Чтение 10–й страницы книги ~Разведена и очень опасна~

Не успела я договорить, как незнакомец ударил меня пистолетом по голове, и я снова взвыла от боли.

— Ты, идиотка, не выводи меня из себя, а то я тебя сейчас, точно, грохну, и тебе никогда не придется лечиться. Я сразу догадался, что ты на голову больная, и причем очень сильно. Ты хоть поняла, что пистолет снят с предохранителя и может выстрелить в любую минуту? Хочешь, чтобы я убил тебя по неосторожности?

— Нет, — покачала я головой. — Я вообще не хочу, чтобы ты меня убивал. Я жить хочу.

— Вставай! Иди со мной и не пробуй пикнуть.

— А куда? — задала я очередной глупый вопрос, не очень-то рассчитывая на ответ.

— На кудыкину гору. Вставай, я сказал!

Я встала, посмотрела на сидящую на стуле Риту, туго перевязанную скотчем, и произнесла со слезами на глазах:

— Рита, пожалуйста, не переживай за меня. Все будет хорошо. Я тебе обещаю, что все будет хорошо.

Незнакомец махнул в ее сторону пистолетом и процедил сквозь зубы:

— Сиди до тех пор, пока кто-нибудь тебя не освободит. А сидеть тебе здесь, по-моему, придется долго. Я смотрю, у тебя замок закрывается сразу, как только «хлопнешь дверью. Значит, когда мы отсюда уйдем и хлопнем дверью, сюда никто не войдет, потому что дверь будет заперта. У кого-нибудь есть второй комплект ключей?

Перепуганная Рита не смогла ответить из-за кляпа и отрицательно замотала головой, в ее глазах виднелись слезы.

— Вот и замечательно. Значит, тебя открыть будет некому. Придется ломать дверь. Посиди, отдохни хорошенько. Можешь даже поспать, у работающей и учащейся женщины не каждый раз есть возможность выспаться днем. И запомни, когда тебя освободят и у тебя появится возможность говорить, то чем больше ты будешь молчать, тем больше вероятности, что сохранишь своей подруге жизнь. А чем красочнее ты будешь меня описывать, вспоминать мой голос, мой силуэт, мою одежду и рассказывать о том, что здесь произошло, тем быстрее твоя подруга отправится в мир иной. Ты меня поняла?

Беспомощная Ритка кивнула головой, по ее щекам ручьем бежали слезы.

— Развяжи и освободи ее! — попыталась вразумить я незнакомца. — Я и так с тобой пойду, только, пожалуйста, освободи ее. Неизвестно, сколько времени ей придется сидеть в таком положении.

— Ничего страшного. Потерпит. Пусть спасибо скажет, что я ее не убил.

— Ну, а если у нее что зачешется? Она ведь даже руку поднять не сможет. А если захочется в туалет или пить? Что она будет делать? Ты что, изверг какой-то, человека мучить? Освободи ее, — продолжала я настаивать. — Она посидит и никого не будет звать на помощь, пока мои люди меня не хватятся.

— Заткнись! — грозным голосом приказал мне незнакомец и ткнул пистолетом мне прямо в бок. Я не на шутку испугалась:

— Ты давай поострожнее пистолетом орудуй, а то, точно, убьешь меня по неосторожности. Глупой смертью не хочется погибать.

Во-первых, смерть никогда не бывает глупой, да и умной тоже. Смерть, она и есть смерть. А во-вторых, я сейчас, точно, тебя пристрелю и больше не буду тащить на какой-то чердак, потому что ты окончательно меня достала — грузишь бытовыми проблемами. Мне глубоко наплевать, как она будет пить и ходить в туалет. Мне глубоко наплевать и на тебя. Грохну на месте и слиняю на чердак. Мне надоело объяснять и доказывать.

— Подожди, не торопись! — Я попыталась всмотреться в глаза незнакомца, которые виднелись сквозь небольшие прорези в маске, и заметила, что эти глаза были необычного, зеленого цвета. — Если ты меня сейчас убьешь, то сделаешь большую ошибку и я действительно умру глупой смертью. — Я старалась говорить убедительно, но никак не могла избавиться от того, что мой голос дрожал. — Ты не прав. Смерть действительно бывает глупой, а бывает и умной. Глупая смерть наступает тогда, когда человек погибает в самый неподходящий момент, так и не реализовав свои мечты и планы. А умная смерть, когда человек дожил до ста лет, стал долгожителем и понял, что сделал все, чтомог, и новые планы ему не под силу. Он смог сделать все, что умел, а на что-то несбыточное не хватит ни сил, ни здоровья.

— Хватит философствовать. Слишком много трещишь, — оборвал он меня. — Надо было заклеить тебе рот скотчем, как и твоей подруге. Если не хочешь глупой смерти, давай, нитками шевели, вперед. Двигай нитками, я сказал!

Я в последний раз посмотрела на плачущую Риту и с тяжелым сердцем, буквально на ватных ногах пошла в коридор. Незнакомец открыл дверь и, как только мы очутились на лестничной площадке, сунул пистолет мне в бок и прошипел с такой злобой, что мне в очередной раз пришлось вздрогнуть:

— Будь послушной девочкой и вызывай лифт. Я нажала на кнопку лифта и тихо спросила:

— На какой этаж едем?

— Понятное дело, что не на первый.

— На верхний?

— На самый верхний. Жаль, что лифт не ездит на чердак, поэтому нам придется доехать до последнего этажа.

— А если чердак закрыт на замок, мы вернемся обратно? — В моем голосе появилась уверенность.

— Чердак открыт. Можешь не переживать напрасно.

— А ты проверил?

— Я всегда проверяю перед тем, как, что-то сделать. А ты предусмотрительный.

Когда мы зашли в лифт и двери закрылись, я нажала на кнопку последнего этажа и немного нерешительно предложила:

— Ты бы снял свою маску, а то мы сейчас из лифта выйдем, а там кто-нибудь из соседей стоит с хозяйственной сумкой, чтобы на рынок поехать. Увидят тебя в маске, напугаются, кричать начнут, побегут милицию вызывать. В дверях глазки у всех есть. Ты своим видом спровоцируешь скандал.

— Придет время, и я сниму свою маску, — сказал, как отрезал, незнакомец.

— Смотри сам. Я хотела, как лучше. Я так поняла, что мы пройдем через чердак в другой подъезд и сядем в твою машину?

— Соображаешь!

— А в машине ты тоже в маске поедешь? Тебя же гаишники сразу остановят. Или у тебя машина тонированная?

— Ты слишком много хочешь знать. Я тебе сейчас рот скотчем заклею.

— Как знаешь. Сейчас ты хозяин положения. Если ты мне рот скотчем заклеишь, картинка получится не самая приятная. Не забывай, что, когда мы будем садиться в машину, вокруг будут люди. Тут во дворах народу полно. Будем идти к машине, как два идиота. Ты в маске, а я со скотчем на лице. Дураку понятно, что это похищение. Ты на своей машине двух кварталов не проедешь. Нас сразу возьмут.

— Послушай, заткнись, а! Хватит трещать. Делай то, что велено. Может, там, в натуре, кто-то на рынок собрался и с хозяйственной сумкой стоит. Перед тем, как откроются двери лифта, ты встаешь к дверям передом и изгибаешься так, будто мы занимаемся с тобой сексом. Я прячу лицо за твоей спиной для того, чтобы меня не было видно. И попробуй только взбрыкни!

— Что?..

— Что слышала. Если на площадке стоит кто-то из соседей, извинись и скажи, что нам осталось еще немного, и тут же нажимай кнопку нижнего этажа.

— Что???

— Что слышала!

Не успела я возразить, как незнакомец резко повернул меня лицом к дверям лифта, широко расставил мои руки, которые уперлись в стены, быстро меня нагнул и поднял полы моей шубы.

— Что ты делаешь?

— То, что обычно делают в лифтах те, кому приспичило!

— У нормальных людей есть для этого квартиры.

— Мне никогда не нравился пресный секс. Открой рот, дура, и хотя бы сделай вид, что тебе хорошо. Прими правдоподобный вид. Ты должна выглядеть так, как будто тебя трахают!

В этот момент лифт остановился. На лестничной площадке никого не было. Она действительно была пуста. Поправив полы норковой шубы я поблагодарила незнакомца за то, что он хотя бы не снял свои штаны, и вышла из лифта. Он подтолкнул меня к лестнице, ведущей на чердак, и приказал:

— Давай, шпарь вперед!

— Шпарю, — повторила я усталым голосом и, оценив всю безысходность ситуации, полезла на чердак.

Забравшись на чердак, я хотела было быстро закрыть за собой чердачную дверь прямо перед носом у моего похитителя, приготовившись к побегу, но он не позволил мне этого сделать, поймал за ногу, а взобравшись следом за мной повалил на пол.

— Сбежать хотела, гадина! — прошипел он. — От меня не сбежишь! Я пристрелю тебя прямо здесь и оставлю на куче мусора.

— Прости меня. Я нечаянно.

— Что нечаянно?

— Чердачная дверь сама чуть не закрылась нечаянно.

— Еще одна такая выходка, и я больше за себя не отвечаю. Ты меня уже так достала, что противно ехать с тобой в одной машине.

— Так поезжай один… — В моем голосе появилась небольшая и слабая, но все же надежда.

— Поеду только с одним условием, если я оставлю тебя рядом с мусорной кучей.

— В смысле — убитую?

— Ну понятное дело, что не живую.

— Тогда едем вместе.

— Смотри, больше без глупостей!

Он схватил меня за руку. Его рука была слишком грубая, а ладонь слегка влажной. Это говорило о том, что мужчина волновался не меньше меня.

— У тебя ладонь мокрая, — не смогла удержаться я.

— Я вспотел.

— Мне кажется, что ты нервничаешь.

— Это ты должна нервничать. А мне незачем, — сказал он, как отрезал.

Пройдя через весь чердак, мы вышли к лестнице, которая вела в самый последний подъезд. Я подняла крышку, и ошутила, как мне в лицо ударил солнечный свет. Глаза мои заслезились. Мужчина присел на корточки, резко сдернул свою маску и тут же сунул ее в карман. Я вскрикнула и уставилась на безобразный шрам, который проходил через все его лицо.

Глава 9

Как только мы сели в незнакомую черную иномарку, я, стараясь не смотреть на лицо мужчины, осторожно спросила:

— А ты не пытался делать пластику?

— Скоро сделаю — резко отрезал он.

— А почему раньше не сделал?

— Некогда было. Работы много.

— Понятно, — наигранно кивнула я. — Работа прежде всего. А ты давно так ходишь?

— Какая тебе разница, давно или нет? Послушай, посиди спокойно, ты мне на нервы действуешь!

— Хорошо, молчу.

Я повернулась в противоположную сторону и попыталась разглядеть машину с моими ребятами, которая стояла у первого подъезда. Но я не смогла это сделать, все пространство закрыл здоровенный «КамАЗ», водитель, которого жил в одном подъезде с Ритой.

— Чего вертишься? Своих смотришь?

— И посмотреть даже нельзя?

— Смотри, но не забывай, пистолет в моей правой руке.

Незнакомец заблокировал все двери, и машина рванулась с места. Не могу сказать, на какой именно скорости она понеслась, потому что я всегда была дисциплинированнымводителем и лихачила крайне редко. Когда мы выскочили на большую дорогу и понеслись по встречной полосе, я зажмурила глаза, вжала голову в плечи и заорала:

— Ты что делаешь?! Мы сейчас взлетим! У меня нервы не выдержат! Немедленно прекрати!!! Я говорю, немедленно!

— Не ори, дура! Я пробку объезжаю. Не умею в очередях стоять.

Через несколько минут я открыла глаза и задышала более спокойно. Самое главное, что мы неслись по своей полосе, а на какой скорости, это уже не имело принципиального значения. Сердце забилось в нормальном ритме, и я смогла немного расслабиться.

— Далеко едем? — задала я наводящий вопрос.

— Далеко, — коротко ответил он.

— Мы уже в Подмосковье… Когда остановимся?

Ничего не ответив, незнакомец съехал на обочину и резко затормозил. Затем полез в карман брюк и достал черную ленту. Я отпрянула в сторону.

— Ты что, душить собрался?! Маньячила хреновый…

— Заткнись. Надо завязать тебе глаза.

— Зачем? — не поверила я незнакомцу. Мне казалось, что его руки сейчас коснуться моей шеи…

— Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это еще в квартире твоей подруги, а не устраивал этот цирк. Человека легче застрелить, чем душить черной лентой.

Сразу видно, что ты знаешь в этом толк… — Я изобразила искусственную улыбку, чтобы спрятать свой испуг. — Если ты настоящий маньяк, тебе должна быть по душе чернаялента. Они не пользуются оружием, а черная лента — это излюбленное орудие маньяков.

— Дура! Это ж надо… Не верится, что такая дура руководит здоровенными мужиками и те ее слушаются. С ума сойти! Это ж каким надо быть дураком, чтобы слушать такую бестолочь…

— Ладно, говори, говори, — ответила я крайне раздраженно. — Пользуешься тем, что я совершенно одна — без оружия и без своих ребят. Тебе бы за такие слова, знаешь, что было?

— Знаю. Меня бы твои орлы стерли в порошок. Давай, поверни голову. Время не терпит — хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Как только на моих глазах появилась черная повязка, я почему-то успокоилась и откинулась на спинку сиденья.

— А мне так даже лучше. Не вижу, как ты ужасно водишь машину.

— Я нормально вожу машину. Я сказал: не люблю стоять в очередях.

Мне показалось, что мы ехали долго, очень долго. Я молила, чтобы хоть раз нас остановила ГАИ, но этого не произошло, и я на чем свет мысленно костерила гаишников. Останавливают машины законопослушных граждан и очень редко тех, кого действительно надо было бы. Конечно, они не знают, в какой машине едут законопослушные граждане, а вкакой бандиты, но в той машине, в которой ехала я, были чересчур затонированы стекла, и уж если бы я стояла на дороге с палочкой и значком, обязательно бы остановила машину, окна которой просто окутаны тайной.

— Мы, по-моему, уже и Подмосковье проехали, — определила я. — У тебя бензина хватит?

— Я полный бак заправил.

— Убеждаюсь, что ты очень предусмотрительный. Молодец. Да и машина у тебя экономичная. Совсем мало бензина жрет.

— Заткнись!

— Ты вообще разговаривать не любишь?

— Заткнись, я сказал.

— Скучно так ехать. Давай о чем-нибудь поговорим. Например, о любви. Ты вообще как к любви относишься?

— Никак.

Правильно, и я тоже. А вот некоторые люди без нее жить не могут. Вон как Рита, которая — бедняжка — сейчас к стулу привязана. И как она это терпит? Ни в туалет сходить,ни воды попить… Ты прямо изверг какой-то. Разве можно так с женщиной? Тем более у нее скоро свадьба. А знаешь, за кого она выходит замуж? За моего бывшего мужа. Вот бы никогда не подумала, что мой бывший муж может быть будущим мужем моей лучшей подруги. — Я говорила, скрывая волнение, мне действительно было страшно. Я чувствовала, что мы уехали очень далеко и что этот человек со шрамом на лице вряд ли пойдет на откровенность и что впереди у меня самые неприятные перспективы. Мне показалось, что я несу полный бред. Ну уж лучше нести бред, чем молчать, потому что томительное молчание очень сильно действует на психику. — Так вот, моя лучшая подруга безумно любит моего бывшего мужа. Знаешь, я вот все к нему все еще присматриваюсь и никак не пойму, за что его можно любить. Когда я с ним жила, мне поначалу тоже казалось, что я его люблю, но совсем скоро поняла, что это далеко не так. Когда человека любишь, то пытаешься быть к нему терпимой, а я не пыталась. Может, оттого, что молодая была, глупая, чересчур импульсивная. Говорят же, что ранние браки вредны для здоровья и что они, кроме разочарования, ничего не приносят. А Рита его действительно любит. Когда я говорю о его недостатках, она тут же оборачивает их в достоинства. Может, это и есть любовь? Она вообще недостатков у него не находит, воспринимает его таким, каков он есть. Наверное, если ей скажут за него умереть, она так и сделает. Может, и правда, они половинки единого целого, а мы с ним были совершенно разные люди. Только, если быть откровенной, я ей не завидую. Это слепая любовь. И в любви должна быть мера. Хоть какая-то мера. Мой бывший муж по своей натуре мужичок подленький и хитренький, и это дерьмо когда-нибудь обязательно вылезет наружу. Просто они еще живут вместе мало. А только приживутся, и начнется… Я вообще не верю в счастливый брак и. никогда не верила. Мне кажется, что все это полная чушь, что люди могут под одной крышей прожить счастливо всю жизнь, состарится и умереть в один день. Лично я в эти сказки проблагополучную семейную жизнь не верю. Так можно жить при одном условии, если постоянно расставаться, а иначе… Иначе ничего хорошего не получится. Люди друг от друга отдыхать должны…

— Слышишь, если ты сейчас не заткнешься, то я сам тебя заткну! — потеряв терпение, прикрикнул мужчина. — Хорош ахинею нести! Еще одно слово, и по зубам получишь. Я стобой больше церемониться не буду. Я вообще по жизни не люблю слушать бабские бредни.

Незнакомец включил на полную катушку радио, и я, естественно, умолкла. Я вдруг подумала о Лосе и о том, что меня по-прежнему к нему тянет, только бы увидеть его еще раз и провести с ним еще одну, такую же потрясающую ночь. Я подумала, что, наверно, Лось был бы хорошим отцом и преданным мужем. Несмотря на свое положение, он добрый, человечный, и в нем ощущается безграничная мужская сила, которая так важна для женщины. За таким мужчиной можно спрятаться, как за каменной стеной, хотя я уже давно в этой жизни научилась рассчитывать только на себя и на свои собственные силы. Я привыкла быть себе и поддержкой, и опорой и внушила себе, что всегда смогу за себя постоять. При воспоминании о Лосе по моему телу разлилось успокаивающее тепло, учащенно забилось сердце и на душе стало легче. Когда Риту освободят и она расскажет, что меня похитил какой-то сумасшедший, ребята сразу сообщат Лосю, а тот… Он почувствует не просто испуг, а настоящую панику, потому что им будет руководить не только деловой интерес, но и глубокие личные мотивы, исходящие из самого сердца. И он обязательно поможет мне.

— Приехали. — Незнакомец заглушил мотор и разблокировал двери. — Повязку с глаз не снимать. Если попробуешь, очень об этом пожалеешь.

— Хорошо.

Когда он вывел меня из машины, я почувствовала давящую тишину и подумала, что мы действительно далеко уехали. Взяв за руку, незнакомец повел меня в дом и разрешил снять повязку. Быстро скинув злосчастную ленту, я увидела крохотную комнатку, в которой было всего одно-единственное окошко, находящееся на высоте моего роста. Скорее, это была форточка, за стеклами которой висела мощная решетка.

— Это что, темница? — осторожно поинтересовалась я у стоящего напротив меня мужчины. — Или камера пыток?

— Это твоя комната.

— Моя комната?

Посмотрев на брошенный на пол старый матрас, на дырявый плед и стоящий неподалеку тазик, я отчаянно замотала головой и с трудом сдержала себя от того, чтобы не разрыдаться от собственного бессилия.

— ; Я тут не смогу просидеть даже и часа.

— Сможешь. Я же тебя скотчем не перевязываю и в рот кляп не сую. Руки свободны, можешь свободно двигаться, даже чешись без особых проблем. В туалет — тоже без проблем. Вон тазик стоит. Пить — пожалуйста. Графин с водой в углу.

— Но я так не привыкла! Я так не умею. Я тебя умоляю… Я тебя прошу… Я к таким условиям не привыкла, это невыносимо. Намного хуже. Почему я должна здесь сидеть? Чего ждать, на что надеяться? Что ждет меня впереди? Я не могу находиться в неведении.

Заткнись! Извини, но комфорта у тебя здесь не получится. Телевизора нет, не обессудь. Провода не проведены.

Незнакомец хотел было выйти из комнаты, но я бросилась следом за ним и, упав прямо на пол, схватила его за ноги. Он больно пнул меня мыском своего ботинка и прошипел:

— Ты чо, дура, творишь?

— Не оставляй тут меня одну. Сколько мне здесь сидеть? А если я есть захочу?!

— Представь, что ты на диете.

— Но я ненавижу диеты! Я никогда на них не сидела!

— Посидишь для разнообразия.

Взяв на стоящем в коридоре столе пачку печенья, мужчина кинул ее в мою комнатку и, несмотря на все мои отчаянные просьбы, закрыл за собой дверь.

— А ты где будешь?! — бессмысленно колотила я закрытую дверь.

— Мне нужно уехать.

— Куда уехать???

— На кудыкину гору.

— Не оставляй меня тут, пожалуйста, одну! Я тебя умоляю!!! Можно, я поеду с тобой!

— Сиди здесь, дура!

Как бы я ни стучала в дверь и что бы ни кричала дальше, по ту сторону двери было тихо. Подойдя к маленькому окошку, я попыталась разглядеть место моего нахождения, ноне увидела ничего, кроме хмурого, мрачного и густого леса, который вселял настоящий ужас. Решетка, висящая с другой стороны окна, говорила о том, что разбивать стекло бесполезно, и даже если бы это случилось, я бы все равно не смогла в него пролезть — оно было слишком маленьким. Вдоволь нарыдавшись, я обреченно уселась на сырой матрас и поджала под себя ноги. Мне показалось, что я сижу так целую вечность, и, когда за крохотным окошком стало темно, я попыталась уснуть. Но не тут-то было. В кромешной темноте мне снова стало невыносимо страшно, и я не смогла уснуть, прислушиваясь к каждому звуку.

К утру, когда на улице начало светать, комната довольно сильно пропиталась сыростью, и я, несмотря на то что закуталась в дырявый плед, начала стучать зубами и ежиться.

Теперь уже не ощущала себя женщиной-вами, которая всегда сможет за себя постоять, которой совершенно не нужен мужчина, способный ее защитить, а которая сама прекрасно командует мужчинами и ведет различные дела не хуже любого криминального авторитета. Сейчас я почувствовала себя совсем маленькой, беззащитной девочкой, совсемодинокой, которая растеряла всех своих друзей, замкнулась в себе и молит о помощи. Мне так не хватало рядом мужского плеча, защиты, опоры и элементарного понимания. Больше всего на свете мне хотелось прижаться к широкой мужской груди, поплакать и услышать, что-то ласковое и успокаивающее. А когда я подумала о брате, мне стало ещетяжелее. Я представила лежащего в больнице под капельницей Женьку, который ждет, что я обязательно приеду, звонит мне по мобильному, которого у меня нет, потому что моя сумка с телефоном, деньгами и документами осталась у Риты… От этих мыслей у меня закололо в груди и учащенно забилось сердце. Риту, конечно же, уже освободили. Толи явившейся после работы Артем, то ли кто-то из моих ребят, почуяв неладное в том, что я долго не беру трубку и вообще не подаю никаких признаков жизни.

Когда окончательно рассвело, я встала, подошла к окну и тупо уставилась на густой лес. Мне стало неимоверно жаль себя, своего брата и нашу с ним сумбурную жизнь. Я постаралась вспомнить свое детство, свои школьные годы и понять, что нас с братом привело в этот жестокий криминальный мир. Конечно, мотив был один, это — деньги, а быть может, и власть. Деньги, конечно, более существенный мотив. А ведь мне пророчили блестящее будущее. Учителя поощряли мое увлечение литературой и все, как один, говорили о том, что я обязательно поступлю на факультет журналистики и сделаю блестящую карьеру. Мол, я очень эрудирована, активна, любознательна, всегда знаю, чего хочу,и добиваюсь поставленных целей. Окончив школу на «отлично», я не пошла на отделение журналистики, а вышла замуж, и, как оказалось, крайне неудачно. Расставшись со своим мужем, я находилась в тяжелой депрессии, она была напрямую связана с разводом и затянулась на целых два года… А ведь все могло сложиться совсем по-другому. Я могла не встретить Артема, поступить на факультет журналистики, закончить его точно так же на «отлично», как и школу, и приложить все усилия для того, чтобы сделать великолепную карьеру, например, дипломированного журналиста-международника. Криминальный мир мог обойти меня стороной, а я бы осталась женщиной, которая умела бы варить борщ, ждать мужа после работы, рожать ему детей. И это не мешало бы мне сделать карьеру, ведь сотни женщин делают прекрасную карьеру и имеют при этом семью. Ах, если бы… если бы… Если бы мой брат не связался с дворовой компанией, если бы не стал с раннего возраста исчезать из дома, если бы он не ушел жить отдельно и не приезжал бы к нам на дорогих машинах, осыпая меня различными дорогими ювелирными безделушками, а мать деньгами… Если бы его тогда не взорвали в машине и он не стал бы ездить на инвалидной коляске… Если бы он не привлек меня к своему делу… Все могло быть совсем по-другому… Если бы… Да, «бы» мешает.

Устав от собственных мыслей, я взяла из пачки одно печенье, свернулась калачиком и, съев печенье, крепко уснула. У меня были разные сны. Мне снился Женька, катающий меня на своем новеньком джипе. Тогда он еще ходил ногами и чувствовал скорость. Мы летим с ним по шумному проспекту, я громко смеюсь и чувствую себя почти счастливой. Оказывается, как мало нужно человеку для счастья! Как мало… А затем мне приснились Лось и его родное, теплое и такое притягательное плечо. Лось говорит мне ласковые слова, рассказывает мне о своей любви и зовет замуж. А я… Я чувствую себя по-настоящему счастливой. Просто я не могу ему об этом сказать. Не виновата же я в том, что у меня такой дурацкий характер.

Я проснулась оттого, что кто-то пристально и долго на меня смотрел. Я открыла глаза, подняла голову и посмотрела, ничего не понимая. Опершись о раскрытую дверь, стоял мой похититель, курил и с интересом меня рассматривал.

— Ты… — растерялась я и скинула с себя дырявый плед.

— Я… — пустил он дым в мою сторону.

— Я от сырости задыхаюсь. Тут дышать нечем. В лучшем случае, я умру, а в худшем — заработаю астму.

— Какие-то рассуждения у тебя странные. Тебе легче умереть, чем схлопотать какую-нибудь болезнь.

— Конечно, а зачем такая жизнь нужна?

— Какая?