Чтение 12–й страницы книги ~Встречный катаклизм~

Однако где было набрать специалистов на все растущие и растущие эскадры экранопланов? Училища задыхались, выпуская «спринтеров» пачками («спринтерами» прозвали тех, кого готовили для «экранов»), но нельзя же было, в самом деле, выпускать всех подряд? Кого-то ведь нужно было и отчислять, хотя бы по здоровью тела, не говоря о духе. Так что иногда приходилось через некоторое время, дав офицерам несколько отдышаться на обычных кораблях, снова направлять их командовать «экранами». Например, у капитана-лейтенанта Тёмкина это был третий по счету «экран».

Надо сказать, что, несмотря на плохенькую учебу в училище, в офицерской службе Тёмкин преуспел, правда не сразу. Вначале, на чисто технической должности, было тяжко.В электрических схемах капитан-лейтенант, а тогда лейтенант, не понимал ничегошеньки. Продвигаться он начал лишь через три года, когда однажды на его ловкие руки обратил внимание до странности наблюдательный начальник. Перед этим капитан третьего ранга разбил о головы двух операторов-неумех два служебных микрофона. «Лейтенант! Идите-ка сюда! – рявкнул он охрипшим от напряжения голосом. – Попробуйте поработать за этого матросика, он никуда не годен. Присылают каких-то неумех, да еще операторами наведения назначают». И Тёмкин сел за пульт. Через три месяца он уже восседал в кресле старшего офицера наведения. Честно говоря, его мозги успевали мало что понять из происходящего на экране действия – бежали куда-то сверкающие метки, мерцали зеленью и краснотой, неслись водопады цифр, – однако его волшебные руки успевали делать все вовремя и с абсолютной правильностью. Его стали уважать.

Иногда, возвращаясь из плавания, морской офицер Тёмкин внимательно смотрел на свои руки – что в них такого? Худощавые кисти, выпуклые, налитые – мечта делающей инъекцию медсестры – вены, тонкие паучьи пальцы пианиста. Но, в общем, он не видел ничего необычного. И все-таки, через эти руки, он тоже стал себя уважать.

Казусы моря

Прорывающее фланг авианосной группы «Рональда Рейгана» русское надводное соединение, конечно же, несло потери, причем гигантские. Но оно экономило самое главное – ракетные крейсера и сами их ракеты. Спереди крейсера прикрывали бронированные громады линкоров, с воздуха оберегали собственные вертолеты, а ракеты экономились сами по себе, поскольку не запускались. Их берегли для того часа, когда оборонительный рубеж авианосца утончится до пленочки. А американцы не то чтобы не обращали внимания на придвигающуюся и придвигающуюся к ним опасность, просто они не могли до конца сориентироваться. Ведь, кроме линкорной группы, на их боевые порядки то тут то там набрасывались экранопланы или подводные лодки, не говоря об истребителях-бомбардировщиках. Это было второе в истории, после недавнего, нападение на АУГ, но ведь в прошлый раз все ограничилось межсамолетными разборками. То, что теперь группа кораблей, во главе с «Рональдом Рейганом», попала в абсолютно другую ситуацию, было еще до конца не ясно.

Но ведь у Америки имеются еще и другие авианосные ударные группы?

Точно, имеются. В ближайшем окружении две. Однако вспомним о «молочном тумане» (МТ), об отсутствии связи и прочем. Группа «Рейгана» вклинилась в зону тумана с юга, имела соприкосновение с советским флотом и втянулась в сражение. Две других АУГ вошли в зону МТ с разных сторон. Одна с северо-востока, другая с востока. Так сложилось потому, что никто заранее не знал, где образуется зона возможного вторжения. А когда это случилось, к месту поспешили ближайшие соединения. Скорости у них были сравнимы, а вот расстояние до места главной арены будущей битвы различно.

Не вдаваясь в подробности: северное соединение обнаружило своего западного соседа, однако в условиях МТ не смогло до конца разобраться, что к чему. Не мудрствуя лукаво, оно выслало двадцать истребителей-бомбардировщиков «Ф-18» «Хорнет». Опознанные соседним соединением как свои, они, естественно, без потерь проникли внутрь союзных боевых порядков на дальность запуска противокорабельных ракет и успешно их запустили. Из тридцати шести ракет марки «Гарпун» основное количество было перехвачено, однако пять угодили в авианосец «Авраам Линкольн». Он не затонул, но на палубе имелось изрядное количество самолетов, не успевших взлететь. От взрывов вначале вспыхнули они, затем расплескавшееся, пылающее топливо протекло в разрывы палубы, развороченной ракетами. Начался внутренний пожар. На «Линкольне» лопались баки с топливом, взрывались разложенные на палубе боеприпасы. Все АУГ сразу прекратило поступательное движение. Несколько кораблей подошли борт к борту, помогая в тушении пожара и в эвакуации раненых. Так что одна из авианосных групп была выведена из игры. Командующий русским флотом адмирал Геннадий Гриценко если бы о том узнал, то возрадовался бы безмерно, но узнать ему было неоткуда. Зато вернувшиеся на палубу родного «Юнайтед Стейтс» «Ф-18» доложили о выполненном задании. Правда, они не могли точно указать, удалось ли нанести «пиратам» достаточно сильные повреждения, они все-таки запустили ракеты с достойной героев дистанции, но тем не менее успех был налицо. О чем и доложили в Вашингтон с командного пункта «Юнайтед Стейтс».

И только посланная добивать врага ударная группа самолетов с удивлением отметила наличие своих кораблей. Надо добавить, что на этот раз ее обстреляли. Были потери.Кроме того, вся группа «Авраама Линкольна» изменила направление движения.

Так что в обоих АУГ царил изрядный кавардак. Впрочем, любая война, а тем более техническая, изобилует подобными фактами. А в данном случае натолкнуться на своих было гораздо проще, чем на противника, ведь своих было больше, а значит, и площадь, которую они перекрывали, была намного солиднее. Конечно, если бы не МТ, казуса могло бы не быть. Но ведь тогда не возник бы и весь сыр-бор с военным вторжением коммунизма, правильно?

Предмет корабельной гордости

– Послушайте, Марат, вы когда-нибудь слыхивали о такой плотности помех и о таком плотном тумане? – спросил Тёмкина командир корабля, когда они повстречались в узком проходном коридоре. Уже двое суток капитан второго ранга задавал этот вопрос каждому попадающемуся на пути офицеру. Он был бы рад задавать этот каверзный вопрос вообще каждому встречному-поперечному, но большую часть экипажа на «Тропическом» составляли мичманы и матросы, капитан считал, что не нужно обнаруживать перед ними полную растерянность старшего командного состава. Еще в самом начале произошедшего катаклизма, о причинах которого командир судна ведать не ведал, он попытался задать такой же вопрос непосредственным начальникам. Однако он не получил внятного разъяснения случившегося. Капитан-лейтенант Тёмкин не оказался исключением, он тоже ничегошеньки не знал.

– Плохи дела, плохи, – констатировал капитан второго ранга Рягузов и с трудом протиснулся мимо вжавшегося в стену подчиненного – разошлись они с трудом. Надо сказать, что за последнюю пару лет Тёмкин отрастил порядочное брюшко. Вначале он стеснялся подобного приобретения, а потом привык, более того, он научился использоватьего в служебно-технических целях: когда он усаживался за пульт, демонстрируя отставшему в соцсоревновании подчиненному свою виртуозность, то одну из операций, а конкретней – отдачу аппаратуре команды на автосопровождение введенной в перекрестие цели, он проделывал этим самым брюшком, лихо вдавливая им рукоятку управления внутрь панели. Если поблизости случалось быть матросикам, они наблюдали сие действие открывши рот. Технически образованное пузцо капитан-лейтенанта являлось непременным предметом похвальбы команды «Тропического» перед экипажами других экранопланов. Так что теперь Тёмкин был уважаем не только за умелые руки. Иногда, глядя взеркало на свое уникальное пузо, капитан-лейтенант думал, а можно ли принципиально развить еще что-нибудь, к примеру голову. Однако дальше прожектерского планирования дело почему-то не шло.

Левиафаны моря

Нет, соединение линкоров и прикрытая ими группа ракетных крейсеров не прошли сквозь боевое охранение американской АУГ, как раскаленный нож сквозь масло.

Первое – в условиях окутавшей все окрестности природной завесы, в отсутствие высотных авиаразведчиков, вообще в скудости первичных сведений о противнике соединение вынуждено было проводить разведку боем.

Второе – сильно досаждала вражеская авиация, а своя, с «Юрия Андропова», не могла прикрыть – связь с авианосцем устанавливалась от случая к случаю, по большому счету – ее не было. Надо сказать, что незнакомые с тактикой пришельцев американцы не понимали всей серьезности происходящего. Они не могли представить, что окрестности АУГ атакует компактная группа кораблей, специально предназначенная для прорыва обороны именно подобных соединений. Главной опасностью для себя они считали бомбардировщики – с ними и боролись. Посему для атаки на корабли вторжения привлекались далеко не все возможные силы. У русских же против летающих агрессоров были свои методы борьбы: ракетные крейсера, снаряженные системами ПВО, а также подвешенные над соединением вертолеты. При умелом применении снабженный ракетами «воздух – воздух» вертолет является силой. Висит он почти на одном месте, это делает его более простой целью, но в то же время дает возможность не торопясь отслеживать полет собственных посланцев. Кроме всего, барражирует вертолет не в одиночестве, базируются они тут же, на крейсерах, потому сменяются при несении дежурства по плану, а в случае обнаружения противника легко наращивают силы. Так что подлетающим американским асам, и даже их ракетам, было очень не сладко.

Связь в группе кораблей поддерживалась более-менее ровно, они двигались относительно компактно. Это, между прочим, делало их вполне удобной целью для атомного боеприпаса средней мощности или связки таковых, учитывая броневые палубы и бока, но, как мы знаем, американцы покуда даже не планировали это.

Как только пришпиленные к небу вертолеты нащупывали какие-либо надводные цели, на линкорах начинали шевелиться орудийные башни. И в сторону целей неслись снаряды с активно-реактивной корректировкой траектории. Понятно, что и противник не зевал. Пусть он и не имел больших калибров, но ракеты в его арсеналах водились. Они и летели в окутанные «молочным туманом» линейные корабли. Но стальная броня все же качественней держится при попадании в нее осколков, и даже противокорабельных ракет, чем алюминиевые и подобные им тонкостенные борта. А главное, подлетающие ракеты гораздо проще истреблять, чем крупнокалиберные снаряды. Покуда на вооружение не поставлены чудеса фантастики «Звездных войн», снаряды сбивать попросту нечем. А вот ракеты – есть чем! А еще, против прорываемой линии морской обороны янки был тоннаж. Гораздо легче потопить плавательное средство водоизмещением пять-десять тысяч тонн, чем пятьдесят-шестьдесят. Там, в Мире-2, линкоры русских неминуемо встретили бы равных исполинов, а кроме того, зная тактику противника, тамошние американцы сразу бы почуяли главную опасность и бросили в дело все, что летает. Здесь был другой случай.

Ресурс

Положительным качеством данного вида техники, неведомым в местном Великом океане, являлась огромная, близкая к самолетной, скорость перемещения над гладью морской. Зеркальным отражением этого плюса являлся, как все догадываются, чрезмерный расход топлива. А как же тогда эти самые экранопланы могли вообще добраться в такие несусветные дали? Хороший вопрос. Но ведь они действовали в составе эскадры, а в ней, помимо реакторного авианосца «Юрий Андропов», имелись суда обеспечения. Некоторые из них волокли в танках горючее. При нормальном, не экстренном, ритме морского похода скользящие поверх волн экранопланы время от времени подруливали к призванным на военную службу танкерам, забрасывали в их чрево толстущие шланги-питатели и скачивали в собственные баки бесценные останки спрессованных когда-то в мезозое деревьев. Кто сказал, что эра динозавров не имеет к нам никакого отношения?

Однако сегодняшняя трагедия заключалась в том, что, увлекшиеся наскоками на врагов, русские экранопланы порядком выпотрошили свои внутренности – так, плескали где-то в недрах крыла последние тонны горючего. Что мешает сделать как всегда? Шланги в готовность и… «Эй, на танкере, примите конец!» Не все теперь так просто. В море вокруг не только враждебный флот янки – имеются проблемы с радиосвязью невыясненной природы, а потому найти суда обеспечения невозможно! То есть возможно, конечно, но на это нужно непозволительно много времени, а следовательно, того же горючего, из-за которого и идет весь изложенный сыр-бор.

Неотразимые нокауты моря

И наконец свершилось. Вначале удар ощутила всякая мелочь – фрегаты и эсминцы, прикрывающие левый передний фланг авианосной ударной группы. Экраны их локаторов вспыхнули десятками скоростных целей – это валились с неба снаряды, выпущенные главными калибрами добравшихся до места линкоров. Против такой напасти были бессмысленны любые противоракетные выкрутасы. Однако имелась надежда, что активно-реактивные монстры все-таки не слишком управляемы, а потому будут с неизбежностью мазать.Хотя по сути такой надежды поначалу, до первых попаданий, никто не имел, все операторы, вперившие в экраны глаза, понятия не имели, с чем имеют дело. Взвыли сирены, оповещая о начале атаки. Надо отдать должное выучке американских моряков, в сложившихся условиях они делали все возможное. Кроме того, линкоры русских не подошли безболезненно, они почти постоянно атаковались палубной авиацией. Следующие за ними крейсера, снабженные новейшим ракетным комплексом ПВО – С-300, растратили к этому времени почти весь наличный запас ракет. Это практически лишало их шанса после выполнения миссии уйти прочь безнаказанно. Однако если бы главную силищу последнего удара составляли устаревшие башенные калибры, дело бы не стоило свеч. Но линкоры сослужили роль щита, даже странно было, что они еще на плаву, а не воткнулись носами в илистую бездну Центральной Тихоокеанской котловины. В случае раскладки подобного боя там, в Мире-2, это случилось бы неминуемо.

Конечно, главный удар наносили не старички-линкоры. Большие ракетные крейсера – вот кто вышел на главную арену. Там, на цветных дисплеях американских систем ПВО, высветились новые метки. Они были поярче и несколько помедленнее валящихся сверху крупнокалиберных снарядов. Да и шли они по-хитрому, прижимаясь к воде, маскируясь вволнах. Разумеется, американский флот тоже был не лыком шит, в его оснащении тоже хватало всяческих хитростей. И все же ракет было чрезмерно много. Только с палуб двух крейсеров типа «Слава» ушли в полет по шестнадцать штук тяжелых самонаводящихся монстров. Но ведь в соединении еще присутствовал самый охраняемый из всех корабль – атомоход «Молотов» водоизмещением двадцать три тысячи тонн. Как только прорвавшиеся вперед, снаряженные локаторами русские вертолеты выдали координаты цели,идентифицированной как авианосец, крейсер последовательно, с весьма небольшими интервалами, выпустил из шахтных пусковых установок двадцать ракет. Сам он, кроме того, как и остальные современные корабли, начал ставить широкополосные радиопомехи против американского соединения, мешая нормальной работе системы обороны. Конечно, это было мелочью по сравнению с «молочным туманом», но все же.

Но ведь дело не ограничилось только большими кораблями. Здесь находились и относительно небольшие суда. Тем не менее и они несли ракеты. Скопом, но помаленьку, они добавили к летящим великанам еще семьдесят небольших реактивных снарядов, но все-таки не лилипутов. Удар такой мощи с расстояния чуть более ста километров не смогло бы отразить ничто. Не надо забывать о том, что крейсера и эсминцы янки, одновременно с происходящей массовой ракетной атакой, зря растрачивали боеприпасы, пытаясь перехватывать направленные в их боевой порядок снаряды. Еще они боролись с вертолетами наведения. Вот это было нужное дело, и выполнили они его на «ура». Но было уже несколько поздно – ракеты сокращали и сокращали расстояния.

Жертва

И перед экипажами, точнее перед командирами «экранов», встала дилемма. Задача для первоклассников: имеются три летающих боевых машины с топливом в баках не более чем на час; радиосвязи с основным соединением, а значит и с танкерами, нет; вокруг враждебное окружение – флот янки; что делать? Вариант «раз»: поскольку в море-океане находимся, не стоит ли подождать у моря погоды? Однако экраноплан, в силу конструктивных особенностей, хорошо держит волну на скорости – и в пятибалльный шторм несется он над морем, соревнуясь с ветром, а вот в стоячем, так сказать, в приводненном положении, морская качка весьма на него воздействует, при сильном волнении вполне способен он затонуть, пуская пузыри. А погода в Тихом океане имеет тенденцию меняться, тем более что и так окружает соединение невиданный доселе плотный, белесый туман. Так ведь еще и враги! Кто может поручиться, что, когда экранопланы замрут, потеряв свое главное преимущество – бешеную скорость, – откуда-то из тумана не свалятся на головы лазерами наведенные бомбы? И нет у «экранов» против них никакого броневого пояса.

И еще, можно, конечно, откладывать решение задачки до лучших времен, но не в сегодняшних обстоятельствах. Догадываются все, от капитана второго ранга до матросика-первогодки, что после нанесения ракетного удара по кораблям янки разыскивают их – наглецов, сумевших подобраться так близко к американскому соединению, – агрессивно настроенные самолеты.

И после недолгого совещания, проведенного с помощью лазерной связи, когда все три экрана сошлись достаточно близко, всего на километровую дальность, принято решение: сделать самостоятельную перекачку топлива и бросить на произвол судьбы хотя бы одну машину, давая двум другим шанс.

И выбран жертвой-донором трудяга «Тропический». У него уже сейчас малость барахлит один из двигателей.

Брак

Жизнь ее не была сахаром. Ей не повезло почти с момента рождения, а может, при зачатии. После рождения она угодила в воинскую часть, в которой было все в норме по основному критерию – строевой подготовке, но совсем неблагополучно с наполнением штата грамотными офицерами. При разгрузке с вагона ее умудрились опустить мимо крепления тягача. Так она получила свою первую серьезную травму. Потерпевшую осмотрели, поставили предварительный диагноз, аналогичный тому, что дали летчику-истребителю Мересьеву: «Летать не способна по физическим причинам». А ведь она так хотела, так ждала случая. Что с того, что был суд, что виновных наказали и многие из них отправились дослуживать в места отдаленные на две пяди от буквы Р в слове «СССР» на крупногабаритной карте. Ей-то что? Вместо желанной жизни в вечной готовности к полету она снова попала в вагон и в гордом одиночестве, без своих везучих подружек, потарахтела по рельсам назад, на родной завод.

Сколько у нее было мам и пап? Приблизительно двести! Именно столько заводов, лабораторий и институтов занимались проблемами, связанными с ней и ей подобными. Все еепапы и мамы старались, работали не только за страх, но и за совесть. Ей, со вздохами и матерными словами по поводу вояк, которые зажрались пайками в своей армии, подладили оторванное крылышко и законопатили дыру в первой ступени. Она вновь прошла полное тестирование на готовность, после которого ей сменили одну десятую связанных с электричеством внутренностей. А затем она, окрыленная и свежевыкрашенная, отправилась в новую воинскую часть.

Тут она прослужила месяц. А затем ее продержали в режиме готовности вдвое более положенного времени, так как лейтенант, обязанный следить за утечкой «ресурса», отвлекся на внеплановое воспитание вверенного ему личного состава. И, ясное дело, после проверки пошло что-то не так. И снова к папам и мамам. И пошло, и пошло.

В общем, после двух лет жизни ее именной, то бишь номерной, формуляр представлял собой толстенную папку, вдесятеро массивней, чем у идентичных подружек. В армии государства, навсегда покончившего с предрассудками прошлого, она стала считаться не просто невезучей, а предвестницей несчастья. Да и правда, сколько народу уже за нее село.

Самое интересное, что после сотен проверок и перепроверок так и не был обнаружен один брачок, заложенный в нее в период эмбриональной сборки. В одном из электронных блоков, связанных с выработкой какой-то промежуточной тактовой частоты, что-то было не в норме. То ли в каком-то из бесчисленных цехов бесчисленных заводов кто-то из бесчисленных работниц, озаренных счастьем гарантированного труда, передержал в закрепляющем растворе одну из плат, то ли случилось нечто другое – как теперь выявить? Главное – при некоторых условиях что-то было обязано пойти не так.

Словом, у этой несчастной была такая обидная и трагическая история, что не один инженер взахлеб плакал в тиши кабинета над ее судьбой, утирая слезы куском пронумерованного секретного ватмана.

А один из старших сотрудников какого-то завода однажды принял оригинальное решение изменить ее линию жизни. После очередного внепланового регламента с заменой в ее недрах всех (!!!) шлангов высокого давления он решил переадресовать ее с суши на море, то есть сделать из сухопутной – ракету морского базирования.

Однако, когда ее перегружали из океанского сухогруза на крейсер «Славный», трос (один из четырех наличных) оборвался. В акте по поводу случившегося было зафиксировано: «…кроме всего перечисленного, поврежден (погнут) руль высоты, а в районе кока имеется отверстие поперечником двадцать на сорок сантиметров. Еще…» Как видите, ей снова грозил диагноз Мересьева. Однако на крейсере «Славный» был боевой командир. Со дня на день он ждал повышения в звании, а в перспективе – в должности, и чрезвычайные происшествия ему были ни к чему. Главное – не имелось трупов среди корабельного состава, а все остальное можно было скрыть. Поэтому злосчастную не перегрузили обратно на сухогруз, возвращавшийся на Сахалин. Ею занялись местные хирурги-умельцы. «Как-нибудь долетит», – доложили они капитану после суточного недосыпа.

Пример для подражания

Так что решение было принято. Красавец «Тропический» приносился в жертву, топливо перекачивалось, а экипаж его ссаживался на два оставшихся корабля. До чего жалко было! Мало того что сам «экран» бросали посреди океана, так ведь еще сколько на нем оставалось неиспользованного оружия. Что с того, что выпулял он две трети дальнобойных противокорабельных ракет? Ведь одна треть – целых две штуки – еще оставалась. А еще надежные противовоздушные «стрелы», а уж пуль, снарядов – не считано. Не могла это спокойно переносить даже щедрая русская душа. И не выдержал сомкнувший челюсти, но с влажными глазами командир «Тропического» – капитан второго ранга Рягузов. «Я остаюсь! – пробасил он, убирая занесенную было над трапом ногу. – Остаюсь с кораблем!» И никакие увещевания соратника, командира «Северного», никакие мольбы-приказы заместителя по политической части не поколебали это решение упрямца Рягузова. «Оставьте мне пару тонн топлива для подпитки генератора! – гаркнул он напоследок. – Дам наглецам янки последний бой!» А дабы исключить попытку замполита и особиста перекинуть его через борт силой, достал из кобуры смазанный маслицем и отдраенный до блеска пистолет «ТТ». И тогда Рягузова сразу еще больше зауважали. «Но послушай, – попытался напоследок образумить мятежника коллега с „Северного“, – чем ты будешь давать бой? Ты ведь не сможешь управиться со всей техникой один». – «Ничего, – ответствовал на это Рягузов, снимая предохранитель с личного оружия, – хоть одну сволочь – летающую или плавающую – собью». – «А если не получится? – настаивал „северянин“. – Зазря ведь». – «Ничего, – спокойно достал сигарету „Прима“ и закурил капитан второго ранга, – хоть внимание этих сволочей отвлеку – будет у вас лишняя фора».

И тогда, глядя с палубы «Северного» на спокойный подвиг непосредственного начальника, капитан-лейтенант Тёмкин понял, что, если в настоящую секунду примет неправильное решение – потеряет к себе уважение навсегда. И голова его впервые заработала быстро, как изначально умели ловкие руки. И никто из окружения ничего не успел поделать, дабы ему помешать, а он уже сиганул обратно через борт и ужом проскользнул мимо опешившего замполита (последнее было непросто, потому как заместитель по политчасти обладал не просто брюшком, как у Тёмкина, а внушающим ужас пузом).

– Я с вами, товарищ командир! – доложился он Рягузову, прячась за его плечом от прицельного взгляда особиста Моркина.

– Хорошо, – вскинув брови от удивления, отчеканил капитан второго ранга. – Пожалуй, теперь мы сумеем сбить не одного, а даже нескольких янки. Закуришь, Марат?

– Можно, – ответствовал ему на это Тёмкин.

Москиты моря

«Ну, – скажет опытный читатель и будет, между прочим, прав, чем дальше удивлять-то будешь?»

Ну, подошли советские крейсера на оперативную дистанцию. Ну, запустили ракеты «корабль – корабль» и… Как всегда, прилетели, что под руку попалось, захватили, спланировали к воде поближе, ускорились… Нет, был еще один нюанс, новый. Ракеты умели одну новейшую штуковину-выкрутас. Все за счет маленькой добавки, нового узла в их металлическо-кремниевом мозгу. Их усовершенствованная ГСН обладала свойством, присущим, судя по Библии, только человеку. А именно – она умела выбирать цели! Большой угол обзора переднего локатора позволял оценивать отраженный от цели сигнал по мощности, да еще с учетом дальности. Когда ей показывали большое и маленькое, она всегда предпочитала большое. А при ударе по авианосному соединению это не лишнее свойство.

Потому крупные эсминцы прикрытия «Рональда Рейгана» ракетами были проигнорированы. В фокусе оказался он сам. Он был столь велик, что хоть поставь его, хоть положи, он хоть так, хоть этак превосходил по ЭОП всех окружающих. Никогда не высовывайтесь, если хотите долго жить.

Распределение обязанностей

– Первое, капитан-лейтенант, разрешаю курить на рабочем месте! – пояснил командир «Тропического» Рягузов, размещаясь в кресле.

Теперь они наконец остались одни, насилу дождавшись, когда прочь отшвартовался «Северный» вместе с никак не желающим угомониться замполитом. Видимо, повторить подвиг Тёмкина ему было слабо, а упасть в глазах наблюдающего сцену экипажа неприятно, потому пару раз он, не слишком активно, заводил разговор о намерении перебраться обратно на «Тропический». «Как, и вы? – задыхался от гнева и отчаяния особист Моркин. – Побойтесь бога!» Однако последний аргумент вовсе не устраивал атеистически воспитанного замполита, и он обращался за помощью через борт к Рягузову. «Уймитесь! – басил ему издали капитан „Тропического“. – Какой от вас здесь толк? Личного состава нет – нас с Тёмкиным можете не считать, мы и так идейно подкованы. С техникой вы обращаться не умеете, еще натворите что-нибудь, поставь вас следить за генератором. Уж лучше, от греха подальше, помогайте с организацией на „Северном“. – „Но как же?“ – не унимался заместитель. „Не волнуйтесь, не будьте пессимистом, мы сМаратом управимся. Кроме того, может, вы быстро найдете наше соединение и тогда пришлете нам танкер. Так что еще увидимся. А если нет, буду тронут, если вы сумеете выбить у командования пару орденов Ленина для нас с капитан-лейтенантом. И вообще, я вам просто приказываю – оставаться на „Северном“. – „Командир! – рыдал не в шутку поддерживаемый под локоть особистом Моркиным заместитель по политчасти. – Простите меня! За все! И за то, что технику не учил, тоже! Обязуюсь впредь учить! Все познаю, каждый винтик „экрана“ нашего разберу и соберу до болтика! Импульсы ваши, Тёмкин, все повыведаю, расставлю их по местам!“ – „Да не убивайтесь вы так, в самом деле, – смущался докуривающий пачку «Примы“ Рягузов. – Возьмите себя в руки, люди ведь смотрят. Не разлагайте их своими воплями“.

И вот теперь наконец Тёмкин с Рягузовым остались наедине.

– Значит, так, Марат, – подводил итоги командир. – Генератор я запустил, турбина тоже работает на малых оборотах. Топлива, конечно, жалко, но если что начнется, намбудет не до беготни в машинное. Ты вот что: управиться за весь расчет ПВО смогешь? Исключая, разумеется, башенный пулемет, пусть покуда стоит без человека. Если уж, конечно, совсем близко гады подлетят, тогда я, может, успею добежать – лупану по ним пару очередей. Сам понимаешь, когда пули в дежурном барабане кончатся, перезарядить в одиночку никак не получится.

– Ну, я, если что… – пытался внести рацпредложение Тёмкин.

– Ты уж сиди здесь, Марат. У тебя тут лучше всех получается. Пулемет – мелочи жизни, он нас все равно не спасет. Вот только если корабли – вражья сила – подойдут, тогда уж, наверное, беги ко мне в кабину управления огнем. Попробуем вдвоем запустить последнюю нашу ракету.

– Так ведь вроде две сохранилось?

– Одна не в счет, – отмахнулся Рягузов, – «отказ» пошел еще в фазе подготовки к запуску. На базу ее надо, на профилактику. Теперь уж не получится, – тяжело и безысходно вздохнул он, разыскивая в кителе «Приму». – Козлы, в боевой поход зарядили какую-то просроченную дуру.

– Товарищ командир…

– Сигаретку, что ли? На…

– Да нет. Я о бое будущем. Локатор обнаружения ведь надо включить. Может, вы покуда на нем подежурите, я, честно говоря, не слишком там шарю. Надводные цели он тоже обнаружит, если что, но летающие гады, думаю, более вероятны.

– Правильно, Марат, – кивнул ему Рягузов, как своему давнему другу. – Тогда я на локатор. Но ты управишься здесь?

– Если не я, то кто же, как говорится.

Тёмкин не преувеличивал, он был уверен в ловкости своих рук на сто процентов. Вообще-то в нормальном режиме по боевому расписанию в помещении должны были находиться пятеро и у всех нашлась бы работа, однако реально за пультами работали трое, и только одно из мест было основным. Тёмкин вполне резонно рассчитывал, что, если целей будет немного, он успеет сладить за всех. Правда, был еще нюанс.

– Товарищ командир, знаете что, – капитан-лейтенант почесал затылок, – как насчет фотоконтроля? С ним, наверное, никак не успеть. Уж магнитофон включим на непрерывную запись, а вот…

– К черту все это, Марат, – отмахнулся Рягузов. – И магнитофон твой тоже побоку. Ты ведь знаешь самое главное, что мы должны будем успеть, если янки насядут не в шутку?

– Наверное…

– Вот именно – затопить «Тропический»!

– Интересно, а как сделать это быстро?

– Вот тут и пригодится та, не стартовавшая ракета, – спокойно пояснил Рягузов. – Пятьдесят кило взрывчатки БЧ, да еще твердое топливо – четыреста пятьдесят килограммов. Сила!

«А правильный ли выбор я сделал?» – внезапно подумал Тёмкин, но было уже поздно что-либо менять.

Реакция

Ну, это мы тоже уже проходили, причем неоднократно. Как навстречу подлетающим ракетам несутся сверхзвуковые пули размером с грецкий орех; как сотни и тысячи их проходят вскользь, не задевая цели, и тают в молочном мареве тумана, а где-то далеко тонут в пучине вод; как мечут в набегающую волну заряды бомбометов, желая остановить боеголовки, прущие над самой водой; как скрещивают над морем невидимые шпаги локаторы наведения; как достигает состояния благостной эйфории боеголовка, когда сдвоенный сигнал-отражение уравновешивается по обоим приемным каналам; как пылают факелами ракеты-ловушки, стремясь переманить теплонаводящихся летучих гадов, как…

Не передать мучительный скрежет железа в момент, когда гигантский корпус авианосца несколько – сантиметров на тридцать – спрессовывается в длине, и вой идущих вразнос турбин, когда огромный корабль пытается мгновенно сменить тридцатиузловой ход вперед на такой же обратный. Не представить визжащие многометровые винты, желающие съежиться пластилином от внезапного уплотненного сталью водяного потока. А ведь еще и люди… И страхи внутри каждого, и деловая суета, растерянность и деятельная уверенность, смешанная внутри каждого, рефлексы, навыки, все спаянное в нерасторжимую связку, и…

Успех

Мало того что их никто не контролировал непосредственно, их не могли проконтролировать даже задним числом – все средства объективного контроля умерли, намеренно обесточенные двоими оставшимися на борту людьми. Теперь не обязательно было придерживаться принятых форм докладов при боевой работе, главное было донести вовремя нужную мысль, более того, теперь сухость не поощрялась – они оставались последними живыми, и, скорее всего, голоса друг друга в динамиках должны были стать последним душегреющим впечатлением их жизней.

– Цель – вертолет! Слышишь, Марат? – орал по связи командир корабля Рягузов. – По ракурсу идет, вроде мимо. Сорок километров дальности. Есть мысли?

– Теоретически цель в зоне, – кивал экранам Тёмкин, докуривая неизвестно какую по счету сигарету. – Ваше решение?

– Собьем? – не к месту сомневался капитан второго ранга.

– Сейчас увидим, – щурился сквозь дым Тёмкин. – Включаю «розу»!

– Согласен!

– Ха! Вот он, гад, – капитан-лейтенант, точнее, его руки делали массу движений на трех пультах, один из которых находился за спиной. Пальцы мелькали на кнопках, словно призрачные тени, щелканье тумблеров слилось в непрерывное стрекотание. Жужжали вертящиеся по инерции штурвалы наведения – рук для непрерывного соприкосновения с ними не хватало. – Есть захват, командир!

– Молоток, Марат! Значит, давай бить.

– Понял, товарищ командир. Все будет в ажуре, – комментировал Тёмкин, развлекая сам себя, пока его руки прыгали в разных направлениях, а туловище вертелось по оси. – Пуск! Ракета пошла!

– Вижу! Помолиться, что ли? Слушай, а чего ракета одна? Ведь не положено, – чистосердечно интересовался Рягузов у подчиненного.

– Экономия – дело святое, – пояснял Тёмкин, ничуть не боясь гнева начальника. – Ведь вертолет же, куда он денется? С одной ракетой вероятность «ноль – девять», с двумя – «ноль – девяносто восемь». Разница?

– Как знаешь, – тихо поощрял явное нарушение Рягузов.

– Есть подрыв! – надрывался через очень малое время Тёмкин. – Вот черт! Сбили!

– Ну, ты молодец, братец! – умилялся из кабины разведки капитан второго ранга. – Дал им, гадам, прикурить!

– Служу Советскому Союзу! – расцветал, вытирая пот, Тёмкин. – Есть там еще что-нибудь?

– Высматриваю, дорогой товарищ, высматриваю, – отзывался в динамиках Рягузов.

Преданность

Напомним. Да, о том, что обе группировки вели активную авиаразведку по выявлению сердец друг друга. Ясно, не для взаимной любви – для разящего удара насмерть. Сердцами были авианосцы, и поскольку технический уровень противников был приблизительно из одной эпохи, то и выявили они друг друга приблизительно в одно время. И тогда они обрушили друг другу на голову все… Нет, покуда еще далеко не все. Но очень многое из того, что имели. И особо долго радоваться победе у американских «ястребов» неполучилось. Горе с радостью идут в этой вселенной рука об руку, как, впрочем, и в той.

Есть такая штука – активная помеха. Это когда враг излучает в вашу сторону мощь, превышающую ваш родненький сигнал, и крутит-вертит ею по частоте, сбивая с собственного следа; когда на экранах каруселит звездная метель, полыхает мерцаниями, создавая у непривычных натур ощущение ненадежности собственной техники и обреченности борьбы; когда от срединного строба-сигнала несутся в стороны зеркальные отражения, рисуя иллюзию рождающихся и убегающих прочь новых и новых целей; и когда вы совсем перестаете понимать, где истина, а где ложь, тем более что и то и то – лишь модели в вашей голове. И горе – срыв автоматического сопровождения – может тогда наступить как от большого ума, так и от его недостачи. Дебильность в меру и гениальность, подпертая потолком, – и то и другое может оказаться находкой.

И к чему все это? А к тому, что наша «неудачница» – наконец взлетевший «Мересьев» – следовала к своей назначенной судьбой цели, как и все ее сестрицы, стартовавшие с крейсера «Славный», когда по ним ударила узкополосная помеха с самолета-имитатора «Провер». Это был не просто «ЕА-6Б-Провер», имитирующий свою большую «маму» – плавучий остров «Рональд Рейган», это был хитрый радиоэлектронный стервятник, чувствующий себя в невидимых электромагнитных переплетениях как рыба в воде. Вначале он просто изучал и фиксировал все эти переплетения и только потом, запомнив вражеские частоты, спускал с тормозов свою прирученную магнитную лавину.

Поскольку русские ракеты уже подходили к цели, то они давно действовали самостоятельно, не глядя на запустившие их корабли и не подражая реактивным сестрицам. Но потому как они были не просто сестрами, а прямо-таки близнецами, то и решения они принимали сходные – из-за аппаратурного копирования характеры у них были как две капли воды – холериков, эдаких прытких особ, принимающих решение мгновенно. А потому, одинаково сбитые с толку, они бросили истинную цель – большого-большого «Рональда Рейгана» и рванулись за его ликующей тенью «ЕА-6Б».

Нет, не все, конечно. Ведь они находились на разном расстоянии от авианосца, их частоты излучения отличались, и не ко всем из них «Провер» успел подобрать отмычки. Но все-таки многовато – восемь штук – ушли с курса.

Но знаете, кто совсем не среагировал на подлого американского гангстера «ЕА-6Б»? Наша родная «невезучая» – летающий «Мересьев». Вы помните о дырище в ее переднем радиопрозрачном покрытии – двадцать на сорок сантиметров? Так вот, там стояла заплатка из металлического листа, умело притороченная аккуратными болтами и руками техников крейсера «Славный». Эта пластина сыграла роль щита, она ослабила удар электронной рапиры, и наш доблестный «Мересьев» не отвернул в сторону. И «Рональд Рейган» остался у него на привязи.

Скука

– И вот представь себе, Марат, торможу я этот «уазик», а там… Кто бы ты думал?

Тёмкин жмет плечами, забывая, что находящийся в другом помещении Рягузов не может этого видеть. Вот уже сорок минут они ведут с командиром корабля отвлеченные разговоры, убивая время, борясь с одиночеством и страхом. Ничто не мелькает на локаторах – ни свои, ни чужие, и никто не выходит с ними на связь. Командир рассказывает всякую ерунду, но это лучше, чем остаться наедине с самим собой.

– Там – целехонький адмирал Зорин. Знаешь, кто это, Марат? – допытывается Рягузов.

– Не-а, – трясет головой Тёмкин.

– Начальник комиссии по проверке боевой готовности, точнее, тогда был на этой должности. Сейчас, по-моему, пошел вверх. Хотя, может, и сняли его, не знаю. Так вот, адмирал этот – алкаш конченый. Дня без выпивки просидеть не может. Но, правда, весь день может держаться, если надо быть на людях, до самого вечера, а уж потом… Утром приближенные бегают с рассольчиком, отхаживают. Короче, сколько я наблюдал его приезды на базу, окромя строевого смотра, ничего он проверять лично не способен. И вот, попросился я в машину: мол, доехать нечем, не подбросите ли, товарищ адмирал. Садись, говорит. Сел я. Едем молча, но скучно адмиралу. Вначале спел он песенку вслух: «Идет солдат по городу, по незнакомой улице». Потом еще пару штук. Я молчу, не подпеваю. Тогда решился он поговорить с младшим по должности и званию. «Тебе, – говорит, – сколько до пенсии тарабанить (так и сказал) осталось?» – «Много еще, – ответствую, – ну уж напрягусь – дотяну». – «Я, – повествует, – уже могу уйти, но кто же за меня будет работать, проверять вашу готовность?» – командир «Тропического» заливается сквозь динамики приглушенным смехом, видимо, история кажется ему крайне веселой.

Тёмкин тоже хохотнул, из солидарности. Спалим мы топливо и посадим аккумуляторы зазря, думает он с ужасом. Чем потом воевать будем? Где эти чертовы янки?

А капитан корабля продолжает его развлекать.

Созданные друг для друга

Знаете, все в мире не зря, все для чего-то. Вон сколько нашего «Мересьева», нашу «невезучую», жизнь трепала. Сколько раз ее могли вообще списать или уронить посильнее – выжила ведь, и оказалось – не зря выжила.

Наша «невезучая», чей формуляр закрылся сегодня окончательно, по случаю ее успешного старта, и в котором так и не появилась запись о починке переднего кокона, о пластине той счастливой, роль талисмана сыгравшей, подобно происшествию в романе «Всадник без головы», когда пуля, в героя положительного направленная, в медальон, девушкой подаренный, воткнулась. Стал тот медальон, как известно, предвестником бронированных пиджаков будущего. Но мы не об этом. Просто сыграла та жесть, незарегистрированная, верную службу еще раз, как безымянный солдат, сделавший свое доброе дело и в могилу коллективную рухнувший. Когда вблизи «невезучей» шарахнула, разрываясь шрапнелью, противоракета «Си Спарроу», пластина приняла на себя удар одного меткого осколка. Не будь ее, расколол бы он кок радиопрозрачный, пластмассовый, или пробил бы в нем дыру несусветную, воздух засасывающую и летные характеристики ракеты портящую. А так лишь сотрясение небольшое получилось. Но вызвало то сотрясение выход из строя той самой схемы, которая еще на заводе дефектик свой спрятала. Теперь пошла одна из опорных частот вразнос. А разнос тот в результате генерировал полный отказ системы наведения – теперь направилась ракета, куда и шла – в авианосец под именем последнего великого президента. Кто знал, что в этот момент начнет работать еще одна станция помех, на самой вершине боевого мостика расположенная? Этот подлый локатор смог сбить с пути истинного одну из русских ракет и пытался то же проделать с «невезучей». Но не тут-то было. Ведь ее система наведения уже вышла из строя, а потому автоматы блокировки застопорили рули в мертвом положении. Если бы это случилось раньше, «Рональд Рейган» успел бы выйти из-под удара. Но нашему «Мересьеву» наконец-то повезло, «Рональд Рейган» был слишком длинный и даже при его скорости не успел.

И шарахнуло!

Сложности

– И вот представь себе, Марат. Индия, юг, жара за сорок, мы в кителях полушерстяных на все пуговицы, фуражки черные, ботинки форменные, пуговицы раскалились – светятся почти, пот, понятно, градом, языки уже наружу и тут… – командир «Тропического» внезапно замолчал.

– Что дальше-то? – решился спросить из деликатности находящийся в полудреме Тёмкин.

– Так, капитан-лейтенант, – стекленея голосом, отозвался капитан второго ранга. – Похоже, это уже серьезно. Точно! Низковысотная цель! Нет – две цели! Ракурс на нас! Наверное, ракеты. Черт, хода-то у нас – «ёк», не отклониться.

– Сейчас посмотрим, – успокоил начальника Тёмкин, сбрасывая дрему. Руки его уже работали, уже лапали кнопки, гладили в предчувствии тумблерочки. – Вижу гадов! Скорость в допуске – еще бы нет! Дальность до ближней – двадцать! Пробуем?

– Думаю, дадим две? – почему-то несмело спросил Рягузов.

– Конечно, как велит инструкция, – осмелел не на шутку Тёмкин. – Жалко нет никого на пулемете – все же лишний оборонительный рубеж.

– Может, сбегать? – спросился у младшего по должности капитан.

– Бросьте, командир, вы мне нужны для целеуказки.

– Ладно, давайте быстрее, Марат. Если это «Гарпун» – он скоро нырнет еще ниже.

– Не волнуйтесь, товарищ командир, работаю, – кисти Тёмкина действительно мелькали над пультами. – Есть захват. Высота – сволочь – маловата, да еще этот фон помеховый, чтоб его… Надо дать три ракеты – вернее будет.

– Господи, давай быстрей!

– Первая пуск! Вторая пуск! Третья пуск!

– Слава Аллаху!

– Вы правда верующий, капитан? – глаза Тёмкина сканировали несколько экранов одновременно, руки висели над кнопками в режиме готовности.

– С вами точно станешь, – просипел в динамиках Рягузов. – Черт, первую не наблюдаю!

– Наверное, нырнула ниже – идет над самой водой, – пояснил Тёмкин спокойно. – Ваша антенна не ловит.

– Да понимаю я. Слушай, а может, нам на руку, что стоим? Может, головка ракетная потеряет нас на фоне волн.

– Черта лысого, командир. «Гарпун» взлетит, когда останется несколько километров – сверху «Тропический» даст такую засветку. Все! Есть подрыв!

– Делай сброс! Лови привязку по второй!

– Есть азимут! Есть захват!

– У меня пропала! Ушла вниз, скорее всего.

– Автозахват! В готовности две! Пуск! Пуск! Мать моя женщина!