Чтение 7–й страницы книги ~Золушка из глубинки, или Хозяйка большого города~

— Я решила уйти от мужа.

— Ну ты же все равно здесь когда-нибудь появишься…

— Нет. Пиши адрес. У меня времени в обрез.

— Какой адрес?

— Куда деньги послать.

— Ну, шли сюда, — окончательно растерялся молодой человек.

— Куда «сюда»? На кудыкину гору? Я твоего адреса не знаю.

— Как ты его не знаешь, если ты в этом доме живешь. Мой адрес почти такой же, как твой, только квартира другая.

— Я позабыла.

— Что?

— Адрес.

— Ты шутишь?

— Не шучу.

— А мне кажется, что ты надо мной издеваешься.

— Мне муж все мозги вышиб. Напиши на бумажке, куда деньги послать, и дело с концом.

Дима посмотрел на меня подозрительным взглядом и со словами: «Странная ты» — пошел за листочком.

— Может быть, ты не только избитая, но и сумасшедшая?! — прокричал он из комнаты.

— Может быть.

— Кстати, похоже, что ты из психиатрической больницы сбежала. Неужели там так плохо обращаются с пациентами?!

— Хуже не бывает! Ты пишешь?

— Пишу. А ты что, даже улицу не помнишь?

— Я же тебе сказала, что мне муж мозги вышиб.

— А как же ты вспомнишь, где живут твои родители?

— Зрительная память еще осталась.

Пока Дмитрий писал адрес, я подошла к окну, но, увидев, что к дому подъезжает милицейская машина, вскрикнула и бросилась в коридор.

— Ты куда? — Молодой человек протянул мне листок и посмотрел на меня пронзительным взглядом.

— Открой дверь! Милиция едет! — нервно крикнула я и уставилась на него широко открытыми глазами.

— Что случилось?

— Милиция едет!!! Открывай дверь! — выхватив листок из его рук, я тут же сунула его в свой карман и ощутила, как на моей спине выступил холодный пот.

Дмитрий отпер замок, я выглянула на пустую лестничную площадку и быстро спросила:

— Ты не знаешь, чердак открыт?

— Откуда мне знать? Я по чердакам не бегаю. А зачем он тебе?

— Я боюсь, что через подъезд мне уже вряд ли удастся уйти. Если только через чердак. Сейчас к тебе придет милиция, сделай доброе дело, не рассказывай им про меня. Скажи, что ничего не видел и ничего не слышал. Я тебя умоляю.

— А что случилось-то?

— Ничего. Ты скоро все узнаешь. Через несколько минут тебя введут в курс дела. Я в этом не сомневаюсь. Пообещай, что ты меня милиции не выдашь.

— Да я вообще-то стукачом никогда не был.

— Спасибо. А насчет денег ты не переживай. Я девушка честная и обязательно их тебе вышлю.

Молодой человек хотел мне что-то сказать и вышел следом за мной на лестничную площадку, но я уже не могла его слышать, потому что со всех ног бросилась вверх по лестнице в надежде на то, что чердак будет все же открыт.

Глава 7

Мне повезло. Чердак действительно был открыт, и я без особого труда попала на крышу дома. В тот момент, когда я уже собиралась выйти через другой подъезд, я почувствовала, что кто-то подошел сзади и чья-то тяжелая рука легла на мое плечо. От неожиданности я вздрогнула и закричала.

— Не кричи, свои.

Я обернулась и увидела стоящего сзади себя Дмитрия.

— Я же тебе говорю, что свои.

— Тоже мне, свой нашелся. А ты здесь откуда взялся?

— За тобой пошел.

— Зачем?

— Подумал, вдруг чердак закрыт.

— Нет. Все обошлось. Мне повезло, что в этом доме на чердаки не вешают замки. Я сейчас выйду через другой подъезд.

— Пойдем, я довезу тебя до твоих родителей. У меня машина за домом стоит. Если ты выйдешь из подъезда не одна, то это будет не так подозрительно.

— Ты хочешь отвезти меня на машине?

— Да, а почему бы и нет? Ты же в опасности.

— Ты бы меня действительно выручил, если бы вместе со мной вышел из другого подъезда.

— Именно за этим я сюда и пришел.

— И за что судьба так расщедрилась и послала мне человека, который оказался моим спасителем?

— Когда ты на чердак пошла, я сразу догадался, в чем дело.

— В чем? — внезапно у меня затряслись колени.

— Ты мужа шлепнула. Он тебя избил, а ты его шлепнула. Только непонятно, почему ты квартиру не смогла открыть. Ключ не могла найти, что ли?

— Надо же, какой ты сообразительный!

Выйдя из другого подъезда, я взяла Дмитрия под руку и, искоса поглядывая на стоящую рядом с первым подъездом милицейскую машину, направилась в сторону стоянки, которая находилась за домом. Как только мы сели в дорогую и престижную иномарку, я закрыла глаза и процедила сквозь зубы:

— Поехали отсюда, пожалуйста, побыстрее.

— Подожди. Нужно хотя бы минутку прогреть машину.

— А что ее греть, лето же?

— Перед тем как ехать, она должна немного поработать. — Дмитрий упрямо стоял на своем и, по всей вероятности, с ним было бесполезно спорить. — Одна минута не сыграет особой роли.

— Ты так за машину свою трясешься?

— Я за нее не трясусь. Я просто не хочу потом ездить по автосервисам и выкидывать шальные деньги за ремонт. Машина дорогая, и я стараюсь поддерживать ее в надлежащем состоянии. Это подарок моих родителей!

— У тебя родители, что ли, богатые?

— Не богатые, а вполне обеспеченные люди.

— Они москвичи?

— Ну конечно.

— А почему ты тогда от них ушел и квартиру снял? Самостоятельности захотелось?

— А почему бы и нет? Я уже вполне взрослый человек.

Ты мажор, — тут же сделала я соответствующий вывод и занервничала еще больше: — Мы сегодня уедем или нет?

— Уже едем. — Дмитрий надавил на газ и выехал с территории стоянки. — И нечего называть меня мажором, а то ведь я и разозлиться могу.

— А я разве не правду сказала? Вот я бы ни грамма не обижалась, если бы у меня были обеспеченные родители и меня так называли. Ничего обидного и оскорбительного в этом не вижу. Таких, как ты, вся страна так называет.

— Вот страна и пусть называет.

— А я что, по-твоему, не страна?

— Страна за глаза называет, а ты — прямо в лоб.

— А я вообще за глаза ничего говорить не умею.

— Учись. Не все любят прямолинейных людей. Зачастую прямолинейность не помогает, а мешает. Если ты скажешь человеку в лоб что-то, что ему не понравится, то ведь он может тебе и по лбу заехать.

— Это угроза?

— Это пища для размышлений, если, конечно, ты мыслить умеешь.

— Ведь ты сам на хлеб явно не зарабатываешь? — никак не сдавалась я, продолжая неприятную для Дмитрия тему.

— На хлеб не зарабатываю и не буду, — категорично ответил он.

— Почему?

— Потому что мне только один хлеб не нужен. Пусть на него другие зарабатывают, те, кто привык впроголодь сидеть. У меня в этой жизни другое предназначение.

— И какое же?

— Я учусь на четвертом курсе одного очень престижного института, а когда я его окончу, то сразу получу высокооплачиваемую работу, так что смогу не только покупать хлеб, но и намазать на него черную икру и запивать все это только что выжатым гранатовым соком.

— Здорово, — грустно сказала я и посмотрела в окно.

— Что здорово?

— Здорово иметь таких родителей: машина, институт, место хлебное, черная икра…

— Но при этом не сбрасывай со счетов, что я тоже далеко не дурак.

— А тебя никто дураком и не называет.

— А я, между прочим, на красный диплом иду.

— Оценки покупаешь или сам учишься?

— Зубрю.

— Молодец, — не могла не похвалить я сидевшего рядом со мной умного, красивого, образованного и воспитанного молодого человека из солидной, благополучной и престижной московской семьи.

У таких, как он, всегда все лучшее: лучшая школа, лучшее образование, лучшая работа и лучшая семья. Мама всегда говорила мне о том, что деньги идут к деньгам. Для таких семей важно дальнейшее слияние капитала.

— А за своих родителей я оправдываться не собираюсь. Я ими горжусь.

— Я бы тоже такими гордилась.

— Ты лучше о своих предках подумай.

— А что мне о них думать? — до меня не сразу дошло то, к чему клонит Дмитрий.

— Ты только представь, что с ними будет, когда они тебя такой увидят?

— Ничего, — выдохнула я.

— Что значит ничего?

— Родители далеко. Я не местная.

— Как не местная? — молодой человек сбавил скорость и посмотрел в мою сторону.

— Ты лучше за дорогой следи. Смотришь на меня, как будто в Москве могут находиться одни москвичи, а приезжих тут и в помине нет. Как будто их днем с огнем не сыщешь.

— Ты же сказала…

— Да мало ли что я сказала.

— Значит, и мужа у тебя нет.

— Откуда ему взяться? Я молодая еще.

— Так куда мы едем-то? — Дмитрий окончательно растерялся.

— Я же назвала район. Там находится гостиница, в которой я остановилась. Мне нужно срочно забрать свои вещи, потому что там оставаться опасно. Я в театральный не поступила. Сейчас по личному делу в приемной комиссии института вычислят мой домашний адрес, так что возвращаться на мою малую родину мне тоже пока опасно.

— А кто адрес-то вычислит?

— Бандиты, кто ж еще.

— Какие бандиты? Насколько я понял, ты прячешься от милиции.

— И от бандитов, и от милиции.

— Что-то я уже ничего не пойму. Может, ты и в самом деле сумасшедшая? — Дима заметно занервничал, но он настолько виртуозно водил машину, что это никак не отразилось на его манере вождения.

— Я когда анкету при поступлении в институт заполняла, указала свой домашний адрес, а вот то место, где я остановилась в Москве, я не указывала, это я точно помню. Номеня по фамилии довольно просто найти: стоит только обзвонить все гостиницы. Только бы мы приехали вовремя и они еще не успели бы сюда наведаться. Мне очень нужны мои вещи — там деньги и документы. В лучшем случае все это займет у нас несколько минут.

Дмитрий закурил сигарету и вновь посмотрел в мою сторону:

— Слушай, ты тут так мило сама с собой беседуешь, но не забывай, пожалуйста, о том, что ты в машине не одна, что еще есть я. Я уже вообще ничего не понимаю. Что происходит? Во что я ввязался?

— А что ты хочешь понять? Следи лучше за дорогой.

— Не переживай — у меня боковое зрение хорошо развито.

— Ты в школе, наверно, списывал много. — Запустив руку в карман, я достала оттуда деньги и протянула их Дмитрию. — Возьми. Не понадобились.

— Оставь себе, — пробурчал тот, отказавшись от денег.

— Что значит «оставь себе»? Мне чужого не нужно.

— Ты не местная. Тебе деньги нужны.

— Можно подумать, они тебе не нужны. Пойди, найди человека, которому не нужны деньги. Так берешь или нет? Я по два раза не предлагаю.

— Я же сказал — оставь их себе.

— Как знаешь. Я от денег не умею отказываться. — Сунув купюру обратно в карман, я тут же достала записку с адресом и, порвав ее на куски, выкинула в окно.

— Что делаешь?

— Уничтожаю улики.

— У тебя такая жизнь интересная! Веселенькая.

— Точно, веселенькая, аж обхохочешься.

Повернув голову к окну, я вновь закрыла глаза и ощутила, как по щекам потекли слезы. Мне вдруг необъяснимо стало жалко себя и свою молодость. Я почему-то вспомнила свой дом, свою комнату и запах маминого борща. Это было так далеко, словно в какой-то другой и нереальной жизни. В той жизни нет театральных институтов, никто не предлагает сниматься в кино и не говорит, что хочет сделать из тебя звезду. Там нет мнимых доброжелателей, которые в открытую пользуются твоей неопытностью и полнейшим отсутствием жизненного опыта. Словом, все, как на ладони. В другой жизни все так понятно и просто: там живет мой первый мужчина, который на дух не переносит Москву и ненавидит меня за то, что я в нее так спешно уехала. Он предлагал мне совсем другую жизнь, в которой буду я, он, наши будущие дети, его пьянки, мои слезы, его гулянки в компании друзей и подруг, мои упреки и многочисленные просьбы, чтобы он наконец-то одумался. Так живут все его друзья, и так хотел жить он. Водка, пиво, картошка, селедка, квашеная капуста, моченые помидоры и вечное недовольство друг другом. Он говорит, что это и есть любовь. Он убеждал меня, что она именно такая, другой не бывает. Вернее, бывает, но только в сказках. Жены его друзей все терпят и все прощают. Он хотел, чтобы я была одной из них, чтобы я жила по инерции, рожала детей, носила торбы из магазина, стояла у плиты, не спрашивала его о том, почему он так поздно пришел или почему он и вовсе не пришел ночевать. Чтобы я потихоньку толстела, все меньше и меньше подходила к зеркалу, забыла, что такое косметика, никогда не красила волосы и не претендовала хоть на какой-нибудь, пусть самый скудный гардероб. Когда он узнал, что я уезжаю в Москву в поисках лучшей жизни, то почему-то назвал меня шлюхой: по его понятиям, все приличные девушки сидят дома и довольствуются тем, что есть, а все шлюхи едут в Москву. Мой жених пытался меня остановить, но только усугубил ситуацию; он дал мне пощечину и сказал, что очень сильно во мне ошибся — он делал на меня ставку и думал, что со мной можно жить. Перед отъездом мой кавалер пришел в наш дом пьяный, материл меня, на чем свет стоит, обзывал самыми последними словами, требовал обратно свои немногочисленные подарки. Я вынесла ему подаренный им на мой день рождения парфюмерный набор и дешевое колечко из «Союзпечати». Больше подарков не было. Перед уходом он сказал мне о том, что у меня еще есть шанс, что, если я останусь, он еще сможет сделать мне одолжение и отвести меня в загс, но, если я уеду, он всю жизнь будет называть меня шлюхой и никогда не примет обратно. Если я вернусь, то он побрезгует сесть со мной за один стол, потому что ему неприятно сидеть рядом с московской шалавой. А дальше он начал все крушить в квартире, и моей матери пришлось вызвать милицию. Я повесила на плечо свою дорожную сумку, собранную для поездки в Москву, и грустно смотрела на своего жениха, которого со скрученными руками пытались посадить в машину с решетками, для того чтобы увезти в вытрезвитель. Но он был слишком буйный иникак не хотел смириться с тем, что сейчас его увезут по назначению, а когда он вернется, то меня уже здесь не будет. Когда моего парня просто чудом затолкали в машину, даже сквозь решетку он показывал мне кулаки и что-то кричал. Я смотрела вслед отъезжающему милицейскому «газику» и думала о том, что этот кричащий тип чуть было нестал моим мужем. Вот такой у меня был кавалер, и вот такая у меня могла бы стать жизнь.

— Ты плачешь?

Дмитрий полез в карман брюк и протянул мне носовой платок.

— Извини, нервы.

— Не рано ли в твоем возрасте?

— А я вообще ранняя.

— Послушай, где-то тут должна быть твоя гостиница.

— Вот и она.

Я и сама удивилась тому, что мы так быстро добрались до гостиницы, которая ни с того ни с сего вызвала у меня паническое чувство страха.

— Приехали, — прошептала я и ощутила, как у меня пересохло во рту.

— Ну что, вместе пойдем? — Дима припарковался недалеко от входа в гостиницу и заглушил мотор.

— Зачем?

— Как зачем? За твоей сумкой.