Чтение 21–й страницы книги ~Сценарий "Шербет"~

Тот я, который лежит на кушетке, запутавшись в проводах, нажимает на кнопку сброса. Ему предостаточно на сегодня чужого секса. Тем более что стоит пожелать другую женщину, как возвращаются болезненные мысли о Ксане.

Мне слишком больно хотеть других, пока есть она.

Я освобождаю голову от захватов и некоторое время привыкаю к свету. Рядом шумно пыхтит Гирин и дышат еще человек шесть, не меньше. Все они проявляют вежливость, не торопят. Так у нас принято — никогда не торопить сенсорика после выхода из чужого сценария. Мы создаем впечатление, что после выхода требуется отдых. Мы изображаем усталость и намекаем на срыв нервной системы.

Мы творим легенду о первопроходцах.

Очень скоро все изменится, наши головастые инженеры найдут способ безболезненно «перекачивать» стрим из одного мозга в другой, и тогда, чтобы выслушать чужую драму или снять показания, будет достаточно прилечь на соседской кушетке…

Мы сможем залезть друг к другу в самые постыдные закоулки сознания.

Я боюсь себе даже представить…

…Они все ждут, что я скажу. А я лежу на кушетке и думаю о двух важных вещах. Первая мысль становится навязчивой. Кто меня продал на Родосе?

За тележками с аппаратурой, помимо инженеров и сценаристов, сидят парни Клементины, это Гирин на свой страх и риск выписал им пропуска в лабораторию. А еще там сидят другие парни, из нашего отдела безопасности. Их никто не звал, они ни черта не понимают в технике отдела, но нюх у ребят не хуже, чем у сторожевых псов. Они пришли безспроса, потому что почуяли скандал. А я думаю, как и что сказать, мне ведь надо выйти отсюда живым. После того, что я увидел, вдвойне хочется остаться в живых, просто мания какая-то…

Вторая мысль — о том, что каждого актера-перформера лично утверждает Гирин. То есть, не он один, там целая комиссия из психологов, врачей и режиссеров, но утверждаетсвоей подписью Карлович. Члены комиссии имеют дело с теми данными, которые им предоставляет секретариат, но подноготная каждого человека известна только председателю. Я ловлю его взгляд. Гирин пыхтит и чешется, словно знает, что я сейчас скажу.

— У нее «синий флажок», — говорю я, внимательно наблюдая за его пухлой самодовольной харей. — Кстати, вы нашли ее тело?

— Что? У кого флажок? — Гирин быстро переглядывается с кем-то за моей спиной. — Дружочек, не сейчас. Давай-ка отдохнем, а потом займемся отчетом, все подробненько, обстоятельно… Ты неважно выглядишь, дружок. Я думаю, тебе не стоит сегодня одному возвращаться домой. — Он делает ударение на слове «одному». — Я уже распорядился,выспишься в медпункте, там тебя уже ждет доктор.

Меня предали, это очевидно. Взывать бесполезно, отсюда меня не выпустят. Я потратил уйму нервов и почти все сбережения, сменил два частных самолета, пока добрался до международного аэропорта, и… сам попросил их о встрече на земле. Инженеры, техники, сценаристы. Парни Клементины, наши охранники, Гирин… Нет только сенсорика, который должен был меня сменить. Я уже догадываюсь, что смена не придет. Им совершенно незачем пускать в этот сценарий еще кого-то. Я смотрю в их пустые свинцовые глаза ивезде читаю лишь два слова.

«Тебе конец».

Похоже, нам всем скоро конец, но Тео Костадис нашел выход.

— Худо мне… — Я встаю и хватаюсь за живот. — Перележал все-таки… Не стоило полсуток на жидком корме…

Чувствуя, как их недовольные взгляды буравят спину, я ковыляю в сторону уборной. Однако в коридоре сворачиваю и, минуя лифты, по лестнице взбегаю на третий этаж. Я уже предполагаю, как отсюда выберусь — на третьем этаже возле окон туалета по наружной стене проходит пожарная лесенка. Я сам о ней упоминал в докладной, когда составлял отчет об угрозе шпионажа. Как будет славно, если лестницу не спилили…

Как ни странно, в туалете меня никто не преследует. Я разминаю затекшие мышцы, делаю десяток наклонов и приседаний, брызгаю водой в лицо и выглядываю в коридор.

Никого.

Ночью в здании полно народа, но если никто пока не выкручивает руки, это не значит, что меня выпустят через вахту. В медпункте ждет доктор. Или несколько «докторов». Еще немного, и они сообщат Гирину, что пациент потерялся.

Я выглядываю в форточку. Пожарная лестница проходит рядом с окном женского туалета. Спустя минуту я уже протискиваюсь сквозь узкую фрамугу и выбираюсь на карниз. До газона каких-то двадцать метров.

Эти шесть шагов по карнизу показались мне самыми длинными в жизни. Внизу все равно пришлось прыгать с трехметровой высоты. Вне сомнения, камеры зафиксировали мое падение минимум в трех ракурсах, но просмотрят записи только утром.

Я ловлю такси без водителя и разворачиваю скрин. Руки трясутся, и оказывается, в двух местах я поранил ладонь.

— Два-ноль-четыре…

Если он в стране, то не ответит. Не такой он идиот. Если он слышал о том, что произошло с Юхано-вым и Петей Ласкавым, то не ответит ни в коем случае. Лишь бы его не прибили…

Скрин сигнализирует об успешном подключении. Ого! У оператора сети код ЮАР или Мозамбика, но принимающий компьютер «левый» на все сто…

На экране сплошные помехи и серая мгла.

— Тео, это Полонский, вы должны меня помнить…

Я оборачиваюсь. Из-за угла выныривают фары, наше такси нагоняет большая машина, автопилот перестраивается в правый ряд.

— Тео, это Януш Полонский, дознаватель Экспертного совета. Слушайте, Ласкавый убит, я не смог ничего предпринять. Я смотрел сценарий… «Милый, тебе конец!»…

И вдруг — шорох и треск сменяются первой симфонией Бетховена.

— Не орите, я не глухой. Вы можете приехать прямо сейчас? Боже, до чего тупой! Ну конечно, я в Питере. Нет, хрень такая, не ко мне, это слишком… Смените машину и рулите по второй кольцевой, дальше я подскажу. Торопитесь, капитан.

Хотя мы давно уже опоздали…

23.ТЕО И КУЛЬТУРА

— Капитан, вы, помнится, горели желанием меня выслушать? Ну так слушайте… И он заговорил.

Первые пять минут Полонскому было невыносимо скучно. Костадис сообщал общеизвестные сведения, но чем дольше он говорил, тем меньше Янущу хотелось спать…

…Я был подростком, когда появились первые игровые форматы. Они игрались еще на старом, так называемом плоском телевидении, и в короткий срок захватили половину эфирного времени. Вдумайтесь, полвека назад по всему миру снимали не больше десятка шоу в год! Затем их количество удвоилось и удесятерилось… Как всегда победили сильнейшие. Причем победили не только более слабых по режиссуре и зрелищности, но они исподволь начали выдавливать из эфира другие жанры…

Итак, ретроспективно развитие болезни выглядело следующим образом. Вначале зародились примитивные сценарии, о которых сейчас никто не помнит, кроме библиотекарей. Они были основаны на чистом визуале и эксплуатировали банальный вуайеризм. Полный бред. Продюсеры первых шоу сами не ожидали, какой фантастический интерес вызовет подсматривание за туповатыми подростками, вынужденными коротать дни в аквариуме…

Я вижу, вам это все не особо интересно, а жаль. Мне-то пришлось прочесть горы материалов по теме… Так вот, на смену визуалам пришли темы, где от участников требовали элементарных знаний либо логической, скажем так, гибкости… И одновременно зародились первые жесткие игрушки. Наглядный пример — «Двое в тайге», один из примитивных римейков… Таким образом, параллельно начали развиваться две линии. Интеллектуальная, где создателям приходилось все время балансировать на краю, рискуя потерять зрительский интерес. Это когда участники подбираются слишком умные и уровень вопросов выходит за рамки обывательского восприятия — это тоже, знаете ли, хренотень… Таких программ я просмотрел сотни, и отголоски сохранились до сих пор. Да вот, взять хотя бы «Кубики» с четвертого… Да, да, там где сражаются несколько семей. Таскают тяжеленные кубы, составляя из них верные слова. Удачный сплав физической и умственной нагрузки… И вторая линия, соответственно — это экстремалы всех мастей.

— То, чем заняты «Салоники»?

— Вот еще! Фирма «Салоники» была нацелена на сегмент сетевых игр. У нас с Левой Сибиренко много лет была договоренность, что все свои успешные проекты, из которых можно сделать игру, он отдает мне… А вы пытаетесь блеснуть осведомленностью? Зря, я в курсе всех ваших шпионских потуг. Ладно, ладно, не дуйтесь. Очень скоро вам предстоит убедиться, что все это время вы копали в ложном направлении, хе-хе… Не за ворота тюрьмы, а как раз наоборот. Ладно, не сбивайте с мысли, у нас нет времени на болтовню. Так вот, вторая линия реалити-шоу взяла курс на ужесточение форматов. И те, кто за этим направлением стоял, преуспели гораздо больше «интеллектуалов». Вот такая хрень! Почему так вышло, капитан? Вам не терпится ответить, что ответ лежит на поверхности, что людишки злые и неразвитые, оттого и тянутся к жестокости? А вот и не спешите, не все так однозначно… Упрощенно говоря, экстремальные сценарии выигрывали у интеллектуальных из-за большего спектра возможностей. Им было куда развиваться,само собой, в сторону обострения сюжетов. Я еще помню веселые такие задумки, типа «Крымских катакомб». В «Катакомбах» сам принимал участие, кстати, вместе с Жорой Гириным, а позже продюсировал пару серий…

— Гирин участвовал в «Катакомбах»?!

— А что тут такого? Да вы еще многого о нем не знаете, и ни к чему… Там было страшно, но достаточно прямолинейно. Специально вырытые подземелья в дополнение к существующим, псевдоисторические псевдоценности, которые надо собирать, уйма ловушек и командный дух. Запомните эти слова, капитан — «командный дух», мы еще к ним вернемся… Да, несколько команд с разных сторон входят в катакомбы и под присмотром телекамер недели две спускаются к загадочному подземному озеру, где на дне скрыты артефакты. В «Катакомбах» мы впервые, кстати говоря, пошли на прорыв. До нас зрителям предлагались короткие выжимки, обрезки со стола монтажера, поскольку невозможно целые сутки показывать людей, лазающих в темноте по веревкам. Но мы предложили особо любознательным зрителям диски с полной версией шоу. Круглосуточное наблюдение заучастниками, ни секунды без камер… И множество опросов зрительской аудитории, постоянные рейтинговые голосования на тему того, кто из участников вернее следует «командному духу»… Но «Катакомбы» были скоро забыты, как и остальные проекты, где всего лишь требовалось быть ловким, сильным и смелым. На смену пришли изыски вроде «Башни страха». Вы видели «Башню»?..

— Я что-то слышал…

— Ну да, хрень такая, вы ее уже не застали. «Башня» была первоклассным шоу, но ее запретили эти ослиные хвосты из Страсбурга. То есть в России они ее запретить не могли, но тогда президентом был Лаврушин, такая тряпка — и нашим, и вашим. Он больше всего трясся, что Россию выпрут из Совета Европы, и заставлял всю страну плясать под дудку этой мелкотравчатой шушеры. Россия стояла на цырлах перед Кипром, хрень такая… Этот хаос так и продолжался, пока к власти не вернулось ФСБ, но «Башню» успели закрыть… Это была не командная игра, а разборка по кусочкам одного-единственного человека.

— Ну… так и сейчас японцы вроде делают…

— Делают, но сильно урезаны в правах. Русская «Башня» была намного круче! Япошки, на хрен, и близко не стояли! Однако, Полонский, вы русский или где? Запомните раз и навсегда: в России любая безумная идея раскрывается всегда круче, но не Сразу!.. Да, хрень такая! Оказалось, что слежка за мучениями одного соискателя не меньше захватывает, чем слежка за беготней целой команды. Башня заполнялась водой, в башню пускали хищников, включали прессы, травили человека звуками в полной темноте или не давали спать. В башне пытали в одиночных камерах, где нельзя было даже сесть…

— Вы там тоже участвовали?

— Исключительно деньгами, вместе с Петькой Ласкавым. А Рон тогда покупал трансляцию. Он покупал трансляцию, даже когда казалось, что проект безнадежен. У Рона был потрясающий нюх на удачу. Потом другие спохватывались, но было поздно, Шоу шло только по его кабельной сети. И Рон никогда не продавал трансляцию, он говорил, что аудитория ему важнее денег. Находились козлы, которые от зависти подавали на него в суд, мол, «Башня» несет слишком много насилия, но Рон отбился! Он был хитрец, Юханов, царство ему небесное…

Эй, не смотрите на меня, как на палача! Вы на телевидении без году неделя! Вы вообразить себе не можете, сколько отчаянных личностей осаждали пороги студии, чтобы их залили цементом, или принудили с одним ножом драться против стаи волков, или заставили идти по веревке над кипящей лавой! Они подписывали контракты, и многие гибли, но меньше желающих от этого не становилось. «Башня» стояла незыблемо, кстати, ее до сих пор можно посетить с экскурсией. Настоящую башню, я имею в виду, в крымском заповеднике. Потрясающая конструкция, с изменяемой внутренней геометрией, с десятками ловушек, скрытых ходов и с чудесными видами из окон, хе-хе…

В те годы прокатилось несколько шумных процессов. Сначала какие-то мамаши заявили, что их детки свихнулись от жестокости на экране, и больше сотни малышей покалечились, пытаясь повторить трюки. Да, хрень такая, веселое было время, капитан! Этот полоумный союз матерей почти выиграл суд, когда от руководства канала поступил встречный иск. Хитрый ход, ничего не попишешь! Юристы канала требовали полной реабилитации, а вдобавок публичных извинений на основании пунктов о свободах граждан. У адвокатов мозги варили классно, они отрыли миллион статей из Конституции и международных конвенций, они доказали, что свободная совершеннолетняя личность в нашей стране имеет право получать после одиннадцати вечера любую информацию. Они выиграли не просто одно конкретное дело, а навсегда отбили желание всякой шушеры посягать на информационную свободу…

А потом на основе «Башни» мы сделали неплохую игрушку и продали семь миллионов экземпляров… Кстати, музыку почти для всех серий писал Петя Ласкавый, а рекламную раскрутку нам делала Мариночка Симак. Тогда у них был небольшой романчик, но это к делу не относится… Вы поняли, что я пытался вам вдолбить? Такие проекты, как «Башня», ознаменовали время новых форматов и новых идей. Командный дух стал никому не интересен, честное соперничество не увлекало. Опросы показывали, что людям требуются шоу, вытягивающие из них жилы. Вот такая хрень… Людям нравится смотреть, на что способен человек, доведенный до крайности. Им совсем неинтересно выискивать высокие благородные мотивы. Они спрашивают себя: «А как бы я поступил?» Их так захватывает наблюдение за другими… Крайности, капитан, это то, что вскрывает ложную мимику, хе-хе… И первым серьезным опытом стала «Жажда».

— Вы говорите о первой «Жажде»?

— Да уж всяко не о сегодняшней. «Жажда» собрала под свои знамена самые светлые головы. Нам тогда удалось решить триединую задачу. Создать на экране острейший психологический конфликт, добиться неслыханных физических перегрузок и вывернуть души участников так, чтобы у дамочек началась истерика. В первой «Жажде» присутствовали группы, они искали воду, они хотели пить, но о командном духе и речи не заходило. Меня пригласили как консультанта по некоторым вопросам, я послушал, поглядел и очень захотел увидеть того парня, который все это состряпал. И что вы думаете, Полонский?

— Вы его не нашли?

— В точку! Были люди, отвечавшие за одно, второе, третье, режиссеры второстепенных ходов, но главного задумщика я так и не встретил. Я не встретил человека, или даже шайку лихих парней, которые осмелились выдать подобную концепцию. В какой-то газете «Жажду» назвали так: «Движение-жестокость-психоз-одиночество!» Хотели оскорбить, но не поняли главного…

Теперь слушайте меня внимательно, Полонский! От того, поймете вы или нет, зависит очень многое. Мне будет горько сознавать, что я отдал вам чип, но прикончат вас не за дело, а впустую, хе-хе… Ладно, ладно, надеюсь, что шучу! Перед тем как рассказать главное, я задам вам простенький вопрос. Следите за мыслью, капитан, следите! Итак, сначала был голод, холод и прочая ерунда. Затем ребятишек начали засыпать опарышами, сколопендрами и кидать в ямы с дерьмом. Затем заставляли сидеть в темноте и одиночестве. Затем скидывали с самолета над вулканами, оставляли на резиновой лодке посреди океана… Зачем, капитан?

— Чтобы развлечь публику…

— Хорошо, я спрошу иначе. Тяжелые физические упражнения, конфликты внутри команды, страх, отвращение, неуверенность, стыд, зависть, драки, ненависть, голод, кровь… Все это невероятно развлекает, хе-хе… А теперь представьте себя не в кресле зрителя, с пакетом орешков и банкой пива, а в кресле ученого перед компьютером. Зачем все это, капитан?

— Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Чтобы расшатать те самые цивилизованные коды?

— Вот хрень такая! — Костадис захлопал в ладоши. — Поздравляю, капитан, вас убьют не зря, хе-хе… А я не зря передал вам чип. Ладно, значит, вы способны слушать меня дальше. Так вот, десятки программ эксплуатировали различные фобии и слабости, но только «Жажда» всерьез начала раскачивать пресловутые моральные принципы, лежащие в основе так называемой цивилизации. Только «Жажда» поставила вопрос об уместности норм, улавливаете?! Кому-то все это было крайне любопытно, капитан, но я так и не нашел, кому. А потом мне стало неинтересно искать, а гораздо интереснее зарабатывать деньги. Вы помните первую «Жажду»?

— Мне было лет пятнадцать… — И хрен с ним, что не помните. Во второй «Жажде» искали деньги, много денег, а в последней, как вы понимаете, жаждут крови. Хотя название годится и там, и там, но первое шоу было самым честным, если уместно так выразиться. Наши участники действительно пропадали в засушливых районах без воды. И им действительно никто не мог помочь — все дали подписку, что осведомлены об отсутствии любой помощи до конца состязаний. Это сейчас подобная практика стала нормой, а тогда!.. У, вы бы слышали, как завыли правдолюбцы всех мастей! И как подскочили наши акции! Еще бы, впервые за историю реалити-шоу игроки теряли право сойти с дистанции. Даже в «Башне страха» всегда была возможность нажать спасительную кнопку, а здесь ее отняли…

Во-вторых, там на самом деле не было воды, а благодаря принтам на сетчатке отпала надобность в штате операторов. Вслед за участниками больше не носилась стая вертолетов, они были полностью предоставлены себе. Зато зритель видел и слышал каждого. Нет воды, спасение только на развалинах крепости одиннадцатого века постройки. Четыре команды выброшены на равном удалении от оазиса. В каждой команде есть предатель и есть шпион от команды соперников… Вот такая хренотень.

— Я вроде бы слышал, что в первой «Жажде» участвовали три команды?

— Сначала так и хотели, но нашлось слишком много желающих умереть, хе-хе… Вы продолжаете следить, Полонский? Как я уже упомянул, удачно найдены решения всех трех задач, чего раньше добиться никому не удавалось. Сумасшедшие физические нагрузки, глазами и ушами очевидцев — это раз! Я помню, как подыхала одна девчонка. Выдержала жесточайший скримминг, прилетела на последние гроши откуда-то с Дальнего Востока, в послужном списке имела десяток экспедиций высшей группы сложности. И — на тебе, хрень такая, умирала от укуса паучка или скорпиона. Долго умирала, лежала на боку, в основании бархана, и заносило ее потихоньку песочком. А команда ее дружков проходила стороной, потому что у них уже не было сил помочь. Да, хрень такая…

«Панасоник» тогда впервые предложил пульт-чейнджер, и у зрителя появилась возможность самостоятельно переключать камеры. Так вот, спутниковый микшер показал, чтовосемьдесят процентов зрителей переключились на восприятие этой подыхающей от яда девицы! Даже те, кто болел за другие команды, хе-хе… Ну, ладно, сами понимаете, что после такой статистики все хреновы гуманисты засунули языки известно куда. Психоз на пределе, хе-хе… А теперь скажите мне, Полонский, кто главный соперник и главный претендент на внимание народа после этого шоу?

— Наш «Последний изгой», естественно.

— В точку, хе-хе… Кстати, одним из редакторов на площадке «Жажды» был молоденький парнишка по фамилии Сибиренко.

— Не может быть… Сибиренко работал в «Жажде»?! Но в его биографии это не упоминается…

— А зачем вашему боссу такие пятнышки в биографии? Ведь он у вас народный избранник, создатель персональных шоу, добрых, чистых и нежных… Кто теперь посмеет вспомнить, что идея «Последнего изгоя» зародилась именно в его, безусловно светлой, головушке? Для окружающих — он только хозяин, а жестокости придумывают и воплощают совсем другие люди, кровожадные и тупые, вроде Костадиса.

— Почему вроде Костадиса?

— А вы почитайте внимательно, что обо мне пишут аналитики игрового рынка. «Тео Костадис — это патологически злобное существо, вроде гоблина, которому отдавили ногу. Его „Салоники“ постепенно оплетают сетями ненависти молодые умы, заставляя подростков мыслить тупыми шаблонами героев космических одиссей…» Это я вам кусочек по памяти привожу…

— С ума сойти… И как вы это терпите? Почему не подали в суд?

Костадис несколько мгновений молчит, вглядываясь в бесконечную реку огней. Десятки тысяч автомобилей замирают перед кольцом развязки, но Тео их не видит. Когда с эстакады к воде спускается мотоциклист и по лицу грека пробегает свет фар, Полонский замечает, насколько Тео опустился. Он небрит, из подбородка клочьями торчит седая щетина, в глазах полопались сосуды.

— Ваш босс — гений, я это не отрицаю, я всегда честно признаю чужие успехи, хе-хе… Он увидел, что миллионы болванов пускают слюни, муссируя моменты чужой смерти, и шагнул туда, куда нам всем шагнуть хотелось, но было страшновато. Нас всех, видите ли, сдерживали этические нормы и всякая прочая хренотень! А для того чтобы реально подняться, надо иметь отвагу, которой Сибиренко было не занимать. Он быстро понял, что так и проведет свой век мальчиком на побегушках, и запатентовал право на показ чужой смерти…

— Но первый раз «Изгоя» очень быстро запретили…

— Потому что не все верно поняли идею. Что происходило в первом варианте, вспоминайте! Выкидывали по одному участнику вблизи деревни аборигенов, и давалось задание завладеть местной святыней. Подбирали каких-то полудиких туземцев, то из Папуа, тo из Австралии. И наши люди очень быстро гибли, что поделаешь… Однако два сезона программа продержалась, а за это время Сибиренко и еще три человека успели сколотить состояния. Вторым был Тео Костадис, потому что получил все права на создание и тираж одноименной компьютерной игры. Угадайте фамилию следующего.

— Юханов?

— В яблочко, капитан. Рон получил пожизненные права, на трансляцию по своему кабелю в Питере и отхватил еще тысяч сорок зрителей… И третью фамилию?

— Ласкавый?..

— А вот тут не угадали. Петеньку Лева разлюбил из-за Марины. Это пролегло между ними навсегда; господин Сибиренко не тот человек, чтобы пропустить личную обиду… Лева сделал потрясающе тонкий ход. Он затратил миллионы на продвижение Марины Симак в Москве и добился своего. Теперь от нее зависело формирование вкусов администрации в области культуры нации, хе-хе… Нет, шучу, она и сама потрясающе умная баба.

Как только Марина просекла правила игры, она стала поступать очень честно. Она прямо говорила: «Лева, хочешь, чтобы твоя такая-то программа получила столько-то минут рекламы? Надо триста тысяч! Хочешь, чтобы Генпрокуратура замяла дело о гибели тех идиотов в вашем шоу? Гони сотню» Или так: «Лева, хочешь личный положительный отклик самого такого-то, относительно кошмара, что вы сняли? Двести штук!» Она никогда не подводила и никогда не давала ему расплывчатых заданий. Всегда четко называлась сумма, и все вопросы, что зависели от Москвы, снимались. Пока Сибиренко не решил, что обойдется без нас…

— Вот черт… Я же читал об этом, но забыл… «Салоники» тогда пытались привлечь к суду за изображенные в игре садистские сцены?..

— Никакого садизма там не было и в помине. Все строго по сценарию настоящего шоу, это мы с Сибиренко еще раньше обговаривали. Он жесткий человек и никогда не терпелотсебятины. Вот такая хрень! Весело, да, капитан? Хе-хе… Вы мне все еще не верите?

— Самое печальное, что я вам верю…

— Правильно, вы же можете попросить своих бывших коллег в Управлении, пусть они выйдут на федералов и доставят вам данные по «Изгою». Вполне вероятно, что фамилию Сибиренко там тщательно стерли, но кое-какие выводы вы сможете сделать.

— Зачем мне смотреть эту мерзость?

— А затем! — Костадис указал на сжатый кулак дознавателя, где все так же покоилась капсула с чипом. — Когда вы это изучите, вам захочется купить пару серий «Последнего изгоя», чтобы сопоставить…

— Пусть даже Сибиренко занимался в молодости некрофилией, но какая связь с нашим «Шербетом»? Там нет ничего, кроме любви и секса!

— Бот еще, связь самая прямая, — улыбнулся Костадис. — Это для зрителя с банкой пива нет связи, а аналитику спецслужб без разницы. Любовь, смерть, драма, чем сильнее — тем лучше, но разницы никакой. Левушка всегда мечтал пройтись по самому краю, найти истоки пограничных состояний. Ему бы зверушек препарировать, хе-хе…

— Вы позволите мне снять копию с чипа?

— Сначала я полагал, что чип с докладом Марины послужит гарантией безопасности, но вышло наоборот. Н-да, хренотень такая… Но я не могу просто так взять его и отдатьвам. Я должен убедиться, что вы все правильно поняли. А понять правильно совсем не просто, я и сам не до конца разобрался…

— А что там, на этом чипе? Почему вы называете это докладом?

— Потому что там действительно доклад. Она вела семинары для высшего звена спецслужб по вопросам информационной безопасности и взаимодействию с культурными проектами. После того как Сибиренко ее… ну, скажем так, вывел из дела, Маринка взвилась и затронула в докладе наработки вашей конторы. Она мечтала Леву слегка припугнуть, а вышло наоборот, хе-хе…

— И какая связь?

— Как это «какая»? Через пять месяцев президентские выборы… — Костадис глухо закашлялся, в его груди словно свистел проколотый мяч. — Вы вдолбили себе в голову, что весь мир вращается вокруг дешевой конкуренции с «Жаждой»! Просто Маринка поторопилась… Мы предупреждали ее, что без поддержки московского Управления или на худой конец армии не следует лезть к президенту с подобными бомбами в кармане. Все равно ведь никто не поверит! Разве вы поверили бы, что актриса с куриным интеллектом,находясь в состоянии перфоменса, способна за одиннадцать часов полностью подчинить себе волю заказчика?! Причем изменения практически необратимые… Но Маринка полезла сообщать правду, хе! Тем более глупо, что в Совете безопасности далеко не всем по нраву наш сегодняшний «папа». Если вы не в курсе, основная драка идет между командой «энергетиков» и «дорожниками». «Дорожников» поддерживает думское партийное большинство, там каждому второму обещан куш после ввода в строй радиуса Москва —Пекин…

Грек промокнул лоб салфеткой, скомкал ее и выбросил за окно машины. Он ухитрился загнать автомобиль на второй ярус недостроенной развязки и втиснулся в щель между опорами; здесь было очень темно, но сверху и снизу бесконечной вереницей проплывал поток фар.

Полонский подумал, что если речь и дальше покатится в сторону политики, то ему лучше вернуться в институт.

— Господин Костадис, вы уверены, что я вам нужен?

— Вы правильно боитесь, капитан. Решайтесь. Если вы намерены меня выслушать, то ваше дальнейшее расследование может круто… хе-хе!.. свернуть. И вам придется, образно говоря, сменить ношу.

— Господин Костадис, это моя работа. Нелепо полагать, что я испугаюсь подробностей… Но возможно, если вы хотите обнародовать какие-то сведения, лучше собрать журналистов? Почему вы не сбросите информацию в свободный доступ?

— Что за хрень! Нет ничего проще и ничего глупее, чем доверить свои мысли сети. Начнем с того, что я даже не могу просмотреть доклад на чужом лицензированном скрине,я немедленно поставлю под удар того человека, который мне его предоставит… Что вы смотрите, как будто вчера родились? Поисковые программы федералов настроены на определенные слова, в том числе — фамилии. А в докладе называются такие фамилии… Одним словом, меня вычислят за пять минут! Если повесить доклад на сайте, он провиситтам максимум десять минут, все российские владельцы сайтов подписывают соглашение о делегировании прав стороннему модератору. Если начать рассылать копии, самые верные сведения немедленно будут выданы за очередную утку. Вы мне не верите?

— Кажется, начинаю верить…

— Даже если удалось бы разместить доклад, их модераторы контролируют все… Нет уж, для того чтобы привлечь внимание властей, нужен принципиально иной подход. Нужно взрывать лавочку изнутри… Слушайте, Полонский, будем говорить прямо. Я жив только потому, что меня вовремя спрятали. Юханов убит, Ласкавый подавился косточкой и умер… хе-хе…

— Косточкой подавился…

— Хе, это только начало! Маринка Симак при смерти и наверняка будет убита, едва ее переведут из реанимации в обычную палату.

— Симак? Она курирует… то есть курировала телевещание?

— И заодно заведовала отделом информационных технологий в администрации президента. Можете представить, что от нее зависело и в чем заключалась работа. Кроме неепогибли еще несколько человек, но вам о них знать необязательно. Они думали, что надежно спрятались за рубежом, но все эти укрытия крайне смехотворны…

— Я читал, что Симак надежно охраняют… И кроме того, ее никто не собирался убивать. Во всех новостях передали, что она не поладила с пьяным мужем.

— Я прекрасно его знаю, Дмитрий капли в рот не берет. И в ближайший вторник его отпустят на поруки.

— И… что?

— И ничего. Он придет в палату навестить свою любимую жену и закончит начатое. Только теперь он успокоился и полностью готов; я представляю, что бедняге пришлось пережить…

— К чему готов?

— Ко всему, что вложили в него ваши куклы.

— Так вы знали об этом и раньше?!

— Мы вместе разрабатывали этот проект, я имею в виду идею искренней любви, а не вторичный эффект, который открылся уже в процессе. Мы наивно полагали, что, как в детстве, пирог поделят честно. Потом Лева оборзел, но стало поздно. Его никто не смог вразумить, ни Рон, ни я, и уж тем более Петька. Петька вызывал у Левы наибольшую ярость, из-за соперничества за Маринку…

— О чем вы, Костадис? Марина Симак давно замужем.

— Она что, по-вашему, родилась замужней? Мы все учились вместе, только Юханов и Гирин были на параллельном потоке.

— Черт, вот черт… Так глубоко я не догадался копнуть… Значит, Гирин был с вами заодно?

— Вот еще! Кто он такой, этот жирный дурень, чтобы брать его в долю?

Януш задумался. Он ощутил, как перестало напряженно биться сердце, и взглянул на происходящее другими глазами. Если для Костадиса Гирин — ничтожество, то за шкуру дознавателя никто не даст и копейки. А Гирин — ничтожество, потому что живет на зарплату. Он не раскрутил собственную фирму, не стал депутатом, не выпустил золотой диск и не работает в администрации президента. Да кто он такой, чтобы с ним серьезно разговаривать?

Кто мы все такие, чтобы с нами разговаривать?..

Ему внезапно остро захотелось схватить грека за тощую шею и трахнуть лбом о стекло. Чтобы этот самонадеянный червяк заскулил и заплакал.

— …Первый успешный опыт по перенесению чужого стрима был осуществлен лет двадцать назад. Тогда она обезьяна передавала другой мечты о вкусных бананах. Сибиренковсегда мыслил быстрее нас, он предложил скинуться, нанять ученых и запустить собственный проект. Но ему была нужна Марина Симак, потому что Марина — это Москва. Онадолжна была прикрыть его от питерских федералов. Сибиренко нужны были деньги Рона, да и моя помощь не помешала. Вы же работали в отделе экономической преступности, должны знать, что любая проводка крупнее двадцати тысяч автоматом запихивает вас на полгода «под колпак». Сибиренко просто не мог незаметно от государства тратить собственные деньги… Мы скинулись и подписали у нотариуса соглашение о будущем распределении прибыли. А Петьку Ласкавого предложил позвать Юханов. Он убедил Сибиренко, что только Ласкавый может нам дать рекламу по всему миру…

— Когда же вы успели поссориться?

— Именно тогда, когда все пошло слишком хорошо. Вдруг стали больше не нужны наши деньги, а в какой-то момент охрана Сибиренко не пропустила Рона в лабораторный комплекс. Юханов все-таки вошел и устроил Левушке скандал. Тот расплакался, потом собрал нас и признался, что на все работы наложен гриф секретности. Дальше Сибиренко выкинул удивительный фортель. Он открыл сейф и вернул нам деньги наличными. Мы обалдели! Я никогда не видел столько наличности. Мы с Роном переглянулись и подумали ободном: кто же помог Левушке с евриками? Даже просто выйти из его кабинета с чемоданом денег — означало подставиться… Тут же, за стеночкой, оказался нотариус, и Левапредложил расторгнуть договор. Вот такая хренотень… До выхода этой дурацкой «Халвы» оставалось меньше квартала.

— И вы согласились?

— Рон разорался. Он сказал, что Леве жопу прикрывала Марина, и без нее он говорить отказывается. Потом приехала Симак, и Сибиренко нажрался у нее на даче. Он же всегда к ней был неравнодушен… Он нажрался и выболтал то, что не имел права говорить. Он сознался, что федералы давно создали параллельный центр и очень рады, что появилась возможность обмена опытом… На самом деде им нужен был практический полигон для обкатки своих разработок.

Я упирал на то, что мы собирались продавать людям душевное тепло, а не насаждать контроль. Марина сказала, что постарается повлиять на президента, чтобы они из Москвы как-то вмешались. Рон сказал, что лучше потерять деньги, но все свернуть, пока не поздно. Лева плакал и божился, что на первом этапе никаких «посторонних примесей» в сценарии не будет. Симак все равно вынудила его подкинуть конкретной информации; на этом позже и строился ее доклад. Она первая заявила о возможной цепной реакции,о «заражении» подчинением масс людей, как только шоу станет дешевле…

Мы поверили Леве и разошлись, но денег так и не взяли.

Когда Лева Сибиренко понял, что остался один, он поджал хвост и пополз к своим хозяевам в Серый дом. Марине надо было молчать в тряпочку, но… мы не могли предположить, что Левушка начнет с нас.

— Что происходит, вы можете толком объяснить?

— Происходит то, что один любознательный, а теперь мертвый человек назвал финальной дракой за умы. Время штурма уже известно… хе-хе, патроны вложены в ракетницы, икапеллан обошел окопы. Однако ржание одной испуганной лошади или огонек сигареты может все испортить.

— Симак выступила с докладом, способным повлиять на ход будущих думских выборов? Или здесь опасность для президента?

— Выборов, скорее всего, не будет. Ни думских, ни президентских.

— Но ведь Сибиренко выдвинул свою кандидатуру?!

— Ему понадобятся симпатии плебса, когда придется занять пустующее кресло. Он же не идиот, наш народ не проголосует за успешного бизнесмена. Чтобы прийти в Кремль и принять от бояр скипетр, надо загодя раскрутить имидж народного заступника. Полонский, вы в курсе, что Сибиренко передал активы сыну, а сам собирается поститься в одном из монастырей? Вы в курсе, что его представители собираются пустить семьдесят миллионов на закупки подарков для одиноких пенсионеров? В нужный момент эти пенсионеры выйдут на улицы и грудью встретят штыки…

Полонский придвинулся, внимательно изучая собеседника. Он даже невольно принюхался, ожидая уловить запах алкоголя. Но владелец «Салоник» был совершенно трезв.

— Вы хотите сказать, что обладаете данными о намечающемся государственном перевороте? И вы намерены переложить это бремя на меня?..

— Да ладно, к чему этот пафос? Те, кто прикончил Рона, должны знать, что информация была именно у меня и ушла, и куда именно она ушла. Тогда есть шанс, что от меня отстанут. В наше время избавляются только от тех, кому есть что сказать…

— Кто «они», господин Костадис?

— Хрень такая, глупее вопроса вы не могли задать!

— Прекрасно! Теперь «они» захотят избавиться от меня?

— Несомненно. Вам придется действовать очень быстро.

— Зажечь случайную сигарету? Испугать лошадь?

— Вот-вот.

— Я не отказываюсь действовать и не боюсь угроз. — Януш повертел в ладони медальон, внутри которого позвякивала капсула с чипом. — Но ведь у вас гораздо больше возможностей…

— В том-то и фокус! — взвился миллионер. — У меня нет больше возможностей. Мне ничего не принадлежит, я своей рукой подписал документы о продаже фирмы, я скупил акции у мелких держателей и передал весь пакет людям Сибиренко… Если я выступлю против вашего канала, все это воспримут, как бессильные потуги кокера тягаться с догом, как жалкие плевки конкурента. А если это сделаете вы…

— Вы им добровольно отдали фирму? Погодите, так вас никто не бил по голове и никто не воровал документы?

— Никто не бил и не воровал. Я сделал все сам, после того как провел с Милешей одиннадцать часов. Я сам снял пароли и открыл доступ к личным счетам. А потом, по их замыслу, я должен был сам разбить башку о край бассейна. Но у них вышла неувязка, меня спасла Милеша…