Чтение 14–й страницы книги ~Кольцо зла~

– Помочь можно, – осклабился тот. – Тем более такому кабальеро, как ты, дон Хуан. Да и я с удовольствием встречусь с Шершнем… И встреча будет горячей. Очень горячей, дон Хуан!

На одном из перевалов гор Сьерра-Невада Раничев с Аникеем и Ансельм Лошадник простились с маркитантами, круто свернув влево, к реке Гвадалквивир, мятующе бурной, зажатой с обеих сторон черно-красными скалами.

– Кадис, – сквозь зубы цедил конокрад. – Шершень может быть только в Кадисе, есть там у него одно лежбище.

Продав ненужных коней маркитантам, они пошли пешком, а когда горы раздвинулись и река стала шире, купили рыбачью лодку. Лодка, естественно, оказалось старой, иначе бы хозяин – коренастый хитроватый старик – не расстался бы с нею так просто. И цену заломил немаленькую – эскудо, пришлось заплатить, и вот теперь, в процессе плавания, вдруг выяснилось, что утлый челнок к тому же оказался дырявым. Аникей утомился выкачивать воду – сидевший на корме Раничев видел, как смуглая худая спина мальчишки исходила потом, потому, ближе к полудню, когда совсем уж нельзя было плыть из-за немилосердно палящего солнца, лодку вытащили на берег, перевернули и заделали щели рваным плащом конокрада.

– Эх, просмолить бы, – Раничев посмотрел вокруг. – Или заткнуть еще чем-нибудь. Взгляд его упал на щегольские сапоги Аникея.

– Нет-нет, мой господин! – взмолился тот. – В чем же я буду ходить? К тому же это подарок князя Федора Олеговича.

– Ну раз подарок, – Иван махнул рукой. – Тогда ладно. Черпай дальше.

Попадавшиеся по пути города – Кордова и Севилья – уже не произвели на Раничева такого впечатления, как раньше – привык к кастильским древностям. Иван теперь меньше смотрел на здания и больше – на людей. Пока плыли, было много времени для размышлений, и Раничев вдруг подумал – а где же литовцы? Что-то не было видно кругом агентов Никитки Суевлева, правда, быть может, они остались в Толедо, справедливо рассудив, что рязанский посланник наверняка вскоре пожалует к королю, тем более и повод есть – пир и охота, обещанные Его величеством рыцарям графа Ортеги.

– А что, господине, разве мы не возвратимся в Толедо? – неожиданно обернулся Аникей.

Иван равнодушно пожал плечами:

– Не знаю, может быть, и придется вернуться.

– А как же король?!

– А зачем нам король? Нам нужно разыскать этого прощелыгу Жоана… вернее, Васко!

Аникей задумался и больше уже не задавал никаких вопросов.

Бросив челнок в Сант-Лукаре – продать его вряд ли бы удалось, да и не хотелось терять время – путники наняли двух лошадей (на третьей решили сэкономить, деньги уже подходили к концу) и подались в Кадис по широкой, идущей вдоль побережья, дороги. Пекло солнце, легкий ветерок раскачивал ветви каштанов, справа расстилалась величественная безбрежная синь океана, проросшая белыми парусами рыбацких фелюк.

Раничев, как и положено кабальеро, скакал впереди, за ним, на одной лошади, трусили его не столь знатные спутники. Аникей сидел позади и все время боялся упасть. Да ведь и упал-таки, слетел с крупа, так, что свалившийся сапог улетел в канаву. Подросток тут же вскочил на ноги и, не обращая внимания на боль и ссадины, кинулся в канаву за сапогом. Иван усмехнулся. Понятно – подарок князя.

Кадис – шумный портовый город – поначалу оглушил отвыкших от многолюдства путников, накинувшись рокочущим гамом рыбного рынка, куда они и направились первым делом, ведомые Ансельмом Лошадником. Остро пахло свежевыловленной рыбой, сверкающим серебром рассыпанной по прилавкам и просто в корзинах торговцев. Конокрад словно бы выискивал кого-то, временами останавливался, присматривался, щурил от солнца глаза. Наконец, вроде бы нашел, улыбнулся:

– Подождите здесь…

Ансельм подошел к толстухе-торговке, одетой в коричневое платье из грубой ткани и грязный кожаный передник, присел у корзины, что-то спросил. Торговка дернулась, посмотрев на Лошадника с удивлением и страхом, отрицательно качнула головой. Ансельм снова заговорил, явно с угрозой, затем, сменив кнут на пряник, вытащил серебряную монету. В маленьких, заплывших жиром, глазках торговки вспыхнула алчность. Жадно схватив монету, толстуха оглянулась и что-то быстро сказала, несколько раз махнув рукой куда-то в сторону порта.

– Идемте, – конокрад вернулся к своим спутникам весьма радостным. – Он здесь. В «Русалке».

– Это далеко? – осведомился Раничев.

– Рядом, в порту.

Пройдя узенькой улочкой, они миновали мавританский квартал и, обогнув большую церковь, вышли к полной судов гавани.

– Пришли, – Ансельм кивнул на грязную таверну с вывеской в виде грубо намалеванной женщины с селедочным хвостом и огромной грудью. Прежде чем войти, конокрад с сомнением оглянулся было на Раничева, видно, прикидывая, примут ли завсегдатаи заведения столь знатного и достойного кабальеро? Осмотр его вполне удовлетворил – когда-то щегольской костюм «дона Хуана» давно уже превратился почти что в лохмотья, завитые кудри свалялись, а подбородок покрылся жесткой щетиной. Лишь небрежно висевший на поясе меч указывал на знатность его обладателя. Аникей выглядел не лучше.

– Входите, – Ансельм распахнул державшуюся на честном слове дверь.

Обстановка таверны вполне соответствовала представлениям Раничева о злачных местах – полутемное, обшарпанное, с обсыпавшейся штукатуркой, помещение, грязный, заплеванный пол, усыпанный огрызками, из-за которых, рыча, дрались две облезлые собачонки. Собравшаяся в «Русалке» публика по внешнему своему виду – а наверняка и по внутреннему содержанию тоже – вполне соответствовала любимому слову г-на Жириновского – подонки! Гнусные, несущие печать всех возможных пороков, лицо… не лица даже, а рожи… недоверчиво уставились на новых посетителей.

– Пшел! – Ансельм спихнул со скамьи у крайнего столика какого-то пропитого старика в лохмотьях и гостеприимно пригласил Ивана.

– Присаживайся, дон Хуан. Сейчас узнаем новости, а заодно и перекусим.

Усевшись, Раничев щелчком сбил с плеча огромного рыжего таракана и невозмутимо спихнул на пол объедки:

– Пожалуй, я бы выпил вина.

Подозванный конокрадом служка – огненно-рыжий золотушный парень с сопливым носом – живо притащил глиняный кувшин и кружки.

– Неси еще и рыбу, – швырнув на стол мелочь, приказал Ансельм.

– Здорово, Лошадник! – какой-то забулдыга за соседним столом, осклабившись в улыбке, помахал конокраду рукою.

– Похоже, у тебя здесь есть знакомые, – усмехнулся Иван.

– Да есть, – рассеянно отозвался Ансельм. – Иначе б я сюда и не сунулся – чревато.

Служка принес несколько хлебных лепешек и рыбу на большом деревянном блюде, очень даже недурную рыбу, жирную, вкусную, зажаренную на вертеле до золотистой корочки.

– Вкусную рыбу жрете? – подойдя, осведомилась вдруг какая-то замарашка в рваном платье из мешковины. – Привет, Лошадник. Как делишки?

Замарашка, небрежно оттолкнув Аникея к стене, уселась за стол, словно только ее тут и ждали. Впрочем, Ансельм разбухать не стал, а даже подвинул девчонке кружку, правда, не свою, а все того же Аникея.

– Здравствуй, Беатрис. Делишки ничего себе. Шершня давно ли видала?

– Н-нет… Вообще не видала, – глотнув вина, покачала головой замарашка. Засаленные волосы ее, темные и густые, дернулись, попав в кружку.

– Все работаешь на тетку Гаидду? – с усмешкой осведомился Ансельм.

– А на кого ж еще-то? – поставив кружку на стол, усмехнулась девчонка – лицо ее неожиданно оказалось довольно-таки миловидным и даже приятным, блестящие глаза словно ошпарили синью так, что Раничев даже поежился – не ведьма ли девка?! Да если б ее отмыть да приодеть… или, наоборот, раздеть…

– Что смотришь, мой господин? – скосив глаза на меч, Беатрис нахально взглянула на Ивана. – Не нравлюсь?

– Почему? – усмехнулся тот. – Вполне.

– Как-то он странно говорит, Ансельм, – девчонка обернулась к Лошаднику. – Ни черта не понятно.

– Он издалека. Впрочем, для тебя это не важно. Так, говоришь, не видала Шершня? – конокрад недоверчиво уставился на Беатрис.

– Да не видала, честно… Слушай, говорят, ты к маврам попался?!

– Ах вот как? – Ансельм вдруг резко схватил девчонку за руку и, вытащив кинжал, приставил в ее бок. – Вот ты и проговорилась, дурочка. Кроме Шершня, тебе про мавров сказать было некому! А ну признавайся, где он?

– Пусти, – Беатрис неожиданно разревелась. – Пусти же…

– Говори, не то проткну печень!

– Ой, больно… Да видала, видала я Васко, только он строго-настрого предупредил, чтоб никому не рассказывала.

– С-сучонок! Небось он теперь богат и пускает пыль в глаза?

– Да, – вытирая слезы, кивнула девушка. – Богат, это так… Со мной расплатился щедро и звал еще…

– Куда?! Ну, говори же!

– Он на постоялом дворе отдыхает, у хромого Родригеса.

– Шикарно живет! – убирая кинжал, удивился Ансельм. – Тварь лупоглазая. Ну да, он же теперь богат, сволочь. Думаю, он теперь стережется?

– Да уж, – Беатрис кивнула. – Вообще хочет немного отсидеться да свалить обратно в Толедо. Кого-то боится.

– Кого-то? – Лошадник хмыкнул. – Идем.

– Ой, нет, нет, – замахала руками девчонка. – Он ведь меня убьет.

– Авось не успеет.

Постоялый двор хромого Родригеса располагался на другом конце города, у самых ворот. Коновязь, возы, просторный двухэтажный дом под красной черепичной крышей.

– Хозяин, нам нужны покои на два дня.

– Вот. Пока за день.

– Мигель, проводи господ постояльцев.

– Да мы и сами найдем.

– Ну как знаете…

Беартис – а куда ей деваться? – подошла к дальней двери, постучала.

– Кто? – послышался настороженный голос.

– Я. Не узнал, что ли?

– Зачем явилась?

– Так ты же сам звал… Да и заколку забыла.

– Ладно, входи…

Дверь приоткрылась… и выглянувший из-за нее шулер улетел внутрь от хорошего удара Ансельма.

– Ну здравствуй…

Глава 10

Лето – осень 1405 г. Кадис – Тана. Литовский след

Душе идальго благородной

Претят злопамятство и месть,

Но если пострадала честь —

Забудь о мягкости природной!Лопе де Вега«Чудеса пренебрежения»

…гад! Не чаял свидеться?

Вскочив на ноги, Шершень выхватил из-за пояса нож, но, увидев вошедшего следом за Ансельмом Ивана, сник и забился в угол.

– Что? Что вам нужно? – шулер, словно волчонок, зло таращил глаза.

– Ты сам знаешь! – Лошадник занес было кулак, но Раничев оказался проворнее. Схватив Шершня за шиворот, он сорвал с его груди болтающийся на тонкой веревочке перстень.

– Ну вот, – отпихнув юнца – им тут же занялся Ансельм – Иван с облегчением выдохнул. – Наконец-то!

Раничев сравнил оба перстня – только что отнятый у шулера и свой – идентичны! Даже блестели одинаково, отражаясь в карих глазах завороженно смотревшего Аникея.

– Что пялишься, парень? – бросив на слугу быстрый взгляд, усмехнулся Иван. – Перстней не видал?

– Да видал, – подросток тут же скуксился. – Красивы зело.

– То-то, что красивы, – хохотнул Раничев и, обернувшись к конокраду, поинтересовался, что тот собирается делать с Шершнем.

– А сейчас порежу его на куски, клянусь Святой Девой, – закатив парню очередную оплеуху, невозмутимо пояснил Лошадник. – Ежели не скажет, куда спрятал мои денежки! Ну?! – он тряхнул шулера с такой силой, что у того клацнули зубы.

Вообще на Шершня было страшно смотреть – окровавленное лицо, выбитый зуб, быстро наливающийся синяк под левым глазом.

– В кровати ищите, – вдруг посоветовала Беатрис, воспринявшая подобное крушение любовника довольно спокойно и теперь с интересом поглядывавшая на Ансельма. Ну правильно, кто сильнее – тот более достоин любви.

Швырнув Шершня обратно в угол, Лошадник сбросил матрас на пол… Звеня, покатились по комнате золотые и серебряные монеты – английские корабельники, эскудо, ромейские золотые солиды – чего здесь только не было!

– С-сука! – не обращая внимания на боль, шулер тигром бросился на Беатрис и, схватив ее руками за горло, принялся душить, скрежеща зубами, словно бы собирался тут же и растерзать попавшуюся в лапы несчастную. Раничев вовсе не собирался смотреть на это представление, а просто вполсилы треснул Шершня кулаком по башке – выпустивжертву, тот медленно осел на пол.

– Очухается! – наклонившись, Иван потрогал пальцами пульс молодого бандита и перевел взгляд на счастливо улыбающегося конокрада, на пару с Беатрис деловито подсчитывающих добычу. – Похоже, вы приобрели себе врага!

– А, – не оглядываясь, Ансельм отмахнулся. – Разве ж это враг? Так, шелупонь. К тому же сегодня вечером я продам его маврам… тут же, в порту.

– А что, такое возможно? – удивился Иван, в представлении которого последний мавританский анклав в Европе – Гранада – вряд ли обладал подобными возможностями.

Лошадник, правда, полагал иначе – ему, как говорится, и карты в руки.

Раничеву на миг даже стало жаль непутевого Васко Шершня, все ж таки перстень Иван забрал, а продавать юнца в рабство – к чему усугублять чужие страдания? К тому же, что касается взаимоотношений конокрада и шулера, то их вполне выражала пословица – вор у вора дубинку украл.

– Вот твоя доля, дон Хуан! – закончив подсчеты, Лошадник честно пододвинул Раничеву половину сокровищ.

Естественно, Иван не стал отказываться – предстоящий путь домой не был ни близким, ни дешевым. Единственное, что он сделал, так это поинтересовался, с чего бы это Ансельм вдруг проявил такое благородство?

– Мне от тебя кое-что нужно, – не стал отнекиваться Лошадник.

Раничев пожал плечами и хмыкнул:

– Интересно, что же?

– Ты знатный кабальеро, дон Хуан, тебя многие знают, – тихо промолвил Ансельм.

– Да, это так! – Иван горделиво подбоченился. – И что с того?

– Я хочу от тебя грамоту, дон Хуан, – поднял глаза Лошадник. – Грамоту о покровительстве… То есть якобы я когда-то был твоим крепостным, а теперь ты отпустил меня на свободу, но не перестал являться моим патроном…

– А, – наконец понял Раничев. – Хочешь иметь хоть какой-нибудь документ на всякий случай. Но я ведь не из Кастилии!

– А какая разница? Кто в Кастилии теперь не знает Рыцаря Чаши, дона Хуана Полонского? У вас ведь много друзей при дворе – граф Ортега, молодой дон Ромеро и прочие…

– Что ж, – усмехнулся Иван. – Ты получишь свою грамоту… Но сначала поможешь нам найти попутный корабль до Кафы.

– До Кафы? А где это?

– Ну или хотя бы до Генуи.

– Я могу помочь с кораблем, – неожиданно подал голос валяющийся в углу шулер.

– Ты?! – Раничев с Ансельмом переглянулись. – С чего бы тебе помогать нам?

– Не продавайте меня, – шмыгая носом, попросил Васко. – Вот и все, что я прошу. А тебе, Лошадник, я мог бы быть полезным…

– Ага, как же!

– Ты же, кажется, всю жизнь мечтал открыть постоялый двор в Калатраве?

– И что?

– Там бы останавливалось немало богатых купцов… И я бы мог…

Раничев усмехнулся – он давно понял, куда клонит хитрющий юнец. Похоже, сообразил это и Лошадник… И не только сообразил, но даже принял решение. В конце концов, они ведь с Шершнем теперь были квиты – тот его обокрал, а этот – выбил зуб и начистил рожу – теперь все безо всяких обид никто ничего никому не должен.

– После поговорим, – кивнул Ансельм и обернулся к Аникею с Беатрис – Мы с доном Хуаном сейчас сходим к нотариусу, а вы посторожите этого.

– Да куда я денусь?

– Все равно… Ну, говори, что за корабль?

Васко улыбнулся разбитым ртом и посмотрел на Раничева:

– Слово кабальеро, что не продадите меня маврам?

– Слово… Э, постой-ка, как я могу отвечать за Ансельма?

– Так вы ж теперь его патрон, дон Хуан. Разве не за тем вы идете к нотариусу?

Раничев рассмеялся:

– Ладно, даю слово. Назови корабль.

– «Три слона», судно мориска Хорхе Эстремары. Завтра с утра он уходит в Геную.

– Не врешь? – Лошадник с подозрением посмотрел на своего бывшего – и будущего – компаньона.

Тот пожал плечами:

– Сходите, проверьте.

«Три слона» оказались одномачтовым нефом с высокой закругленной кормой и резным носом, далеко не новым, но и не особо старым и вполне надежным с виду. Как пояснил вахтенный, судно и в самом деле принадлежало сеньору Хорхе Эстремаре и завтра с утра должно было отправиться в Геную с грузом медных слитков. Насчет пассажиров вахтенный не был уверен, но, подумав, сказал, что, скорее всего, капитан их возьмет, надо будет лишь явиться пораньше, желательно даже сегодня к вечеру.

– В Геную многие едут, сеньор, – хриплым пропитым голосом пояснил матрос. – Заплатите чуть больше – и будет вам место на нашем кораблике.

– Три слона, – усмехнулся Раничев. – Не развалится в шторм?

– Нет, сеньор. Доброе судно. Да и до осенних штормов еще долго.

– Хорошо, – Иван кивнул. – Скажешь капитану – нужна каюта для рыцаря и место на палубе для его слуги. Плачу золотом!

– Не беспокойтесь, сеньор. Все передам в точности.

Корабельные мачты скребли небо в гавани Кадиса, словно могучие сосны в лесу. Десятки больших судов – шебек, ускиер, нефов – терлись бортами о причалы, сотни кораблишек поменьше болтались между своими могучими собратами, как стая рыбьей мелюзги около дельфинов. На рейде гордо реяли белые паруса уходящих судов, дул соленый ветер, над мачтами, в высоком голубом небе, громко кричали чайки. Знакомое радостно-щемящее чувство сдавило грудь Раничева – предчувствие дальних странствий, впервые испытанное в далеком-далеком детстве, когда пятиклассник Иван гордо – один, без родителей – ехал в поезде дальнего следования к тетке, живущей где-то у Азовского моря. Вот в те же места предстоял путь и сейчас.

Первое, что они услышали, вернувшись на постоялый двор и подойдя к двери покоев, был громкий истерический хохот. Похоже, смеялся Шершень. Интересно, с чего? Переглянувшись, Раничев с Ансельмом вошли…

На кровати, спиной к двери, сидела абсолютно голая Беатрис и под смех связанного шулера пыталась стащить с лежавшего на спине Аникея сапоги. Камзол и рубаха парня уже валялись на полу, а вот с сапогами никак не получалось.

– Нет, – извивался Аникей. – Нет!