Чтение 14–й страницы книги ~Встречный катаклизм~

Внимательные хищники моря

Эфир кишел всякими странностями. В основном англоязычными. И не пропадало над поверхностью моря надоевшее молочное марево, хотя последнее время все же сильно оно развеялось и поредело, светочувствительные прицелы перископа даже могли нащупывать в этой пелене цели. Собственное ориентирование «Революционный пролетарий» осуществлял, руководствуясь картой гравитационных аномалий. Не нужны были ему ни звезды навигационные, ни спутники высоко– и низкоорбитальные. В днищевой части корпуса, промеж внешней и внутренней оболочек, висели у него на растяжках эдакие тяжеленные, но тщательнейше вымеренные метрологами гири, и от одной до другой бегал по зацикленному пространству лазерный лучик. Что он там делал? Нет, не думайте, это было не какое-то боевое, поражающее насмерть устройство из фильмов о больших разборкахкиборгов. Луч просто измерял расстояние между грузами. Штурман, многоопытный, сверял те расстояния с картой, и «Революционный пролетарий» устанавливал свое местонахождение с точностью около километра. Не впечатляет? Система НАВСТАР дает привязку до двадцати метров. Ну что же, «Революционный пролетарий» не нес баллистических ракет, он вел свободную охоту с разрешения незабвенного адмирала Гриценко Геннадия Павловича.

Когда ему попадались боевые корабли под американскими флагами, он спускал с цепи свои милые сердцу ракетные торпеды и сразу погружался поглубже. Конечно, его интересовали результаты атаки, и наверняка приятно было оценить пожары и взрывы визуально, но собственная безопасность интересовала его гораздо больше.

Направление

– Ну что, герой? – спросил его Люк Безель при очередной встрече. Что он, собственно, имел в виду?

Люк Безель, как известно, не расточал красноречие понапрасну, а потому в разговоре с ним следовало держать нос по ветру и обладать функциями флюгера.

– Все в норме, начальник. Могло быть много хуже.

Могло быть действительно много хуже, но теперь пришла очередь Ричарда Дейна – он бессовестно врал, у него далеко не все было в порядке, и он об этом знал. Совсем недавно старший врач, в мягких формулировках, поведал ему о некоторых повреждениях внутри организма, внесенных ускорениями бескостюмного полета на «Як-141». Он сказал Дейну о конце карьеры его как военного пилота и, может быть, пилота вообще. Ричарду Дейну было всего-то двадцать восемь от роду – он переживал, но, как истинный воин, скрывал свои горести.

– Не хочешь в экзотическую командировочку?

Вопрос был прямой, а летать дальше Дейну не светило, следовательно, работа в группе Безеля была его спасительной ниточкой; Ричард не был ученым-экспертом, и для того, чтобы удержаться здесь, следовало хвататься за ниточку обеими руками. И потому он размышлял очень недолго. Он только спросил:

– Толк там от меня будет? – возможно, в этот момент ему вспомнился захлебнувшийся водой и враждебными снарядами «Юмткебл», но кто, кроме него, из живых ведал, что там происходило?

– Ты же знаешь русский? – спросил его Люк Безель именно на этом языке.

– А как же. Всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту своей родины – Союза… – отчеканил Ричард Дейн по-русски.

– Вот и прекрасно. Тем более в России ты уже бывал…

– Да не в самой России, только на их корабле, ну еще в порту – Мурманске, правда. Но там всего два денька.

– Знаю, знаю. Ну, а в Москву хочешь?

– Шпионить, что ли?

– Участие в совместном проекте. Задействованы оба разведывательных ведомства. Нам тоже надо иметь там своего человека, а аналитики пока нужны мне здесь и в другихместах. Кроме всего, немногие из них знают русский. После того как тема советской угрозы ушла в предание, джентльменский набор подготовки шпионов стал включать арабский. Так что ты нам еще нужен, как видишь. Сейчас направишься в Вашингтон, там тебя соответственно просветят и проинструктируют, а заодно нарядят в ателье – подновят гардероб. Не стоит щеголять по Центральной России в военно-морской амуниции.

«Прямо кино, – подумал про себя Ричард Дейн, – это вам не гегемонию разводить в мировом океане».

Словом, он не заставил себя уговаривать.

Приглушенные шорохи моря

Иногда «черной дыре» – «Революционному пролетарию» – встречались не убранные из акватории, враждебно настроенные подводные лодки. Понятно, какого происхождения– американского, ибо кому в нашем мире есть дело до морей Фиджи или Южных котловин? Дизельным лодкам туда не добраться, а атомные несут службу под флагами лишь нескольких государств. У Китая их маловато, да и боятся их субмарины «Ся» совершать далекие опасные походы, Россия погрязла по уши во внутренней бессмысленно-засасывающей суете, а у Англии с Францией лодочек тоже – пальцев на одной руке хватит, не желают они последними рисковать ради какого-то Южно-Тихоокеанского поднятия.

Ударные лодки Штатов – это такие малошумящие, хитроумные бестии, которых можно иногда в полукилометре с трудом нащупать. Любят их командиры такие игры с противником вести: пристроятся к какой-нибудь русской ракетной субмарине в кильватер и идут след в след, чуть носом ее двойные винты не задевая. Потому «Революционному пролетарию» следовало держать ушки на макушке. Это он и делал. Сам он, на свое счастье, тоже, когда хотел, превращался в малошумную машину. Реактор тогда в его нутре приглушался, а экипаж ходил на цыпочках и любимый гороховый супчик ему не выдавали, дабы не пукал в гальюне, даже уважаемое морским народом набивание медных чеканок в свободное время строго пресекалось, а неугомонных долоточников усаживали в прорезиненный карцер вблизи реактора. Боялись того карцера неуставного – страшно, ведь все в экипаже, от мала до велика, надеялись по возвращении в родные пенаты выполнить заложенную природой-мамой программу продолжения рода или, по крайней мере, попробовать это сделать. Сейчас на пути их радостного порыва стоял империализм. И потому они ненавидели его не без причины.

Служебное рвение

– Здравствуй, Роман Владимирович, – пробасил Ковалев, приподнимаясь из-за стола. Евгений Яковлевич был истинно демократичным начальником и всегда проявлял к подчиненным визуально наблюдаемые знаки уважения.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – доложился Панин. Несмотря на свой природный демократизм, а может, именно благодаря ему, Ковалев свирепел от обращения «господин».

– Дело такое, Роман Владимирович… Курить будешь? – полковник протянул пачку «Мальборо».

– Ни в коем разе, спасибо.

Ковалев закурил сам.

– Вы, разумею, в курсе, что наше ведомство сотрудничает нынче с заграницей?

– Доходили слухи, Евгений Яковлевич, – скромно кивнул Панин.

– Садись, Роман Владимирович, не стой столбом. И вот, Америка присылает нам одного эксперта. Кто такой, честно говоря, понятия не имеем – нет у нас, как ни странно, на него досье. Вот тебе с гостем и общаться, – Ковалев сделал затяжку. – Тем более по-английски ты шпрехаешь, так?

– Есть кое-что.

– Вот и славно, Роман Владимирович, – полковник сконцентрировался на Панине более внимательно. – В форме ты нравишься мне больше, Панин. Тебе когда капитана-то положено присваивать?

– Да не считаю я, товарищ полковник. Я же не рядовой какой-нибудь, чтобы на ремешке зарубки к дембелю ковырять.

– Похвальная скромность, Роман Владимирович, но если уж мы служим, то о себе тоже не стоит забывать.

«Намек понят, – доложился себе Панин. – Следить за американцем пуще глаза своего, а то ждать тебе, Рома, капитана до морковкина заговенья. Да и вообще, как бы тех звезд, что имеются, не лишиться».

– Учту ваши слова, Евгений Яковлевич, – поблагодарил Панин за науку.

– Долг наш, стариковский, вас – щенят – учить, – зевнул полковник Ковалев, – да ждать, когда созреете да смените нас – сундуков пыльных. А что там, Рома, у тебя на личном фронте? Что-то побед не видно? – перешел на совсем доверительную волну полковник Ковалев. – Ты жениться, вообще, собираешься?

– Да не попадается покуда нужная кандидатура, – молодцевато отбился Панин.

– Ну-ну, ты что, в каких-нибудь Мурашах служишь, – удивился Ковалев, – вокруг – столица! Неужели мало?

Панин пожал плечами:

– Приму ваши слова к сведению, Евгений Яковлевич.

– Вот и прими.

В таком роде они пообщались еще некоторое время, это была работа с людьми, так подобные разговоры называются у начальства.

Грохоты моря

А что еще имел так полюбившийся всей команде и министру Военно-Морского Флота «Революционный пролетарий»? Он имел оружие, невиданное, но давно теоретически предсказанное западной наукой – скоростные торпеды, действующие по принципу реактивного движения. Нет, не те, известные всем ракетоторпеды, которые могут выскочить из морской стихии, прилететь в нужное место по воздуху, затем нырнуть и начать активную охоту за чем-нибудь притаившимся в мокрой темноте, нет, эти плавали по принципам Циолковского, но под водой. Понятно, они не набирали в водной глади вторую или первую космическую скорость, дабы не стирать титановые бока, но восемьсот километров в час они все-таки развить умудрялись. И ладно та, запуганная и загнанная в восточную часть Тихого океана Америка-2, находящаяся в состоянии «холодно-горячей войны», она хоть знала об этих советских штучках-дрючках, а местная, та, что кичится морскими мускулами и никак не может наглядеться на собственную силищу? Этой встреча со столь вызывающими военными достижениями должна была оказаться совсем в диковинку.

И так оно и случилось.

Ударная лодка «Сиракузы», марки «Лос-Анджелес», получила в правый борт сразу три ракетные торпеды «Пилюля», и единственное, что успели понять ее акустики с помощьюбуксируемой ГАС, это то, что в их сторону выпущено нечто очень быстрое, и выпущено с глубин, на которых наличное на борту оружие не способно поразить ничего. Ну а каклопался стодесятиметровый корпус «Сиракуз», дано было расслышать обоим оставшимся в акватории американским лодкам и даже некоторым надводным кораблям. То, как орали и хлебали напоследок кислород сто тридцать три человека команды, не дано было расслышать никому. Они не успели ничего более, даже выпустить на поверхность моря радиобуй. После этого они, без особого труда, достигли предельной в этих местах глубины погружения – семи тысяч шестисот метров.

«Революционный пролетарий» повисел немного на одном месте, чутко вслушиваясь, не выдаст ли себя еще какая-нибудь западная субмарина, но как ни старался, так и не засек барражирующего в пятнадцати километрах «Си Вулфа».

Сближение

После приземления у Ричарда Дейна создалось впечатление, что он миновал не расстояние, а время. Словно из старого чулана достали уэллсовскую машину времени и без предупреждения переместили его на несколько десятков лет назад. Именно так на него подействовала посадка в России. А после пары часов езды на автомобиле, через пробки и достопримечательности, ощущение не пропало, а даже усилилось. В таком настроении он и предстал перед Романом Владимировичем Паниным.

Для начала он назвался, и они пожали руки.

– Говорите по-русски? – спросил его по-английски Панин.

– Да, умею чуть-чуть, – отчеканил Ричард Дейн с ужасным акцентом. – Не против получить уроки от настоящего русского.

– Интересно, – снова поинтересовался Панин, – для чего вас до сих пор обучают русскому, неужели «холодная война» еще не кончилась?

– А зачем вы учите английский? – парировал Ричард Дейн. Этот славянин начинал ему нравиться.

– Ясно почему, это международный язык, на нем говорит очень много народу.

– А что, думаете, на китайском говорят меньше?

– Все-таки пока меньше. Может быть, когда-нибудь. Ладно, попробуем перейти на «ты», – Панин сделал небольшую паузу и после кивка Ричарда Дейна продолжил: – Ты, Ричард, чего-нибудь ел? Пойдем перекусим, заодно поболтаем, так сказать, будем сочетать приятное с полезным.

Такая непосредственность понравилась Ричарду Дейну, и во время трапезы они стали почти приятелями. А потом в служебной комнате Панина они беседовали, наливая маленькими стопариками отличное крымское вино. Пьяные мужчины беседуют о работе – постепенно разговор скатился на предмет их будущего сотрудничества.

– Как ты думаешь, Ричард, что за всем этим стоит?

– Тебе сказать правду, Роман? Я вообще-то боевой летчик, в эту канитель с документами попал силой обстоятельств. Если бы сам не был свидетелем некоторых событий, никогда бы не поверил в этот сумбур. Мы прямо «охотники за привидениями» какие-то.

– Знаешь, Ричард, одно такое привидение мы обнаружили.

– Да, кое-что мне сообщили. Правда, весьма смутно.

– Ладно, об этом потом. Мне дали добро на то, чтобы ввести тебя в курс дела. Наши считают, что прибыл большой эксперт, экстра-класса.

– Это я, что ли, Рома?

– Да, большой эксперт, который разрешит все наши загадки. Они что – ошиблись?

– По-моему, я просто надоел своему шефу, а тут подвернулась командировка для кого-то из сотрудников. Я имел достаточные параметры для отправки – знание русского и причастность к великим тайнам, вот меня и послали к черту на кулички, в вашу Москву.

– И ты, правда, пилот?

– Правда.

– А что ты там упомянул про события, свидетелем которых стал?

– О, это долгий разговор. Если бы не присутствовал гриф секретности, эту историю можно было бы рассказывать молодым дамам в качестве крючка-наживки.

– Серьезно?

– Истину глаголю. Правильно я выговорил, Рома? – Панин кивнул.

– Ладно, расскажи.

– Сначала налей.

– Ну, тут проблемы не будет.

В общем, со взаимодействием у них вышло хорошо.

Согласованность

Видели когда-нибудь на фотографии либо в познавательно-просветительной передаче «Клуб кинопутешествий» китайского петуха? Это такая экзотическая птица, у которой хвост достигает восьми, а то и десяти метров. Хвост ее так красив и так ценится, что хозяин во время прогулки своего питомца вынужден нанимать рабочую силу, дабы этот хвост за гулякой таскали. Вот такая это дорогостоящая в содержании птица.

Ударные атомные подводные лодки тоже таскают позади себя дорогостоящие хвосты, но, в отличие от китайских курей, делают это самостоятельно. В хвостах тех расположены гидроакустические локаторы пассивной и активной природы. Чем больше тот локатор в размерах, тем лучше его чувствительность и тем больший диапазон его частотного использования. Но, конечно, не все так просто, миниатюризация аппаратуры тоже имеет значение. Например, «Революционный пролетарий», из-за проведенной когда-то борьбы с космополитизмом и кибернетикой, имел на борту менее мощные, чем у противника, компьютеры, а потому хуже анализировал улавливаемые своим шикарным хвостом сигналы. Потому однажды он подвергся неожиданной атаке подводной лодки «Атланта», класса «Си Вулф».

Мичман-акустик «Пролетария» обнаружил присутствие врага, только когда в сторону русской субмарины понеслись торпеды «Мк-58».

– Скоростное погружение! – скомандовал капитан.

– Есть скоростное погружение! – вторили ему офицеры-помощники. – Рули погружения на десять градусов! Заполнить балластные цистерны!

– Есть это, есть то и есть сё! – ответили по интеркому из соответствующих отсеков.

– Акустики, где наш подлый империалистический враг? – поинтересовался лысый не от радиации, а от мамы-природы капитан.

– А не слышим его, гада, – ответили взволнованные акустики.

– Для чего я вас поил, кормил, воспитывал? – спросил сияющий лысиной капитан, накрывая свою прелесть фуражкой.

– Не виноватые мы, начальник, – ответствовали с гидроакустического поста. – Уши наши вымыты и ватою вычищены, и чувствительность их такова, что едва-едва шевеление молекул воздушных не различаем, но промышленность дала нам аппаратуру, не доведенную до ума.

– Не время сейчас разборки вести, – увещевал лысого капитана накрытый волосами замполит, – надо дело делать.

– Как же его делать? – возражал ему на то капитан. – Известен, но невидим наш враг. Совершаем мы бегство, коммунизму несвойственное.

– А вы, командир, вспомните работу Ильича «Шаг вперед, два шага назад», и станет вам легче, – утешил начальство замполит.

– И то правда, – сразу воспрянул духом капитан.

Как известно, лодка «Революционный пролетарий» могла погружаться так глубоко, что почти никакая торпеда империализма не могла за ней угнаться, но на горе теперь в нее послали две «Мк-58» – новейшие торпеды калибра шестьсот шестьдесят миллиметров, которые по своим ТТХ умели нырять на девятьсот пятьдесят метров, а потому, несмотря на все старания «Пролетария», продолжали его преследовать. Уж он и рули на пятнадцать градусов поставил, и реактор с жидкометаллическим теплоносителем нагрел до максимума, и даже ловушку-имитатор, в Ленинграде сработанную, по стоимости двенадцати детским садикам равную, выпустил наружу, а «Мк-58» все не отстают. Так и гнались за «Революционным пролетарием» торпеды подлые, покуда давление воды им так компьютерные головы не сдавило, что логарифмы с интегралами поперемешались. Вот только тогда, почти на предельной для «Пролетария» глубине, они и отстали.

– Фух! Пронесло! – сказал в облегчении капитан, фуражку снявши и утирая платочком свое достоинство.

– Фух! – вторили ему офицеры-помощники.

– Еще как «фух»! – поддержала команда по интеркому.

– Как наказывать империалиста будем? – спросил обладающего прической замполита имеющий ущерб головы капитан. – Может, пора спецзаряды расчехлять?

– И то правда, – согласился замполит. – Почему, собственно, «нет»? Территория ведь наша.

– Да, – согласился капитан, – по карте гравитационных аномалий – вполне даже наша.

– Значит, принято единогласно? – спросил русоволосый замполит.

И капитан кивнул ему протертой платочком головою.

Надстройки теорем

– По швам трещит ваша теория, профессор, – язвительно сказал советник президента США.

– Это вообще-то была гипотеза, – поправил собеседника Генри Литскоффер.

– Пусть, но вы утверждали, что предметы из их мира приходят, а затем уходят.

– Или остаются, как помните.

– Да, но ведь и так и так сразу не может быть.

Литскоффер промолчал, только удивленно посмотрел на Саржевского.

– Почему не может? Достаточно аналогичная теория давно существует – неопределенность Гейзенберга.

– Не знаю, но их флот испарился, а снаряд – тот, что у нас в лаборатории, до сих пор на месте.

– Ну?

– Что «ну»?

– Объяснить популярно?

– Сделайте милость.

– Учтите, это снова гипотеза.

– У нас покуда все на них строится, стерпим.

– Все перенесенные предметы имеют ядро консолидации. В данном случае скорее всего ядром служил авианосец.

– «Юрий Андропов»?

– Может быть. Даже, более того, не он сам, а его реакторы. После того как реакторы были выведены из строя нашими ракетами, ядро исчезло.

– Черт возьми, но наш флот бился с ними уже после потопления этого «Андропова» еще несколько часов как минимум.

– Я же не говорю, что исчезло все соединение. Исчезло только ядро. После этого процесс перетекания материи пошел в обратном направлении. Частота реализации началауменьшаться.

– Ладно, а почему их снаряд у нас в лаборатории?

– Возможно, он вышел из некоего эффективного радиуса поглощения. Не только из так называемого «эффективного радиуса провала» – помните, я когда-то пояснял, что это такое? – но и из следующего уровня, из «обратно весового радиуса провала». Кажется, я и это когда-то объяснял. Вот и все.

– Натянуто все это выглядит.

– Когда мы разработаем удачную математическую модель, я вам продемонстрирую, договорились?

– Знаю я ваши объяснения, – поморщился советник президента.

– Как пожелаете, – Генри Литскоффер пожал плечами.

Более ничего интересного в этом помещении сказано не было.

Американские эксперты ошибались. После глушения реакторов на «Юрии Андропове» ядро консолидации не исчезло – оно просто сместилось.

Слойка

Мощность взрыва соответствовала пятидесяти тысячам тонн обычной химической взрывчатки. От эпицентра пошла волна уплотнения, которая со скоростью передачи звука в воде понеслась сообщать о нем всем, имеющим соответствующие уши. Первыми – если считать только нежелательных свидетелей – о взрыве узнали гидроакустические станции Австралии, потом Японии. К моменту прихода волны уплотнения к берегам Испании и Норвегии их операторы уже были оповещены своими далекими коллегами через всемирную компьютерную сеть, потому они успели соответственно подготовиться и, несмотря на дальность, вычислить параметры с не меньшей, чем японцы, точностью.

Здесь, вблизи, сила «слойки» – бомбы, использующей не только реакцию распада ядер, но и синтез легких элементов из изотопов водорода, – ощутилась не какой-то далекой какофонией из отражений и переотражений, способной не более чем дернуть стрелки датчиков слежения, она обрушилась на окружающие километры всесильным молотом, способным уплотнять даже жидкости. Приблизительно четверть кубической мили воды мгновенно вскипела и рванулась вверх перераспределять тепло более равномерно. «Красный пролетарий» определил положение противника довольно неточно, потому «Атланта» – новейшая лодка класса «Си Вулф» – не угодила внутрь гигантского чайника, однако она познала всю прелесть ударной волны. Удар пришел с самого неудачного ракурса – сбоку. Девятитысячетонную «Атланту» едва не перевернуло, красивый цветок пропеллера схлопнулся в бутон, и самое страшное – ее огромный корпус лопнул сразу по нескольким сварным швам. Переполненный оружием подводный охотник превратился в неуправляемую, потерявшую ход металлическую банку, которая каждую секунду заглатывала в нутро пятьдесят тонн соленой воды. Уже через три минуты в лодке погибли самые хитро забаррикадированные члены команды.

Опознание лиц

– Повтори-ка еще раз, как его зовут? – переспросил Ричард Дейн по-русски.

– Адмирала? – уточнил Панин, в свою очередь, на языке Ричарда. – Ты же смотрел документы?

– Туго у меня покуда с вашими местными именами-отчествами.

– Понятно.

– Ну так?