Святейшеству очередное донесение, – ответил Сен-Жермен. – Может, еще у кого-то есть вопросы?

Под навесом воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь голосом Робера, который отвешивал тумаки и ругал одного из подручных палача за то, что тот недостаточно проворно прислуживал ему, помогая надеть сюрко.

– Сир Робер де Мерлан и мэтр Жак! – обратился приор к приятелям. – Мне срочно необходимо посетить архиепископа, после чего мы отправимся в путь. Как можно скорее завершайте в Тире все свои дела и ожидайте меня у городских ворот. Дабы никто не чинил вам препятствий, с вами останется один из братьев. Поезжай с ними, брат Серпен!

Один из стоящих позади Сен-Жермена рыцарей тронул поводья и выехал вперед. Остальные вслед за приором пришпорили коней и, раздвигая толпу, исчезли в боковой улице.

Из-под навеса не доносилось ни звука. Нобили, ошеломленные внезапным вторжением, не могли понять, что им теперь делать и как себя вести.

– Вы готовы? – спросил, подъезжая к приятелям, тот, кого приор назвал братом Серпеном.

– Я готов был покинуть это место с того самого момента, как моя нога ступила на площадь, – отозвался Робер. – Не очень приятно, знаете ли, когда тебя хватают и собираются ни за что ни про что взять и отрубить голову… Но кому мы обязаны столь своевременным освобождением, сир?

– Вас взял под защиту орден рыцарей Святого Гроба, – ответил рыцарь. – Добро пожаловать в наше славное братство. Итак, куда мы сейчас последуем?

– Сначала в гости к бальи, – проворчал, поправляя ремни, Робер. – Раз уж такое дело, то прежде всего нам нужно вернуть коней и оружие. Если я все правильно понял, тоони нам вскоре понадобятся.

– Вы не ошибаетесь, сир, – улыбнулся брат Серпен. – Сейчас я попрошу кого-нибудь из благородных господ, чтобы они ненадолго одолжили вам двух лошадей. Негоже собратьям нашего ордена передвигаться пешком. Да и время дорого.

Рыцарь отъехал в сторону коновязи и сказал несколько слов охраняющему коней оруженосцу. Вскоре Жак и Робер уже сидели в седлах, на которых красовались гербы Бейрутского баннерета. Проезжая мимо одного из домов, Жак увидел, что из окна на втором этаже, откинув тяжелую гардину из дорогой парчи, за ними наблюдает Витториа. Лицо ее сохраняло бесстрастное выражение, и по нему невозможно было понять, обрадована ли она таким исходом событий или же, напротив, огорчена.

После убытия братьев-рыцарей и осужденных толпа, отчасти разочарованная тем, что ее лишили кровавого зрелища, начала быстро таять. Площадь почти опустела, когда состороны ворот раздались испуганные крики. Вскоре из Улицы вылетел огромный рыцарь на сером першероне. Он был в полном боевом облачении и размахивал чудовищной булавой. Оказавшись напротив виселицы с двумя пустыми петлями, сиротливо покачивающимися на ветру, он поднял коня на дыбы. Благородное животное, измученное многочасовой скачкой, едва оторвав передние копыта от земли, рухнуло на землю. Рыцарь, проявляя изрядное проворство, свидетельствующее о том, что он имеет изрядный опыт падения под ним коней, успел отскочить в сторону.

Он снял шлем, огляделся по сторонам и пожал плечами.

– Успел все-таки кто-то раньше меня, – проворчал Недобитый Скальд. – Трех лошадей загнал, вассальную присягу королевскому бальи принес – и, выходит, зазря. А все эти два десятка копейщиков у ворот. Если бы с ними так долго не провозился…

Недобитый Скальд взял коня за гриву, поднял его без видимых усилий, словно держал за шиворот щенка, и поставил на ноги. Конь, понимая, что сейчас на его многострадальную спину снова обрушится непосильная ноша, обреченно заржал.

Глава десятая,

в которой выясняется,

кому обязаны герои своим спасением

Акра, квартал патриарха Иерусалимского,

1228 г. от Р.Х., день Святого Духа

(понедельник, 15 мая)

Церковь Святого Саввы звонила, сзывая своих прихожан к праздничной мессе. По причинам, никому не ведомым, аббат-генуэзец всегда начинал службу с опозданием, так что к тому времени, когда из-за высокой стены аббатства еще только доносились первые удары большого колокола, в часовне, где молились каноники Гроба Господня, служба была в самом разгаре. Молящиеся располагались в строгом соответствии со своим чином. В первом ряду – двенадцать каноников во главе с приором, во втором – простые братья ордена, в третьем – собратья-рыцари, а в четвертом – собратья-сержанты. Проводил службу сам патриарх Иерусалимский Геральд де Лозанн.

Жак из Монтелье, бывший вольный виллан, бывший оруженосец сира де Мерлана, бывший сержант крестоносного братства святого Андрея Акрского, ныне сержант Гроба Господня, облаченный в выстиранную, хрустящую от свежести и сверкающую белизной камизу, стоял в четвертом ряду и вслушивался в пение хора, исполняющего гимн Святому Духу.Veni Sancte Spiritus,reple tuorum corda fidclium,et tui amorisin eis ignem accende…Ты приди, Дух Святый, словно ветра дуновенье,Ты приди, Дух Святый, и огонь в душе зажги!Ты приди, Дух Святый, в наши души, в наши души,Ты приди, Дух Святый, и огонь любви зажги!

Пятидесятница для крестоносцев – день особенный. Со времен легендарного короля Артура все рыцари считают его своим праздником, а для братьев Святого Гроба он был редким днем общей молитвы, когда отряды, несущие службу по всей Святой Земле, возвращались, словно в древний Камелот, в свою главную обитель.

Жак вместе с молящимися вторил хору и размышлял о Божьем промысле, волей которого он избежал неминуемой казни и оказался в рядах самого загадочного крестоносного ордена Заморья. В тот день он, в самом буквальном смысле вынутый из петли, оседлал подведенного коня и в сопровождении братьев-рыцарей покинул площадь. В резиденции бальи города Тира они с Робером де Мерланом забрали конфискованное имущество, пересели на собственных коней и отправились к городским воротам, где их ждал приор Сен-Жермен. Робер скакал стремя в стремя с братом Серпеном и переговаривался с ним вполголоса. Жак держался на корпус позади. Уже тогда, при первом знакомстве с братьями Святого Гроба, ему сразу же бросилось в глаза уважение, которое им оказывают все встречные вне зависимости от знатности и вероисповедания. На протяжении недолгого пути им трижды безропотно уступили дорогу – вначале вылетевшие из-за угла госпитальеры, затем встречные рыцари из войска Ибелинов и у самых ворот – всадники во главе с союзным императору эмиром.

Магистр ожидал их в седле.

– Все в порядке, сир! – доложил ему брат Серпен. – Нам вернули оружие, коней и доспехи.

– Вы желаете проститься с кем-то еще? – спросил Сен-Жермен у Жака и Робера. – Если так, то поспешите. Сейчас мы поскачем в Акру.

– Если вы пустите коней в среднюю рысь, – произнес Робер, обращаясь к своему новому командиру, – то мы успеем уладить все свои дела и догоним вас в нескольких лье от города, мессир.

Жак про себя отметил, что таким уважительным тоном до этого времени его приятель не говорил еще ни с кем…

Сержант отвлекся от воспоминаний, когда патриарх перешел к чтению Писания.

– Как сказано в Евангелии от Луки, по истечении шестой недели после Святого Воскресения апостолы и все собравшиеся ожидали, когда Спаситель пошлет им знамение и они обретут его силу, хотя они не знали, в чем именно будет состоять пришествие Духа Утешителя. И вот, в девятом часу утра, когда народ иудейский обычно собирался в Храм для жертвоприношения и молитвы, внезапно над горой Сион послышался шум, как будто от бурного ветра. Шум этот наполнил дом, где находились апостолы, и над их головами возникло множество огненных языков, и стали языки опускаться на каждого из них, но были холодны и никого не обжигали. И когда языки опускались на голову каждому апостолу, они начинали говорить на разных, ранее неведомых им наречиях. И сказано у Матфея: «Так совершилось над апостолами крещение Духом Святым и огнем, как было предсказано пророком Иоанном Крестителем». И пошли апостолы нести слово Божье во все земли. Так появилась наша первоапостольная Римская церковь…

По окончании службы причастившиеся братья покинули часовню и в ожидании праздничного обеда прохаживались по дворику перед входом в трапезную и дортуар. Бесчисленные колокольни Акры, стараясь перещеголять друг друга, при помощи всех доступных средств созывали приезжих богомольцев. Били набаты, надрывались вперемежку большие и малые колокола, и над городом стоял даже не звон, а сотрясающий стены гул. Неделю назад до берегов Палестины добрался наконец первый венецианский конвой, и столица Иерусалимского королевства наполнилась паломниками, рыцарями и благородными господами. Немедленно оживилась торговля, и в жертвенные кружки стоящих на каждомперекрестке и чуть не дерущихся за самые хлебные места монахов из пока еще тугих крестоносных кошельков полились потоки серебра.

– Слушайте, почтенный, – Робер, рыжий коренастый коротышка, припер к каменной стене долговязого каноника и учинял ему допрос, – я вот никак не разберу. На прошлойнеделе приор нам читал из Ветхого Завета про Вавилонское «столпотворение. А там сказано, что Господь, в наказание за дерзкую попытку построить башню до небес, смешал все языки. Получается, что тогда многоязычие было наказанием, а теперь – даром Божьим?

– Видит Всевышний, закончишь ты свою жизнь на костре, как еретик, – крестясь и с тревогой оглядываясь по сторонам, отвечал каноник. – Ты, брат-рыцарь, божий дар с яичницей не путай. И главное, вслушиваясь в слова Святого Писания, помни о богослове Косьме, который по подобному поводу изрек: «Вред или польза действия определяются совокупностью обстоятельств…»

Робер задумался и сделал шаг назад. Каноник воспользовался моментом, прошмыгнул в открывшуюся щель и был таков. Жак улыбнулся и подошел поближе. К ним присоединился брат Серпен. Именно этот высокий широкоплечий рыцарь оказался первым человеком в ордене, который объяснил им, кому, собственно, осужденные по лажному навету рыцарь и сержант обязаны своим освобождением.

Они скакали весь вечер и половину ночи, делая короткие привалы и меняя лошадей. Уже под утро на развилке с большим верстовым столбом Сен-Жермен перевел коня на шаг, а затем поднял правую руку вверх и остановил отряд.

– Сейчас я поеду в новый замок тевтонцев, который называется Монфор, – сообщил он Жаку и Роберу. – Оттуда ненадолго возвращусь в Акру и отправлюсь в Константинополь и Морею. Времени на то, чтобы с вами поговорить, будет очень мало. Пока на все ваши вопросы ответит брат Серпен.

С этими словами он подал команду сержантам, пришпорил коня и растворился в предрассветной дымке, над которой возвышались неясные контуры горного хребта. Серпен нахмурился и направил коня в сторону Акры. Копыта глухо рокотали по утрамбованной земле, так что всадники могли разговаривать, не повышая голос.

– Так что это у вас за орден такой, сир? – после продолжительного молчания задал давно мучивший его вопрос де Мерлан. Положа руку на сердце, вопрос этот вертелся у него на языке от самого Тира, но в присутствии магистра он робел и не решался раскрывать рот.

– Первым магистром нашего ордена мы считаем святого апостола Иакова, который как сын Иосифа Обручника, мужа Девы Марии, был названым братом Спасителя. Воскресши из мертвых, Иисус Христос выделил Иакова среди всех апостолов, удостоив его особенным посещением, о чем, как известно, говорится в послании к коринфянам. Именно тогдаи обязал Спаситель Иакова служением, целью которого была защита того места, где и произошло великое чудо Воскресения. После Вознесения Господня Иаков безоговорочно был избран епископом Иерусалимской церкви. Именно он и созвал первых воинов для служения. Говорят, что это были первые обращенные в христианство римские легионеры, которые поселились неподалеку от Голгофы и оберегали Святой Гроб от осквернений, – но так это или нет, нам неведомо.

Во время иудейских войн братство было рассеяно, но преемственность магистров не прервалась. Кого принимали в свои ряды первые рыцари – тайна, но долгие годы, пока учение Иисуса не победило язычников и воцарилось в Римской империи, Гроб Господень находился под надежной защитой. И когда мать византийского императора Константина Великого святая Елена прибыла в Иерусалим для того, чтобы поклониться святыням, именно глава нашего братства указал ей на позабытое к тому времени место усыпальницы Спасителя и местонахождение Честного Креста. Благодарная Елена построила на месте Гроба Господня базилику и взяла братство под свое покровительство. И потомки Константина поддерживали воинов Святого Гроба до тех пор, пока Святой град их нерадением не оказался в руках неверных.

Много лет братство, оставленное христианскими монархами, пребывало в безвестности, пока в Иерусалим не прибыл как паломник император Карл Великий со своей свитой.Он встретился с приором и поразился тому, как братство, никому не известное и никем не поддерживаемое, продолжает хранить свои традиции и исполнять апостолическуюмиссию. Император принял титул Протектора Иерусалима, направил в орден Святого Гроба лучших своих рыцарей, которые с соизволения халифа Гарун-аль-Рашида несли свою службу до того самого дня, пока Иерусалим не завоевали безбожные и алчные турки-сельджуки.

– Но позвольте, брат Серпен! – воскликнул Жак. – Когда я учился грамоте в монастыре, мой наставник отец Браун рассказывал, что знаменитая песнь о деяниях, шансон-де-жест, в которой рассказывается о паломничестве Карла Великого, – это всего лишь выдумка, и сам император никогда не бывал в Святой Земле.

– Молчи, пейзанин! – рявкнул в ответ де Мерлан. – Ты что, хочешь сказать, что ордена Святого Гроба не существует? Тоже мне, грамотей… А кто же тогда, по-твоему, меняот топора спас?

– Ваш приятель отчасти прав, – улыбнулся в ответ Серпен. – Та история происхождения ордена, что я вам рассказал, – это, конечно, всего лишь красивая легенда, в которую, впрочем, верят многие люди. На самом же деле наше крестоносное братство ведет свою историю со времен правления завоевателя Иерусалима Годфруа де Булона. Впрочем, обо всем вы узнаете в свое время, а сейчас пришпорим коней – нас ждет с докладом патриарх.

Всадники поднялись на небольшую возвышенность, и перед их взорами предстали утопающие в садах предместья, за которыми желтели массивные стены Акры.

Резиденция патриарха Иерусалимского располагалась рядом с арсеналом и занимала целый квартал. «Настоящая цитадель», – пробормотал под нос Робер, когда они, пропетляв по узким улочкам со сводчатыми перекрытиями, выехали к широкой приземистой надвратной башне, за которой теснились многоэтажные постройки. Здесь, как и в Тире,внутри городских стен было очень тесно, и здания, не имея возможности раскинуться вширь, поднимались ввысь, а улицы и дворы, наоборот, сужались, стараясь занимать как можно меньше драгоценной земли.

Не успел брат Серпен подъехать поближе к воротам, как тяжелая деревянная решетка, загораживающая въезд, медленно поползла вверх, и вскоре они оказались внутри.

Рыцари Святого Гроба занимали большое трехэтажное здание, на первом этаже которого располагались хозяйственные помещения и конюшни, а на втором, куда вел отдельный вход, – трапезная и дортуар. Третий этаж занимали апартаменты приора и кельи рыцарей. Сержанты жили в общих казармах, а оруженосцы и конюхи – при лошадях. Сержанты несли посменно службу, охраняя всю территорию, а все работы по дому, такие как стирка белья и уборка помещений, исполняли слуги патриархии. Как выяснилось, Серпен оказался на тот момент единственным братом-рыцарем в обители – прочие находились в отъезде.

– Так бывает почти всегда, – объяснил он Жаку и Роберу, сопровождая их в гостевые покои. – Времена сейчас тяжелые, и братья сбиваются с ног, исполняя разные поручения. Впрочем, узнаете обо всем, когда придет время. Пока что отдыхайте и осматривайтесь. Единственной вашей обязанностью пока является присутствие на обедне. Вам запрещено покидать пределы обители, заходить в любые помещения, кроме трапезной и церкви, и расспрашивать здешних обитателей о чем бы то ни было.

– А самим-то можно отвечать на вопросы? – попытался съязвить свободолюбивый де Мерлан.

– Не думаю, что вам их здесь будут задавать, – улыбнулся брат Серпен.

На третий день пребывания в патриархате в Акру возвратился Сен-Жермен. Он буквально влетел во двор в сопровождении целого эскадрона, и тихая обитель сразу же наполнилась звоном оружия, скрипом упряжи, стуком копыт и храпом лошадей.

– Ну, началось наконец, – проворчал де Мерлан, который от вынужденного безделья готов был на потолок лезть.

И вправду, сразу же после обеда к друзьям подошел оруженосец приора и попросил их следовать за собой.

Кабинет главы ордена находился под самой крышей, и из его окон открывался прекрасный вид на акрскую гавань. Все убранство большой, чисто выбеленной комнаты составлял большой гобелен с изображением королевского герба, два длинных стола со скамьями, полка, набитая книгами и пергаментными свитками, и несколько больших сундуков, окованных железными полосами.

Теперь наконец Жак смог рассмотреть загадочного приора поближе. Это был человек зрелых лет, много повидавший в жизни: его черные как смоль волосы чуть тронула на висках седина. Среднего роста – повыше Робера, но чуть пониже Жака, он казался выше, чем есть, благодаря стройной худощавой фигуре, но при этом бугрящиеся под камизой мышцы выдавали в нем человека недюжинной силы. Больше всего поражали его глаза – серо-зеленые, пронзительные и очень внимательные. Когда он глянул на Жака, ему показалось, что приор рыцарей Святого Гроба в одно мгновение просветил его насквозь.

– У меня совсем нет времени, – заговорил Сен-Жермен. Голос у него оказался чуть хрипловатый и на удивление мягкий, но тем не менее Жак ощутил в нем металл, который звенел, когда приор, спасая их с Робером от казни, обращался к первым нобилям королевства. – Пока не собрался конвент, я готов ответить на несколько вопросов.

– Почему вы освободили нас и как узнали о казни, мессир? – немедленно, словно только того и ждал, отозвался Робер, так что Жак не успел и рта раскрыть.

– На эти два вопроса у меня найдется один ответ, – улыбнулся приор уголками губ. – На прошлой неделе я пришел к патриарху, с тем чтобы сообщить ему о гибели одногоиз наших братьев и попросить совета, кого из крестоносцев принять на освободившееся место. Выбор кандидата – дело государственной важности. Наше братство очень невелико – в нем всего двадцать пять рыцарей, включая и меня, но каждый из нас, поверьте, стоит целой баталии. В ответ его высокопреосвященство протянул мне только что полученное письмо, написанное неким монахом-бенедиктинцем из Яффы, которого непонятно каким ветром занесло в Тир. Я быстро навел справки, узнал, кто такие сир де Мерлан и Жак из Монтелье, и, поверьте, то, что я услышал, очень понравилось и мне, и патриарху. В Акре в это время не было никого, кроме нас с братом Серпеном. Мы, не теряя времени, пустились в путь и, как видите, успели… Таким образом, вы избежали казни для того, чтобы быть принятыми в орден Святого Гроба.

– Насколько я понимаю, – пробормотал Робер, – выбора у нас никакого нет.

– Есть, – снова улыбнулся Сен-Жермен, – но я думаю, что он вам не понравится. Посвящение в рыцари и сержанты у нас по традиции производится на Пасху. До этого времени вы должны пройти особую подготовку, чтобы на первых порах хоть отчасти отвечать тем требованиям, которые наш орден предъявляет к своим воинам.

– Вот те раз! – искренне удивился Робер. – А я-то думал, что вам, как и братьям святого Андрея, нужен настоящий рыцарь, который будет вас обучать военному делу.

– Возвратимся к этому разговору после моего возвращения, – сверкнул глазами приор. – Я должен немедленно отбыть в Константинополь.

– Мессир, – набрался смелости и подал голос Жак, – господин де Мерлан, видимо, забыл, что у него имеются в тех местах владения, ради которых он и принял крестоносный обет.

Приор в ответ чуть кивнул головой, предлагая изложить суть дела. Жак уже заметил, что Сен-Жермен предпочитает обходиться жестами там, где они могут заменить слова.

– Молодец, Жак! – Робер пихнул приятеля локтем под бок. – Он прав, мессир, у меня действительно имеется хартия от тамошних тамплиеров. Только вот как к делу подойти, понятия не имею.

– Что у вас есть, кроме слов? – спросил приор.

– Вот грамота, – протянул Робер злополучную бумагу, которая и стала первопричиной всех его нынешних злоключений. – Речь идет о рыцарских фьефах в Афинском мегаскирстве.

– Там у нас есть владения, – быстро прочитав грамоту, кивнул головой Сен-Жермен, – думаю, что мы сможем уладить это дело с приором Греции. До отъезда я переговорю с архидьяконом – именно он ведает всеми имущественными делами и владениями ордена. Скорее всего, он согласится, чтобы Святой Гроб позаботился о ваших правах, и еслижелаете, то мы возьмем эти земли в управление.

– И вы не отберете мои фьефы насовсем, как храмовники? – недоверчиво переспросил Робер.

– Рыцари Святого Гроба – светские рыцари, не связанные обетом бедности, – отчеканил Сен-Жермен, – и мы не даем монашеских обетов, как госпитальеры и тамплиеры. Но данные нам привилегии, самая главная из которых – право использовать в качестве эмблемы ордена герб Иерусалимского королевства, накладывают на братьев тяжкий груз. Мы обязаны быть лучшими во всем, при этом нигде и ни в чем мы не можем нарушить закон и запятнать рыцарскую честь. После посвящения и ты, рыцарь, и ты, сержант, будете связаны с орденом до конца своих дней…

На следующий день приор покинул Акру, и в резиденции из всех рыцарей снова остался один лишь брат Серпен.

Из всех событий, произошедших за это время, самое яркое воспоминание у Жака оставили их первые воинские занятия. Несмотря на то, что его прозвище переводилось с франкского как «Змей», на самом деле этот широкоплечий светловолосый нормандец ничем не напоминал холодную рептилию. На следующее утро, не успели каноники отслужить заутреню, он без стука вошел в комнату.

– Не обижайся, сир рыцарь, и ты, сержант, – обратился он к приятелям, вскочившим при его появлении, – но мне поручено проверить вас в деле. Так что надевайте доспехи и следуйте за мной.

– Да какие уж тут обиды, – ухмыльнулся де Мерлан, вытаскивая из-под кровати кольчугу и шлем. – Еще поглядим, кто кого проверит. Ну, где тут у вас место для тренировок?

Следуя за Серпеном, они вышли во двор, завернули за угол, миновали арку, соединяющую капитул с домом рыцарей, вошли в неприметное каменное строение, спустились внизпо длинной лестнице и оказались в огромном сводчатом помещении. По периметру потолка были проделаны многочисленные щели, из которых на каменные плиты падали солнечные лучи.

– Ну и дела, – оглядываясь по сторонам, подивился Робер, – да это подземелье, похоже, размерами с полквартала.

– Зал построен еще греками, в те времена, когда Акра именовалась Птолемаидой, – объяснил им брат Серпен. – Здесь размещалась большая городская цистерна, целое озеро пресной воды. Но во время исламского завоевания греки засыпали все входы, вода высохла, а зал пребывал в безвестности до тех пор, пока каноники, разбирая захваченную в Константинополе библиотеку греческих басилевсов, не наткнулись на его описание. Здесь мы можем в любое время упражняться, не привлекая к себе внимания. Ну что, начнем, сир рыцарь? – с этими словами Серпен бросил Роберу учебный деревянный меч.

– Защищайтесь, монсир! – крикнул Робер, встал в стойку и немедленно нанес верхний удар. Жак уже не раз наблюдал приятеля в бою и знал, что подобный замах меча, с обманным движением, уходом корпуса и неожиданным резким рывком, не отбивал еще никто.

И тут случилось невероятное. Брат Серпен, казалось, просто небрежно отмахнулся от рыцаря, но вслед за этим движением меч де Мерлана вдруг взлетел почти к потолку, упал на пол и застучал по плитам.

– Не понял… – сказал Робер. – Давай-ка еще раз!

Он поднял меч и снова встал в стойку…

Меч еще три раза совершил воздушное путешествие в дальние углы зала. Несмотря на прохладу, царившую в подземелье, лоб Робера покрылся капельками пота. Рыцари взялищиты, но бой при этом завершился с тем же результатом – после каждой сшибки меч Робера неизменно отлетал в сторону, а оружие Серпена при этом оказывалось упертым в его грудь или шею.

Глядя, как брат Серпен управляется с де Мерланом, словно это не рыцарь с двадцатилетним боевым опытом, а младенец, беспомощно размахивающий хворостиной, пытающийся отогнать атакующего его гуся, Жак повесил нос. Если все здешние братья обладают подобной выучкой, то уж ему-то, с его подготовкой, в ордене делать нечего.

Избиение младенцев продолжалось. Щиты и мечи сменили копья, затем фальшоны и в конце концов – кинжалы.

– Как ты это делаешь? – прохрипел вконец измотанный Робер. – Техники особой не вижу, но двигаешься раза в два быстрее. Глаз видит, а руки-ноги за твоими не успевают.

– Вот это вам с приятелем и предстоит узнать в ближайшее время. – Серпен, не проявляя ни малейших признаков усталости, складывал оружие в специальные короба. – Тренировки начинаем прямо с сегодняшнего дня. У меня, к сожалению, есть еще и другие обязанности, и я не смогу быть с вами все время, но к вам будут приставлены два самых опытных сержанта, которые обучат, как в бою замедлять время.

Вспоминая о неделях бесконечных занятий, Жак улыбнулся. Боевое искусство братьев Святого Гроба имело и обратную сторону медали. Ускорять свои движения при использовании специальных упражнений оказалось не так уж и трудно, но двойное ускорение также требовало двойных усилий, и порой у приятелей в конце занятий едва хватало сил для того, чтобы подняться наверх и добраться до своих кроватей.

Четыре месяца, проведенные в Акре, пролетели как один день. Их приняли в орден, как и обещал Сен-Жермен, на Пасху. Приор до сих пор не возвратился из Мореи, и церемонию проводил глава капитула каноников церкви Святого Гроба, второе лицо после патриарха, архидьякон Дагоберт. Перед посвящением они исповедались, причастились и остались в притворе часовни, дабы всю ночь молиться, а с первыми лучами солнца пройти инициацию. Брат Дагоберт, перед тем как оставить их одних, наконец-то открыл завесутайны происхождения ордена.

– Родоначальником этого крестоносного братства мы считаем первого архидьякона церкви Святого Гроба Арнульфа де Роола.

«Вот те раз! – подумал про себя Жак. – А в хрониках Гийома Тирского сей прелат выведен хуже нечистого. Разве что в содомии не обвинен. Он и самозванец, и прелюбодей,и человек, незаконно претендовавший на кафедру иерусалимской патриархии».

– Сей достойный человек, – словно отвечая на его вопрос, продолжал Дагоберт, – к сожалению, впоследствии был представлен христианскому миру в черном свете. Он был в большом почете у Балдуина Первого, а вот при Балдуине Втором из рода Ретелей впал посмертно в немилость. Однако каноники Святого Гроба хранят о нем добрую память. Именно Арнульф де Роол после организации в королевстве церковных владений настоял на разделении манса – доходного держания – патриарха и манса капитула каноников, а также получил у короля и папы привилегию церкви Гроба Господня иметь собственных рыцарей. С тех пор наш орден, живущий по августинскому статуту, – одновременно и капитул иерусалимского патриархата, и тайный совет королей, и крестоносное рыцарское братство. Подобно орденам тамплиеров и госпитальеров, наши владения рассыпаны от Мертвого моря до Кастилии, и, для того чтобы ими управлять, мы организовали более ста малых приоратов. Данный нам папой устав ограничивает братство всего двадцатью пятью рыцарями, но, как вы уже смогли убедиться, эти рыцари не имеют себе равных. Молитесь, дети мои, и ожидайте заутрени. Вы поклянетесь защищать Святой Гроб до последней капли крови и хранить славные традиции первых крестоносцев!

– Но как же… – осекся на полуслове как всегда любопытный Робер.

– Ты хочешь спросить, как получилось, что мы потеряли Святой Гроб? – Архидьякон, уже было собравшийся покинуть часовню, вернулся обратно.

– Именно так, ваше преподобие, – добавил чуть слышно Жак. – Я читал, что Иерусалим был сдан Саладину без боя. Неужели братья Святого Гроба не стали его защищать?

– Все двенадцать рыцарей во главе с приором, – грустно ответил Дагоберт, – были посланы патриархом Ираклием вместе с войском короля Ги де Лузиньяна для охраны Честного Креста. В сражении на Хаттинских холмах они погибли, исполнив свой обет, как и подобает истинным крестоносцам. Поэтому, когда армия Саладина пришла под стены Святого града и Балиан Ибелин оставил город, Гроб Господень было просто некому защищать. В те черные дни пропали без следа Письма Гроба Господня – свод законов королевства, который хранился в церкви и находился у нас под охраной еще по воле первого правителя, который называл себя защитником Святого Гроба, – сира Годфруа де Булона. Теперь наш возрожденный орден располагается в Акре. Мы храним традиции королевства и готовимся к тому часу, когда Гроб Господень будет снова возвращен нашему радению. И видит Господь, после того как Святой престол занял Его Святейшество Папа Григорий Девятый, до этого светлого дня осталось совсем немного…

Вспоминая о церемонии посвящения, Жак снова вернулся в сегодняшний день. Колокола наконец отзвонили, и на город опустилась праздничная тишина. Двери, ведущие в трапезную, распахнулись, и туда, привлеченные ароматами праздничного обеда, уже потянулись самые нетерпеливые.

– Слушай, брат-сержант, – подмигнул Жаку Робер, – а может, к дьяволу эту мясную кашу? Кормят здесь сытно и обильно, ничего сказать не могу, да только повар, похоже, еще в раннем детстве себе язык обварил и теперь не чует, что его стряпня то пересолена так, что скулы сводит, то пресна, словно постная вечеря. Давай-ка ради праздничка съездим пообедаем где-нибудь в Монмазаре. До заступления в караул еще полдня.

После посвящения в орден им было разрешено ненадолго покидать обитель. Деньги у приятелей благодаря возвращенному векселю водились, и они, пользуясь всеми преимуществами своего положения, время от времени устраивали себе, как говорил Робер, «скромный отдых по высшему разряду».

– Ну, я не против, – ответил Жак. – Только вряд ли где сегодня свободное место найдем. Город забит приезжими.

– Не дрейфь! – хлопнул его по плечу неунывающий рыцарь. – Раз так, то отправимся к Магистерской башне. Там, в «Черном тамплиере», для нас всегда отыщется и свободный столик, и кувшин лучшего вина.

Одна из лучших в городе таверн получила свое название благодаря легенде, которые, как известно, очень любят рассказывать доверчивым пилигримам коренные жители Заморья. Поговаривали, что сам хозяин таверны, крещеный сарацин Азии, специально приплачивает лучшим городским краснобаям, чтобы они в своих историях упоминали его заведение, тем самым привлекая к нему посетителей.

Начало этой истории рассказчики относили еще к тем далеким временам, когда Иерусалимским королевством правил Балдуин Прокаженный. Именно тогда юный бретонский рыцарь по имени Годдар, родом из Жизора, горя желанием сражаться за веру, вступил в орден тамплиеров и отправился в Святую Землю. Там он прославился многими подвигами, участвовал в битве при Монжизаре и вскоре дослужился до командора. Но в это самое время на христиан пошел войной грозный Саладин. К тому времени отважный король Балдуин уже умер, и в Заморье правил муж принцессы Сибиллы Ги де Лузиньян. Он собрал всех рыцарей, которые имелись в королевстве, и дал Саладину бой у Хаттинского Рога. Три дня и три ночи длилось кровопролитное сражение. Бог отступился от крестоносцев за их грехи и слабую веру – все войско короля Иерусалимского полегло. Командор Годдар, защищая королевский штандарт, бился до самого конца, был ранен сарацинской стрелой и пал на землю. Когда он очнулся, сражение уже завершилось и на поле, покрытое телами павших воинов, опустилась ночь. Истекая кровью и страдая от жажды, Годдар пополз к колодцу. Рана его была глубокой, он двигался с огромным трудом. Добрался до воды он только к утру и, едва утолив жажду, впал в беспамятство.

Он снова очнулся под вечер и увидел перед собой юную сарацинку. Девушки прекраснее Годдар не встречал в своей жизни. Сарацинка повесила ему на шею золотой амулет, итамплиер почувствовал, как силы возвращаются к нему. С ее помощью он добрался до пещеры, скрытой в глубине холма, и спрятался в ней. Эта юная сарацинка была дочерью самого Саладина. Годдар, даже покрытый глубокими ранами, был молод и красив, и она влюбилась в тамплиера с первого взгляда.

Рана рыцаря была тяжелой, и он, выздоравливая, провел в пещере долгие месяцы. Сарацинская принцесса часто к нему наведывалась, привозила изысканные яства, вела с ним беседы и танцевала перед ним, словно гурия в раю у неверных. Конечно же, вскоре и Годдар воспылал к ней страстью. Не единожды он, охваченный любовным томлением, хотел разделить с ней ложе, но сарацинка блюла невинность и отказывала крестоносцу.

Годдар в конце концов полностью оправился и покинул свое убежище. Это было как раз в то время, когда в Святую Землю прибыл с крестоносным войском английский король Ричард Львиное Сердце. Словно освободившись от наваждения, Годдар вспомнил о своих монашеских обетах, простился с принцессой и отправился под стены Акры, чтобы сражаться вместе с Ричардом. Но сарацинка не вынесла разлуки и отправилась вслед за ним. А нужно сказать, что дочь Саладина была обучена черной магии, и амулет, который она повесила на шею Годдару, обладал волшебной силой – он уберегал тамплиера от смерти и всегда показывал колдунье, где находится ее суженый.

Акра была наконец взята, Ричард Львиное Сердце готовился к походу на Иерусалим, а вместо погибшего в бою Жерара де Ридфора великим магистром тамплиеров был избран Воламонд. А надо сказать, что Воламонд этот был сыном графа Жизорского, знался с черной магией и с самого детства ненавидел Годдара.

И вот однажды сарацинка, мечтая о свидании с любимым, тайно пробралась в Магистерскую башню. Но Воламонд при помощи волшебного зелья прознал, кто она такая, обрадовался, схватил стенающую девушку за волосы и поволок по лестнице наверх, чтобы выбросить с высоты прямо в море. Но тут им навстречу попался Годдар. Узнав в пленнице свою спасительницу, он разъярился настолько, что вытащил меч и пронзил Воламонду сердце.

Ночь Годдар и сарацинка провели вдвоем, рядом с остывающим телом великого магистра. Сарацинка уступила тамплиеру, и они удовлетворили свою страсть, после чего девушка покинула башню через тайный ход.

Наутро Годдар предстал перед судом короля Ричарда. Воламонд был любимцем Львиного Сердца, и тот, разъяренный поступком командора, приказал вывести его к подножию Магистерской башни и заколоть кинжалом. Слуги короля исполнили приказ – они пронзили сердце тамплиера на том самом месте, где сейчас находится таверна. По приказу Ричарда тело, в назидание другим, не похоронили, а оставили на месте казни. Узнав о смерти Годдара, сарацинка в ту же ночь пробралась в Магистерскую башню, взобраласьна самый верх и бросилась вниз, прямо на то место, где лежало бездыханное тело любимого.

Утром их нашли там вдвоем и хотели похоронить. Но тело Годдара под воздействием волшебного талисмана почернело как смоль – это смерть сарацинской принцессы разбудила древнее заклятие. На следующую ночь над городом разразилась страшная гроза. Молнии били в башню и вокруг нее, а над городом носились, хохоча, черные тени. Наутрона месте гибели Годдара и сарацинки осталось лишь пятно выжженной земли.

Как объясняют арабские звездочеты, сарацинку как колдунью нечистый забрал к себе в преисподнюю, а тамплиер благодаря амулету остался на земле, но превратился в нежить. Еще говорят, что с тех пор в полнолуние он бродит вокруг Магистерской башни в поисках своей любимой и зажигает вокруг холодные синие огоньки. А заклятие это будет разрушено тогда, когда христиане возвратят Святой град и найдется рыцарь, что первый поклонится Гробу Господню, имея при себе меч, сразится с Черным тамплиером и сорвет с его шеи страшный талисман…

Каждое полнолуние таверна Азми была забита до отказа желающими поглядеть на Черного тамплиера. Но, несмотря на двусмысленную славу этого места, столы здесь всегдасверкали от чистоты, а блюда, которые готовили два пожилых ливанца, пользовались большим успехом у тех, кто знал толк во вкусной еде. Законопослушный хозяин был преисполнен почтения к иерусалимским гербам, он принимал братьев Святого Гроба за важных королевских сановников и всегда предоставлял им лучшее место в обеденном зале.

Надо ли говорить, что все названия блюд так или иначе были связаны с тамплиерской легендой. Друзья, удобно разместившись у открытого окна, немедля получили кувшин сладкого тамплиерского вина «Командария», острую приправу «Сарацинский талисман» и маринованную рыбу под названием «Дочь Саладина». Лично обслуживающий их хозяин посоветовал в качестве основного блюда заказать жаркое «Тамплиер Годдар» и тушеную баранину «Валамонд», что они и сделали с огромным удовольствием.

Жак и Робер уже завершали трапезу, отдавая должное пирогу под названием «Магистерская башня» и краем уха прислушиваясь к тому, как один из нанятых краснобаев, не жалея красок, рассказывал сто раз уже слышанную историю развесившему уши болонскому мельнику, как вдруг тяжелая двустворчатая дверь растворилась от мощного пинка, словно плетенная из лозы калитка, и на пороге появился Недобитый Скальд.

На поясе у него, как обычно, болталось несколько разномастных булав, а мощный торс гентского рыцаря был затянут в посеребренную кольчугу, которую прикрывал темно-лиловый сюрко с эмблемами личного эскадрона коннетабля, или, на новый манер, бальи Иерусалимского королевства. Продолжая стоять в дверях, он обвел весь зал тяжелым оценивающим взглядом, словно прикидывая, кого бы из присутствующих «вежливо попросить», чтобы освободить себе столик. Но, разглядев в дальнем конце Жака с Робером, гигант сразу же просиял.

– Так и знал, что именно здесь вас застану! – громыхнул он на всю таверну и, не особо разбирая дороги, двинулся к ним.

Как выяснилось, Недобитый Скальд пришел не с пустыми руками. Он держал за шиворот и без малейших видимых усилий волочил за собой какого-то очень запыленного и изрядно побитого человека.

Скальд оказался в Акре немногим позже Жака и Роб-ера. Несмотря на то что в день казни он не успел выручить друзей, вассальную клятву, данную им королевскому бальи, всесильному Томмазо д'Арчерра, никто отменять и не думал, и ему пришлось возглавить рыцарский эскадрон. И, хотя Недобитый Скальд имел все, чего только может пожелать рыцарь, – собственные апартаменты во дворце, пять коней, двух оруженосцев и трех слуг, – сердце его продолжало тосковать по родному Генту. Он попросил дворцового писца сделать ему особую тонкую жердь и нанести на нее насечки, число которых совпадало с количеством дней, оставшихся до праздника святого Михаила – срока, когда истекала его вассальная присяга. Ежевечерне он отсекал мечом по зарубке, искренне радуясь тому, что жердь становится все короче и короче.

Скальд, то и дело задевая своей ношей за лавки и столы, добрался до друзей.

– Ну, приятель, ты как всегда с подарком, – вместо приветствия произнес Робер.

– А то как же! – ответил гигант, швыряя под ноги свою добычу.

Упавший тихо заскулил, с трудом поднялся на четвереньки и повернулся к ним лицом.

– Крест Честной и святые угодники! – охнул Робер.

У Жака широко раскрылись глаза. В нечесаном оборванце он с огромным трудом узнал жонглера Рембо.

– Где ты его нашел, сир рыцарь? – спросил он чуть не лопающегося от самодовольства Скальда.

– Так я же в Тире был вместе с сеньором Томмазо, – ответил Недобитый Скальд, подозрительно оглядывая предложенный стул, который, по его мнению, мог и не выдержать его веса. – Еду я по улице, гляжу – идет навстречу. Подайте, говорит, инвалиду, герою осады Акры. Сами мы, говорит, не местные, отстали от галеры… Тут я его сграбастал да поговорил по душам. Как, вопрошаю, ты, мошенник, до жизни такой докатился? Вот он мне и поведал, что после неудавшейся казни барон Ибелин – Жак Старый так разъярился, что приказал всыпать ему полсотни плетей и вышвырнул на улицу. Лютню ему, помнится, еще ты, Робер, разбил, а тирские жители жонглеру навет на вас с Жаком не простили. Так что все это время, не имея ни денег, ни еды, он ночевал на базаре да жил случайными подаяниями. Ну, я и подумал: возьму-ка его с собой, то-то друзья порадуются.

– Спасибо, конечно, сир, – пробормотал Жак, разглядывая бывшего жонглера с нескрываемым сочувствием, – да только на кой ляд он нам теперь сдался?

– Ну, я свое дело сделал. – Скальд с удовольствием отставил хлипкий стул – из кухни к ним бежал сам хозяин, держа в руках мощный табурет, который, похоже, мог выдержать не только огромного рыцаря в железном доспехе, но и слоновью тушу. – Ваш обидчик, вы и решайте.

– А я-то сегодня утром как раз и думал, на ком мне в стрельбе из лука попрактиковаться, – подмигнув друзьям, задумчиво сказал Робер. – Вот что, сир Скальд, ты его пока привяжи где-нибудь неподалеку, а мы пообедаем да поедем на стрельбище, к старому городу. Бегает он быстро, помню, это как раз то, что требуется моим…

– Не нужно к старому городу. – Жонглер встал на колени и сложил руки в безысходной мольбе. – Каюсь, господа рыцари, грешен перед вами, нечистый попутал. И обокрал я вас, и оболгал, что было, то было. Но Господь меня наказал уже за мою подлость, и такого наказания, клянусь, я бы и врагу не пожелал. Сохраните мне жизнь, и я буду преданным вашим рабом!

Приятели переглянулись. Недобитый Скальд пожал плечами, мол, делайте что хотите, Жак сочувственно кивнул, а Робер довольно сверкнул глазами и сердито насупил брови.

– Деньги у тебя есть, мошенник? – ни с того ни с сего спросил он у жонглера.

– Ни полушки, сир! – ответил, чуть не плача, Рембо. – Но ежели у меня будет разрешение выступать на здешней ярмарке, так я вам отработаю и верну столько, сколько скажете…

– Нужны мне твои гроши, дурак! – оскорбленно рявкнул Робер. – Вот тебе полдирхема, и мухой лети в пизанские бани – они самые дешевые, как раз для такой голи перекатной. Там смоешь с себя всю грязь, постираешь обноски, подстрижешься, а к заходу солнца прибудешь в квартал патриарха. Я там как раз буду караул сменять. Ежели вдруг задержусь – скажешь страже у ворот, что ты новый слуга брата Робера.

– Бог тебя вознаградит за твое благородство, сир достославный рыцарь. – Рембо, за время нищенства растерявший все свое жонглерское достоинство, попытался поцеловать Роберу руку, но тот брезгливо отстранился.

Не веря своему счастью, провансалец по-мужицки засунул серебряную монетку за щеку, еще раз рассыпался в благодарностях и исчез за дверью.

– Вернется, как ты думаешь? – спросил Недобитый Скальд, разливая вино по глиняным кружкам.

– Конечно, – ответил Робер, придерживая горлышко, чтобы налилось побольше, – а куда ему еще деваться?