Чтение 4–й страницы книги ~Время наступает~

– Мудрейший, я хочу просить твоего совета, – скиф почтительно склонил голову в высоком кожаном колпаке, расшитом золотыми бляхами, на каждой из которых тот или иной дикий зверь сжимал в зубах или когтях свою добычу, – я тревожусь за жизнь своего повелителя.

«О Аруру[15],мать Энкиду! Неужели же это страшилище способно тревожиться? Да еще и за чью-то жизнь!» – от этой мысли Намму стало немного легче. Даже то, что причиной этого чувства была судьба царя, его не смутило.

– Я сам тому свидетель, – понижая голос до громкого шепота, говорил Кархан, стараясь всем своим видом отдать должное Единому богу эбору, – что тот, кто сделал твой народ избранным народом, кто явился вам в кусте огненном и даровал скрижали завета, сделал твои уста своими устами…

Не зная, что и ответить, Намму молча кивнул.

«Какой занятный скиф! – крутилось у него в голове. – Быть может, прежде чем попасть сюда, он и в самом деле жил в Элладе? Кто знает? Впрочем, сейчас это не важно. Интересно то, что ему, похоже, кое-что ведомо о боге эбору. Значит, он явился им в огненном кусте и дал закон на скрижалях. Нужно бы запомнить. При случае у Иезекии можно будет ввернуть. Еще хорошо было б на скрижали эти глянуть хоть одним глазком!»

Ему вспомнилась стоящая в центре города стелла Хаммурапи, мелко исписанная законами вавилонского царства. «Если и у эбору нечто подобное, то, пожалуй, одним глазком не обойтись».

– Я знаю, Валтасар щедро наградил тебя за пророчество, спасшее его жизнь и самого города от гибели, но ведь только подумай, вчера – еще миг, и все было бы кончено. Что, если завтра вдруг ты не поспеешь на помощь царю?

«Хотелось бы знать, к чему он клонит, – размышлял Намму, внимательно разглядывая силача. – Неужто он и впрямь так предан Валтасару? Отчего бы вдруг? Кто бы ни стоялу власти в этом городе, такое страшилище найдет себе место при любом правителе. Экий матерый зверь! Положительно, здесь какая-то тайна. Какой смысл дикарю-телохранителю искать змеиное гнездо? Ему надлежит убивать змей, когда те подползают чересчур близко. А может, он и есть такая змея? – Эта мысль обожгла молчавшего пророка так, что он невольно вскинул брови. – Не-ет, если бы он был змеей, никто и ничто не помешало бы ему ужалить Валтасара в удобный момент. Стало быть, тайна. Что ж, это к лучшему – от тайны всегда сыщется какой-нибудь прок!»

Кархан увидел, как удивленно, почти испуганно вздернулись густые брови собеседника и расширились его темные глаза. «Кажется, я попал в точку, – мелькнуло у него. – Ну конечно же, если расшифровывать огненные письмена Даниил мог из-под палки, то спасать Валтасара вчера его никто не заставлял. А значит, он или его бог положительно имеют виды на царя Вавилона. Быть может, Даниил желает добиться от него возвращения эбору на родину? Вероятнее всего, так. Не зря же он появился в Вавилоне сразу понаступлении священного для эбору года».

– Когда пастырь гонит своих овец на тучные луга, он должен опасаться дикого зверя, алкающего кровавой добычи. И потому берет он с собой посох, чтобы защитить себя исторожевых псов, дабы хранили овец. Когда же случается такое, что дикий зверь обращается в сторожевого пса, вид его может обмануть глаз. Однако же клыки его обагрены кровью, и в следах его кровь. Что спасет тогда пастыря и паству, как не верный посох и вышнее попечение? – неспешно, стараясь донести каждое слово до своего обряженного в волчью шкуру собеседника, проговорил Намму.

«Мардук-вразумитель, – крутилось у него в голове, – хорошо бы теперь, чтобы этот дикарь понял, что хочу я ему втолковать этой околесицей. Одна надежда, что эллины обучили его не только красиво говорить, но и понимать услышанное».

«Господи, овцы, палки, собаки – что ж за манера у пророков говорить притчами! Ладно, предположим, пастырь и паства – символы государя и его народа, тогда, выходит, сторожевой пес – это я? – Кархан собрался уже возмутиться. – Хотя нет, я не пес, скорее уж я – палка. – Подобное сравнение тоже не радовало, но кое-что объясняло. – Стало быть, если верить пророчествам Даниила, а не верить им, как уже можно было убедиться, глупо, предатель – кто-то из тех, кто призван охранять покой мирной паствы. Знать бы теперь кто?! – Руслан недовольно поморщился. – Как жаль, что Господь, или, может быть, ноосфера, кто уж там знает наверняка, откуда пророк черпает свои откровения, не удосуживается сообщать адресов и имен. Э! А что это он там сказал о союзе пастыря, его палки и божьего попечения. Не на себя ли намекает почтеннейший Даниил? Что ж, может, оно и стоит того!»

– Стало быть, дело в псах, – тихо проговорил он.

«Все-таки он дикарь, – про себя вздохнул Намму. – Но это и к лучшему. Если взяться с умом – я стану его головой, а он – моими руками!»

– Некоторые люди душою чернее дикого зверя, и язык их – язык аспида, однако же, золотое шитие на одеянии прочим застит взгляд и не дает узреть истинного лица под личиной.

«О, это уже определеннее». – Кархан невольно улыбнулся, хотя со стороны движение его губ было едва заметно. Он еще хотел о чем-то спросить, однако напрягся, почувствовав спиной давящий взгляд, и резко повернулся. Внизу, под сенью колышущихся на ветру финиковых пальм, стоял человек в белом одеянии и островерхой шляпе. Кархану уже доводилось видеть его во время торжественных шествий и мистерий в святилище Мардука. Человек в белом был помощником Верховного жреца и, судя по одеянию, сам, несомненно, принадлежал к сословию магов.

– Верховный жрец желает видеть тебя, Даниил, – сурово произнес служитель божьей длани. – Твое же место – возле царя, скиф.

Намму с почтением поглядел на молодого жреца. Еще бы! Не зря Вавилон именовался Вратами Бога. Стоящий здесь огромный храм Этаменанка, посвященный Мардуку, по справедливости считался главным святилищем могущественного бога в Вавилонии.

Громадными уступами поднимался дом Хранителя Скрижалей Судеб под облака, все выше и выше, так, что храм-обсерваторию, находящийся наверху этой величественной ступенчатой пирамиды, можно было разглядеть, лишь задрав голову таким образом, что с нее сама собой падала шляпа. Пол обсерватории, выложенный глазурью и золотом, при лунном свете блестел так, что был виден со всех концов города. Этот чертог великолепия и точного знания венчала золотая статуя Мардука, освящающая присутствием своим роскошные стены земного жилища Судьи богов. К храму вела длинная лестница, взойти по которой считалось высокой привилегией, и хотя всякому, приглашенному в чертог Мардука, предстоял долгий и утомительный подъем на вершину святилища, никто, будь то царь, или простой гончар, и помыслить не мог отказаться от предложенной чести.

Намму верил в милостивого и справедливого Мардука. Великое множество раз он вверял судьбу мудрейшему Судье богов и повелителю всех народов. Когда слова молодого жреца достигли его сознания, Намму даже не нашелся что сказать, настолько он был польщен и взволнован. Но, как говорил старик Абодар: «Когда не знаешь, что сказать – прикрой глаза и молчи, пусть окружающие полагают, что ты не снисходишь до праздных слов». Он сделал знак царскому телохранителю, что более не удерживает его, и начал медленно спускаться туда, где ждал его служитель Мардука.

«Зачем, интересно знать, я понадобился Верховному жрецу? – размышлял новоиспеченный царский советник, шествуя за человеком в белом одеянии. – О чем он хочет со мной говорить, чего мне ждать от этой встречи?»

Намму размышлял, строил догадки и не находил ответа. После того как совсем недавно на глазах у царских гостей он прочитал огненные письмена, жрец вполне мог невзлюбить презренного нечестивца, дерзнувшего сделать то, что не удалось ему самому.

Они вышли из дворца и приблизились к чертогу Повелителя богов.

«Что же все-таки ему от меня нужно?»

Площадь у храма была полна народа. Были здесь и торговцы жертвенными животными, и продавцы глиняных фигурок, приносимых в дар всемогущему божеству. В особенности же здесь пользовалось популярностью глиняное изображение Иштар с прижатым к груди младенцем. О чем же еще, как не о здоровье, любви и плодородии, просить у Вечноживущих? Словом, все было как всегда. Но что-то было не так. Намму не сразу сообразил, в чем дело. Несмотря на опасения, гордость переполняла его сердце – совсем как вчера, когда Валтасар и Кир пригласили его к столу. Однако то, что, возможно, укрылось бы от взгляда пророка, внимающего гласу божию, не могло укрыться от взгляда Намму, с малолетства промышлявшего на рынках. Количество людей с палками и каменьями, припрятанными за кушаком или зажатыми в кулаке, было столь велико, что поневоле заставляло напрячься и замедлить шаг. У самой лестницы проводник остановился и указал рукой на уходящие в поднебесье каменные ступени.

– Ступай, Даниил, тебя ждут!

Сердце Намму забилось часто-часто. Он украдкой обвел взглядом всех тех, кого заметил в толпе безоружных торговцев. Если до того мига у него и были какие-либо сомнения, они улетучились, как запах вчерашнего обеда. Все эти молодчики с камнями и палками, делая вид, что рассматривают покрытые глазурью кирпичи, глядели на него, азартно ожидая, что он будет делать. «Они пришли убить меня, – с холодной ясностью осознал Намму. – Ну конечно же, – в его мозгу, словно отточенный меч, выхваченный из ножен, блеснула мысль. – Как я мог забыть, ведь я же пророк эбору! Вероятно, этот бог, узнать бы, как его зовут, ревнив, и карает тех, кто приносит жертвы иным богам. Конечно! Они ведь так и именуют его Единым богом. Стало быть, если я – пророк, мне следует отказаться от чести войти в храм Мардука! Но стоит лишь вымолвить слова отказа – возмущенная толпа, в отместку за неуважение к богу-покровителю Вавилона, попросту разорвет меня в клочья! Ну уж нет! Такого не будет! Я бегом побегу вверх по лестнице, а уж что там наплести в объяснение, буду жив, придумаю!

Намму сделал еще пару шагов к лестнице, окинул ее взглядом и вновь замер, точно пораженный молнией.

Когда-то старик Абодар, обучая его безошибочно находить дорогу в темных чужих помещениях, в лабиринтах разрушенных дворцов и горных пещерах, развил в нем способность чувствовать скрытую угрозу, подобно тому, как ощущает человек с закрытыми глазами близкое пламя костра.

Лестница, вздымающая свои выбеленные ступени в поднебесье, к золотому истукану Мардука, разила смертью. Намму кожей почувствовал близкую, почти неотвратимую опасность. Она дополняла ту, что была сзади, за спиной, точно две огромные ладони приготовились хлопнуть и уничтожить его, как назойливую муху.

Быстро, очень быстро Намму стал осматривать каскады ступеней, ища, где притаилась угроза. Вот! То, за что мельком зацепился его взгляд, был след копоти, уже изрядно прикрытый слоем пыли, но все еще заметный для острого глаза. В дни празднеств, едва начинало темнеть, вавилоняне зажигали по бокам лестницы наполненные маслом плошки, и потому следы копоти временами сохранялись на каменных перилах. Однако здесь след находился на ступенях почти ровно посередине. Намму продолжил поиск и быстро увидел то, что искал. По бокам лестницы молчаливыми каменными стражами лежали тонко сработанные линдвормы. Они, точно из пещеры, выползали погреться на широкие, покрытые синей глазурованной плиткой перила. Морды драконов были повернуты к ступеням, и в пасти каждого из них зияло круглое отверстие. Так, что при желании можно было заглянуть и убедиться, что горлу чудовища не грозит ангина.

Намму прежде уже доводилось слышать о подобных устройствах. Один храбрец, дерзнувший потревожить сон царей таинственной страны, что лежит далеко-далеко, у великойреки Нил, рассказывал, что гробницы повелителей там изобилуют лабиринтами, где множество ловушек подстерегает охотника за посмертным богатством. Одна из них была именно такой. Стоило неосторожно ступить на одну из плит, и коридор в единый миг заливала убийственная струя пламени. Тот несчастный, с которым довелось встречатьсяНамму, был единственным спасшимся из тех, кто отважился побеспокоить вечный сон фараона, и ожоги на его лице говорили о том, что расхититель гробниц не врет.

Здесь плита скорее всего не опускалась сама собой под ногой человека, иначе вряд ли кто смог бы подняться наверх. Но стоило повернуть защелку…

В том, что защелка сейчас повернута, Намму почему-то не сомневался. А значит, стоило ему наступить на одну из коварных ступеней, и каменные драконы изрыгнут смертоносный пламень, позволяя тем самым жрецам сказать, что Мардук не допустил Даниила из народа эбору в свой храм. А если отказаться… – Даниил еще раз бросил взгляд на замершую в ожидании толпу.

– Что же ты стал? – послышался рядом нетерпеливый голос молодого жреца.

– Если богу то будет угодно, – напуская на себя вид гордого величия, изрек замерший у начала подъема царский советник, – он постелит ступени мне под ноги.

– До сего дня ни для кого он не делал этого!

– До сего дня Даниил не поднимался в чертог Мардука. Но если будет на то воля божья, я войду и в пламень, не обжегшись. Ежели нет, и воздухом можно захлебнуться, точно рыба, вытащенная из воды на сушу.

– Ты гневишь Мардука своими речами! – возмутился проводник, сдвигая брови у переносицы.

– Это ты, несчастный, не веруешь во всемогущество божие! Когда будет велено камню течь, потечет он, ибо нет предела воле Творца. Господь всемогущий, в предвечной мудрости своей, открыл мне планы врага, и тем был спасен Валтасар и весь сей великий город. Господь, давший моим устам вещую силу, для священного деяния сохранил меня во рву с разъяренными львами – лишь воля его указывает мне путь!

Намму расправил плечи и метнул на притихшую толпу гневный взгляд. Ему было до озноба страшно, но иного способа выжить, или хотя бы отодвинуть смертный час, он не видел, и оттого пустился во все тяжкие, давая время богу, не важно, Мардуку или Единому богу эбору, спасти его жизнь, если, конечно, это входило в их планы.

– Ну-ка, расступись! – послышался над головами притихших торговцев и молодчиков с камнями и палками яростный рев Кархана. – Расступись!!! – Несколько человек, загораживающих путь царскому телохранителю, разлетелись в стороны, как мусор от невидимой метлы.

За Карханом двигался еще десяток сумрачных воинов его в волчьих шкурах. Толпа, дотоле настроенная довольно агрессивно, шарахнулась в стороны, в испуге давя друг друга.

– Я пришел за ним, Гаумата! – нависая над жрецом, рявкнул Кархан. – Валтасар немедля требует Даниила и твоего господина пред очи свои!

ГЛАВА 7

Даже блоха порою может гордо заявить: «Во мне течет львиная кровь».Французская пословица

Весть о том, что произошло у храма Мардука, облетела Вавилон с той скоростью, с которой голодная птица летит на зов собратьев, обнаруживших корм. В многократно повторенном изложении она уже слабо напоминала случившееся возле священной лестницы в небо. Кто-то говорил, что в момент, когда Даниил отказался ступить на нее, среди небесной сини грянул ужасающий гром. Другие утверждали, что лишь услышали слова пророка о своем боге, так вдруг почувствовали, как у них отнялись руки, и не то что палку не в силах были поднять, но и сами с трудом стояли на ногах. И если одни повторяли этот слух с ужасом, другие, в основном из числа эбору, благословляли мудрого и отважного царевича, непреклонно стоявшего за веру и отказавшегося поклониться истукану. Никого в этот миг не волновало, что пресловутый гром не был слышен никем за пределами храмовой площади. Да и то сказать, что там был за гром – разве какой неуклюжий гончар выронил один из своих расписных горшков.

Все это утро Сусанна точно летала на крыльях, и едва рассказы о чудесах, которыми сопровождался отказ Даниила поклониться золотому идолу, достиг ворот Иштар, она почувствовала себя неожиданно счастливой. В первое мгновение девушка пыталась уверить себя, что ничего особенного не происходит, что причиной ее внезапной радости служит замечательная погода или тот чудесный, расшитый золотистыми лилиями и стеблями папируса каласирис[16]из тончайшего гамана[17],который утром подарил ей отец. Этот ярко-красный наряд действительно очень шел к ее длинным, черным, как ночи над Закатным морем, волосам.

И все же мысли ее были далеко и от погоды, и от наряда. Вполуха она слушала рассказ Иезекии о том, как делают эту материю далеко-далеко на Востоке, из цветов, белых и легких, как облако, а затем везут туда, в далекую Элефантину, где до исхода из египетского плена жили их предки; как оттуда долгими караванными путями это платье, ставшее уже драгоценным, прибывает в Вечный город, именуемый Врата Бога, где у самых ворот расположена его лавка. Сусанна послушно кивала в ответ, как пристало воспитанной юной девице, но в душе ее светилось иное видение – мужчина с суровым обветренным лицом, тяжелыми бровями и длинной, тронутой сединой бородой. Она вспоминала, как вступился он за нее у стен царского дворца, как храбро бросился спасать Валтасара, спасать царя, едва не погубившего его. Ни в ком из тех, кого встречала в лавке и в доме отца, она не видела столько доблести, стойкости и мудрости, как в нем.

– …Так что теперь тебе будет, в чем нынче вечером встретить царевича. – Сусанна неожиданно вспыхнула, как будто Иезекия вдруг угадал ее сокровенную тайну, и с неумолимой ясностью осознала, что она, сама того не замечая, торопит минуты и часы в ожидании, когда Даниил ступит на порог их дома. – Он ведь точно обещал?

Увлеченный прожектами дальнего прицела, меняла не заметил смущения дочери.

– Если царские дела не задержат его, – едва смогла вымолвить Сусанна и, быстро поклонившись, поспешила скрыться в небольшом саду за домом.

Валтасар, могучий царь Вавилона, сын Набонида Благословенного, скособочившись, восседал на драгоценном троне и немо страдал от боли. Вчерашний пир с владыкой персов, пожалуй, чересчур затянулся. Вино и пиво были чересчур хмельными и ласки дев чересчур пылкими. Теперь все тело его будто разламывало на куски. Опершись головой на руку, он едва заметно массировал висок, стараясь, чтобы никто не увидел этого движения. Царевич Даниил и Верховный жрец Мардука сидели перед ним на низких табуреточках без спинок, дожидаясь, когда государь начнет говорить.

– Всем вам, конечно же, известно, – преодолевая боль, начал Валтасар, – что мы заключили союз с великим царем Киром. Полагаю, не стоит объяснять вам, что я нахожу союз этот, несомненно, выгодным для нас. С тех пор как отец мой проиграл злополучное сражение, у нас нет шанса сокрушить персов. Сейчас же мы вполне можем чувствовать себя в безопасности, а став плечом к плечу с этим величайшим, будем говорить правду, царем из ныне живущих, мы сможем разделить с ним как радость побед, так и выгоду военной добычи. Однако пред тем, как наше войско выступит в поход на Лидию, я хотел бы выслушать, какова воля богов, что предвещает нам грядущая война.

Верховный жрец, едва дождавшись окончания речи царя, метнул на Даниила хлесткий взгляд, полный гнева и презрения, и начал, поднимаясь с места:

– Твой отец, о царь, избрал своим личным покровителем Сина – повелителя лунного диска, Сина, отмеряющего время жизни всего живущего, и с тех пор Мардук – покровитель Вавилона, прогневался на свой народ. Удача оставила нас. Ты сам слышал, о чем говорил сей недостойный, ныне сидящий близ тебя. Время наступает! Неужели же полагаешь ты, что, истребив горстку воинов Кира, прервешь ты неумолимый ход времени? Близится твой час, Валтасар! Ибо в безверии своем ты пошел дальше отца! Ты приблизил к себе этого чужака, бог которого в минувшие годы отдал в наши руки свой народ, точно разорившийся крестьянин овец, во искупление долга своего. Неужто и вправду думаешь, что в трудный час этот бог поможет тебе? Этот негодяй околдовал тебя, царь! Удали его от глаз своих! Заточи в железа! Приди к Мардуку с повинной головой, и он вновь прострет длань защиты над стенами Вавилона и народом его. Если же нет – трепещи! Ибо всем щитам детей человечьих не отразить ударов смертоносного жала секиры Мардука, и нет того из людских царей, кто бы в могуществе своем мог сравниться с ним!

Он гневно стукнул об пол тяжелым жезлом, вырезанным из ливанского кедра, вызолоченным и украшенным яркоцветными каменьями, а затем гордо сел на свое место, теребя бороду и свысока поглядывая на эборея.

Валтасар сильнее начал массировать виски. Громогласные обвинения, быть может, вспугнули отдыхавших на окнах дворца птиц, но у царя они лишь вызвали новый приступ головной боли.

– Что скажешь ты в свое оправдание, Даниил-пророк? – Он медленно перевел взгляд на своего нового советника. Намму молчал.

«Молчаливый всегда честен, – говаривал старый Абодар, – но не всегда прав. А потому сам решай, быть честным или правым».

– Отчего же ты молчишь? – недовольно переспросил Валтасар. Намму пожал плечами. Он действительно не знал, что ему говорить. Всю свою жизнь, с малолетства, он почитал Мардука и исправно уделял ему десятую часть из того, что дарили ему собственные ловкость и сообразительность, а также снисхождение богов. Теперь ему предстояло отвечать за действия бога, о котором он не знал ничего, кроме того, что он бог, и, явившись в горящем кусте, подарил своему народу неизвестное количество скрижалей с законами. Однако пауза затягивалась, что в беседе с властителями – неслыханная дерзость.

– Мне нечего сказать, о великий царь, – наконец промолвил Даниил. – Нечего сказать, ибо не в чем оправдываться. Верховный жрец, да продлятся дни его безмерно и мудрость увеличится соразмерно дням, говорит, что Мардук разгневался. Что ж, ему виднее. Я не слышал речей бога, обращенных к его преданному служителю. Но кто же тогда, как не бог, спас Вавилон? Чья рука начертала предупреждение на стене дворца? Да и к тому же, не по слову ли Верховного жреца ты призвал меня из львиного рва пред свои очи? Если Мардук говорит с ним, то я здесь, перед тобой, по воле Мардука.

Он говорит, бог эбору – враг Мардука. Он говорит – боги вцепились друг другу в бороды, точно пьяные торговцы, не поделившие барыш.

Я говорю: бог выше злобы. Тот, кто взывает к нему, верит, что будет услышан. Тот же, к кому взывает он, и вовсе услышит его без труда. Я не скажу тебе, о царь, что знаю волю Мардука. Но не мне тебе говорить, что воля бога приходит через меня. «Отчего так?» – спросишь ты. «Оттого, что не иначе, – отвечу я. – Я не просил тебя о милости, ты сам явил ее. А потому, если слова жреца убедили тебя, изгони меня прочь. Я много лет скитался вне этих стен и проживу свой век без них». Он поднялся, делая вид, что собирается уходить. – Только прежде позволь, я сделаю тебе отвар, который быстро уймет боль, мешающую тебе судить с обычной мудростью твоей.

– Ты действительно можешь сделать это? – забывая о Мардуке и его жреце, в голос взмолился Валтасар. Намму кивнул неспешно и с достоинством. Старый Абодар любил порой хватить лишку и потому научил сына с малых лет спасать его некоторыми «волшебными средствами», вроде густейшего куриного отвара и свежевыжатого лимонного сока.

– Если пожелаешь, я сделаю это незамедлительно.

– Вот и прекрасно! Бери все что нужно, но поторопись, а уже потом, когда ясность мысли вернется ко мне, поговорим о войне.

– Царь, ты что же, в самом деле желаешь говорить о тайнах грядущей войны с чужаком? – возмутился Верховный жрец.

– Но ты же слышал, – поморщился Валтасар. – Он здесь по воле Мардука.

– Это ложь! – порывисто вскочил с места жрец.

На губах Валтасара внезапно зазмеилась странная улыбка.

– Ты всерьез настаиваешь, что его слова ложь? Вот как? Стало быть, он утверждает, что выполняет божью волю, и ты утверждаешь то же самое о себе? Но воля эта отчего-то разная. Кто из вас прав, решит состязание! – Царь обернулся к телохранителю. – Кархан, объяви: нынче в полдень Верховный жрец Мардука и Даниил-пророк могуществом своим подтвердят, на чьей стороне божья воля. Тот, кто уличится во лжи, с позором будет изгнан из стен города, и да не найдет он себе нигде пристанища в вавилонском царстве. А дотоле, – он перевел взгляд на Даниила, поглаживающего свою длинную бороду, – помни, ты обещал мне излечение.

Намму сидел на скамье во дворцовой кухне и, водрузив голову на руки, глядел, как булькает вода в железном котле и вьется к потолку густой куриный дух. «Господь, – думал он, не спуская взгляда с белой пены, – если я и впрямь ступаю по пути, предначертанному тобой, то чем прогневил я тебя? Для чего послал ты мне такой удел?» Проигрыш на предстоящем состязании казался ему несомненным. Что может он, Намму, сын Абодара, всю жизнь свою проведший в добывании насущного куска хлеба, в сравнении с тем, кому открыты высшие тайны хода светил и даже само дыхание Мардука подвластно ему? Он снял накипь с бульона, не переставая сокрушаться о своей печальной участи. Изгнание из Вавилона казалось бы ему сейчас наиболее предпочтительным выходом, когда б не войско Кира, ждущее выступления нового союзника, и не скорбное осознание того,что идти-то, в общем, некуда. Один раз ему уже довелось испытать все прелести изгнания, но тогда впереди путеводной звездой маячил овеянный легендами Вавилон. Да и могущественнейший из царей этого мира тогда не искал его смерти. И разве только он? Намму снова вспомнил тот злополучный вечер, когда пытался бежать из дворца начальника городской стражи. Тогда маг, которого нынче утром царский телохранитель назвал Гауматой, указывая, что тому следует делать, ссылался на приказ Верховного жреца. Стало быть, все они – одна шайка. А сколько их всего притаилось вокруг царя?!

С гложущей сердце ясностью Намму понимал, что сегодня лишь царь, да продлит Мардук его годы, мог защитить своего новоявленного советника, если только в этом мире для него существовала верная защита. Сейчас беда грозила не только ему, но и Валтасару. И стоило царю Вавилона утратить силу – и его, «пророка», собственная гибель стала бы делом времени.

Что же предпринять?! Как выкрутиться на этот раз? Может быть, сбежать, пока не поздно? Сказать, что нужны какие-нибудь диковинные корешки, и выбраться из города? Прихватить золотых монет и украшений… – вон их сколько вокруг!

Нет! За стенами Кир и… Намму вспомнился восхищенный взгляд юной дочери Иезекии. Сегодня он ей обещал пировать в доме у ворот Иштар в час, когда взойдет первая звезда! То ли эта мысль, то ли возникший перед глазами образ черноволосой красавицы встряхнул его, точно кошель с монетами, дабы убедиться, что внутри осталось еще что-то ценное. «Что ж, если суждено мне погибнуть, то я погибну! А если нет – я должен победить! Иначе как я отправлюсь к ней в гости на праздничный ужин?»

Намму огляделся вокруг. Разномастные родственники царского бульона в больших плетеных корзинах, громогласно кудахча, обсуждали нелегкую участь попавшего в ощип собрата, негодуя и радуясь одновременно, что не разделили его участь. Отрубленная петушиная голова и надерганные перья валялись поблизости в широкой глиняной миске… А что, если… В голове у царского советника возник план. Немудреный, но, быть может, забавный. А как говорил старик Абодар, когда боги смеются, они выполняют наши желания.

– Ой, – раздалось в дверях. Мальчишка-поваренок с нескрываемым испугом и почтением глядел на Даниила, колдующего над целительным варевом. – Я, это, – сбивчиво начал паренек. – Мне за водой.

Он указал на объемистый чан, стоявший в дальнем углу кухни:

– Меня повар за ней послал. Стена закоптилась – побелить надо. А известь у него, как на зло, негашеная – вот, за водой послал. Чтоб, значит, погасить. Совсем немножко. Плошку, не больше.

Губы Даниила сложились в улыбку, от которой поваренок недоуменно попятился.

– Иди, мальчик, – почти нежно проговорил он. – Иди, бери воды столько, сколько тебе нужно. А затем принеси мне извести, да побольше!

Солнечный диск замер в зените, точно сам Мардук приготовился внимательно следить за ходом предстоящих состязаний. Площадь около огромного ступенчатого храма была расчищена. Выставленная стража не пускала никого за ряды оцепления. Однако любители поглазеть толпились вокруг угрюмых воинов, заглядывая через шиты и плечи их туда, где на троне восседал Валтасар. Небольшая свита, в основном из людей Кархана, окружала его плотным кольцом, дабы оградить от любого злого умысла. Лицо царя потеряло ту бледность, с которой встречал он сегодняшнее утро, и в глазах светился неподдельный интерес к происходящему. Даниил и Верховный жрец стояли перед ним в ожидании знака к началу испытаний. Наконец, выдержав долгую паузу, Валтасар заговорил:

– Что каждый из вас скажет о своем боге?

– Всякий, живущий в стенах этого города, и на много дней пути вдаль от него, знает имя Мардука, – выйдя вперед, заговорил Верховный жрец. – Кто как не он сотворил землю и небо? Кто победил чудовищ, в чьих руках – таблицы судеб? По чьей милости восходит зерно и живет всякая земная тварь? Мой бог Мардук – Судья и Повелитель богов, и я – верный служитель его!

Закончив эту тираду, он отступил на шаг, сопровождаемый бурными криками приветствия. Лицо Намму оставалось безучастным. Казалось, он не слышит вопля толпы, не видит надменной усмешки на губах своего противника.

– Что я могу сказать о боге, о государь? – занимая освободившееся место перед царем, начал Даниил, смиренно и в то же время величественно складывая руки перед грудью. – Больше песчинка может поведать о горе, частью которой она некогда была, нежели человек скажет о Предвечном Творце. – Намму остановился, обдумывая следующую фразу и теплым словом вспоминая слепого сказителя Гамара, из долгих песен которого он черпал нынче свои образы. Выходит, недаром в те дни, когда у Намму водились деньги, он всякий раз, проходя мимо слепца, перебирающего бисер мудрости перед глазами души своей, бросал ему монеты. – Ты хочешь узнать, каково имя бога? Но ведь каждомуведомо, что знающий истинное имя, будь то человека, животного или чего другого, самого великого и самого малого, легко может управлять ими! Любой из тайнознавцев и магов твоих подтвердит это! В силах ли смертный повелевать богами?! Да и кто, ответь себе, государь, мог наименовать того, кем сотворен был сей мир. Как бы ни звали мы его – Всевышний, Творец, Господь, – это лишь титулы. Не более чем титулы, которые мы, люди, в благодарность преподнесли ему. Я величаю его ЙаХаВа, что означает «Был, Есть и Будет», но и это лишь один из титулов бога, который есть бог. Только бог, Единый бог – Он, и никто, как Он! И если служение мое в том, что я с благоговением и радостью внимаю Его речам в душе своей, и без страха, но с искренним усердием покорен воле Создателя воли, то можно и мне по справедливости пристало именоваться служителем божьим.

Завершив этот монолог, Даниил бросил гордый взгляд на Верховного жреца и отступил назад, дожидаясь очередных указаний Валтасара.

– Пусть каждый из вас выкажет познания свои, – распорядился тот.

Верховный жрец стукнул посохом оземь, и молодые, одетые в белые одежды, помощники поднесли ему массивные глиняные таблицы с диковинными значками: кругами и пересекаемыми их линиями. Служитель Мардука начал медленно водить пальцем по этим черточкам, высчитывать что-то в уме, при этом едва заметно шевеля губами. Закончив свои подсчеты, он повернулся к царю и провозгласил хорошо поставленным голосом:

– Следующего года в месяц Сим Мах, именуемый также месяцем ласточки[18], 1и 2/3 бэру[19]после захода Солнца произойдет лунное затмение, видимое в эту ночь полностью. Оно будет идти к северному краю Луны. Звезда Мардука появится в начале года, и урожай будет очень богатый. Планета Гуд Уд[20]приблизится к звезде Ли[21]– царь Элама умрет. Дил Бат[22]исчезнет на западе – если она потускнеет и исчезнет в месяц абу, в Эламе будет кровопролитие. Если она появится снова в месяц абу, с первого по тридцатый день пройдут дожди и урожай будет богатый.

Намму с интересом следил за жрецом, улыбаясь в усы. Все время, отпущенное перед состязаниями, он размышлял, как ему блеснуть познаниями, которых у него отродясь не было. Не придумав ничего, он уже было смирился с тем, что этот тур состязаний ему придется уступить. Однако теперь, сам того не зная, Верховный жрец ввязался в игру, в которой равных Намму не было во всей Ниневии, а может, и во всех землях бывшего Ассирийского царства. Не зря же говорил старик Абодар: «Те, кто плетет сети, поймают рыбу. Те, кто плетет слова, поймают и рыбу, и рыбаков».

Наконец служитель Мардука закончил звездно-политические прогнозы о видах на урожай и смену власти в Эламе – государстве, всю свою историю занимавшемся преимущественно войнами с теми, кто жил по другую сторону Тигра, не слишком заботясь о том, с кем придется сражаться в тех землях. Он умолк и с превосходством воззрился на Даниила. Намму без труда выдержал этот взгляд и, дождавшись, пока жрец со своими таблицами очистит площадку, вновь шагнул пред царские очи.

– О великий повелитель! – неспешно заговорил он, не повышая голоса, но очень четко, так, чтобы его слышали все и каждый в притихшей толпе. – Три седмицы дней в тугеи сетовании шел я сюда, дабы предстать ныне пред тобой. Вкусного хлеба я не ел, мясо и вино не входило в уста мои, и благовониями не умащал себя я до исполнения трех седмиц дней. Ибо, когда шел вдоль великой реки Тигр, поднял глаза свои и увидел воочию мужа нечеловеческого естества, облаченного в льняную одежду. Чресла его опоясаны золотом из Уфаза. Тело его – как топаз. Лицо его – как вид молнии, очи его – как горящие светильни, руки его и ноги его – по виду как блестящая медь, и глас речей его – как глас множества людей. И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его – в оцепенении пал я на землю и лежал лицом к земле. Но вот коснулась меня рука и поставила меня на колени мои и на длани рук моих. И сказал он мне: «Даниил, вникни в слова мои, которые я скажу тебе». И я внимал ему с трепетом, ибо се был посланец божий, мудрость которого выше мудрости таблиц и тайны коего глубже тайных знаков. И рек он мне: «Иди в град Вавилон и скажи, что наступает время, когда солнце меняется с луною и малая птаха станет сильнее орла». Сказал он мне: «Придет лев молодой, погубивший старого льва, и будет кровь его отравлена ядом и в очах его – скорпионье жало. Будет рыком своим он сотрясать округу и звать на охоту с собою иное зверье. Ибо скажет он: „Я есмь всем тварям царь и повелитель. И те, кто не идет со мной ныне, будут враги мне. Те же, кто ступит, прельщаясь гласом его, на следы его, воочию узрят остроту клыков его. Ибо не ведает идущий вослед, что он и есть в той ловитве плод насыщающий. Ступай же и скажи Валтасару о том, что слышал ныне, и да не устрашит тебя вражья сила, ибо я пребуду с тобой во всякий час от ночи до утра и от утра до ночи“. Сказал он так и приложил к груди моей персты железные, сияющие, точно в кузнечном горне, и разжег теми перстами в сердце моем пламень, и не было мне успокоенья дотоле, покуда не сказал я о том всей правды. Знай же, царь, ждет тебя дорога великая, но коли ступишь ты на каменистые горные тропы – краток будет путь твой и недолог век.

Лицо Валтасара заметно побледнело. Слово за словом повторял он про себя речь Даниила, все глубже вникая в смысл вещих слов. Намму замолчал, любуясь произведенным эффектом. На рынке в Ниневии он устраивал представления и похлеще этого, но Валтасар никогда не бывал на рынке в Ниневии.

– Пусть каждый из вас воочию явит могущество свое, – наконец вымолвил царь. И Даниил вновь уступил место Верховному жрецу.

По приказу Первосвященника на площадь был выставлен котел с водой. Служитель Мардука сделал несколько пассов руками над поверхностью воды, и она на глазах у царя тут же начала принимать цвет алый, точно кровь. Признаться, и здесь Намму ожидал чего-то большего. Но Верховный жрец, похоже, остался доволен произведенным эффектом и величаво ушел, уступая место сопернику.

– Мне понадобится меч, – выходя вперед, заявил Намму. – Кархан, позволь мне на одно лишь мгновение взять твой.

Царский телохранитель недовольно заворчал, как дикий зверь, у которого отбирают недоглоданную кость, но заинтересованный государь кивнул своему любимцу, и тот нехотя протянул оружие пророку. На удивление, меч оказался легким и удобным, как будто выросшим прямо из руки.

– Всем известно, – демонстрируя толпе отточенный стальной клинок, произнес Намму, – что нет оружия более смертоносного, чем этот меч. Он – воплощение скифского бога, и, как говорят, сам этот бог живет в мече в час битвы. Но… – Он сделал знак, и его помощник, тот самый давешний поваренок, выскочив перед Даниилом, выпустил на землю петуха. Птица шагнула несколько раз, но в этот миг меч Кархана со свистом опустился ей на шею, начисто снося голову. Кровь фонтаном ударила во все стороны, и толпаахнула, точно никогда прежде не видела смерти птицы. Ни слова не говоря, Намму скинул кушак и, развернув его, набросил на обезглавленного петуха. – …Если богу сие будет угодно – и сама смерть не властна над тем, над кем простерта длань его. – Он сбросил в сторону окровавленный кушак, и толпа вновь увидела, что петух, как ни в чемне бывало, вышагивает перед царем, норовисто потрясая гребнем. Должно быть, польщенная всеобщим вниманием, птица захлопала крыльями и издала пронзительное «кукареку», окончательно доказывая, что она – не призрак и не иллюзия. Зрители взвыли то ли от восторга, то ли от ужаса, а может, от того и другого сразу.

– Пусть боги сами дадут знак, кто победил, – срывающимся от волнения голосом проговорил Валтасар. – Чья жертва окажется угодной богу, тот и будет признан мною Верховным жрецом.

Жертвоприношение, устроенное главой служителей Мардука, было проведено со всеми полагающимися по этому случаю ритуалами. И уже очень скоро запах горелого мяса возносился к небу, сообщая небесному повелителю, что жертва готова к употреблению.

– Что скажешь ты? – Валтасар поглядел на своего ближнего советника.

– Если будет мне позволено построить здесь жертвенник по моему обряду, я готов.

– Повелеваю, да будет так, – склонил голову Валтасар.

Расторопные слуги принялись строить на площади новый жертвенник. Семь массивных камней, «ибо семь – число священное», как пояснил Намму, были положены вкруг. Внутри этот круг был заполнен до края известью – «ибо это красиво, а бог любит прекрасное». Драгоценное масло было многими кувшинами вылито на алтарь, «дабы усладить аромат божественной жертвы». Дрова из драгоценного мирта, сложенные колодцем, высились посредине, «ибо мирт есть древо вечной жизни. Тот же, кто обретает смерть за бога, обретает жизнь вечную». И наконец, молодой ягненок был возложен на жертвенник. Намму полюбовался своим изобретением, но тут же услышал нетерпеливый голос Валтасара:

– Давай! Что же ты?

– Не много умения в том, чтобы зажечь факелом дрова, – пожал плечами Даниил. – Пусть дадут мне полчана воды и полчана вина, и пусть смешают их на твоих глазах, о великий государь!

Валтасар кивнул, и его приказание было выполнено со всей возможной скоростью.

– А теперь, – Намму подошел к невиданному сооружению, возле которого с тяжелой емкостью в руках стояла пара царских слуг, – ЙаХаВа всевеликий и милосердный, – он воздел руки к небу, – если тебе угодна жертва сия, дай мне о том знак!

Пророк вновь поглядел на жертвенник и скомандовал:

– Лейте, только быстро!

Струя воды, смешанной с вином, обрушилась на негашеную известь, и слуги, бросив котел, едва успели отскочить вместе с Намму. Столб пламени с гудением взвился к небесам, начисто перекрывая чадящий огонь на жертвеннике Мардука.

– Можешь ли ты, – Даниил повернулся к Верховному жрецу, досадливо закусившему губы, – разжечь пламя водой и вином?

– Боги ясно высказали свою волю. – Валтасар поднялся со своего резного трона и сделал знак страже. – Гоните этого лжеца!

ГЛАВА 8

Парадоксально, но громоотвод никогда не отводит грома, но часто притягивает молнии.Михайло Ломоносов

Будущее стремительно пронеслось перед глазами Намму и закончилось у отвесной скалы, откуда ярые приверженцы Мардука с радостными воплями сбросят его сразу же после первого богослужения. Если только Мардук, или же его собственный придуманный им бог, получивший имя ЙаХаВа, не одарят самозваного Первосвященника способностью летать. Неожиданное возвышение скорее всего может закончиться полетом недолгим и фатальным. Стражники, повинуясь словам царя, с некоторой опаской двинулись к ошеломленному жрецу, толпа возбужденно зашумела, не скрывая своего негодования…

– О великий царь! – Даниил сделал шаг к Валтасару, ясно понимая, что если он сейчас не возьмет инициативу в свои руки, то очень скоро чужие руки возьмут за горло его самого. – Позволь мне замолвить слово за того, кого твой гнев свергает наземь из поднебесья. Велика честь, которой ты одариваешь меня. Но скажи, разве не явил здесьмой соперник необычайных высот познания? Разве не выказал учености и преданности Мардуку? Разве Мардук не принял его жертву? Пусть же будет он и впредь тем, кем был до сего дня. Много ли будет проку от меня, если ступлю я в его чертог, прославляя своего бога?

На лицо Валтасара набежала тень. Ему и прежде доводилось разбирать споры между жрецами, однако же бог эбору был чужаком в его земле. Вернее, когда-то он увел сей народ из благословенного Междуречья, суля верным своим земли, где пастбища тучны, смоквы обильны, а реки текут молоком и медом. Теперь же, когда по воле Навуходоносора вновь пришел сюда народ эбору, вернулся и его бог. В том, что говорил Даниил, несомненно, был резон. Мудрость пророка могла сравниться лишь с чистотой души его. Пожалуй, никто бы из вавилонских жрецов, доведись ему столкнуть этакого соперника со своего пути, не замедлил бы взойти на вершину духовной власти вавилонского царства.

– И все же побежденный должен дать удовлетворение победителю, – соглашаясь с доводами Намму, буркнул Валтасар. Он с детства недолюбливал Верховного жреца и был бы рад более не видеть его лица. Но Даниил был прав. Народ бы не потерпел эборея главным заступником Вавилона перед богами. – Что скажешь ты об этом?

У Намму перехватило дыхание. Богатства храма Мардука были несметны. Даже малой толики их хватило бы, чтобы безбедно жить, даже если боги отмерят ему век, столь же долгий, как правление древнего царя Гильгамеша[23].Еще неделю назад он бы недолго думая назвал цену настолько высокую, насколько бы хватило дерзости его языку. Но сегодня, здесь, на этой площади он был не Намму, сын Абодара из Ниневии, а Даниил. Царевич и пророк не мог требовать денег с побежденного в состязании жреца! Скорбь и душевная боль отразились на лице Намму, точно выводок скорпионов заполз ему в сердце и теперь нежадно жалил.

– О великий государь! – преодолевая боль, медленно проговорил он, с ужасом осознавая, что иного подобного случая ему может не представиться. – Моих ли рук дело то, что ты назвал победой? Нет, лишь волею бога Единого одержал я верх. Мне ли принимать награду? Нет, отвечу я. Не мне, но Вышнему, чьей рукой я был ведом.

– Будь по сему. Твой бог, Даниил, нынче показал силу несравненную и попеченье о царстве вавилонском не меньшее, нежели Мардук. Так пусть же отныне и вовеки народ эбору воздает хвалу и приносит жертвы богу своему так же вольно, как ныне в Вавилоне славят Мардука. Что скажешь ты об этом… Верховный жрец? – Валтасар обратил свой взор на белого, точно одеяние его подручных, верховного жреца Мардука.

– Позволь мне уйти, государь, – прохрипел тот, едва проталкивая слова через сведенное внезапным спазмом горло.

– Иди, – милостиво разрешил царь Вавилона и тут же, забывая, кажется, о проигравшем, повернулся к победителю: – Доволен ли ты наградой, Даниил?

– Не мне, – проговорил Даниил, закатывая глаза, – но Богу награда твоя, о великий государь! Как зерно, брошенное в землю, восходит многими колосьями, так и тебе, истинно говорю, данное Всевышнему с радостью – вернется сторицею.

– Да будет так, – Валтасар поднял руки к небу, – боги мне свидетели.

Когда простой смертный посвящает себя Богу, он избирает путь нелегкий и тернистый. Верховный жрец еще с детских лет знал, что будет служить Мардуку, и со временем, поднимаясь все выше к заветному чертогу, он верил, что храним силою того, в чьих руках таблицы человеческих судеб. Он никогда не произносил своего имени. То, которое он получил в младенчестве, со временем забылось. Нынешнего же не ведал никто. Ибо верно говорил на площади этот проклятый эборей: кто владеет истинным именем, имеет власть необоримую. Верховный жрец ходил из угла в угол, меряя шагами длину своих покоев. Шагов получалось двадцать один. Неистовая ярость, клокотавшая сейчас в его груди, была столь обжигающей, что он просто не находил себе места. Стоявший рядом Гаумата молчал, ожидая, когда его повелитель даст ему вымолвить хоть слово.

– Я хочу видеть его мертвым! – кипел ненавистью Верховный жрец.

– Но он пощадил тебя, о мудрейший.

– Пощадил?! – Жрец метнул на помощника взгляд, от которого могли вспыхнуть златотканые занавеси, но тот стойко выдержал его. – Не просто пощадил! Он легко, как нищему истертую монету, даровал мне то, что отнял Валтасар, что было смыслом и сутью моей жизни! Он пренебрег мною, показал, что я ему не опасен! Показал, что его бог ЙаХаВа сильнее, чем Мардук! Настолько сильнее, что для служителя его ты, я – не значим ничего! Пустая гремушка, детская забава! А я опасен, я очень опасен! Я жажду видеть егомертвым! – неистовствовал Верховный жрец.

– Но сейчас бог на его стороне, – негромко, но уверенно проговорил Гаумата. – Все это видели, и никто не посмеет сейчас оспаривать неоспоримое. Этот самый ЙаХаВа даровал ему победу. Или же Мардук прогневался на тебя, о Мудрейший. Сие неведомо мне и неведомо никому. Я велю говорить, что это ты призвал гнев Мардука на себя.

Верховный жрец остановился, внезапно успокаиваясь. Впрочем, это было зыбкое спокойствие дыма, поднимающегося к небу столбом. Сейчас он почувствовал, как чья-то сильная рука выдернула из него железный стержень, не дававший согнуться все долгие годы его жизни. Он ощущал, что мир его рушится, и он сам рушится вместе с ним.

– Я должен уйти? – тихо вымолвил он, вопросительно глядя на Гаумату.

– Да, – кивнул тот, – городу будет объявлено, что Мардук прогневался на тебя и покарал за гордыню. Ты тихо исчезнешь, но, как ведомо тебе, до конца жизни ни в чем не будешь нуждаться. Сила Мардука не должна подвергаться сомнению!

– Да, это так.

– Я рад, что ты понимаешь меня, о мудрейший.

Верховный жрец, ставший в этот миг бывшим Верховным жрецом, скорбно кивнул.

– Если у тебя есть какое-нибудь желание, скажи мне о нем на прощание. И если Мардуку будет угодно, я его исполню.

– Я желаю, чтобы Даниил был мертв, – не задумываясь, жестко выдохнул человек, утративший свое имя ради звания, а теперь навсегда потерявший и его.

– Не сомневайся, – подтвердил Гаумата, – я сделаю это. Но сейчас сила на его стороне, и боги хранят его для дел, мне неведомых. Однако же я найду способ приблизиться к нему…

– И нанести удар, – сквозь зубы процедил его собеседник.

– И нанести удар, – коротко подтвердил Гаумата. – А сейчас, пора. – Он указал человеку без имени на дверь.