Чтение 42–й страницы книги ~Утраченный символ~

Он указал на алтарь в центре – огромный гранитный куб с золоченой надписью на иврите: «И сказал Бог: «Да будет свет!» – и стал свет».

– Очевидно, это и есть то самое место. Выход на лестницу скорее всего скрыт на каком-нибудь из нижних этажей.

– Здесь нет никаких тайных лестниц! – закричал Питер.

Малах с терпеливой улыбкой воздел руку.

– Здание построено в виде пирамиды, – показал он, обводя жестом ступенчатый потолок, сужающийся к квадратному окну в самом верхнем ярусе.

– Да, пирамида, но какое отношение…

– Питер, у меня в распоряжении целая ночь. – Малах разгладил на своем безупречном теле складки белого шелкового одеяния. – Чего не скажешь о Кэтрин. Если тебе дорога ее жизнь, ты откроешь мне, как попасть на потайную лестницу.

– Говорю же, – повторил Питер, – нет в этом здании потайных лестниц!

– Разве? – Малах без лишней суеты продемонстрировал лист бумаги, на котором красовалась уже знакомая Питеру решетка с каменного основания. – Это заключительноепослание масонской пирамиды. Расшифровать его мне помог твой приятель Лэнгдон.

Малах поднес рисунок поближе, чтобы Питеру было виднее. Досточтимый мастер ахнул от изумления: мало того что шестьдесят четыре символа разбились на четко организованные смысловые группы, из прежнего хаоса возник ясный образ.

Пирамида… и под ней лестница.

Питер Соломон, не веря своим глазам, смотрел на рисунок. Столетиями масонская пирамида хранила тайну, и вот теперь секрет раскрыт. У Соломона тревожно засосало под ложечкой.

«Последняя загадка пирамиды».

Подлинный смысл рисунка Соломон вот так, навскидку, определить не мог, однако понял, почему татуированный, глядя на этот образ, только укрепился в правильности своих убеждений.

«Он думает, что под пирамидой, носящей название «Хередом», скрыта потайная лестница. Он все неправильно понял». [Картинка: i_022.png]

– Где лестница? – потребовал ответа похититель. – Скажи, как найти выход к ней, и Кэтрин будет спасена.

«Я бы с радостью, – подумал Соломон. – Только ведь нет никакой лестницы». Миф этот – сплошная аллегория, как и остальные масонские легенды. Винтовая лестница, как известно, рисовалась на табелях второго градуса, символизируя интеллектуальное восхождение к Божественной истине. Подобно лестнице Иакова, винтовая лестница означала путь на небеса… путь к Господу… связь между земным и горним мирами. Ступени ее символизировали многочисленные возможности человеческого разума.

«Он и сам должен знать, – размышлял Питер. – Он ведь прошел все обряды посвящения».

Любому проходящему посвящение говорилось о символической лестнице, по которой предстоит подняться, «постигая тайны земной науки». Во франкмасонстве, так же как в ноэтике и Мистериях древности, почитались нераскрытые возможности человеческого разума, и многие масонские символы имели отношение к физиологии человека.

«Разум подобен золотому венцу на вершине пирамиды человеческого тела. Философскому камню. По позвоночному столбу, как по винтовой лестнице, движется вверх и вниз энергия, соединяя небесный разум и земное тело».

Питер знал, что не случайно позвонков именно тридцать три. «Тридцать три масонских градуса». Основание позвоночника, крестец – sacrum на латыни, – в буквальном переводе означал «священная кость». «Наше тело – это храм». Почитаемая масонами наука хранила древние знания о том, как использовать его в самых благородных и великих целях.

К несчастью, разъяснять этому сумасшедшему истинное положение дел бесполезно, потому что Кэтрин так не спасти. Питер опустил взгляд на рисунок и вздохнул, будто сдаваясь.

– Ты прав, – солгал он. – Под зданием действительно скрыта потайная лестница. Я покажу тебе путь – только вызови «скорую» для Кэтрин.

Татуированный воззрился на него, не произнося ни слова.

Соломон был непреклонен.

– Или спаси мою сестру и узнаешь истину… или убей нас обоих и оставайся невеждой вовек!

Татуированный медленно опустил рисунок и покачал головой:

– Ты обманул мои ожидания, Питер. Проверку ты не прошел. По-прежнему считаешь меня болваном. Думаешь, я и впрямь не понимаю, что ищу на самом деле? Думаешь, я до сих пор не раскрыл свой истинный потенциал?

С этими словами он, повернувшись к Питеру спиной, сбросил накидку. Белый шелк заструился на пол, и Питер впервые увидел рисунок, вытатуированный вдоль позвоночника.

«Боже мой…»

От закрывающей чресла белой набедренной повязки ровно посередине мускулистой спины тянулась ввысь изящная винтовая лестница. Ступеньки точно соответствовали расположению позвонков. Онемевший Питер проследил взглядом всю спираль, до самого основания черепа.

И застыл.

Татуированный откинул бритую голову назад, явив взору Соломона пустой кружок на самой макушке. Вокруг нее кольцом обвился нарисованный змей, заглатывающий собственный хвост.

«Единение».

Медленно и плавно опустив подбородок, похититель развернулся к Питеру. Теперь на Соломона смотрели мертвые глаза двуглавого феникса.

– Я ищу Утраченное слово, – объявил похититель. – Поможешь мне? Или предпочтешь умереть вместе с сестрой?

«Ты знаешь, как его найти, – думал Малах. – Знаешь, но не говоришь».

Под пыткой Питер Соломон выдал много такого, о чем теперь, наверное, уже не помнит. Многократные погружения и воскрешения из мертвых в камере сенсорной депривации дезориентировали его и сделали покорным. Как ни странно, то, что Малаху удалось из него вытрясти, полностью совпало с легендой об Утраченном слове.

«Утраченное слово – не метафора… оно существует. Слово написано на древнем языке и веками хранилось в тайне. Оно наделит безграничным могуществом того, кто постигнет его подлинное значение. Слово по сей день не найдено… Путь к нему скрывает масонская пирамида».

– Питер, – пристально глядя в глаза пленнику, начал Малах, – у тебя же мелькнула какая-то догадка, когда ты увидел этот рисунок. Озарение. Для тебя ведь это не просто набор символов. Признавайся!

– Ничего не скажу, пока не отправишь «скорую» к Кэтрин!

Малах улыбнулся:

– Поверь мне, потерять сестру – это меньшее, о чем тебе сейчас надо беспокоиться.

Не сказав больше ни слова, он принялся вытаскивать из портфеля уложенные в подвале предметы, со скрупулезной тщательностью выкладывая их на алтарь.

Свернутое шелковое полотно. Девственно белое.

Серебряная курильница с египетской миррой.

Пузырек с кровью Питера, смешанной с пеплом.

Черное воронье перо – священное стило Малаха.

Жертвенный нож, выкованный из куска метеоритного железа, взятого от камня в земле Ханаанской.

– Думаешь, я боюсь смерти? – спросил Питер сдавленным голосом. – Если погибнет Кэтрин, у меня не останется никого! Ты истребил всех моих родных. Ты отнял у меня все!

– Не все, – возразил Малах. – Еще не все. – Последним он вытащил из портфеля свой ноутбук и, включив его, посмотрел поверх крышки на своего пленника. – Боюсь, ты еще по-настоящему не осознал, чем рискуешь.

Глава 117

Вертолет ЦРУ взмыл над газоном и, заложив крутой вираж, рванул вперед. Желудок Лэнгдона ухнул куда-то вниз. Профессор и не подозревал, что вертолеты способны развивать такую скорость. Кэтрин осталась в особняке, восстанавливать силы под присмотром Беллами и одного из агентов, который продолжал вести обыск в ожидании подкрепления.

На прощание Кэтрин поцеловала Лэнгдона в щеку и шепнула:

– Будь осторожен, Роберт.

И вот Лэнгдон, сжав зубы, цеплялся за сиденье в военном вертолете, который наконец лег на курс и понесся по прямой к Масонскому храму.

Сато, сидевшая рядом с ним, крикнула пилоту, перекрывая оглушительный рев лопастей:

– Заворачивайте к Дюпон-серкл! Сядем там!

Лэнгдон удивленно обернулся.

– Дюпон-серкл? Оттуда до Храма далековато будет. Почему нельзя посадить вертолет на парковке у самого здания?

Сато покачала головой.

– Надо проникнуть незамеченными. Если объект услышит нас на подходе…

– Времени мало! – настаивал Лэнгдон. – Маньяк может прикончить Питера с минуты на минуту. Вдруг шум вертолета его напугает и заставит остановиться?

Сато смерила Лэнгдона ледяным взглядом.

– Как я уже говорила, жизнь Питера Соломона волнует меня в последнюю очередь. Кажется, я это ясно дала понять.

У Лэнгдона не было сил выслушивать очередную лекцию на тему государственной безопасности.

– Напоминаю, я единственный, кто может провести вас через лабиринты Масонского храма…

– Не забывайтесь, профессор! – предостерегла Сато. – Вы в моем распоряжении, и подчиняетесь мне безоговорочно. – Помолчав, она добавила: – Наверное, пора вам в полной мере прочувствовать, на пороге какой катастрофы мы сейчас стоим.

Сунув руку под сиденье, Сато вытащила тонкий титановый кейс, внутри которого оказался необычный, донельзя навороченный компьютер. При включении на экране возникла строка авторизации на фоне эмблемы ЦРУ.

– Помните, профессор, тот светлый парик, который мы нашли в особняке? – спросила Сато, дожидаясь, когда откроется доступ.

– Да.

– Так вот, в нем оказалась скрытая оптоволоконная камера…

– Камера? Но зачем?

Сато мрачно кивнула:

– Сейчас поймете.

И открыла файл.Подождите, пожалуйста…Идет дешифрование файла…

На весь экран раскрылось окно видеопроигрывателя. Приподняв ноутбук, Сато поставила его на колени Лэнгдону.

Сцена перед ним разворачивалась весьма необычная.

Профессор изумился.

«Что это?!»

В полумраке стоял человек с повязкой на глазах. Одетый как средневековый еретик, которого ведут на виселицу, – петля на шее, левая штанина закатана до колена, правый рукав до локтя, рубаха на груди распахнута.

Пораженный, Лэнгдон во все глаза смотрел на экран. О масонских ритуалах он читал достаточно, поэтому о сути происходящего догадался сразу.

«Посвящение в масоны… обряд посвящения в первый градус».

Лэнгдон моментально узнал высокого мускулистого мужчину в белокуром парике и с темным загаром, хотя все татуировки надежно скрывались под бронзовым тональным кремом. Стоя перед зеркалом, кандидат в масоны снимал свое отражение в полный рост на камеру, скрытую в парике.

«Но… зачем?»

Экран померк.

И тут же начался новый ролик. Тесная, слабо освещенная прямоугольная комната. Контрастный, в черно-белую клетку, пол. Низкий деревянный алтарь, окруженный с трех сторон шандалами, в которых потрескивали огни свечей.

Лэнгдона охватила внезапная тревога.

«Боже мой…»

Рывками, как в любительской съемке, камера взяла крупным планом дальний угол комнаты, где собралась небольшая группа людей, оценивающих кандидата. Все в полном масонском облачении. В полумраке профессор не различал их лиц, однако догадывался, где проходит ритуал.

Типичная в своем оформлении ложа могла бы находиться где угодно – если бы не бледно-голубой треугольный щипец над троном Мастера, выдающий своим присутствием самую старую ложу округа Колумбия – Потомакскую ложу номер пять, членами которой состояли Джордж Вашингтон и масонские отцы-основатели, заложившие краеугольные камни Белого дома и Капитолия.

Лэнгдон знал, что ложа действует и по сей день.

Питер Соломон, выполняя обязанности председателя Масонского храма, был одновременно мастером своей местной ложи. Именно в таких камерных, небольших ложах и начинался обычно путь кандидата. Там он проходил посвящение в первые три градуса.

– Братья, – прозвучал знакомый голос Питера Соломона, – во имя Великого архитектора вселенной я объявляю ложу открытой для отправления масонских церемоний первого градуса!

Громко стукнул деревянный молоток.

Отказываясь верить своим глазам, Лэнгдон смотрел на экран, где, сменяя друг друга, мелькали шокирующие эпизоды из ритуалов с Питером Соломоном в главной роли.

Вот он прижимает сверкающий кинжал к обнаженной груди посвящаемого; грозит казнью на колу «в случае несанкционированного разглашения масонских тайн»; разъясняет, что черно-белыми клетками пола представлены живые и мертвые; сулит кандидату страшные кары вплоть до того, что ему «разрежут горло, вырвут язык с корнем, а тело погребут в морских песках…».

Лэнгдон смотрел, не в силах отвести взгляд.

«Неужели это действительно возможно?»

Масонские ритуалы посвящения веками скрывала завеса тайны. Изредка сквозь нее просачивались немногочисленные откровения, написанные низложенными братьями. Лэнгдон их, разумеется, читал, однако увидеть собственными глазами оказалось совсем другим делом.

«Особенно в таком хорошо подредактированном варианте». Лэнгдон уже понял, что видеоролик намеренно представляет масонов в неприглядном свете: все достойные стороны посвящения вырезаны, подчеркиваются лишь самые низменные. Если фильм выложат в Сеть, к утру поднимется шум на весь Интернет. «Почуяв запах крови, слетятся настроенные против масонов конспирологи». Вокруг масонской организации и лично Питера Соломона закипят споры, начнут бушевать страсти, и масонам придется срочно изыскивать пути спасения – хотя на самом деле ничего криминального ритуал в себе не содержал, неся лишь символическую нагрузку.

У Лэнгдона побежали мурашки, когда он увидел отсылку к библейским строкам о жертвоприношении: «…явил Авраам покорность Всевышнему, без колебаний согласившись отдать первенца своего, Исаака». Представив себе Питера, профессор пожалел, что вертолет не может лететь еще быстрее.

Камера тем временем переключилась снова.

Та же комната. Другой вечер. Более многочисленная группа наблюдающих масонов. Питер Соломон на троне Мастера. Это уже посвящение во второй градус. Драматизм нарастает. Преклонение колен перед алтарем; клятва «вечно хранить тайны вольных каменщиков» и согласие на то, чтобы «еще трепещущее сердце было исторгнуто из груди и брошено на растерзание алчным стервятникам».

У самого Лэнгдона затрепетало сердце, когда кадр сменился снова. Еще один вечер. Еще более многочисленное собрание. Масонский табель в форме гроба на полу.

«Третий градус».

Обряд смерти, самая суровая из всех церемоний перевода в следующий градус, – момент, когда кандидату приходится «выдержать последнее испытание гибелью». Смерти предшествует изнуряющий допрос, породивший известное выражение «устроить допрос третьей степени», то есть допрос с пристрастием. Однако даже Лэнгдон, знакомый с обрядом по описаниям и представлявший себе его суть в теории, оказался не готов к происходящему на экране.

«Убийство».

Леденящая кровь нарезка из быстро сменяющих друг друга кадров показывала жестокое убийство кандидата, увиденное глазами самой жертвы. Имитировались удары по голове – в том числе тяжелым молотом каменщика. За кадром Досточтимый мастер скорбным голосом пересказывает историю «сына вдовы» – Хирама Абиффа, главного зодчего Храма Соломона, который погиб, но не выдал известных ему тайн.

Разумеется, нападение и смерть разыгрывались, это был спектакль, однако при такой подаче, как в этом ролике, у зрителя кровь стыла в жилах. Последний удар, и кандидата «ныне мертвого для своей прошлой сущности», что демонстрируют закрытые глаза и скрещенные на груди руки, кладут в символический гроб. Братья-масоны встают и скорбной процессией обходят вокруг гроба под органный аккомпанемент похоронного марша.

Мрачная церемония повергала в ужас.

Однако на этом страшное не закончилось.

Масоны окружили убиенного собрата, и скрытая камера запечатлела их лица со всей четкостью. Только теперь Лэнгдон осознал, что Питер Соломон – не единственная знаменитость в этой комнате. Один из склонившихся над гробом мелькает на телеэкране почти ежедневно.

Известный американский сенатор.

«О Боже…»

Снова смена кадра. Город… вечер… то же прыгающее изображение… человек идет по городской улице… в объектив то и дело лезут светлые пряди, раздуваемые ветром… поворот за угол… камера наезжает на предмет, который человек держит в руке… долларовая купюра… Большая печать крупным планом… всевидящее око… усеченная пирамида… Затем резкий скачок, и в кадре тот же силуэт пирамиды на горизонте… массивное каменное здание пирамидальной формы… покатые стены и усеченная верхушка.

Масонский храм.

Лэнгдону стало жутко.

Ролик продолжался. Вот человек быстрым шагом идет к Храму… взбегает по многоярусной лестнице… Величественные бронзовые двери… два семнадцатитонных сфинкса на страже у входа.

Неофит, переступающий порог пирамиды посвящения.

Экран потемнел.

Затем послышались приглушенные звуки органа, и возникла новая сцена.

Храмовый зал.

Лэнгдон судорожно сглотнул.

Просторное помещение заливал электрический свет. Черный мраморный алтарь сиял в лунном луче, проникавшем через квадратное окно в потолке. Вокруг на обтянутых свиной кожей стульях ручной работы восседали высокопоставленные масоны тридцать третьего градуса – совет призванных в свидетели. Камера медленно поплыла вдоль ряда,останавливаясь на каждом из лиц.

Лэнгдон смотрел с неослабевающим ужасом.

Такого поворота он не предвидел, однако, если подумать, ничего нелогичного тут не было. По определению, в число титулованных и опытных членов масонского братства, собравшихся в столице самой могущественной державы на свете, входят немало известных и влиятельных персон. Вокруг алтаря, сверкая драгоценностями, восседали в длинных шелковых перчатках и запонах каменщиков многие представители власть предержащих.

Два судьи Верховного суда…

Министр обороны…

Спикер палаты представителей…

Помертвев, Лэнгдон смотрел, как объектив камеры выхватывает все новые лица.

Три известных сенатора – в том числе лидер парламентского большинства…

Министр государственной безопасности…

И наконец…

Директор ЦРУ…

Лэнгдон попытался отвести взгляд – и не смог. Ролик затягивал, будто завораживая своим содержанием, устрашающим даже для Лэнгдона. Профессор моментально понял, почему так переживает Сато.

Изображение на экране снова сменилось, теперь в кадре был один-единственный предмет.

Человеческий череп… наполненный темной багряной жидкостью. Кандидат принимал знаменитый «caput mortuum» из рук Питера Соломона (в мерцающем свете свечей на тонком пальце блеснул золотой масонский перстень). Лэнгдон знал, что красная жидкость в черепе – вино, однако она казалась густой, как кровь. Впечатление возникало жуткое.

«Пятое возлияние», – догадался Лэнгдон, читавший описания очевидца и участника этого таинства в «Письмах о масонской организации» Джона Квинси Адамса. И все равно… видеть такое, стать свидетелем того, как за подобным процессом спокойно наблюдает политическая элита страны… Ни один ролик еще не приковывал внимание профессора до такой степени.

Кандидат взял череп из рук Мастера. Его отражение мелькнуло на блестящей багровой глади. «Да обернется это вино смертельным ядом, – провозгласил он, – если я когда-либо осознанно и по своей воле нарушу свою клятву».

Этот кандидат, вне всяких сомнений, изначально собирался нарушить все мыслимые и немыслимые клятвы.

Лэнгдон боялся даже представить, что начнется, если запись попадет в Сеть.

«Не поймут и не простят». Запахнет государственным переворотом. Поднимется массовый вопль, всевозможные антимасонские группировки, фундаменталисты, конспирологи начнут брызгать слюной и ядом, пойдет очередная «охота на ведьм».

«Истина будет поставлена с ног на голову, – сокрушался Лэнгдон. – С масонами такое сплошь и рядом».

Ведь на самом деле этот культ смерти не что иное, как торжество жизни. Масонские ритуалы направлены на то, чтобы пробудить дремлющие резервы человека, помочь ему восстать из гроба невежества, вывести к свету, указать путь к прозрению. Только пережив смерть, человек начинает понимать и ценить жизнь. Лишь через осознание, что земные дни его сочтены, человек приходит к потребности наполнить каждый из них смыслом, прожить их достойно, в служении ближнему.

Масонские ритуалы посвящения устрашают, поскольку призваны преображать. Масонские клятвы неумолимо жестоки, поскольку служат напоминанием, что, кроме нерушимогослова и чести, кандидату нечего будет забрать с собой из бренного мира. Масонское учение не отличается простотой, поскольку оно всеобъемлюще: оперируя общепонятными символами и метафорами, преодолевшими рамки культур, традиций и расовых различий, оно воссоздает единое «общемировое понятие» братской любви.

На мгновение у Лэнгдона затеплилась надежда. Он попробовал убедить себя, что, даже если ролик и выйдет в Сеть, у зрителей хватит понимания и терпимости. Ведь понятно же: в любой культовой церемонии найдутся отталкивающие моменты – тем более в отрыве от контекста. Символические церковные обряды, воссоздающие страдания Христа на кресте; процедура обрезания у иудеев; крещение мертвых у мормонов; католическая практика изгнания бесов; ношение никаба в исламе; шаманские камлания; иудейский обычай «капарот»; и даже поедание «тела Христова» и питие «крови Христовой»…

«Не надейся, – оборвал свои радужные мечты Лэнгдон. – Если ролик увидят посторонние, начнется хаос». Только представить на секунду, что кто-то выпустит в эфир видео, где русские или исламские высокопоставленные лица угрожают жертве ножом, произносят средневековые клятвы, инсценируют убийства, укладываются в символические гробы и пьют вино из человеческих черепов… Мир не замедлил бы выплеснуть возмущение и ярость.