Чтение 13–й страницы книги ~Барьер Сантароги~

Дейсейн внимательно посмотрел на Мардена, встретил взгляд его зелёных глаз, циничных зелёных глаз.

Гнев закипел внутри Дейсейна. Он попытался подавить его. Да ну их к чёрту! Да, он хотел поговорить с Дженни. И он поговорит с ней, как бы они ни пытались помешать этому.

— Я не знаю номер телефона доктора Паже.

В трубке отчётливо прозвучал вздох.

Дейсейн заметил телефонный справочник, висевший на цепи, прикреплённой к стенке будки, и почувствовал, как на него накатывает волна вины бессмысленной, убийственной, давившей на психику. Он услышал, как оператор набирает номер.

Потом раздался голос Дженни.

— Дженни!

— О, привет, Джилберт!

Внутри Дейсейна всё оборвалось — в её голосе явно сквозила небрежность!

— Дженни, ты знаешь, они пытаются выдворить меня из долины? — спросил он.

Последовала пауза.

— Дженни?

— Я всё слышала. — Та же небрежность и такой же отчуждённый тон.

— Это всё, что ты хочешь мне сказать? — В его голосе слышались и боль, и гнев.

— Джилберт… — После некоторого молчания она добавила: — Возможно, будет… лучше… если ты… ненадолго… просто на некоторое время… уедешь… далеко… отсюда.

Теперь он почувствовал напряжённость, скрывавшуюся за выказываемой небрежностью.

— Дженни, я еду в парк «Песчаные холмы» и заночую там в своём грузовике. Они не смогут выдворить меня.

— Джилберт, не делай этого!

— Ты… хочешь, чтобы я уехал?

— Я… Джилберт, пожалуйста, возвращайся и поговори с дядей Ларри.

— Я уже говорил с ним.

— Прошу тебя. Ради меня.

— Если ты хочешь встретиться со мной, то приезжай в парк.

— Я… не осмелюсь.

— Ты не осмелишься? — в ярости повторил он. Чем же они запугали её?

— Прошу тебя, не проси меня объяснить тебе, в чём дело.

Несколько секунд Дейсейн был в растерянности, потом сказал:

— Дженни, я отправлюсь в этот парк. Там всё обдумаю. А после этого я вернусь.

— Во имя Господа, Джилберт… прошу тебя, будь осторожен.

— Конечно, я должен остерегаться, но чего же?

— Просто… будь осторожен.

Дейсейн ощущал тяжёлый вес пистолета в кармане, и это наполняло его уверенностью, что он справится с любыми неведомыми опасностями этой долины. Вот в чём всё дело — то, что эти опасности были расплывчатыми. Не имели какой-либо ясно выраженной формы. Какой смысл в пистолете, когда ему противостоит некая бесформенная угроза?

— Я вернусь, Дженни, — пообещал он. — Я люблю тебя.

Она заплакала. Он отчётливо расслышал её всхлипывания, прежде чем связь прервалась.

Всё ещё дрожа от ярости, Дейсейн вернулся к грузовику, объехал на нём вокруг полицейской машины и направился к восточной дороге. Марден по-прежнему следовал прямо за ним.

«Пусть едет, сукин он сын!» — выругался про себя Дейсейн. Он понимал, что действует безрассудно и беспечно, но что-то говорило ему, что он поступает правильно. Он должен играть в открытую. Вот в чём всё дело. В открытую. Возможно, тогда он сможет получить ответы на свои вопросы.

Он пересёк реку по бетонному мосту. По левую сторону от него сквозь листву деревьев мелькали теплицы. Дорога вилась вверх среди деревьев, которые вскоре сменились кустарником. Дальше характер местности менялся. Он видел на горизонте холмы, поросшие деревьями, но перед ним протянулись невысокие бугорки с чахлым кустарником и бурьяном; редко где в низинах виднелись серые пятна грязи и пруды с чёрной водой, вблизи их вообще не росло ничего живого.

Над местностью витал запах серы, влажный и удушливый.

Дейсейн с внезапным чувством узнавания понял, где должны находиться песчаные холмы. Справа он увидел сломанную табличку, слетевшую с какого-то столба. Ещё один столб наклонился под неестественным углом.

«Государственный парк „Песчаные холмы“ — желаем приятно провести время».

Две колеи уводили по песку вправо к территории, огороженной забором, со сторожкой, в которой с одной стороны не имелось дверей, а по углам располагались начавшие осыпаться каменные камины.

Дейсейн свернул на колею. Накренившись, его грузовик с трудом продвигался по территории парка. Он затормозил перед одним из каменных каминов и огляделся. Это местовыглядело унылым и непривлекательным.

Визг колёс и тяжёлое урчание мотора слева привлекли внимание Дейсейна. Марден остановил патрульную машину рядом с ним и высунул голову в открытое окно.

— Почему вы остановились здесь, Дейсейн? — В его голосе звучали нотки раздражения.

— Это ведь государственный парк, не так ли? — спросил в свою очередь Дейсейн. — Разве есть закон, который запрещает мне расположиться на отдых здесь?

— Не паясничайте, Дейсейн!

— Если у вас нет ордера на мой арест, то я остановлюсь здесь, произнёс Дейсейн.

— Здесь? — Марден показал рукой на царившее вокруг запустение.

— Лучше здесь, чем в Сантароге, — заметил Дейсейн.

— Что вы пытаетесь этим доказать, Дейсейн?

Тот ответил капитану выразительным молчанием.

Марден в ярости убрал голову в салон автомобиля. Дейсейн заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимавших руль. Вскоре он снова высунул голову и смерил Дейсейна пронзительным взглядом.

— Ладно, Дейсейн. Будем считать, что это ваши похороны.

Патрульная машина прыгнула вперёд, развернулась вокруг места парковки, с рёвом направилась, выбрасывая песок из-под колёс, к шоссе, в сторону города.

Дейсейн подождал, пока-пыль не осядет, и лишь потом вылез из кабины. Забравшись в кузов, он проверил свои продуктовые запасы: фасоль, порошковое молоко и яйца, баночные сосиски, две бутылки кетчупа, банка сиропа и наполовину пустой ящик с блинной смесью… кофе, сахар… Со вздохом он присел на скамейку.

Из окна напротив были видны песчаные холмы и сторожка без дверей. Дейсейн потёр лоб. Между висками стуком отдавалась боль — ушиб ещё давал знать о себе.

Впервые с момента, как он решил направить свой грузовик в эту долину, Дейсейн задумался над своими действиями. Он понимал, что он поступал безрассудно. Все словно кружились в безумном забытом танце павана: Дженни, Марден, Бурдо, Паже, Вилла, Шелер, Нис… Да, безумном, но вместе с тем в нём заключался какой-то особенный смысл. Его ссадины и ушибы стали частью этой бессмыслицы.

И ещё тут была машина Джерси Хофстеддера — почему-то это казалось ему самым значительным воспоминанием.

Ему представилось, что он снова погружается в озеро, идёт на дно, пытаясь самостоятельно вынырнуть на поверхность жестокой правды перед самим собой. «Мы» — Дженни уже потеряла часть своего ужаса. Тогда «Мы» подразумевало пещеру и кооператив «Джасперс» — «Мы», терпеливо дожидавшееся, когда он примет решение.

Он понимал, что решение принял он сам. Как бы ни влияла та эссенция из тусклой красной пещеры на его психику, решение принял он сам. Так должно было быть — или же этот безумный танец потеряет весь свой смысл.

«Я всё ещё пытаюсь бороться, — подумал он. — Я всё ещё боюсь, что превращусь в одного из тех, лишённых осмысленного взгляда, кого я видел на сортировочном конвейере в здании кооператива».

Ему было ещё немного не по себе, когда он вылез из кузова и встал на песке, но тут Дейсейн позабыл обо всём, ощутив тепло полуденного солнца. Какой-то ворон пронёсся так близко от его головы, что он ощутил хлопанье крыльев.

Дейсейн наблюдал за полётом птицы, размышляя над тем, как же странно видеть здесь только одно живое существо — этого ворона. Никаких других птиц, только ворон, и такой же одинокий, как и он сам.

«А то, что я сделал… отрезало ли это мне путь назад?» — спросил он себя. И подумал, что если он примет решение, направленное против Сантароги, то он станет одиноким вороном — существом без рода и племени.

Вся проблема, как он понимал, была в том, что какая-то сила, скрывающаяся где-то глубоко внутри него, принуждала его составлять правдивые отчёты для тех, кто послал его сюда. Чистота его нового «я», изменённого благодаря Джасперсу, настаивала на этом. Как и воспоминание о своём долге. Пойти на обман означало проявление бесчестия,падение его «я». Он почувствовал зависть к этому своему «я» — ни у одной его, даже самой маленькой частички, не было никаких тёмных пятен, все они имели свою значимость, без которой нельзя было обойтись.

Это его «я», прежнее, но виденное теперь под другим углом зрения, приобретя такую ценность, которую он не мог и вообразить себе, возложило на него ужасное бремя, Дейсейн понимал это. Он вспомнил безумие, сопровождавшее происшедшую в его сознании перемену, вызванную Джасперсом, те трудности, которые ему пришлось преодолеть, чтобы взобраться на эту вершину.

И в это мгновение он почувствовал снисходительность к собственным поступкам, совершённым совсем в недалёком прошлом, которая опутала его словно туман, вызывавшийозноб, несмотря на всю жару полуденного солнца. Дейсейна передёрнуло. «Как же это хорошо, — подумал он, — не принимать никаких решений. Какой соблазн дать возможность этому беспокойному чувству внутри его сознания поднять свою древнюю змеиную голову, чтобы она проглотила все беспокойные мысли».

Его вид на жителей долины приобрёл снисходительный оттенок. Несколько секунд они стояли рядом с ним, расположившись призрачными рядами богоподобные властелины примитивных существ.

«А может, они проверяют меня, — подумал он. — Но тогда зачем Дженни говорит, что она не смеет приехать сюда к нему? И где дети?»

Рациональной частью своего разума он попытался ответить себе, способен ли он думать рассудительно, и пришёл к выводу, что не уверен, что это так. «Сколько же из моихмыслей возникло в результате действия наркотика?» спросил он себя.

В самые решительные моменты принятия решения необходимо сознавать это. На что он должен опираться, решаясь сделать свой выбор.

Никто не мог помочь ему в этом, он знал это. Ему предстояло самому в одиночестве заниматься поисками решения. Если он правдиво изложит все факты в своём докладе команде Мейера Дэвидсона, то тем самым обречёт Сантарогу на гибель. Если же его доклад будет лживыми, то в своей душе он откроет путь бурному росту злокачественной опухоли, которая в конце концов приведёт его к гибели.

Он уже в некоторой степени отрезал себя от Сантароги — подобно удару ножа, осознал Дейсейн. Бандероль с Джасперсом, которую он послал Селадору для анализа, постоянно появлялась в его мыслях. Именно тогда он начал отдаляться от Сантароги.

Да, это был жест, ничего более. Символический. Какая-то его часть уже в момент отправления бандероли знала, что она, какой бы продукт Джасперса там ни содержался, прибудет к адресату в разложившемся состоянии. Дейсейн понял, что он бросил открытый вызов сантороганской части самого себя.

«Поступал ли так Бурдо? — подумал он. — Какими посылками обменивался он с адресатом из Луизианы?»

Бандероль, отправленная Селадору, — это словно бросить камнем по воробьям. Он вспомнил, как мальчишкой бросал камни в кота, который находился слишком далеко от него, и камни не долетали. Серый кот. Он вспомнил, как внезапно смолкли птицы в тётушкином саду, заметив крадущегося серого кота… недолёт камня.

Паже был этим серым котом.

Кот в саду посмотрел вверх, на мгновение удивлённый звуком упавшего неподалёку камня, оценил ситуацию и продолжил охоту, выказывая негодующее презрение к ребёнку,который находился слишком далеко, чтобы добросить до него камень.

Что же сделал Паже?

Внезапно на Дейсейна снизошло озарение, когда человек чувствует себя окрылённым. И в эту секунду он понял, почему он чувствует себя таким ужасно одиноким.

У него не было компании, родного местечка в этом деловитом улье-общине, возможности уйти от принятия собственных же решений, одолевавших его. Каковы бы ни были его решения, независимо от последствий, — это были его решения. Возможно, Селадора ждёт позор за провал его агента. Возможно, менее щедрыми станут дотации, получаемые университетом от государства и частных лиц. Но всё дело было в том — и это было главное, — что Сантарога могла быть уничтожена.

И всё из-за какого-то решения, которое на самом деле было просто жестом, попыткой доказать что-то самому себе, попыткой одного одинокого человека, стоявшего среди пустынных песчаных холмов, чьи мысли витали в фантазиях, кружась вокруг одинокой вороны и серого кота.

Сейчас настал момент для позитивных действий, и единственное, о чём он мог думать, это снова залезть в кузов и поесть.

Когда он оказался в замкнутом пространстве кузова грузовика и занялся приготовлением яичницы, грузовик протестующе поскрипывал. Голод мучал Дейсейна, но ему не хотелось этой пищи. Он знал, чего он хотел — того, от чего он сбежал сюда, того, чего так жаждало его тело, и эта боль вскоре стала невыносимой, его сутью…

Джасперс.

С наступлением темноты Дейсейн включил лампу, висевшую на стенке кузова грузовика, и вернулся к своим записям. Он понимал, что должен чем-то занять свои мысли, но смрадный запах стоянки постоянно вторгался в их течение. Грузовик представлял собой крохотный мирок с резко очерченными границами, но влияние внешнего мира сказывалось и здесь. Дейсейн посмотрел через окно на звёзды — яркие отверстия в тёмном балахоне вселенной. Они усиливали его чувство одиночества. Он резко отвёл взгляд в сторону.

Записи…

Те же самые вопросы, мучавшие его всё это время, не могли не оказаться и в них:

Где дети?

Как и с кем Джасперс срабатывает не так, как надо, в результате чего появляются зомби?

Как может быть вся коммуна подсознательно настроена на желание убить человека?

В чём сущность Джасперса? Что это такое? Что он делает с химической структурой тела человека?

Дейсейн сознавал всю опасность дать ответ на эти вопросы. Это были вопросы и в то же самое время в них же таился и ответ. Это прощупывание именно при помощи этого и сантарожанцы настраиваются против вмешательства извне.

Он должен был сделать это. Как ребёнок, который не поймёт, что такое огонь и что нельзя совать в него руку, пока не обожжётся, он должен был сделать это. Но, сделав это, сможет ли он затем вернуться и рассказать всю историю команде Мейера Дэвидсона?

Если он действительно найдёт ответы на свои вопросы и решится сделать полный и честный отчёт, то позволит ли Сантарога ему поступить так?

Дейсейн понимал, что тут задействованы силы, против которых он не более чем свеча, мерцающая во время бури.

Он услышал шаги по песку, погасил свет, открыл дверь и выглянул из кузова.

К грузовику со стороны шоссе приближалась призрачная фигура — то ли женщина в коротком платье, то ли невысокий мужчина в пиджаке.

— Кто там? — крикнул Дейсейн.

— Джил!

— Дженни!

Он спрыгнул на песок и пошёл навстречу ей.

— А я думал, что ты не придёшь сюда. Ты ведь сказала мне…

— Прошу тебя, не подходи ближе, — сказала Дженни. Она остановилась в десяти шагах от него.

В её голосе слышался какой-то странный надрыв. Дейсейн не знал, что ему делать.

— Джил, если ты не собираешься вернуться к дяде Ларри, то ты должен покинуть долину, — сказала она.

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— Ты должен.

— Почему?

— Я… они хотят, чтобы ты уехал.

— Что я сделал?

— Ты опасен для нас. Мы все знаем об этом. Мы можем чувствовать это ты опасен.

— Дженни… неужели ты думаешь, что я могу причинить тебе вред?

— Я не знаю! Я знаю лишь то, что ты опасен.

— И ты хочешь, чтобы я уехал?

— Я приказываю тебе уехать.

— Приказываешь мне? — Он слышал истерические нотки в её голосе.

— Джил, прошу тебя.

— Я не могу уехать, Джен. Не могу.

— Ты должен.

— Я не могу.

— Тогда возвращайся к дяде Ларри. Мы позаботимся о тебе.

— Даже если я превращусь в зомби?

— Не говори так!

— Но ведь такое возможно, не так ли?

— Дорогой, мы в любом случае позаботимся о тебе!

— Вы заботитесь только о себе.

— Конечно.

— Дженни, ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

— Да, знаю, — прошептала девушка.

— Тогда почему ты это делаешь со мной?

— Да ничего мы с тобой не делаем! — сквозь рыдания выкрикнула девушка. — Это всё ты делаешь… всё это случилось из-за тебя.

— Я делаю единственное, что я должен делать.

— Ты не должен делать ничего.

— Ты хочешь, чтобы я говорил неправду… лгал?

— Джил, умоляю тебя. Ради меня… ради себя — уезжай!

— Или же вернуться к дяде Ларри?

— Да, прошу тебя.

— А что случится, если я не сделаю этого.

— Если ты действительно любишь меня… О Джил, я не смогу выдержать… если…

Она умолкла, слёзы мешали ей говорить.

Дейсейн направился к ней.

— Дженни, не надо.

Она внезапно перестала плакать и начала отступать от него, тряся головой.

— Не подходи ко мне!

— Дженни, что с тобой?

Она прибавила шагу.

— Дженни, перестань!

Неожиданно она повернулась и бросилась бегом по дороге. Дейсейн побежал за ней, но потом остановился. Какой смысл догонять её?