Чтение 21–й страницы книги ~Любовница на двоих~

— Это и есть тот человек, который нам нужен, — прошептала я, взяла листок с адресом Паши и протянула его водителю.

Таксист улыбнулся и облегченно вздохнул:

— Так это совсем недалеко отсюда! Вот и нашелся ваш Паша из НИИ…

— Он вовсе не мой, — грустно сказала я.

— А чей?

— Я была знакома с его супругой. Она умерла. Паша об этом не знает.

Водитель сочувственно вздохнул:

— Вы хотите ему об этом сказать?

— Нет. Я не смогу этого сделать.

Увидев большой торговый комплекс, я попросила подождать меня и, схватив тележку, быстро пошла вдоль богатых прилавков, от одного вида которых кружилась голова. Я вспомнила, что вообще сегодня ничего не ела. Так, стоп! Я пришла сюда не для того, чтобы думать о том, что бы я хотела съесть. Я должна купить что-нибудь полезное и вкусненькое для маленькой больной девочки. Яблоки, груши, бананы, виноград, парочка упаковок натурального сока, банка красной икры, упаковка импортного мороженого, большое шоколадное яйцо и, конечно же, конфеты. Много разных конфет — шоколадных, сосательных, жевательных. Поверх всего я водрузила огромного плюшевого слона. Таксист улыбнулся мальчишеской улыбкой. — Ну вы и набрали, — и помог мне переложить пакеты в машину.

Доставив меня к нужному дому, он взял с меня такой мизер, что я даже растерялась.

— Удачи вам! — крикнул он и надавил на газ.

Руки мои были заняты, нажать кнопку звонка я не могла, пришлось постучать ногой. Входная дверь открылась, и на пороге появился мужчина. Темные круги под глазами говорили о бессонных ночах. Белоснежная шапка седых волос с его совсем еще не старым лицом. Посмотрев на меня удивленным взглядом, он нерешительно спросил:

— Вам кого?

Я выронила слона и, запинаясь, произнесла:

— Як вам.

Мужчина нагнулся, поднял слона и замотал головой:

— Это какое-то недоразумение… Наверно, вы ошиблись.

— Нет. Вы Паша?

— Да.

— Машенька дома?

— Дома.

— Тогда я к вам.

— Ко мне?

— Простите, можно я войду? У меня пакеты неподъемные. Вот-вот порвутся, и все высыпется наружу.

— Проходите, конечно.

Замирая от волнения, я на ватных ногах зашла в прихожую и поставила пакеты у стены.

— И все же это какая-то путаница… Я вас не знаю, — растерянно бормотал мужчина, закрывая дверь.

— Я от Дины.

— От Дины?!

В его глазах появился яркий огонек надежды.

— От нее.

— Как она? Почему не звонит?! По всем срокам она уже должна была родить… Господи, я же места себе не нахожу, не знаю, что и думать. Я ведь с самого начала против был, но она так настаивала! Ее разве переубедишь… Я уже в эту фирму звонил, через которую Дина оформлялась, но там никто не отвечает. Может, все в отпуск ушли? А с другой стороны, не могут же все одновременно уйти… Когда она вернется? Машенька заболела, по маме тоскует, плачет целыми днями.

Мужчина сильно нервничал. Я старалась не смотреть ему в глаза и чувствовала, как к моему горлу подкатывают слезы. Только бы не сорваться! Нужно держать себя в руках.

— Позже, давайте поговорим об этом позже. Я бы хотела увидеть Машеньку.

— Пожалуйста, проходите.

Квартира была маленькой, но довольно уютной. Во всем чувствовалась женская рука. На малогабаритном диванчике полулежала девочка лет пяти. Она была очень похожа на погибшую Динку. Девочка склонила голову на плечо и напоминала маленького серого воробушка. Такого слабенького и такого беззащитного… Я почувствовала, как у меня увлажнились глаза, и села на самый краешек дивана. Девочка была очень бледна, и, судя по всему, у нее была повышена температура. Дыхание тяжелое, и слышались хрипы. Увидев большого плюшевого слона, она оживилась, слегка приподнялась, потянулась к нему своими ручонками и поцеловала его.

— Привет. Меня зовут Оля, — сказала я.

— А меня Маша. А что это за слон?

— Это подарок. Слоник пришел к тебе для того, чтобы ты побыстрее выздоровела и больше никогда не болела.

— Хороший слоник, — улыбнулась Машенька и уложила его рядом с собой. — А кто мне его подарил?

— Мама.

— Моя мамочка?!

— Твоя мамочка. Она просила передать, что очень тебя любит и скоро вернется.

— Правда?

— Конечно. Ты же знаешь, что взрослые не умеют обманывать.

— Папа сказал, что она уехала в командировку по работе, чтобы заработать немножко денежек, свозить меня на море и накупить много игрушек. А ты когда-нибудь была на море?

— Была. Я была на Черном море.

— И какое оно?

— Красивое. Оно такое красивое… Особенно вечером, когда на небе появляется закат.

— А оно доброе или злое?

— Доброе.

— А говорят, что море бывает злое.

— Бывает, но только тогда, когда начинается шторм.

— А что такое шторм?

— Шторм, это когда дует сильный ветер, поднимаются большие волны и людям запрещают купаться.

Машенька задумалась и заморгала своими чудесными глазками.

— А ты купалась?

— Ну конечно. Купалась и загорала на горячем песочке.

— А правда, что вода соленая?

— Правда.

— Пряма как настоящая соль?

— Точно. Если ты попробуешь ее, почувствуешь, как будет щипать язык. Сильно, сильно.

— Оля, а ты русалок видела?

— Русалок видела. И русалок, и морского даря…

— А у меня есть мультик про русалочку. Мне его папа купил. Хочешь посмотрим?

— Посмотрим, только в следующий раз. Я к тебе теперь часто приходить буду.

— И мы будем с тобой друзьями?

— И друзьями, и подружками.

— Как раз приедет мама и купит нам новый видик, потому что этот уже очень старый и плохо показывает.

— Договорились.

Я обняла Машеньку и крепко поцеловала. Меня стали душить слезы, пришлось сделать невероятное усилие, чтобы скрыть это от девочки.

— Оля, а еще, когда я выздоровлю, я покажу тебе все свои картинки с морем. У меня их очень много. Хочешь, я попрошу маму, и она разрешит тебе поехать вместе с нами на море?

— Конечно, хочу.

— У нас мама добрая. Она обязательно разрешит.

Я сидела, словно парализованная, ненавидя мир, отнявший у этой девочки мать. Я обманывала это маленькое существо, обманывала ее отца и не знала, что я могу сделать для того, чтобы им стало хоть немного легче.

— Оля, а у тебя есть маленькая девочка?

— Что?

— Я говорю, у тебя есть маленькая девочка?

— Нет. Вернее, она была, но затем улетела на небо.

— А зачем?

— Затем, что Бог решил, что она должна быть рядышком с ним.

— Она плохо себя вела?

— Нет. Она была еще слишком маленькая.

— А меня Боженька не заберет на небо?

— Нет. Ты же уже большая девочка.

— Я всегда слушаюсь маму.

Я почувствовала, что больше не могу сдерживаться, и посмотрела на Пашу глазами, полными слез.

— Паша, там в коридоре продукты… Фрукты, конфеты, мороженое. Нужно бы положить в холодильник. Сейчас Машеньке нельзя мороженое, у нее бронхит. Съест, когда поправится.

— Ой, мороженое! — обрадовалась Машенька. — А его мне тоже мама передала?!

— Конечно, все подарки тебе передала мама. Она очень тебя любит и обещает скоро вернуться.

Я встала, Паша встал тоже. Трясущимися руками я расстегнула свою сумочку и достала восемьсот долларов и все, что осталось рублями. Положив деньги на журнальный столик, я тихонько всхлипнула.

— Это Дина передала вам на жизнь. Пока. Потом передаст еще.

Паша не шевелился. Его нижняя губа вздрагивала, на лбу выступила испарина. Я подошла к Машеньке, обнявшей слона, поцеловала ее и потрепала за ушко.

— Я скоро приду к тебе опять.

— Приходи. Ты плачешь по своей девочке, которую Боженька забрал на небо?

— Да.

— А как ее звали?

— Как твою маму.

— Мою маму зовут Дина.

— Мою девочку тоже звали Дина.

Машенька протянула ко мне свои ручонки и обняла меня:

— Приходи. Я буду скучать. А если увидишь мою мамочку, то обязательно ей скажи, чтобы она возвращалась побыстрее. Нам с папой очень без нее плохо. Скажи, что мы без нее болеем. Папа все время кладет под язык какие-то таблетки, а еще я видела, как он плакал. Правда, он сказал, что он так зевнул, но я-то знаю, что так не зевают.

— Обязательно скажу, — прошептала я и бросилась к выходу.

— Постойте, пожалуйста, — остановил меня Паша, когда я была уже на лестнице.

Я виновато посмотрела на него.

— Вы тоже ездили в Америку?

— Да.

— Ваша дочь умерла при родах?

— Да.

— Я так и понял, когда вы разговаривали с Машенькой. Скажите, что с Диной?

— Она скоро вернется.

— Вы меня обманываете. Я чувствую, что с ней что-то случилось.

— С ней ничего не случилось. Она жива, здорова и скоро вернется. Вы только ее ждите. Обязательно ждите…

— А мы ждем. Вы ей скажите, что нам не нужны эти деньги. Пусть она сама возвращается, а если можно, то с сыном…

— Конечно, скажу.

Паша придвинулся ко мне совсем близко и развел трясущимися руками:

— Оля, скажите, — Дины уже нет в живых?

— С чего вы взяли? — Я опустила глаза.

— Я знаю это. Я все понял. За этот короткий срок, где я только не был. Оставлял Машеньку с бабушкой, ходил в посольство США, звонил во все инстанции. Я знаю, что у нее очень больное сердце. Она и Машеньку-то с трудом родила, чудом выкарабкалась. Она все анализы подделала… Дались ей эти деньги! Жили же мы как-то без них… Если ее уже нет в живых, вы мне скажите. Вы мне только скажите. Я переживу. Я сильный. Я же мужчина. Хотя какой я мужчина, если моя жена от безденежья поехала продавать собственное дитя!

Его била дрожь, на глазах появились слезы:

— Знаете, я ведь научный работник, получал раньше очень хорошо. А потом непонятное началось, хаос какой-то… Не понимаю, зачем ученую степень получал и диссертацию защищал. Даже на питание не стало хватать. Зарплату дадут, стыдно жене нести — один раз на рынок сходить. Я знаю, что Дины нет. Если бы она была, то обязательно позвонила… Она ведь всегда звонила. Отовсюду, где бы ни находилась. Я не нашел никаких концов. В посольству сказали, что никакая беременная женщина такого-то числа не вылетала. Значит, она скрыла свою беременность, получается, что она по поддельным документам вылетела — Понимаете, я больше не могу ждать. Не могу.

— Как это не можете?

Я начал сходить с ума. Я жду телефонного звонка, прислушиваюсь к шагам на лестничной клетке, всматриваюсь в лица прохожих. Я не смогу без нее жить. Я ее люблю. А вы когда-нибудь любили?

— Да, я и сейчас люблю.

— Я тоже сейчас люблю… А ваш любимый человек рядом?

— Пока да.

— А моего нет.

— Простите, мне пора, — быстро проговорила я и побежала вниз по лестнице.

Глава 25

Я не помню, как очутилась на улице. Остановилась, когда поняла, что хромаю. Вероятно, прыгая через ступеньку, я подвернула ногу. Мне не следовало врываться в их дом. Но я принесла немного денег… Хотя что такое деньги?! Да ничего! Еще недавно я думала, что весь мир будет лежать у моих ног, если у меня будут деньги, а теперь знаю точно,что не в этом дело! Господи, как я ненавижу деньги, нашу зависимость от них. Если нет близкого человека, деньги не спасут. На них не купишь счастье и не устроишь личную жизнь. На них устроишь только свой быт, но будешь ли ты счастлив » этом быту?! Хотя нет, деньги нужны ребенку. Ребенок должен хорошо питаться, иметь игрушки». А может,я была не права? Может, я должна была признаться Павлу в том, что его жены нет?! Может быть, следовало рассказать, как она умерла и как любила его и каялась перед смертью?! Одному Господу Богу известно, где находится ее тело. Был бы хоть памятник. Ведь могилка — единственное, что останется тому, кто потерял любимого человека. На могилку можно приходить, разговаривать, часами смотреть на фотографию, думать, опрокинуть стопку, в конце концов. Словно этот человек и не умирал вовсе. Словно он по-прежнему рядом, только он и превратился в безмолвный мрамор, который все слушает, понимает, переживает, но не может ответить. Нет, я правильно сделала, что не рассказала Павлу правды. Человек должен на что-то надеяться, чему-то верить. Жизнь без надежды и веры теряет смысл.

Вывихнутая нога ныла так сильно, что я не могла двинуться в дом, из которого вышла. Я даже не старалась, я просто машинально нашла нужные окна и нужный балкон. На балконе седьмого этажа стоял седоволосый Паша и смотрел на меня странным взглядом. В нем читалась беспомощность, растерянность и безысходность. Этот взгляд настораживал и пугал, притягивал и в то же время отталкивал…

Павел облокотился на перила, перегнулся и рухнул вниз.

— Человек с балкона выбросился! — закричала какая-то женщина.

Рядом с лежащим Павлом собралась целая толпа бурно жестикулирующего народа. Я не видела этих людей, я только слышала их голоса. Они то отдалялись, то приближались.

Мне показалось, что на некоторое время я вообще потеряла зрение.

— Алкоголик, наверно.

— На наркомана не похож!

— Псих, точно! У них по осени обострение. Сейчас в больнице мест нет, так их на волю выпускают.

— Да вроде приличный мужчина на вид.

— Приличный мужчина с балкона прыгать не будет…

— А может, его кто столкнул?!

— Да никто его не толкал, сам прыгнул. Захотел покончить жизнь самоубийством и покончил. Сейчас это сплошь и рядом. Может, его на работе сократили?!

— А может, зарплату не выплатили?!

Все последующее я вспоминаю теперь как сон. Вой сирены, «скорая помощь» и одно-единственное слово: «Мертв». В то мгновение на меня подул странный ледяной ветер, я ощутила страшный озноб. Затем милиция. Соседи, говорившие о Павле, как о крайне порядочном, положительном человеке, отличном семьянине. А затем детский, пронзительный крик… Девочка на балконе отчаянно кричала и звала на помощь. Мне захотелось растолкать эту толпу, броситься к подъезду, схватить Машеньку на руки и унести ее подальше от этого ужаса, но я не могла сдвинуться с места. К подъезду направилась милиция, врачи и еще какие-то люди. Я знала, что мне туда нельзя.

Если я поднимусь, милиция узнает, что я была последней, кто видел Павла, и сразу заинтересуется моей персоной, а это приведет к самым нежелательный последствиям. Цепочка тянется в Штаты. Очень долгая и уж очень криминальная…

— Это девочка, Машенька, — послышался чей-то голос, — его дочка.

— А жена где?

— Ее что-то давно не видно.

— Говорят, что она то ли беременная, то ли сильно располнела.