Чтение 15–й страницы книги ~Рыцарь Святого Гроба~

Глядя на то, как на лице Робера фальшивое радушие сменяется на совершенно искреннее удивление, Жак понял, что выражение рыцаря в точности отражает его собственные чувства. «Так Недобитый Скальд и есть посланник? – обескураженно подумал он. – Но ведь гентский рыцарь служит императору! Хотя следует согласиться, что для тайного посланника со столь значительной миссией лучшего прикрытия и придумать трудно. Кто же заподозрит в знаменитом капитане королевского бальи тайного эмиссара далеких монголов? В этом случае его поездка к никейцам может многое объяснить. В голове не укладывается, что этот прямой и простодушный рубака на самом деле – прожженный политический интриган…»

– Что киснете, братья? – Не обращая ни малейшего внимания на замешательство друзей, Скальд хлопнул по столу и проорал: – Эй, хозяин! Волоки сюда вина, да сразу греческую большую амфору, чтобы десять раз не бегать!

Приказчики заметались по залу.

– Да мы, собственно, уже идти собирались, – извиняющимся тоном промямлил Жак. – В братстве порядки строгие…

– Да никто вас особо и не держит, – широко ухмыльнулся гигант, – у меня, скажу вам по секрету, у самого тут дело, можно сказать, государственной важности, жду посыльного от одной важной особы, – произнес Скальд, перейдя на шепот, от которого сотрясались тарелки за соседним столом.

Жак и Робер снова переглянулись. При этом рыцарь встопорщил усы и чуть заметно пожал плечами, словно говоря: «И чего только в жизни не бывает».

– Ну да ладно, жди своего посланца, сир рыцарь, а нам и вправду пора идти, – произнес Жак и пнул под столом уже было раскрывшего рот Робера. – Вот сейчас рассчитаемся и пойдем. Сир де Мерлан, ну-ка поройся в кошельке, какие там у тебя монеты имеются?

– С удовольствием, многоуважаемый брат, – произнес все понявший Робер голосом столь неискренним, что любому стало бы ясно – что-то здесь нечисто, и полез в поясной кошель, где среди динаров и дирхемов была упрятана половина монгольской тенге.

– Так быстро уходите… – огорчился Недобитый Скальд. В отличие от насквозь фальшивого голоса де Мерлана он, как показалось Жаку, говорил совершенно искренно. – Жаль, конечно. Ну, ничего не попишешь, служба есть служба.

– Вот кого не ожидал встретить в этой таверне, так это вас, друзья мои, – вдруг раздался со стороны входа знакомый, чуть грустный голос.

Жак обернулся и обомлел. К ним приближался, улыбаясь, мастер Григ.

– Ну вот, – пробормотал Робер, – похоже, вечер перестает быть томным. Сделаем так. Ты отвлечешь киликийца, а я тем временем со Скальдом знаками обменяюсь…

Появление вольного каменщика оказалось столь неожиданным, что Жак на некоторое время потерял способность к решительным действиям. Он молча наблюдал, как тот присаживается рядом с Робером и здоровается с Недобитым Скальдом.

– Я проездом из Яффы в Монфор, – пояснил он свое неожиданное присутствие. – На завтрашнее утро у меня назначена аудиенция у бальи, сеньора Томмазо. В патриархате мне сказали, что вы ужинаете где-то неподалеку от Магистерской башни. Должен сказать, шевалье де Мерлан, что у вас очень толковый и исполнительный слуга, вам с ним просто повезло. Вот, рассчитывая обнаружить вас обоих в одной из лучших городских таверн, я и пришел сюда. И как видите – не ошибся.

Чтобы не усугублять весьма двусмысленную ситуацию, друзья опрокинули по бокалу вина и разлили во второй раз. Из всех, кто присутствовал за столом, безмятежным выглядел один лишь киликиец.

– Вы позволите? – спросил мастер Григ, указывая на богато украшенную плеть, которую Недобитый Скальд принес собой и выложил на стол.

– Пожалуйста, уважаемый. – Скальд протянул свое орудие укрощения строптивых лошадей, которое ему было крайне необходимо, так как обычно лошадям очень не нравилось то, что их седок был тяжелее двух обычных людей.

Мастер Григ повертел плеть в руках и покачал головой:

– Такие вот подорожные выдает близким или доверенным людям никейский император Ватасий. – Он показал им обитую бронзой пятку, на которой было отчеканено изображение двуглавого орла.

– Ну и дела! – искренне удивился Недобитый Скальд. – А я-то думаю, почему все греки мне поклоны бьют, стоит на них плетью замахнуться. И в землях императора с меня ни один трактирщик ни разу плату не взял!

«Какой потрясающий лицедей! – восхищенно подумал Жак. – Такую плеть просто так не получишь – скорее всего, он состоит на тайной службе у греческого императора. Григ его этой плетью уличил, а он так изящно, даже глазом не моргнув, выкрутился из сложной ситуации. Без сомнения, это и есть посланник…»

Его размышления прервало появление совершенно неожиданного посетителя – у стола объявилась совсем молодая девушка в платье горничной, на котором красовались баронские гербы.

– Сир Макс, – чуть слышно прошелестела она на ухо Недобитому Скальду, который даже сидя был выше ее на полголовы, – вас ожидают в отеле Святого Георгия! – С этимисловами на стол опустился благоухающий шелковый платок с вышитым на нем затейливым вензелем.

Лицо гиганта приобрело какое-то детское, мечтательное выражение. Затем он покраснел так, что это стало заметно даже при том скудном освещении, которое давала луна, и суетливо вскочил с места, чуть не перевернув тяжелый деревянный стол.

– Я должен вас покинуть, друзья! – зачастил он оправдывающейся скороговоркой. – Если понадоблюсь, пришлите слугу в королевский дворец. Но освобожусь я, похоже, не раньше чем послезавтра утром.

С этими словами гигант в сопровождении горничной скрылся в глубине улиц, оставив друзей в полном недоумении. Робер поднял со стола забытый Скальдом платок, расстелил его на столе и вгляделся в вышитый герб.

– Это знаки баронов трансиорданского Керака. Все понятно! – Рыцарь хлопнул рукой по столу. Трудно сказать, чего было больше в его взгляде – облегчения или разочарования.

– Ну и что, что баронский герб? – удивился Жак. – Какое он отношение имеет к нашему делу?

– Леди Мелизанда! Жена титульного сеньора Трансиордании. Именно она, а не муж, и является наследницей титула! Недавно этой сеньории, которая находится под властью сарацин, указом императора присвоен статус баннерета…

– Интересная история! – вмешался в разговор мастер Григ. – Трансиордания до-нашествия Саладина была одним из самых доходных фьефов в королевстве. Замок Керак возвышался над главной караванной дорогой на пути из Месопотамии в Египет, которая проходила по землям франкских сеньоров. Дань, которую они собирали, превосходила доход иерусалимской короны, а такие владетели, как Рено де Шатильон, и вовсе провозглашали себя независимыми от королевства князьями. Но при чем же тут ваш приятель?

– Допровозглашались… – буркнул Робер. – Сорок лет уже, как Трансиордания только на гербах рисуется да в титульных книгах числится. Земля эта под рукой сарацинских эмиров, а замок Керак полуразрушен и находится в полном запустении. Что касается Скальда – то здесь, увы, нет никакой загадки. Вы встречали баронессу Мелизанду?

– На последнем приеме в новом замке Яффы я, кажется, ее видел, – задумчиво произнес киликиец. – Это та, что на голову выше своего мужа, с формами, напоминающими тяжелый круглошпангоутный неф, которая грудью, словно корабельным тараном, легко раздвигала плотную толпу затянутых в доспехи рыцарей?

– Она самая, – ухмыльнулся рыцарь. – По всей Акре ходят слухи, один пуще другого. Если знаменитый плащ нашего гентского малютки, под которым как-то раз укрывался от ливня чуть не весь его эскадрон, попробовать затянуть ей на груди, боюсь, что его полы и близко не сойдутся. Говорят, что, когда она предается любовным утехам, живущие поблизости горожане выбегают посреди ночи на улицу с криками «Землетрясение!» Уже двоих благоверных спровадила на тот свет, а третий, нынешний новоиспеченный барон, говорят, уже одной ногой в могиле. Так вот, значит, какое дельце нашел себе на ночь глядя сир Недобитый Скальд. Что ж, такая дама сердца как раз ему под стать.

– Ваш сир Недобитый Скальд, оказывается, отнюдь не простак, – рассмеялся Григ. – Если начнется война и крестоносное войско возвратит королевству утраченные владения, бароны Трансиордании станут одними из самых богатых и влиятельных людей во всем крещеном мире.

– Барон, страдающий жестокой подагрой, как раз отправился в Рим вместе с посольством, которое местные нобили направили папе, – добавил Жак. – Стало быть, вот от кого ждал Скальд посланника! Точнее, посланницу. Что ж, воистину для него этот роман и есть дело государственной важности.

– Ну что ж, друзья, – мастер Григ глубоко вздохнул и поставил на стол опустошенный кубок, – рад был вас увидеть. Но, к величайшему сожалению, завтра предстоит очень тяжелый день, который мне нужно встретить с ясной головой. Речь идет ни много ни мало как о переговорах с королевским бальи об окончательной сумме оплаты, которая причитается моей гильдии. Так что, увы, но мне нужно идти.

– К сожалению, глубокоуважаемый мастер, – склонил голову в ответном поклоне Робер, – наше время тоже истекло. Сейчас мы рассчитаемся и отправимся в свои казармы.

Мастер Григ надел шляпу с большим черным пером и покинул таверну.

– А я ему чуть было монету не показал, – прошипел, рассчитываясь с подскочившим хозяином, достославным рыцарь, – то-то был бы конфуз.

– Ладно, – ответил Жак, – нам и впрямь больше здесь нечего ловить, сир Робер. Давай, как и в прошлое полнолуние, для очистки совести прогуляемся по молу до самой башни и будем возвращаться к себе.

На набережной, у лестницы, ведущей вниз к причалам, стоял, любуясь луной, мастер Григ.

– Вот, – он лучезарно улыбнулся, завидев друзей, – решил, перед тем как заснуть, немного подышать морским воздухом.

– Да мы, собственно, тоже решили перед уходом кости промять, – пряча глаза, ответил Робер.

– Ну, до свидания, друзья, – несколько неуверенно произнес мастер Григ.

– До свидания, мастер! – ответил де Мерлан, и в его голосе также ощущалась некоторая озадаченность.

Жак, на правах младшего, ограничился красноречивым молчанием. Они снова раскланялись и, не сговариваясь, все втроем стали спускаться вниз по лестнице. Вскоре Жак, Робер и мастер Григ стояли у самой воды. С этого места можно было двигаться только в четырех направлениях – направо и налево вдоль берега, назад, по лестнице, либо вперед, по молу, в направлении чернеющей Башни мух.

– Прощаемся? – натянуто поинтересовался мастер Григ.

– Прощаемся! – уже совсем неуверенно согласился Робер.

Они снова, но на этот раз уже сухо и коротко кивнули друг другу, сделали одновременно три шага вперед и оказались на насыпи, омываемой с двух сторон тихо плещущимися волнами.

Сир Робер де Мерлан набычился, мастер Григ насупился. В воздухе повисла очень нехорошая тишина.

– Мастер Григ! – Жак решительно прервал начинающееся выяснение отношений. – Я думаю, что для того, чтобы уладить дело, для которого мы сюда пришли, ни вам, ни нам не обязательно шагать по молу на виду у половины стражников Акры и подходить к самой башне. Сир Робер! Достань и покажи мастеру Григу то, что он, как мне кажется, давно ожидает увидеть.

Лица рыцаря и вольного каменщика одновременно прояснились.

– Только не здесь, друзья! – воскликнул мастер Григ, как только обрадованный Робер решительно запустил свою рыжую пятерню в поясной кошель.

– Давайте вернемся в таверну, – предложил Робер, – ибо я снова голоден, как десять пустынных львов, словно и не ел ничего. Скажу хозяину, чтобы он приготовил нам отдельную комнату и принес ужин. Там и предъявим друг другу то, что должны предъявить.

– Согласен, – улыбнулся киликиец. – Я с удовольствием разделю с вами трапезу. Поверьте, у меня в последнее время совершенно не было никакого аппетита.

Жак дождался, когда слуга накроет на стол, затворил за ним дверь и занял позицию у входа. Робер в очередной раз порылся в кошеле и хлопнул по столу своей половинкой. Мастер Григ внимательно поглядел на рыцаря, извлек откуда-то из-под одежд свою часть условного знака и придвинул к половинке Робера. Части рассеченной монеты сошлись, и теперь на Жака, Робера и Грига строго смотрел хорошо знакомый монгольский хан.

– Значит, посланник – это вы, мастер Григ! – облегченно выдохнул Жак, который до самого последнего мига опасался очередной путаницы или, хуже того, подвоха. – Но как?..

– Я же говорил вам, что строил укрепления в Багдаде, – ответил киликиец, – но это была только часть правды. Я бывал также в Хорезмийском царстве еще до начала монгольского похода и там, в Бухаре, познакомился с посланником великого Чингисхана. По его приглашению мы отправились в монгольскую ставку. Темучин, этот старик, не знающий грамоты и не владеющий ни одним языком, кроме родного наречия, потряс меня своей несгибаемой волей, полководческим талантом и государственным умом. Он единолично владеет четырьмя пятыми долями всего известного нам мира, а живет как обычный воин. Всегда держит свое слово, щедро одаривает друзей и никогда не прощает врагов.Впрочем, о Чингисхане нужно говорить уже в прошлом. Я думаю, что весть о его загадочной смерти докатилась и до вашего братства…

– Ну что, мастер Григ, – покончив со вторым ужином, спохватился Робер, – нас ведь ждет приор. Именно он укажет, кто и когда отправится с вами на Восток. Поехали с нами в патриарший квартал.

– Лучше не рисковать, друзья, – задумчиво ответил мастер Григ. – Да, не спорю, нам нужно повидаться с приором как можно скорее, но нас не должны видеть вместе. А уж въезжать в ваш квартал до восхода солнца – это равносильно тому, чтобы во всеуслышание объявить врагам о своих планах. Расскажите приору о нашей встрече, в обед возвращайтесь сюда, а я уж укажу место, где мы сможем пообщаться, не опасаясь любопытных глаз.

У ворот патриаршего квартала их встретил Серпен – в те дни, когда Жак и Робер отправлялись ждать посланника, он всегда возглавлял ночную стражу.

– Мессир Сен-Жермен просил передать, – произнес он, вглядываясь в довольные лица Жака и Робера, – если у вас будут добрые вести, то немедленно следуйте к нему в кабинет.

– Будите приора, брат Серпен, – гордо ответил достославный рыцарь, – вести, которые мы принесли сегодня, более чем добрые. Посланник наконец-то найден!

Глава двенадцатая,

в которой герои знакомятся наконец с императором Фридрихом

Акра, 1228 г. от Р.Х.

день после Успения Пресвятой Богородицы—

Крестовоздвижение (16 августа–15сентября)

Под высоким каменным сводом, многократно дробясь и отражаясь от стен, гулким эхом метались лязги железа о железо, когда мечи ударяли в стальной доспех, глухие стуки щитов, принимающих удар, и короткие восклицания сражающихся рыцарей.

Жак, завершив отработку нового приема, отдыхал с разрешения сержанта-наставника. Сняв шлем и усевшись на войлочной подстилке, он наблюдал за тем, как упражняются в пешем строю Серпен с Робером. Братья-рыцари Святого Гроба бились в полном доспехе, со щитами, при этом оба действовали ожесточенно и не давали друг другу поблажек, и,не будь их мечи затуплены на турнирный манер, такой учебный бой вполне мог закончиться тяжелым ранением, а то и смертью одного из противников.

Это сражение уже ничем не напоминало то избиение младенцев, в которое превратился первый урок, преподанный де Мерлану братом Серпеном. Несмотря на тяжелые кольчуги и сковывающие движения многослойные войлочные гамбезоны, на первый взгляд неуклюжие рыцари двигались легко и изящно, словно танцоры. Противники наносили один за другим молниеносные удары и парировали их щитами. Мечи летали в воздухе с такой скоростью, что для глаза они сливались в полупрозрачные полосы.

После полугода пребывания среди воинов прославленного крестоносного братства Жак убедился, что слава рыцарей Святого Гроба – это не выдумка и не пустой звук. Умение двигаться вдвое быстрее, чем любой другой воин, давало им такое преимущество в бою, что даже такой малоопытный боец, как Жак, начал представлять реальную угрозу для врага.

Схватка наконец завершилась. Противники отсалютовали друг другу, отдали подскочившим оруженосцам щиты и мечи, сняли шлемы, обнажив взмокшие, как после купания, головы, и медленно двинулись в дальний конец зала, где стояла бочка со свежей водой. Тяжелые войлочные гамбезоны, которые в Заморье надевались не вниз, как принято на Западе, а поверх кольчуги и заставляли рыцарей исходить семью потами во время маршей и сражений, были новшеством, введенным из-за особенностей войны с сарацинами. Первые крестоносцы несли большие потери под обстрелом конных лучников, которые, не вступая в бои, держались на дистанции и были неуязвимы для тяжелой маломаневреннойконницы. Но вскоре выяснилось, что толстый слой стеганого войлока задерживал стрелу и пружинил удар, не давая пробить кольчугу. Франки стали повсеместно применятьтакую защиту, так что часты были случаи, когда рыцари возвращались после боя истыканные стрелами, словно ежи, но при этом невредимые.

Освободившись от кольчуг, рыцари при помощи слуг стали обливаться водой. Взгляд Жака перескочил на едва заметную в темном углу низкую деревянную дверцу, за которой находилась кладовая. В глубине кладовой помещалась еще одна, тщательно замаскированная, дверь, которая вела в подземелье, соединяющее все кварталы Акры. Существование этого подземелья было первой тайной, которую поведал рыцарям Святого Гроба мастер Григ сразу же после того, как Жаку и Роберу стало известно, что именно он и является тайным эмиссаром монгольского императора. В то утро, сообщив мессиру Сен-Жермену радостную весть, они, по его приказу, отправились отдыхать. Приор был полностью солидарен с киликийцем и не рвался немедленно с ним встретиться, справедливо полагая, что его свидание с каменщиком тут же поднимет на ноги всех акрских шпионов вне зависимости от их национальности, вероисповедания, пола и возраста.

К вечеру следующего дня мастер Григ прислал в патриарший квартал своего слугу и пригласил «многоуважаемых братьев сира Робера и мэтра Жака», как передал, старательно запинаясь, пожилой сириец-полукровка, «пожаловать к нему в апартаменты на ужин». Слуга проводил их в небольшой одноэтажный домик, располагавшийся в неприметномпереулке между кварталом госпитальеров и венецианской факторией. Скромная усадьба была обустроена, как и добрая половина всех аккрских жилищ, на восточный манер, то есть стояла в глубине двора за высоким забором, надежно отгораживающим обитателей от посторонних взглядов.

– Что-то непохоже это на нашего мастера, – удивленно проворчал Робер. – Он же у нас вроде предпочитает удобство и комфорт.

Мастер Григ встретил гостей у порога и жестом гостеприимного хозяина проводил их в дом, давая на пути пояснения:

– Я купил этот домик сразу же после того, как прибыл в Акру, и сделал это отнюдь не случайно. Вам, наверное, известно, что, когда город принадлежал грекам и называлсяПтолемаидой, он был обустроен гораздо лучше, чем сейчас. Здесь, на римский манер, были сделаны не только подземные водохранилища, но также и тоннели, предназначенные для сбора городских нечистот и дождевой воды. Все городские дома тогда имели специальные сливные отверстия, а сеть тоннелей сходилась в отстойник, который был соединен с морем. Арабы, захватив город, разрушили дома и привели в полную негодность системы водоснабжения и канализации. Затем, во времена крестоносных войн, город много раз разрушался и строился вновь, так что про систему этих тоннелей все давно забыли. Но тем не менее она существует. Работая в Константинополе, я обнаружил план подземных сетей Птолемаиды и выяснил, где именно пролегал коллектор. Сейчас мы с вами находимся как раз над ним. Я купил эту усадьбу, докопался до входа, спустился вниз и обнаружил, что большая часть тоннелей находится в отличном состоянии и вполне может использоваться как подземные ходы. Так что самый надежный способ для того чтобы организовать встречу, не привлекая к себе особого внимания, – это воспользоваться тоннелями. Тем более что один из них начинается прямо под вашей резиденцией, нужно только освободить проход.

Они прошли во внутренние покои, и мастер Григ, приподняв за край висящий на стене ковер, показал им проем и ведущую вниз каменную лестницу. Друзья спустились на глубину примерно в два человеческих роста и очутились в узком сводчатом тоннеле, длину которого трудно было определить, так как его противоположный конец тонул во мраке. Киликиец зажег прихваченный с собой факел. Оказалось, что проход, через который они проникли внутрь, является как бы боковым входом – тоннель отсюда вел в обе стороны.

– Это бывший главный городской водосток, – пояснил вольный каменщик, – если пойти направо – он выведет вас к морю, почти к самой Магистерской башне. Но мы пойдем налево – отсюда до главного коллектора не больше двух десятков шагов. Третий вход справа от нас приведет в тоннель, ведущий в сторону патриархии, а шестой по счету водосток находится примерно под вашим домом.

– И что, вот так можно проникнуть в любое место? – спросил Робер. – Хошь к тамплиерам, хошь во дворец, хошь вообще из города вон?

– Не совсем. Многие водостоки полностью завалены, многие не имеют выхода, так как дома над ними давно уже перестроены. К тому же не все тоннели сохранились так хорошо, как этот.

Они миновали коллектор, который был похож на большой бассейн. Центральный водосток находился вровень с его дном, а идущие по кругу канализационные тоннели располагались выше, примерно на уровне головы. К счастью, древние строители хорошо знали свое дело и позаботились об удобстве возможных посетителей этого сооружения, которые, если учесть изначальное предназначение постройки, вряд ли были представителями аристократии. По периметру коллектора на уровне отверстий шел широкий уступ, на который можно было подняться по одной из каменных лестниц.

Третий тоннель оказался не так широк, как центральный сток, но, к счастью, имел достаточную высоту, чтобы не только коротышка Робер, но и довольно высокий Жак мог продвигаться, не нагибаясь и не задевая макушкой за потолок.

– …семь, – закончил считать мастер Григ и указал факелом на ведущую вниз щель. – Теперь нужно подняться наверх и осмотреться, – при этом оба – и киликиец, и рыцарь – сразу же посмотрели на Жака.

«Жаль новую камизу, недавно только купил», – по крестьянской привычке подумал Жак, безропотно стаскивая сюрко.

Старый водосток заканчивался полуразрушенной каменной кладкой, разобрав которую Жак оказался в темном помещении с запертой снаружи дверью. К счастью, дверь была сколочена довольно грубо, и, заглянув в щель, он легко определил, что находится в кладовой их подземного рыцарского зала.

– Не будем терять времени! – деловито произнес Робер. – Приор и так места себе не находит. Значит, так! Мастер Григ, проводите меня наверх и ждите в этом вашем бассейне. Жак, стой у входа, а я поверху возвращусь в патриархию и приглашу мессира проинспектировать место занятий…

Приор ордена Святого Гроба раньше никогда не встречался с киликийским каменщиком и не знал его в лицо. Киликиец, ожидавший при свете масляной лампы, снова зажег факел, и оба – посланник и приор – долго оценивающе смотрели друг на друга. Жак уж было подумал, что кто-то из двух договаривающихся сторон заподозрил подвох, но представление прошло благополучно. Первым улыбнулся мастер Григ, немного погодя просветлело лицо и у Сен-Жермена. Они были чем-то неуловимо похожи – приор рыцарского братства и глава гильдии мастеров. В мятущемся пламени яркого смоляного факела, отбрасывающего от предметов неверные, пляшущие тени, лица обоих сохраняли одинаково невозмутимое выражение, глаза светились умом, а морщины на лбу свидетельствовали о немалом жизненном опыте и грузе возложенных забот.

– К делу, – произнес Сен-Жермен. – Мы все слишком долго ждали этого часа, чтобы тратить время на бессмысленные словесные капканы и взаимные заверения в совершенном почтении.

– Согласен, – кивнул мастер Григ, – задавайте вопросы.

– Кого вы представляете сейчас, после известных нам событий?

– Меня отправлял в Палестину сам Чингисхан Тему-чин. Сейчас, до монгольских выборов нового императора – курултая, по их закону правит младший сын, Толуй. Я встречался с ним в ставке, он знает о договоре отца с папой Григорием и в моем присутствии поклялся его исполнить, в случае если Темучин до этого не доживет.

– Где и кто нас ждет?

– Нас ждут в Багдаде, в одной из уйгурских торговых факторий. На самом деле там находятся не купцы, а осведомители монголов и их военачальники, которые тайно приезжают в Халифат, чтобы изучить места предстоящих сражений. Две половинки монеты, переданные Чингисхану или его преемнику, будут знаком к началу войны.

– Как мы можем добраться до Багдада?

– Темучин, оправляя меня сюда, все предусмотрел. У меня есть фирман султана Дамаска, фирман халифа Багдада и пайцза самого Чингисхана. Я предполагаю, что мы выдвинемся как небольшой торговый караван с дорогим франкским товаром – лучше всего миланским оружием и доспехами. Естественно, что такие дорогие и редкие вещи перевозятся в сопровождении сильной рыцарской охраны. Монголов боятся все мусульмане, и отряды, подчиненные правителям земель, по которым мы будем передвигаться, не рискнут на нас напасть. Ну а от разбойников, я думаю, рыцари Святого Гроба как-нибудь отобьются.

– Как вы думаете, наследники сдержат данное императором слово?

– Кто будет нас ждать в Багдаде после смерти Темучина и о чем пойдет разговор, я не могу даже предполагать – мои сведения о том, что происходит сейчас у монголов, крайне скудны и противоречивы. Но предполагаю, что миссия окажется успешной. Новые правители монгольских степей, Китая и Хорезма всегда держат свое слово.

– Значит, будем готовиться в путь, – прошептал Сен-Жермен.

Гулкое эхо подхватило его слова, и они, словно ласточки – символы доброй вести, заметались под древними сводами…
* * *

Отвлекая Жака от воспоминаний, в зал влетел Рембо. За время службы под началом достославного рыцаря брата де Мерлана бывший жонглер изменился как внешне, так и внутренне. Он отъелся, носил аккуратный, но скромный, более приличествующий его нынешнему положению костюм и никогда не расставался с новой лютней, которую постоянно носил за спиной. В силу одновременно артистических и шулерских составляющих своей натуры жонглер оказался непригоден ни к домашнему услужению, ни к уходу за лошадьми, ни уж тем более к воинской службе. Робер скрепя сердце возложил на него обязанности курьера и исполнителя песен, услаждающего слух всех светских обитателей патриаршего квартала. Одной из главных его обязанностей стали ежедневный сбор и доставка Жаку и Роберу всех городских новостей.

В преддверии новой крестоносной войны большего события, чем приход флота Фридриха, и представить было невозможно, так что ко дню Успения напряженное ожидание, в котором так или иначе находился весь Латинский Восток, достигло своего пика.

Приор ордена Святого Гроба Сен-Жермен начал подготовку к путешествию в Багдад, но, посоветовавшись с архидьяконом Дагобертом, решил, что они отправятся на встречу с монголами только после того, как будут доподлинно знать о том, что задумал Фридрих Гогенштауфен.

Вести о продвижении императора приходили редко, были отрывочны и противоречивы. Стало известно, что флот из сорока галер в конце июня отплыл из Бриндизи, прошел тем же путем, что и в свое время «Акила» – через Отранто, Корфу, Кефалонию и Крит, – и долго стоял на Родосе, о чем донесли жителям Триполи вездесущие венецианцы. Фридрих ни с кем, кроме самого ближнего окружения, не делился своими планами, и последней вестью о флоте императора стало то, что он отправился из Родоса в сторону Кипра. Теперь прибытия на Святую Землю ее законного, но отлученного от церкви монарха ждали все без исключения его подданные, связывая с этим событием кто опасения, кто надежды. Стоит ли говорить, сколь томительным было это ожидание для братьев Святого Гроба.

– «Фалько», «Фалько» прибыл с Кипра и заходит в гавань! – закричал на весь зал Рембо.

При этих словах все рыцари и сержанты, как по команде, застыли и опустили мечи. «Фалько», тамплиерская галера, которая после прибытия из Марселлоса исполняла роль почтового корабля, крейсируя между Акрой и Лимассолом, последний раз покинула порт давно, еще до того как до патриархата дошла весть о том, что император покинул Родос. Поэтому ее появление было для томящихся в неведении рыцарей и каноников словно манна небесная. Брат Сериен и Робер закончили умывание, быстро натянули кольчуги инаправились к выходу. Вслед за ними устремился и Жак.

К концу дня великий магистр тамплиеров Пере де Монтегаудо прибыл к патриарху Геральду де Лозанну и показал ему послание от командора Кипра. Переговорив с великим магистром, патриарх немедленно вызвал к себе архидьякона Дагоберта и приора Сен-Жермена. Те, в свою очередь, рассказали обо всем братьям-рыцарям ордена Святого Гроба.

Глубокой ночью Жак и Робер через тоннели пробрались в дом мастера Грига, измученного ожиданием не меньше других, и рассказали ему обо всем, что им удалось узнать.

– Две с половиной недели назад, – начал Жак, – корабли Фридриха бросили якоря в лимассольской гавани. Первый день он вел себя мирно и радушно, словно путник, воспользовавшийся гостеприимством хозяина. Как раз в это время в Никосии находился небезызвестный барон Жан де Ибелин Бейрутский, который правил Кипром как регент малолетнего короля Генриха Лузиньяна. По случаю своего прибытия Фридрих устроил для местной знати торжественный прием, проходивший, за неимением других достойных императора помещений, в местном замке тамплиеров. Во время представления ему Жана Старого Фридрих объявил, что он как законный король Иерусалима требует от барона, чтобы тот ему принес вассальную присягу, и принимает на себя регентство над королем Лузиньяном. Некоторые законные основания для этого были, потому что тридцать лет назад император Генрих Шестой, отец Фридриха, пожаловал Кипр иерусалимскому королю Амори де Лузиньяну. Но Жан де Ибелин, как обычно, пошел напролом. Он заявил, что знает о том, что жена императора, наследница иерусалимской короны Мария-Иоланта, благодаря браку с которой Фридрих получил корону, сразу после Пасхи умерла, и теперь законным правителем Иерусалима является не император, а его двухлетний сын Конрад. Неудивительно, что после такого ответа Фридрих пришел в ярость. Он приказал арестовать барона, силой привел его к присяге и объявил себя правителем Кипра. Королю Генриху Лузиньяну удалось бежать в тамплиерскую крепость Святого Иллариона, расположенную в горах Тродоса. Вскоре к ним присоединился и барон де Ибелин. Теперь остров в руках Фридриха, и только Господь знает, как будет дальше действовать император –ограничится блокадой труднодоступного замка и направится дальше, в Акру, или же начнет на Кипре полномасштабную войну.

– Как вы думаете, сир рыцарь, – выслушав Жака, обратился к Роберу мастер Григ, для которого де Мерлан был авторитетом в военных делах, – что предпримет Фридрих?

– Воевать с Ибелинами ему не с руки, – почесав в затылке, ответил тот. – Если он прищучит Жана Старого, то здесь у него будет земля гореть под ногами. Пулены – силареальная. Но и уехать не солоно хлебавши, оставив за спиной наполовину покоренный остров, он вряд ли решится. Так что дело, похоже, зависит от того, пойдет ли Ибелин на переговоры.

– Так, значит, Мария-Иоланта умерла… – задумчиво произнес Жак. – Внучку короля Конрада Монферрата и Изабеллы Иерусалимской будет оплакивать не только Тир, но и вся страна. А что теперь будет с короной, тем более непонятно. Бывший регент Иоанн де Бриенн и Фридрих теперь уж точно вцепятся друг другу в горло.

– Да бог с ними, пусть вцепляются, – махнул рукой Робер. – Сен-Жермен считает, что, пока они будут делить шкуру неубитого медведя, монголы покорят Месопотамию и Дамаск и придут в Иерусалим.

– Не знаю, чем закончится эта война, – покачал головой киликиец, – но ничего хорошего миру она не принесет. Чингисхан полагал, что, приняв христианство и дойдя до последнего моря, он подчинит себе папу и станет правителем и Востока, и Запада. Папа Григорий считает, что, уничтожив или подчинив себе Фридриха и помазав Темучина на царствование, он получит власть над двумя империями – западной и восточной. Фридрих ведет переговоры с мусульманами и желает создать свою франко-арабскую державу, распространив сицилийские традиции мирного сосуществования христианства на все подчиненные ему земли. Все прочие мечутся в этом треугольнике, пытаясь вырвать для себя хоть кусочек власти, денег и славы. Мы же – всего лишь орудия в руках Господа.

– Не знаю, какие мы там орудия, – буркнул Робер, – но люди Фридриха нас с Жаком несколько раз попытались убить, а люди папы, наоборот, постоянно спасали от смерти. Кто такие монголы – мне пока не ведомо. Так что как простой рыцарь я буду, не влезая в высокие материи, служить сюзерену, которому принес присягу. Моя жизнь и мой меч всецело принадлежат ордену Святого Гроба, и, если папа Григорий прикажет привести сюда монголов, значит, приведем, и дело с концом.

– Ну что ж, – мастер Григ тяжело вздохнул, подводя черту ночной беседе, – как решили приор и архидьякон, будем ожидать прибытия имперского флота. Передайте Сен-Жермену, что волы и повозки куплены, погонщики и проводники наняты.

– Мы тоже не сидели сложа руки. – Де Мерлан протянул киликийцу тонкий пергамент. – Миланское оружие закуплено через генуэзцев, находится у них в фактории и будетпередано вам вот по этому письму, так что можете начинать погрузку.

Распрощавшись с мастером Григом, они отправились в патриарший квартал.

Флот Фридриха объявился у берегов Бейрута третьего дня после начала индикта, в воскресенье. Сразу же после того как наблюдатели разглядели на мачтах императорский штандарт, по всему Иерусалимскому королевству, опережая медленно идущие вдоль берега тяжело груженные галеры, понеслись эстафеты, сообщая правителям всех христианских областей, что крестоносная армия, собранная для освобождения Гроба Господня, наконец-то достигла Святой Земли. К тому времени, когда флагманский корабль, едва не зацепившись реей за Башню мух, неуклюже вполз в акрскую гавань, для встречи законного монарха собрались чуть не все левантийские нобили, прелаты и военачальники.

Жак, Робер и Серпен, нарядившись в только что выстиранные и отглаженные снежно-белые плащи, медленно двигались по запруженным улицам, сопровождая в порт Сен-Жермена.

– Такой встречи, как эта, похоже, здесь не устраивали еще никому, – сдерживая коня, чтобы не сбить с ног многочисленных зевак, рассказывал Сен-Жермен. – Еще вчера в патриарший квартал прибыли архиепископы Назарета, Кесарии и Нарбонны. Прибытия Фридриха ждут и посланники его друга, английского короля, прелаты Вильям де Брие и Питер де Роше – они доставили дар от своего монарха, четыре тысячи марок.

– Не вижу только старого знакомца, – проворчал Робер. – Похоже, архиепископ Тира не собирается почтить вновь прибывшего императора своим присутствием.

– Архиепископ Тира – человек преклонных лет, – ответил приор. – Не имея сил для того, чтобы держаться в седле, он путешествует в повозке, поэтому проделывает путь от Тира до Акры за два с половиной дня. Впрочем, вот и он!..

Из-за угла появилась огромная неуклюжая фура, запряженная шестью лошадьми, которая двигалась в сопровождении конных сержантов с гербами крестоносного братства святого Андрея Акрского. У ворот, ведущих в порт, процессию остановила особо бдительная по случаю торжеств охрана. Пока начальник эскорта объяснялся с начальником караула, из повозки выскочил человечек в наряде кафедрального служки. Он просеменил назад, туда, где был приторочен массивный короб с дорожным припасом. Служка встална цыпочки, приподнял резную крышку, пошарил внутри и вдруг с диким криком отскочил в сторону. Не обращая ни малейшего внимания на множество наблюдателей, из короба выбрались две большие черные крысы и, рискуя переломать все кости, по очереди плюхнулись на брусчатку. Оказавшись на земле, грызуны огляделись по сторонам, издали несколько коротких деловитых писков и скрылись за оградой королевского арсенала.

– Кого-то они мне напоминают, – почесал в затылке Робер.

Начальник караула дал команду открыть вторую створку ворот, и повозка архиепископа, с трудом протискиваясь между столбами, проследовала внутрь.

Внешняя охрана знала всех рыцарей Акры в лицо и беспрепятственно пропустила братьев Святого Гроба вовнутрь, но там, преграждая посторонним доступ к главной пристани, уже стояло двойное оцепление. Первый его ряд составляли пешие сержанты тевтонского ордена. В их командире, дефилирующем вдоль строя на горячем жеребце, Жак узнал де Варна. Молодой рыцарь, в свою очередь, разглядел старых знакомых, приветливо махнул рукой и указал им в сторону проезда, через который к месту встречи попадали все знатные лица.

Второй ряд оцепления был составлен из наемных копейщиков, подчинявшихся бальи Иерусалима. Их командир был виден даже из-за спин довольно рослых тосканцев благодаря своему росту. Голова рыцаря возвышалась над шлемами, словно он встал на специально припасенный табурет.

– Привет, сир Недобитый Скальд! – перекрывая гул толпы, проорал Робер. – Я смотрю, что ты стремительно делаешь карьеру.

– Да ладно тебе, де Мерлан! – Голос гиганта громыхнул по набережной, отражаясь от стен. Сидевшие на воде чайки с испуганными криками взмыли в воздух. – Граф Томмазо поручил мне обеспечить надежную охрану императора, и, видит бог, я это сделаю так, как положено. Как только вся эта тягомотина завершится, жду вас в «Черном тамплиере». Сегодня меня никто не отвлечет от пирушки в компании старых друзей! А пока подъезжайте сюда, я расчищу вам проезд к тому месту, где стоит патриарх.

Недобитый Скальд начал отдавать распоряжения, которые, к слову сказать, его подчиненные выполняли с полувзгляда, и вскоре рыцари Святого Гроба без особых помех присоединились к тем избранным, что ожидали Фридриха Гогенштауфена прямо под сходнями.

Тем временем имперский флагман, едва не врезавшись бортом в каменный пирс, навис над набережной, загораживая солнце. Не успел он прильнуть к каменному парапету, как портовые матросы засновали, как ошпаренные, принимая швартовы, подавая сходни и раскатывая ярко-красную ковровую дорожку.

Жак спешился, занял место за спинами брата Серпена и Робера – благо малый рост арденнского рыцаря позволял не вытягивать шею – и огляделся по сторонам. Словно отражая расклад политических сил в королевстве, две партии выстроились по разные стороны ковровой дорожки. Высшие тевтонцы во главе со своим гроссмейстером Германом фон Зальцем ожидали рядом с бальи, графом д'Арчерра. Рядом с ними стояли герцог Лимбургский, только что прибывший из Яффы, германские и английские рыцари, а также консулы Пизы и Генуи. Справа и слева от Жака стояли патриарх, Геральд де Лозанн, архидьякон Дагоберт с канониками церкви Святого Гроба, архиепископы Заморья, великие магистры тамплиеров, госпитальеров, лазаритов и ордена святого Фомы Акрского, а также представители бургеров и крестоносных братств. Словно демонстрируя всем свой нейтралитет, в дальнем конце дорожки, не сливаясь с другими рядями, ожидал в окружении многочисленной свиты венецианский подеста.

На палубе корабля загудели фанфары.

– Ну, началось, – повернувшись к Жаку, произнес Робер. – Наконец-то увидим в лицо главного супостата и всю его клику. Так что теперь, брат сержант, гляди в оба.

Не успели отгреметь торжественные звуки, как с корабля на сходни высыпали два-три десятка смуглокожих воинов в чалмах с обнаженными кривыми саблями. По толпе встречающих пронесся недоуменный ропот: «Сарацины!»

– Не беспокойтесь, братья, – Сен-Жермен обеими руками остановил схватившихся было за мечи Серпена с Робером, – это личная гвардия Фридриха. В свое время он даровал сицилийским арабам лучшие земли на юге Италии, и теперь эти воины – самая преданная его охрана.

– Чем еще нас порадует этот папский король? – буркнул Робер, убирая руку с рукоятки меча. – Слонами? Маврами? Гаремом?

Однако ни слонов, ни мавров, ни гарема они не увидели. Сарацины выстроились вдоль дорожки, и с борта начали торжественно сходить роскошно одетые люди. На полшага впереди остальных неуверенными шагами путника, плохо переносящего морскую качку, двигался молодой рыжеволосый, хорошо сложенный человек, на вид лет тридцати. Это и был император Священной Римской империи, германской нации, самый могущественный христианский монарх Фридрих II Гогенштауфен. Присмотревшись внимательнее, Жак понял, что император не так уж юн, а просто в окружении высоких широкоплечих бородачей с гладко выбритым лицом он выглядит гораздо моложе, чем есть на самом деле.

– Маршал Апулии Риккардо Филанжиери, епископ Пуатье, аббат Мирбах, граф де Вюртемберг, Балиан Сидонский… – начал негромко перечислять свиту императора Сен-Жермен.

– Гляди-ка, Жак! – перебивая приора, воскликнул Робер. – Вот уж кого не ожидал увидеть идущим чуть не в обнимку с Фридрихом, так это Жана Ибелина. Если бы я своими глазами не лицезрел выражение лица старого барона, когда он диктовал письмо императору в бейрутской цитадели, ни за что бы не поверил, что совсем недавно они были злейшими врагами.

Церемония встречи началась. Первым как принимающая сторона к Фридриху подошел бальи Иерусалимского королевства граф Томмазо д'Арчерра. Он склонился в глубоком поклоне, что-то произнес и попытался поцеловать руку своему сюзерену, но тот, не дав ему этого сделать, в ответ сказал что-то шутливое и дружески обнял своего наместника.

– Сеньор Акви, Томмазо, связал свою судьбу с юным императором еще десять лет назад, когда все войско Фридриха составляло от силы десяток сицилийцев, преданных его матери, – пояснил Сен-Жермен. – Недавно за верную службу и преданность он получил большое апулийское владение Арчерра, дающее право на графский титул. Сейчас граф Томмазо – один из тех, кто облачен полным доверием императора.

– Честно говоря, – пробормотал Робер как можно тише, так, чтобы его услышал только Жак, – меня гораздо больше, чем все вместе взятые нобили, интересует одна дама, весьма сомнительного благородства.

Включив в свою свиту графа, Фридрих зашагал вперед. Навстречу ему, в сопровождении архиепископов и трех великих магистров, выдвинулся патриарх Геральд. Сделав два шага навстречу друг другу, патриарх и император нерешительно остановились прямо напротив братьев-рыцарей.

Заминка была вполне понятной. Прошлой ночью Жак дежурил в резиденции патриарха и стал невольным свидетелем обсуждения того, каким порядком встречать отлученного от церкви императора. С одной стороны, Геральд де Лозанн отдавал себе отчет, что, следуя букве папской буллы, интердикту должно быть подвергнуто любое селение, в котором находится опальный Гогенштауфен, и он, патриарх, как один из самых преданных сторонников Григория, обязан это сделать. С другой стороны, обойтись с могущественным монархом, словно с наказанным послушником, было глупо и небезопасно. Да и стремление Фридриха в Святую Землю, положа руку на сердце, казалось всем достаточно искренним. Патриарх помнил, как еще в позапрошлом году тяжелобольной император, отложив поход, тем не менее выделил сопровождавшему его Геральду две галеры и надежный эскорт. В конце концов, после долгих споров и препирательств, архидьякон Дагоберт предложил единственно возможный выход. Раз флот с крестоносцами прибыл в Акру, то, скорее всего, за время путешествия и пребывания на Кипре Фридрих мог договориться с папой, и Григорий снял отлучение. Стало быть, необходимо организовать торжественную встречу, а затем действовать по обстоятельствам.

Прямой и недипломатичный Геральд меньше всего думал о далеко идущих последствиях своих поступков, а больше о том, как лучше выполнить волю понтифика, чье слово было для него законом. По этикету встречи короля Иерусалимского, они должны были обменяться братским поцелуем, а затем патриарху полагалось благословить своего монарха. Зная об этом, Фридрих улыбнулся и, раскрывая объятия, сделал шаг вперед.

Три великих магистра, проявляя уважение к иерусалимской короне, опустились перед ним на колени. Геральд испуганно посмотрел на приближающего императора и, явно несобираясь целоваться до получения достоверных сведений о его статусе, попытался отступить, но архидьякон и каноники пресекли ретираду, став позади своего духовного отца несокрушимой стеной. Фридрих, увидев маневр патриарха, остановился, опустил руки и удивленно поднял брови. Не видя иного выхода из сложившейся ситуации, патриарх сотворил рукой неопределенный жест и пробубнил нечто невразумительное, так что его действия можно было истолковать двояко – то ли как благословение, то ли как простое пожелание здоровья. Император слегка скривился, но быстро справился с собой и подавил недовольство.