Чтение 13–й страницы книги ~Мы из Конторы~

Как войска вермахта, вышедшие на рубежи чужих границ…

Готовность — «ноль»!..

Глава 26

По улице шел прохожий.

Среднего роста.

Среднего возраста.

Средней комплекции.

С невыразительным, без особых примет лицом. Не красавец и не урод — никакой. В не бросающейся в глаза одежде.

С большой картонной, перевязанной цветной ленточкой коробкой.

Шел себе и шел…

Но где-то зашипела радиостанция.

— Цвай вызывает Драй.

— Слышу тебя, Цвай.

— Гость на подходе.

— Понял тебя, Цвай!

— Драй вызывает Ахт.

— Ахт на связи.

— Нулевая готовность! Повторяю — нулевая готовность! работать по моей команде. Оружие применять в крайнем случае. «Объект» по возможности брать живым. Но главное — бомба!..

— Да ясно, ясно — не в первый же раз!..

Прохожий подошел к подъезду, оглянулся, будто бы любуясь окрестными фонарями, вытащил из кармана ключ и открыл им дверь.

Тут же в подъезде вспыхнул свет, который будет гореть, пока он не зайдет в квартиру, а потом сам собой потухнет. Экономные все-таки ребята немцы — во всем!

Дверь бесшумно закрылась.

Человек стал не спеша подниматься по лестнице.

И все было тихо и спокойно. Было — безмятежно.

Пока…

Глава 27

Скоро все будет ясно… Вот он — момент истины, когда все тайное становится явным! Теперь они непременно повылезут из своих щелей, как тараканы, идущие ночью на водопой. Или не повылезут… Что тоже хорошо. Что еще лучше!

Шаг.

Другой.

Третий…

На подходах они брать его не станут — не дураки, — дадут подняться на этаж, возможно, войти в квартиру. Может быть, даже продемонстрировать свои намерения. Им ведь,кроме него самого, нужны доказательства его преступных деяний. Все у них тут по закону — не взял с поличным, не убедил судей, что перед ними бандит и извращенец, значит — приноси извинения и отпускай на все четыре стороны.

А раз так, то они постараются довести все до последней грани.

Первый этаж.

Второй…

Интересно, где они схоронились, — если есть. Соседи «объекта» — тихие на вид бюргеры. Справа — старичок божий одуванчик, в котором еле душа держится, слева — пожилая чета. Может, они в его квартире попрятались?..

Или все же нет никого?

Третий…

Надо бы чуть побыстрей идти.

Четвертый этаж…

Дверь.

Звонок.

Указательный палец вдавил кнопку.

За дверью тренькнуло… Еще раз.

Тишина.

Что они там все — вымерли?

Послышались глухие шаги.

Нет, идут…

Дверь приоткрылась.

Человек сделал шаг вперед и, вытянув вперед руку с коробкой, сунул ее в дверь.

И в тот же миг все пришло в движение!..

Двери соседних квартир одновременно распахнулись, и из них выскочили бравые ребята в пиджачках, с поддетыми под них бронежилетами. Выскочили и в мгновение ока оказались перед нежданным «гостем», цепко ухватив его за руки. А один обжал его удерживающие коробку пальцы своей рукой и что было сил сжал, не давая возможности разжать их.

В коробке что-то плюхнуло и перекатилось.

А снизу, с улицы, топоча подошвами ботинок по ступеням, уж бежали мужички, высыпавшиеся из автобуса. В руках у них были резиновые дубинки, на боках болтались короткие пистолеты-пулеметы.

Быстрей…

Быстрей!..

Лестничная площадка мгновенно заполнилась людьми так, что повернуться негде было. «Гость» стоял, распластанный и размазанный по стене, испуганно оглядываясь по сторонам. Его песенка была спета!..

Но тут из-за спин бойцов спецподразделения и из-за того, в халате, мужчины, что открыл дверь, вылез Herr Baumgartman.

Бывший в прошлом полковником Городцом.

— А ну пустите меня! — орал он почему-то по-русски. — Пустите к этой падле, я с ней по-своему потолкую!

Его, конечно, не пускали, оттирая назад, отчего полковник все больше ярился.

— Ну вы чего? Ну дайте мне на него хотя бы взглянуть!

— Nain… nain! — вежливо объясняли Herr Baumgartrnan. Но он лез на рожон, силясь прорваться к своему, с которым, возможно, был знаком, обидчику.

Не знал полковник немецких порядков. Вернее, недооценил их.

— Halt! — рявкнули на него. И еще раз: — Halt!

И кто-то из «рексов», дабы призвать его к порядку ткнул полковника резиновой дубинкой в живот.

Отчего полковник охнул.

И обиделся.

— Ты кого, падла?.. Ты кому хальт?!

И оттолкнул обидчика.

Чуть не рассчитав сил. Отчего тот ткнулся каской в стену. Что можно было квалифицировать уже как открытую, направленную на представителя органов правопорядка при исполнении им службы агрессию. И поступить в соответствии с параграфом семь дробь пять служебной инструкции. Потому что в Германии все регламентируется инструкциями, параграфами и подпараграфами, даже то, что в голову не придет!

Согласно параграфу семь дробь пять к нарушителю можно было применить силу. Отчего его тут же приперли к стене, ткнув в поясницу дубинку. «Рексам» было все равно, кого арестовывать и сколько — одного или двух. Хоть трех. Сегодня их натравили на русаков, а этот, кажется, тоже был русаком. Допустившим жест агрессии.

Полковника припечатали к стене, расплющив по ней, как амебу, наддали коленом под зад, нажали на спину и стали обстукивать карманы.

— Да вы что, козлы, я же свой! — возмущался Herr Baumgartman. — Вы ж меня защищать должны, падлы нерусские, а вы мордовать?!.

За что тут же вновь получил дубинкой по темечку, да пребольно. От чего — в смысле от удара, — кровь прилила ему в голову. А тут еще прозвучал памятный всякому русскому по отечественной истории и патриотическим фильмам окрик:

— Hende hoch!

Чего уж стерпеть было вовсе невозможно!

— Чего? Кому ты — хенде? Мне — хох?

А ха-ха на твой хенде — не хо-хо?

И уже не разбирая, где свои, где чужие и кто свой, кто чужой в его-то эмигрантском положении, полковник Городец вырвался и стал крушить всех подряд, колотя кулаками по забралам шлемов и по кевларовым «броникам», и стал валить бойцов спецподразделения друг на дружку, как косточки домино. А когда отбил о пуленепробиваемые забрала костяшки пальцев и получил еще пару раз по роже дубинкой, стал расчетливо пинать фрицев под бронежилеты, норовя угодить по их нордическим достоинствам.

И очень удачно попадал!

— На, падла, — получай, гнида!

И ты!..

И тебе!..

Он расшвыривал «рексов», как щенят, потому что они не привыкли к столь отчаянному сопротивлению, чаще имея дело с запуганными до икоты эмигрантами и законопослушными, которые, едва их заприметив, ручки задирали, немцами. А тут напоролись на боевого, владеющего всеми возможными приемами рукопашного боя офицера, которого неудачно, потому что не до смерти, огрели дубинкой по его непутевой голове.

— Что, гансы, войну забыли? Кто в Берлин вошел, забыли? А кто в Москву хотел — хрен им в рыло! — орал во всю глотку Herr Baumgartman. — Жукова забыли!

Бой разворачивался в узком пространстве лестничной клетки, что давало выгоды для нападающей стороны, сводя на нет преимущество обороняющейся. Потому что нападал Herr Baumgartman. На подразделение ZET-7.

— Млеко вам — да?.. Яйки вам? Да? А не Гитлер, блин, капут? Ваш!..

А если не яйки — а по ним, по самым! А?!. Не нравится?

Забыли русского солдата? Забыли Сталинград!.. Наш!..

Тогда — получай!

И ты!

И тебе!..

Я вам покажу, падлы, хенде хохи, мать вашу фрицевскую!..

Но все ж таки численный перевес был на стороне немцев. И техническое вооружение тоже.

Кто-то, исхитрившись, ткнул полковника в живот электрошокером, отчего того подбросило под потолок, другой, уже в падении, огрел дубинкой и пустил в лицо струю удушающего газа, отчего Herr Baumgartman обмяк и, хватая ртом воздух, свалился на пол.

Враг был повержен!

— Rusisch Swain! — сказал кто-то из «рексов», неся в горсти свои не уместившиеся под «броником» и потому разбитые части тела.

— Сам — швайн! — прохрипел полковник. — И папа твой — швайн, и мама — швайн!..

За что его огрели еще раз, хоть что он кричал, не поняли.

Огрели, чтобы утихомирить.

После чего в соответствии с требованием параграфа fihr стали составлять протокол, куда вносить причиненные спецподразделению ZET-7, а также подъезду убытки, дабы представить виновнику счет. Стали считать синяки, шишки и царапины на стенах, разбитые подъездные стекла, вазочки и потоптанные цветы, вырванные из горшочков.

Все как положено, как положено в Германии, где всегда, во всех случаях должна быть виновная сторона, на которую будут отнесены все издержки. А буде виновная сторона отдаст богу душу, то на его вторую половину, на его детей или внуков! И никуда они не денутся — и будут платить! Будут — как миленькие!

Но, уже начав было подсчет убытков, вдруг вспомнили о главном виновнике баталии, из-за которого вся эта заварушка случилась — о том «прохожем» с коробкой. Которогона поле боя не оказалось! Потому что он покинул его по-английски — не прощаясь. А тут еще случилась путаница.

— Где он?

— Кто?

— Русский! — орали, срывая голос, филеры.

— Вот он! — указывали «рексы» на русского «медведя», который помял им бока и попортил амуницию.

— Да вы что — это не он!

— Но он же русский! — справедливо возмущались «рексы». — И он оказал сопротивление!

— Да-да — русский, но это совсем другой русский, это тот русский, которого вы должны были защищать!

— А чего же он тогда нас бил? — недоуменно пожимали кевларовыми плечами немецкие бойцы.

— Так вы ж его по голове — дубинкой.

— Так он же первый начал!..

Наконец, кое-как разобравшись, кинулись в погоню. Сперва на улицу. Но, узнав, что из подъезда никто не выходил, бросились на чердак и на крышу.

— Вон он!

И верно!.. Беглец балансировал на самом краю крыши, намереваясь упасть вниз.

— Halt! — крикнули бойцы, карабкаясь по черепице. И снова: — Hende hoch!

Что беглец и сделал, четко выполнив команду, — поднял руки и заскользил вниз по крыше. Не упав лишь потому, что каким-то чудом зацепился за водосток.

К нему подскочили, схватили за руки, огрели по голове и втащили обратно на крышу.

Да, это был он — прохожий среднего возраста, роста и комплекции с незапоминающимся лицом! Тот, что вошел в подъезд с коробкой в руке.

— А где коробка? — крикнул кто-то.

— Какая?

— Та, что он нес в руках! С бомбой!

— Там, возле квартиры!

И крыша вмиг опустела.

И подъезд.

И двор.

И улица.

Жильцов всех квартир эвакуировали.

И соседних подъездов.

И соседних домов.

Как предписывает инструкция. Потому что если рванет и, не дай бог, кого-нибудь убьет или покалечит, то федеральному правительству придется платить им компенсации!

Все отхлынули…

В ходе операции наметилась пауза, которая могла закончиться не скоро. И… как угодно!..

Глава 28

Твою мать!.. Как же так могло выйти-то!..

В отчаянии подумал он. Так лопухнуться! Как самому распоследнему кретину! А все потому, что самонадеянность! И еще — Германия! Дома бы он такой промашки ни за что недопустил!..

А здесь — допустил! Прошляпил!

Ведь подозревал. Ведь глядел. И… Все равно не углядел!..

Эти-то откуда взялись?! Как снег на голову! Этих он совершенно упустил из виду!..

Вон они, повысовывались!..

И — верно!.. Из окна той мертвой, без признаков жизни квартиры, чуть не выползая на подоконник, полезли объективы видеокамер! Сразу двух! Направленных на дом «объекта». Вернее, на двор, где, суетясь, разворачивалась боевая операция, бегали бойцы в бронежилетах и шлемах с забралами.

А он думал, он уверен был, что там пусто, что никого нет. В помине! Почти на все сто! Еще бы — там же штора ни разу не колыхнулась, лучика света не пробилось!.. Вот он и расслабился!.. И чуть не попал!.. Как кур в ощип!..

Н-да!..

Там, в невидимом отсюда дворе, разворачивалось шумное шоу — крутились синие мигалки, кто-то лез на крышу, «рексы» тащили в машину упирающегося русского диверсантаи тащили на носилках в карету «Скорой помощи» побитого Herr Baumgartman… А в видимом отсюда доме, в квартире с темными окнами и задернутыми жалюзи, проклюнулась жизнь! В первый раз за все это время! И единственный!..

Выходит, те наблюдатели были не одни? А и другие тоже! Вот эти самые молчуны!.. Выходит, не подвела интуиция?

Но как они сидели, как сидели!.. Как неживые! Не дыша!..

Лишь когда случился захват, они позволили себе чуть больше. Позволили себе на мгновение высунуться. Когда бойцы группы быстрого реагирования выводили из подъезда арестанта. Потому что таиться уже смысла не имело — ведь злоумышленник был выслежен и схвачен. Поэтому и позволили!

Что и требовалось доказать.

И на чем строился весь расчет!