Чтение 5–й страницы книги ~Никогда не бывшая твоей~

Александр встал, пнул насос ногой и раздраженно сказал:

— Ни хрена не получается, блин, и где ж мы его прокололи? Все ж нормально было. Похоже, у ресторана.

— У ресторана?

— Ну да!. Мы ж не так далеко отъехали. Видимо, какой-то гад решил преподнести нам сюрприз. Какой-нибудь Викин крендель. Увидел, что я ее трогаю за самые интимные места и решил меня наказать. Только по-козлячьи как-то он меня наказал. Если бы он мне сейчас под руку попал, я бы его, ей Богу, убил. А может я ошибаюсь.

— Конечно, ошибаешься.

— С чего ты так решила?

— С того, что незачем Викиному кренделю тебе колеса спускать. Представь, что если бы оно у ресторана спустило, тогда бы ты ее дальше за интимные места держал. А тогоглядишь и ночевать остался. Если такой крендель действительно в наличии имеется, то он бы просто этого не пережил.

— В том-то и дело, что он мне его так технично проколол, чтобы оно долго спускало, и я бы смог отъехать на приличное расстояние. Расчетливый гад.

Александр подошел ко мне совсем близко и уткнувшись в мою шею тяжело задышал.

— Послушай, сегодня вечер какой-то непонятный. Все вроде против нас. Странно складываются обстоятельства. Очень даже странно… А там, в ресторане, ты очень даже сильно меня ревновала.

— Глупости.

— А мне кажется, что это не глупости… Знаешь, а я бы хотел, чтобы ты меня ревновала. Я бы очень этого хотел.

— Почему?

— Потому, что ты особенная. Когда я увидел тебя в первый раз, я сразу понял, что ты особенная. Я говорю вполне серьезно. В Москве слишком много швали. Не разменивайсяна всякую шелуху. Будь со мной. Будь с мной, и я сделаю все для того, чтобы твоя мечта осуществилась.

— Как это — быть с тобой?

— Просто будь со мной. Все остальное я беру на себя. Анжел, я хочу тебя…

— Что?

— Я хочу тебя…

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет! В конце концов, нас подтолкнули к этому обстоятельства. Если у нас спустило колесо, значит это какой-то знак…

— Ты хочешь сказать, что спущенное колесо — верный путь к интиму?

— А почему бы и нет…

— Но ведь колесо нужно делать…

— Не переживай. Мы его обязательно сделаем. Не будем же мы здесь ночевать. Я позвоню в техпомощь на дорогах и сюда приедут.

— Так звони.

— Позвоню, только немного позже.

— Почему?

— Потому, что я уже давно хочу тебя.

— Прямо здесь?! — У меня закружилась голова и меня слегка затрясло.

— Прямо здесь и прямо сейчас. Ты даже не представляешь, как сильно ты хороша… Как же ты хороша…

Расстегнув мою обтягивающую джинсовую блузку, Саша поцеловал мою грудь и прошептал:

— Ты еще прекраснее, чем я ожидал.

Когда Саша расстегивал молнию на моих брюках и поглаживал мой живот, я закрыла глаза и вдруг вспомнила слова отца, который с презрением относился к моей красоте и всегда называл меня шлюхой. Он говорил, что в Москве я обязательно пойду по рукам. Наверное отец был прав. Я пошла по рукам. Я в руках Александра… Посадив меня на капот«Мерседеса», Александр стянул с меня брюки и задрал вверх мои ноги.

— Нет, — прошептала я, но не оказала при этом сопротивления.

— Да, — настоял Александр и развел мои ноги пошире. — Да… Да… Ты же сама этого хочешь. Я знаю, ты хочешь этого сама.

Я блаженно улыбнулась и посмотрела на довольно красивое накаченное тело Александра., Красивые плечи, поистине красивая мужская грудь… и даже такое красивое родимое пятно, расположенное на таком необычном месте, как правый сосок… Довольно редкое родимое пятно, словно этот человек — меченный, а если этот человек меченный, то, бесспорно, он особенный.

— У тебя такое необычное родимое пятно, прямо на соске…

— Тебе не нравится?

— Мне все в тебе нравится… Буквально все…

«Ты же знаешь, чем умная женщина может привлечь неглупого мужчину», звучали у меня в голове слова Дмитрия.

Я закрыла глаза и в который раз подумала, что отец прав. Еще совсем недавно я представляла себя принцессой, а сама стала шлюхой. Обыкновенной шлюхой, которую имеют прямо на капоте «Мерседеса». И все же… Все же я женщина, а это значит, что я не могла не почувствовать ту страсть, которая охватила все мое тело… Саша — мужчина, значит, ему свойственны слабости мужского пола. А ведь там, где у мужчины появляются слабости, у женщины появляется сила, и эта сила подчиняет себе мужские слабости.

Я с самого раннего детства слышала о том, что миром правят мужчины, что все в их руках. У мужчин есть все для того, чтобы быть хозяевами жизни. У них есть деньги, сила и конечно же власть. Все высокие посты всегда занимают мужчины. Мужчины правят миром, а женщины правят мужчинами. Что ж, неплохую аксиому я вывела. У женщин есть красота, сексуальность и хитрость… С таким арсеналом, конечно же, не сможешь управлять миром, но с таким арсеналом можно запросто управлять мужчинами. Я не могу добиться власти над миром, но я могу добиться власти над мужчинами или хотя бы над одним из них. Я постараюсь, и я уверена, что у меня это получится. Если я буду умной и изучу все мужские слабости, то хотя бы несколько мужчин у меня будут в кармане. Я буду тщательно собирать эти слабости и обрету силу, а если у меня будет сила, то у меня обязательно будет власть…

У меня будет власть над мужчинами, а если у меня будет власть над мужчинами, то у меня будет власть над миром…

Улыбнувшись, я задвигалась в такт Александру и замерла только тогда, когда мы оба получили мощную, ни с чем несравнимую разрядку. Я усвоила одну хорошую истину. Можно быть скупой в чем угодно, но только не в сексе. Излишняя сексуальная щедрость поможет навсегда привязать к себе мужчину. Когда все закончилось, Александр почувствовал себя самым счастливым человеком на свете и стал буквально распинаться в многочисленных благодарностях. Он смотрел на меня, как на чудо, и выглядел так, будто унего началась новая жизнь.

— Никогда бы не подумал, что ты такая страстная партнерша. Я, наверное, кричал от удовольствия, как резанный.

— Кричал. — Я рассмеялась, слезла с капота машины и принялась натягивать джинсы.

— Может повторим? — никак не хотел успокоиться Александр.

— Может и повторим, но только не сейчас и не здесь. Давай разберемся со спущенным колесом, а то не очень-то приятно сидеть со спущенным колесом у самого леса.

— А мне был очень приятно. Я бы сидел так всю жизнь.

— Я не то имела в виду. Я имела в виду, что ты должен заняться машиной.

— Как скажешь. Слово женщины — закон.

Я улыбнулась и подумала, что именно с этого начинается власть.

Достав из кармана мобильный телефон, Александр отошел в сторону и принялся кому-то звонить.

— Не переживай! — обернулся он. — Сейчас я или техпомощь вызову, или кто-то из друзей приедет, привезет запаску! — громко крикнул он мне и отошел еще на несколько шагов.

Я направилась в сторону небольшого обрыва, чтобы Александр мог спокойно поговорить, не обращая на меня внимания. В этот момент позади меня послышался шум незнакомой машины. Я резко остановилась. Не мог же кто-то из Сашиных друзей приехать за такой короткий промежуток времени. Конечно, не мог. Решив вернуться обратно, я сделала несколько шагов в сторону Сашиного «Мерседеса». Рядом с мерсом остановилась иномарка, которая просто слепила своими включенными фарами. Я видела, как из незнакомоймашины вышли двое мужчин и направились к Саше. Вернее, я не видела этих мужчин, я видела их силуэты. Окружающая темнота и резкий свет фар сделали свое дело — у меня заслезились глаза.

— Саш, это кто?! — громко крикнула я и направилась к незнакомцам, которые, по всей вероятности, остановились для того, чтобы оказать нам помощь. По крайней мере я думала именно так. Но я здорово ошибалась.

— Анжела! Беги!!! — словно гром сред ясного неба прозвучали слова Александра. — Слышишь, беги!!! Беги, если хочешь жить!!!

Но я не побежала. Я стояла, как вкопанная, и безумными глазами смотрела на происходящее.

Что значит — беги?! Куда?! Зачем?! От кого?! Что значит беги, если хочешь жить?! Неужели, если я не убегу, меня кто-то сможет убить?! Зачем?! По какой причине?! За что?! Получается, что эти двое приехали сюда не для того, чтобы нам помочь… Они приехали сюда, чтобы угнать почти новый, безупречный «Мерседес» и убить его хозяина… Но как я могу оставить Александра и куда-то бежать? Это подло, это ужасно! А как же портфолио?! Как же карьера модели?! Как же красивая, роскошная и счастливая московская жизнь?! Кто мне ее даст? Александр мне ее обещал… Он единственный человек в этой жизни, который пообещал мне то, что я хочу больше всего на свете.

Я понимала, что моя собственная жизнь намного дороже, по крайней мере для меня, это уж точно. Но я не могла бросить на произвол человека, который за короткий промежуток времени стал мне необычайно дорог, которому, вопреки всему, я все же поверила и отдала свою нехитрую судьбу в его знающие мужские руки.

У машины стояли трое. Александр и двое незнакомых мужчин. Внимательно приглядевшись, я увидела, что эти двое были в масках. В самых настоящих черных масках с вырезанными дырочками для глаз, носа и рта. Мужчины в масках стояли к Александру впритык, а один из них держал у его виска пистолет. Закрыв рот ладонью, чтобы не закричать, яприкусила нижнюю губу до крови и с ужасом осознала, что ничем не могу помочь. Что хотят эти люди? Денег? Наверное денег, потому что почти все убийства происходят именно из-за них… Из-за этих проклятых денег. На этот раз я оказалась права. Один из мужчин по-прежнему держал пистолет, а другой вытащил из кармана Саши бумажник и рассматривал его содержимое. Видимо, денег в бумажнике было немного, потому что мужчина ударил Александра кулаком по лицу и стал требовать еще денег. Александр что-то невнятно бормотал разбитыми губами, но мужчины не реагировали на его слова и всем своим видом показывали, что с минуты на минуту они будут готовы к более решительным действиям.

— Кот, мочи его, да и все! Что с ним церемониться?! Его бредни выслушивать, только время терять. Делаем мокрую да и сваливаем отсюда.

Услышав последние слова, я окончательно поняла, что жизнь Александра висит на тоненьком волоске и, спрятавшись за высокие кусты, не придумала ничего лучшего, как закричать во все горло:

— Эй, вы!!!! Сюда едет милиция!!! Слышите, я вызвала милицию!!! Она уже совсем рядом! Она будет через несколько секунд! У вас еще есть возможность не сесть за решетку! У вас еще есть небольшой запас времени! Слышите, они приедут через несколько секунд!!! Оставьте Сашу в покое и уезжайте! Вас никто не будет искать!!! Я вам обещаю, вас никто не будет искать!!!

Я орала с такой силой, что у меня заболело горло. Мне показалось, что еще немного, и я оглохну от собственного крика.

— Там девка какая-то орет, — сказал один бандит другому и нажал на курок. Прогремел громкий выстрел, и Александр рухнул на землю. Самое страшное, что выстрел был неединственным. Следом за ним прозвучал следующий. А потом еще… Убрав ладонь ото рта, я истерично закричала и, что было сил, бросилась прочь.

— Клиент готов, — услышала я неприятный мужской голос. — Все. Откинул копыта. Теперь нужно отравить следом за ним девку. Щас я ее найду.

Я и сама не знаю, куда я бежала. Куда глядят глаза. Падала, поднималась и бежала опять… Я бежала в сторону леса, надеясь там укрыться. При этом я кричала: « Помогите !!!», совершено не пони-мая, что в лесу мне вряд ли кто-то сможет помочь. Это и являлось моей самой главной ошибкой. Мои преследователи отслеживали мой передвижения по моему крику и не выпускали меня из виду. Когда прозвучал выстрел, я закричала еще громче и поняла, что моя жизнь может оборваться в любую минуту. Сейчас меня убьют точно так же, как убили Александра. Господи, как же это все нелепо! Глупо и нелепо! Умереть только за то, что я стала ненужной свидетельницей страшного преступления. Но ведь по этой причине погибают многие… У меня уже не хватало дыхания, я просто-напросто задыхалась. У меня закололо в правом боку так сильно, что я уже и сама пересталапонимать, отчего так громко кричу — от острой пронзительной боли, буквально раздирающей мой бок, или оттого, что мне невыносимо страшно. Конечно, в данной ситуации мне было бы намного разумнее спрятаться и где-нибудь отсидеться, и я понимала, что должна укрыться и переждать пока отступит опасность, но мои ноги отказывались меня слушаться и хотя бы на секунду остановиться. Меня отказывались слушаться не только мои ноги. Мне перестало подчиняться мое тело, моя шея и моя голова. Я понимала, что я должна обернуться, чтобы посмотреть, насколько близко преследователи, оторвалась ли я от них хоть на немного, но моя шея была недвижимой, она не хотела мне подчиниться.

Когда позади меня раздался еще один выстрел, я попыталась заорать еще громче, но из моей груди вырывались только слабые, еле слышные хрипы. Не заметив крутого обрыва, я кубарем покатилась вниз, с ужасом ощущая, что мое лицо царапают ветки деревьев, а мое тело бьется об острые камни.

Мне показалось, что я катилась целую вечность… И все же, когда я, наконец, остановилась и смогла поднять голову, я увидела, что мои преследователи в масках стоят на самом краю обрыва и прикидывают, каким образом им удобнее всего спуститься. Значит, у меня еще есть время… Время для того, чтобы убежать, а точнее, для того, чтобы остаться живой.

Морщась от раздирающей боли, я встала и увидела, что нахожусь у самого берега реки. Моим единственным спасением является вода. Уж что-что, а плавала я всегда просто отлично. Скинув уже давно мешавшую обувь, я прыгнула в воду и поплыла к противоположному берегу. Не знаю, откуда у меня взялись силы… Я слышала, как стреляли по воде, мне приходилось нырять, а потом я плыла дальше. Я плыла и чувствовала, как мне холодно… бог мой, как же мне было холодно! Вода казалась ледяной. Странно, ведь сейчас середина лета. Сейчас середина лета… Я закрыла глаза и подумала, что уже умерла… Я была одна-одинешенька на середине чужой незнакомой реки. Я плыла и дрожала то ли отхолода, а то ли от страха, в ушах громко пульсировала кровь. А может это была не кровь, может это был холодный, порывистый ветер…

Чем ближе я приближалась к берегу, тем меньше и меньше я боялась. Закрыв глаза, я начала читать молитву, которой научила меня моя мать и которую она заставляла меня читать, когда я была маленькой девочкой.

Совершенно обессиленная, мокрая и трясущаяся от страха, я вылезла на берег и обхватив колени руками громко заревела. Затем подняла голову и посмотрела на свои окровавленные руки и ободранные колени. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы меня пожалели… Чтобы моя милая, ласковая мамочка прижала меня к себе, успокоила, сказала какие-нибудь утешающие слова, я бы положила голову на ее родные колени и тихонько поплакала. Мама всегда говорила мне, что для того, чтобы все прошло, необходимо по-настоящему выплакаться. По-настоящему прочувствовать свое горе и выплеснуть его наружу… Кода оно полностью уйдет наружу, станет намного легче.

Наплакавшись, я прислушалась. Было совсем тихо. Ни выстрелов, ни этих двоих в масках. Перед глазами встала чудовищная картина: безжизненно падающий на землю Александр, его глаза, полные боли и ужаса, его перекошенный рот, словно он хотел закричать… Хотел, но не смог. Я всматривалась в темноту, но пока не замечала никакой опасности. Я не знаю, сколько времени я просидела, но смогла успокоиться, встать и пойти вдоль реки. Каждый шаг давался мне с трудом. Хотелось кричать, звать на помощь, рыдать, закатить самую настоящую истерику оттого, что я совершенно одна, никого нет рядом, а значит, меня никто не выслушает и уж тем более не успокоит. В успокоении я сейчас нуждалась больше всего на свете.

Я шла крайне осторожно, опасаясь все же, что опасность не отступила. Как только я представляла Александра мертвым, мне становилось еще хуже. Если бы он мог предвидеть, что произойдет, он бы обязательно что-то предпринял… Начался дождь, впрочем, он мне особо не помешал, потому что я и без того была мокрая. Дождь смывал грязь с моей одежды, но он не мог смыть слезы с моей души. Эти частые капли… Я переставала понимать, что именно это было — капли дождя или слезы. Смахнув пот тыльной стороной ладони, я глубоко вздохнула и неожиданно для себя сказала вслух:

— Москва слезам не верит. Она вообще ничему не верит, а уж тем более слезам. Господи, какая же она жестокая, эта Москва. Какая же она жестокая… В нашей деревне намного проще… У нас и народ совсем другой. Он добрее, что ли… Точно, он добрее. Наверное для того, чтобы Москва тебе поверила, в ней нужно родиться, а я родилась красивой, но черт знает где. В деревне моя красота никому не нужна. Не могу же я свою фигуру на картофельном поле демонстрировать. Да, видимо, и в Москве она не особенно-то пригодилась. И все же я не хочу возвращаться в свою деревню. Не хочу работать на огороде! Не хочу! Не хочу быть похороненной на деревенском кладбище! Не хочу! У нас там у всех одна программа, и она всегда неизменна. Родился, закончил деревенскую школу, устроился на ферму и… умер. Когда умер, тебя похоронят на деревенском кладбище. Живые приходят на это кладбище навестить мертвых, а затем попадают туда сами. И никто из нашей деревни никогда не вырвался из этого замкнутого круга. Никогда. Дома я постоянно крутилась перед зеркалом и думала только об одном — как изменить свою жизнь. Как? Как сделать так, чтобы моя внешность кому-то пригодилась. Как? Я всегда знала, если в меня вложить немного денег, я буду просто неотразимой. Я буду сводить мужчин с ума и строить свою жизнь так, как того требуют правила высшего света. По ночам мнеснились странные сны, где я была в роли кинозвезды. Мне всегда хотелось стать личностью. А еще… Еще мне хотелось никогда не умирать. Никогда… Я знала, что у меня есть один редкостный дар — излучать яркий свет и дарить его людям. Я не просто излучаю этот свет, но и охотно делюсь им с окружающими. Я всегда любила мечтать и никогда не боялась, что мои мечты не сбудутся. Никогда. Я не любила разговоры односельчан о том, что поселок, в котором я живу, хоть и небольшой, но зато свой, до самой гробовой доски, до последнего вздоха.. Мол, деревня маленькая, да удаленькая. Тут все свое, все родное, нет беготни и толчеи. Мне казалось, что наши называют Москву деревней, потому что завидуют. Завидуют тем, кто в ней живет. Живя в своей деревне или в своем поселке (место, где я жила, называли по-разному), я задавала себе один и тот же вопрос: «Что впереди?» и долго не находила ответа. Когда я первый раз в жизни увидела Москву, мне показалось, что это мой город, что я с ним обязательно справлюсь и буду жить внем, как рыба в воде. Когда я ступила на Московский перрон в первый раз, у меня в глубине души было ощущение, что передо мной открылись двери волшебного замка, в котором лежат бесценные сокровища. До них рукой подать, нужно только дотянуться. Я знала, что все мои мечты сбудутся, превратятся в реальность. Что мои деревенские одноклассники будут с гордостью называть мою фамилию, гордиться тем, что когда-то учились со мной в одном классе. И даже когда я умру, церковь безоговорочно причислит меня к лику святых и перед моим изображением будут обязательно зажигать свечу. Да, это поистине сложно — родиться принцессой на деревенской земле. Господи, как же это сложно… На деревенской земле рождаются крестьяне, которые любят эту самую землю, тщательно ее обрабатывают и с огромным удовольствием пожинают плоды. Как же тяжело родиться на этой земле принцессой, которая не умеет на ней работать, не хочет и, самое главное, никогда не сможет себя заставить, потому что принцессы любят делать только то, что им хочется и никогда не возьмутся за то, к чему не лежит их душа. Как тяжело жить с крестьянами, делить с ними быт и вести беседы, когда в тебе течет королевская кровь. Как же это тяжело. Я не ожидала, что Москва настолько жестокая. Господи, какая же она жестокая, эта Москва… А приезжих-то она как не любит! Она просто ненавидит приезжих. Вот и приезжай после этого в Москву… Вот и приезжай…

Замолчав, я поняла, что разговариваю сама с собой. Наверное я просто сошла с ума. Конечно, такое увидеть… На моем месте сошла бы с ума любая девушка.

…Неожиданно я услышала чьи-то голоса. Я напрягла слух. Где-то совсем близко разговаривали люди. Где-то там, за стеной ближайших деревьев. Я всхлипнула, отчаянно смахнула слезы и пошла к людям…

Глава 5

Пробравшись между деревьями, я вышла на просторную поляну и увидела несколько незнакомых машин. В свете фар о чем-то оживленно беседовали мужчины. Вернее, они не просто беседовали. Разговор шел на повышенных тонах. Это было похоже на какую-то «стрелку», сходку, которую устраивают подальше от человеческих глаз. Река, лес, удаленность от жилья… Они чувствовали себя свободно, не таились, не оглядывались по сторонам, похоже, при необходимости готовы были достать оружие. Впервые за последнее время у меня сработал здравый рассудок, и я притаилась за деревом. Выходить на поляну и просить у незнакомых мужчин помощи слишком рискованно. Сначала надо понять, кто эти люди и для чего они здесь собрались.

По-прежнему шел дождь. Странно, но я к нему уже привыкла. Мокрый облегающий джинсовый костюм стягивал мою фигуру, словно тугой корсет. Мокрые спутанные волосы лезлив глаза. А еще кровь, сочившаяся из ран. Кровь, перемешанная с дождем…

— Все, мужики, по-моему пора разбегаться, — сказал тот, что стоял у довольно дорого джипа. — Дело сделано. Я думаю, НИ у кого нет претензий.

Андрей должен считаться пропавшим без вести. Никто и никогда не должен знать о том, что он мертв. Если всплывет его смерть, мы все попадем в жуткую ловушку. Мы лишимся того, что имеем. Конечно, жалко, что мы не можем похоронить его по-человечески. Так сложились обстоятельства, и мы ничего не можем изменить. Конечно, мы могли купить место на кладбище и похоронить его под другим именем, но на любом кладбище так много любопытных глаз… Мы будем его навещать здесь. И никаких памятников. Лишние подозрения нам ни к чему. Каждый из нас может найти это место с закрытыми глазами. Мы его чувствуем… Чувствуем тот свет, который пробивается из земли там, где захоронен Андрей.

Мужчина встал на колени и припал губами к земле. Поцеловав ее несколько раз, он встал и даже не отряхнул брюки. Его примеру последовали остальные.

— Яков, а что решим по поводу родственников? — спросил тот, что встал с колен последним.

Как договорились. Для родственников он будет тоже пропавшим без вести, — ответил Яков. — Жена, дети, мать, теща — пусть все остаются в неведении. О смерти Андрея знаем только мы пятеро, и в этой тайне никогда не будет шестого. Предлагаю посадить на месте захоронения Андрея пять елочек. Посадим плотным кольцом. Это будет добрый знак того, что мы, пятеро его близких друзей, всегда о нем помним, любим его и по-мужски скорбим. Только давайте побыстрее, мы и так уже промокли до нитки.

Мужчины достали лопаты, а я вытерла пот со лба и постаралась сдержать захлестнувшие меня эмоции. В моей ситуации лучше всего быть ниже травы, тише воды, не подавать никаких признаков жизни, потому что это совсем не те люди, которые могут помочь. Свидетельницей одного преступления я уже была со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь я стала свидетельницей каких-то загадочных похорон человека по имени Андрей. Получается, что я вновь ненужный свидетель, а ненужных свидетелей, как правило, убирают. Все это я хорошо понимала и, несмотря на паническое чувство страха, могла оценить ситуацию именно так, как она того заслуживала. И в тоже время я понимала, что совершенно не знаю, где нахожусь и как мне выбраться к людям. Перспектива остаться в лесу одной вселяла в меня дикий ужас, чувство полной безысходности бросало в озноб.

Пока мужчины сажали деревья, я не сводила глаз со стоящего неподалеку джипа, принадлежавшего Якову, и пыталась рассмотреть, есть там кто-нибудь или нет. Передняя дверь была открыта. Когда практически все мужчины оказались ко мне спиной, я метнулась вперед, пулей влетела в джип, перелезла на заднее сиденье и притаилась.

Я не знала, что меня ждет дальше. Ясно было одно — джип обязательно привезет меня к людям, и я должна выбраться из него незамеченной. Точно так же, как я в него забралась. Буквально вжавшись в кожаное кресло, я старалась не дышать. Мне было страшно. И именно в этот момент я с особой теплотой подумала о своем поселке и о той спокойной жизни, которой я в нем жила. Вспомнилась соседка Варвара. Мы жили в соседних домах и выросли в одном дворе. Она раньше меня уехала покорять Москву, но вернулась ровно через два месяца. Вернулась совсем другим человеком. Из тихой, милой, доброй девушки за небольшой промежуток времени она превратилась черт знает в кого. Сломанная,нервная, озлобленная, она не желала ни с кем обсуждать свою несостоявшуюся жизнь. Но самое ужасное — ей казалось, что теперь, всю жизнь на ней будет клеймо неудачницы, хотя в общем-то, по большому счету, деревенским было совершенно наплевать, куда и зачем она ездила. Варвара пришла проводить меня, когда я уезжала в Москву. Я стояла с дорожной сумкой, слушала наставления наших деревенских и ждала автобуса. Варвара стояла рядом и беспрестанно курила. Я чувствовала, что она хочет мне что-то сказать, но она молчала. Она просто курила. Она очень нервничала, и сигарета то и дело падала у нее из рук. Она тушила ее ногой и доставала из пачки очередную…

Очнувшись от воспоминаний, я сжала кулаки так, что руки пронзила страшная боль. Надо ждать… Ждать, когда мужчины наконец разойдутся и сядут в свои машины. Оказалось, что ждать пришлось совсем недолго. Не прошло и нескольких минут, как мужчины распрощались и разошлись по своим машинам. Машин ровно пять, мужчин пятеро. Значит, я просчитала все правильно. В джип, в который я забралась, больше никто не сядет.

Я молила бога только об одном — чтобы случайно не чихнуть, не застонать от боли и панического страха. Яков помахал рукой товарищам, завел мотор и посмотрел в зеркало заднего вида. Я буквально вжалась в кресло и ощутила, что просто облилась холодным потом. Когда машина, наконец, тронулась, я уткнулась носом в кресло и принялась мечтать. Да, как ни странно, но даже в этой чудовищной ситуации я принялась мечтать, потому что мечтать я могла везде и сколько угодно. Я мечтала о том, что Яков, выбравшись из этого страшного леса, поедет не в какой-нибудь загородный коттедж, в котором он проживает с семьей, а направится к самому центру города и там вольется в сумасшедший поток уличного движения. В конце концов город не лес, в городе не так страшно. По крайней мере я смогу закричать, выскочить на любом светофоре прямо посреди шумного проспекта и побежать туда, где толпится народ, бросится на шею первому встречному, выплакаться, рассказать ему о том, что со мною произошло. Хорошо бы выскочить из машины где-нибудь у вокзала, потому что у вокзала всегда толпится народ: одни рвутся в город, а другие, наоборот, спешат побыстрее из него выбраться. Ни привокзальная сутолока, ни радость людей от долгожданных встреч, ни слезы от чересчур тяжелых расставаний не помешали бы мне найти плечо, на котором бы я смогла выплакаться.

«Только бы этот гребаный Яков ехал в город, — как заклинание твердила я про себя. — Только бы он поехал в город».

Я уже и сама не понимала, какие чувства вызывал у меня город, в который я приехала. Еще совсем недавно мне казалось, что мое место здесь, и я смогу жить только в Москве. До недавнего времени мне нравилось в ней буквально все, я испытывала пьянящую радость, любуясь ее сказочной красотой, жадно впитывала звуки огромной разношерстной толпы и будоражащий ритм. Мне даже казалось, что у меня есть какое-то родство с этим городом. Словно мы одной крови… Просто судьба закинула меня в глухую, бесперспективную деревню. Но есть же такое понятие, как зов крови. Вот я и приехала в Москву. Что-то меня звало, что-то сработало внутри. Я приехала, чтобы завоевать этот город. А потом я встретила Александра, пообещавшего сделать из меня известную модель. Это была судьба, вернее, шанс, который дала мне судьба. Не использовать его было бы по меньшей мере глупо. Я помню, как я растерялась, когда лицом к лицу столкнулась с городом, о котором грезила с самого раннего детства. Помню, я встала посреди шумной площади и… поняла, что мне просто некуда идти. В кармане — только адрес дальних знакомых. Я смотрела на эти большие многоэтажные дома, как зачарованная. Город казался мне просто волшебным. «Господи, как же ты красива, Москва… Как ты красива…» — шептала я и смотрела по сторонам восхищенным взглядом. А кода я села в автобус и стала проезжать мимо различных ресторанов, казино и красивых реклам ночных клубов, я смахнула слезы и подумала: «Именно такое королевство достойно настоящей принцессы. Проще говоря, оно достойно меня. А я… Я всегда была принцессой и всегда чувствовала в себе королевскую кровь. Даже помогая матери на ферме… Даже стоя за прилавком опостылевшего деревенского магазина. Я всегда знала, что это не мое, что это случайно. Что это просто нелепое недоразумение, глупая ошибка судьбы, неразбериха и какая-то путаница. Я никогда не танцевала на местной дискотеке и никогда не ходила в местный кинотеатр, потому что всегда знала — меня ждут яркие огни настоящих дорогих увеселительных заведений.

Как же быстро все изменилось. Как же быстро… Я боялась не только московских заведений, я боялась и самой Москвы. Здесь могут запросто убить человека только за то, что он далеко не бедный и у него есть «Мерседес» последней модели. Тут могут запросто похоронить лучшего друга ни где-нибудь на кладбище, а прямо посреди леса и держать родных в неведении по поводу его судьбы.. А еще тут живут страшные люди, у которых есть такие же страшные деньги, и живут они по очень страшным правилам. Прямо как отрывок из сказки, которой дети по ночам пугают друг друга. «…В страшном, страшном городе стояли страшные, страшные здания, а в этих страшных, страшных зданиях жили страшные, страшные люди. Страшными, страшными ночами эти страшные, страшные люди делали страшные, страшные дела, от которых жизнь в этом страшном, страшном городе, становилась еще страшнее.» Наверное эта страшная сказка из детства была как раз про Москву.

Мои размышления прервал звонок мобильного телефона Якова. Он быстро вытащил мобильный из кармана и решительно произнес:

— Слушаю.

Затем небольшая пауза.

— Скоро буду. У меня свои дела. Что я делаю? Зоя, я тебе уже тысячу раз говорил, что я зарабатываю деньги. Ну и что, что уже глубокая ночь. У меня рабочий день не нормирован. — Яков ухмыльнулся и дернул плечом. — Почему? Что почему?! Почему у меня рабочий день не нормирован?! Какие дела могут быть ночью?! Отвечаю. У человека, который зарабатывает нормальные деньги, дела могут быть в любое время суток. И ты, между прочим, Зоинька, на эти самые денежки живешь и ни в чем себе не отказываешь. Катаешься, как сыр в масле, покупаешь различные шмотки и жрешь дорогие спиртные напитки в неограниченных количествах. А я, между прочим, не работяга на заводе и у станка не стою! Поэтому ты вопросы, типа где я сейчас нахожусь и что делаю, не задавай. И еще, Зоинька, тебе бы спать пора, а ты, я смотрю, маешься от безделья и пропиваешь деньги, которые я зарабатываю непосильным трудом. Ах, ты еще смеешься! Ты что ржешь, как лошадь?! Прекрати ржать, я сказал! Я бы на твоем месте не смеялся. Ты считаешь, что нам деньги с неба падают, что я ни хрена не делаю?! Зоя, ты зачем так нажралась?! Девочка, ты хоть сама понимаешь, как далеко зашла?! Ты стала алкоголичкой!!! Ты же перестаешь быть человеком, становишься неодушевленной вещью.

Опять пауза. Мне даже показалось, что Яков окончил разговор, но я ошиблась.

— Дорогая, я не обзываюсь. — Перепады в его настроении настораживали. С оглушительного крика он перешел на мягкий, совершенно спокойный тон. — Я же тебе сказал, что не обзываюсь. Я уже давно не в том возрасте, просто называю вещи своими именами. Милая, ты оскорбилась, что я назвал тебя вещью. Но если ты и впредь будешь жрать спиртное в таких количествах, ты и в самом деле скоро станешь для меня использованной вещью. У тебя еще есть шанс исправиться. А пока ты не вещь. Если ты в самое ближайшее время не закончишь жрать свои джины, виски и бренди, я тебя зашью, как делают с самыми безнадежными алкоголиками. Все, дорогая, скоро увидимся. Постарайся уснуть. Тыже знаешь, я не люблю, когда мне в лицо дышат перегаром.

Джип помчался еще быстрее. Я сидела ни жива, ни мертва и боялась, что хозяин джипа услышит, как сильно стучит мое сердце. Мне казалось, что стучит оно чересчур громко. Правда, я никогда не слышала, как стучит чужое сердце на том расстоянии, на котором сидит от меня Яков. Я попыталась слегка приподняться и посмотреть в окно. Впереди была темная трасса. Никаких признаков жилья. Если я все правильно поняла, Яков едет к Зое. Зоя, его жена, страдает от постоянного отсутствия своего супруга и глушит свою боль, называемую одиночеством, тем, что пьет по ночам. Интересно, где живет эта малоприятная семейка? Конечно, малоприятная. Зажравшаяся жена-алкоголичка и муж, по всей вероятности, братской национальности, который морочит жене голову. Где же живет эта семья? Где? Хорошо, если в Москве. А если опять где-нибудь за городом? Бог мой, мне совсем это не нужно. Мне нужно в город. Туда, где много народа. А если правду сказать, у меня появилось дикое желание приехать на вокзал, купить билет, укатить всвою деревню, забыть все, как страшный сон, полный кошмаров.

Наконец, мы выехали на центральную трассу, и я почувствовала себя значительно лучше, даже подумала, что моя паника была преждевременной. Сейчас мы обязательно приедем в Москву и наверное в самый ее центр, потому что такие люди на таких джипах живут в центре. Приедем на Арбат, Яков остановит машину, и мне… мне будет нужно как-то из нее выйти. Было бы хорошо, если бы он кого-то встретил, с кем-то поговорил. Я бы за это время успела выскочить из машины. Господи, какая чушь у меня в голове! Кого он может встретить посреди ночи! Значит… значит, я должна выйти заранее. Я должна выйти до того, как Яков доедет до своего дома, ведь как только мужчина подъедет к своему дому, он тут же громко хлопнет дверцей и быстро уйдет. А я останусь в машине. Неизвестно на какой срок. Можно, конечно, разбить стекло, но такая дорогая машина обязательно нафарширована сигнализацией и как только она сработает, сразу вернется хозяин. Хорошо, если у меня получится убежать, а если нет? В лучшем случае — тюрьма, в худшем — он меня просто убьет. Нет уж, лучше выскочить на светофоре и где-нибудь в людном месте… Хорошо сказать, но как это сделать? Может быть постучать этого Якова по спине, просунуть голову между спинками сидений и произнести жалобным голосом:

— Яков, будь человеком. Останови, пожалуйста. Мне нужно здесь выйти.

Конечно, Яков бы опешил и резко затормозил. А я… Господи, что ж тогда сделала бы я? Я бы глупо улыбнулась и проговорила со скоростью звука: «Я ничего не видела, ничего не слышала, просто проходила мимо и вообще, я здесь случайно» — а затем кубарем выкатилась бы из машины и бросилась прочь.

Я все думала и думала, как устроить побег, а машина все ехала и ехала по загородной трассе… Я уже начала сожалеть, что забралась в эту машину. Снова зазвонил мобильный, от неожиданности я вздрогнула.

— Зоя. Это опять ты… Послушай, девочка, и чего тебе не спится? Я же русским языком объяснил, что не люблю пьяных женщин, не люблю, когда от них несет перегаром. Я тебеобъяснил или нет?!. Ты что, совсем не соображаешь?! Нажралась до поросячьего визга! Короче, Зоя, ты меня окончательно достала. Если я приеду и ты еще не будешь спать, я изобью твою тощую задницу, запомнишь эту ночь на всю жизнь! Буду ровно через пять минут. Помни, ты играешь с огнем!

Меня охватило отчаяние. Я готова была разрыдаться, но страх быть обнаруженной помог мне сдержаться. Боже мой! Он едет не в центр, а в свой загородный дом… Возможность выскочить где-нибудь на светофоре ровна нулю, потому что здесь попросту нет светофоров. Я понимала, что отпущенные мне пять минут пролетят, как пять секунд. Я обязана принять новое. Шансы на мое спасение улетучиваются прямо на глазах. Что делать? Закричать? Просить остановиться, выслушать меня, умолять помочь мне? И я уже чуть было не сделала это. Чуть было Не доверилась первому встречному, в сомнительной репутации которого не сомневалась ни минуты. Но в тот момент, кода я уже собралась это сделать, Яков резко притормозил и бросил на заднее сиденье какой-то предмет. Не поворачивая головы, я скосила глаза и взглядом затравленного зверя посмотрела на этот предмет. На моей спине выступил ледяной пот — рядом со мной лежала самая что ни на есть настоящая кобура, из которой виднелся пистолет. Я еще никогда в жизни не видела оружие так близко и вообще считала оружие признаком беды и опасности. Я даже где-то читала, что в доме нельзя держать оружие. Мол, если в доме есть оружие, оно обязательно выстрелит. Выходит, у Якова бывают моменты, когда он должен пользоваться своим пистолетом…

Машина заехала во двор дома, потом в подземный гараж. Я уже плохо соображала и по-прежнему не сводила глаз с лежащего на заднем сиденье пистолета. Я должна была бы взять пистолет, наставить его на Якова и приказать ехать в Москву. Я понимала, что скоро может быть просто поздно, но ничего не могла с собой поделать. Страх сковал меня так, что я застыла, как мумия.

Странно, но Яков не вышел из машины. Он нервно закурил сигарету и стал смотреть в мутное окно машины. Я тоже взглянула в окно и содрогнулась. К машине шла молодая женщина в длинной ночной рубашке, с полупустой бутылкой виски в руках. Исхудавшая, взлохмаченная, не совсем опрятная, она была похожа несчастную полинявшую птицу. К тому же она была далеко не трезвая. Она едва шла, с трудом удерживая равновесие. Ступая босыми ногами по холодному бетону, она продолжала отхлебывать виски. Яков приоткрыл окно, но из машины не вышел. Он нервно курил и стряхивал пепел прямо на пол.

— Яков-, а что ты домой не идешь? — Женщина остановилась в метре от машины, обнимая почти пустую бутылку, как обнимают маленькое дитя.

— Ты же видишь, я курю, — совершенно спокойным голосом ответил Яков.

— Дома покуришь.

— Я, может, посидеть немного хочу. Подумать.

— Дома подумаешь.

— Я и так дома.

— Ты не дома. Ты в гараже.

— Я просил тебя лечь спать. Я же сказал, что скоро буду. Послушай, ты зачем так нажралась?!

— Я не нажралась. Я просто была одна. Я вообще, постоянно, по жизни одна… Яков, скажи, у тебя кто-то есть?

— Я тебе уже тысячу раз говорил, что у меня никого нет.

— Скрываешь… Ты со мной редко спишь. Тебя ко мне совершенно не тянет. Сегодня ты даже назвал мня вещью. А я и есть вещь… Кто я такая?! Конечно, вещь. Вещь, которая тебе надоела и которую ты хочешь заменить новой.

Яков сплюнул прямо на пол и процедил сквозь зубы:

— Пошла вон, пьяная дура.

— А ты? — спросила женщина, как ни в чем не бывало. По всей вероятности она уже привыкла к подобным оскорблениям и научилась на них не реагировать.

— Я скоро приду. Сегодня у меня был слишком тяжелый день, мне хочется побыть одному.

— У тебя был не только тяжелый день, но и тяжелая ночь, — съехидничала пьяная женщина.

— И ночь тоже. Я тебе русским языком сказал, что хочу немного побыть один. Иди в дом.

— Где ты хочешь побыть один? В гараже?!

— Хотя бы и в гараже.

— Почему?

— Я готов быть где угодно, только бы не видеть твоей пьяной рожи! — взорвался Яков. — Неужели ты до сих пор не поняла, что пьяная ты мне неприятна.?!

Женщина не уходила.

— Яков, скажи, ты хоть немного меня любишь? Хоть самую малость? Можешь не отвечать. Я знаю ответ. Ты вообще никогда никого не любил. Ты не умеешь любить людей. Ты умеешь любить только деньги.

У меня заболела голова. Мне стало невыносимо холодно, словно меня пронзил сильный ледяной ветер. Это нервы. Занемели ноги. Больше всего на свете мне хотелось выпрямиться, встать во весь рост. Я поняла, что больше не могу сидеть в бездействии. Не могу! У каждого человека есть определенный запас терпения, но когда он иссякает, человек способен на самые непредсказуемые поступки.

— Яков, я больше так не могу… — вновь заговорила женщина.

— Как?!

— Так.

— Я спрашиваю, как ты не можешь?!

— Так.

— Но как?!

Женщина покачнулась, оперлась о стену и еле слышно сказала:

— Я больше так не могу. Я не могу так жить.

— Как?!

— Так, как мы с тобой живем.

— Ты устала от денег?

— Нет. Мне кажется, ты сам от них устал.

— Ты же знаешь, что я никогда от них не устаю. Дорогуша, тебе нужно было выйти замуж не за меня, а за рабочего, которому не платят зарплату по три месяца. С ним ты бы не стала уставать. Мне кажется, мужчина твоей мечты должен работать именно на заводе. Рано утром уходить на работу, а возвращаться после пяти.

Ты бы варила ему нехитрую похлебку, стирала его спецодежду. А потом ты будешь плодить нищету — нарожаешь ему детей и пустишь их по миру с протянутой рукой, конечно. Потом опять начнешь пить. Только пить будешь уже не виски, а какой-нибудь самогон. Закусить будем нечем. Но ничего, хлебом занюхаешь. Придется к этому привыкнуть. Каждый день будешь устраивать своему работяге истерики, говорить затертую фразу: «Я больше так не могу».

— Мне не нужен рабочий с завода, — замотала головой пьяная женщина. — Мне нужен ты…

— Ах, тебе нужен я?! Тогда не доводи меня своими пьяными звонками!

От неподвижности мое тело занемело так, что я перестала ощущать его. Хотелось выть от усталости и злости. Мысленно я молила Господа бога только об одном — чтобы этапьяная женщина как можно скорее ушла к себе в дом, а Яков пошел бы следом за ней. Я совершенно не думала о том, что будет со мной. Главное, чтобы я осталась одна и смогла хотя бы вытянуть занемевшие ноги.