Чтение 20–й страницы книги ~Время наступает~

Фараон пожалел, что еще не успел переправить нубийских всадников и колесницы. Правда, его несколько удивило, что все подряд беглецы мчатся к тому самому холму, кударанее со всей округи стаскивались камни. Но что могла противопоставить кучка перепуганных дикарей его могучей армии? Лагерь вместе с обозом были захвачены, теперьоставалось лишь завершить переправу и на рассвете всеми силами атаковать!

Чуть солнцеликий Ра обратил лучи своего вечного сияния на землю фараонов, войско «живого бога» перешло в наступление. Правда, с самого начала все пошло не так, как мыслил молодой Псамметих. Усеянный камнями склон заставил военачальников отказаться от попытки атаковать персов колесницами. К тому же на самой круче красовалась изрядная насыпь, за которой засел враг, причем числом куда большим, чем предполагалось ранее.

Но победа казалась столь близкой и была столь желанной, а потому, сойдя наземь с колесницы, повелитель Нижнего и Верхнего Египта лично повел в атаку пехоту. Когда на его щит, обтянутый пятнистой коровьей шкурой, с диким воем шлепнулась первая кошка, Псамметих, опешив от святотатства, застыл на месте. За первой орущей любимицей богини Баст последовала еще одна. Далее кошки, собаки, даже ибисы посыпались как из рога изобилия. Псамметих был молод и отважен. Он готов был к любой, самой жуткой сече, но священные животные… К тому же одна из кошек, перелетев щит, вцепилась ему в лицо и начала в ужасе драть его, точно обвиняя в столь непотребном к себе отношении.Оглушенные происходящим, египтяне устремились было вниз по склону, и тут в лагере на холме утробно взвыли боевые трубы, и дожидавшиеся этого сигнала отряды Таракса и Нидинту-Бела форсированным маршем ринулись на обескураженных египтян с флангов, захватывая корабли и отрезая путь к отступлению. К полудню все было кончено. Торжествующий Камбиз подъехал к плененному фараону и, подставив его спину вместо ступеньки, спустился с коня наземь.

– Помнишь дождь, который шел, когда я посылал к тебе посольство? – насмешливо проговорил сын великого Кира, и Нидинту-Бел поспешил дословно перевести слова нового повелителя Египта несчастному изгою в разодранных царских одеждах. – Я предлагал тебе прийти ко мне и, поклонившись, принять это царство из моих рук. Ты не пожелал сделать этого, ты хотел крови и получил ее сполна. Я спрашиваю тебя, помнишь ли ты тот дождь?

– Помню, – утирая кровь с расцарапанного лица, тихо вымолвил Псамметих.

– Это ваши боги оплакивали твою глупость и судьбу Египта, – надменно бросил Камбиз. – Уберите его, – скомандовал он и обернулся к Нидинту-Белу. – А теперь самое время подумать о Персии и Вавилоне.

ГЛАВА 28

Стальной блеск в глазах атакующих, а не мечущаяся сталь штыков сокрушает оборону врага.Генерал Патон

Старик Амердат глядел на мужчину, заслонившего ему дорогу.

– Я иду домой, Мардук, – не повышая тона, произнес он. – Ты желаешь присоединиться или же намерен помешать мне в этом?

Мрачное лицо верховного бога Вавилона передернулось, точно от пощечины. Он выглядел раздраженным и уставшим.

– Старец, я вновь пришел к тебе просить об услуге.

– К чему попусту тратить слова? – попытался урезонить его Амердат. – Ты – бог, я – всего лишь человек. Хотя и не обычный смертный, как все прочие. Но ведь даже все эти бессчетные годы не в моей власти. О чем же тебе просить меня, Всемогущий?

Мардук скривился.

– Я уже говорил тебе: мне нужен сампир и нужен Кархан, начальник царских скифов. Если он придет, я не причиню ему вреда, более того, готов отпустить домой его приятелей. И не смей рассуждать больше о Законе, я все это уже слышал!

Амердат вздохнул и покачал головой.

– Не мне тебя учить, Мардук. Ты положил начало жизни и начало Закону. Если боги не будут почитать закон, чего же требовать от человека? Но ты – бог, тебе виднее! Однако посмею напомнить, что некогда Кархан бросился спасать мне жизнь, один против целого скопища врагов. Он не ведал, ни кто я, ни того, что эти несчастные лиходеи могутповредить мне не более, чем утренняя роса Закатному морю. Если он так тебе нужен, и ты не хочешь ему зла, – что стоит принять любой образ и лично свести знакомство с Карханом?

– Я не могу рисковать и подвергать риску его самого. Неизвестно, как воспримет царский телохранитель новых знакомцев. А заслуживать его доверие – дело не одного дня. Мне нужно, чтобы он пришел туда. – Удрученный бог кивнул в ту сторону, где возвышался над городом величественный мертвый храм. – Причем добровольно. И чем скорее, тем лучше!

– Ты говоришь загадками, о Хранитель скрижалей людских судеб. Впрочем, если желаешь, я передам ему твое приглашение. Это все, что могу для тебя сделать.

– Хорошо, – кивнул Мардук. – Пусть так. Только помни, всем будет очень плохо, если Кархан вдруг решит не вовремя демонстрировать свое воинское искусство.

– В этом тебе его придется убедить, – чуть заметно улыбнулся летописец.

– Теперь, что касается «Дыхания Мардука», – кивнув, продолжил уставший бог.

– Отныне сей камень не принадлежит твоим жрецам и зовется «Душой Первозавета».

– Да, я это помню, – недовольно поморщился Мардук. – Но сейчас он мне нужен, хотя бы на время.

– Ты уже говорил об этом, – напомнил Амердат. – И я вновь скажу: тебе ведомо, где камень, и у тебя достаточно приверженцев, чтобы попытаться вернуть его себе.

– Этот самозванец хитер и скользок, как угорь, – скорчил недовольную гримасу победитель Тиамат.

– Хуже того, камень достался ему по праву. Теперь, если помнишь, «Душа Первозавета» должна собрать вокруг себя все остальные части изначальной скрижали.

– Боюсь, с этим пока ничего не выйдет.

– Это еще почему?

– Потому что никакой скрижали не существует и не существовало в никогда.

– Но по уговору…

– Который я заключил с твоим сыном, – перебил его Мардук, – она должна существовать. Как видишь, старик, память мне еще не изменяет. Но скрижали нет. Во всяком случае, пока еще нет.

– Это ставит под угрозу мир богов, – удивленно покачал головой вечный старец. – Уговор должен быть соблюден!

– Не учи меня, бессмертный. Кто же мог подумать, что сампир попадет в руки этого мошенника? Кстати, он ведь не эборей. А в уговоре сказано: «Если эбореи обретут его»!

– Эти слова не обманут даже меня, земного человека. А уж богов и подавно. Не станешь же ты утверждать, Отец премудрости, что эбореи не получили его?

Мардук хмуро уставился на собеседника.

– Я намерен следовать условиям соглашения, но даже для этого мне нужен камень. Потому и прошу тебя, старик, помоги мне. Я знаю, что ты не обязан делать этого, но также мне ведомо, что сие в твоих силах. Помоги мне, а в награду, если пожелаешь, я открою тебе тайну, окутывающую твое рождение. Ты узнаешь, почему Энки величает тебя своим отцом.

Старец Амердат одарил Повелителя богов долгим изучающим взглядом.

– Ты искушаешь меня знанием. Но сомневаюсь, чтобы я действительно хотел знать это. Однако, если соблюдение уговора и впрямь требует моей помощи, я сделаю, что могу.

– Что ж, полагаюсь на твои слова, мудрец, – произнес Мардук и растаял в воздухе.

Амердат шел по улице, обдумывая те фразы, которые намеревался записать гусиным пером на тончайшем пергаменте, выделанном из шкуры нерожденного теленка: «…Когда же установлен был между богами вечный мир, заключили они меж собою уговор, нерушимый для каждого из них. Ибо презревший данное слово навеки утрачивал власть над прочими словами. Не повиновались ему более ни люди, ни звезды, никто из живущих, ни листья, ни даже пыль под его ногами. И по уговору тому был дан Закон и сотворены для миразнаки силы. Всякий народ нарек тем знакам свое имя, и всякий обратил их силу к чаяниям своим. В одном же все они были едины: всякий из этих знаков отворял небесные врата на короткий миг, превращая в единое целое мир людей и мир богов. Сампир же был создан Энки и Мардуком для народа своего в часы, когда от общего корня не изошли еще ветви…»

– Амердат, почтеннейший! – донеслось из темноты. Летописец вздрогнул было от неожиданности, но легко узнал голос и, улыбнувшись, покачал головой.

– Кархан, откуда ты здесь?

– Зашел навестить, да только дома тебя не застал, – пробасил громадина-скиф. – А я уже начал волноваться, куда это ты запропастился в такую-то промозглую ночь.

– Гулял, – бросил в пространство старец. – Смотрел. Слушал. Кто не видит мир, тот не ведает его. Теперь же, когда твои друзья в безопасном месте, я могу не опасаться, что нежданные гости причинят вред моему обиталищу. Но тебя-то что заставило идти сюда ночью под дождем, да еще и дожидаться моего возвращения?

Кархан вздохнул. Действительно, столь поздний визит трудно было списать на обычную любезность. А с тех пор, как его соратники перебрались в уединенную лачугу козопаса среди диких скал на краю пустыни, и этой уважительной причины для частых посещений у него больше не оставалось. А потому, не слишком вдаваясь в церемонии, Руслану пришлось брать быка за рога. Конечно, ему бы хотелось, чтобы тема, которую он собирался затронуть, всплыла как бы невзначай, к слову, но с мудрым Амердатом все ухищрения выглядели как-то нелепо, и Руслан, понизив голос, заговорил:

– Я хочу посоветоваться с тобой.

– Я весь обратился в слух. Что тревожит моего могучего друга?

– К счастью, это тревожит не меня, – усмехнулся скиф, – а Даниила. Но то, что этот боговдохновенный человек не находит себе места, действительно вызывает у меня беспокойство.

– Ты не хуже моего знаешь, что тот, кого ты именуешь Даниилом, вовсе не тот, за кого себя выдает.

– Разве он когда-то называл себя этим именем? – парировал командир царских телохранителей. – Это мир именует его Даниилом.

– В твоих словах есть лукавство, но пусть так, – кивнул мудрец. – Иные люди стоят того, чтобы ради них лукавить. Что же тревожит его?

– Как он рассказал мне, по пути в Вавилон ему довелось найти труп на краю пустыни. Он, как подобает, захоронил тело, но взял суму покойника, чтобы продать ее содержимое здесь. Почти с тех самых пор его преследует видение.

– Это правда?

– Насчет призрака?

– Я не о том, – мотнул головой старик. – Нашел ли он и впрямь мертвеца или же позаботился о том, чтобы несчастный предстал, незваный, пред божьим ликом?

– Так о том рассказывает Даниил, – минуту подумав, произнес командир царских телохранителей. – Но я, возвращаясь из похода, отыскал место, описанное им в своем повествовании. Там действительно похоронен человек, упавший с большой высоты и свернувший себе шею. Причем до момента захоронения он уже достался на зубок ухеелю, хотя тот и не успел сильно полакомиться трупом.

– Все это подтверждает слова того, кто нынче стал Даниилом, хотя и допускает возможность существования иной цепи событий, приведшей к столь плачевному состоянию хозяина сумы, – покачал головой мудрый старец. – Иначе с чего бы призраку тревожить сон первого царского советника?

– Меня это тоже смущает, – кивнул Руслан. – И все же мне хочется ему верить. Поэтому я и пришел спросить у тебя, нет ли иных причин, вызывающих неупокоенную душу изцарства мертвых.

– Мне о таковых неведомо, – развел руками Амердат. – Хотя возможно предположить здесь козни магов или же прямое вмешательство богов. А чего же хочет этот призрак?

– В том-то и странность. – Кархан запустил пятерню в свою густую черную шевелюру. – Призрак все эти месяцы молчал, но становился все, как бы это сказать, телеснее. При этом ни одному из тех, кому я поручил охранять Даниила, не удалось своими глазами увидеть этого выходца из иного мира. Однако нынче морок заговорил. Он требовал священный камень и желал, чтобы Даниил привел меня к нему!

– Тебя к нему? – Губы старика невольно сложились в усмешку. – Каков хитрец! И тебя, и «Душу Первозавета»! И что ответил ему на это Даниил?

– Запустил в призрак амфорой.

– То-то он был раздосадован, – произнес Амердат, качая головой.

– Кто он? Ты что же, – глаза у Кархана округлились, – тоже видел это привидение?

– О нет! Ничего подобного мне созерцать не довелось. Я видел Мардука, который в тот раз не притворялся привидением и просил у меня того же самого: привести тебя и доставить ему сампир.

В бедном жилище летописца повисла долгая гнетущая пауза. Руслан Караханов мучительно подбирал слова на русском, татарском, вавилонском и всех прочих, известных «Мастерлингу» языках, силясь выразить обуревавшие его чувства.

– Ты видел Мардука… и Мардук просил у тебя?.. Старик, мы уже, кажется, давно знакомы, но мне все еще невдомек, кто ты, и почему…

– Кто, не ведаю сам, – вздохнул Амердат. – Почему? Должно быть, потому, что я могу сделать то, о чем меня просят. Одно могу тебе сказать наверняка: твой друг действительно не убивал злополучного хозяина сумы. Когда он появился в Вавилоне и впервые насолил Хранителю скрижалей людских судеб, тот нашел в его сознании образ мертвеца и связанное с ним чувство вины.

Да, наш Даниил не убивал, он лишь похитил ненужную мертвецу вещь. Но образ жил в его голове и постепенно, волею Мардука, становился все реальнее. Когда боги решают наказать кого-нибудь, они лишают его разума. Того же, полагаю, добивался и Мардук. Но твой друг оказался на удивление крепок, и когда сам бог решил явиться ему под видом призрака, он не пожелал ни покориться его воле, ни лишиться разума.

– Невероятно! – пробормотал Кархан. – Абсурд какой-то! Ну, хорошо, предположим, Даниил – враг Мардука. А тот решил свести с ума опасного противника. Хорошо, «Душа Первозавета» – священный камень, и Мардуку необходимо получить его обратно. Но скажи, я-то вдруг зачем понадобился Судье богов?

– Мне этого не дано знать, – развел руками Амердат, – но только ты ему и впрямь очень нужен, и почему-то не здесь, в широком мире, где он мог бы явиться, приняв любойобраз, а там, в башне святилища, в своем земном чертоге.

Руслан Караханов смерил мудрого старца долгим изучающим взглядом.

– Что ж, если сам Мардук и впрямь желает меня видеть, отчего ж не откликнуться на его приглашение?

– Но без сампира не открыть Божьих Врат, – напомнил историограф.

– Я постараюсь найти выход.

Когда на Базе «Восток-Центр» из динамика послышался голос Руслана Караханова, сообщающего, что его желает видеть Мардук, молодая барышня-диспетчер, памятуя климатические особенности Вавилона, собралась было осведомиться, не перегрелся ли уважаемый стационарный агент. Но, сообразив, что в Междуречье сейчас глубокая осень, сезон дождей, воздержалась от столь легкомысленного вопроса.

– Вы полагаете, что это могут быть представители иной цивилизации?– наивно подсказывая Скифу сколь-нибудь удовлетворительный ответ, уточнила она.

– Быть может, –согласился тот. –А вдруг это действительно, ну, как бы это выразиться, что-то вроде настоящего бога? Ведь подобная встреча будет первым случаем за последнюю пару тысячелетий!

Ошеломленная диспетчер сразу даже не нашлась, что и возразить.

– Кхм,– выдавила она. –Я сообщу об этом наверх, но-о… прошу вас до решения начальства воздержаться от самостоятельных действий. К тому же, насколько мне известно, руководство все-таки решило послать за вами катер прорыва.

– Я полагаю, следует подождать с катером. Разговор с Мардуком, возможно, расставит все на свои места. Даст бог, здесь одним махом получится и выяснить причины неадекватности этого мира, и добиться согласия Мардука на безопасную эвакуацию экипажа катера, а заодно, быть может, и меня.

– Я ничего не могу вам сказать,– увещевающим тоном заявила диспетчер. –Но очень прошу вас, не предпринимайте ничего такого, что потом сложно было бы исправить.

– Не скажу, что вы меня убедили,– буркнул в ответ Руслан. –Но, так и быть, буду дожидаться от вас известий.

Лайла была задумчива и печальна. Гаумата, шурша по полу длинным златотканым одеянием, вошел в тронную залу и почтительно склонил голову, отдавая должное не столькомладшей сестре, сколько царскому титулу.

– Ты звала меня, государыня?

– Да, брат мой.

Молчаливые стражники, не сводившие взгляда с вошедшего, не слишком радовались, увидев перед собой первейшего советника своей правительницы и матери будущего государя. С одной стороны, о нем ходили слухи, как о верном друге самого великого Кира, с другой же – невесть откуда пришедшая молва приписывала ему множество смертей и коварное вероломство, не свойственное воинственным персам. Во всяком случае, не свойственное им по отношению друг к другу.

Гаумата жил в отведенном ему небольшом дворце уединенно, не появляясь на царских пирах, да и вообще редко бывая на людях. О нем было запрещено говорить, и всякое лишнее слово могло раз и навсегда испортить жизнь болтуну. Эта нелюдимость и завеса тайны придавали бывшему Первосвященнику еще большее ощущение близкой опасности и затаенной угрозы.

– У меня дурные вести, – жестом подзывая к себе брата, объявила Лайла. – Прибыл гонец с западной границы.

– И что же? – поднял брови тайный советник.

– Царевич Камбиз разгромил египтян, захватил в плен фараона Псамметиха и теперь водит его, точно пса, на привязи.

– Это прискорбное известие… – вздохнул Гаумата.

– Это еще не все известие, – резко прервала его сестра.

Беглый вавилонянин недоумевающе поглядел на вдову Кира. Прежде она не имела обыкновения прерывать его речей, тем более столь дерзко и неучтиво.

– Камбиз набирает войско по всему Верхнему и Нижнему Египту. Он открыл сокровищницы фараонов и щедро платит тем, кто желает идти с ним отвоевывать трон его отца. Он послал людей в Нубию и Афины. Его увещевателей видели во Фракии и Фригии. Там он обещает свободу в обмен на поддержку. Вот это – настоящее известие!

– Пожалуй, ты права, дорогая сестра, – склонил высокое чело Гаумата, – это действительно плохие новости!

– Я полагаю, следует послать гонца в Вавилон, а самим безотлагательно собирать войска в наших землях.

Гаумата слушал Лайлу, резко бросающую слово за словом, звучащие в пустоте зала, точно хлопки бича. Он понимал и то, о чем сейчас умалчивала его сестра. Если вдруг Валтасар, назначенный, согласно завещанию Кира, покровителем Лайлы и Персии, потребует выдать Гаумату, сестра, не задумываясь, сделает это, и народ будет петь ей хвалу.

«Выдаст или даст бежать? – подумал он. – Впрочем, какая разница?! Дальше бежать некуда. Разве что идти туда, на север, где, по слухам, обитают стерегущие золото грифоны и одноглазые аримаспы. Но вряд ли удастся дойти в те дальние земли по стране, охваченной войной».

– Это неверное решение, дорогая сестра, – произнес он вслух, качая головой. – Персы – сильные люди и высоко чтят силу. Они не без причин числят себя лучшими воинами в этом мире, и навязанное им покровительство Вавилона изрядно их раздражает. К чему же бередить раны? Разве у Персии мало сил, чтобы расправиться с отщепенцем и толпой его наемников?

– Не забывай, этот отщепенец – сын Кира, и в двух сражениях легко сокрушив Египет, уже получил там прозвание Камбиза Победоносного.

– Прозвание – всего лишь прозвание, – отмахнулся доверенный советчик. – Если у Камбиза наступят тяжелые дни, если боги хоть раз не дадут ему победы, Египет взбунтуется у него за спиной и проклянет чужеземца столь же рьяно, как ныне славит.

– Не забывай также, – скороговоркой произнесла царица, – что в Согдиане во главе большого войска ныне стоит Дарий. Что, если он сговорится с Камбизом, и они обрушатся на нас с двух сторон?

– Вряд ли такое может случиться, дорогая сестра, – заверил Гаумата. – До Согдианы далеко, и тайные гонцы Камбиза, если он решится их послать, потратят много времени, чтобы отвезти письмо в Марканду и вернуться с ответом обратно. Но даже не это главное. Дарий желает сам усесться на трон своего дяди, и Камбиз ему в этом отнюдь не союзник.

– Что же ты предлагаешь, брат?

– Пусть то, что угрожает нам, угрожает нашему врагу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Царство, которым ты владеешь, Лайла, воистину столь огромно, что орлу от новолуния до новолуния не облететь его. Пока соберется все твое войско, Камбиз уже будет близок. Но ты можешь призвать сюда Дария с его отрядом, присоединить к этому войску тех, кто соберется в столице до его прихода, и отправить его против Камбиза. Воистину, сын великого Кира достоин его племянника.

Если то, что ты рассказываешь о приготовлениях Камбиза – правда, то войска их будут неравны. Однако храбрый Дарий, которого ты провозгласишь командующим всем персидским войском, без сомнения, доставит двоюродному брату своему немало хлопот. Пообещай ему руку одной из дочерей Кира, пусть близость к трону пьянит его и дает силыдля войны. В конце концов, победа достанется сильнейшему. Вероятнее всего, Дарий будет убит, его войско разгромлено, но и Камбиз ослабнет настолько, что нам не составит особого труда разбить его, истощенного, утомленного боями и оторванного от своих новых владений.

– Ты говоришь, как обычно, мудро, мой дорогой брат, – впервые за всю встречу улыбнулась царица. – Так мы и поступим.

Толпа за стенами дворца шумно приветствовала наместника Согдианы радостными криками:

– Дарий! Дарий! Будь славен, Дарий!

Тот спрыгнул с коня и как был в запыленных доспехах и сером от пыли пропахшем дымом костров походном плаще устремился вверх по парадной лестнице. Восемь человек, восемь командиров приведенных им отрядов, следовали за своим предводителем, как молодые львы за вожаком. На лицах их читалась спокойная уверенность, какая обычно бывает у людей, точно знающих, что и для чего они делают.

Стража на верхней площадке лестницы у дверей расступилась, пропуская во дворец полководца и его свиту. Начищенная бронза панцирей блеснула под солнцем, ныне по-летнему ясным, и древки копей, поднятые в салюте, со слитным грохотом опустились на камень. Дарий прошел мимо, даже не повернув головы, и лишь кивком ответил на приветственный рев толпы.

– Я рада вновь лицезреть тебя, дорогой племянник, – с высокого трона чопорно произнесла Лайла, с торжественным видом принимая дежурный поклон Дария.

– Я примчался, лишь только ты призвала меня, государыня, – четко произнес он.

– Ты уже знаешь, зачем я пригласила тебя, дорогой родственник.

– Да, о любимица небес. В послании ты пишешь, что желала бы поставить меня во главе армии, отправляемой против твоего пасынка и моего двоюродного брата, Камбиза.

– Мой покойный супруг, великий Кир, прознав о коварных планах Камбиза, только и ждущего случая захватить власть, отлучил его от наследования в наказание за дерзкий умысел.

– Кто желает носить сандалии покойника, тот долго ходит босиком, – под нос себе пробормотал Дарий.

– Ты это о чем? – напряглась владычица Персии.

– О неразумии Камбиза.

– Как бы то ни было, – продолжала Лайла, – я бы желала, чтобы ты предпринял все возможное для защиты отечества от врага. В награду же, кроме звания первейшего военачальника Персии, ты получишь руку дочери Кира, Атоссы.

– Это высокая награда, моя государыня.

– Что же, готов ли ты совершить это справедливое и великое деяние?

– Как только прикажешь. – Дарий церемонно склонил голову, из-под густых бровей глядя на царицу, сидящую на золотом троне, и Гаумату, стоящего на ступень ниже сестры.

– Тогда прими из моих рук знаки своей власти и знай, что я уповаю на тебя.

Племянник Кира решительным шагом направился к трону и одним движением преодолел все три высокие ступени, отделяющие престол богоподобных от пола дворцовой залы – земли царской знати.

– Преклони колено, Дарий, – возгласила царица, и полководец молча повиновался. – Вот эта золотая цепь, – Лайла надела на шею Дария блестящее на солнце золотое украшение, – покажет всем и каждому, что пред ними – первейший из воинов Персии. Вот этот меч, – царица протянула своему полководцу остроконечный клинок, – должен, не зная пощады и устали, нести смерть врагам державы.

– Да будет так, государыня, – поднимаясь с коленей, жестко произнес Дарий, – и да буду я проклят в поколениях, если враг Персии уйдет от этого меча.

Пальцы его крепко сжались на рукояти. Он сделал шаг и быстрым движением вонзил клинок в грудь опешившего царского советника. Гаумата лишь удивленно распахнул глаза и, не успев вымолвить ни слова, обливаясь кровью, рухнул со ступеней на пол.

Неведомо, то ли по заранее составленному плану, то ли, быстро сообразив, что кому следует делать, соратники Дария бросились с мечами на стражу, однако, к их удивлению, ни один из десятка яблоконосцев не двинулся с места, чтобы оборонить государыню и ее тайного, но уже мертвого советника.

– Я поклялся защищать Персию, почтенная супруга моего дяди, и обещал Валтасару не поднимать оружия против тебя. Небо свидетель, что я ни в малом не нарушил своей клятвы. Нынче же ты с почетом будешь отправлена в Вавилон, ибо не тебе суждено править землями наших предков. Бардия же, сын Кира, останется здесь, под моей опекой, и, клянусь, мы воспитаем его настоящим мужчиной и воином.

Потеряв интерес к Лайле, он повернулся к своим соратникам:

– Огласите немедленно, что Дарий, правитель Персии, не признает за фараоном Египта, Камбизом, прав на этот трон.

ГЛАВА 29

У истинного избранника нет выбора.Станислав Ежи Лец

В эту ночь бдения Кархана у спальни Валтасара были прерваны сигналом, внезапно раздавшимся в голове:

– Внимание! –сообщила диспетчер. –Настоятельно рекомендуем Скифу и экипажу борта пятидесятого к утру собраться в долине Алъ-Джамати, в тридцати километрах южнее Вавилона. За вами будет выслан катер прорыва, его пилотирует сам Василий Стародуб.

– О-ла-ла! –услышал в своей голове Кархан восклицание Ральфа Карлсона. Он понимал, чему то ли удивляется, то ли восхищается пилот сбитого катера. Василий Стародуб, потомок знаменитого аса времен Второй мировой войны, сам был легендой как штурмовой авиации вообще, так и Института Экспериментальной Истории в частности. Каждому в стенах этого почтенного заведения было известно, что бывший генерал Стародуб на своем катере протиснется даже в то игольное ушко, в которое не суждено пройти библейскому верблюду.

Да и транспортное средство, которое Институт посылал за ними, относилось к утопленному в Евфрате борту, примерно как учебный планер к стратегическому бомбардировщику. Обычно столь мощным средством воздействия пользовались ликвидаторы, если речь шла о так называемой грязной операции. Что мудрить, одного бортового залпа катера прорыва вполне должно было хватить, чтобы археологи будущего гадали, существовало ли на месте Вавилона какое-то селение, или же найденные в раскопе обожженные камни – лишь следы невесть когда имевшей место вулканической активности.

Понятное дело, каждый вылет столь мощного средства «исторического воздействия» был сопряжен с массой формальностей и рьяными протестами сектора этического надзора. Но иногда катер прорыва, или же «Файер Лэш», как именовали его пилоты, привыкшие давать своим летательным аппаратам порою грозные, порою нежные имена, было единственным и последним доводом в спасении великого множества жизней. Здесь речь шла лишь от трех сотрудниках Института, и все это могло означать лишь одно: с момента их эвакуации отсюда данный пространственно-временной континуум будет подвержен глухой изоляции, как потенциально опасный для изучения и освоения.

Связь отключилась. Передав команду руководства, диспетчер не ожидала ни обсуждения распоряжения, ни потока благодарностей. Кархан растерянно оглянулся. Полученные им только что инструкции недвусмысленно повелевали оставить пост и очертя голову мчаться на юг от Вавилона. Но институтский сотрудник Руслан Караханов боролся сейчас в его сознании со Скифом, командиром царских телохранителей. Он не мог так просто бросить пост, оставить без охраны спящего Валтасара, человека, доверившего ему свою жизнь! И в то же время…