Чтение 20–й страницы книги ~Московский упырь~

– Хорошо-то как, Господи! Тихо, спокойно… Совсем не то, что у нас.

– Ты про что?

– Я ведь из Речи, слуцкая… ты знаешь. У нас там то татары, то лихие людишки, то шляхта шалит. Друг пред дружкой кичатся, а на простых крестьян как на зверей смотрят. Так и зовут – быдло.

– Да уж, Речь Посполитая… – негромко протянул Иван. – Там много и бывших наших земель, русских. Киев, Житомир, Менск… Да и Слуцк твой, кажется, тоже. Шведы вас там как, не беспокоят?

– Нет, то на севере, в Поморье. От нас далеко. Тсс!

Девушка вдруг бросила поводья, прислушалась, и Иван тоже навострил уши: где-то недалеко слышалась протяжная русская песня:Ой ты, гой еси, православный царь,Православный царь, Иван Васильевич…

– Грозного царя славят, – покачал головой Иван. – Любят его в народе… как вот сейчас – Дмитрия.

– Дмитрий – русский царь…

Юноше на миг показалось, что Гарпя хихикнула. Нет, вроде, сидит – вся такая серьезная. Точно – показалось.

Иван подавил зевок:

– Ну что, сворачиваем?

Девушка без слов потянула поводья.

Свернув, путники проехали еще с полверсты, когда впереди, за редколесьем, показались огни костров. Проехали еще чуть, останавливаясь у возов.

– Ты посиди здесь, а я спрошу…

Не дожидаясь ответа, Гарпя спрыгнула с облучка и побежала к кострам. Отсутствовала она недолго, вернулась радостная, даже, можно сказать, сияющая.

– Поехали! Я нашла, где наши.

– Ваши?

– Хорошие люди. – Девушка улыбалась. – Там и остановимся, там и поедим… Страсть как кушать хочется!

Гарпя развернула волов и погнала их к видневшемуся за кустами озеру, поблескивающему колдовским серебряным светом. На самом берегу, в песке, жарко горел костер, а вокруг него были составлены крытые рогожей телеги.

– Хей, дядько Пров! – привстав, закричала девчонка. – Куда вставать-то?

– Гарпя?! – От костра отделилась бородатая тень в круглой широкополой шляпе из грубого войлока. – Ты где шлялась, пся крев? Мы уж думали – царевым попалась.

– Попалась, – весело засмеялась девчонка. – Только не я… – Она посмотрела на Ивана. – Подожди, сейчас принесу еды.

Юноша усмехнулся:

– Может быть, поедим у костра? Или боишься – прогонят?

– Прогонят? Да ну тебя! Что ж, если так хочешь, идем.

Гарпя представила юношу просто по имени, не поясняя – кто. Да и что она могла пояснить? Сидевшие вокруг костра люди – кряжистый бородатый старик Пров, какие-то женщины в монистах и широких юбках – подвинулись, освобождая место.

– Гарпя опять кого-то залучила! – засмеялась одна из женщин… совсем еще молодая, шустрая. – А, Гарпя?

– А ты что, завидуешь?

– Конечно… Молодец, вижу, справный…

Гарпя поставила в траву миску с ухой, одну на двоих с Иваном:

– А вы что ж не ложитесь?

– Ждем гостей.

– Гостей?

– Ну да. Про нас тут уже все знают… да и у нас здесь и казаков, и жолнежей знакомых много…

– То-то я смотрю, Марудзи с Аграфеной нет… и Влады… Поди, с гостями уже… – Девушка повернулась к Ивану. – Ты ешь, ешь…

– Благодарствую, наелся уже…

– Ну, тогда идем…

Поблагодарив за уху, они отошли от костра. Гарпя утерла со лба пот:

– Жарко как… Душно прямо.

Юноша улыбнулся:

– Да уж, ночка теплая.

– Слышишь? – Девчонка приложила палец к губам. – Смех, голоса, брызги… Купается кто-то. А давай – и мы!

– Давай, – легко согласился Иван.

Гарпя разделась первой, бросилась с разбегу в озеро, а Иван еще долго возился с застежками. Наконец зашлепал по воде ногами:

– Эй, где ты?

– Тут!

Гарпя неожиданно откликнулась откуда-то сзади, видать, нырнула, проплыла под водой. Подкралась, обняла за плечи… неожиданно толкнув. Юноша не удержался на ногах, упал, поднимая брызги. Вода оказалась теплой, парной, и Иван искренне наслаждался купанием. Рядом плескалась Гарпя. Вот подплыла, ухватила за ногу:

– У-у-у! Утоплю…

– Зачем же?

Оба, встав по пояс в воде, вдруг улыбнулись друг другу. Сделали шаг… Девичье тело, мокрое и трепетное, жаждущее любви, оказалось в объятьях Ивана, а губы ощутили жаркий вкус поцелуя…

Когда они вышли на берег, Ивану на миг показалось – светает. Или это просто играли зарницы костров? В кибитках и рядом с ними слышались веселые крики, смех, ржали кони, – видать, и впрямь явилися гости. Вот кто-то хриплым голосом затянул песню… кажется, польскую. Вот снова заржала лошадь.

Иван и Гарпя подошли к телеге… около которой уже дожидались трое в коротком немецком платье, что сразу же не понравилось юноше… Впрочем, он прекрасно понимал, где находится, кто такая Гарпя и ее подружки. Лупанар – так это звалось во Франции.

– Кажется, именно здесь обретается самая красивая девушка со странным именем Гарпия? – галантно поклонился один из гостей. Акцент его и голос показались Ивану знакомыми… а еще – небрежно накинутая на плечи епанча, остроконечная бородка, палаш. Ну, конечно же! Иноземец! Тот самый… Как его называл князь? Кажется, Яков?

– Пойдем же! – Иноземец схватил девчонку за руки. – Идем!

– Э, постой-ка, господин хороший! – громко воскликнул Иван. – Ты что же, не видишь, что девушка не одна?

– Псст! – презрительно обернулся нахал… И тут же лицо его озарила злорадная ухмылка: – Ага! Вот и свиделись. Вот ты мне и попался!

– Еще – кто кому!

Иван выхватил кинжал, лихорадочно соображая, как действовать дальше. Трое на одного – нет, тут думать долго не надо, только нападать. И нападать – первым…

– Постой, не так быстро! – хватаясь за палаш, нахалюга шарахнулся в сторону, но больше никаких попыток к нападению не предпринимал, как и его спутники. Наоборот, вдруг стал приторно вежливым: – Кажется, вас знает дюк Мишель Скопин-Шуйский?

Дюк? Мишель?

– Да, знает, – с достоинством кивнул Иван.

– Так вы дворянин?

– Дворянин московский! – Юноша подбоченился. – Не самый последний чин.

– Бьен! – Улыбнувшись, незнакомец снял шляпу и поклонился. – В таком случае, имею честь предложить вам драться!

– Дуэль? – улыбнулся Иван. – Что ж, извольте. Только…

– Насчет оружия не беспокойтесь. Мои друзья шляхтичи имеют сабли, абсолютно одинаковые… это, конечно, не шпаги, но за неимением лучшего…

– Согласен!

– И, если вы не сочтете зазорным доверять моим секундантам…

– Не сочту!

Иноземцы молча поклонились.

Иван еле сдерживал ярость – шутка ли, какой-то прощелыга-немец оскорбил его два раза за одну ночь! Следовало его проучить, о, конечно же, следовало, причем – немедленно, здесь и сейчас, ибо, кто знает, когда еще подвернется удобный случай?

– Идемте, господа, – протянув юноше саблю, предложил секундант. – Там, ближе к озеру, есть вполне подходящее место, светлое и безлюдное.

Место и впрямь оказалось подходящим. Небольшая такая полянка почти на самом берегу. Тихо, вполне укромно, светло… Да не от луны даже светло – на востоке уже занималась заря – утро!

Дуэлянты встали в позу друг против друга. Отсалютовали клинками.

– Начинайте! – выкрикнул секундант.

И в то же мгновенье нахал нанес удар! Быстрый и сильный, как прыжок тигра. Иван вовремя подставил свое оружие, заскрежетала сталь, посыпались искры. Еще удар! Снова отбив, юноша отскочил в сторону, в свою очередь сделав резкий выпад… Ура! Есть! Зацепил… Нет, к сожалению – только одежду!

– Ого! – с искренним восхищением заметил соперник. – Да вы, похоже, бретер!

Иван вздрогнул – нахал говорил по-французски… Черт возьми! Да ведь он все время говорил по-французски…

Кажется, и соперник подумал то же самое. Не опуская сабли, поинтересовался:

– Откуда вы знаете язык? Были во Франции?

– Был, – улыбнулся юноша. – Иван Леоньтев, учился в Сорбонне.

– Жак… Жак Маржерет.

– Очень приятно. Продолжим, месье?

– Извольте!

Выпад! Удар! И яростный звон – отбив… Снова выпад! И блеск глаз в утренних лучах солнца. Снова удар… Иван ухмыльнулся – а ведь француз явно не привык к сабле! Больше колет и меньше рубит…

Удар! Отбив! Искры! И яростная усмешка, и блеск в глазах.

А ведь сабля не шпага, куда коварней! От шпаги – даже от палаша – можно уйти уклонением, а с саблей такое пройдет вряд ли… Вот сейчас… Ага!

Иван притворно откинулся назад, замахнулся, прикидывая момент, когда нужно будет повернуть саблю… всего лишь чуть-чуть повернуть…

Улыбнулся, представив неожиданный для соперника результат.

– А ну, прекратить! – громко крикнули невдалеке… нет, уже рядом. – Прекратить живо!

Соперники одновременно скосили глаза.

– Дюк Мишель!

– Князь Михайла!

Скопин-Шуйский с неудовольствием оглядел драчунов:

– Ну вот, так-то лучше будет. Ишь удумали – дуэль!

– О, вы ошиблись, дорогой дюк, – светски поклонился француз. – Дуэль еще не закончена. А ваш приход как нельзя кстати: нам как раз требуется такой секундант.

Иван вдруг улыбнулся, увидев за спиной князя прячущуюся в кустах Гарпю… Ага! Вот она куда делась… Значит, позвала князя… Интересно, а он-то как тут оказался, неужели тоже решил развлечься с девочками? Впрочем, а почему бы и нет?

– Смею вас уверить, многоуважаемый дюк, что дуэль все же продолжится, хотели бы вы этого или нет, – учтиво продолжал Маржерет. – Ведь дворянин не имеет права приказывать дворянину…

– Зато я имею такое право! – позади драчунов раздался вдруг звучный, уверенный в себе голос, чуть насмешливый и, несомненно, знакомый.

Обернулись все пятеро – дуэлянты, секунданты, князь… Обернулись и ахнули:

– Государь!

Государь!

Иван не в силах был представить, откуда он здесь взялся… Неужели…

Князь Михаил, впрочем, не выглядел особенно удивленным.

– Что смотрите? – Запахнув плащ, Дмитрий подошел ближе. – Сабли в ножны, господа. Ишь, вздумали поубивать друг друга. Не выйдет! Вы мне оба нужны.

Глава 13

Парсуна

Лжедмитрий старался снискать в народе славу справедливого государя. Он объявил о том, что намерен водворить в своем государстве правопорядок, запретил взятки в приказах.Р. Г. Скрынников. Самозванцы в России в начале XVII векаИюль – август 1605 г. Москва

Жак Маржерет оказался неплохим парнем, и, по возвращении в Москву, Иван с ним быстро сошелся, посидев пару раз в кабаке, да и так, в гостях. Жак постоянно проживал в Кремле в особой избе, одной из нескольких, специально выстроенных для иноземной охраны по приказу царя Дмитрия. Как ни странно, Овдеев ничего не сказал Ивану, даже не проработал как следует за невыполненное задание, лишь махнул рукой да усмехнулся:

– Не нужен уж нам князь Михайла.

А молодой Скопин-Шуйский был жалован царем новым, только что введенным званием – мечником. Иван тоже не остался без награды, Овдеев лично подал ходатайство государю о представлении парня к новому служебному чину – стряпчего. Митька с Прохором за приятеля радовались, шутили, что, мол, коли и дальше этак пойдет, через годок-другой в думные чины Иван выйдет. Шутки шутками, но – почему бы и нет? В думные дворяне сейчас запросто можно выбиться, новый царь умных да деловитых людей привечал, жаловал.

Да и что сказать, после коронации для Земского приказа (сыскной его части), казалось, наступили вдруг тихие и спокойные времена, ничем, кроме пьяного загула поляков,не омраченные. С подгулявшим воинством государь разобрался лично: были схвачены да брошены в темницу наиболее наглые забияки, а народу прочитан царский указ о наказании виновных в массовой драке, кое для кого закончившейся лишением живота, сиречь – смертоубийством. Указ и арест зачинщиков народ воспринял благосклонно, радостно, под это дело кое-что перепало и отряду Ивана: царь всем троим пожаловал по золотой гривне на шапки, а Овдееву, как руководителю ведомства, еще и с золотыми пуговицами кафтан. Кафтан Овдееву понравился, особенно пуговицы, и среди приказных ходили упорные слухи, что пуговицы эти он первым делом срезал, заменив на позолоченные. Неизвестно, правду ли говорили приказные, ложь ли, а только царский подарок Овдеев почти и не нашивал, обходясь прежним своим скромненьким полукафтаньем. Ну да песс ним, с Овдеевым, все ж не самый плохой был начальник, не хуже других.

В общем, друзья пока, можно сказать, прохлаждались, пользуясь случившимся затишьем. Митька углубился в книги – все ж таки князь Михаил не обманул, дал ему почитать «Сказание о голом и небогатом человеке». Прохор все чаще захаживал на Кузнецкую, к своей зазнобе, про которую друзьям мало что рассказывал. Ну а Иван с Василиской деятельно готовились к свадьбе, которую, по старому русскому обычаю, давно наметили сыграть на новый год – в сентябре. И сидели по вечерам, составляя список гостей.

– Овдеева пригласим, нешто можно без начальника-то? – сидя на лавке, загибала пальцы Василиска. – Еще парочку приказных, чтобы было с кем начальнику толковать, немца французского, ну, того, смешного…

– Маржерета?

– Угу, его… Кого еще-то?

– Филофейку с Архипкой, – подсказал Иван. – Да тятеньку их…

– Ну уж, Филофейку – само собой, кто ж у меня в подружках будет? Архипка – ясное дело, братец… А тятенька… На кой леший нам их тятенька нужен?

– Так ведь он может и не отпустить Филофейку-то.

– Да, – девушка согласно вздохнула. – Ты прав – может. Что ж, тогда придется и его приглашать… Вместе с Овдеевым вашим посадим, пущай старички друг друга тешат… Ах, чуть ведь не забыла! Посаженым отцом кого?

– Посаженым отцом? – Иван задумчиво взъерошил затылок. – Эх, был бы жив Ртищев! Правда, вот теперь и не знаю даже… Вот Андрея Петровича покойного я бы уважил, а кого другого… Овдееву предложить – получится, будто лизоблюдствую, нехорошо это. Князя Михайлу – больно уж молод, тятеньку подружки твоей, Филофейки, гм-гм… Пару разв гости захаживал – и все. Да уж… задача…

– Князь Михайла… – вспомнив недавний рассказ суженого, задумчиво протянула Василиска. – Тот самый, Скопин-Шуйский?

– Тот самый…

– Да придет ли он к нам, худородным?!

– Позовем, а уж придет не придет – его дело. Думаю, что придет, – знаешь, какой славный человек молодой князь? Рода знатнейшего – только подумать, из Рюриковичей! – а нраву доброго, простого. Такие бы все были…

– А не осерчает ли государь? – Василиска понизила голос. – Вдруг да донесет кто-нибудь, мол, Скопин-Шуйский у нас – дорогой гость?

Иван громко расхохотался:

– Ну да, делать нечего государю, как только об таких мелких людишках, как мы, думать. Туда же, нашлись бояре именитые…

– А и не именитые, так, может, именитыми станем! – с неожиданной гордостью завила девушка. – Вдруг да возвеличит тебя государь, боярство пожалует? Вон, вся Москва шепчется, как он Нагих возвеличил. А кто такие Нагие по сравнению… да хоть с теми же Шуйскими, Голицыными, Куракиными? Голь-шмоль перекатная… ну, только что – царевыродичи.

– Ага, – снова хохотнул Иван. – Гляди-ка, тащат меня за руки-ноги в боярство, а я, дурак такой, упираюсь! Ты б, Василиска, чем про боярство болтать, о посаженом отце поразмыслила. Кого звать-то?

– Спросил… – обиженно дернулась девушка. – У меня знакомых стариков нету! А того же Овдеева в посаженые пригласить, так еще, не дай Бог, обидится – скажет, совсемза старичье посчитали.

– Да, – подумав, согласился Иван. – Это может быть. Кого б позвать-то? Эх, Ртищев, Ртищев! Не вовремя ты умер, Андрей Петрович!

– Послушай-ка, – Василиска вскинула брови. – А у Ртищева никаких подходящих родичей не было? Ну, там, брат, сват, на худой конец – дядюшка?

Юноша вздохнул:

– Одинокий он был, вдовец. А детушки в лихоманке сгинули, еще маленькими…

Встав, Иван подошел к окну, всмотрелся: на улице моросил дождь. Ну и денек, заложило, едва из церкви вернулись. Вот тебе и все воскресенье – а ведь собирались на торг,прицениться к продуктам – на свадьбу.

– Вообще-то, задумка твоя неплоха, – обернувшись, юноша улыбнулся. – Вернее, не так плоха, как поначалу кажется, еще верней – довольно-таки хороша. Был бы еще у Ртищева кто-нибудь… Постой-постой… Вроде бы у него брат имелся… Гермоген. Правда, Андрей Петрович о нем упоминал мало, я вот даже думал – не в ссоре ли они часом? А на похоронах Гермоген был – представительный такой, весь из себя седой.

– Не монах?

– Нет… Ртищев говорил – художник, парсуны пишет.

– Вот к нему и сходи! И на свадьбе посаженый отец будет, и Ртищева Андрея Петровича лишний раз добром вспомним.

– Эх, Василиска, – усевшись рядом с суженой, Иван притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы. – Умная ты у меня. Умная.

Девушка рассмеялась:

– Так это только вы, мужчины, всех дев глупыми считаете! Запрете в теремах – сидите, мол, дуры… А ну-ко, тебя в тереме запереть? Да чтоб сидел неотрывно, да безо всякой службы?

Иван аж плечами передернул, представив. Поежился:

– Брр!

А Василиска наставительно постучала его пальцем по лбу:

– Вот то-то!

К Гермогену Ртищеву отправились вдвоем с Митькой. Парень все ж был начитан, образован, точнее, самообразован, если не считать недолгого, увы, периода учебы в Сорбонне, и должен был произвести на Гермогена вполне благоприятное впечатление, как, собственно, и сам Иван. Прохора решили не брать, да он и не особо напрашивался, живо свалив на Кузнецкую, к зазнобушке Марье.