Чтение 19–й страницы книги ~Кольцо зла~

– Принеси, Егоза, – кивнул усатый и жестко посмотрел на Раничева. – Ну и зачем ты хотел нас видеть?

Иван деланно расхохотался:

– Будто сами не знаете.

– Силыч, а клифт-то у него ничего, фартовый.

– Заткнись, Егоза. Коньяк нашел?

– Да вот он.

– Так ставь на стол и не маячь. Надежда, может, сготовишь чего-нибудь? – Усатый повернулся к хозяйке дома, вовсе не выглядевшей теперь такой уж бесхитростной простушкой. Наоборот, чем-то она напоминала знаменитую воровскую мадам из малины в Марьиной роще, с блеском показанную в фильме «Место встречи изменить нельзя». Правда, конечно, не такую грозную.

– Холодец будете, Николай Силыч? – высунулась из кухни Надежда.

– Давай, – кивнул Силыч, похоже, он тут был за главного. – Только не сейчас, позже. Пока посидим, потолкуем, – бандит вновь выпялился на Ивана. – Так говоришь, ждал ты нас?

– Конечно, – Раничев усмехнулся. – Мне Викентий много чего обещал.

– Обещал он, – зло прищурился Худой. – Меньше б языком молол, может, и жив был бы.

– Ну зачем ты так, Кощей? – с укором произнесла хозяйка. – Знаешь же, что мы…

– И в самом деле, помолчи, Кощеюшка, – Николай Силыч кивнул головой.

– Ты ждешь, Лизавета, от друга привета… – внезапно запел висевший на стене репродуктор – черная клеенчатая тарелка.

– О! – обрадовалась Надежда. – Никак, свет дали.

– Так ты тут ей лепил, будто колхозник? – никак не отцеплялся Силыч.

Иван пожал плечами:

– Мало ли что я лепил! Надежда ваша, не знаю, как по батюшке…

– Ивановна, – подсказала хозяйка.

– Надежда Ивановна артистка прямо… Правда, я-то на то не купился, оттого и ждал вас.

Бандиты переглянулись:

– И как же ты ее расколол?

Раничев с хрустом потянулся:

– Ну, во-первых, фотоаппарат. Новый «ФЭД» в магазине хорошо за тысячу тянет. Для уборщицы – пять с лихвою зарплат. Ничего себе, подарок сынишке!

– Да! – внезапно расхохотался Егоза. – Тут ты переборщила, Наденька.

– К тому же и платье на ней не из дешевых, – Иван оглянулся на женщину. – Пятьсот десять рублей по прейскуранту, а в сельпо – все пятьсот шестьдесят.

– А ты откуда так цены знаешь?

– Так я же торговый работник, – улыбнулся Раничев. – Базой в соседнем районе заведовал, пока не скрутили, с-суки. Заложила какая-то падла, попались на пересортице.

– Это как? – заинтересовался Николай Силыч. – Эй, Надя, накрывай-ка пока…

– А так! – Иван деланно засмеялся. – Килограмм пшеничной муки первого сорта сколько стоит?

– Ну, не знаю… Рублей шесть-восемь.

– Правильно – семь. А второй сорт по пять семьдесят идет. Вот теперь и считайте, сколько получится, ежели тонну второсортной муки за первый сорт продать?

– Во что творят, суки торговые! – пошевелив губами, завистливо скривился Егоза.

– А кроме пшеничной муки, еще и ржаная есть, и макароны, и прочее… А еще с поясами можно хитрить – продавать по ценам третьего пояса – ну, это Крайний Север, он всегда дороже; а промтовары через сельпо пускать – тоже неплохой навар выйдет.

– Это ж какие деньжищи! – снова не выдержал Егоза.

– Помолчи, парень, – Силыч брезгливо повел бровью, не отрывая взгляд от Раничева. – Ты, чай, не один воровал?

– Да не один… Правда, попались, кого расстреляли, а я вот в бега подался. Да это известное дело было, во всех газетах писали… Последнее дело Вареного, может, вспомните?

Силыч повернулся к своим:

– А?

– Что-то такое припоминаю, – важно кивнул Егоза. – Вареный – это вроде пахан ихний.

– Не пахан, а завбазой, – поправил Раничев. – Вареный, Егор Кузьмич.

– Так я и говорю – вроде.

Николай Силыч вздохнул и спросил с тяжелым прищуром:

– Так что же ты, гость залетный, от нас, сирых, хочешь?

– Артефакты! – жестко отозвался Иван. – И как можно больше. Реализацию беру на себя.

– Арте – что?

– Артефакты. Старинные изделия, необязательно золотые, мечи, кинжалы, иконы…

– Ах, вон чего… Про них Викентий сказал?

– Он.

– Болтун! Да не смотри ты так, Надя, я говорю, что есть.Есть у нас агроном,Эх, да косы длинные.

– гнусаво пело радио.А в глазах – бирюза,Да зовут Галиною.

– Надежда, накрывай на стол. Ну что сказать? – усмехнулся Силыч. – Может, и сладим мы с тобой дела. Только сперва, не взыщи, проверим.

– Проверяйте, – Иван пожал плечами. – Так ужинать будем или как?

С крыльца вбежал Генька, швырнул на диван портфель, поздоровался:

– Здрасте все, – с Силычем наособицу. – Здравствуй, дяденька Николай Силыч.

– Здорово, Геньша. На вот тебе подарочек, – бандит вытащил и кармана пиджака плитку шоколада.

Мальчишка обрадовался и, поблагодарив, убежал в спальню. Надежда, пряча усмешку, с укоризной покачала головой:

– Балуешь ты его, Николай Силыч.

Егоза с Кощеем вышли в сени покурить.

– Не нравится он мне, – услыхал Иван хриплый голос Кощея. – Больно лощеный.

– А что ты хотел? – Егоза засмеялся. – Торгаши…

Глава 14

Осень 1949 г. Угрюмов. Егоза

Я глаз не мог закрыть,

Я думал – что же будет,

Если станут пить

Чуть больше наши люди,

И какой ущерб огромный понесет страна

От этой водки и вина.Андрей МакаревичБлюз о безусловном вреде пьянства

…они все такие!

На следующий день Раничев купил-таки себе гитару. Не вынесла душа поэта… Улегся на софе в мансарде, тронул пальцами струны:У беды глаза зеленые…

На звуки музыки заглянул любопытный Генька – как раз прибежал из школы. Увидев постояльца с гитарой, удивленно вздернул брови:

– Ой, дядя Иван! Вы и на гитаре играть умеете?

Вместо ответа Раничев заиграл перебором что-то из Франсиса Гойи. Играл, а тихонько присевший на краешек софы Генька, раскрыв рот, слушал. Дослушав, похвастался:

– А я ведь тоже петь могу! Хотите, спою?

Иван кивнул:

– Давай.

Мальчик подошел к окну, повернулся и, набрав в грудь побольше воздуха, затянул:Ра-а-асцветали яблони и груши,Па-а-аплыли туманы над рекой!

Раничев тут же подыграл и даже чуть-чуть подпел:Выха-а-адила на берег Катюша,На широ-о-кий берег, на крутой.

Так и спели, дуэтом. Генька раскраснелся, вновь уселся рядом, заглянул в глаза:

– Дядя Ваня, а вы меня играть научите?

– А запросто! – хохотнул Иван. – Слух у тебя есть, пальцы длинные. Эвон прямо сейчас и начнем… Смотри – вот лады, вот колки, вот струны. Зажимаешь здесь, здесь и здесь…

Пока мальчик тренировался, Раничев не молчал, а исподволь выспрашивал про всех участников шайки. Как он понял, Генька и не подозревал, чем занимается родная мамаша и откуда у нее деньги на фотоаппараты и прочее. Вернее, не то чтобы не подозревал, но в силу своего юного возраста как-то не очень над всем этим задумывался. Ну есть в доме достаток – и есть, плохо, что ли? Бандитов он считал хорошими приятелями Викентия – «маминого друга», действительно немало сделавшего для Надежды, и вот, сгинувшего невесть где. Что же касается остальных бандитов, то мальчишка уважал лишь Силыча и еще какого-то Николая Иваныча – «дядю Колю», «спалившегося» – как про него говорил Силыч, и сидевшего сейчас в местной КПЗ. Что же касается Кощея и Егозы, так их Генька на дух не переносил, и, его бы воля – не пустил бы и на порог, особенно – Кощея.

– Знаете, дяденька Иван, он часто у нашей школы на скамейке сидит, смотрит.

– Ну и что? Смотрит. Запрещено, что ли?

– Да ведь он не просто так смотрит, высматривает. Ребята говорили – разные гадости предлагает, правда, не за так, за деньги.

– Это хорошо, что за деньги.

– Смеетесь! Видели, как одного пацана-третьеклассника однажды в подвал повел… Да и меня как-то зажал на веранде, ощупал всего… пальцы у него такие противные, липкие, брр… Я даже маме не рассказывал, стыдно!

– Еще раз пристанет, скажи, – Раничев серьезно посмотрел на мальчишку. – Только не маме – мне. Договорились?

– Договорились, дядя Иван!

– Ну а что этот, фиксатый?

– Егоза? Дерьмо парень. Фартовый, плюется все время – а сам, знаете, как перед Николай-Силычем лебезит? Выпендривается много, понтит, а сам – шестерка шестеркой.

– А Николай Силыч, значит, человек хороший?

– Изо всех этих – да, – Генька кивнул. – Хотя тоже… Иногда так зыркнет! Дядя Иван, у нас в школе через неделю праздник – День рождения комсомола, вот бы мне к этому времени хоть что-нибудь на гитаре выучить?

Раничев усмехнулся:

– Трудновато будет.

– Ну пожалуйста!

– Ладно, заходи чаще. Может, чему-нибудь и научишься.

Радостно кивнув, мальчик убежал вниз. Иван разлегся на софе, заложив за голову руки. Собственно, ничего особо нового он от Геньки не узнал – и так было ясно, кто в шайке главный. Да и что мог знать пацан? Значит, так: вероятнее всего, перстень у Силыча – интересно, он где-нибудь хранит или с собой таскает? И вообще, откуда он у него? Ведь тот, что хранился в здешнем музее, он, Иван Петрович Раничев, самолично похитил еще летом. Откуда же он появился вновь? Покойный Ад-Рушдия говорил – было сделанотри перстня… А может, и больше? Кто знает? Ясно одно – этот, третий, перстень как-то связан со всеми остальными, и пока он находится здесь – дыра времен будет открыта… Впрочем, наверное, она не всегда открыта… Открывается время от времени? Или – по заклинанию? Или, может, в какое-то определенное время? Что толку гадать? Нужно искать перстень. Скорее всего, он у Силыча. Что ж…

К вечеру явилась вся банда – Кощей, Егоза, Силыч – на этот раз сидели в мансарде, планировали серьезное дело и не хотели, чтобы хоть что-нибудь услыхал Генька.

– Хату одну будем брать, – просто сказал Силыч и перевел взгляд на Раничева. – Заодно и тебя, голубь, в деле проверим. Посмотрим, можно ли тебе доверять?

– Давай, проверяй, – Иван пожал плечами и предупредил, что никакой воровской специальностью не владеет.

– А тут и не нужна никакая специальность, – усмехнулся главарь. – Дверь мы и без тебя вскроем – останется только сумки таскать. На дело идем завтра, с утра, часов в одиннадцать – хата как раз пустая будет.

– А где хата-то? – полюбопытствовал было Егоза, но тут же стушевался под мрачным взглядом Силыча и обиженно надул губы. – Что, уже и спросить нельзя?

– За пустой спрос и язык потерять можно, – тихо произнес главарь. – Завтра все и узнаете.

Предназначенная для ограбления квартира находилась на третьем этаже того самого четырехэтажного дома, что располагался около фотоателье, почти напротив школы. Там, уже в подъезде, и собрались втроем – Силыча не было, общее руководство операцией он осуществлял через Кощея, который, осознавая это, вел себя важно, если не сказать – нагло. На дело оделись соответственно – черные с белым кашне! – ватники, кепки-малокозырки, сапоги – полгорода так ходило, ничего не поделаешь, блатная мода была в это время в самом разгаре, молодежь откровенно косила под блатарей, и складывалось стойкое впечатление, что тоталитарному государству на это глубоко наплевать. Ну конечно, слушать иностранный джаз – преступление куда большее, нежели банальный гоп-стоп.

Егоза встал на стреме на площадке второго этажа, Иван – на четвертом. Кощей возился с дверью максимум минуты две, потом свистнул, и вся шайка оказалась в квартире, аккуратно заперев за собой дверь на защелку.

– У нас полчаса, – посмотрев на часы, важно сообщил Кощей. – Шмонаем быстро – и ходу.

Кратирка – трехкомнатная, с высокими потолками и эркером – была упакована неплохо: бархатные шторы, золоченые светильники-бра, массивная старинная мебель, на небольшом столике в углу – новенький и дорогущий (шестьсот рублей) радиоприемник «Рекорд» в массивном деревянном корпусе. К удивлению Раничева, Кощей указал на него и кивнул – Егоза тут же перенес приемник на пол и принялся тщательно завязывать его в наволочку. В большой комнате, на полу, вскоре оказались и другие, приготовленные к выносу, вещи: мужской бостоновый костюм за полторы тысячи, несколько пар женских туфель – новых, в коробках – ценою в двести шестьдесят рублей, несколько отрезов крепдешина, платья, меховая – видно, что очень дорогая – шуба и еще всякая мелочь типа настольных часов и зажигалок.

Пока Раничев упаковывал все в покрывала, Кощей с Егозой шарили под коврами, в белье и деловито перелистывали книги – видимо, искали деньги. И, конечно, нашли – толстенную серо-голубую пачку плюс облигации тридцать восьмого года. А в секретере, за книгами, Егоза обнаружил зеленую малахитовую шкатулку с драгоценностями, которыеоба жулика тут же принялись быстро перебирать. Раничев тоже не удержался, взяв в руки старинной работы перстень, массивный, черненого серебра, с кроваво-красным рубином.

– Неплохое колечко, – повертев перстень в руках, Иван цокнул языком. – Я вообще перстни люблю…

– Не только ты, – стукнул его по плечу Егоза. – Силыч тоже не дурак был, пока с тезкой своим не связался, с Корявым.

– Молчи, дурак, – вызверился на парня Кощей. – Уходим. Языком базлать – не мешки ворочать. Цацки все положи обратно в шкатулку.

– Чего?! – Егоза явно не понял.

– Чего слышал! Не мой приказ – Силыча. Смотри, ежели зашакалишь чего… – Кощей зло погрозил напарнику кулаком. – Лучше б тебе тогда бы и не родиться.

– Да ладно, ладно, – тут же стушевался бандит. – Я чего? Я ничего. Как Силыч сказал – так и будет.

Силыч дожидался их внизу, на груженной какими-то ящиками подводе, и – в старом замызганном ватнике и кирзовых сапогах – выглядел, как заправский колхозник. По указанию главаря сначала подняли наверх пустые ящики – объемные, с надписью «Заготсбыт» – а уж затем, набив их вещами, вынесли вниз, погрузив на подводу.

– Ну, едем! – Силыч неспешно тронул вожжи, и подвода, влекомая крепким битюгом, неторопливо поехала по широкой улице Курдина, через некоторое время свернув на окраину, к дому Надежды. Тут же и разгрузились, часть вещей сложили в подвал, часть – в специально освобожденный для этой цели шкаф. Силыч довольно потер руки и обернулся:

– Егоза, пивняк на Исполкомовской знаешь?

– Обижаешь!

– Не переодевайся, вернешь туда подводу… Пусть битюг там где-нибудь рядом ходит.

– А Ермолай-татарин вовремя сегодня напился, – неожиданно усмехнулся Кощей.

Силыч перевел на него взгляд:

– Ага, напился бы… кабы не подпоили!

Потом была еще одна квартира, уже не такая упакованная, затем – через день – дом. Силыч поступал умно – брал не все, да и ведь как ловко придумал с подводой! Егоза потом рассказывал, что татарин Ермолай, конюх из «Заготсбыта», так ни о чем и не догадался, лишь пьяно сетовал, что битюг опять отвязался от коновязи, не зря ведь конягутак и прозвали – Шлында – от слова «шлындать» – шататься где ни попадя.

Ивану скоро опротивело заниматься столь постыдным делом – тем более что к делу собственному он пока не приблизился ни на шаг. Бандиты явно не спешили за зипунами впятнадцатый век! Почему? И эта странная фраза, произнесенная Кощеем по поводу попавшегося под руку перстня. Раничев помнил ее дословно – типа, что и Силыч был не дурак – тоже любил или владел перстнем? – пока не связался с «тезкой своим, Корявым». С тезкой…

– Генька, – снимая со стенки гитару, спросил Иван. – А дядю Колю, ну, Николай Иваныча – Корявым кличут?

– Ну да, – мальчишка кивнул. – Он и похож, весь такой коренастый, и руки чуть не до земли – корявые. Сидит теперь. Егоза, говорит, на машине сбил кого-то по пьяни, он ведь шофер, Николай-то Иваныч.

– Да-а, – протянул Раничев. – Бывает. Так что, насмерть сбил?

– А, не знаю, – Генька беспечно махнул рукой. – Николай Силыч его уважал…

– А скажи, Геня, Силыч или вот этот, Николай Иваныч – перстеньки не любили носить?

– Не помню, – мальчик пожал плечами. – Кажись, разговаривали когда-то про какой-то перстень… да я не прислушивался.

Ага! Иван насторожился. Похоже, и впрямь тут дело нечисто! Может, потому бандиты и не лезут в прошлое, что перстня-то у них нет! Он, наверное, у Корявого, вернее, тот его куда-то припрятал – а куда, почему-то не говорит, видно, не очень-то доверяет подельникам. Вот они и бесятся – хаты грабят, эдак и спалиться недолго, уголовка тоже зря свой хлеб не ест. Точно! Все эти квартирные грабежи – вынужденная мера. Был бы перстень, была бы возможность шататься в прошлое – так бы бандиты и поступали. Наварбольшой и почти никакого риска. Интересно, где они хранят оружие? И брали ли с собой на дело? Наверняка брали. Эдак и до убийства недалеко… Или милиция нападет на след, может быть даже, уже напала. Надо как-то форсировать события, надо! Не век же тут сидеть, ждать, покуда Корявый «откинется».

Иван и напомнил Силычу при удобном случае про артефакты и богатых коллекционеров.

– Погоди ты пока со своими коллекционерами, – зло отозвался главарь. – Не до них сейчас.

– Да как же не до них? Дело-то стоящее!

– Стоящее… – Силыч вздохнул, широкое, с тонкими усиками, лицо его выглядело озабоченным и хмурым. – Оно, конечно, хорошо бы… Эх, угораздило же этого дурака на такой ерунде попасться! Говорили же ему – не езди пьяным, так нет…

Раничев насторожился:

– Ты про кого говоришь-то, Николай Силыч?

– Да есть тут один, – неохотно отозвался главарь. – Ладно…

Иван, конечно же, прекрасно осознавал, что Силыч не доверяет ему, залетной торговой птице, а для завоевания доверия требовалось время, которого не было. Но ведь должен был быть какой-то выход, обязательно должен быть! Раничева вдруг осенило! Всего-то и надобно было лишь сделать так, как когда-то, по дороге в Кастилию, поступил иезуитский шпион Аникей. Просто-напросто ликвидировать всех остальных бандитов – в фигуральном смысле, конечно – и тогда главарь волей-неволей вынужден будет довериться Ивану. Что ж… Неплохая мысль. И пока – единственная.

Кроме, так сказать, основной работы – в банде – Егоза частенько промышлял гоп-стопом на темных окраинных улочках. Несколько раз проговаривался о своих дружках-лоботрясах, Силыч его за это ругал и неоднократно советовал быть осторожней, не связываться со всякой приблатненной швалью, а иметь дело только с серьезными людьми, типа вот его, Николая Силыча, с которыми только и можно достичь успеха. Егоза слушал, кивал, но – очень на то похоже – все делал по-своему. Он был хвастлив – а перед кем еще было похвастать, как не перед дружками? Перед Кощеем, что ли? Или перед Силычем?

Иван с первых же дней внимательно присматривался ко всем бандитам и, казалось, знал уже Егозу как облупленного – кажется, это было самое слабое звено в шайке, с него и следовало начинать.