Чтение 3–й страницы книги ~Грамота самозванца~

– Тик-вин? – переспросил нормандец.

– Это его родной… эээ… не вилль – город… посад… Как же по-вашему – посад? А, пусть будет – «город». Послушай-ка, Жан-Поль, а ты бывал в Алансоне?

– Бывал, конечно. Ведь это очень близко от моих родных мест.

– Там есть королевские оружейные мануфактуры, хотелось бы их посмотреть. Так, из чистого любопытства.

Жан-Поль хохотнул:

– Хочешь – посмотришь! Съездим в июле. Мне и самому хочется, давненько уже не был на родине.

– Ну и славно, – подвел итог Иван. – А Прохора я уговорю, ты не сомневайся.

На том и порешили. Просидели в таверне почти до самого вечера, а едва солнце склонилось где-то над воротами Сен-Мишель, поспешили домой – улицы Парижа с наступлением темноты были небезопасны, а понапрасну рисковать не хотелось.

Дома Иван не удержался, похвастал нежданным знакомством, вернее, начал-то тему Жан-Поль, едва уселся за стол немного перекусить перед сном. На этот раз всех угощал Митрий – сумел заработать переводами с латыни, которую деятельно изучал наравне с французским.

– Этот увалень Робер такой забавный, – рассказывая, потешался Митрий. – В латыни – ни в зуб ногой, а ведь уже третий год учит.

– Он и в других науках так же, – засмеялся Жан-Поль. – Пикардийцы – они ж тупые, все равно как валлоны. Рассказывают, даже время по часам определять не умеют – придут к Часовой башне и у прохожих спрашивают. Потеха!

– Неужто такие тупые? – изумился Иван. – Болтовня все это.

– Не скажи – зря-то болтать не будут.

Митрий, улыбаясь, откупорил небольшой бочонок вина, с важностью разлил по кружкам – еще бы, он ведь угощал-то, на собственные, заработанные на чужбине деньги. Своим умом заработанные, не чем-нибудь, недаром ведь с детства прозвали – Митька Умник. Худой, темно-русый, с серыми большими глазами, Митрий был самым младшим из русской троицы – не так давно ему едва миновало пятнадцать. Тем не менее с ним все считались – ум, он и в Африке ум, тем более такой въедливый, как у Митьки. Сестра еще была у Митрия, Василиска, а кроме сестры, никого и ничего не было. Хотя нет – домик-то сестрице все же купили. Эх, и красива была дева – статная, синеокая, с толстою темно-русой косою. Иван, взглянув на Митьку, вспомнил вдруг Василиску, взгрустнул, искоса посмотрев на только что вошедшего Прохора. Прохор был старше его на целый год, высоченный, крепкий, кулаки что пушечные ядра, косая сажень в плечах, кулачные бойцы его так и прозвали – Пронька Сажень, дрался Прохор знатно, да и не дурак был, только вот неочень-то глянулась ему всякого рода ученость. Чем книжицы-то читать, так лучше лишний раз кулаком помахать – все веселее!

Прохору тоже нравилась Василиска, сильно нравилась. Однако девчонка избрала Ивана, а Проню, при расставании, нарекла братом, так вот…

– Садись, братец Проша! – приветствовал друга Митька. – Поведай, где бродил, что поделывал?

– Старине Пьеру ворота чинить помогал, – потеребив окладистую рыжеватую бородку, довольно отозвался Прохор. – Он, Пьер-то, хоть и знатный кузнец, а все ж не молод уже – сила в руках не та.

Все это, естественно, Прохор произнес по-русски, ибо французскую речь меж своими не жаловал, поскольку плохо ее знал, а узнать лучше ничуть не стремился, не было у него такого желания – иное дело кулаками помахать или, вот, помочь кому по кузнечной части – Прохор ведь в прежней своей, тихвинской жизни молотобойцем служил у Платона Акимыча Узкоглазова, кузнеца, спору нет, знатного, правда, как оказалось, страшного интригана, ну, да это уж другая история. Короче, свое ремесло парень туго знал, чем, не без основания, и гордился.

Любопытный Жан-Поль хотел было попросить Митрия или Ивана перевести Прохоровы слова, да не успел – в дверь как раз постучали.

– Все свои давно дома сидят, – пошутил Иван. – Ну, заходи, кто там…

– Не помешаю? – в приоткрывшейся двери показалась круглая физиономия ларошельца Рене Мелиссье. Иссиня-черные кудри, темные глаза, крупный породистый нос, небольшие усики – Рене был парнем видным и нравился девушкам, в особенности – цветочницам и служанкам, и даже небольшой рост его не был в этом помехой.

– Ого, вижу, все в сборе, даже Жан-Поль здесь, – войдя, поклонился Рене. – Что-то не видал сегодня на лекции ни тебя, ни Жана. Небось, решили предпочесть общество веселых девиц скучнейшим словесам старого черта Мелье?! Я бы тоже так сделал, только вот не с кем было, а одному – скучно. Жаль, вас не встретил.

– Мы у Сен-Жермена фехтовали, Рене.

– Ах, вы еще и фехтовали? Ну, молодцы, ничего не скажешь.

– Да ты садись, садись, – пригласил Митька. – Выпей вот с нами вина.

– Вкушать вино – грех. – Рене резко посерьезнел, потом не выдержал, фыркнул. – Впрочем, в хорошей компании – можно. Собственно, я зашел переговорить с Прохором…

Нормандец открыл было рот – наверняка сказать что-нибудь обидное, нет, не лично про Рене, а про гугенотов вообще, – но Иван быстро пресек подобную опасность, заговорив о парижских лавках. Заодно похвастался обновкой – воротником брабантского кружева.

– Ну, – поцокал языком Рене. – Теперь все аристократки в Париже – твои! Можешь даже иногда этак прогуливаться около Лувра, главное, чтоб воротник был издалека виден.

– К такому б воротнику еще и плащ, и шитую серебром перевязь, – поддакнул хитрый нормандец. – Не знаешь, где все это взять, хотя бы на время?

– Плащ могу одолжить. – Рене усмехнулся. – А вот перевязь… О! Спросите-ка у Робера Перме, он живет на…

– Знаю я, где он живет, – махнул рукой Митька. – Этот Робер Перме – потешный такой увалень, так?

– Так, так, правильно ты сказал – увалень.

– Ну, стало быть, перевязь раздобудем.

Раздобыли и перевязь, и плащ, и даже новые перья на шляпу – всем этим охотно занимался Жан-Поль, поставивший дело так, что его русский друг быстро приобрел весь внешний лоск молодого парижского аристократа из довольно небедной семьи. Парень стал – хоть куда, вот только «belle inconnu» – прекрасная незнакомка – что-то не давала о себе знать до самого четверга. Но вот в четверг, в день поминовения Орлеанской девственницы Жанны…

Вообще-то был уже не день, но и не совсем вечер, а то, что французы называют «de l’apres midi» – после полудня. Иван как раз вернулся из университета, вернулся быстрее всех– Прохор остался помогать кузнецу Пьеру, Митрий задержался по пути в книжной лавке, а Жан-Поль, по своему обыкновению, торчал в какой-то таверне. Звал и Ивана, да тототказался в тайной надежде – а вдруг прекрасная мадемуазель подаст хоть какую-то весточку? Вдруг?

И в дверь постучали. Легко так, даже, можно сказать, пикантно. Иван давно уже научился определять, кто как стучит: Митька – сухо, сдержанно, Жан-Поль, наоборот, трескуче-эмоционально, Рене – четко разделяя удары: тук-тук-тук, ну а Прохор – громко и неудержимо, словно кулаком в лоб. Ну а сейчас все было иначе, совсем иначе…

– Кто там?

Сердце юноши дрогнуло.

– Не здесь ли проживает месье Иван из Русии?

– Да, это я. – Иван рывком подскочил к двери.

Служанка! Та самая! С хитрой лисьей мордашкой.

– Моя госпожа хочет вас видеть, молодой господин, чтобы лично выразить свою признательность и благодарность! Конечно, если это возможно и если у вас нет более неотложных дел.

– Дел? Нет-нет. – Иван вдруг ощутил, как пересохло в горле. – Я… готов. Куда прикажете идти?

Служанка улыбнулась:

– Идите за мной месье. Это не так далеко.

Не забыв накинуть на плечи роскошный, голубой, затканный золотом плащ гугенота Рене, Иван вслед за служанкой спустился по скрипучей лестнице доходного дома и растворился в сгущающейся полутьме узеньких улиц Латинского квартала. Шли и правда недолго – миновав Старый город, прошли рядом с часовней Сен-Шапель, затем по мосту Шанж перебрались на правую сторону Сены, где селились в основном богатые аристократы и приобретшие дворянство и должности буржуа – «люди мантии». Там и остановились,где-то между Гревской площадью и Шатле, остановились у богато украшенного входа в один из особняков с резным фронтоном и большими застекленными окнами.

– Прошу вас, мой господин, пройдите во-он по той улочке. – Служанка кивнула куда-то вбок. – Немного подождите там.

Иван пожал плечами: подождать так подождать – даже интересно. Долго ждать не пришлось – в увитой плющом стене вдруг распахнулась небольшая дверца.

– Сюда, месье Иван!

Юноша не заставил себя долго упрашивать, оказавшись вдруг в небольшом прелестном саду с тщательно подстриженными кустами, беседками и бегущим неизвестно куда ручьем.

– За мной, месье.

Пройдя сад, Иван поднялся по неширокой лестнице на галерею, потом, войдя в высокие резные двери, оказался перед целой анфиладой роскошно обставленных комнат, обитых разноцветным шелком – голубым, розовым, желтым.

– Ты привела его, Аннет? – внезапно послышался нежный голос.

– О да, госпожа.

– Так пусть войдет!

Обернувшись, служанка откинула портьеру, за которой виднелся уютный альков с парой резных полукресел и широким турецким диваном. На диване, опираясь на левую руку,возлежала «belle inconnu» в переливающемся муаровом платье с обширнейшим декольте, почти не скрывавшем изящную грудь. Золотистые волосы красавицы ниспадали на плечи, серые искрящиеся глаза излучали смешанную с любопытством признательность.

«Ну, надо же! – непроизвольно подумал Иван. – Всего-то навсего платок поднял».

– Входите же, славный юноша. – Девушка сделала широкий жест рукой. – Садитесь и будьте как дома. Признаюсь, как только услышала на улице ваш акцент, так сразу же захотела познакомиться с вами. Простите мне мое любопытство, надеюсь, оно не оторвало вас от важных дел?

– О, что вы, что вы…

– Служанка сказала – вы русский?

– Да, из России.

– О, как это интересно! Скажите что-нибудь по-русски.

– Вы – очень красивая!

– Кра-си-ва… А что это значит?

– Tres belle… – Иван покраснел.

– О! – Незнакомка шутливо погрозила ему пальцем. – Давайте выпьем вина. За наше знакомство. Вас зовут Иван, так?

– Так. Иван, Леонтьев сын. Служилый человек.

– Да-да, я знаю со слов Аннет. Вы дворянин.

– Из детей боярских. У нас это чуть выше, чем просто дворянин.

– Интересно. Пейте, пейте же… Расскажите мне о России.

Иван стал рассказывать. Сначала немного, потом, увлекаясь, все больше и больше. О золотых куполах церквей, о Красной площади, о Преображенском соборе и Грановитой палате, о многих деревянных церквях, настоящем резном чуде, которые пришлось повидать. Девушка слушала с интересом, иногда с восхищением хлопала в ладоши, по всему видно было – рассказ гостя ее занимал, вызывая иногда весьма непосредственную реакцию, чересчур непосредственную для знатной дамы, коей, несомненно, являлась «бель анконю». Впрочем, почему – незнакомка?

– А вас как зовут? – решился наконец Иван. – Позволено ли мне будет узнать?

– Камилла, мадам де… Впрочем, лучше называйте меня мадемуазель, я ведь еще не очень стара, не правда ли?

– О…

– А мой муж… поверьте, вам совсем ни к чему знать его имя… Он совсем чужой для меня человек. Я здесь как птица в золотой клетке. Не улетишь, и не только потому, что – клетка, но во многом – потому, что из золота. О, из золота куются самые крепкие цепи! Впрочем, что об этом? Чему вы учитесь?

Иван улыбнулся:

– Можно сказать – всему. Всему, что может быть полезно моей родине. Юриспруденция, финансы, мануфактуры, добыча угля и металлов, корабельное дело – все. Конечно, я понимаю, что не получится охватить все, поэтому больше времени уделяю юриспруденции, экономике и финансам.

– Да, это все так сложно! Вы надолго у нас?

– Думаю, еще полгода, год.

– Что ж, не сомневаюсь, что за это время вы многому сможете научиться. – Камилла моргнула и улыбнулась настолько очаровательно, что у юноши заныло сердце.

– Вы умеете танцевать?

– К сожалению, еще не успел овладеть сим тонким искусством, – честно признался гость.

– О, это просто, я вас сейчас научу. Вставайте же!

– Почту за честь…

Камилла подошла к небольшому столику, раскрыв стоявшую на нем небольшую шкатулку – тут же послышалась нежная музыка: динь-динь-динь, динь-динь-динь…

– Дайте мне вашу руку, – шепотом попросила красавица. – Нет, не ту, левую. Правой обнимите за талию. Крепче… И – раз… И – два… Левая нога вперед… Теперь правая… Теперь все вместе – налево… ап! Ой!

– Прошу извинить. – Иван покраснел – все ж таки наступил девчонке на ногу.

– Нестрашно, – засмеялась та. – А вы способный ученик, Иван! Еще пара-тройка занятий – и будете блистать на балах. У вас в Русии есть балы?

– К большому сожалению, нет.

– Ах, как это грустно! И-и – раз, два, три… Раз, два, три… Хорошо-хорошо, молодец… Не стесняйтесь, держите меня крепче.

Ох, куда уж было крепче – Иван чувствовал под тонкой тканью жар трепетного молодого тела и краснел. А Камилла смеялась, видать, ей доставляло несказанное удовольствие вводить молодого человека в краску. С юноши градом катился пот.

– Жарко, – улыбнулась красавица.

Взяла со стола веер, обмахнулась, потом повернулась к гостю спиной:

– Знаете, Иван, лиф такой тугой… Немножко ослабьте завязки… Видите их?

– О, да…

Дрожащими руками Иван развязал шелковые шнурки, прикоснувшись пальцами к шелковистой коже.

– Еще, еще… Смелее!

Юноша оголил всю спину красавицы, и лиф теперь держался лишь чудом… Впрочем, уже не держался – резко обернувшись, Камилла явила пылкому взору гостя все свои стати – налитую любовным соком грудь, тонкую талию, плоский живот с темной ямочкой пупка.

– Целуй меня… – облизав губы кончиком языка, прошептала молодая женщина. – Нет, не сюда. Сначала – в грудь… Так…

Она застонала, ловко освобождаясь от корсета; миг – и туда же, на пол, полетела одежда Ивана…

Камилла оказалась настоящим фонтаном страсти, то ревущим, как водопад, то нежным, как мягкий апрельский дождик. Стеная и изгибаясь, красавица, казалось, воплощала вжизнь все свои тайные желания и греховные мечты, причем ничуть не стесняясь, так что и Иван скоро перестал стесняться тоже.

– О, ты хороший любовник, Иван, – улыбаясь, похвалила Камилла. – Лишь кое-чему тебя подучить… А ну, хватит спать! Иди-ка ко мне, милый…

Уже под утро женщина подошла к окну – обворожительно нагая и совершенная, словно статуя греческой богини.

– Солнце встает, – обернувшись, улыбнулась она. – Тебе пора.

– Я… я еще увижу тебя?

– Быть может… Да, чуть не забыла, у меня есть к тебе одна просьба…

– Я исполню любую!

– Ничуть не сомневаюсь. Знаешь дом Равильяка на площади у Нотр-Дама? Впрочем, не важно, знаешь ли… Аннет тебе покажет. В субботу, сразу после обедни, устрой там хорошую потасовку!

– Чего? – Ивану показалось, что он ослышался.

– Ну, драку или как там у вас это называется? Так, чтобы стражники некоторое время не смогли бы подняться в дом, понимаешь? Это нужно мне… и моей доброй подруге.

– Хорошо. – Иван кивнул. – Просишь – сделаю. А теперь, похоже, мне пора уходить?

– Да… Впрочем, нет… Что бы ты хотел от меня на память?

– Только один поцелуй!

– Так иди же сюда, милый!

А потом Камилла долго смотрела в окно, наблюдая, как, выйдя из переулка, ее ночной гость пошел вдоль по улице, направляясь к мосту Шанж. Оглянется – или нет? Оглянулся! Камилла поспешно задернула штору и вздохнула. Славный мальчик… Жаль, что придется его… Жаль…

Целый день Иван не мог прийти в себя, все вспоминал, думал. Отошел лишь к вечеру, когда явились друзья. Митька, как всегда, принялся рассказывать очередную парижскуюбайку, которые во множестве собирал на городском рынке, Жан-Поль поошивался немного, а потом, заняв у Митьки несколько су, ушел, наверняка в какую-нибудь таверну илилупанарий – веселый дом. Прохор отсутствовал – верно, все еще чинил ворота вместе с кузнецом Пьером.

– А история ух и страшенная, – наливая вино, увлеченно повествовал Митрий. – Лет полтораста, а то и двести назад жил да был некий барон Жиль де Рэ по прозвищу СиняяБорода, сподвижник Орлеанской девы Жанны. После того как Жанну сожгли, барон отошел от дел и заперся у себя в замке. Жил себе да поживал, только вот местный люд началвдруг примечать, что в окрестностях замка де Рэ начали ни с того ни с сего пропадать дети. Ну, когда цыганские ребятишки пропадали или там у кого из бедняков, тогда, конечно, никто ничего не замечал, а вот когда пропали детки богатых купцов… вот тогда зачесались! А тут вдруг слухи прошли, что этот самый барон де Рэ занялся, пес, черной магией. Не знаю уж, философский ли камень он там искал, иль чего похуже, а только заинтересовалась им инквизиция. Сильно заинтересовалась, особенно когда купцы хорошо заплатить пообещали. Ну, раз обещали – вот вам и расследование. Оцепили замок… надо сказать, барон и не сопротивлялся, то ли не хотел, а скорее всего, чувствовал, что зажился он на этом свете, тем более в таких жутких руках – у самого дьявола.

– Ну, ты дьявола-то не приплетай, – глотнув вина, заметил Иван. – Рассказывай, как дальше было.

– Да как дальше… Нашли у этого барона сотню, а то и больше детских костей да маринованные сердца, желудки, головы…

– Тьфу ты, Господи!

– Вот и я говорю – не к столу будь сказано.

– И что с бароном?

– Да ничего. Сожгли, не говоря худого слова. Говорят, барон перед смертью очень доволен был, радовался.

– Радовался? Чему?

– Так ведь из диавольских лап вырвался – мученическую смерть принял.

– Ох, и расскажешь же ты, Митрий! И обязательно на ночь надо, чтоб, значит, этот самый де Рэ приснился.

– Ну уж. – Митрий развел руками. – За что купил, за то и продаю. Вино еще будешь?

– Давай… Слушай, давно спросить хочу: Рене о чем с Прохором гутарил?

– Да помочь просил. Обидчики у него, вишь, есть – так попросил отколошматить. А нашего Проню, сам знаешь, хлебом не корми, но подраться дай. Согласился, конечно…

– Так-так! – насторожился Иван. – Переговоры через тебя велись?

– А то через кого же?

– Тогда скажи-ка: где и когда будет драка?

– Хм… – Митька ненадолго задумался. – Когда – помню. В день святого Матиаса, сразу после обедни, а вот где…

– Случайно, не у Нотр-Дама?

– Ну да, там! А что?

– Да так, ничего… – Иван задумчиво покачал головой и лишь шепнул сам себе: – День святого Матиаса, Нотр-Дам… Чудны дела твои, Господи!

Глава 2

День святого Матиаса

Красавцы, розы с ваших шляп

Вам снимут вместе с головою,

Коль в краже уличат хотя б,

Не говоря уж о разбое.

Сержанты набегут гурьбою,

Суд живо сделает свое…Франсуа Вийон. «Добрый урок пропащим ребятам»14мая 1604 г., Париж

Дом оказался угловым, над дверьми Иван разглядел маленькие баронские короны, впрочем, весьма тусклые. Вероятно, не так давно здание принадлежало разорившемуся аристократу, а вот теперь, судя по всему, было выкуплено кем-то из нуворишей. Хотя за окнами виднелись портьеры, общее впечатление говорило о том, что дом, скорее всего, пока еще нежилой.

Славная погодка выдалась в этот праздничный день. Хотя с утра небо хмурилось и, казалось, вот-вот разразится дождь, но часам к одиннадцати налетевший ветер разогнал облака и тучи и, расчистив лазурь небес, утих, словно бы прилег отдохнуть после тяжелой работы. Яркое, палящее от Нотр-Дама солнце слепило глаза, и Иван приложил ладонь козырьком ко лбу, силясь разглядеть: что за толпа собралась на площади у собора? Богато одетые люди, дамы и господа, в шляпах с пышными плюмажами и разноцветных плащах, солдаты в блестящих кирасах – это все в центре, у входа в собор, по краям же собрался народец попроще – мелкие торговцы, ремесленники, небогатые буржуа.