Чтение 21–й страницы книги ~Барьер Сантароги~

— Помните, вы говорили, что, возможно, я прав, а уже в следующую минуту утверждаете совершенно обратное.

Паже вздохнул.

— У меня есть одно предложение, — сказал Дейсейн.

— Говорите.

— Вам оно не понравится, — заметил Дейсейн.

Паже пристально посмотрел на него.

— Что у вас на уме?

— Вам будет страшно сделать это.

— Я не…

— Это что-то вроде клинического теста, — перебил его Дейсейн. — Но, как мне кажется, вы будете искать любой предлог, чтобы не допустить проведения этого теста или же его остановку. Вы будете пытаться сделать вид, что не понимаете меня. Вы попытаетесь ускользнуть от…

— О Господи! Что у вас на уме?

— И, возможно, вы сумеете сделать это?

— Что именно?

— Отказаться от моего предложения.

— Не пытайтесь загнать меня в угол, Джилберт.

— Ну, хорошо, слушайте, — произнёс Дейсейн. Он поднял руку, останавливая Паже. — Я хочу, чтобы вы позволили мне загипнотизировать вас.

— Что?

— Вы слышали, что я сказал.

— Зачем?

— Вы родились здесь, — начал Дейсейн, — вы с самого рождения привыкаете к влиянию этого… заряда сознания. Я хочу заглянуть в глубины вашего подсознания, увидеть,какого рода страхи вы…

— Из всех сумасшедших…

— Я не какой-то там любитель-шарлатан, просящий вас подвергнуться гипнозу, — перебил его Дейсейн. — Я — клинический психолог, хорошо знакомый с гипнотерапией.

— На что вы надеетесь, когда…

— Что такое человеческий страх? — снова не дал договорить ему Дейсейн. — Это как свет маяка, указывающий дорогу домой. Проникните в эти страхи и вы познаете его подспудные мотивы. За любым страхом таится насилие огромной…

— Чепуха! У меня нет…

— Вы же врач. Вам об этом известно лучше, чем кому-либо.

Паже молча уставился на него. Вскоре он признал:

— Да, конечно, каждый человек испытывает страх смерти. И…

— Больше, чем это.

— Вы считаете себя каким-то богом, Джилберт? Вы просто ходите вокруг да около…

— Ответьте мне, «взлетит ли орёл по твоей команде и совьёт ли гнездо среди высоких скал»? — начал Дейсейн. Он покачал головой. — Чему вы поклоняетесь?

— А… вот оно что — религия. — Паже облегчённо вздохнул. — Тебе не нужно бояться ужаса ночи, ни стрелы, днём летящей; ни чумы, крадущейся во мраке; ни разрушения, опустошающего всё в округе в полдень. Вы это хотите услышать. Что…

— Нет, не это.

— Джилберт, я не настолько невежественен в этих вопросах, как вы, наверное, себе вообразили. Если я соглашусь на ваше предложение, то можно расшевелить такое…

— И что же именно?

— Мы оба знаем, что это невозможно предсказать заранее.

— Вы проводите эксперимент от имени общины… группы, общества, которое не хочет, чтобы я лез в его дела, — произнёс Дейсейн. — Так чему же на самом деле поклоняется это общество? С одной стороны вы говорите: можете смотреть и изучать всё, что только пожелаете. А с другой — захлопываете двери. В каждом действии…

— Неужели вы в самом деле верите, что кое-кто из нас пытался… убить вас… ради безопасности общины?

— А разве нет?

— Неужели не найдётся других объяснений?

— Каких же?

Дейсейн пристально смотрел на Паже. Вне всякого сомнения, доктор был встревожен. Он избегал взгляда Дейсейна, руки его при этом двигались бесцельно, а дыхание участилось.

— Общество никогда не верит, что оно может умереть, — сказал Паже. — Из этого следует: общество, как таковое, никогда никому не поклоняется — если оно не может умереть, то никогда и не предстанет перед Высшим Судом.

— И в таком случае, — продолжил Дейсейн, — оно может вытворять такие мерзости, какие отдельному человеку никогда бы и в голову не пришли — его бы просто стошнило от одной только мысли об этом.

— Возможно, — пробормотал Паже. — Возможно. Ну хорошо. Почему вы решили проверить меня? Ведь я никогда не пытался причинить вам зла.

Дейсейн, ошарашенный этим вопросом, отвёл взгляд в сторону. За окном сквозь зелень деревьев он увидел полоску холмов, которые окружали Сантарогу. Он чувствовал себя пленником этой гряды холмов, запутавшимся в паутине собственных мыслей.

— А что вы скажете о людях, которые пытались убить меня? — резким тоном спросил Дейсейн. — Они что, подходящие объекты для исследований?

— Мальчик — возможно, да, — ответил Паже. — Мне всё равно придётся исследовать его.

— Пити, сын Йорика, — заметил Дейсейн. — Один из неудавшихся экспериментов, да?

— Не думаю.

— Ещё один человек с раскрепощённым сознанием… как я?

— Вы запомнили это?

— Тогда вы говорили, что внешний мир умирает, что вы отгородились от него здесь… с помощью Джасперса.

— Да, тогда я вам многое рассказал, сейчас я это припоминаю, — заметил Паже. — Действительно ли ваше сознание сейчас полностью раскрепощено? Вы уже можете видеть то же, что и мы? Стали ли вы таким же, как мы?

Дейсейн внезапно вспомнил голос Дженни в телефонной трубке: «Будь осторожен». И страх в её словах: «Они хотят, чтобы ты уехал».

В ту же секунду Паже снова превратился в его сознании в серого кота в саду, вспугнувшего птиц, и Дейсейн понял, что он по-прежнему одинок, он не соединился ни с кем, ни с какой группой. Он вспомнил озеро, то особенное восприятие ощущений — когда он чувствовал всё своё тело, общее настроение всей компании, которое он разделял с ними.

И тогда он начал вспоминать все беседы, которые вёл с Паже, по-новому оценивая их. Он чувствовал, что в данные секунды внутри его сознания началась перестройка его мироощущений, которые производила Сантарога.

— Я дам вам ещё немного Джасперса, — сказал Паже. — Возможно, тогда…

— Вы подозреваете, что я незаметно для себя дрожу от волнения? перебил его Дейсейн.

Паже улыбнулся.

— Сара продолжает использовать фразы, которые имели хождение в прошлом, — сказал он, — до того, как мы урегулировали наши отношения с «Джасперсом»… и внешним миром. Но не стоит смеяться над ней и её стилем речи. Она сохранила невинный детский взгляд.

— Который отсутствует у меня.

— У вас всё ещё остались кое-какие догмы и предрассудки тех нелюдей, сказал Паже.

— К тому же я услышал и узнал слишком много о вас, сантарожанцах, чтобы мне позволено было уехать, — заметил Дейсейн.

— Неужели вы так и не попытаетесь стать? — произнёс Паже.

— Стать кем? — Этот сумасшедший, почти шизофренический разговор с Паже выводил Дейсейна из себя. «Болтовня! Раскрепощённое сознание!»

— Только вы знаете это, — ответил Паже.

— Знаю что?

Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Дейсейна.

— Я скажу вам, что я понял, — произнёс тот. — Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Вина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила своё жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследовать, почему меня едва не раздавила машина в гараже или сгорел мой грузовик. Вы не хотите…

— Ну хватит!

Паже потёр подбородок и отвернулся.

— Ну, что я говорил: вам всё же удалось это, — заметил Дейсейн.

— «Iti vucati», — пробормотал Паже. — «Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная». Интересно, может, поэтому вы и прибыли сюда — чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.

Он повернулся и пристально посмотрел на Дейсейна.

— О чём вы говорите? — спросил тот. В тоне и манерах собеседника Дейсейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него беспокойство.

— Внутренняя просвещённость всех живых существ начинается со своего «я», — начал Паже. — И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти,основанной на восприятии символов. Будучи сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути — то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…

— Прекратите свои попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовнёй, перебил его Дейсейн. — Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…

— …пустоты, — закончил за него Паже. — Да, да. Пустота — очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна как только математика. Всякое феноменальное существование — преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания. Каждую минуту любая вещь превращается в нечто иное.

Дейсейн приподнял голову над подушкой. Неужели старый доктор сошёл с ума?

— Действие само по себе не может дать результата, — продолжал Паже. Вы мыслите в абсолютных категориях. Однако поиск любой закономерности есть плод ложной фантазии. Вы пытаетесь при помощи пальцев отцедить мыло от воды. Реальность восприятия — признак заблуждения.

Дейсейн покачал головой. Его собеседник говорил полную чушь.

— Я вижу, что вы смущены, — продолжал Паже. — Вы на самом деле не понимаете, какая в вас скрыта интеллектуальная энергия. Вы ходите по узким тропам. Я же предлагаю вам новые орбиты…

— Да перестаньте вы, — прервал его Дейсейн. — Он вспомнил озеро, хриплый женский голос, говорящий: «Это единственное, что можно сделать». И ответ Дженни: «Мы и делаем это».

— Вы должны привыкнуть к условному мышлению, — сказал Паже. — Только в этом случае вам удастся осознать относительность собственного существования и стать выразителем относительной истины, которую вы пытаетесь постичь. У вас есть способность к этому. Я вижу это. Ваш дар предвидения насильственных действий, направленных на…

— Какой бы эксперимент вы ни проводили надо мной, вы ведь не прекратите его, не так ли? — спросил Дейсейн. — Вы все будете давить на меня, давить и…

— Кто это давит? — удивился Паже. — Разве не вы оказываете самое сильное давление на…

— Чёрт бы вас побрал! Замолчите!

Паже молча смотрел на него.

— Эйнштейн, — пробормотал Дейсейн. — Относительность… абсолютность… интеллектуальная энергия… феноменальный… — Он замолчал, когда его разум вдруг заработал со скоростью компьютера подобно тому, как это уже было с ним, когда он решился перелететь на грузовике через провал в мосту.

«Скоростная работа ума, — подумал Дейсейн, — напоминает охоту за подводными лодками — в сознании. И успех зависит от количества задействованных тобою поисковых отрядов и скорости их передвижения».

И так же быстро, как возникло это ощущение, оно исчезло. Но это было самое сильное потрясение в его жизни. Правда… в этот раз его необычный дар не предупреждал его о непосредственной опасности.

«Узкие тропы», — повторил Дейсейн про себя. Он с удивлением посмотрел на Паже. В его словах был скрыт какой-то подтекст. Может, именно так сантарожанцы и думают? Дейсейн покачал головой. Вряд ли. Ему это казалось невозможным.

— Могу я рассказать поподробнее? — спросил Паже.

Дейсейн кивнул.

— Вы, должно быть, заметили, мы провозглашаем свои относительные истины в несколько бесцеремонной манере. — Условное мышление не допускает никакого другого подхода. Ведь оно подразумевает взаимное уважение. И это резко отличается от подхода к рыночным отношениям людей, пославших вас сюда шпионить за нами. У них есть…

— Как быстро вы можете думать? — спросил Дейсейн.

— Быстро? — Паже пожал плечами. — По мере необходимости.

«По мере необходимости», — повторил про себя Дейсейн.

— Могу я продолжить? — спросил Паже.

И снова Дейсейн кивнул.

— Мы заметили, — начал Паже, — что та нечистоплотность, которой отмечено наше время, проникла и на телевидение — с этим вы согласитесь, не раздумывая. И теперь остался один короткий шаг к мысли о том, что сейчас размещаются потоки измерительных приборов и создаются подслушивающие группы бригад. Я не сомневаюсь, что это уже сделано — это так очевидно. А теперь задумайтесь на секунду над тем, как воротилы большого бизнеса относятся к тем, кто выполняет подобного рода работу, и к тем, кто посчитал, что ему негоже заниматься ею.

Дейсейн прокашлялся. Вот в чём суть обвинительного акта, выдвинутого сантарожанцами против внешнего мира. «Как вы используете людей? С достоинством? Или же их способности вы используете для достижения собственных целей?» Внешний мир всё больше и больше начал казаться Дейсейну, как место вызывающей раздражение пустоты и умышленно льстивых речей.

«Я уже действительно начинаю видеть всё, как сантарожанцы», — подумал Дейсейн. В его сознании возникло чувство победы. Ведь ради этого он и был послан сюда.

— Не удивительно, — продолжал Паже, — что закон военного времени используется и сейчас, в мирное время, в рекламе и политике — ведь, знаете, это тоже своего рода война — сами проблемы остаются теми же. Вне зависимости от поля битвы лучшее оружие — математика дифференциальных уравнений.

«Армии, — подумал Дейсейн. Он сфокусировал свой взгляд на двигающихся губах Паже, внезапно удивившись перемене темы разговора. Неужели Паже сделал это преднамеренно? Ведь они разговаривали о невидимой стороне жизни Сантароги, её страхах…

— Вы дали мне пищу для размышлений, — сказал Паже. — Я на некоторое время оставлю вас одного, и посмотрим, смогу ли я придумать что-нибудь конструктивное. У изголовья вашей кровати находится кнопка вызова. На этом этаже нет дежурной медсестры, но в случае необходимости кто-нибудь быстро поднимется к вам. Время от времени они будут заглядывать к вам. Может, вам бы хотелось что-нибудь почитать? Я мог бы что-нибудь передать.

„Что-нибудь конструктивное? — подумал Дейсейн. — Что он имел в виду?“

— Как насчёт нескольких номеров нашей газеты? — спросил Паже.

— Принесите мне бумагу и ручку, — попросил Дейсейн. — И да, эти газеты.

— Очень хорошо. Постарайтесь отдохнуть. Кажется силы постепенно возвращаются к вам, но не переусердствуйте.

Повернувшись, Пахе вышел из комнаты.

Вскоре появилась рыжеволосая медсестра с кипой газет, блокнотом и тёмно-зелёной шариковой ручкой. Она положила всё это на прикроватную тумбочку и сказала:

— Поправить вам постель?

— Нет, спасибо.

Дейсейн вдруг поймал себя на том, что её лицо ему кого-то поразительно напоминает… да, Эла Мардена.

— Ваша фамилия Марден, — сказал он.

— Итак, что ещё нового? — произнесла она и, когда он ничего не ответил, вышла из комнаты.

„Так, я её достал!“ — подумал Дейсейн.

Он взглянул на кипу газет и вспомнил, как по всему городу безуспешно искал газетный киоск. А сейчас они попали к нему с такой лёгкостью, что потеряли часть своей привлекательности. Дейсейн соскользнул с кровати и встал. Слабости в коленях он почти не ощущал.

В поле зрения попал ящик с консервами.

Он прошёл к нему и, порывшись, обнаружил банку яблочного повидла, после чего тут же опустошил её, пока не исчез запах Джасперса. Во время еды он надеялся, что теперь к нему вновь вернётся тот уровень с необыкновенной ясностью и скоростью мышления, что он пережил на мосту и на короткое время, разговаривая с Паже.

Яблочное повидло утолило его голод, оставив какое-то смутное беспокойство — но и только.

„Может, со временем влияние его уменьшается? — подумал он. — И с каждым разом требуется всё больше и больше этой ерунды? А, может, он просто начинает акклиматизироваться?

Так что же, поймали они его на крючок?“

Дейсейн вспомнил Дженни, смотревшую на него умоляющим взглядом, но это был обманчивый взгляд. „Заряд сознания. Что во имя Бога сантарожанцы открыли?“

Дейсейн посмотрел в окно на вереницу холмов, проглядывающих сквозь листву деревьев. Где-то внизу горел невидимый отсюда костёр — его дым спиралью поднимался над горным кряжем. Дейсейн уставился на этот дым, увидев в том огне какой-то загадочный мистицизм; он почувствовал себя первобытным охотником — этот дым словно бы явил ему, его душе, знак из далёкого генетического прошлого. И не было никакого страха. Наоборот, он как бы воссоединялся с какой-то частью своего „я“, которую он отрезал от себя ещё в детстве.

„Меня тянет исследовать своё детство“, — подумал он.

И в этот момент он понял, что сантарожанцы так и не лишили его первобытного прошлого — оно скрывалось внутри его мембранного разума.

„Я становлюсь сантарожанцем, — подумал Дейсейн. — Насколько же далеко зайдёт этот процесс, прежде чем я поверну его в обратную сторону? Ведь у меня есть долг перед Селадором и теми, кто направил меня сюда. Когда же я это сделаю, решусь на этот шаг?“

Но вместе с этой мыслью пришло глубокое отвращение к возвращению во внешний мир. Но ему придётся вернуться. Он почувствовал приступ тошноты, подкатившей к горлу, в висках застучало. Дейсейн вспомнил о раздражающей пустоте внешнего мира, составленной из осколков жизней, где эгоизм прикрывался бутафорскими нарядами, где почти не осталось ничего, что могло бы вызвать душевный подъём и воспарение.

„У жизни во внешнем мире нет прочного фундамента, — подумал Дейсейн, невозможно связать воедино все отдельные события. Есть лишь только пустая сверкающая дорога,по бокам которой мелькают столбы-указатели, которые действуют гипнотически, отвлекая внимание от дороги. А за сверкающим полотном — только безликие строения из досок… и полное запустение.

Я не могу вернуться, — думал Дейсейн. Он прошёл к кровати и упал на простыни. — Мой долг… я должен вернуться. Что же это творится со мной? Неужели я пробыл здесь слишком долго и дождался наконец?

Неужели Паже наврал ему насчёт влияния Джасперса?“

Дейсейн перевернулся на спину и прикрыл ладонью глаза. „В чём же заключается химическая сущность Джасперса? От Селадора здесь помощи ждать было нельзя — это вещество невозможно было перевезти во внешний мир.

Я знал это, — подумал Дейсейн. — Я всё время знал это“.

Он убрал руку с лица. Вне всякого сомнения: он пытается избежать ответственности. Дейсейн посмотрел на двери в стене напротив него: кухня, лаборатория…

Из груди вырвался тяжёлый вздох.

Он знал: лучший объект для исследования — сыр. В нём дольше всего сохраняется присутствие Джасперса. Лаборатория… и немного сыра.

Дейсейн нажал кнопку звонка у изголовья своей кровати.

Он вздрогнул, когда прямо сзади него раздался женский голос.

— Вам сию секунду требуется медсестра?

Дейсейн повернулся и увидел громкоговоритель, вмонтированный в стену.

— Мне бы хотелось немного сыра Джасперс, — ответил он.

— О… сейчас, сэр. — В женском голосе прозвучало восхищение, которое не могла скрыть электроника.

Вскоре рыжеволосая медсестра с теми же чертами лица, что и у Мардена, вошла в комнату с подносом. Она поставила поднос поверх газет на тумбочку.

— Вот доктор, — сказала она. — Я принесла заодно вам и немного сухого печенья.

— Спасибо, — поблагодарил её Дейсейн.

В дверях девушка остановилась.