Чтение 20–й страницы книги ~Его сиятельство Каспар Фрай~

– Понял! Непременно черпак! - отозвался Карл.

Все стали придвигаться к костру, Каспар поднялся и начал помешивать готовый кулеш, затем выудил обмякшую еловую веточку и бросил в огонь, она затрещала, полыхнула искрами, к этому времени подоспел Карл с посудой и черпаком.

– Подходи по одному, не толкайся! - воскликнул Каспар, имитируя клич полковых кашеваров.

Разумеется, никто не толкался, и первая порция досталась де Шермону. Потом подошел майор-барон, следом - капитан-разведчик.

Углуку досталась большая деревянная долбленка, большей посудины генеральский слуга добыть не смог.

Фундинул удовольствовался обычной колодейкой и с аппетитом принялся за горячую кашу.

Повар де Шермона сначала долго нюхал свою порцию то вблизи, то с вытянутых рук. Граф стал есть сразу, его подстегивало любопытство. Очень скоро он вернул Карлу пустую колодейку, вытер губы кружевным платком и сказал:

– Во-первых, я обжег язык, во-вторых - брюхо! Но надо отдать генералу должное: в солдатской еде есть неповторимое очарование. Даже непонятно, как из соленой свинины и обыкновенного пшена можно сделать такое… э-э… замысловатое кушанье. Разумеется, все кости идут сержанту Углуку, надеюсь, никто не будет претендовать на них?

Углук оторвался от долбленки и ревнивым взглядом окинул всех присутствующих. На кости никто не претендовал, и он вернулся к кулешу.

– Признаться, ваше превосходительство, никогда не ел ничего подобного, хотя разведчики мастера в приготовлении солдатской каши, - признался капитан Корбюзье, вычищая колодейку.

– Давайте посуду, капитан, я положу вам добавки.

– Благодарю, ваше превосходительство.

– А как там наша разведка? - поинтересовался де Шермон, принимая от своего повара яблочный пудинг со сливками.

– Сейчас у меня есть сведения от роты, что придана полку майора-барона Дерека, ваше сиятельство. Но завтра утром я узнаю о всех остальных полках.

– Ну хорошо, было бы любопытно услышать и об этой роте, - кивнул граф. После того как он узнал, что разведчики льют на шляпу разведенный водою торф, ему стала интересна их деятельность.

– Прямо сейчас десять человек сидят на флангах и в арьергарде - в охвостье троны, а большая часть, числом примерно в три десятка, караулит наш дым.

– Э-э… что значит караулит дым? Они что же, на него веерами машут? - улыбнулся граф.

– Не совсем так, ваше сиятельство, дело в том, что дым от костров, которые так предусмотрительно зажгли в балке, распространяется вдоль подземной водяной жилы и постепенно ею поглощается.

– Вот как? - вскинулся граф и в удивлении облизал серебряную ложку. - Вы знали об этом, генерал?

– Совсем немного, - пожал плечами Каспар, доедая свой кулеш.

– Продолжайте, капитан, прошу вас, - попросил заинтригованный граф.

– Одним словом, ваше сиятельство, дым от полутора десятка костров, что горят в балке, водяная жила втягивает без остатка через три мили, и на всем протяжении этих трех миль дежурят разведчики. Мы должны быть уверены, что никто из посторонних этот дым не унюхает и не решит посмотреть, откуда он берется.

– Подумать только, в походе я никогда не задумывался, куда идет дым, хотя, припоминаю, всякий раз к огню приходилось спускаться в балку или к реке.

Граф поднялся. Майор-барон Дерек и капитан Рейтель вскочили тотчас, а Хуберт, Каспар и Фундинул с Углуком поднялись позже.

– Я иду спать, господа, спокойной ночи.

– И вам, граф, - ответил Каспар. - Мы тоже вскорости разбежимся, завтра длинный день.

Граф ушел, Каспар отдал Углуку попавшие ему в колодейку свиные кости и принялся за приготовленный Карлом чай. Допив его, сладко потянулся и направился к возу, где под пологом была приготовлена генеральская постель. Уже засыпая, он отметил, что в генеральском чине есть свои положительные стороны. Пока он лежал на мягкой постелибез сапог, Дерек бегал вдоль обоза и отдавал приказания. Часовые, лошади, овес, вода и провиант - обо всем этом теперь заботились другие.

Накануне сенатор не удержался от возлияний и всю ночь проспал без всяких снов. Лишь под утро, когда он встал облегчиться в ведро, стали мерещиться какие-то призраки, а по полу каюты от качки перекатывался череп.

«Откуда череп, чей череп? - недоумевал Ральер, снова проваливаясь в тошнотворный пьяный сон. - Мерзкая поездка, мер-р-рзкая…»

В следующий раз он проснулся при свете дня, когда прозвонили склянки, спустил ноги с койки и только теперь заметил, что спал в сапогах. Хотел их сейчас же снять, но догадался, что теперь это лишнее - спать больше не хотелось, а ходить по палубе босым для сенатора было непозволительно.

– Финтроп, скотина, не снял сапоги, - пробурчал сенатор и, широко зевнув, выдохнул из себя ужасный смрад, такой тяжкий, что самому сделалось неловко.

– Нужно прекращать пить, сенатор, нужно прекращать, ведь ты же не бродяга, ты… - сенатор снова зевнул, - полномочный представитель великой Гвиндосии.

Поднявшись с койки, он, пошатываясь, подошел к зеркалу и ухватился за привинченный к полу шкаф - сегодня качало особенно сильно.

– Ну и рожа… - произнес сенатор, увидев себя в зеркале. С трудом снял с гвоздика щетку и кое-как причесался. Когда вешал щетку обратно, уронил ее. Хотел нагнуться, чтобы поднять, но лишь махнул рукой. - Финтроп, скотина, ты где?!

Слуга не отзывался, и Ральеру пришлось самостоятельно стащить с себя залитый какой-то дрянью повседневный мундир и достать из сундука зеленый - дипломатический.

– Ладно, и так сойдет… - сказал он себе и, морщась от приступов тошноты, стал одеваться.

По полу что-то прокатилось, Ральер с запозданием повел нетвердым взглядом.

– Горшок, что ли, какой?

Он нагнулся ниже и увидел оскалившийся на него череп.

– Тьфу на тебя, фу! Сгинь, сила нечистая! - замахал рукой Ральер, пятясь к двери. В этот момент она распахнулась и в каюту заскочил Финтроп.

– Сэр, птицы на мачте! Где-то рядом должен быть берег!

– Какой берег, идиот, разве ты не видишь эту голову?! - воскликнул советник, указывая в темный угол каюты.

– Голову, сэр? - переспросил Финтроп и озабоченно покосился на хозяина.

– Ну да, череп!

– Там нет никакого черепа, сэр.

– Как нет?

Советник шагнул вперед, присмотрелся лучше - и действительно не нашел никаких нездоровых видений, только хвост селедки, что забросил под стол ленивый Финтроп.

– Ты почему в каюте не прибрался? - строго спросил сенатор и, размахнувшись, ударил слугу по лицу. - Умываться подай, сволочь!

Размазывая кровь, Финтроп бросился готовить воду, набирая ее из стоявшего в углу бочонка. От долгого хранения вода цвела и имела неприятный запах, однако для ее улучшения существовал войлочный фильтр с серебряным ситечком.

Пока слуга фильтровал воду, сенатор сердито таращился в подернутое налетом соли единственное окно.

– Прошу умываться, хозяин… - пробормотал Финтроп, осторожно приближаясь к советнику с большой фаянсовой умывальницей.

– Ну-ка дай! - сказал советник, забирая чашу. Слуга попятился, закрывая голову руками, однако сенатор не стал его бить, а припал к чаше губами и начал осушать ее большими жадными глотками.

– Возьми, - сказал он через некоторое время, возвращая чашу. Затем прихватил с ее дна несколько капель и растер по лицу.

– Подать еще, сэр?

– Не нужно. Напился, - ответил сенатор, чувствуя облегчение. - Почему сапоги не снял?

– Дык пробовал, хозяин, вы меня так каблуком приложили, что едва полборта не вынес. Во!

С этими словами Финтроп задрал на животе рубаху и предъявил отпечаток хозяйского сапога.

– Ладно, не снял, и ладно. А почему не прибрался?

Финтроп, потупившись, принялся теребить подол грязной рубахи, потом признался:

– Обиделся очень…

– Вот дурак-то, чего ж обижаться? Я ж тебя люблю как родного. Привык.

Сенатор снял с гвоздя шляпу и толкнул дверь, затем обернулся и добавил:

– Хотя лучше бы тебя, конечно, за борт…

Едва сенатор вышел на палубу и полной грудью вдохнул морской подсоленный воздух, как с «вороньего гнезда», где находился впередсмотрящий, раздался истерический вопль: «Земля»!

«Чего орать, если птицы уже все паруса засидели?» - подумал сенатор, глядя на белые потеки на желтоватой парусине.

Постояв еще немного, он поднялся на приступок капитанской палубы.

– Добрый день, сэр! - поздоровался с ним судоводитель.

– Добрый день, шкипер, - неприветливо ответил сенатор. - Вы бы пугнули этих тварей из арбалета, а то они все паруса загадили!

– Как можно, сэр, береговые птицы на мачтах существа священные.

– Что же в них особенного? - Сенатор запрокинул голову и, придерживая шляпу, попытался опознать облюбовавших марс птиц. - Они загадили вам паруса, да и палубе досталось.

– Это пустяк, сэр, - улыбнулся шкипер, его хорошее настроение не мог испортить даже этот желчный государственный чиновник. - Помнится, лет семь тому назад, когда я еще служил матросом на «Ломартине», мы промахнулись мимо островного архипелага Эпифания - это теперь они являются протекторатом Гвиндосии, а прежде о них ничего не знали. Три месяца мы болтались в незнакомых морях, вышли вода и сухари, мы были готовы сожрать друг друга. Но по ночам с глубин стал подниматься планктон, такой мелкий,что ловить его можно было только растянутыми на ивовых прутьях подштанниками. За ночь в полдюжины расставленных подштанников набивалось полторы-две меры мелких рачков, этого с избытком хватало, чтобы прокормиться команде, планктон был необыкновенно сытным. Соль выпаривали из морской воды, а осаживающиеся на кожаных пологах капли воды собирали, чтобы пить. Одним словом, кое-как приспособились, были живы, однако понимали, что только тонкая полоска удачи отделяет нас от гибели. И вот на стовторой день полоскания в океане над мачтами промелькнула птица. Дело было в полдень, жара, слабость. Матроса, что заметил птицу, хотели побить - дескать, нечего врать. Но спустя час птица пролетела еще раз, а потом уселась на мачту и, как вы заметили, нагадила на парус. Потом вспорхнула и унеслась вместе с ветром.

Птица улетела, и только это белое пятно осталось свидетелем тому, что она нам не померещилась. К вечеру мы увидели берег, и тогда даже старые морские волки не могли сдержать слез - плакали все. На берегу мы наконец сняли истрепанные паруса и заменили запасными, а шкипер вырезал ножом клочок с белым пятном, что оставила птица, и унес к себе, чтобы спрятать в рундук.

– Да вам истории для дам писать надобно, а не суда водить! - заметил сенатор, хотя рассказ шкипера слушал затаив дыхание.

– Я лишь объяснил, почему терпимо отношусь к этим птахам, сэр, - ответил шкипер, снисходительно улыбаясь.

– Так что там, действительно берег?

– Пока только остров, сэр, материковая часть начнется в двух с половиной милях далее.

– Я помню… Дайте-ка свою трубу, я посмотрю на этот… прибой или что там может быть на острове.

– Пожалуйста, сэр, только…

– Я прекрасно помню, как открывается труба, шкипер, - опередил его сенатор, забирая подзорную трубу. - Государственные чиновники не так глупы, как принято о них рассказывать.

Сенатор открыл трубу и стал смотреть на едва заметную темную полоску у горизонта.

– Кажется, парус… Да, я вижу парус.

– Их там несколько, сэр, мелководье у острова богато рыбой, вы видите паруса рыбацких лодок. Мессир Лаггер предсказал их появление еще три часа назад, он выходил изсвоего канатного ящика, чтобы подышать, и я, воспользовавшись случаем, задал вопрос… Интересно, чем он сейчас занимается в темноте этой клетушки?

«Чем занимается в темноте клетушки, - мысленно повторил мессир Лаггер и усмехнулся. - Да уж не подслушиваю ваши мелкие мыслишки».

Он сидел между мотками веревки и по обыкновению последних двухсот лет своей жизни постигал бесконечность и непрерывность сущего мира. Нашествия демонов, битвы орков, разгул стихий - все это он уже видел и осознал, однако пока не мог отделить себя подлинного от привнесенного, а это являлось основной частью его пути. После разделения, он знал это, наступит возвышение и постижение высшей мудрости, но не теперь - время еще не пришло.

Лаггера раздражали люди, их глупые мысли, которые он, сам того не желая, все время слышал. А еще одолевало желание первенства и могущества над магическим миром. Когда-то давно седой странствующий старец сказал Лаггеру, что достичь просветления можно, лишь избавившись от этой тяжести, и молодой целеустремленный юноша его понял, понимал он это и сейчас, постигая умом сказанное и увиденное, но… как же нелегко расставаться с тем, что всегда считал частью себя, своей неизменной стезей.

На дощатой стенке дрогнул солнечный зайчик, что-то ударилось об пол и покатилось от бухты просмоленного каната к утлой деревянной дверце.

Маг перевел глаза на упавший предмет и усмехнулся. Это был отшлифованный череп с пустыми глазницами, уставленными на мессира Лаггера с немым вопросом.

– Ты что же, думал напугать меня своим появлением? - спросил он.

– Мне трудно думать, я иду на запах силы, чтобы найти себе союзника.

– Кому нужен такой союзник, как ты? У тебя нет ничего, что можно предложить. Ты ведь, кажется… в узилище? Я не знаю, кто ты, но я вижу на твоих руках кандалы, запечатанные словом. Ты наказан своим орденом.

– Да, я наказан… Но время ли сейчас обсуждать это? Я предлагаю тебе союз, чужеземец! И решай поскорее, мои силы на исходе! Я и так порастратил их впустую…

– Говори, я слушаю.

Череп прокатился до дверцы, вернулся назад, его челюсти лязгнули, и он произнес:

– Убей Фрая, и половина его силы отойдет к тебе.

– Кто такой Фрай? - искренне удивился Лаггер.

– Ах, ну да, ты же еще не ступил на берег! - Череп лязгнул зубами: - Ты знаешь его под именем «граф Проныра».

– Это имя мне знакомо, но я получил его из неясного прозрения и никакие подробности мне пока неизвестны.

– Неизвестны сейчас, будут известны после! Я гонялся за этим человеком много лет, ему всегда везло, а я старался забрать у него его удачу - в чем ее ценность, полагаю, объяснять не нужно?

– Не нужно. Ты хочешь, чтобы я убил его, как только узнаю о нем больше?

– Вот именно!

– В таком случае я требую увеличить долю…

– Сколько ты хочешь?! - проскрипел череп и завертелся, словно брошенный булыжник.

– Семь из десяти.

– Хорошо, я согласен. Убей его, и твоей доли хватит, чтобы воссоздать в Харнлоне магический орден.

– Ты слишком много про меня знаешь…

– А тут и знать не нужно. Зачем магу отправляться в дальние походы? Только ради силы и могущества, а на этом диком берегу никого нет, если не считать травника в дрянной хижине. Прощай, Лаггер, надеюсь, тебе повезет больше, чем другим. Постарайся сконцентрироваться, удачливость делает Фрая необыкновенно скользким.

– Я все сделаю как надо, однако твоей доли все равно не хватит, чтобы освободиться от заговоренных цепей.

– Я не собираюсь освобождаться, я думаю откупиться. В нашем ордене достаточно силы, но вот удачи не хватает. Еще раз прощай.

– Прощай…

Череп медленно растворился в воздухе, у этого мага уже не было сил на эффектные хлопки и искры.

– Фрай, он же граф Проныра, - шепотом произнес мессир Лаггер и мысленным взором окинул ничейную территорию, где можно было создать собственный магический орден.

Перспективы завораживали.

День за днем, привал за привалом войско генерала Фрая преодолевало все трудности скрытного марша. На нехоженых тропах лошади теряли подковы, у телег ломались оси, всадникам угрожали затянутые дерном бездонные ямы, однако все неурядицы, что преследовали войско на марше, не были напрасными, армия продвигалась скрытно, обтекая колоннами деревни, минуя хутора и заслоняясь разведчиками от посторонних глаз. Трижды стесненное холмами и оврагами войско было вынуждено проходить через поселения чекмесов и два раза в сторону Тыкерьи из них бежали лазутчики, однако были вовремя перехвачены разведкой.

Оставаясь нежданным для противника, войско разместилось на ночлег среди дюн и низкого кустарника, чтобы уже на другой день выйти к намеченной цели.

Жечь костры было нельзя, и ночью стало холодно - сказывался ветер с океана. Пришлось ставить лошадей плотнее под самые дюны, а солдаты кутались в войлочные накидки и дождевики.

– Ничего, ребята, завтра возле Тыкерьи отогреемся! - подбадривали гвардейцев офицеры.

Стали собираться солдаты вердийской роты. По рекомендации майор-барона Дерека командиром группы лазутчиков был назначен сержант Ланс Чепис. При свете походной лампы в небольшом штабном шатре Каспар давал главному лазутчику последние указания:

– Вы определились, как пойдете?

– Так точно, ваше превосходительство. Под мужиков косить у нас не получится, мы же бриты, стрижены и к мытью приучены, таких сразу распознают.

– Значит, как дезертиры побежите?

– Именно так, ваше превосходительство. Поэтому белье свое оставим, сапоги - тоже, опять же удобно, что обувь привычная.

– Что скажете?

– Скажем, что осмелели, когда король уехал, и решили домой податься, поскольку призваны были насильно.

– Насильно в королевскую гвардию? Поверят ли?

– Поверят, ваше превосходительство, - усмехнулся Чепис - Я своих земляков хорошо знаю. Скажем, что давно мечтали о вердийской земле от «моря и до моря», они поверят.

– Что думаете делать, как в город пустят?

– Смотреть будем, ваше превосходительство. Если косо будут поглядывать, мы лучше лишний день пересидим.

– Все правильно, - кивнул Каспар, хотя понимал, что лишний день - это возможность для противника подвести подкрепления. В этом случае вердийцы могли добиться численного превосходства и попытаться ударить с двух сторон - из крепости и подведенными резервами.

– Ну что же, сержант Чепис, от вас и вашей команды теперь зависит если не все, то очень многое.

– Понимаю, ваше превосходительство.

– Отправляйтесь к своей команде, через два часа вам нужно выходить.

Чепис ушел, а Каспар стал обходить обоз. Прикрываясь пологами и подсвечивая себе лампами, плотники ремонтировали не выдержавшие дороги телеги. Солдаты спали, пользуясь первой же возможностью, иногда на голой земле, кутаясь в теплые накидки и подкладывая под головы седла. Часовые, в тех же накидках, занимали места на дюнах, где ветер чувствовался значительно сильнее.

Командир разведотряда капитан Карбюзье отсыпался на телеге. Последние две ночи он почти не спал, координируя движение разделенных колонн войска. Теперь все оказались вместе, кроме отправленной вперед авангардной группы из двухсот всадников, смотревшей за поведением вердийцев.

В обозе Каспар встретил де Шермона. Облокотившись на возок, тот ждал, пока в его кибитке приготовят постель. В суровых походных условиях его светлость отказывался от личного шатра и довольствовался большой кибиткой, однако возил с собой пятерых слуг, повара и двух оруженосцев, составлявших его свиту.

– Вы не видели Хуберта, граф?

– Он уже спит, вон там под пологами. С ним все в порядке.

– Спасибо, что вы приглядываете за ним, граф.

– Молодой человек нуждается в наставнике, пусть им лучше буду я, нежели гвардейские сержанты. Они не годятся для превращения провинциального юноши в сиятельного графа.

– О, сейчас я думаю об этом меньше всего.

– Понимаю вас, генерал, и тем не менее…

– Ваша светлость, извольте ложиться - все готово! - донеслось из темноты.

– Спокойной ночи, граф!

– И вам того же, генерал, но более всего - хорошего завтрашнего дня.

Войско начало подниматься еще до восхода.

Едва посветлел восточный краешек неба, сержанты стали бесцеремонно расталкивать солдат и шипеть им на ухо:

– Вставай уже, лежебока, так и хлеб свой проспишь!