Чтение 14–й страницы книги ~По ту сторону~

3.Служебной халатности дежурной смены. Потери:

Убито — 14, из них офицеров 2. Ранено — 19, из них офицеров 5.

Уничтожено: автомобилей— б, мотоциклов— 3, вездеход — 1.

Утеряно: автоматов АК-бб — 12, пистолетов-пулеметов МП-64— 2, пистолетов «Вальтер» ПК— 1, «Парабеллум» ПК — 1, коробок с фильтрами ФПО — 3, прибор ночного видения с ларингофоном — 1.

Предполагаю:

1.Группа, установив место пребывания, попытается вернуться на объект с целью обратного проникновения.

2.Группа доберется до райцентра и попытается вступить в контакт с компетентными органами.

Начальник объекта «Алатау» штандартенфюрер СС Р. Габуния.

Неплохо эти ребята умеют воевать.

Когда Ивс впервые читал этот материал, ему бросилась в глаза несуразность: «устойчивые» ко всем видам воздействия беглецы, судя по пропавшим фильтрам, унесли их в горы вместе с оружием и патронами. Люди «оттуда» не могли заранее знать, для чего служат белые гусеницы, и почти невероятно, что такого уровня догадка возникла в горячке прорыва. Это означало, что хотя бы один беглец, скорее всего первый, сумел заранее заполучить фильтр, научился с ним обращаться и использовал при побеге. Это объясняло и невосприимчивость к газам. Возможно, имела место обычная небрежность охраны. Кроме того, «удачное направление» тоже наводило на определенные мысли. Случайно ли? Наткнувшись на этот логический сбой, Ивс и все остальные объяснения посчитал вздором, не принимая всерьез заявление о том, что объекты устойчивы к пси-волнам. Может быть, и зря.

Авария на пси-полигонах Франкфурта, что случилась на прошлой неделе, вполне объяснима. Это или халатность персонала, или пакостят семеновцы. Разбежавшихся «овощей», конечно, быстро переловили, но утечка информации пошла. Обычный сбой из разряда рядовых. Но до Франкфурта была база «Алатау», а теперь добавились североамериканские «манекены-подпольщики».

Этих оказалось всего четверо, но неприятности могут случиться очень серьезные. У руководства поколебалась вера в надежность психологической обработки. Рабочие манекены не должны бунтовать — это звучит так же странно, как восстание стиральных машин.

Американцы же ухитрились не просто, взбунтоваться и бежать, судя по рапортам, манекены создали целую организацию. Воровали оружие, убивали охранников, запустили в компьютерную сеть вирус, бог знает что еще. Этот их зачинщик-программист своей прощальной программкой практически вывел из строя электронные пароли защиты, а заодно и модули всех окрестных рабочих систем. В Нью-Йорке пришлось остановить плановый запуск двух агентов.

Ивс взял протоколы наблюдений и стопку серых дискет. Слишком много за последнее время побегов. Слишком много. Вырисовывается странная цепочка совпадений.

Первичные слепки материала с Алатау. Хоть это они успели сделать. Надо будет взять материалы домой.

Горы остались позади, и сразу стало заметно теплее, По ночам уже можно было не кутаться в тряпки, выстукивая зубами знобкую дробь, а нормально отдыхать, хотя костер все равно разводили. Днем впереди шла разведка: иногда один, иногда двое, редко три человека. Ночью обязательно выставляли часового, но, в общем, предосторожности почти всегда оказывались лишними. Скалолазы уходили все дальше от обжитых мест, выбирая самые заброшенные, глухие районы. Маленький отряд оставался совершенно невидимым для центральной власти.

Когда приходилось выбирать между скрытностью и скоростью, они всегда предпочитали переждать или лишний раз все проверить. Скалолазы прекрасно понимали, что лучшепотерять несколько дней в дороге, чем давать многомесячный крюк, заметая заново следы. Кроме того, скрыться от крутолетов второй раз могло и не получиться.

Каждый вечер, когда на скорую руку, а когда и не торопясь, Игорь и Оксана занимались стряпней. Женька придавал горячему питанию весьма большое значение.

Перебирали груду сорванной на ходу съедобной зелени, мыли и вычищали каждый листок, корень или стебель. Посуду к тому времени уже удалось раздобыть «фирменную» — металлические миски и котелок, самодельными оставались только резные деревянные ложки, к которым за зиму все привыкли. Этот инструмент каждый имел при себе постоянно, но применять его приходилось не так часто, как хотелось бы.

— Игорек, уже и предгорья кончились. Равнина впереди. — Оксана неодобрительно озирала окрестности. Чахлого вида кустарник и редкий сухостой окружали временную стоянку скалолазов. — Как будто в болото спускаемся.

Игорь в ответ буркнул что-то неопределенное, пытаясь разорвать руками кусок лежалого, рыхлого уже ствола с широкой развилкой. У прогоравшего «на уголь» костра, никого, кроме поваров, не было. Все разошлись по обычным лагерным делам. Оксана тяжело вздохнула.

— Это мы теперь как, через радиоактивную тайгу пойдем?

— Да мы третий день через нее идем. И раньше тоже не по парку гуляли.

— Господи. Это ж тут и мутанты могут быть, и нечисть всякая…

— Ну, понятно. Насмотрелась фильмов ужасов. Сейчас как вылезет из кустов бронированный крокодил. С тремя головами. — Игорь с хрустом переломил о колено большую ветку. Это был его обычный способ «пилить» дрова.

— Тебе смешно, а здесь, между прочим, тридцать лет радиация. Здесь все может быть. В том числе и бронированные крокодилы.

— Оксана, крокодилов тут не может быть, потому как их тут не было никогда.

— Откуда ты можешь это знать?

— Знаю. — Хрякнула сухая ветка.

— А мутанты? Мутанты всякие бывают… Не водились, так завелись. — Оксана отхлебнула с ложки варево и обеспокоено почмокала губами, глядя на белесый от плесени лес. Непонятно было, что ее тревожит, явный недостаток соли или возможность встретить возле лагеря сказочного Змея Горыныча.

— Хорошо. — Игорь подложил несколько веток не в самый костер, а сбоку, сушиться. — Здесь могут завестись и крокодилы. Так что осторожнее, Ксюха, когда за водой на родничок пойдешь. И еще тут водится такой зверь, ксюхоед. Страшно прожорливый.

— Да что ты меня пугаешь, дурак здоровый. — Оксана настороженно оглянулась на кусты. — Скажи мне честно, могут здесь такие твари появиться или нет? Я с детства боюсь всякой гадости.

— Здесь, Ксюха, из больших зверей только Медведи водятся. А медведя сколько ни облучай, он крокодилом не станет. Он, если дозу получит, облысеет и сдохнет. И нереститься, к примеру, тоже не начнет. И летать не научится. Максимум, родится какой-нибудь очень уж свирепый мишка. Или там, лапы будут длинные. Но все равно это медведь будет, узнать-то всегда можно. Не так уж это много, тридцать лет.

— А свирепый медведь с длинными лапами для тебя ерунда, значит. — Оксана взяла персональную миску Игоря и, помешивая ложкой, плеснула в нее похлебки. — Вот выйдет сейчас к костру, так ты за эту лапу с ним здороваться начнешь.

— Да медведи тут все передохли давно, здесь же есть нечего. — Игорь сумрачно посмотрел на порцию, которую отмерила ему Оксана. Красноречивый этот взгляд сообщал, что размер черпака мог бы быть и больше. — И с длинными лапами передохли, и с короткими. Нам бы сейчас любой из них на мясо сгодился. Но не встретится, слишком шумно мы идем. Я думаю, в округе сейчас все медведи разбегаются.

— То есть, — Оксана еще раз попробовала похлебку и скрепя сердце чуть-чуть досолила, — бояться нам здесь нечего?

— Ну почему, самой радиации надо бояться. Если ты не хочешь, чтобы твои дети тоже были с длинными лапами. Заразы всякой. И насекомых. У них период жизни короткий, ужемного поколений сменилось, могла выработаться какая-нибудь новая дрянь вроде мухи це-це. Укусит тебя такой мутированный комар за щечку — и отбросишь копытца. И все.

— Ничего себе. Так это похуже крокодила. — Оксана с подозрением посмотрела на комара, который как раз собирался сесть ей на руку, и ловко прихлопнула его еще в полете. — Зови всех ужинать.

Сонный ночной охранник жевал бетель, изредка сплевывая на земляной пол кроваво-красную слюну. Разумеется, это не разрешалось, но кто пойдет проверять посты в первом часу жаркой, душной индийской ночи? Если бы еще разводящим в карауле оказался немец, но дежурным офицером был свой, бхаратья, из тех, что воевали когда-то не столькоза Союз, сколько против англичан. В отсутствие же аккуратных немцев или фанатичных в пролетарской злобе русских дисциплина в охране сразу падала, да и пост, честно говоря, был из самых спокойных. Здесь никогда ничего не происходило, здесь нечего было испортить или украсть. Любой нарушитель дисциплины мог поиметь здесь только неприятности; это не то, что склад горюче-смазочных или производство технического спирта. Конечно, охранник никогда не позволил бы себе уснуть, спящих часовых в СД расстреливали, но пожевать листочки…

Это не Берлин, это всего лишь Дели.

Послезавтра должны выдать жалованье и паек за две недели, из которого, по слухам, урезали гречку. Сам охранник не любил гречку, но деньги и продукты ему были очень нужны. Он задумался— насколько вообще можно задуматься, жуя листья бетеля, — и красные, как слюна, мысли, утекли далеко от опостылевшего дежурства. Он вспомнил недавнюю аварию на химическом заводе, клубящийся на улицах города белый газ и бегущих людей, уже объятых смертью. Они уносили ее с собой, в легких, а потом выплескивали наружу мучительной желтой пеной на губах. Вспоминал свою удачу, зияющие осколками витрины магазинов, сверкающую мелочь на полу, разбитые кассы, армейский респиратор и труп офицера с вывернутым бумажником. Жаркий, удушливый день, обожженный алым солнцем. Почему-то луна сегодня казалась такой же. Неприятного, неживого цвета луна. У часового возникло странное желание оставить автомат и уйти с поста. Потеряться от этой луны и бешеных арийцев… Просто уйти в горы и жить там, обрабатывая землю. Просто жить… Бетель, это все бетель, подумал он и вяло усмехнулся.

Неисчислимыми бриллиантами сияло над ним черное звездное небо.

Охранник не знал, что на следующий день на гильбростанции состоится очередной запуск, да ему и не полагалось знать такие вещи. Он просто жевал бетель, думал о звенящей пустоте жизни и вспоминал. Калейдоскоп пронзительных картин кровавого оттенка, близкий и вечно ускользающий смысл, тайный смысл всего сущего.

Темная фигура у ворот проявилась так внезапно, что охранник едва не поперхнулся собственной слюной. Он вскочил и схватился за оружие. Внутри станции чужих быть не могло, значит… Или это все-таки разводящий? Мысль не успела даже оформиться, как он узнал стоявшего в темноте человека. Офицер СД из славян. Поляк, что последнее время часто заказывал ему обувь. Можно сказать, русский приятель. Теоретически охранник знал разницу между поляками и русскими, но для Индии все славяне шли на одно лицо.

У охранника был знакомый сапожник, сосед по кварталу, что вручную делал туфли. Очень хорошие кожаные туфли, даже подошвы плел. Каждый заказ индивидуальный, с собственным узором, точно по ноге, дешевле и лучше грубых фабричных ботинок. На каждом таком заказе охранник имел четыре марки. Офицер, не заходя в световое пятно, махнул ему рукой.

Охранник не колебался, у него даже мысли не возникло, что постовому не положено отвлекаться. Он послушно отошел в самый угол, в тень. Здесь они были недосягаемы для случайного взгляда и следящих камер . центрального пульта. Офицер дал ему сразу три палочки-мерки, это означало три пары обуви, и начал что-то длинно объяснять о полноте стопы в одном из заказов, о подъеме и вросших ногтях своего очередного приятеля. Охранник довольно кивал, запоминая, думая о двенадцати неожиданных марках и о том, как бы поделикатней сплюнуть накопившуюся слюну. Еще одну тень, что скользнула за его спиной к охраняемой двери, он не почувствовал и не увидел. Офицер, зорко следивший за его взглядом, держал правую руку в кармане и говорил, говорил, тревожно блестя глазами… Затем очертил прокуренным ногтем на одной из палочек полноту, оставил задаток и улыбнулся странной улыбкой, оставив в душе охранника ощущение тревоги и неясного беспокойства. Затем поляк исчез так же бесшумно, как появился. Вот он был— а вот уже растворился в душной черноте.

На следующий день с этого склада взяли комплект одежды и снаряжение для гильбронавта, уходящего в очередной рейд. Еще через сутки охранник благополучно получил свой паек, причем гречку, оказалось, не изъяли, а заменили по весу пшенной крупой. Так что несколько последних дней своей жизни охранник посвятил обычным торговым операциям, выменивая на барахолке разные мелочи и торопя своего сапожника закончить заказ.

Арестовали его только на следующей неделе. Еще через день непрерывно воющий, с кроваво-красными лоскутами содранной кожи манекен охранника специальным самолетом был отправлен в Запорожье.

За последние десять лет трижды предпринимались попытки захватить гильбростанцию и прорваться в другой мир. Каждая такая операция требовала длительной подготовки, бойцов Сопротивления стягивали с разных сторон, обеспечивая будто бы случайные переводы или командировки в нужный район.

Каждый раз на карту ставилось все.

Первая попытка была самой массовой, тогда у подполья был мощный приток свежих сил, предчувствие удачи хмелем бродило в крови, и, казалось, все получается. Провал случился на последней перед штурмом стадии. То ли среди подпольщиков нашелся иуда, то ли кто-то попал под выборочный психологический контроль. В районе, где уже сосредоточились боевые отряды Сопротивления, развернулась десантная дивизия СС — и началось кровавое похмелье. Так погибли объединенные силы Праги и Парижа; все организации подполья были интернациональны, но базировались в каком-нибудь крупном, обычно столичном городе. Разгром был полным. Ни во Франции, ни в Чехии движение уже не возродилось.

Затем был удавшийся штурм в Багдаде. Но здесь сработала самоликвидация системы запуска, и смявшие охрану боевики смогли захватить только горящие здания. Гильбростанция оказалась уничтожена, и это был успех, но целью штурмовавших являлась именно рабочая гильбростанция. Тогда, и это было уникально, им удалось даже отступить. Добили Каирскую организацию позже, уже в самом Египте.

Потом пошла длинная череда провалов, не доходящих собственно до стрельбы, и боевая операция в Рио, когда нападавшим элементарно не хватило сил.

С тех пор им не хватало сил уже никогда.

Последние годы истекающее кровью Сопротивление не могло набрать бойцов и удачи на мало-мальски серьезную попытку прорыва. Тогда они изменили план действий.

Досыта хлебнувшие коммунизма люди решили предупредить о Вторжении. Они шли на смерть, чтобы спасти незнакомый мир от свинцовых волн «счастья народов». В гильбронавты пробовали внедрять своих добровольцев, потенциальных перебежчиков, но, несмотря на все ухищрения, их кандидаты ни разу не смогли пройти психотропной проверки. Пытались обрабатывать уже действующих агентов, тщательно фильтруемых СД и СА, с тем же отрицательным результатом. Психологическая броня оказалась слишком серьезной. Мозг человека прозрачен, а на подготовку своих гильбронавтов СА не жалело ни времени, ни средств.

Иногда подпольщикам удавалось устраивать сбои и взрывы на самих станциях, что отодвигало сроки Вторжения, но не решало задачу. Все страны, которые могли бы им помочь, давно были захвачены коммунистами; катастрофически не хватало снаряжения и денег. Бойцами Сопротивления двигала ненависть. Бескорыстная, безнадежная, мстительная ненависть к режиму.

Операция, к которой в центре Польского Сопротивления готовились почти год, продумывалась до мелочей. Предупреждение должен был пронести «на себе» ничего не подозревавший агент СА, у которого заменили обувь. Согласно действующим инструкциям, агентам запрещалось иметь при себе любые нестандартные вещи, если этого не требовалось для выполнения задания, любые предметы, которые могли бы навести на размышления людей «того» мира. Даже если агент попадал в автомобильную катастрофу, осмотр его тела не мог никого насторожить.

На этот раз в каблук ботинка был вмонтирован небольшой передатчик, призывно верещавший на полицейской волне, и кассета с длинной, испещренной фотографиями и документами микропленкой. В этом, собственно, и состояло Предупреждение— агент сам должен был привлечь к себе внимание полиции, а уж микропленку в каблуке прочитают.

И все-таки не получилось. Где именно произошел прокол, так и осталось неизвестным, возможно, что выполнению тщательно разработанного плана помешал какой-нибудь пустяк. Агента с «маяком», по слухам, арестовали местные власти. Тот, разумеется, тут же скончался от «сердечного приступа» — биологическая программа самоликвидации была обязательной для всех гильбронавтов. Полиции достался труп с работающим в каблуке передатчиком, но само Предупреждение почему-то не состоялось. Вся операция, прекрасно продуманная и осуществленная — чего стоило хотя бы внедрение «офицеров» в Делийский центр гильбронавтики— свелась к тому, что был ликвидирован рядовой индийский агент, каких коммунисты считали сотнями. И все.

Мало того, подпольщикам не удалось замести следы.

Ивс Вагнер вцепился в этот инцидент мертвой хваткой, чувствуя за ним организацию. Эсэсовцы провели целую серию арестов, просеивая всех, кто имел отношение к Делийской операции, безжалостно отрабатывая подозреваемых, превращая их в шлак, снимая информацию даже с мертвецов. Они открывали все новые и новые связи, ликвидируя вместе с реальными подпольщиками десятки непричастных людей.

Аресты, начавшись среди индийцев, быстро переметнулись на французов и поляков. Дважды Варшавская группа пыталось направить карающий удар по ложному следу, подбрасывая наркотики, деньги и «мертвых террористов», направляя сверху рекомендации «закрыть дело», и оба раза уловка не удалась, приведя только к новым жертвам. Пришлось отозвать из Дели всех, кого еще можно было спасти, часть людей переправили в Испанию и в Иран. Все было слишком шатко, торопливо и ненадежно. Работать против психологических машин вообще очень сложно, система тестов и периодических проверок на специальных детекторах наносила организации тяжелый урон, выбивая самых лучших. Сейчас за этой мощной, но в обычные годы почти слепой силой ощущалась стальная воля Ивса Вагнера. Руководитель проекта «Счастье народов» контролировал расследованиеот первого до последнего пункта, отдал приказ о специальном самолете на Украину и лично выпотрошил в своей лаборатории четырех охранников, трое из которых пострадали ни за что. Он вывел эсэсовцев на первую нить и обозначил направление; просмотрел материалы следствия, представил несколько человек к награде, а двоих отдал под трибунал. Вагнеровские медики придумали контрпрепараты против фармакологических ухищрений подполья, они не давали арестованным скрыть информацию или хотя бы достойно умереть. Вагнеровские спецгруппы, бойцы отряда «Медведи», проводили наиболее важные аресты так, что подозреваемые не успевали покончить с собой. Понимая, что до окончательного, большого провала остались считанные дни. Варшавская организация решилась действовать на «исконно коммунистической» территории.

В России, Германии и на Украине операции удавались редко, и стоило это, как правило, больших денег и потерь. Но другого выхода не было.

Это покушение предстояло организовать в считанные дни. Неудача фактически означала катастрофу для Варшавского подполья. На земном шаре уже не осталось страны, куда могли бы скрыться противники коммунистического режима.

Если обергруппенфюрер Вагнер останется среди живых, все подполье исчезнет в лабораториях СС и местных отделениях гестапо.

Ивс сидел в своем любимом кресле и слушал Чайковского, Он не любил яркого света, и в небольшой его квартире стоял полумрак. Красивая безделушка из пестрого стекла, медленно вращаясь, перемещала по стенам цветные пятна. Именно так — классическая музыка, кофе или сок черной смородины — Ивс обычно обдумывал важные вопросы. Не спеша. Иногда он их даже расписывал, поскольку рядом всегда лежал лист бумаги, фиксировал общую цепочку логики, заносил на разные стороны листа все доводы «за» и «против». На душе у него было неспокойно. Прежде чем принять решение, следовало окончательно выяснить детали.

У него, Ивса Вагнера, обергруппенфюрера СС, члена ЦК НКПС, начинались неприятности. Серьезные неприятности. Реальная власть — это высота, с которой очень опасно падать.

Надо было разобраться в нескольких странных случаях. На первый взгляд, они не были связаны между собой, но жизнь научила Ивса соединять мельчайшие детали направленной против него игры. Он умел складывать политическую мозаику из разрозненных кусков, а те, кто ошибался или вел против него интриги, давно сгинули в лабораториях института. Не все, конечно, но счет еще не закончен, и строительство коммунизма продолжается на своем решающем, переломном этапе. И пока оно продолжается, переломить можно кого угодно.

Побег, авария во Франкфурте, волнения на заводах в Йорке, и еще один побег. Две грамотно составленные докладные Шелленбергу от генерала Семенова, затем попытка отделить от института группу Рябова, лично преданных Вагнеру бойцов, и, наконец, провал его агента в Дели. Это могли быть звенья одной цепи, а могли быть и просто случайности; но в случайности Ивс не верил.

Лучше перестраховаться.

Итак. Взбесившийся материал в Детройте, где четыре манекена, обработанных по его методике, не только бежали — проявили себя как грамотные диверсанты. Кража со взломом на оружейном складе, поджог, взрывы и побег. Убийство нескольких охранников. Активное сопротивление группе Рябова. Испорчена компьютерная программа двух цехов,пакостный вирус абсолютно новой формы. Еще и самовзрыв манекена при аресте. Очень странный эпизод. И последствия неприятные.

Йорк. Там очевидной была диверсия, «межклановая разборка», как написали бы газетчики, попадись им в руки этот материал. В Йорке, по крайней мере, все ясно, уши генерала Семенова торчали оттуда за версту. Слава богу, что программа обучения имела дубль, предусматривающий экстремальные случаи. Неизвестно только, связан ли Йорк с Детройтом, с теми материалами, что уже лежат на столе у Шелленберга. И Франкфурт— это, скорее всего, тоже Семенов. Его почерк, его рука.

Еще был давний, но не забытый Ивсом эпизод — удачный побег с базы «Алатау». Таинственным образом освобождается целая группа, великолепный материал, еще не подвергавшийся обработке, вооружается автоматическим оружием и с боем прорывается в горы. Проходит сквозь охрану как нож сквозь масло, открывает закрытые двери камер, игнорирует всю систему сигнализации и видеослежки. Это при том, что на базе чуть ли не батальон медицинских войск СС. Уходят новички, студенты, впервые попавшие не только на базу, впервые попавшие в этот мир. Они ничего не могут знать, им все непонятно, не говоря уже о том, что охраняется база по литере «С». Шансов на побег не больше, чем у рыбы в аквариуме. Но они, тем не менее, бежали. И удачно бежали. По времени это может быть только экспромт, а впечатление такое, будто план побега разработан до мельчайших деталей. Соотношение потерь не в пользу охраны. Совсем не в пользу охраны. Более десятка трупов его людей. Проверка показала, что халатность санитаров тут ни при чем— кое-какая разболтанность, конечно, была, как и во всякой воинской части, если искать, что-нибудь найти можно. Но не более чем обычно. Для российской глубинки на «Алатау» дисциплина оказалась даже неплохой.

Так мало того, что эти ребята благополучно ушли в горы, они еще и растворились, исчезли в этих горах. Как будто в воду канули. Ему доложили— профессиональные скалолазы и альпинисты. Но скалолазам тоже надо где-то жить? Что-то кушать? Не невидимки же они!

Передвижные ретрансляторы, мощнейшее поле в течение пяти недель, волновые структуры направленности «спираль», ориентированные именно на те приборчики защиты, что беглецам удалось унести с базы. Железная дорога, одиннадцать ближних поселков, развилки шоссе, само шоссе и четыре окрестных перевала. Они не должны были пройти. Никак. Нигде. Он обесточил тогда два района, включая воинские части, крутолеты патрулировали горные районы, куда не могли подобраться машины пси-волн. Или они с фантастической скоростью ушли в горы — причем в совершенно диком, нелогичном направлении, из тех, что не успели сразу перекрыть, или у них действительно существует устойчивость к пси-волне. Тогда эти ребята могли элементарно просочиться ночью мимо ретрансляторных машин.

Причем последнее, кажется, более вероятно. Из всего этого, действительно, можно сделать вывод, что пси-волну в определенных условиях можно нейтрализовать. Или кто-то очень хочет, чтобы у Шелленберга сложилось такое впечатление? Может, и не было этой, якобы неподготовленной группы студентов? Может, это тоже поработали люди русского генерала?

Или все это чудовищная случайность, стечение обстоятельств, как уверял начальник базы «Алатау», перед тем как его расстреляли? Ивс не верил в совпадения. А вот то, что в его ведомстве существует некто, намеренно путающий карты, он знал наверняка. Сам побег, разумеется, не представлял собой серьезной угрозы— бродит в горах еще одна шайка недовольных советской властью. Таких бюргерских недобитков в мире довольно много. Отлавливают, конечно, но медленно. Где-нибудь, когда-нибудь они вынырнут. Тут им и конец. А если у этих парней действительно есть иммунитет на пси-воздействие? Они все из Красноярска, а там повышенный радиационный фон. Здесь он, конечно, еще более повышен, но там люди пока живут.

Особая устойчивость материала? Это маловероятно, но это опаснее, чем целая дивизия партизан-маки. В таком случае все пси-расчеты плана «Счастье народов» неверны. Само вторжение сразу пойдет не так, немножко, но не так, и погрешность будет быстро накапливаться в отрицательную сторону. Под угрозой может оказаться и основная операция.

До этого злосчастного побега статистика была почти нормальной. Триста сорок четыре объекта исследовано, три случая иммунитета. Алкоголик и монахи, два истово верующих фанатика православной церкви. Эта парочка породила шесть комиссий и проект «Послушник». И правильно, нельзя ставить под удар всю операцию. Нельзя допускать никаких случайностей. Никак нельзя. А здесь такой довесочек к статистике, еще трое из девятнадцати. Если верить руководству базы «Алатау», как МИНИМУМ трое. Что-то они там анализировали, движение беглецов по базе изучали, схемы чертили, графики… Может быть, пытались себя выгородить — в этом уже не разобраться. Может быть. А если нет? Сопротивляемость материала возрастает с одного процента до почти шестнадцати. Это катастрофа. Вместо быстрого захвата столиц получится кровавая бойня с переходом в ядерную войну. В затяжную ядерную войну. В результате Союз получит еще одно огромное кладбище, на котором невозможно жить. Существуют ли такие локальные очаги высокой пси-сопротивляемости? Да или нет? Информация должна быть у него раньше, чем у Семенова.

А может, им просто помогли в побеге? Нет, вряд ли. Протоколы исследования не подделаны, даты и дозы воздействия точны и написаны разборчиво. Спровоцировать побег и пойти под расстрел — это идиотизм, так что начальство «Алатау», в общем, ни в чем не замешано. Расстреляли офицеров, конечно, правильно, дисциплину поддерживать надо, но они действительно ни при чем. Если здесь и было постороннее воздействие, то на уровне унтеров или даже рядового персонала. Вот этих надо будет еще раз тщательно проверить. Всех, кто напрямую общался с материалом.

Бессистемные, казалось бы, случаи, но они связаны тем, что воздействие пси-волн, его пси-волн, ставится под большой знак вопроса. Это может быть кто-то, кто копает лично под него, с целью дискредитировать все исследования института. Причем необязательно Семенов. Такие люди есть, и они вполне способны на продолжение провокаций. Они будут пакостить еще, причем в самое ближайшее время, чтобы создать у фюрера определенное мнение по этому вопросу, чтобы все правильно преподнести. И с этой точки зрения тоже нужно добраться до бежавших и нормально, не спеша их допросить. Так, чтобы они рассказали ВСи. Найти и взять их живыми, или хотя бы с неповрежденным мозгом… Это вряд ли возможно, если материалу помогли бежать семеновцы. В таком случае беглецы, вероятно, уже мертвы. Их уберут из предосторожности, из элементарной целесообразности действий. Кстати, с этой версией хорошо согласуется полное исчезновение скалолазов. Как в воду канули. Несмотря на все посты, несмотря на прочесывание, несмотря на программу «Невод».

А если это действительно случайность? И воздействие не прошло по естественным причинам? Кстати, интересная деталь — центровым в побеге манекенов считается компьютерщик, программист. И на «Алатау» было почти то же самое. Большая компьютеризация населения. У них там часто по два телевизора в семье и все рабочие места компьютеризованы. Играют они на них даже, говорят. Часами развлекаются. А это значит, находятся под непрерывным воздействием электромагнитного поля, идет поток электронов в глаза, в мозг. Они живут в этих полях. Их дети растут под мультфильмы и компьютерные игры. Постоянно идет воздействие. Причем воздействие, в принципе сходное с пси-волной, только ослабленное. Может ли так выработаться иммунитет? Своеобразная прививка? Надо разобрать эту версию. Надо поймать сбежавшую группу. Исследовать каждогоих них в отдельности, выяснить истинный процент устойчивости к пси-волнам. Это возможно, только если побег не был спланирован заранее; но будем считать, что все-таки не был. Тогда надо встать на место бежавших и подумать. Что они будут делать в такой ситуации.

Ивс с удовольствием отхлебнул холодный сок. В бокале плавали не растаявшие до конца кусочки льда, он всегда кидал в бокал несколько кусочков. А Эльза всегда только один. Только один. Он увидел ее длинные пальцы с узкими, ухоженными ногтями, высокий бокал и губы, ее губы, алый след помады на краешке стекла, он почувствовал ее дыхание и быстро взял в руки карандаш, чтобы не вспоминать.

Нельзя вспоминать.

Расчертим.

Так. Сбежавший материал, совсем молодые парни. Несколько девушек. Они, видимо, отсиделись в горах или в пустыне, в безымянном оазисе у какого-нибудь ручья. Но когда-нибудь они все равно выйдут из своего убежища. Невозможно всю жизнь прятаться. Не тот это материал. Еще осенью Ивс провел расчет психологической характеристики этих ребят, основываясь на тех первых слепках, что успели получить на Алатау. Специальные математические модели позволяли предсказывать, прогнозировать поведение людей в различных ситуациях. Он рассматривал как отдельные личности, так и группу в целом, комбинируя эту группу различными способами, предполагая случайную смерть то одного, то другого из сбежавших объектов. Получалось почти всегда одно и то же.

В ситуации они, видимо, разобрались достаточно быстро. Им удалось исчезнуть, что само по себе повышает рейтинг выживаемости группы, если исключить вариант, в котором они уже мертвы.

Скорее всего, беглецы где-то отсиделись и теперь предпримут глубокий рейд, стараясь максимально отойти от базы. Они вынырнут очень далеко от Алатау; и это может быть абсолютно любое направление. Даже север. Их спасение в том, чтобы действовать алогично, но определенный смысл в поступках и движении все равно должен быть. Это понятно, это правильно, и этому очень трудно помешать. Они могли даже не зимовать, а все время двигаться, пытаясь как можно дальше уйти от погони, но скорее всего, они просто переждали активную фазу поиска. Это разумно. Патрулировать крутолетами огромный квадрат несколько месяцев невозможно. Предсказать, когда они реально тронутся в путь, тоже нельзя. Они и сами могут этого не знать, не иметь четкого плана в начале зимовки. Это может быть как март, так и август, то ли когда снег сойдет, то ли когда в лесу появится еда. Кроме того, большой разброс в направлениях. Не исключена возможность, что они все-таки вернутся к станции. Могут вообще пойти в Индию, относительно недалеко, и двигаться там легче, чем по отравленным просторам России. По горам они ходят великолепно, шоссейных дорог, где была бы надежда их обнаружить, там вообще нет. Только горные тропы. В Индии сейчас много немцев и русских, в центральных районах европейское лицо не в диковинку. Попасть впросак в Индии у них намного меньшешансов, чем, например, в Хабаровске. Для индийцев все европейцы на одно лицо и все ведут себя немного странно. Группа не будет выделяться, в Индии работают европейцы, причем именно такими небольшими отрядами. Внимание они, конечно, привлекут, но местные, скорее всего, примут их за геологическую разведку или за топографов и, уж конечно, никому ничего не будут сообщать. Не принято в глухих индийских деревушках сообщать оккупационным властям о движении разрозненных групп оккупационных войск.Хинди они, конечно, не знают, зато английский наверняка, а реально там и русского достаточно. Если только объявить награду…Но опять-таки описать индийцу европейское лицо очень трудно — это породит массу проблем настоящим геологам. Инспекция чистоты крови будет крайне недовольна, а беглецы, допустим, пойдут к Хабаровску и вынырнут там. Есть ли у них информация о гильбростанции в Дели? Они могут, конечно, попасть впросак и засветиться сразу же, как-никак белые, но лучше на это не рассчитывать. Ребята попались ушлые, а в Индии можно затеряться на десятилетия. Там есть совершенно необжитые, относительно чистые места с хорошим климатом, и многие районы до сих пор фактически не подчиняются центральной власти. И документов там ни у кого нет традиционно, особенно в горах. Там можно не просто выжить, там можно спокойно жить, а если еще запастись какой-либо бумажкой, написанной по-русски и потому непонятной местным полицейским, да убедительно ею размахивать, так полиция еще и содействие окажет, машину даст, проводников… Сам Ивс на месте беглецов выбрал бы именно южное направление. Оно оптимально. Но хватит ли у них ума действовать оптимально?

Могут пойти на восток, через свои родные места. Через красноярскую тайгу, к океану. Могут двинуться на север, в Москву, через грязные районы. Но Москвы как города давно уже нет, и они, конечно, об этом знают. А могут вообще пойти на запад, через пустыни и степь. В любом случае, район вероятного поиска огромен.

Так. Это все слишком расплывчато. Патрулями и засадами их не перехватить. В дороге они почти в безопасности, на лежбище своем тоже, коль скоро их до сих пор не нашли, теперь только если случайность… Это тоже нельзя сбрасывать со счетов, но планировать случайности бессмысленно. Нужно подойти к вопросу иначе. Совсем иначе.

Нужно определить их конечную цель. И ждать их уже там, у этой цели.

Ивс закурил.

Если они вообще куда-нибудь пойдут, то это будет гильбростанция. Делийская, Хабаровская, Пражская или Московская. Именно в такой последовательности. Значит, ловушка должна быть на всех четырех. Любая засада за столь долгий срок устанет и потеряет бдительность, а значит, они обнаружат ее раньше, чем будут замечены сами. Засада на такой долгий срок теряет всякий смысл. Ловушка должна быть психологической. Можно даже расширить зону ожидания, в конце концов, если они доберутся до Праги, то они и до Берлина могут добраться. Ловушка должна быть универсальной. Рыболовный крючок с наживкой. Что-то простое. Что-то очень простое… Трогательно-сентиментальное. Женщина? Ребенок? Специальная охранная часть? Награда за поимку?..

Ивс улыбнулся. Он понял, что это будет, и почувствовал, что идея сработает. Отлично. Он затянулся последний раз, аккуратно погасил окурок и записал мысль на листке.

С этим он, во всяком случае, сегодня разобрался. Он отхлебнул еще сока. Лед полностью растаял, но вставать за новой порцией было лень.

Отлично. Эти ребята уже никуда не уйдут, и информацию он получит.

И, наконец, Дели. Его кошмар, неожиданно ставший явью. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Провал. Полный провал работы, что продолжалась десятки лет. Кстати, случайно ли то, что именно в Дели произошел инцидент с его агентом? Нет ли здесь какой-то связи с Алатау? Нет, маловероятно. Эти ребята не могли сработать настолько изящно. Но… Узелок для памяти лучше завязать.

Маки подменили агенту обувь, заложили в каблуки микропленку и радиомаяк. У гильбронавтов никогда нет с собой ничего, что могло бы навести на подозрение, вызвать хоть малейший риск провала. Им запрещено брать с собой посторонние предметы, даже амулеты, кольца или часы. Им проверяют зубы и кости, гильбронавта «полируют и собирают по винтикам», как отшлифованный, отлаженный механизм, что самоуничтожается при малейшей угрозе со стороны властей. Разумеется, и одежда у них специально-обыденная, ничем не примечательная, типовая. А тут накануне… И ведь это практически сработало. Парень сам «позвал» полицию, и арестовали его очень быстро. Просто подошли на улице. Подошли уже с намерением арестовать. Маячок передавал какой-то террористический бред — не то от сикхов, не то от пакистанцев… Полиция, арест, наручники… И тут же «сердечный приступ», мгновенная смерть с разрушением мозга. Этого не может избежать никто из гильбронавтов. Ивс прекрасно знал все подробности ареста, так как в верхних эшелонах индийской полиции у него было целых три агента. Но вряд ли они смогли бы помочь, сумей эти кретины в участке не только извлечь из каблука микропленку, но и грамотно ее прочитать.

Счастье, чудо, удача, что накануне агент промочил ноги и сушил их у костра. Каблуки, видимо, хорошо прогрелись, а пленка оплавилась так, что разбирать ее надлежало реставраторам-экспертам. Полицейские пытались рассматривать ее просто на свет. Холодная весенняя ночь и вонючая сточная канава— вот что спасло операцию.

Не промочи этот парень ног…

Как удалось выяснить Ивсу, погибшего агента признали пакистанским шпионом. В особом отделе полиции на него завели целое досье, и местные полицейские вскоре завалили его липовыми документами, бледными фотографиями размазанных, оплавленных кадров, подтверждающими «пакистанский след». Точно так же они могли собрать документы и на «тигров освобождения» или на американцев. Политика и дерьмо в сточной канаве в очередной раз объединились.

Это уже не Семенов, это настоящие маки. Недобитки бюргерские, давно их не было слышно. Паразитов надо уничтожить, но с прочими неприятностями индийский эпизод, скорее всего, не связан.

Тревожным сигналом, «звоночком», являлась и попытка убрать от него группу Рябова. Здесь тоже торчали уши генерала Семенова. Это представляло для Ивса уже физическую опасность. Возможно, без «медведей» семеновцы рискнули бы его арестовать. Арестовать и допросить, а оправдание всегда найдется.

Ивс допил уже начавший согреваться сок. Черную смородину для него выращивали в специальной, закрытой от дождей теплице.

Ничего.

Он решил сыграть на опережение. Ивс считал, что у него еще есть несколько дней. Он примерно представлял себе, как именно будет использовать против Семенова его же собственный компромат.

Он успеет.

Два рослых, подтянутых эсэсовца с документами, которыми удовлетворился бы любой патруль, вышли из троллейбуса в микрорайоне Космос. В ларьке у остановки они купили сигарет и бутылку пива, небрежно огляделись— никаких признаков «хвоста» не было. Один из них полюбезничал с миловидной продавщицей; второй, несмотря на свои берлинские бумаги, говорил только по-польски. По чуть бегающим глазам можно было догадаться о том, что нервы у парней напряжены до предела.

Дворами они подошли к неприметному жилому дому.

Блочная пятиэтажка из серых бетонных плит. Старый щербатый асфальт, металлические ящики помойки, облупившаяся краска на деревянных лавочках, сплошь исписанных и изрезанных ножом. Зелень, обожженная химией и летним солнцем, закрывала подъезды умирающей листвой и иссохшими лозами черного винограда.

В соседнем дворе, через дорогу, стоял белый «Запорожец», дешевая малолитражка местного автомобильного завода. Машину пригнал сюда накануне человек, который никогда не видел этих парней в черной форме. Он захлопнул дверцы, оставил машину и ушел, нимало не интересуясь ее дальнейшей судьбой. Ключи от малолитражки лежали в карманах каждого из «эсэсовцев», оба знали, где ей положено стоять, оба глянули в эту сторону, проверяя, все ли в порядке. Ровно в шесть они зашли в крайний подъезд, стараясь, по возможности, не привлекать внимания вездесущих и зорких скамеечных бабушек.

На площадке между четвертым и пятым этажами они перекурили; на лестнице не слышалось никакого движения. Открыв отмычкой люк на крышу, оба «эсэсовца» поднялись по металлическим ступеням вверх. В этих дешевых блочных домах практически не было чердака, из-за чего верхние этажи летом перегревались, а зимой промерзали насквозь. Старая крыша, небрежно залитая смолой, хлопала в такт шагам отслоившимися листами рубероида, которым измученные жильцы много лет латали швы. Вокруг были антенны, какие-то провода, по краю тянулось хлипкое металлическое ограждение. Высотных домов рядом не было, поэтому передвигаться по крыше они могли практически свободно.

Отсчитав четыре подъезда, «эсэсовцы» нашли нужный балкон. Хозяйка квартиры, по их информации, должна была находиться на работе. Один из них перегнулся с крыши, проверяя. Эта сторона дома выходила к дороге, видневшейся за серыми колоннами тополей, и опасаться приходилось только случайного взгляда. На балконе заворковали голуби. Самодельные раздвижные стекла были полностью раскрыты, давая доступ свежему воздуху, так что парням даже не пришлось воспользоваться заранее заготовленным проволочным крючком. Прикрепив к ограждению веревочную петлю и проверив его на прочность, первый легко соскользнул вниз. Через секунду он уже стоял внутри застекленного балкона, в руке как будто сам собой появился пистолет. Второй спустился менее удачно,. зацепив ногой стекло так, что банки вокруг зазвенели, а голуби, жившие в большом ящике у самой крыши, испуганно захлопали крыльями. Все, однако, обошлось, и само стекло тоже выдержало. Потянув один из концов веревки, «эсэсовец» сдернул петлю с ограждения и спрятал капроновый шнур в карман.

Хозяйки дома действительно не оказалось. Звали ее Надя, и с работы она обычно приходила в семь. Парни, стараясь не оставлять следов своего присутствия в квартире, внимательно осмотрели обе комнаты и крохотную кухню, выбирая место для засады. Две крохотные комнаты с низкими потолками и убогой меблировкой. Тесная кухня неполныхшести метров. Сидячая ванна и «стоячий» туалет. Здесь было настолько мало места для предстоящей игры в прятки, что хозяйка могла наткнуться на незваных гостей где угодно. Единственным местом, где реально можно было укрыться, оказалась кровать. Надежный в своей примитивности способ— вниз, туда, где стояло несколько пыльных коробок.

Тесновато, но вполне терпимо. От случайного взгляда хозяйки визитеры были теперь защищены, подстраховываясь, каждый из них осмотрел кровать с разных сторон. Профессионал обязательно проверил бы маленькую комнатку, но телохранителям Ивса запрещалось заходить внутрь этой квартиры, и «эсэсовцы» об этом знали. Разве что сама хозяйка вдруг заглянет под кровать, положить или взять что-то из этих картонных ящиков… В руках одного из парней появилась длинная металлическая нить — удавка; другой передернул затвор, досылая патрон, и навинтил на ствол глушитель. Еще раз внимательно оглядев квартиру, они обменялись несколькими фразами и нырнули в свое убежище.

Последнее время Наде довольно часто приходилось задерживаться на работе, но в этот день она пришла домой почти вовремя. Как обычно, в конце дня ей звонил Ивс, чтобы узнать, когда она освобождается. Это означало, что вечером он обязательно придет. Она сняла тонкий, прорезиненный плащ и повесила его в прихожей. Гражданский вариант комбинезона химической защиты, в Запорожье в таких ходили многие. Любую другую одежду быстро портила кислота.

Привычно скользнув в ванную комнату, Надя сбросила с себя платье и встала под желтоватый душ. Теплые струи воды омыли ее уставшее за день тело. Через несколько минут, запахнувшись в халат, она вышла оттуда и на мгновение замерла— ей показалось, что в квартире стоит какой-то странный запах. На кухне, как и в комнатах, не было ничего необычного. Соседи тоже как будто ничего не пекли и не жарили, впрочем, запах и не был кухонным, он вообще был очень слабым, едва уловимым и странным. Чужим. Надя вышла на балкон и высунулась в окно — их район, относительно чистый, часто достигали «свежие ветра» с многочисленных металлургических заводов. Ничего. На балконе она отвлеклась сигаретами и задумалась. Затем пошла на кухню ставить чай.

Ивс приехал только через сорок минут.

Надя лишь однажды, и то вскользь, видела его охрану. Трое крепко сбитых молодых парней в гражданской одежде. Обычные охранники СС— хорошо подготовленные ребята, вся работа которых состоит из профессионального недоверия и ожидания разного рода неприятностей. В послевоенном Союзе при охране высокого уровня специалистов, чиновников и офицеров существовало жесткое правило: какова бы ни была причина смерти объекта— реальное покушение, сердечный приступ или автомобильная катастрофа — охранников расстреливали. Охрана могла тоже пострадать в аварии, или вести бой с террористами, или еще что-нибудь в этом роде — уцелевших допрашивали, лечили, но потомвсе равно расстреливали. Даже манекены из них изготавливать было запрещено. Подобное правило, будучи повсеместным, защищало от подкупа не хуже фармакологических, и психотропных средств. Впрочем, у обергруппенфюрера СС Вагнера было достаточно власти, чтобы не превращать себя в подконвойную букашку — там, где он не хотел видеть своих телохранителей, они не появлялись никогда.

В квартире Нади он их видеть не хотел. Как обычно, один из охранников поднялся через чердачный люк на крышу, но не обнаружил там ничего подозрительного. Он передал по рации сообщение остальным и уселся на перекур, приспособив под сиденье лежавшую в углу крохотного чердака фанерку. Парень по опыту знал, что у Нади Ивс пробудет очень долго. Остальные привычными тенями дежурили на лестничной клетке, с ними давно здоровались Надины соседи. В ту минуту, когда женщина пошла открывать дверь, оба «эсэсовца» бесшумно выкатились из-под кровати и заняли более удобные позиции — один встал за угол шкафа, за платяную занавеску, другой присел в углу между письменным столом и большим креслом. Ивс, а это был конечно он, поцеловал Надю в уголки глаз и повернулся к вешалке снять одежду. Затем Надя закрыла входную дверь и, улыбаясь, снова пошла на кухню ставить чайник, а Ивс, обычным своим движением поправив перед зеркалом волосы, открыл дверь, чтобы войти в комнату.

На черной дешевой стенке, состоявшей из множества полочек, где за полированными дверцами прятались одежда и белье, выделялась одна красивая, центральная полка с зеркалами. Собственно, зеркал как таковых на ней не было, только амальгамная основа в глубине, создающая своеобразный объем и «глубину» для нескольких хрустальных безделушек, что на ней стояли. Именно там, опираясь на стеклянную рыбу, примостилась небольшая цветная фотография: Надя в черном красивом платье с букетом живых цветов в этой же комнате на фоне этой же стенки. Очень удачное фото Ивс когда-то, несколько лет назад, сам печатал этот снимок. При входе в комнату он всегда на него смотрел, как бы снова слыша переливы давно отзвучавшей, прекрасной мелодии, вспоминая мгновения, когда они были по-настоящему счастливы.

И на этот раз еще на входе, приоткрывая дверь, он бросил взгляд в сторону снимка, и там, в зеркальной глубине, ему почудилось какое-то движение. За хрустальной посудой, чайником и снимком ничего конкретного Ивс не увидел, просто что-то неясное шевельнулось там, где никогда не было никаких теней, и привычный за многие годы взгляд уловил в комнате чье-то присутствие.

Фальшь.

Вместо того чтобы шагнуть в комнату. Ивс остановился в дверях. С кухни доносился шум льющейся в чайник желтой воды. Ивс знал ее звук, знал, как она наполняет чуть наклонившийся набок в тесной раковине чайник, знал, как желтый оттенок постепенно исчезает, теряясь по мере наполнения и на фоне накипи стенок. На балконе как-то чуть громче обычного ворковали голуби. В комнате перед ним не было никого и ничего, ни звука, почти могильная тишина. И все же Ивс кожей почувствовал опасность. Медленным, мягким движением он потянул из-за пазухи складной нож, раскрыл его и поставил на фиксатор. Привычка иметь в кармане нож осталась еще со времен бесшабашного студенчества, когда в Германии это было совершенно необходимой модой. Длинное узкое лезвие блеснуло в электрическом свете и придало ему уверенности. В конце концов, Надя этой его слабости не видела и видеть не могла, а он, разумеется, не собирался ей отчитываться в том, что только что заходил в ее комнату с раскрытым ножом. Уже делая шаг вперед, Ивс почувствовал сбоку чье-то тихое дыхание и начал поворачиваться в ту сторону.

Дальнейшее смешалось в один кровавый, матерно кричащий клубок.

Мелькнувшие справа руки попытались набросить на него удавку, но Ивс успел пригнуться, и петля скользнула в пустоту, сам же он пырнул лезвием что-то мягкое, брызнувшее на руки кровью, на нем повисло мускулистое тело, с нечеловеческой силой выкручивая руку с ножом. Ивс сопротивлялся как только мог, тяжело дыша и пиная ногами мебель — но все вокруг странно перевернулось, и он уже валялся на полу. И только Ивс подумал о том, что надо бы закричать, как пронзительно завизжала Надя, хлопнул выстрел и тело на нем дернулось, а хватка стальных рук как будто ослабела; послышался глухой удар во входную дверь, кто-то спрыгнул с Ивса и метнулся к окну, а сам он — сколько ни вспоминал в дальнейшем свои действия, не мог вспомнить ни малейших признаков страха — тяжело прыгнул вслед за высоким парнем в эсэсовской форме, схватил его за сапог и споткнулся о катившуюся по полу бешеную кошку, в которой с трудом можно было узнать Надю — она царапала и рвала длинными ногтями лицо белобрысого парня, тот пытался загородиться руками с пистолетом и как-то ее отпихнуть, в двери уже ломилась охрана Ивса, а сам он держал, пытался держать за ноги яростно сопротивлявшееся, скользкое от крови тело высокого эсэсовца со все еще висящей на руке металлической струной. В следующую секунду Надя отключилась от удара пистолетом в висок, лежавший под ней «эсэсовец» выхватил из кармана гранату, но рвануть чеку не успел, гранату вышибли, и она, ребристо постукивая, покатилась в угол. На террориста навалились оба охранника, один из которых уже получил то ли шальную, то ли прицельную пулю. На балконе высокий «эсэсовец», весь залитый кровью, яростно матерясь по-польски, сшиб третьего охранника Ивса, что успел соскользнуть с крыши на крики и шум борьбы, и выпихнул его за перила так, что охранник еле цеплялся за остов балкона, обрезая руки осколками стекла. В этот момент Ивс профессионально ударил «эсэсовца» в спину рукояткой ножа; жилистое тело обмякло и сползло на пол. Охранник, хлюпая разбитым носом, продолжал цепляться за раму, медленно перемещая себя обратно на балкон.

Ивс развернулся, но все было уже кончено. На полу без сознания лежали Надя и второй «эсэсовец», запястья террориста были в наручниках, пистолет, валялся рядом, а из располосованных ногтями щек и шеи густо сочилась кровь. Ивс аккуратно положил на подоконник сломанный нож — где и когда сломалось лезвие, он не заметил, проверил Надин пульс и вышел в ванну приводить себя в порядок. Раненный в плечо охранник, морщась, говорил в коридоре по телефону, вызывая подкрепление и скорую помощь. Ивс тщательно сполоснул руки и вытер их полотенцем, не оставив на нем розовых следов, затем глянул в зеркало и поправил сбившуюся прядь волос.

Разгром подполья в Варшаве начался уже через несколько часов. Специальная группа бойцов Рябова перекрыла все возможные пути отхода и взяла живыми девять из пятнадцати подозреваемых, и все они попали в лаборатории. Допросы террористов вели абсолютно верные Ивсу люди по программе прим четыре-бис, и уже через час-полтора то, что осталось от этих бойцов-маки, показывало против генерала Семенова, «вспоминая» внешность и адреса его людей. В тот же вечер люди из СД арестовали самого Семенова; Ивс превосходно и логично увязал в своем рапорте несопоставимые вещи: действия польских террористов, два побега, диверсию в Дели и реальный, хорошо документированный компромат, который скопился у него на русского генерала. Шелленберг, который теперь очень редко принимал участие в политических сварах, ознакомился с документами и подтвердил своевременность ареста. Ивс пережил несколько очень неприятных часов, потому что решение фюрера могло бы быть и прямо противоположным. Семенова доставили для допроса в одну из подконтрольных Ивсу лабораторий; это была уже полная победа. Наиболее мощная группировка при ЦК, противостоявшая лично Ивсу и желавшая краха плану «Счастье народов», оказалась обезглавлена, а немногие промахи самого Ивса получили дополнительный уровень страховки.

На Семенова теперь можно было спихнуть что угодно.

От генерала торопливо открещивались все, на кого он еще вчера уверенно опирался; впрочем трудно было осуждать людей, спасавших свою шкуру. Да и помочь Семенову не смог бы уже никто. Даже сам Шелленберг, поменяй он свое решение.

Генерала вот уже несколько часов допрашивали в различных режимах прим.

ГЛАВА 25

Под ногами скалолазов хлюпала ржавая вода, смешанная со снегом. Дороги практически не было, остатки разбитых снарядами и гусеницами бетонных плит поросли мертвым кустарником и увядшей бурой травой. Единственными живыми существами, иногда мелькавшими между развалин, были длинные черные крысы с осклизлыми хвостами. Воздух вокруг был ужасен. Ребята не ощущали этого из-за масок и фильтров, которые не снимали вот уже несколько недель, но было видно, как в воздухе стоит густая, серая взвесь. Настоящий химический туман, который колыхался под ветром, медленно рассеиваясь на вершинах холмов и открытых пространствах и вновь скапливаясь в низинах. В оврагах с трудом просматривалось дно. Иногда к серому цвету добавлялся ярко-желтый или оранжевый, и проникновение газовых волн друг в друга, медленное их смешение или выкрест создавали картины странных, почти космических туманностей. Это напоминало рождение и смерть галактик с яркими пятнами желтых, фантастических звезд и мертвыми глазницами выбитых окон, когда какой-нибудь двухэтажный домишко выныривал на поверхность. По обочинам время от времени попадались ржавые остовы автомобилей со сгнившими колесами. Кислотные испарения выедали все дочиста. Надежда найти какой-нибудь «неисправный грузовичок», окрылявшая их во время пребывания в пещере, теперь исчезла полностью.

Черные скелеты деревьев, видимо, все-таки оживали, пытались ожить каждую весну, грязный снег под ногами иногда смешивался с остатками опавшей листвы или выцветшей хвоей, но сплошного ковра, как обычно в лесу, нигде не было.

Когда однажды над ними пролетела птица, все долго смотрели ей вслед,

На одной из бесчисленных рек бассейна Иртыша скалолазы срубили плот. Бревна вязал Игорь, вязал хитрым морским способом, прорезая по каждому торцу кольцевые пазы-насечки и прожигая раскаленным прутом бревна насквозь. Крепление не было жестким, но узлы держались мертво, да еще и подтягивали друг друга. Почти три недели скалолазы спокойно сплавлялись вниз по реке, отдыхая от тяжелого перехода, отсыпаясь и отъедаясь рыбой. Течение, кроме одного-двух участков, где река широко разлилась, было довольно быстрым. На перекатах им даже пришлось поволноваться, но все обошлось благополучно. Вода здесь оказалась почти чистой, во всяком случае, рыбы ловилось много, и скалолазы не останавливались даже на ночевки. Костер жгли прямо на плоту, на специальном возвышении в центре; там же стоял большой шалаш-палатка, защищавший от весенних дождей.

Горы уходили все дальше, бесконечно разливалась вокруг тайга. Больных деревьев попадалось довольно много, но уже не было сплошной череды ноздреватой, как губка, источенной серой плесенью, мертвой древесины. Иногда лес вообще казался здоровым. Изредка мимо скользили избушки рыбаков и лесных обходчиков — скалолазы никогда не останавливались поболтать с местными жителями, ограничиваясь приветственными возгласами и взмахом рук. Здесь, конечно, можно было что-то выменять, разнообразить стол мясом и ягодой, узнать новости, но можно было и навлечь на себя подозрения. Найти и перехватить группу на реке намного проще, чем в безбрежном таежном море. Впрочем, никто ими особенно не интересовался, лишь однажды подгреб на лодке какой-то мужичонка на предмет выменять табачку. Его угостили папиросой, и еще пачку он сменял на дробовые патроны— боеприпасов к охотничьему ружью у ребят почти не осталось. Покалякав о погоде, о цене на спирт, вообще за жизнь и еще раз о цене на спирт — мужичонка явно намекал на то, что неплохо бы дерябнуть, они вполне дружелюбно расстались. Впоследствии скалолазы часто вспоминали, сколько матерных определений дождя, тумана и «завеси» — так здесь называли особый, химический туман — может изобрести русская глубинка.

Мимо райцентра плыть все-таки не рискнули. Впрочем, дальше все равно начинались густо заселенные, по меркам Сибири, конечно, более обжитые районы. Дальше надо было снова обходить жилые места тайгой, мертвой тайгой грязной зоны.

Покидали плот с сожалением. Рома уложил в рюкзак несколько ниток сушеной рыбы — на черный день. Идти в тайгу никому не хотелось.

— Клюквы-то сколько… Прямо хоть катайся.

— И ягода крупная. —Худенький Гера привычным уже движением поправил на спине рюкзак. Переход давался ему тяжелее всех. По силе он ненамного превосходил девчонок, а тянулся наравне с остальными ребятами, и на привалах, даже дневных, мгновенно засыпал.

— Хорошо сохранилась. Надо остановиться. Покушать.

— Рома, а то ты голодный. Ты и так больше всех ешь.

— Вова… Ты, Вова, сельский хлопец.

— И добро бы польза была, а то кормишься, как порося, а сала почти нет.

Здоровенный, почти с Игоря ростом, Рома (и он, и часто дразнивший его Володя были из одного села со странным названием Раздоры) потянулся выписать шутнику лычку, но Вовка, почти всегда опережавший его на ход, уже отошел на безопасное расстояние.

— А ну, пишов! Пишов, пишов! А ну!

— Вова… — Рома тяжело вздохнул, размышляя. — У тебя, Вова, голова дубова.

— А ну. А ну, пишов! Давай, давай. Пишо-ов.